Тэд Уильямс
Марш теней
– Конечно, Баррик, конечно. Садись.
Бриони освободила место для брата. Он устроился рядом, продолжая крепко сжимать руку сестры в своей влажной горячей ладони.
Иерарх Сисел подождал, пока все придворные рассядутся. Он едва приподнял бровь, выражая сдержанное удивление, и вернулся к прерванной молитве.
– «В счастливый час или в час скорби пришли мы в мир. Достойно ли мы живем, или поступки наши оскорбляют небеса – лишь краткий миг на земле отпущен нам богами». Так говорил оракул Иарис во дни славы Иеросоля. И он был прав. Ничто в мире не убережет нас от смерти, как бы высоко ни взлетел человек. А за ее порогом самый простой человек может занять место рядом с бессмертными. Мы предаем Керниосу, покровителю плодородных земель, смертную оболочку Кендрика Эддона. Мы возвращаем покровителю вод Эривору кровь, что текла в жилах покойного. Перину, повелителю неба, мы передаем его душу, чтобы она смогла вознестись к небесам и попасть в чертоги богов, как птица, летящая по ветру, возвращается в свое гнездо. Да пребудет с тобой благословение Троих, брат наш. Да пребудет оно и с теми, кто остается. В мире станет темнее без света, что ты унес с собой, но свет этот ярко воссияет в чертогах богов и станет звездой в ночи…
Завершив молитву, иерарх бросил горсть земли на крышку гроба, пролил туда воды из кувшина для церемоний, а сверху положил белое перо. Вельможи повторяли слова священника. Четверо стражников вставили два длинных шеста в специальные отверстия, чуть-чуть помяв знамя Эддонов, так что оскал волка приобрел смущенный вид, потом подняли гроб и понесли его к дверям часовни.
Бриони шла за гробом очень медленно, чтобы Баррик не отставал. Она протянула руку, приподняла знамя и коснулась полированного дерева. Она не находила слов и никак не могла заставить себя поверить, что в деревянном ящике действительно лежит Кендрик.
«Это слишком жестоко – положить его под камень. Он так любил ездить верхом, бегать…»
Когда гроб выносили из часовни, Бриони, шедшая позади стражников, снова заплакала. Придворные выстроились в ряд за спинами близнецов. Остальные домочадцы остались ждать на дорожке, усыпанной цветами. Слуги и менее значительные вельможи провожали взглядами гроб с останками принца. Многие плакали и причитали, словно он умер сегодня. Бриони растрогала их скорбь, но одновременно ее раздражал этот шум. На мгновение она потеряла над собой контроль – пришлось сделать усилие, чтобы не побежать обратно в часовню. Она повернулась к Баррику и поняла, что брат едва замечал окружающих. Он смотрел в землю и сосредоточенно передвигал ноги, словно тащил себя вслед за гробом. Бриони видела, что брату очень плохо, и ей было больно и страшно смотреть на него: казалось, здесь присутствовало только тело Баррика, а сам он по-прежнему оставался в плену лихорадочного бреда.
Бриони отвернулась, обвела взглядом толпу и заметила на стене крошечного светловолосого ребенка, внимательно наблюдавшего за происходящим. Надо полагать, он залез туда, чтобы лучше видеть похороны. Принцесса испугалась: мальчик забрался слишком высоко. Впрочем, он казался очень спокойным, словно белка на верхушке дерева.
Баррик догнал ее и зашептал на ухо:
– Знаешь, они повсюду.
– Кто они? – переспросила Бриони. Сначала она решила, что брат говорит о маленьком мальчике на стене.
– Только тихо. – Принц прижал палец к губам. – Они не догадываются, что я все о них знаю. Но когда я воспользуюсь своим правом по рождению, они заплатят за то, что сотворили.
Он приостановился и опустил глаза. Губы его растянулись в мучительной улыбке.
«Пусть это побыстрее закончится, – взмолилась принцесса. – О милосердная Зория, позволь нам упокоить тело брата, и пусть этот день наконец завершится».
На кладбище процессия растянулась в проходах среди древних надгробий, постепенно продвигаясь к фамильной усыпальнице. Бриони, Баррик, Анисса, Мероланна и еще несколько человек прошли внутрь склепа вслед за стражниками, поднявшими на плечи скорбную ношу. Вельможи остались за порогом.
В толпе одетых в траурные платья больших людей, собравшихся на кладбище, Чет чувствовал себя так, будто заблудился в чаще черных деревьев. Мальчика нигде не было.
Чету оставалось лишь ждать. Похороны почти закончились. Очень скоро королевская семья покинет усыпальницу, и люди разойдутся. Может быть, тогда удастся найти мальчишку.
«Опал никогда не простит мне этого, – подумал он. – Что могло с ним случиться? Здесь столько народу. Он мог встретить своих родственников».
Чет был уверен: это Опал сумеет пережить, если будет точно знать, что так оно и есть.
«Но дело не только в жене, – признался он самому себе. – Я тоже буду скучать по мальчику и горевать о нем… Гром и молния, Чет, ты послушай себя! Говоришь так, будто в гробу лежит не принц, а Кремень. Да он просто сбежал погулять, и все…»
Чья-то рука коснулась спины фандерлинга. Он оглянулся и увидел мальчика.
– Ты?! Где ты был?
Сердце его забилось от неожиданной радости. Чет обнял мальчика и прижал к себе, сам удивляясь своему порыву. Кремню это и вовсе не понравилось. Чет отпустил его и внимательно осмотрел. Ребенок был спокоен. Казалось, он знает какую-то тайну; впрочем, так казалось всегда.
– Где ты был? – снова спросил Чет.
– Я встретил одного старичка.
– Какого еще старичка? О ком ты?
Кремень не ответил. Он пристально смотрел на дверь усыпальницы, где недавно скрылась королевская семья. Оттуда уже кто-то выходил – значит, похороны закончились.
– Так ты не сказал, где был, – настаивал Чет.
– Почему та женщина смотрит на меня? – спросил мальчик.
Чет обернулся и в центре похоронной процессии увидел полную пожилую даму в платье из черно-золотой парчи. Ему показалось, что это тетушка покойного принца – Мероланна. Удивительно, но она и в самом деле пристально смотрела на мальчика, а потом зашаталась, словно собиралась упасть в обморок. Кремень быстро спрятался за спину Чета, но фандерлинг не понял: испугался мальчик или просто не хотел, чтобы на него глядели. Чет повернулся к герцогине: служанки поддерживали ее под руки и уводили в сторону внутреннего двора. Она оглядывалась по сторонам, и по лицу ее было видно, что она и боится, и хочет еще раз увидеть ребенка. Наконец она скрылась в толпе.
Не успел Чет понять, что все это значит, как люди заволновались и стали перешептываться. Чет ухватил мальчика за рукав, чтобы тот снова не сбежал. Из усыпальницы выходили принц и принцесса. Стражники окружали их. Королевские дети выглядели глубоко потрясенными, особенно принц: бледный, с ввалившимися глазами, он и сам походил на ожившего мертвеца, решившего прогуляться.
«Несчастная семья Эддонов», – подумал Чет, когда близнецы шли мимо него.
Их окружали придворные и слуги, но и в этой толпе они казались совершенно одинокими, словно на земле осталась только малая часть их существа. Трудно было поверить, что перед фандерлингом предстали те же люди, что встретились Чету и Опал на холмах несколько дней назад.
«Сейчас на них лежит весь груз мира», – подумал Чет.
Впервые он понял истинное значение древнего изречения и явственно ощутил убийственную тяжесть грязного холодного камня. Это чувство заставило его содрогнуться.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Лунный свет
Король Клаон, отца воды возлюбленный потомок, напуган был словами нищего бродяги и поклялся, что всякого ребенка, рожденного со знаком порочности на теле, найдет и уничтожит…
Из «Компендиума прописных истин».Книга Тригона
13. ЗАДАНИЕ ВАНСЕНА
ЗАЛ СУДЕБНЫХ ЗАСЕДАНИЙ
Силен тот человек, кто не поет,
А кто поет, не повернется даже
На двери закрывающейся стук.
Из «Оракулов падающих костей»
– Я не желаю ничего больше слушать.
Он устал. Голова болела. Он чувствовал себя смертельно больным. Ему казалось, он никогда уже не поправится по-настоящему. Хотелось только одного: бросать об пол тяжелый кожаный мяч, что он и делал. И не собирался останавливаться, чтобы о чем-то думать.
– Ну пожалуйста, Баррик, умоляю тебя, – говорил Гейлон Толли.
Он изо всех сил старался не показать своего нетерпения. Это и позабавило, и рассердило Баррика.
– Принц Баррик, – поправил он молодого герцога. – С недавних пор я принц-регент, а не просто ваш младший кузен, поэтому вы не должны разговаривать со мной в таком тоне.
Гейлон кивнул.
– Конечно, ваше высочество. Простите мою оплошность.
– Уже лучше. – Баррик улыбнулся. – Ладно, повторите еще раз.
– Я хотел… – Герцог Саммерфильдский снова изобразил терпеливое выражение лица. – Я хотел сказать, что сегодня утром ваша сестра опять встречалась с послом Лудиса – с этим черным Даветом.
– Одна? За закрытыми дверями?
– Нет. – Гейлон покраснел. – В саду, в присутствии других людей.
– Ага.
Баррик снова стукнул по мячу. Новость взволновала его, но он не хотел это показывать, чтобы не доставлять удовольствия Гейлону.
– Значит, моя сестра, принцесса-регент, разговаривала в саду с послом человека, который держит нашего отца в плену?
– Да, но… – Гейлон нахмурился и повернулся к Авину Броуну: – Принц Баррик не желает меня понимать, Броун. Попытайтесь объяснить вы.
Комендант пожал плечами. Он был необыкновенно крупным человеком, и его простое движение, казалось, способно обрушить лавину.
– Создается впечатление, что ей приятно общество посла, – сказал Броун. – Она очень внимательно прислушивается к его словам.
– Когда вы болели, принцесса имела продолжительную встречу с Даветом, ваше высочество, – подхватил Гейлон. – Кроме дан-Фаара, она ни на кого не обращала внимания.
«Не обращала внимания…» – мысленно повторил его слова Баррик.
Даже сквозь болезненный туман в воображении принца, сквозь усталость и лихорадочное состояние, что опутывали его, словно паутина, он все-таки смог понять значение этих слов.
– То есть она обращает больше внимания на него, нежели на вас, – произнес Баррик. – Вы это хотите сказать, Гейлон?
– Вовсе нет!
– У меня создается впечатление, что вы пытаетесь рассорить меня с сестрой. – Баррик снова ударил мячом о пол. Мяч попал в стык между плитками и покатился прочь. Двое пажей едва успели отскочить в сторону, огромный пес бросился ловить мяч, загнал его в угол за сундук и недовольно зарычал. – Но я и сестра – одно целое, герцог Гейлон. И вам следует это запомнить.
– Вы неверно меня поняли, ваше высочество. Мы переживаем ужасные времена. И должны быть сильными. Все знатные дома Южного Предела должны держаться вместе: Эддоны, Толли, остальные. Я прекрасно это понимаю. Но нельзя давать простым людям повод шептаться, что ваша сестра… проводит время в компании похитителя вашего отца.
Гейлон повернулся к Броуну.
Всем своим видом показывая, что не имеет никакого отношения к этому разговору, комендант внимательно наблюдал, как пес лапой пытается достать из-за сундука мяч.
Баррик начал сердиться. Гнев его был еще слабым, как сверкающая над дальним холмом молния.
– Вы забываетесь, – ответил он герцогу. – Уходите. Так и быть, я прощу вашу бестактность, Гейлон, но впредь остерегайтесь. В другой раз вам придется защищать свою честь с оружием в руках, причем моя сестра не станет искать для вас противника, а сразится сама.
– О боги! Неужели они все безумны? – воскликнул Гейлон Толли.
Броун крепко сжал его плечо и настойчиво подтолкнул к дверям, что-то шепча на ухо герцогу. Выпроваживая Гей лона, комендант странно взглянул на Баррика: в удивленном взгляде было то ли одобрение, то ли плохо скрытое презрение.
Баррик не нашел в себе сил разобраться в этом. За три дня, что принц провел на ногах, ему пришлось присутствовать на похоронах брата, потом, уже в замке, выдержать долгую утомительную церемонию в пропахшем ладаном огромном храме Тритона, после чего его и Бриони произвели в регенты. Баррик до сих пор чувствовал себя плохо. Лихорадка пронеслась по его телу, точно огонь по лесной поляне. Сгорело самое главное: корни и ветви, – и понадобится много времени, чтобы они отросли вновь. Но и это еще не все. Лихорадка оставила после себя какие-то таинственные зародыши – семена новых идей. Баррик чувствовал, как они зреют внутри и ждут часа, чтобы выйти наружу.
«Кем я стану? – задумался Баррик, глядя на свою скрюченную левую руку. – Я и без того урод, объект насмешек, меня преследуют кошмарные сны… тень отца. Неужели меня ожидает еще и предательство?»
Эти новые мысли не покидали Баррика. Его и раньше изводила подозрительность, во сне и наяву. Он много молился, но боги не желали облегчать его страдания.
«Возможно, мне стоило прислушаться к словам Гейлона?»
Баррик не очень-то доверял кузену. Гейлон был честолюбив, о чем все знали, хотя нельзя было назвать его худшим в семье. На фоне братьев – коварного Карадона и безответственного Хендона – герцог Саммерфильдский казался скромным, как благонравная девица. Впрочем, Баррик не верил ни одному аристократу Южного Предела: ни Броуну, ни Тайну Олдричу из Блушо, ни даже старому смотрителю замка Найнору. Ему было совершенно безразлично, преданно ли они служили его отцу. Он доверял лишь сестре. Теперь же слова Гейлона попытались разрушить и эту связь.
Баррик поднялся. Его так переполняли злоба и страдание, что собака поджала хвост и убежала от него подальше. Двое пажей ожидали распоряжений, глядя на своего господина снизу вверх: так мелкие зверьки смотрят на крупного зверя, пытаясь угадать, не голоден ли он. С той минуты, как принц утром поднялся с постели, он уже не раз накричал на пажей.
– Мне пора одеваться, – произнес он, стараясь говорить спокойно.
Совет собирается через час. Может быть, правильнее спросить Бриони напрямую, о чем она разговаривала с черным послом? Баррик вспомнил худое темное лицо, улыбку превосходства – и по его спине пробежал холодок. Посол напоминал тех жестоких призрачных существ, что преследовали принца в лихорадочных снах. Правда, теперь и реальная жизнь стала кошмаром. Баррику все время приходилось убеждать себя, что он не спит, что стены твердые и никто не наблюдает за ним из каждого угла.
«Я чуть не проговорился Бриони про отца», – вдруг подумал он.
Этого делать не следует. Если он скажет Бриони, сестра уже не сможет относиться к отцу так, как раньше.
– Я жду, черт побери! – прикрикнул он.
Пажи достали из сундука отделанную мехом мантию и поспешили к нему, неуклюже согнувшись под ее тяжестью. Казалось, они несут тело мертвого врага.
Что нужно Бриони от посла? А еще важнее, почему она ничего не сказала Баррику, своему брату? Он не мог отделаться от подозрения, будто принцесса решила стать единовластным регентом, оставив его одного бороться с болезнью.
Нет!
Он попытался отбросить мрачные мысли, но они приходили снова и снова, как голодные нищие, которых гонят прочь, а они возвращаются.
«Нет, только не Бриони! Если кому-то в мире можно верить, то именно ей», – решил наконец Баррик.
У принца дрожали колени, когда пажи, поднявшись на цыпочки, надевали мантию ему на плечи. Ему незачем было смотреть на слуг: он прекрасно знал, что они переглядываются и считают его больным.
«Может, моя лихорадка еще не прошла? – подумал Баррик. – Или это начало того, о чем говорил отец? Неужели это оно?»
На миг он вернулся в мрачные лабиринты своей болезни, погрузившись взглядом в раскаленную докрасна темноту. И не увидел пути к спасению.
На продолговатом лице сестры Утты читались интерес и озабоченность. Она старательно подбирала слова.
– Я считаю, что это очень смелая мысль, ваше высочество.
– Но не очень удачная – так вы думаете? – нетерпеливо перебила ее Бриони.
Она очень много передумала за эти дни. Ее переполнял поток чувств и желаний, и иногда даже казалось, что в ней зреет сила – сила, которую следовало прятать от посторонних глаз. Эти противоречивые чувства управляли и телом и мыслями, словно она была куклой-марионеткой.
– Вы, наверное, решили, что я ищу неприятностей? – продолжала Бриони. – И хотите предостеречь меня.
– Вы теперь принцесса-регент, – возразила Утта. – Вы можете поступать так, как считаете нужным. Но будущее наше неясно и подобно мутному потоку. И разве уместно сейчас, чтобы глава королевства носила одежду, похожую на мужскую?
– Уместно ли это сейчас? – Бриони раздраженно хлопнула рукой по колену. – Если не сейчас, то когда? Все меняется. Еще неделю назад Кендрик собирался отправить меня замуж за разбойника из Иеросоля. А теперь я правлю в Южном Пределе.
– Вместе с братом.
– Да, естественно, вместе с братом. Братом-близнецом. Мы можем делать все, что хотим. Все, что считаем правильным.
– Прежде всего, – возразила Утта, – не забывайте, что хоть вы с принцем и близнецы, но вы не являетесь единым целым. Между вами существует некоторое различие.
– То есть вы хотите сказать, что он рассердится? – воскликнула девушка. – На то, что я хочу носить удобное платье вместо рюшей и кружев, которыми украшают себя безмозглые существа, стремящиеся лишь к тому, чтобы радовать чей-то взгляд?
– Я хочу сказать, что ваш брат тоже видел, как мир перевернулся. Как жизнь в королевстве изменилась. Это случилось за несколько последних дней, принцесса Бриони. Год тому назад здесь правил ваш отец и, казалось, боги были милостивы к нам. Но теперь все иначе. Помните об этом! Близится темная холодная зима, на высоких холмах уже лежит снег. Люди будут жаться к огню, слушать завывания ветра и гадать, что их ждет дальше. Их король томится в плену. Наследник убит, и никто не знает, как это произошло. Что ваши подданные будут говорить друг другу? «Спасибо богам, что на троне теперь дети и они не боятся крушить старые традиции!» – так?
Бриони не могла оторвать взгляд от красивого строгого лица сестры Утты.
«Я бы все отдала, чтобы стать на нее похожей, – думала она. – Мудрая, очень мудрая и спокойная. Будь я такой, люди доверяли бы мне! А я похожа на коровницу: красное лицо, вспотевшее тело».
– Я ведь пришла за советом, – напомнила она жрице. Утта грациозно пожала плечами.
– По-моему, вы пришли на урок.
– Спасибо, сестра. Я непременно подумаю над тем, что вы мне сказали.
Но едва они вернулись к чтению «Истории Эона и его народов», как раздался стук в дверь.
– Принцесса Бриони! – донесся из коридора голос Розы Треллинг. – Ваше высочество! Вам пора идти на совет.
Бриони поднялась и, прежде чем последовать за фрейлинами, поцеловала прохладную щеку Утты.
Коридор был узким, и они втроем не могли идти рядом. Поэтому Роза и Мойна чуть приотстали. Бриони слышала шуршание их юбок, задевавших стены.
Мойна Хартсбрук откашлялась, затем сказала:
– Тот человек… просил передать, что будет счастлив снова встретиться с вами завтра в саду.
Она произнесла это с осуждением, которое вызвало улыбку Бриони.
– Ты имеешь в виду лорда Давета? – спросила принцесса.
– Да, ваше высочество.
Дальше они шли молча. Бриони чувствовала, что Мойна пытается набраться храбрости и сказать что-то еще.
~– Принцесса, – все-таки решилась фрейлина, – простите меня, но почему вы с ним видитесь? Он же враг нашего королевства.
– Ну и что? Многие иностранные послы нам не друзья. Например, граф Эвандер из Сиана и этот старикашка из Сессио, что чересчур громко дышит и пахнет коровьим навозом, – ты же не считаешь их нашими друзьями? Уверена, ты помнишь и толстого борова Анджелоса, посла Джеллона. Он вечно улыбался мне и лебезил перед Кендриком. Но однажды утром мы проснулись и обнаружили, что его хозяин, король Геспер, сдал нашего отца Иеросолю. Я убила бы Анджелоса, если бы он не уехал из замка под предлогом охоты, а потом не улизнул в свой Джеллон. Но пока Давета не поймали на месте преступления, мы должны мириться с его присутствием. Таково искусство управлять государством.
– Но… Но разве вы разговариваете с ним только по этой причине? – Мойна была девушкой упрямой и не обратила внимания на Розу, тут же толкнувшую ее локтем в бок. – Ради искусства управлять государством? – уточнила она.
– То есть ты хочешь знать, почему я беседую с ним? Думаешь, что я поступаю так, потому что он привлекательный мужчина?
Мойна покраснела и опустила взгляд.
Роза тоже избегала смотреть в глаза госпоже.
– Мне он не нравится, как и Мойне, – призналась вторая фрейлина.
– Я не собираюсь за него замуж, если вас это беспокоит.
– Ваше высочество! – Фрейлины были потрясены. – Ну конечно нет!
– Да, он привлекателен. Но он почти ровесник отца, не забывайте. Мне интересны его рассказы о тех местах, где он побывал, о южном континенте, о его родине, о пустынях, о разрушенном Иеросоле. Мне ведь пока не довелось повидать мир.
Фрейлины удивились: для них путешествия в дальние страны означали лишь множество неудобств и опасностей. Бриони прекрасно знала: девушки не поймут ее желания познать мир за пределами их сырого, темного, старого замка.
– Но еще интереснее услышать, что Давет говорит о Шасо, – продолжила она. – А вы, конечно, знаете о том, что Шасо арестован и обвинен в смерти моего брата. Может быть, вас устроит такое объяснение: я должна докопаться до причины убийства принца Кендрика.
Роза и Мойна тотчас начали рассыпаться в извинениях, но Бриони понимала, что не была с ними до конца откровенна. Ее отношение к Давету, помимо интереса к его богатому жизненному опыту, включало нечто еще. Она и сама не вполне разобралась, что это за чувство. Бриони не считала себя наивной девушкой, тающей от одной лишь привлекательной внешности. Но что-то в личности посла притягивало ее. Давет занимал ее куда больше, чем следовало. К тому же ей не было безразлично, что он думает о ней и о ее дворе.
«Он отвез бы меня к Лудису, не моргнув глазом, – убеждала она себя. – Такой уж он человек. Если бы Кендрик принял решение днем раньше, я была бы уже на полпути к Иеросолю и готовилась бы к встрече с женихом, лордом-протектором».
И тут ей впервые пришло в голову: Кендрик непременно отправил бы ее к Лудису ради блага Южного Предела, а смерть принца-регента случилась как раз в последний момент перед неизбежным и предотвратила события. Эта мысль показалась ей столь очевидной и столь поразительной, что она остановилась как вкопанная, а фрейлины, шедшие позади, налетели на нее. Замешкавшись на несколько секунд, все трое двинулись дальше. Но теперь Бриони уже не хотелось идти на совет. Внезапно пришедшая мысль изменила все, как туча закрывает солнце и превращает ясный день в серые сумерки.
«Кто заинтересован в том, чтобы Кендрик не отослал меня в Иеросоль? Какова роль Шасо в этом заговоре? Возможно, причина убийства не лично во мне и не в том, чтобы я осталась в Южном Пределе. Возможно, убийство совершено, чтобы завладеть троном. Но даже если бы кто-то из близких родственников – например, Гейлон Толли или Рорик – захотел стать регентом, на его пути к престолу остались бы еще двое: Баррик и я. Тогда им пришлось бы убить и нас. Правда, есть еще один претендент, – вспомнила Бриони. – Ребенок, которого носит Анисса».
Младенец станет наследником, если к моменту появления на свет у него не будет ни братьев, ни сестер.
«Анисса?»
Внезапно Бриони расхотелось размышлять об этом. Мачеха никогда не нравилась ей, но поверить, будто женщина способна убить целую семью ради неродившегося ребенка, было невозможно. К тому же дитя может родиться мертвым! Но избавиться от подозрений не удавалось. А если Анисса из Девониса приходится родственницей королю Джеллона Гесперу – тому, кто предал отца Бриони Иеросолю?
Гейлон, Рорик, жена отца – теперь все они оказались под подозрением.
«Вот как действует на людей нераскрытое убийство», – посетовала Бриони.
Принцесса подошла к двери зала совета и остановилась в ожидании, когда объявят о ее прибытии. Баррик, ссутулившись, сидел на одном из двух высоких стульев во главе стола, прижимая руки к груди, словно ему было холодно. Лицо его на фоне черного мехового воротника казалось более бледным, чем обычно.
«Убийство порождает призраков – не одного, а сотни. Когда-то эти залы были полны людей, и я знала их, даже если не любила. А теперь его заселили демоны и привидения».
«Подожди, я тебя вызову», – говорилось в записке Авина Броуна.
Даже без эмблемы с волком и звездами и без собственного герба Броуна на восковом оттиске внизу не составляло труда определить автора послания, написанного черными чернилами.
Феррас Вансен в парадном мундире стоял у дверей зала совета, с ним рядом – двое стражников. Еще двое находились снаружи: охраняли человека, которого должны были представить советникам. Зал совета называли Дубовой гостиной из-за массивного деревянного стола, расположенного в центре. Когда-то, во времена серых отрядов, это помещение служило хранилищем королевских сокровищ. Расположенное в лабиринте коридоров позади Тронного зала, оно не имело окон. Сюда вели лишь две двери. Капитану королевских гвардейцев никогда не нравилась эта пустая холодная комната: ее построили как последнее убежище на случай поражения или катастрофы.
Капитан гвардейцев сначала рассердился на лорда Броуна за то, что комендант столь пренебрежительно отнесся к полученному известию – велел не оглашать его до самого конца совета, который мог затянуться надолго. Предстояло разрешить очень много вопросов. Прошел час, второй… Теперь Вансен понимал ход мыслей Броуна. Со дня смерти Кендрика прошло достаточно времени, но убийство так и осталось нераскрытым, хотя подозреваемый был арестован. В последние дни делами страны почти не занимались, не говоря уже о том, что остались важные вопросы, не решенные при жизни Кендрика. Если бы Вансен выложил новость в самом начале заседания, все проблемы вновь отошли бы на второй план.
Вансен ждал, хотя ему с трудом удавалось сдерживать нетерпение. Его взгляд блуждал по лицам собравшихся в зале членов совета. Капитан гвардейцев воображал, что нужно делать, вздумай кто-нибудь из присутствующих напасть на близнецов. Он представлял себе, как отразил бы атаку злоумышленника. Вельможи откровенно скучали. Кажется, они еще не поняли, что в свете последних событий скука стала для них непозволительной роскошью.
Феррас обратил внимание, что принц Баррик по-прежнему выглядит очень больным. Не исключено, что юноша измучен свалившимися на него заботами. Так или иначе, но принц не проявлял никакого интереса к делам государства. А время поджимало: требовалось рассмотреть арендную плату за королевские земли, прочесть официальные соболезнования из Таллено, Сессио и Перикала, принять окончательные решения по важным имущественным спорам, поступившим из гражданских и Церковных судов. Казалось, молодой принц не следил за происходящим и не слушал речей. Он ждал, пока выскажется Бриони, а потом соглашался с ее мнением кивком головы, поглаживая лежавшую на коленях больную руку, словно любимую собачку.
Лишь вопрос смотрителя замка лорда Найнора, казалось, вывел принца из полусонного состояния. Глаза его ненадолго оживились. Найнор хотел знать, сколько еще продлится пребывание в замке посла Иеросоля Давета дан-Фаара. Средства были выделены на две недели. Когда Бриони обсуждала этот вопрос, Баррик, несмотря на свой очевидный интерес, не проронил ни звука и остался неподвижен, словно статуя. Принцесса сказала, что они не могут торопить человека, в чьих руках находится безопасность их отца, особенно в нынешнее смутное время. В этот момент она выглядела столь же рассеянной, как и ее брат. Феррасу Вансену показалось, будто Баррику ее ответ не понравился, но возражать принц не стал. Найнор, недовольно ворча, отправился пересматривать хозяйственные расходы.
В течение двух часов принц и принцесса занимались решением государственных вопросов. Собравшиеся вельможи вносили предложения, иногда оспаривали чужие мнения, но главным образом просто наблюдали, как близнецы справляются с новыми обязанностями. Наблюдали и делали выводы. Гейлон Саммерфильдский на этот раз не выступал со своими обычными возражениями, а полностью погрузился в собственные мысли, подобно принцу с принцессой. Казалось, Гейлон должен был заинтересоваться, когда заговорили о лорде Давете. Но красавец герцог продолжал ковырять ножку стола кинжалом, едва скрывая очевидное разочарование, причины которого Феррас Вансен не понимал. Впервые он видел герцога Саммерфильда таким, какой он на самом деле, если отбросить богатство и власть: очень молодой человек, еще моложе Вансена, не привыкший молчать и терпеть.
«Ему, должно быть, нелегко жилось с его отцом – хвастливым пьяницей», – подумал капитан.
Никто за пределами саммерфильдского двора не скучал по старому герцогу Линдону, и, как подозревал Вансен, в самом Саммерфильде о герцоге жалели тоже немногие.
Время шло, ничего интересного не происходило. Собрание несколько оживили сообщения о том, что в последнее время сильно возросло количество странных существ, видимо просачивавшихся через Границу Теней. Неподалеку от Редтри какое-то создание с шипами и огромными зубами изувечило ребенка, в Другом месте мужчина был убит безглазым козлом с черными рогами. Жители быстро поймали козла, убили и сожгли. Но в большинстве случаев существа оказывались вполне безобидными, несмотря на странный вид. Многие из них заболевали или умирали, словно не могли приспособиться к жизни по эту сторону призрачной Границы.
Вскоре и эта тема притупилась. Некоторые советники совсем перестали следить за обсуждением и громко переговаривались, будто не замечали сердитых взглядов Броуна. Вансен с интересом отметил, что комендант крепости по собственной инициативе взял на себя роль первого министра – этот пост оставался вакантным со дня смерти старого герцога Саммерфильда, случившейся год назад. Интересно, не в этом ли кроется причина дурного настроения молодого герцога?
«Очень многое разладилось после отъезда короля», – подумал Вансен.
– А сейчас, если ваши светлости не возражают, – объявил Броун, когда разговор о строительстве нового храма тригоната заставил всех заскучать, – нам предстоит очень важное дело. Мы припасли его на конец совета.
Несколько вельмож, утомленных долгим заседанием, выпрямили спины и попытались сконцентрироваться. Вансен уже был готов ввести свидетеля, но Броун неожиданно повернулся к нему спиной. Он вызвал двоих, кого Феррас никогда раньше не видел: мужчину с круглыми глазами и молодую девушку. Мужчина среднего возраста был лыс, как черепаха, но в остальном выглядел вполне здоровым: у него была выпуклая грудь и длинные мускулистые руки под стать комплекции. Девушка в широкой юбке и шали, скрывавших ее фигуру, производила странное впечатление – у нее полностью отсутствовали брови, как это было принято лет сто тому назад, а линия волос проходила высоко надо лбом.
