Тэд Уильямс
Марш теней
Вансен поскользнулся, ступил на осыпавшийся край тропинки и чуть не полетел в пропасть, скрытую туманом. Он замахал руками, пытаясь удержаться на ногах, и с трудом восстановил равновесие. Опять послышался тот же звук и треск дерева, а следом раздался вопль, исполненный животного ужаса, – такой, что невозможно было определить, кому принадлежит голос. Все еще держа меч в руках, Вансен оглянулся: огромная тварь скатывалась из тумана вниз, словно паук по паутине. Теперь уже все кричали и размахивали мечами. Чудовище в мгновение ока оказалось среди них. Его длинные тонкие руки напоминали ветви дерева, а свисавшие клочья то ли кожи, то ли меха были похожи на подгоревший пергамент. Никогда в жизни Вансен не видел ничего более безумного и мерзкого. На одно мгновение перед ним промелькнули открытая пасть и пустой черный глаз. через секунду жуткое существо удирало вверх по склону, держа в передних лапах чье-то дергающееся и вопящее тело. Доли схватил стрелу и, нещадно ругаясь, выпустил ее вслед чудовищу, но оно уже исчезло в тумане.
И утащило с собой Коллума Дайера.
Теперь они брели молча. Вансена переполняло отчаяние. Чудовище утащило их товарища, а вместе с ним и сердца всех остальных. Вансен знал Коллума с первых своих дней в Южном Пределе. В его ушах снова и снова звучал крик Дайера. Феррасу пришлось остановиться на несколько минут – его вырвало тем немногим, что было в желудке.
Задыхаясь, они добрались до конца склона, словно всю дорогу бежали. На самом деле после нападения зверя, то есть последний час пути, они шли очень медленно. Михаэль Саутстед и Бок, бледные от страха, опустились на колени и принялись молиться всем богам. Уиллоу тоже испугалась. Она тихонько сидела на камне, словно наказанный ребенок.
Молодой Доли стоял рядом с капитаном, крепко сжимая в руках лук с последней стрелой. В глазах у него блестели слезы.
– Что это было? – проговорил он.
Феррас Вансен только пожал плечами и спросил:
– Ты попал в эту тварь?
Доли ответил не сразу, словно дожидался, пока затихнет в ущелье звук голоса Вансена.
– Ты попал? – снова спросил Вансен. – Ты же стрелял в нее. Я хочу знать, что произошло и что предпринять, если чудовище вернется. Ты попал?
– Я целился не в него, капитан. – Доли провел рукой по лицу. – Я хотел… хотел убить Коллума… пока его не утащили. Но я не видел, попал я… или нет…
Вансен закрыл глаза, чтобы сдержать рвавшиеся наружу слезы. Он положил руку на вздрагивающее плечо товарища.
– Боги направили твою стрелу, Дэб.
Они уныло брели вслед за девушкой и были так подавлены, что никто не хотел разговаривать. Вновь увидев луну, Вансен ничего не сказал товарищам – он не хотел будить надежду столько раз их обманывавшую. Через час капитан понял, что туман рассеивается. Кроме луны на небе высыпали звезды, словно яркие холодные льдинки.
Люди шли по склону холма, по высокой влажной траве. Лес по-прежнему окружал их, но теперь чуть поредел. Они все так же прислушивались к каждому звуку, но Вансен чувствовал: вокруг что-то изменилось. Луна повисла ниже, а небо больше не было подернуто дымкой.
Все смертельно устали, и Вансен подумывал, не пора ли остановиться, разжечь костер, высушить промокшую одежду и немного поспать. Но он боялся закрывать глаза – вдруг он откроет их и снова увидит серебристое небытие сумрака. Да и Уиллоу без устали рвалась вперед, словно лошадь, в конце утомительного дня почуявшая близость дома. Вансену не хотелось огорчать девушку. Туман стал совсем слабым, и Феррас больше не цеплялся за потрепанную одежду Уиллоу, а шел рядом с гвардейцами, с каждым по очереди: с Саутстедом, с Доли, с Боком. Он ничего не говорил им, если они сами не спрашивали. Ему хотелось вновь объединить их, вернуть своей одичавшей команде человеческий облик. Вансен не притворялся, будто не замечает ужас их положения, но старался, насколько возможно, вселить в солдат уверенность.
Они шагали дальше по залитым луной полянам и холмам. Цвет неба постепенно менялся: оно стало чуть красноватым. Впервые за много дней Вансен поверил, что им удастся выбраться.
«Но куда? В центр призрачной армии? А вдруг мы обнаружим, что бродили по сумрачному лесу целых сто лет, как бывает в старинных историях, и наших знакомых и родных давно нет в живых?»
Несмотря на мрачные мысли, Феррас улыбнулся, когда солнце появилось над горизонтом. Глаза капитана наполнились слезами радости, и несколько минут перед его взором все расплывалось. Наконец-то они увидят день. Снова появятся север и юг, запад и восток.
Солнце еще не согрело землю сквозь туман. Оно стояло невысоко над горизонтом, но было настоящим, как и небо. Теперь никому не хотелось останавливаться.
Еще до того, как солнце проделало половину пути по утреннему небу, они наткнулись на Сеттлендскую дорогу.
– Слава всем богам! – воскликнул Бок.
Он побежал вперед по дороге, отплясывая безумный танец на изрытой земле, среди камней и палок.
– Слава богам, каждому в отдельности и всем вместе! – кричал он.
Воины рухнули в траву. Они смеялись и от радости хлопали друг друга по спинам. Вансен, не веря счастью, принялся осматривать дорогу в обоих направлениях. Где именно они находятся?
– Перин, Идущий по Облакам! – бормотал он себе под нос. – Девушка привела нас точно туда, где мы ее встретили. Это на много миль ближе того места, где мы перешли Границу Теней. Ближе к Южному Пределу. Слава богам!
Он с трудом вернулся обратно. Уиллоу смущенно улыбалась, глядя на происходящее. Вансен обнял ее, поцеловал в щеку, поднял в воздух и бережно опустил на землю. Неожиданная мысль заставила его двинуться по дороге в восточном направлении. Уверенный в своем предположении, он не отвечал на вопросы товарищей. За поворотом, как он и ожидал, возвышался холм. Поднявшись на него, Вансен разглядел, что на востоке линия тумана накрывает дорогу примерно в миле от них.
«Уиллоу вывела нас на нашу сторону Границы Теней, и мы сейчас находимся между вражеской армией и Южным Пределом. Дай бог здоровья этой девушке! Но как это ей удалось?»
Он попытался понять, что именно произошло, но сумел сделать единственный вывод: пространство за Границей Теней отличалось от привычного людям пространства, и не только из-за тумана и чудовищ. Девушка обнаружила лазейку в сумраке и привела их на то самое место, куда уже выходила раньше – до того, как они ее нашли.
Вансен поспешил вернуться к своим оставшимся бойцам.
– Мы отдохнем совсем недолго, – сказал он. – Нам нужно найти лошадей и скакать во весь опор. Впереди Южный Предел, а позади враг. Неизвестно, когда он на нас нападет. Девушка преподнесла нам чудесный дар – она подарила нам жизнь. А мы должны спасти своих товарищей. – Он обратился к Уиллоу: – Если Южный Предел устоит, если мы выживем, я одену тебя в шелка и одарю золотом. Ты спасла всех нас!
24. ЛЕОПАРДЫ И ГАЗЕЛИ
ВОЛНА СЧАСТЬЯ
Ульи полны,
Падают листья, ветер уносит их.
Смерть я приму как награду.
Из «Оракулов падающих костей»
Киннитан застонала:
– Ох, почему мне так плохо?
Избранная Луан хотела ударить одну из служанок, но та ловко увернулась, и рука госпожи лишь скользнула по ее темным волосам.
– А ну шевелись! Что ты вытворяешь, ленивая ящерица? Салфетка совсем высохла! – прикрикнула Луан и сильно ущипнула девушку за руку. – Беги, принеси воды для госпожи Киннитан!
Рабыня поднялась, наполнила чашу водой из фонтана, негромко журчавшего в углу комнаты, вернулась обратно и приложила мокрую салфетку ко лбу Киннитан.
– Не знаю, дорогая, – ответила Луан на вопрос Киннитан, словно и не гневалась минуту назад. – Возможно, это приступ лихорадки. Я уверена, ничего страшного. Нужно молиться и пить цветочный чай.
Но было заметно, что ее тревожат не только страдания Киннитан. Она беспокойно оглядывалась, словно ожидала чьего-то появления.
– Я думаю, дело в питье, которое мне дают каждый день. Оно всегда так действует, – предположила Киннитан. Она попыталась сесть, застонала и упала обратно на подушки. Не стоило зря тратить силы. – Ах, Луан, я ненавижу этот напиток, мне плохо после него! Может быть, меня хотят отравить?
– Отравить тебя? – Луан уставилась на девушку и вдруг рассмеялась неприятным хриплым смехом. – Моя сладенькая малышка, если бы автарк захотел твоей смерти, ты умерла бы вовсе не от яда, а от чего-нибудь намного…
Луан вдруг побледнела и замолчала.
– О чем мы говорим? – после паузы заговорила она совсем другим тоном. – Будто наш возлюбленный автарк, да славится его имя, может хотеть твоей смерти. Ты ничем не заслужила его недовольство. Ты хорошая девочка.
Киннитан вздохнула и попыталась убедить себя, будто Луан права. В целом ее ощущения не напоминали признаки отравления – так ей, по крайней мере, казалось. Ничто не болело, она не чувствовала дурноты. У девушки был прекрасный аппетит, и она хорошо спала; правда, слишком долго и слишком крепко. И все равно – что-то здесь не то.
– Ты абсолютно права, Луан. Ты всегда права. – Она зевнула. – Надо сказать, сейчас я чувствую себя лучше. Пожалуй, пойду в свою комнату и посплю. Что я валяюсь здесь и мешаю тебе?
Луан почему-то испугалась и запротестовала:
– Нет-нет! Ты должна погулять со мной. Давай пройдемся по Благоуханному саду. Это самое лучшее для тебя, надо немного развеяться.
Киннитан прожила в обители Уединения достаточно долго, чтобы понять: Луан обеспокоена. Почему она зовет Киннитан в Благоуханный сад, ведь он находится в дальнем конце обители Уединения? Удобнее отправиться в сад королевы Содан.
– Да, пожалуй, я могу пойти, – согласилась девушка. – А ты Уверена? Может быть, у тебя есть дела?
– У меня нет более важных дел, чем твое здоровье, моя милая. Пошли.
В Благоуханном саду было жарче, чем в комнатах, но навесы, установленные на высоких стенах, давали достаточно тени. Воздух, пропитанный ароматами мирта и роз, приносил облегчение. Киннитан почувствовала себя гораздо бодрее. Луан изливала свои мелкие обиды и жалобы таким взволнованным голосом, словно была юной девушкой. Сегодня она чаще, чем обычно, цеплялась к слугам. Она так яростно набросилась на туанку, задевшую ее локоть, что несколько других гулявших по саду женщин – жен автарка и их служанок – уставились на них, а сама туанка, обычно безразличная ко всему, вдруг показала зубки, словно хотела укусить.
– Ой, совсем забыла, я вчера оставила свою любимую шаль вон в той беседке. – Луан показала на вход с навесом между двумя рядами живой изгороди. – Но мне так жарко, что я, пожалуй, присяду на скамейку. Не окажешь мне любезность, Киннитан? Сходи за ней. Она розового цвета, ты ее узнаешь.
Киннитан колебалась. Что-то в лице Луан ее настораживало. Девушка вдруг перепугалась.
– Твоя шаль?.. – переспросила она.
– Да, пойди и принеси ее, пожалуйста. Она там. – Луан снова показала на беседку.
– Ты оставила ее?..
Киннитан застыла в нерешительности. Луан очень редко бывала в этом саду, к тому же было слишком жарко. Зачем в такую погоду брать с собой шаль?
Луан наклонилась к Киннитан и произнесла угрожающим шепотом:
– Просто пойди и возьми ее, глупая девчонка! Киннитан подскочила от неожиданности. Никогда прежде она не боялась Луан.
– Да-да, конечно.
Около беседки она невольно замедлила шаг, прислушиваясь, не прячется ли в кустах убийца. Но зачем Луан прибегать к столь грубым мерам? Может быть, автарк решил, что Киннитан больше ему не нужна? Может быть, внутри ее поджидала молчаливая Мокори – печально известная главная душительница?
Впрочем, Киннитан не настолько важная персона, а значит, убить ее поручили бы кому-нибудь вроде так называемой «садовницы» Таниссы. Киннитан обернулась, но Луан разговаривала со слугами и смотрела в другую сторону. Голос ее звучал слишком громко и взволнованно.
Нервы Киннитан натянулись, словно струны лютни. Когда из тени появился мужчина, она негромко вскрикнула.
– Тихо! Мне кажется, вы ищете вот это, – сказал он, протягивая ей шаль из чудесного шелка. – Не забудьте ее, когда будете уходить.
– Джеддин! – Киннитан поспешно прижала ладони к губам и уже тише спросила: – Что вы здесь делаете?
Настоящий мужчина в обители Уединения!.. Что будет с ним, если их поймают? Что будет с ней?
«Леопард» заслонил выход, отрезая Киннитан путь к отступлению. Она в отчаянии оглядела крошечное помещение. Там не было ничего, кроме низкого стола и подушек. Не было и второго выхода.
– Я хотел увидеть вас, – произнес Джеддин. – Хотел… поговорить с вами.
Он подошел ближе, схватил Киннитан за локоть и увлек ее в глубь беседки. Сердце Киннитан так колотилось, что у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, как Джеддин сжимает ее руку. Если бы он перебросил ее через плечо и потащил куда-нибудь, она не смогла бы сопротивляться. Только кричать. Впрочем, она не сделала бы и этого – ведь неизвестно, каковы будут последствия.
– Я не задержу вас надолго, – сказал он. – Придя сюда, госпожа, я отдал в ваши руки свою жизнь. Вы не подарите мне несколько минут?
Он смотрел на Киннитан так пристально, так сосредоточенно, что она отвела взгляд и снова почувствовала жар и лихорадку. Уж не дурной ли это сон? Может быть, она сошла с ума от эликсира, что ей давали священники? Но нет, Джеддин по-прежнему стоял перед ней, огромный, сильный и красивый, словно статуя в храме.
– Чего вы от меня хотите? – спросила Киннитан.
– То, чего я не могу получить. – Он выпустил ее руку и сжал кулаки. – Я… я не в силах не думать о вас, Киннитан. Мое сердце разрывается. Ваш образ преследует меня даже во сне. У меня все валится из рук, я обо всем забываю…
Она отчаянно покачала головой. Теперь ей стало по-настоящему страшно.
– Нет. Нет, это… – пробормотала она и сделала шаг ему навстречу, но тотчас передумала: Джеддин готов обнять ее, прижать к себе – и тогда ей не вырваться из крепких объятий. – Это просто безумие, Джеддин… капитан. Даже если мы забудем, зачем я здесь и кто привез меня сюда…
Она застыла, услышав снаружи какой-то шум… Но это всего лишь две жены автарка играли в какую-то игру и пронзительно кричали.
– Даже если мы все это забудем… – повторила Киннитан. – Вы ведь совсем меня не знаете. Вы видели меня два раза!
– Нет, госпожа, не так. Когда мы оба были детьми, я смотрел на вас каждый день. Только вы по-доброму относились ко мне в те дни. – Лицо его стало необыкновенно серьезным. Не опасайся Киннитан за свою жизнь, она бы засмеялась. – Я знаю, что поступаю неправильно, но для меня невыносимо думать, что вы будете… принадлежать ему.
Она отрицательно покачала головой, желая одного: поскорее уйти отсюда. В командире «леопардов» было нечто такое, от чего у нее начинало щемить сердце. Киннитан хотелось его утешить. Были и другие чувства, но страх возобладал. Чем дальше, тем больше она ощущала себя добычей, за которой гонится свора собак.
– Нас просто убьют, – ответила она. – И что бы вы ни воображали, Джеддин, вы меня совсем не знаете.
– Зовите меня Джин, как в старые времена.
– Нет! Тогда мы были детьми. Вы бегали за моими братьями. Они вас обижали, но и я вела себя не лучше. Я была девочкой, к тому же застенчивой, и ни разу не сказала братьям и их друзьям, чтобы они прекратили обижать вас.
– Вы были добры, я нравился вам. Она негромко застонала от отчаяния и страха.
– Джеддин! Вы должны сейчас же уйти. И больше здесь не появляйтесь!
– Вы любите его? – спросил командир «леопардов».
– Кого? Вы имеете в виду…
Киннитан подошла к Джеддину вплотную – так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице, – и уперлась в его грудь рукой, чтобы он не мог прижать ее к себе.
– Конечно нет, – негромко ответила девушка. – Я ничто для моего господина, даже меньше, чем ничто. Стул, коврик, сосуд для мытья рук. Но никто не посмеет украсть у него этот сосуд – ни я, ни вы. Если вы попытаетесь меня похитить, обоих нас убьют. – Она вздохнула. – Вы мне не безразличны, Джеддин.
– Тогда у нас есть надежда, – отозвался он, и складки на его лбу разгладились. – Есть смысл жить.
– Тихо! Вы плохо меня слушали. Вы мне не безразличны, и в следующей жизни это чувство, возможно, перерастет во что-то большее. Но я не собираюсь умирать из-за мужчины. Вы все поняли? Уходите. И не смейте думать обо мне.
Киннитан попыталась отойти, но его объятия она не смогла бы разорвать никакими усилиями.
– Отпустите! – шепотом потребовала она. – Они уже волнуются, куда я пропала.
– Луан их отвлечет. – Он склонялся все ниже, и девушка чувствовала, что слабеет, глядя на него снизу вверх. – Вы не любите его.
– Позвольте мне уйти!
– Ш-ш. Я недолго пробуду на своем посту. Враги хотят меня сместить.
– Враги?
– Я крестьянин, ставший командиром гвардейцев автарка. Старший министр меня ненавидит. Я забавляю Бесценного: он зовет меня своим сторожевым псом и потешается, когда я коверкаю слова. Но старший министр Вэш и остальные хотели бы видеть мою голову на копье. Я мог бы свернуть шею любому из них голыми руками, но в этом дворце правят не леопарды, а газели.
– Зачем же вы даете им в руки такие козыри? Это предел глупости. Вы погубите нас обоих.
– Нет. Я что-нибудь придумаю. Мы будем вместе. Взгляд его стал мечтательным, а сердце в груди Киннитан екнуло и почти остановилось. Сейчас он казался ей таким же сумасшедшим, как автарк.
– Мы будем вместе, – повторил он. Воспользовавшись моментом, Киннитан высвободила руку и попятилась к выходу.
– Уходите, Джеддин! – потребовала она. – Не делайте глупостей!
Глаза его наполнились слезами.
– Стойте! Не забудьте это. – Он бросил ей розовую шаль. – Я приду к вам ночью.
– Вы не сделаете этого! – чуть не задохнулась от ужаса Киннитан.
Она отвернулась и поспешила назад, в пропитанный ароматами Благоуханный сад.
– Ты тоже сошла с ума? – прошептала она Луан, передавая ей шаль.
Несколько жен неподалеку смотрели на них, но Киннитан надеялась, что это лишь праздный интерес к подругам по заточению.
– Нас всех казнят! – продолжала Киннитан. – Будут пытать!
Луан отводила взгляд, но лицо ее покраснело под толстым слоем пудры.
– Ты не понимаешь, – тихо промолвила она.
– Не понимаю? А что здесь понимать? Ты…
– Я всего лишь одна из избранных. А он – глава «леопардов» автарка. Он может меня задержать и убить под любым предлогом. Чего стоит слово старого толстого кастрата в женской одежде против слова командира мушкетеров Бесценного?
– Джеддин никогда этого не сделает.
– Сделает. Он сам мне сказал. Киннитан пришла в ужас.
– Он говорит, что любит меня, – наконец заговорила она. – Когда с людьми случается такое, они творят много глупостей.
– Да, – кивнула Луан и повернулась к Киннитан. В ее глазах, обрамленных длинными ресницами, стояли слезы. Одна слезинка скатилась по напудренной щеке, оставив влажный след. – Да, глупая моя девочка, так оно и есть.
25. ЗЕРКАЛА ПОТЕРЯННЫЕ И НАЙДЕННЫЕ
ДРЕВНИЙ ПЛАЧ ЖЕНЩИН
Серый, как цапли на побережье,
Потерянный, как ветер с далекой земли.
Испуганный, но отважный.
Из «Оракулов падающих костей»
Натруженные ноги гудели от усталости. Чет опустился на стул и только тут понял, что Опал нет в комнате. Она стояла на пороге, глядя на Уэдж-роуд.
– В чем дело, дорогая?
– Кремень, – ответила жена. – Его с тобой нет? Чет нахмурился.
– А почему он должен быть со мной? Я оставил его дома, потому что он мешает мне на работе. Ему не нравится внизу, а если я отпускаю его наверх, он играет не там, где велено. – У него вдруг сжалось сердце. – Подожди. Ты хочешь сказать, что он ушел?
– Я не знаю! Он ходил со мной на Нижнюю Рудную улицу, а когда мы вернулись, остался поиграть у дороги. Он там строит из камней замки, стены и туннели. Ему только бы вывозиться в грязи! – Глаза Опал наполнились слезами. – Потом я вышла позвать его обедать, но ребенка нигде не было. Прошло уже несколько часов. Я обошла все улицы, побывала в здании гильдии, даже сходила на Соляной пруд и спросила Валуна, не встретил ли он мальчика. Его никто нигде не видел!
Превозмогая боль в ногах, Чет поспешно поднялся и обнял Опал.
– Успокойся, моя милая старушка. Уверен, он затеял очередную проказу. Он ведь мальчишка, да с таким независимым характером. Клянусь Старейшими, он вернется до конца ужина.
– Ужина?! – Она почти кричала. – Неужели ты думаешь, старый дурень, что у меня было время готовить ужин? Я весь день бегала по городу и искала мальчика. У нас нет ужина!
Опал заплакала. Едва дойдя до кровати, она с головой завернулась в одеяло, содрогаясь от рыданий.
Чет тоже был взволнован, но ему все-таки казалось, что жена принимает случившееся слишком близко к сердцу. В конце концов, Кремень не единственный мальчишка в Городе фандерлингов, который заигрался, отошел далеко от дома и забыл про время. Совсем недавно, во время похорон принца, он уже исчезал. Если не вернется к ночи, можно начать тревожиться.
После долгого рабочего дня желудок Чета сжался, как усохший кожаный мешок. Он нерешительно заглянул в кладовую.
– Посмотри, у нас же есть съедобные корни! – сказал он громко, чтобы слышала Опал. – Чуть-чуть поварить – и можно есть.
Жена не ответила. Он еще порылся в запасах корней и клубней. Некоторые из них уже проросли.
– Лучше я съем сыра с хлебом, – решил Чет.
Комок из одеяла на кровати пошевелился, и раздался голос Опал:
– Хлеба нет. Я как раз собиралась сходить в булочную, когда… когда…
– Да, конечно, – поспешил успокоить ее Чет. – Ничего страшного. И все же как насчет тех корней? Чуть-чуть отварить…
– Хочешь вареных корней, сам и вари. Если умеешь.
Чет печально пожевал сырой корень. Он и не предполагал, насколько это горько, если не проварить корень в патоке. Он тоже начал думать, что к ужину мальчик не придет. В душе у Чета нарастало странное беспокойство. Кружка эля помогла протолкнуть в желудок горькую еду и несколько облегчила пульсирующую боль в ногах, но не уменьшила тревогу.
Чет несколько раз выходил на Уэдж-роуд. Уже зажглись тусклые фонари. Улицы были почти пусты, в домах заканчивали ужинать и готовились ко сну. Дети в такое время, должно быть, уже спали в своих постелях. Другие дети.
Он решил взять лампу и отправиться на поиски.
Не забрался ли Кремень в какой-нибудь незаконченный туннель? Его могло засыпать в одном из боковых коридоров, где крепеж недостаточно прочный. С другой стороны, что ему там делать?.. Чет обдумывал другие возможные варианты – и менее страшные, и более трагические. Может, мальчик отправился в гости к какому-то приятелю? Кремень не всегда считал нужным сообщить родителям, куда идет, а тем более – просить разрешения. Он не сдружился ни с кем из ровесников – даже с теми, кто жил в ближайших домах. Где еще он может быть? Вдруг он пошел туда, где работал Чет, – к семейной усыпальнице Эддонов? На кладбище были опасные места. Но Кремень ясно дал понять, что ему там не нравится.
Крышевики, крошечный народец… Может быть, мальчик отправился к ним и либо остался в их компании, либо не успел спуститься до темноты. Неожиданно перед глазами Чета возникло страшное видение: мальчик упал с крыши и лежит беспомощный в заброшенном дворике, через который никто не ходит. Чет положил на тарелку недоеденный корень: ему стало нехорошо.
Где же еще он может быть?
– Чет! – крикнула Опал из спальни. – Чет, иди сюда! По голосу было ясно, что жену что-то напугало. Чет вдруг понял, что он совсем не хочет вставать с места и смотреть на то, что она нашла. Но пришлось.
Опал ничего не нашла – скорее наоборот.
– Он ушел насовсем! – сообщила она, указывая на тюфячок мальчика. Там лежали скомканное одеяло и скрученная жгутом рубашка, напоминавшие призраков. – Его мешочек. Ну тот, с зеркалом. Его нет! – Опал обратила к мужу полный отчаяния взгляд. – Он давно не надевал его, всегда оставлял здесь! Почему же теперь его нет?
Опал сникла и за считанные минуты постарела лет на пять.
– Он ушел, – повторяла она. – Ушел навсегда. Поэтому и забрал свои вещи.
Чет не знал, что сказать. Ничего утешительного он придумать не мог.
– Боги милосердные! Тоби, ты опять спишь? Ты же сдвинул линзу!
Молодой человек поспешно встал и поднял руки, показывая, что никак не мог этого сделать. Его оскорбленный вид говорил, что он и не думал спать, несмотря на поздний час, и что Чавен глубоко ошибается.
– Господин Чавен… я… – начал он.
– Ладно, – оборвал его врач. – Я надеялся, что ты станешь ученым, но, видимо, ошибся.
– Но я хочу быть ученым! Я прислушиваюсь к вам! И делаю все, что вы говорите!
Врач вздохнул. Молодой человек и в самом деле не виноват. Чавен слишком доверился рекомендациям своего друга Эвана Догсенда. Догсенд считался самым ученым мужем в Блушо, но, вероятно, не слишком разбирался в людях. Тоби довольно много работал, но отличался рассеянностью и обидчивостью. И, хотя он был неглуп, ему не хватало любознательности.
«Изменить его – все равно что пытаться заставить мою подружку Кло дружить с мышами и крысами», – подумал Чавен.
Молодой человек все еще стоял перед ним, и на лице его отражалось необыкновенное внимание.
Чавен попытался объяснить еще раз:
– Посмотри, линзу нельзя сдвигать после того, как мы поймали нужный нам объект. Леотродос из Перикала утверждает, что обнаружил новую звезду в созвездии Коссопы. Настроив телескоп на Коссопу, мы должны закрепить его неподвижно и тогда уже производить измерения. Не только сегодня, но и завтpa, и послезавтра, и в другие дни. И если уж мы делаем измерения, то совершенно точно мы не должны облокачиваться на прибор!
– Но на небе полно звезд, – возразил Тоби. – Почему мы изучаем именно эту?
Чавен на мгновение закрыл глаза.
– Потому что Леотродос заявляет, будто нашел новую звезду. Никто не видел новых звезд уже сотни, а возможно, и тысячи лет. Методы древних ненадежны – им нельзя доверять. Последние исследования натолкнули меня на мысль, что наши представления об устройстве небес не совсем точны.
Озадаченный вид парня был красноречивее всяких слов.
– Если небеса неподвижно закреплены, как утверждают астрологи тригоната, – продолжал втолковывать ему Чавен, – на небе не может появиться новая звезда. Иначе откуда она возьмется?
– Но, господин, это же полная бессмыслица, – возразил Тоби, позевывая, хотя уже не выглядел сонным. – Если боги создали сферу, почему бы им не создать и новую звезду?
– Ты делаешь успехи. – Чавен невольно улыбнулся. – Ты задал правильный вопрос, но важнее ответить на другой: почему они не создавали их раньше?
На миг, лишь на один миг в глазах молодого человека вспыхнул огонь. Но осторожность или усталость, а может быть, многолетняя привычка сразу же погасила его.
– Мне кажется, мы слишком много времени уделяем звездам.
– Да, возможно. Но однажды полученные знания подскажут нам, как боги устроили этот мир. Тогда мы сами станем похожи на богов – разве не так?
– Что вы говорите?! – Тоби сотворил знак, отвращающий зло. – Порой вы пугаете меня, господин Чавен.
Чавен пожал плечами.
– Помоги мне снова зафиксировать линзу на Коссопе и иди спать.
Оставшись в одиночестве, Чавен сделал последние записи наблюдений. Хорошо, что парень ушел. Тоби мог бы заметить, как дрожат у хозяина руки, и чем ближе назначенный час, тем сильнее. Удивительное чувство. Он всегда жаждал знаний, но эти переживания походили на голод, причем неестественный. Каждый раз, когда Чавен пользовался магическим зеркалом, он все более неохотно отрывался от него. Чем была вызвана эта страсть – его собственным желанием получить знание или чарами тех духов, которые это знание дарили? А может быть, чем-то совсем иным? Что бы ни было причиной такой страсти, он с трудом заставил себя опустить тяжелое покрывало на большой ящик с редкими и дорогими линзами. Нужно еще закрыть отверстие в крыше обсерватории и отгородиться от этих назойливых, сводящих с ума звезд, что опять задержало его.
Его нетерпение стало особенно сильным, оттого что в последнее время – уже много дней – зеркало не показывало ничего, кроме теней и тишины. Как утомительно было весь вечер наблюдать за Коссопой, когда все его внимание притягивали три красные звезды. Их называли Рогами Змеоса или Старым Змеем. Когда они появлялись над самой большой планетой, что и произошло сегодняшней ночью, он мог снова говорить с зеркалом.
Чавен надежно запер двери и отправился на поиски Кло. Сегодня, если боги благосклонны, ее усилия и его подношение не останутся без вознаграждения.
Нетерпение Чавена было невероятно велико. Пока Кло не укусила его за палец, он не замечал, как грубо выставляет ее за дверь. Он уронил животное, выругался и принялся высасывать кровь из ранки. Кошка убежала прочь по коридору. На смену гневу пришло раскаяние – нельзя так обижать верную подружку! – но стыд растворился в нетерпении.
В комнате становилось все темнее. Он сел перед зеркалом и начал напевать старинную песню на древнем языке. Никто из живых уже не знал, как правильно произносить слова этого языка, Чавен пел так, как когда-то его научил наставник, Каспар Дайлос. У Дайлоса – его называли колдуном из Крейса – не было магического зеркала, только осколки нескольких других зеркал. Но ему и этого хватало, чтобы творить чудеса. Как и при изучении космоса, зеркало для Чавена было способом добыть и передать знание следующим поколениям. Ведь за годы чумы утеряно так много замечательных и полезных сведений!
Дайлос обучил своего ученика всему, что умел сам. Когда необыкновенное зеркало, это удивительное наследие прошлого, попало к Чавену, тот уже в целом представлял, как им пользоваться. Хотя далеко не все части ритуала были ему досконально известны.
Теперь Чавен сидел в темной комнате, озадаченно потирая лоб. Его сбила с толку странная мысль. У него заболела голова – так пристально он вглядывался в сумрак зеркала, стараясь разглядеть: смотрит ли кто-то на его призрачную мышку, что лежит на призрачном полу, не хочет ли этот кто-то появиться перед ним. Неужели и сегодня его ожидает неудача? Он сознавал, что недостаточно сосредоточен. Он даже не мог вспомнить, откуда у него появилось это зеркало. Провал в памяти открылся совершенно неожиданно. Чавен отлично помнил, откуда у него все остальные зеркала. Но одно из них, прислоненное к стене в тайной комнате, словно возникло само по себе. Врач не представлял себе, когда и как в его коллекцию попала великая драгоценность – магическое зеркало.
Это беспокоило его так, словно он не мог дотянуться до зудящего места, и беспокойство усиливалось. Даже страстная жажда знаний ослабела, оттого что новая загадка не давала ему покоя.
«Откуда же взялась эта чудодейственная вещь? – гадал Чавен. – Сколько времени она у меня?»
