В. Слесарев
Геймекер
Кстати, мы можем сделать тренажер с бабой, которой можно придать различный уровень сложности – от пластиковой куклы до натурального, и даже на порядок более сложного, можно сказать, «божественного» уровня, и апробировать ее в различных режимах. Потом обменяться мнениями, кому что понравилось. Может быть, я и неправ. Простота тоже имеет свой шарм и право на существование.
То же самое, я думаю, и с миром в целом. Если нет реальных ограничений по объемам вычислений, то чем сложнее устроен мир, тем более «настоящим» он будет восприниматься. Однако, я согласен и с тем, что клиент должен обладать определенным уровнем преференций, по сравнению с аборигенными персонажами.
Но эта потребность у всех разная. Одни захотят быть богами абсолютными. Карать и миловать. Особенно школота. Другим это не интересно. Полноценное общение требует хотя бы относительного равенства партнеров.
Проще всего этот вопрос решается в индивидуальных играх, где посетитель может сам выбрать степень своей божественности. Но в сетевом, многоклиентском варианте необходимо найти оптимальное соотношение. Я думаю, преференций здесь нужно совсем немного. Иначе потеряется ощущение естественности.
Можно, конечно, устроить параллельные миры с разной степенью обожествленности заказчиков, но в этом случае клиентская база размажется, и каждый отдельный мир станет менее интересным и привлекательным.
– Еще один вопрос, – подняв стакан, Кондаков сделал маленький глоток и стал гонять жгучую жидкость во рту. Когда она исчезла, он продолжил:
– В связи с увеличением народонаселения, нужно более детально урегулировать некоторые аспекты жизнедеятельности виртуальных персонажей. Во-первых, детализировать их физиологические отправления и потребности. В частности, необходимо отработать процесс деторождения и наследования генов. Думаю, дети, рождающиеся от «богов», то есть клиентов, должны иметь преимущества, по сравнению с аборигенными.
Во-вторых, в виртуале начали формироваться финансовые отношения. Их нужно упорядочить. В будущем они могут представлять интерес. Следует создать соответствующие мотивации персонажей, предусмотреть механизмы движения денег из виртуала в реал и обратно.
В-третьих, инженеры сообщили, что удалось серьезно улучшить качество сканирования памяти и интеллекта и воспроизводства их в виртуале. Теперь не только кратковременная, но и большая часть долговременной памяти поддается прямому считыванию. Оставшаяся часть может достраиваться алгоритмически, с высокой степенью адекватности. Это позволяет у скинов практически полностью воспроизводить реальные свойства исходной личности. Подумайте, как использовать эти возможности.
– А тут и думать нечего, – Николай налил себе еще одну дозу вискаря, – Если удастся трансмитировать личность и денежные средства, в виртуал захотят эмигрировать многие из этого мира. Меня уже об этом расспрашивали. Кое-кто из девушек не против перебраться на работу в наше заведение. И не только девушки.
Мы можем организовать там не просто некий игровой мирок, а целое государство из дееспособных, образованных людей. А раз государство, то и налоги, и другие прелести.
Для этого нужно решить проблему стабильности. Люди должны знать – ни злоумышленник, ни чрезвычайное происшествие не смогут «выключить» игру, что данный мир будет существовать всегда, при любых обстоятельствах. Это нетрудно сделать технически, создав распределенную сеть из нескольких серверов в разных странах.
Возможно, многие эмигрируют, если и не полностью, то создадут в вирте резервные копии на случай болезни, войны или преждевременной смерти. Полагаю, этот рынок, может быть достаточно большим. Пусть поработают маркетологи и его оценят.
Глава 24
Литератор набрел на мысль об открытии того особого отделения для статусных клиентов, куда попал Лексус, прочитав попавшееся ему на глаза письмо Фройда, в котором тот разъяснял свое отношение к сексу. Тот писал приятелю, что секс для него сочетает черты дикого ужаса, тяжкого, почти непосильного греха и несравненного наслаждения. Он является самым ярким впечатлением в жизни и, одновременно, ее проклятием.
Мысли Фройда удивили Литератора, так как он никогда не рассматривал эротику в таком контексте. Как и для всего его поколения, перепихон представлялся ему физиологической потребностью организма, банальным развлечением, большим, чем банка пива, но меньшим, чем бутылка по-настоящему хорошего бренди под треп с приятелями.
Однако Фройд внятно объяснял причины такого ощущения. Интим для него, как и любого другого человека его времени, был связан с риском. Внебрачные отношения вели к венерическими болезням. Сифилис – кошмар той эпохи – позорная, неизлечимая, смертельно опасная болезнь. Ни лечить, ни предохраняться от него не умели. Любой поход по «бабам» с «пониженной социальной ответственностью», тем более в бордель, таил вполне реальную опасность. Посещение публичных «дам», дуэль и штыковая атака почти с одинаковой вероятностью могли закончиться катастрофой.
Но это мелочи в масштабах вообще опасной в те времена жизни, поэтому внебрачный секс, а тем более близость за деньги считалась эрзацем, дешевой заменой настоящего удовольствия, которое можно получить лишь со своею женой. До пояснений Фройда, подобные рассуждения Михалыч счел бы продуктом пошлого и бездарного морализаторства.
Но Фройда трудно заподозрить в этом грехе. А он подтверждал, что только сношение с женой можно считать полноценным. «Настоящим» его делал риск, гораздо больший, чем сифилис, от которого всего лишь проваливался нос, выпадали зубы и волосы, а человек загнивал, под презрительные взгляды окружающих.
Страшен он был потому, что в те времена от него рождались дети. Они появлялись каждый год с завидным постоянством, с неизбежностью горного обвала, с неотвратимостью цунами, сметавшего все на своем пути. Если представить, что это 4, 8 или 10 ребенок, еще один орущий по ночам рот, который нужно кормить, одевать и обхаживать, понять природу этого ужаса не составляло труда.
Фройд писал, что многократно давал слово больше никогда не спать с женой, категорически запрещая давать ему, как бы он ни просил. Она соглашалась, как и он, не желая появления новых отпрысков.
Но больше месяца удержаться он не мог. Чудовищная сила либидо брала верх над волей, и он вновь, и вновь трахал свою женщину.
Именно тогда, во время такого секса, он испытывал наибольшее наслаждение. В нем сочеталось и опустошение после долгого воздержания, и легкое насилие над виноватой, ослушавшейся его женщиной, и ощущение риска, и чувство вины. Вины не перед далеким и безвидным Богом, а перед самим собой, смертельно уставшей женой, уже имевшимися, никогда не евшими досыта детьми, своим свободным временем, возможностью хотя бы ненадолго протянуть ноги после работы, перед еще не написанными книгами, только вызревавшими в голове.
В понимании того загадочного для нас времени, затерявшегося в сумраке последней сотни лет, образ женщины ассоциировался не как сегодня – с вагиной – трубчатой мышцей для доения члена, а с ее величеством Маткой – правопреемницей Бога на земле, неумолимой чередой порождающей все новых претендентов на земные муки.
В те времена женщина, взгромоздившаяся на «ложе любви», была и не женщиной вовсе, вернее не столько женщиной, сколько рулеткой.
Женщина – лотерея. Женщина – тотализатор. Однорукий бандит с двумя руками.
А у некоторых, водилась еще и третья – между ног. Дерни за ручку – выиграешь джекпот.
Еще один, страшный, орущий.
А ручка манит, зовет! Выделяет феромоны…
Конечно, можно обойтись и без рулетки, как теперь. Как и без алкоголя в пиве. И даже, говорят, кому-то такое пиво нравится!
Печени, например.
Но печень, по слухам, бывает не у всех. Только у больных – тех, кто ее уже пропил. Но мы то, слава богу, здоровы! И попить то еще, к счастью, можем.
Ознакомившись с этим откровением, Литератор понял – секс, который практиковался в ХХI веке, к настоящему имеет такое же отношение, как детская игра на щелбаны к игре мужиков на деньги. Суть такой игры заключается не в интеллектуальной работе над комбинациями картинок, нарисованных на клочках бумаги, а в рисках, которые порождает судьба, сдавая карты; в той неизбежности, с которой она распоряжается нашей жизнью.
Михалыч даже подумал, что азартная игра возникла как форма замещения «комплекса риска» – компонента либидо настоящего мужчины, в отсутствии его естественного носителя – неконтрацептированной женщины. Литератор подозревал – сам Фройд был бы не прочь развить эту мысль, если бы она пришла ему в голову.
На основе размышлений, он предложил открыть в борделе особое отделение для «больших мальчиков», секс в котором (как и прочие барно-банно-бильярдные развлечения) не был бы бесплатным. Он не был бы бесплатным не столько в отношении мизерных сумм уже почти до бесконечности обесценившегося порева, сколько в плане реального воздействия на судьбу, какой и должна быть действительно правильная жизнь для немелкого мужика.
Несмотря на то, что коллеги сочли эти рассуждения бредом сивой коблы, однако спорить с ним не стали. Нового программного обеспечения филиал не требовал. Специфика сводилась к особенностям антуража его организации, которые находились как раз в ведении Литератора.
Такое отделение открыли. Как ни странно, хотя и медленно, оно начало обрастать клиентами и приносить неплохой доход фирме.
Глава 25
– Пора начинать работу над «Машиной времени».
Сложив из листа бумаги остроконечный самолетик, Михалыч подбросил его в воздух.
Самолет, описав дугу, бухнулся на стол, где стоял довольно большой, густо заросший водорослями мерно булькавший аквариум. Десяток рыбешек сразу же бросились в то место, куда уткнулась бумажная птица, и принялись бестолково тыркаться в стекло. Судя по суете, которую они устроили, скотину не кормили уже неделю. Штатный аквариумный гуру, который раз в месяц приходил колдовать над всеми аквариумами фирмы, постоянно напоминал им, что недокорм этих созданий гораздо полезней перекорма, и что кормить их нужно не чаще, чем через день. Однако, мужики вспоминали о них и того реже.
Литератор нехотя встал, достал банку с кормом и насыпал крошек в воду. Рыбки, устроив чехарду, поднимая брызги и едва не выпрыгивая из стеклянного водоема, моментально подъели угощение.
Кивнув на них, Программист хмыкнул:
– Хорошо не Кристинкина гадюка!
Незадолго до своего свержения Кристина закупила для фирмы несколько аквариумов для воспитания эстетических чуйств, релаксации и создания благоприятного психологического климата.
В своем кабинете она поставила такой же. Без воды, но зато с габонской гадюкой.
Змея была не очень большая – метра полтора длинной, однако толщиной с мужское бедро. При появлении посторонних она проявляла к ним повышенный интерес, поднимая свою бледно-поганую, желтоватого цвета башку размером с головку годовалого ребенка. Раскачиваясь за стеклом, она внимательно следила за визитерами мертвенным, немигающим взглядом, чуть слышно, но жутко шипя и делая выпады, когда те приближались слишком близко. Иногда она неправильно рассчитывала расстояние и с налета билась в стекло. Стенка аквариума вздрагивала, словно от удара молотком, на ней оставались засечки от костяных наростов на морде змия и полосы вязкого, янтарного цвета медленно стекавшего яда. После пары таких бросков у посетителя обычно отказывали почки, а после трех, развивалось прединфарктное состояние. Хорошо, что никто из бордельеров, до того, ни тем, ни другим не страдали.
Кристина кормила змею симпатичными, рыжеватого цвета декоративными мышками раз в неделю, по понедельникам, когда народ собирался на планерку и рассаживался за стоящим поодаль столом.
Увидев перед собой мышонка, змея сначала замирала, выпуская раздвоенный оранжевый язык, а затем бросалась на бедную животинку, обвиваясь вокруг нее, червеобразно пульсирующим клубком, который медленно заглатывал таращившее черные бусинки несчастных глаз, еще живое, тонко пищавшее животное. Ни привыкнуть, ни оторвать взгляд от этого зрелища было невозможно. Нужно ли говорить, что планерки стали проходить очень организованно. Посторонние разговоры прекратились. В присутствии этой твари, никто даже не пытался издать лишние, не относящиеся к делу звуки, лишь по необходимости односложно отвечая на настоятельные и повторные вопросы Кристинки.
Особый трепет вызывало то, что она сама, без посторонней помощи ухаживала за этим Габонским гадом.
Когда до него доходили руки, она включала особый сигнал, оповещавший сотрудников, что змеиная клетка открыта, и беспокоить начальницу не стоит. Нужно ли говорить, что всякая жизнь в коридорах и кабинетах тут же замирала, лица бледнели, двери захлопывались, все сослуживцы непроизвольно задирали ноги, поднимая их как можно выше от пола. Даже сам Сыч, несмотря на брутальную внешность и, действительно, неробкий характер, в этот момент, как ни пытался, не мог обнаружить у себя ни малейших признаков биений крови на пульсовой артерии.
Кристина, специальным крюком, загоняла аспида в переносную клетку и лично очищала аквариум от продуктов его жизнедеятельности. Скукоженные, покрытые поблекшей шерсткой останки ранее проглоченного грызуна, она нарочно бросала на пол у двери кабинета в целлофановом пакете. Якобы для уборщицы.
Повторный звонок сообщал об успешном завершении процесса, вызывая священный трепет в отношении начальства, авторитет которого возрос почти до космических масштабов.
Лишь после того, как Кристинку изгнали из фирмы, выяснилось, что и змея, и мышонок не настоящие, а роботы с электронной начинкой. Пока начальница находилась одна в кабинете, змеюка превращалась в футуристического вида штатив, на котором зеленым светом мирно мерцали электронные часы. Однако, как только входная дверь начинала открываться, пропуская посетителя, гадина трансформировалась, материализовалась, вставала в стойку и, мерно покачиваясь, неотрывно следила за визитером, вызывая у того полную прострацию, паралич мозга и всех имевшихся в наличии членов. Шептали, что под ее взглядом сводило челюсти, и что-либо соврать было невозможно. Таковы современные технологии! Япона их в перепону!
Даже теперь, вспомнив об этой твари, Программист непроизвольно передернул плечами. Однако уже наступило утро, рабочий день и назойливый Михалыч, который, судя по всему, нового начальства боялся еще пуще поддельного японского змея:
– Тянуть нельзя, сроки поджимают! Шеф уже третий раз напоминает.
Литератор вопросительно посмотрел на программиста:
– Осталось два месяца. По плану мы должны запустить «Заоблачный мир». Работы море. Сюжеты, образы, программы.
Николай задумчиво смотрел на улицу. За окном противно визжали бензопилы – обрезали разросшиеся березы.
– Помню, – отодвинув планшетник, он повернулся к Литератору, – думаю визуальную часть замылим из фильмов. Подработаем, перемесим с другими репродукциями.
Проблема в другом. Будем ли мы делать «Динозавров» в качестве отдельной игры, или удастся довесить ее на программу «Борделя», или «Сотворения». Начинать сначала уж больно не хочется.
– Да, работы много. Опять-таки, вопрос времени. В полный рост. Миллионы лет. Динозавры. В виде нашлепка не сделаешь. Нужен сквозной исторический процесс. Хотя бы крупными мазками.
Но как? Этих тварей не счесть! Если идти от частностей, понадобятся десятки художников, сценаристов, не говоря уже о программистах.
Новые хозяева этого не понимают? Есть же бордель. Прибыль дает. Что еще нужно! Семейные игры подавай! Новую аудиторию охватывай!
– А мы других горбатиться заставим!
– Кого мы заставим? Набрали блатников. Они работать не хотят и не могут! Все равно нам придется.
– Я о них и не говорю! Помнишь, когда мы делали бордель, по твоему заказу я сварганил программу автоматического построения секс-биографий для девок. С кем, когда и как они первый раз «того самого».
До того, информации об этом ни в компе, ни в головах у них не было, но после того, как клиент задавал вопрос, прога сама конструировала эту историю на основе опорных точек, которые мы заранее в нее забивали.
Используем этот принцип.
Плюс проработка деталей во временно-пространственных кластерах пропорционально количеству запросов. Сделаем так, чтобы пользователь, создавая запрос, сам включался в разработку системы, как с проститутками.
Попробуем использовать этот механизм для построения истории вглубь, в направлении динозавров. И пригласим профессионалов!
– Где мы их найдем?
– Кондаков обещал двух – трех программистов сосватать. Под свою ответственность. Говорит – мастаки.
Ну и кафедра палеонтологии в универе. Есть там пара аспирантов голодных. Я уже интересовался. Плюс кафедры зоологи и ботаники. А историков да философов хоть пруд пруди!
Наймем человек пять–семь. Договоримся, чтобы их оцифровать и поместить в виртуал. Туда же забросим атласы, картины Спилберга. Ускорим время. Пусть вкалывают. Каждый из спецов станет работать в двух экземплярах – один в реале, другой в виртуале. Они еще не сталкивались с виртуальной эксплуатацией. Не расчухались. Так что и в бюджет, и в график мы уложимся.
Историю построим по примеру «Борделя». Создадим комплекс нулевых точек, уходящих вглубь «времен». «До того» непрерывной истории поначалу не будет, как и в борделе. Только обои опорных точек. С момента «запроса» станем ее просчитывать по выборкам и алгоритмам. Алгоритмами займусь я. Подбором вариантов – ты, вместе с историками и палеонтологами.
Принцип останется прежним – случайный, каскадный выбор на возникающий запрос. Собственно, так на сегодня представляется один из механизмов естественной биологической эволюции. Помнишь Дарвина? Только в противоположную сторону. От нас к динозаврам. Потом развернем, «подклеим», словом, как в «Борделе».
Анатомические, визуальные и тому подобные вариативные функции будем делать в реале, правильные вопросы задавать в виртуале. Дальше пусть компьютер считает, палеонтологи с историками его корректируют, если уж совсем не туда попрет, а философы эту мудатень обосновывают.
Мы же с тобой усилим алгоритмическую часть, механизмы сопряжения разных нарративных линий, да выделим опорные моменты, где свободное действие необходимо вписывать в жесткие рамки.
И все дела! Динозавры получатся не надуманными, а дикими, настоящими! Если пару уродов сожрут из совета директоров, я только обрадуюсь!
А заодно и вся история актуализируется. В аттракцион можно будет поставить не только динозавров, а и троглодитов, и строителей пирамид и вообще все, что хочешь.
Компьютер мощный, потянет. А нет, бонзы еще закупят. Я слышал – появились комки черти насколько кубитов.
Задуманное осуществили быстро. Кондаков не обманул насчет финансирования. На развитие семейных игр бросили большие силы. Наняли программистов, биологов, палеонтологов, историков и других древневедов. Арт-группу составили десяток художников, дизайнеров и два сценариста.
Исторический процесс решили строить по принципу «бамбука» так, чтобы он, оставаясь относительно свободным на промежуточных этапах, подходя к узловым точкам, жестко вписывался в заранее задаваемые параметры. С момента востребования того или иного временного отрезка клиентом, он просчитывался, превращаясь в новую опорную точку, в дальнейшем функционируя как элемент «естественного» прошлого.
Специалисты находили оптимальные временные координаты таких узлов, исходя из логики эволюционного процесса и маркетинговых соображений. Художники и дизайнеры работали над артобъектами.
История получалась достаточно гибкой, вмещала в себя и природный эволюционный процесс, и новые эпизоды, связанные с пребыванием пришлых клиентов, которые могли резвиться там, как хотели. На ранних этапах опорные точки разделялись сотнями миллионов лет. Приближаясь к нашему времени, эти периоды все больше сокращались.
Уже через месяц первые модули были созданы. Компьютеры начали считать, нарабатывая контент и увеличивая степень его детализации. На экранах стали появляться примитивные, статичные изображения. Каждый день их качество росло. Возникла перспектива, трехмерное пространство, а с ним и, несовершенное пока, движение. Еще через месяц появилась первая возможность игровой интродукции в различные пункты палеонтологической и человеческой истории.
С этого момента подключились игровые клиентские серверы. Процесс перешел на самофинансирование. Подпитка позволила увеличить интенсивность работ. Временные пространства наполнялись жизнью. Визуальные и чувственные ряды алгометрически детализировались на основе пиксилизации физических сущностей, удовлетворяя потребность клиентов в качестве ощущений. Вселенная расширялась. Появился микромир. Все повторялось.
Игра пошла на ура. Исторический и палеонтологический туризм на серверах «Тихого дома» разрастался лавинообразно. Появились охотничьи, исследовательские туры, всевозможные сафари. Количество эпох и географических координат в экскурсионном меню нарастало.
Помимо отелей, туристических и охотничьих баз в моду вошли частные латифундии, благо места для них хватало. Хотя стоили они, поначалу, немало, но спрос на них был велик, особенно у стариков. После отработки программ, формализации генетических кодов, нарастал экспорт животных и растений, частные поместья и зоопарки быстро превращались в подобие райских садов.
Наряду с официальными, контролируемыми процессами в «Заоблачном Мире» (так называли эту цифровую территорию), возникли течения и иного рода. Появились нелегальные входы, которые, несмотря на усилия, не удавалось перекрыть полностью. «Черные» посетители обделывали там свои, не всегда благовидные, делишки. Латифундии требовали рабочей силы, и в результате, как это уже бывало, буйным цветом расцвела новая работорговля. Возникли невольничьи рынки.
Бедняки продавали свои скины богатым плантаторам. Возникло воровство «живого» товара, пиратство и другие язвы, уже имевшие место в истории. Человеческая натура мало изменилась. Законы же реального мира в виртуале не действовали.
Руководство «Тихого дома» не могло, да и не считало нужным бороться с этими веяниями ни в частных резервациях, ни на диких, пока бесхозных просторах игрового пространства, следя лишь за тем, чтобы территории общего пользования оставались безопасны для посещений официальных клиентов кампании.
В эксплуатацию сдавались все новые площадки. Наряду с диким Заоблачным Миром, в котором алгоритмы игры протекали «естественным образом», то есть на основе базовых алгоритмов, появились разнообразные, сюжетно адаптированные варианты. Одной из таких линеек стали «детские сады», предназначенные для семейных экскурсий, включая детвору различного возраста.
Глава 26
Эйвери не знала, что и подумать. Уже две недели в инете она не находила ни Эрика, ни Сэмюеля. Оба они пропали почти одновременно. И раньше бывало – один или другой на некоторое время исчезали из ее виртуальной жизни. Иногда они рассказывали о причинах своего отсутствия, порой ни словом не обмолвливались об этом. Первые дни Эйвери воспринимала их отлучку спокойно. Однако уже к концу недели ее беспокойство стало нарастать с каждым днем.
В инете людей сближают только духовные узы. Никакие материальные связи не стоят между ними, не привязывают их друг к другу. Поэтому расставания и встречи там переживаются иначе, чем в реальной жизни. И легче, и тяжелее одновременно.
Повстречаться там можно лишь по взаимному согласию, или, по крайней мере, непротивлению сторон. Если человек не желает видеть кого-либо в виртуале, он просто меняет настройки браузера. Эйв долго не понимала, в какой из сфер – реальной или виртуальной – кроются корни их исчезновения.
На третьей неделе она начала поиски. Эйвери побывала везде, где они встречались когда-то, расспрашивая знакомых и завсегдатаев. С каждым днем картина становилась все мрачнее. Первое время, после того как стало ясно, что пропажа Эрика и Сэмюеля не случайна, Эйвери надеялась на то, что мужчины встретились, повздорили и теперь дулись на нее. Однако скоро обида пройдет и все останется так, как и прежде.
Но время шло и надежд оставалось все меньше. Примерно через месяц она узнала – Эрик убит, а спустя несколько дней поползли слухи, что его заказал Сэмюель.
Пошлейшая ситуация, в стиле бульварных романов прошлого века, буквально взорвала Эйвери. Она стала замечать на себе странные взгляды окружающих. Мужчины сначала смотрели на нее с интересом и опаской, женщины – с ненавистью и завистью. Однако совсем скоро взгляды и тех и других стаи насмешливыми и пренебрежительными.
Эйвери рвала и метала. Последние месяцы ее присутствие в виртуале приобрело для нее совершенно особое значение. Казалось, именно здесь протекает ее настоящая жизнь. Реальность теперь представлялась блеклым отражением, назойливым дополнением, необходимым для существования физического тела.
Она имела тут несопоставимые с реалом возможности. В один день могла посетить все континенты. Побывать на десятках концертов, в галереях и магазинах Милана, Парижа и Нью-Йорка. Здесь «жили» ее подруги, с которыми она обсуждала коллизии личной жизни, мужчин, которых любила и тех, кто только домогался ее тела.
В последнее месяцы у нее даже появился приличный заработок. Волею случая, став заметной фигурой в этом небольшом, но близком ее сердцу мирке, она консультировала в качестве стилиста в известном салоне, создававшим аватары новичкам и недовольным своим существованием пиплухам. Теперь, вся эта, наполненная смыслом и разнообразными интересами, жизнь трещала по швам. Сменить имидж она уже не могла, не перечеркнув свое прошлое. Новую биографию пришлось бы начинать заново, с чистого листа.
Тот первый ее образ оказался необыкновенно удачным, имел шарм и изюминку. Как Джоконда да Винчи, она словно парила над сонгмом безликих красоток со смазливыми мордашками, едва замечая их со своего пьедестала. Этот облик вызывал редчайшее сочетание вожделения и неподдельного уважения со стороны мужчин, и чувство безумной зависти у женщин. Именно в этом имидже Эйвери уже давно стала звездой их постоянно разрастающегося сегмента инета. К тому же, ничто так не украшает женщину, не придает ей столько блеска, как пара грызущихся из-за нее альфа-самцов. Повторить все снова, в новом качестве, было невозможно.
Ее обида на Сэмюеля росла с каждым днем. Это – первый мужчина, который ее бросил. До этого, ни в реале, ни в виртуале такого с ней не случалось. Мало того, что он убил ее мужчину, он пренебрег ею, не сочтя нужным даже объясниться. Он просто исчез, нашкодив как мелкий пакостник.
Хотя проступок его оказался бесчестным, можно сказать свинским, но если бы он не сбежал, она бы его простила. Тогда они оба могли бы ходить с высоко поднятой головой. Никто бы не посмел осудить их за это.
Всем было бы ясно – только так должен поступить настоящий мужчина, если он действительно любит женщину. И хотя Эйв на самом деле обожала Эрика и отдала бы многое, чтобы тот остался жив, но человека, способного ради нее на убийство, она бы боготворила всю оставшуюся жизнь.
Показав мелкость натуры, Сэм разрушил и собственную репутацию, и жизнь Эйвери.
Как всегда, проблемы не приходят поодиночке. В реале у нее тоже случился кризис. Ее муж, которого, в далеком сумраке реальных будней, она тоже любила (насколько это «там» возможно), в последнее время потерял к ней интерес и отдалился.
Эйвери лишилась опоры под ногами.
Еще недавно все было прочно и устойчиво, а жизнь насыщенной и яркой. Даже проблемы, казалось, возникали лишь для того, чтобы сделать ее еще колоритней и гуще. А будущее сулило так много…
Теперь она чувствовала себя одинокой, никому не нужной женщиной преклонного возраста.
Она не могла поступить иначе. Она должна была поступить как Эйвери. Та, настоящая, блестящая Эйвери с высоко поднятой головой, элегантной, натянутой, как струна спиной и твердым мудрым взглядом.
Она заказала Сэма.
Она заказала бы его еще раз. Еще тысячи раз. Она заказывала бы его каждый день своей оставшейся жизни.
Позвонив мужу в Берлин, она попросила перевести крупную сумму денег. Тот даже не поинтересовался, зачем это нужно. В тот же день она нашла исполнителей и оформила заказ.
Макса застрелили спустя 9 дней.
Еще через неделю Эйвери предъявили обвинение в организации убийства мужа. На предварительном следствии было установлено – при изготовлении аватара она использовала фотографию своей свекрови.
Она до неузнаваемости изменила ее лицо, оставив неизменными глаза и фигуру.
До суда Эйвери не дожила. Она умерла от яда из ампулы, переданной ей ее матерью.
Глава 27
В недобрый день, когда на улице трещал декабрьский мороз и стемнело уже к 4 часам вечера, команда проектантов Заоблачного Мира проводила предпусковую инспекцию одной из площадок в игровом сегменте, находившемся где-то в районе 100 миллионов лет в прошлом, на широте Парижа. Площадка представляла собой познавательный аттракцион для семейного отдыха с детьми. Предварительно, не мудрствуя лукаво, ее назвали «Сад драконов».
В комиссию, как всегда, входили Николай и Михалыч, отвечавшие за качество игры в целом, а также ответственные за дизайн данного участка Вика и Глеб.
Вика – стройная, утонченная брюнетка 26 лет возглавляла отдел интерьеров. К интерьерам на этом аттракционе, по согласованию сторон, отнесли неодушевленные объекты, включая растительность. Сверх задания, по собственной инициативе, она сделала и кое-какую животную анимацию.
Глеб был года на три старше. Высокого роста, с тощей, несколько корявой фигурой и независимым выражением изрытого оспой лица. Он отвечал за дизайн и анимацию одушевленных, подвижных объектов, которых в этом зоопарке было великое множество.
Собравшись в операционном зале, молодые люди выполнили нехитрые, стандартные процедуры и перенесли свои скины по месту назначения.
Точка высадки представляла собой небольшой круглый павильон, стоящий на холмике посреди довольно широкого поля. Вдали виднелись изумрудно-травные холмы, загадочно манящие перелески, парящее в лучах утреннего солнца озеро и покрытая серо-зелеными пятнами кустов низина.
По полю бродили редкие стада четвероногих, толстохвостых животных различного размера и расцветки.
Прибывшие, поместились в закрытый защитной решеткой джип, похожий на те, что используются на африканских сафари. Хотя процесс и был виртуальным, игру строили, чтобы она как можно больше напоминала реал, без нужды не перегружая ее экзотикой, которой и так хватало. Усевшись в автомобиль, Николай привычно отметил и некоторые огрехи. Джип оказался как-то необыкновенно чист, словно операционный стол. Даже шины выглядели так, будто еще не касались поверхности земли, а только-только выкатились с подмостков завода. Но это мелочь, которую легко исправить.
