Виталий Иконников
Алуим
глава 11
– Здравствуйте, бабушка.
– Здоров, милок. Чего тебе?
– Я к внучке вашей. Дома она?
– А ты кем будешь?
– Я жених её.
– Хто?
– Говорю, жених внучки вашей. Владом меня зовут. Вот, тортик вкусный к чаю принёс.
– Ох, ты ж, Господи! – бабуля спешно поднимается с лавочки. – Жених! – с неким благоговением произносит она. – Проходи, проходи, родимый, – поднявшись по ступенькам к белым резным дверям дома, тянет за красную металлическую ручку и зовёт: – Мальвинка, иди сюда!
– Чего, бабуль? – доносится из глубин дома.
– Не чевокай, иди гостя встречай. Суженый твой пришёл.
– Кто?
– Жених твой.
В ответ тишина. Молча жду, мнусь на месте, разглядываю под ногами мелкие трещинки в асфальте. Силой сдерживаю эмоции, чтобы не смеяться. Слышу, где-то по близости в траве стрекочут сверчки. После шести вечера они всегда заняты одним и тем же. Вскоре на пороге появляется Мальвина: в домашнем халате в чёрно-белый ромбик и чёрных шлёпанцах, без косметики, волосы сплетены в косу, спадающую на грудь через плечо. Держит левую руку за спиной, что-то пряча. Смотрит удивлёнными, но всё такими же невероятно красивыми глазами.
– Здравствуй, любимая.
Знаю, что застал её врасплох, неподготовленную, и оттого мне весело.
– Привет.
Ох, уж этот взгляд! Сейчас бы я много чего услышал в свой адрес, но ещё в нашу первую встречу я понял, что дома при бабушке Мальвина ведёт себя показательно прилежно, чем и решил воспользоваться.
– Да наведи ты марафет, – говорит ей бабуля. – Насмотрится на тебя такую и сбежит.
– Не сбегу, – успокаиваю я. – Она самая лучшая.
Лицо бабушки расплылось в улыбке:
– Владик, ты проходи, не стесняйся, – показывает рукой в сторону деревянной беседки в форме восьмиугольника с купольной крышей. Внутри неё полукругом размещены скамейки, в центре стоит деревянный круглый стол. – Сейчас мы быстренько что-нибудь сообразим.
– Спасибо, не стоит.
– Накормить жениха – святая обязанность, – отвечает бабушка и направляется внутрь дома.
– Я сама всё сделаю, – Мальвина делает шаг в сторону, уступая ей дорогу. Руку всё ещё держит за спиной.
– Ты переоденься сначала, – говорит бабуля.
Спустившись со ступенек, Мальвина подходит ко мне:
– Что за дела?
– Соскучился, – с не сходящей улыбкой говорю я. – А вообще ты должна мне ужин.
– Я тебя убью, – демонстративно показывает пистолет, отобранный у Пуха и его подельников.
– Ты же хотела от них избавиться.
– Один решила приберечь для незваных гостей, – тычет стволом мне в плечо. – Номер-то сбит, так что в органы не заявят.
Смотрим друг на друга, ведём безмолвный диалог взглядов. Вскоре появляется бабушка с двумя тарелками:
– Внучка, бери, ставь на стол. Ну что ж ты всё в халате своём ходишь!
– Он меня и такой любит.
Незаметно передает пистолет мне и идёт брать тарелки. Возвращается, ставит их на стол. Кусок сыра, небольшое колечко домашней колбаски, два огурца, два помидора и нож. Тем временем бабушка опять ненадолго исчезает в доме, затем возвращается с тарелкой холодца, вилками, двумя кружками и литровой стеклянной бутылкой без этикетки. Внутри какой-то красный напиток.
– Винцо домашнее уважаешь?
– Если только немного.
– Не скромничай, милок. Винцо хорошее, из смородины. Мальвина сама делала. Она хоть и вредина, но хозяйственная.
– Спасибо, бабуль, – произносит Мальвина.
– Ну, ты нарезай, а я пошла. Не буду вам мешать.
– Возьмите, – протягиваю тортик. – Спасибо вам за гостеприимство.
Бабушка стесняется принимать гостинец. Мальвина берёт у меня коробку и вкладывает ей в руки. – Скоро «Поле чудес» начнётся, будешь смотреть и торт с чаем пить.
Бабуля благодарно кивает и уходит.
– Теперь говори, нахрена припёрся? – серьёзным голосом спрашивает красотка.
– Запомнил слова твоей бабушки, что женихи сами должны в гости приходить.
– Ха-ха, – демонстративно смеётся. – Бабушка живёт по дореволюционным правилам этикета. А ты какое имеешь к ним отношение?
– Прекрати дерзить!
– Я тебя не приглашала.
– А я думал, мы друзья!
Мальвина замолкает. Всматривается в лицо, словно раздумывая, какой скрытый смысл несут мои слова.
– Режь продукты. Я голоден.
– Ты давай не перегибай.
– Восстанавливаю паритет.
Чуть посомневавшись, она произносит:
– Наливай вино, – и начинает наскоро резать сыр.
С улыбкой скручиваю с бутылки жестяную крышку, вдыхаю аромат – пахнет приятно, ни намёка на спиртовую вонь. Наливаю вино в кружки до половины. Мальвина заканчивает нарезать колбасу, присаживается напротив меня, кивает. Не чокаясь, выпиваем до дна.
– Жора не искал?
– Не знаю. Сюда никто не заявлялся. До тебя. А в городе я теперь редко бываю, выиграть или выманить денег пока не у кого.
– Ты знаешь хороший способ – кирпич в окно.
Мальвина впервые улыбнулась:
– Подельника для этого не нашла.
Указывает взглядом на кружки. Беру бутылку и снова наполняю их до половины. Вино действительно вкусное и пьётся как компот – легко и приятно.
– Вообще, я хотела тебе позвонить, – говорит Мальвина, водя внешней стороной пальцев по поверхности кружки. – Узнать, как там раны? Но телефон после Днепра сдох, а номера все в нём были сохранены, не на симке. Спрашивала твои цифры в "Топольке" – никто не знает. Даже мелкую просила, если тебя встретит, номер взять. Сказала, с таким цветом волос ни с кем не спутаешь.
– Мелкую?
– Сеструха моя младшая, – жестом руки показывает рост на уровне стола.
– А где ваши родители?
– Нет родителей, – коротко и спокойно отвечает Мальвина. И я понимаю, что эту тему продолжать не стоит. – Верни пистолет, и давай уже поедим.
Я пришёл сюда сегодня не просто так. Хамадиши искал человека по имени Алуим, и он направлял меня к Мальвине. Простейшая логическая цепочка родила предположение, что Мальвина и есть Алуим. Посмотрев в интернете, я вообще не нашёл ни одного упоминания этого имени. Похоже на мужское, но вполне может быть и женским, если взять в расчёт Ближний Восток или Индостан. Хамадиши ведь тоже далёк от Ивана. А если учесть характер Мальвины, она с гордостью могла бы носить любое мужское имя. Вопрос в том, каким способом я могу утвердить или опровергнуть свою догадку? По глазам не прочтёшь, прямо не спросишь, наводящих вопросов нет ни одного. Да и откуда? Я задумался об этом лишь сейчас и, взглянув на Мальвину, вдруг понял, признался сам себе, что соскучился. Странное такое чувство – соскучиться по малознакомой девушке. Хотя, мне уже кажется, будто мы знаем друг друга целую вечность.
– Ты атеистка? – первое, что пришло в голову для продолжения беседы.
– Ты насчёт татуировки? – улыбается Мальвина.
– Да.
– Я ярая атеистка. Мне хватило первых шести книг Ветхого завета, чтобы перестать причислять себя к христианству.
– Так ты не веришь в Бога или в религии?
– А разница в чём?
– Не знаю… Может, религия – опиум, но высший разум в какой-либо форме, да существует. И он не возвышает одну нацию над другими, не посылает людям странные книги и не заставляет их заниматься геноцидом.
– Точно! – соглашается Мальвина. – Настоящий геноцид. Толпа головорезов носится по пустыне и вырезает целые города. И чем они отличаются от террористов, про которых каждый день в новостях говорят?! Берут в рабство, грабят и убивают. Иисус Навин заключил договор со шлюхой, чтобы она помогла его банде проникнуть в город и всех уничтожить. Со шлюхой! Не за разврат ли потопом и огненной серой Бог людей наказывал? А тут на тебе – всё можно, все средства хороши. Но больше всех выбесил Моисей. Когда он бежал из Египта, его приютили Мадианитяне. Отпоили, откормили, дали жену и работу. А что в итоге? Он возвращается с бандой и натравливает её на своих спасителей. Причём, когда Моисею приводят пленных женщин и детей, он злится и приказывает убить всех, кроме девочек-девственниц, которых в итоге осталось тридцать две тысячи. Тридцать две! Ты только вдумайся! Сколько же они вырезали мужчин, женщин и детей за раз? И таких налётов было восемь. Представь эти гигантские горы трупов. Не буквами представь, а картиной. А ведь на девственность ещё и проверить нужно. Сам понимаешь, не в гинекологическом кресле…
Впервые вижу Мальвину такой возбуждённой. Даже во время нашего побега она держалась более спокойной. Берёт кружку, выпивает вино и продолжает:
– А ещё меня злит, что они про Лилит всё вырезали.
– Кто это?
– Первая жена Адама. Не слышал?
– Я не особо-то вникал в Библию.
– Так в Библии её больше и нет. Бог в первой главе на шестой день создаёт мужчину и женщину по своему образу и подобию. Но уже во второй главе Адам оказывается единственным человеком, и из его ребра создаётся Ева. А всё потому, что первая женщина – Лилит – сбежала от муженька. Тот стал требовать от неё подчинения, как от всех животных. Вот Лилит и послала Адама подальше, ведь она была равной ему по происхождению. Тогда из ребра сделали «тряпочку» Еву. Да и то, как мы видим, ничего он в семье не решал. Конечно, вся эта генная инженерия – ерунда, но даже тут они нашли, чем меня выбесить.
– Мне кажется, дело совсем не в религии.
– А в чём же?
– В твоём желании быть независимой от мужского пола. Ты ненавидишь властолюбивых мужчин и словно мстишь за что-то, сама пытаясь ими манипулировать.
Чувствую, после этих слов Мальвина на меня сорвётся.
– Нет, родной, – мило улыбается. – Иначе бы ТЫ тут сейчас не сидел.
Берёт бутылку, сама разливает вино. Я потихоньку поедаю холодец. Он реально хорош. Пристально глядя друг другу в глаза, мы чокаемся. Между нами явно что-то происходит. Я не стремлюсь завладеть её телом, она не стремится меня использовать.
– Выйдя без косметики и в халате, ты не побежала краситься и переодеваться. Мне это понравилось.
– По глазам увидела, что ты не шары подкатывать пришёл. И пожалела.
– О чём?
– Не о чём, а тебя, мой милый. Мы, женщины, всё любим изменять. Постоянно. Причёски, шмотки, убранство дома. И особенно мужиков. Правим их внешность, корректируем действия, подавляем старые привычки и навязываем новые. А потом либо хвалимся результатом перед подругами, либо ноем, что мужик уже не тот, каким его полюбили. Это две стороны женской сущности, их не выпаять из схемы. Единственный выход для мужиков – полностью игнорировать наше мнение. Но когда вы западаете, то автоматически ставите подпись, даёте согласие меняться. Я же вижу, что нравлюсь тебе. И дело не только в моих глазках и заднице. Поэтому и не хочу сближаться. Я не хочу тебя менять.
– Слишком издалека ты зашла, чтобы в симпатии мне признаться.
Мальвина встаёт, с улыбкой качая головой:
– Принесу ещё холодца.
Поправляет халатик, забирает со стола пустую тарелку и, виляя бёдрами, идёт к дому. Изящно, сексуально, и при этом так естественно. Свободно. Белый ромбик, чёрный ромбик, белый ромбик, чёрный ромбик. Исчезает в дверном проёме. Думаю, сейчас Хамадиши произнёс бы какую-нибудь пошлую, колкую фразу. Подстрекающую или, наоборот, отталкивающую. Он умеет. У меня тоже иногда получается, но я не стану пытаться.
«Не хочу тебя менять».
А я бы хотел изменить Мальвину? Приручить тот огонь, что всегда горит в её глазах? Сделать покорной, податливой?.. Нет, вряд ли. Глупые мысли. Да она и так другая. Не такая, какой старается себя показать. Хорошая. Просто изначально никому не доверяет. И правильно делает. При первичном знакомстве мы все всегда в масках.
Возвращается. С новой тарелкой холодца и ещё одной литровой бутылкой вина. Похоже, мне действительно рады. Халатик сменился на чёрные спортивные штаны и красную кофту – воздух становится прохладней. Макияжа нет. Кривит губы влево, пряча улыбку, вызванную тем, что я внимательно разглядываю её лицо. Разливает нам вино из первой бутылки, берёт кружку:
– За тебя, собутыльник. Ты первый мой гость за последние десять лет, – делает глоток.
– Приятно видеть тебя хозяйственной и домашней, – выпиваю до дна.
Но тут огоньки в глазах Мальвины превращаются в куски льда. Небрежным движением она ставит кружку на стол.
– Вставай, ты уходишь! – тон резкий, грубый.
– Что такое?
– Ничего. Вечер окончен.
– Да в чём дело-то? – непонимающе спрашиваю я.
– Ты кого во мне увидел?! – выражение лица Мальвины стало совсем чужим. – Это твоя блондинка домашняя и покладистая. Решил, что и меня приручил?
– Я просто похвалил. Это комплимент, а не оскорбление.
– Похвала нужна тем, кто хочет выслужиться!
– Да ты чего завелась-то? – поднимаюсь из-за стола. – Хорошо же сидели.
– Хорошего понемногу.
– И тебя никто не принуждал быть гостеприимной. Сама так решила.
– Значит, ты плохо на меня влияешь. Уходи!
«Как же она меня бесит!»
Злость пульсирует в голове в ритм басов, льющихся из открытых дверей Дома культуры. В три глотка допиваю бутылку, плачу пять гривен на входе и прохожу внутрь, где в самом разгаре идёт пятничная сельская дискотека. Десятка три малолеток, откровенно пьяные, дёргаются под уже ставшую классикой композицию Dj Azik – «Asia». Девочки задирают футболки, делая из них топики, парни и вовсе раздеты по пояс – в клубе невероятно жарко и душно. Плевать, я скоро тоже разденусь и пущусь в пляс, вот только поздороваюсь с ди-джеем. Подстраивая шаг под ритм музыки, иду в другой конец помещения, где за длинным деревянным столом, в наушниках, клацая что-то в ноутбуке, сидит Дима – сын заведующей. По обе стороны от стола стоят большие чёрные колонки, выдающие мощный звук, провоцируя меня показать класс всем этим деткам. Под столом лежит стробоскоп, мигающий четырьмя разными цветами – красным, жёлтым, зелёным и синим – в определённой последовательности. Вспышки яркие и раздражают моё величество. Хочу ногой разбить пару фонарей.
Час назад я пил водку. Да. Вот так. Встретив в сельском магазине компанию знакомых парней, гневно обсуждающих результаты правления Януковича, я купил большую бутылку «Хортицы» и присоединился к ним. Частично зная от бабы Лены основные проблемы, мне не составило труда влиться в атмосферу коллектива. Запивали мы томатным соком, кто-то притащил из своего погреба трёхлитровую банку. Продавщицы не возражали, ведь водка и стаканчики были куплены у них. Под быстро разлетающуюся по желудкам «кровавую Мэри» разговор сам собой перекинулся на женский пол. Местный аналог нашего дворового Санька назвал всех женщин стервами, и я тут же почувствовал себя как дома. Ударив кулаком по столу, я сказал, что он чертовски прав, обнялся с ним, и попросил продавщицу принести ещё бутылку. То недовольство, которое вызвала в душе Мальвина, нужно было обязательно заглушить, иначе кого-то заглушат мои кулаки.
«Признаёшься в любви, а через минуту гонишь. Да что ты о себе возомнила?!»
– Почему бабы такие бабы? – задался я серьёзным философским вопросом. И тут же получил исчерпывающий ответ:
– Потому что бабы.
Компания оказалась весёлой, но слишком статичной. Они не хотели никуда дислоцироваться. Мне же не сиделось на месте, поэтому я взял пару бутылок пива и пошёл в сторону Красноармеевки. Далеко уйти не получилось, ведь на пути стоял Дом культуры. Музыка увлекла меня.
Здороваюсь с Димой и, крича ему в ухо, прошу вырубить стробоскоп хотя бы на пять минут. Он соглашается. На танцпол падает ночь. Раздаются восторженные возгласы еле различимых теперь силуэтов. Колонки льют звук, в голове всё начинает кружиться. Я кусаю губу и смотрю в дальний конец зала. Мне вспомнился момент, когда два месяца назад мы с Мальвиной мимоходом были здесь, пытаясь скрыться от Пуха и его парней. В подмышке кольнуло, организм напомнил о событиях того вечера.
«Любишь играть, стерва? Учти, я отыграюсь».
Закрываю глаза и отдаюсь волнам музыки. Сознание отравлено злостью, организм отравлен водкой – самое время для танца. Трек Claude Vonstroke – «Who’s Afraid Of Detroit» (Stanton Warriors Remix) растворяет меня в пространстве, делает пластичным. Начинаю сливаться с этой незамысловатой, но такой цепкой мелодией. Тут кто-то хватает мою руку. Открываю глаза, но вижу лишь силуэт. Девушка, очень худенькая, лица в темноте не разобрать. Держит за запястье и тянет за собой. Не говорит ни слова. Я не сопротивляюсь, иду вслед за ней. Наверное, хочет вместе потанцевать. Нет, минуем весь зал. Мне смешно от происходящего и в то же время интересно. Выходим на свежий воздух, оказываемся под фонарём. Свет бьёт по глазам, привыкшим к темноте. Сворачиваем за угол, останавливаемся друг перед другом. Сфокусировав взгляд на юном личике, я чуть было не ахнул. Одетая в белые штаны и красную майку без рукавов, с распущенными волосами каштанового цвета и мелированной чёлкой, передо мной стоит и хлопает глазками мини-копия Мальвины.
– Влад из России – ты? – спрашивает она голосом ещё не женским, но уже и не детским.
– Да.
– Я сестра Мальвины. Она просила узнать твой номер.
– Как тебя зовут?
– Алла.
– Сколько тебе лет?
– А что?
– Интересно.
– Информация стоит денег, – кривит губы в улыбке как её старшая сестра. Сразу видно, чьё воспитание. Но взгляд, конечно же, другой.
– По жопе получишь.
– Пятнадцать.
В высоту девочка примерно сто шестьдесят. Тут же вспомнился жест Мальвины, демонстрирующий рост ребёнка на уровне стола.
«Мелкая…»
И тут внутри меня вспыхивает пьянящая жажда мести.
– Ты так похожа на сестру. Но при этом ещё красивее.
Коварный, запрещённый приём. Вот только мне сейчас плевать.
– Спасибо, – смущённо отвечает Алла. И в то же время во взгляде заметна гордость от услышанных слов.
– Какие на сегодня планы?
– Идём с девчонками домой к деду моей подруги.
– А он где?
– В больнице.
– Давай мы с вами, – предлагаю я.
– Кто это мы?
Торможу рукой проходящего мимо нас младшего брата Матвея, с номера которого мне звонила Мальвина и просила встречи у причала. Он нужен как связующее звено: тут все всех знают, а знакомый знакомого – уже не чужой.
– Вот, мы. Я куплю выпить. Ну что?
– Сейчас спрошу у подружки, – говорит Алла.
Через минуту ситуация решается в мою пользу.
Алкоголь растворяет совесть – известный факт. Стоит капле спирта попасть на язык, как власть над тобой перехватывает тёмная сторона. Да-да, каким бы плохим человеком ты ни был, внутри тебя есть нечто гораздо худшее. И когда совесть полностью растворена, начинается бал.
Одноэтажный кирпичный дом с покатой крышей, построенный примерно в середине прошлого века. Просторная комната с жёлтыми узорчатыми обоями и зелёными шторами. Мы пьём баночные коктейли и пьянеем под заводные хиты украинской поп-сцены, звучащие из старого музыкального центра с «сиди-чейнджером» на три диска. Удобно устроившись на небольшом двухместном диванчике, я рассказываю забавные истории из своей жизни, умело шучу. Все хохочут, порой так сильно, что разливают «эликсир веселья» себе на штаны или брызжут им через нос. Здесь ещё три парня, но большинство девочек зачарованно смотрят на меня. А я практически не свожу глаз с Аллы, которая в моих объятиях чувствует себя королевой вечера. Она смеётся и закидывает голову назад так же, как это делает старшая сестра. Её наивное ощущение взрослости и ментальная хрупкость делают меня всемогущим демоном, играющимся с трёхмесячным котёнком. Они с Мальвиной так похожи. А месть так сладка. Хотя… Нет. Это уже не месть, а что-то другое. Я ощущаю сладостное желание, зародившееся тогда, в темноте улицы, по отношению к Мальвине, и спроецированное сейчас на её мини-копию. Есть пошлый аналог выражения «Любви все возрасты покорны». И со мной происходит именно это. Я позволяю этому происходить. Я позволяю себе хотеть Аллу.
Девочка-хозяйка вместе с парнем по имени Макар поднимаются с дивана и в обнимку выходят из зала. Моя фантазия рисует их намерения в ярких красках, и по телу пробегает дрожь, словно бы у меня сегодня всё будет впервые. Спален в доме всего две, и я обязан занять свободную. Под предлогом взять из холодильника ещё коктейлей, беру Аллу на руки и исчезаю из комнаты.
Мне нравится тот задор, с которым она целуется. Как запускает руки под футболку и гладит мою спину, кусает губы. Старается быть страстной, напористой, настоящей взрослой женщиной. И это так умиляет. Набоков, я сейчас тебя понимаю! Хватаю низ её футболки и стягиваю через голову. Белый лифчик с застёжкой спереди прикрывает первый размер груди. Как же эта грудь желанна! Но демоническое вожделение хочется растянуть подольше. Распускаю Алле волосы, слегка подталкиваю её, и мы вместе падаем на жёсткую, скрипучую, пружинистую кровать. Целуемся, целуемся, целуемся. Наконец, не в силах оттягивать удовольствие, я расстёгиваю её лиф. Маленькая аккуратная грудь с небольшими торчащими сосочками кружит голову сильнее алкоголя. Я припадаю к ней губами и чувствую, как Алла вздрагивает, глубоко дышит. Какая же она вкусная, я готов рычать. Глажу пальцами плоский животик, описываю ими круги вокруг пупка с маленьким серебряным колечком. Рука медленно движется вниз, скользит по ширинке, накрывает промежность. Средним и безымянным пальцем через ткань одежды нахожу ту самую точку, Алла издает тихий стон. Отрываюсь от груди, поднимаю голову, смотрю Алле в глаза. Пальцы продолжают лёгкую стимуляцию. Сейчас должно что-то произойти. Даже хочется услышать какую-нибудь реплику Хамадиши и ощутить, что мы с ним не такие уж и разные. Не отвожу взгляда от лица Аллы. Она ждёт, мучается в истоме. Она отдала мне своё тело. И робкая, неуверенная, немножко глупая в данный момент улыбка призывает меня не медлить и взять его.
Снова целую Аллу в губы. Проникаю кончиками пальцев под брюки, в трусики. Кожа выбрита. Такая нежная. Мозг отправляет пальцам сигнал проникнуть глубже…
Но пальцы не слушаются. Рука застыла. Закаменела. Не сдвинется вперёд ни на миллиметр. Чувствую, как во мне нарастает волнение. Именно оно заставляло оттягивать вожделенный момент. Стараюсь игнорировать и решаю расстегнуть ширинку на брюках Аллы. Пальцы послушно покидают заветное пространство, обхватывают пуговицу… но опять застывают, не желая высвободить её из петли. Мы продолжаем целоваться, но уже оба чувствуем – что-то не так. Мне становится дискомфортно от мысли, что Алла увидит в этом свою вину. И тут в лоб молотком бьёт та правда, осознание которой не обойти: я не смогу переспать с пятнадцатилетней сестрой Мальвины. Упрямо продолжаю на себя давить, но глубинная сила могущественнее пьяного разума.
Прервав поцелуи, снова гляжу на юное красивое личико. Мне вдруг представилась картина, на которой я – иудейский варвар – склонился над маленькой мадианитянской пленницей, чтобы своим обрезанным членом решить, будет ли она рабыней или ещё одним трупом.
«Все мы только трахаемся и бухаем…»
Слова, сказанные когда-то Артуром, вспомнились как нельзя кстати. Всё так и есть. А ведь нам не хотелось в них верить.
Алла смотрит на меня с непониманием и растерянностью. Но неловкий момент длится недолго. Во дворе за окном начали драку двое парней. Раздаётся грохот, крики, голова младшего брата Матвея ударяется о стекло, осколки со звоном сыпятся на пол занятой нами комнаты…
Интимная обстановка закончилась.
