Бруно занимался подготовкой огорода к зиме. Плуг бездействовал в сарае по причине отсутствия лошади в их убогом хозяйстве. Копать землю приходилось вручную. Он вставал пораньше, как это делали когда-то его отец и братья, и брался за лопату, проводя за этим занятием целый день.
В то время, как оставшиеся в доме две Марты хлопотали за приготовлением обеда, стиркой и уборкой их нехитрого жилища.
В основном, все дела ложились на плечи Марты-приёмыша, как окрестил её Бруно про себя.
И она неплохо справлялась с возложенными на неё обязанностями. Могла приготовить вкусный обед или ужин, обойдясь минимумом продуктов.
Прилежно скребла полы, выгребала золу из очага.
Уходя по делам, он мог спокойно оставлять мать дома, ведь с ними была Марта-младшая.
На мать иногда снисходили дни просветления. Но были минуты, когда за уборкой или приготовлением овощного рагу она замирала при виде вернувшегося в дом пообедать сына.
– Кто вы? Что делаете в нашем доме? Я позову мужа, если вы не уйдёте! – тревожно бормотала она, с ужасом глядя на Бруно по-детски испуганными глазами.
– Ма, это я, твой сын. Опять меня забыла? – устало отвечал каждый раз Бруно.
Но мать не верила, продолжала нести свой бред, пятясь от него.
Тут на помощь приходила Марта-приёмыш.
Она ласково обнимала Марту-старшую, что-то тихонько шепча той на ухо. Приносила кружку холодной воды, усаживала на лавку. И Марта её слушала, успокаивалась и затихала.
… Однажды Бруно простыл, и Марта-приёмыш с материнской заботой принялась ухаживать за ним.
Это было немножко нелепо, если представить себе Марту с тощей фигуркой девушки-подростка робкого нрава, заставлявшую принимать лекарство взрослого мужчину.
Бруно, мучавшийся от изнурительного кашля и жара, и залегший в своей комнате, точно в медвежьей берлоге, (обе Марты спали во второй комнате с очагом); в первый же день рыкнул на неё. Он не нуждается ни в чьей-то помощи, ни в жалости. Он мужчина, и сам со всем справится.
Но Марта не обратила ни малейшего внимания на его рычание, принесла кувшин с водой, чтобы обтереть ему лицо и грудь. Заварила какие-то травки, и не отошла от его постели, пока он не выпил мерзкий от горечи отвар.
После отвара ему стало лучше, он забылся в мутном болезненном сне. А, когда очнулся, обнаружил рядом с собой Марту.
Она спала, свернувшись калачиком на краю постели у его ног, вместо подушки скрестив худенькие руки у себя под головой. Руки, как и лицо, были сплошь покрыты рыжими веснушками.
И так же, как при их первой встрече, у него защемило на сердце.
Он протянул ладонь и осторожно коснулся спутанной копны рыжих волос.
Марта вздрогнула и резко подняла голову.
– У тебя даже на руках веснушки, – улыбнулся Бруно.
Она смутилась от его слов.
– Отец говорил мне, что я страшная…
– Неправда, – слабо покачал головой Бруно.
– Ты прекрасна.
После того утра она стала жить в комнате Бруно.
… Он отлежался после хвори и снова вернулся к работам. Надвигались холода, нужно успеть подготовить землю, чтобы весной можно было засадить её.
Вот только чем? У них не было ни пшеницы, ни овса. Ничего.
Чтобы выжить и прокормиться, надо завести хозяйство. Но с чего начать?
Бруно старался об этом не думать.
Их теперь трое. И его обязанность, как настоящего мужчины, заботиться о своей семье. К весне он непременно что-нибудь придумает.
Возможно, подастся в город и подыщет себе какую-нибудь работёнку. А на заработанные деньги они смогут купить зерна и овец.
Впереди целая зима, он обязательно выкрутится и не даст им умереть с голоду.
Только запасов становилось всё меньше.
Как не старалась экономить Марта-приёмыш, заканчивался овёс. Как-то, собираясь готовить обед, она заглянула в мешок и обнаружила лишь жалкую горсточку крупы на самом его дне.
Как нарочно, тем утром, придя из сарая и втаскивая в дом большую тыкву, Бруно сообщил, что тыквы заканчиваются, в сарае осталась всего одна.
Бруно стал поговаривать, что хочет отправиться в город в поисках заработка.
Марта молча его слушала, но про себя ужасно расстраивалась.
… Отец с братом так и не вернулись с острова Смерти. Наверно, ей никогда их больше не увидеть.
За короткое время Бруно стал для неё всем. Если она потеряет ещё и его, просто этого не переживёт. Она могла бы напроситься с ним, но на кого они оставят Марту? Бедняжке не справиться одной в их заброшенной деревушке, и присмотреть за ней совсем некому. Порой она ведёт себя, как маленький ребёнок. Капризничает, отказывается есть. А ночами не спит, сидит и смотрит в тёмное окошко. Наверное, ждёт, что вот-вот вернётся покойный муж или старшие сыновья.
Вот и сегодня она снова не в себе.
– К нам подъехали обозы! – с неприсущим ей оживлением воскликнула вернувшаяся со двора Марта.
– И чего на них только нет! Гуси, куры, овцы… мешки с крупой, – весело перечисляла она Марте-приёмышу.
– Хорошо-хорошо, – та постаралась её успокоить, усадить на скамью.
Но куда там! Марту-старшую был не остановить.
– Скорее беги в поле за Бруно, зови его!
– Ладно, схожу, – Марта-приёмыш решила сделать вид, что послушалась её.
Она вышла на крыльцо, думая постоять там немного, затем вернуться в дом и продолжить готовить обед.
Вышла и ахнула.
Слова матери Бруно не были её очередным бредом или навязчивой идеей.
Перед их лачугой стояло несколько обозов, с которых доносилось блеянье овец, гогот гусей. К одному их обозов были привязаны две коровы: одна чёрная с белыми пятнами; другая рыжая, как сама Марта.
Её удивлению не было предела. Откуда все эти богатства? Может, кто-то по ошибке подъехал к их двору? Вот сейчас недоразумение прояснится, и всё это богатство отправится дальше.
Ах, если бы это было предназначено для них… пусть не всё, хотя бы малая часть.
Из-за обозов показалась всадница на пегой лошади. Марта-приёмыш заметила, с какой горделивой осанкой держится в седле незнакомка, одетая в простое дорожное платье.
– Привет, – дружелюбно сказала всадница, спускаясь с лошади и с интересом разглядывая Марту.
Из рассказов Бруно Гертруда знала, в какой деревне тот жил. Найти его дом труда не составило. Почти все дома в ней стояли нежилыми, покинутыми своими хозяевами. И лишь из трубы одного из них шёл лёгкий дымок.
Но, кажется, это не дом Бруно. Он не упоминал, что у него есть сестра или ещё кто-то, кто жил с ним помимо матери.
– Привет, – отозвалась Марта, продолжая с любопытством смотреть на незваную гостью, каким-то чудом заехавшую в их глуховатые местечки, и даже не догадываясь, что говорит с королевой Белых Лилий.
– Я ищу Бруно, ты случайно не знаешь его?
В глазах Марты промелькнуло что-то, схожее с тревогой и ревностью. Гертруда поняла, что адресом она не ошиблась, и эта худенькая рыжая девчушка знает её друга.
Тут на крыльце появилась Марта-старшая.
Последний раз они виделись в мужском монастыре, но женщина без труда узнала гостью.
– Гертруда! Ты приехала! Вот Бруно обрадуется!
– Чему я должен обрадоваться? – из угла дома вышел Бруно, успевший расслышать лишь последние слова своей матери.
Сегодня он вернулся с поля раньше обеда. Странное чувство, будто что-то должно случиться, заставило его бросить лопату и поспешить домой.
При виде Гертруды он остановился, как вкопанный, машинально пряча за спину грязные от земли руки. Опустил глаза на потрёпанные башмаки, давно державшиеся на одном честном слове, и смутился ещё больше. Не замечая его растерянности, Гертруда лёгкими шагами приблизилась к нему, обняла.
– Как же я соскучилась, – сказала своим хрипловатым чудесным голосом.
Он робко обнял её в ответ, стараясь не касаться грязными ладонями, зажмурился, вдыхая её неповторимый запах утренней свежести и чистоты.
– Я тоже, – честно признался он.
Тут он обратил внимание, как смотрит на них во все глаза Марта-приёмыш. Её взгляд тут же наполнился обидой, казалось, ещё немного, и она расплачется или убежит прочь.
Делая над собой усилие, он отстранился от Гертруды.
– Познакомься, это Марта, – кивнул он на свою Марту.
– А это Гертруда, мой хороший друг и наша королева, – представил он Гертруду.
Марта покраснела.
Её Бруно знаком с самой королевой! А она его надумала ревновать к ней, глупая.
– Как поживаешь. Бруно? А я к тебе с деловым предложением. Нам срочно нужен советник по делам овцеводства. Ты ведь интересуешься овцами? И кое-что о них знаешь. К тому же, родился на земле, держал своё хозяйство, – Гертруда сразу перешла к делу, с которым приехала.
– Спасибо, – ответил Бруно.
– Я очень нуждаюсь в работе, дела, как видишь, у нас пока не очень. Но навряд ли сгожусь тебе на роль советника, к тому же, для этого нужно уехать отсюда.
Размышляя о заработках в городе, он и тогда переживал, как покинет родные места даже на зиму. А тут, возможно, их бы пришлось покинуть на более длительный срок. Оставить дом, мать, Марту-приёмыша…
– Я так и думала, – рассмеялась Гертруда.
– Поэтому решила на случай твоего отказа прихватить с собой небольшую помощь тебе и твоей семье, – она показала глазами на обозы.
– Но… даже не знаю, ты столько всего привезла… – в тот момент ему было стыдно, он не чувствовал себя мужчиной.
Какой же он будет мужчина, если примет помощь от женщины, в которую был влюблён?
– Боюсь, мы не можем это принять… – начал он.
– Боюсь, отказы не принимаются, – перебила его она.
– Лучше пойдём со мной, покажу тебе кое-что…
Он покорно поплёлся за ней, как когда-то, когда они вдвоём пробирались по лесам в монастырь. И снова он подчиняется ей.
Гертруда подошла к одному из обозов. В большой деревянной клетке сидели куры и петух. Точь-в точь такой, из которого он готовил похлёбку в лесу для них.
– Чёрный петух, – улыбнулся Бруно.
– Надеюсь, ты не отправишь его на суп, – улыбнулась она в ответ.
И тогда он понял: своим отказом он обидит Гертруду и лишит свою семью шанса на выживание.
– Мы друзья, Бруно. Ты много раз выручал меня, настал и мой черёд отплатить добром на добро.
– Спасибо тебе, – ответил он, а Гертруда вдруг сменила тему.
– Эта девушка, кто она тебе? – возможно, в ней заговорило женское любопытство.
Гертруда была необыкновенной, но всё же женщиной.
– Это моя Марта, – сказал Бруно.
– Она лишилась семьи и чуть не погибла от голода, когда мы встретились.
– Хорошая девушка, береги её, – Гертруда обняла его ещё раз, теперь уже на прощание.
– Если будешь нуждаться в помощи, только скажи. Для меня это будет лишь в радость, – добавила она.
Да, Гертруда оказалась права. Он встретил достойную девушку, которая искренне его полюбила, и которая стала ему небезразлична.
Марта оказалась хорошей хозяйкой, заботливой, внимательной к нему и к Марте-старшей.
У неё была яркая, необычная внешность. Тонкая талия, длинная изящная шея.
И всё же у неё был один недостаток.
Она не была Гертрудой…
А, может, это и к лучшему? Что бы он, простой деревенский парень, делал с настоящей королевой? Сам бы мучился, и её сделал несчастной.
… Обозы выгрузили, отвязали коров и пару лошадей (теперь можно смело вытащить плуг из сарая!), Гертруда и возницы отправились в обратный путь.
Бруно смотрел вслед отъезжающим, когда сзади неслышно подошла его Марта.
– Вы просто друзья? – спросила она, не в силах скрыть дрожащую в голосе ревность.
Да, они друзья. О том, что он был влюблён в Гертруду, его Марте знать ни к чему.
Бруно ненавидел ложь. Поэтому промолчал.
Он обнял Марту, нежно поцеловал в висок, испещрённый золотыми веснушками.
Поначалу он думал, что они рыжие. Но теперь-то точно знал: они золотые.
– Пойдём в дом.
– Ой! – Марта всплеснула руками.
– А обед-то я ещё не готовила…
– Вот как, значит, ждёшь меня, – делая вид, что сердится, нахмурился Бруно.
Но, видя, как опечалилось её лицо, легко, словно пушинку, подхватил Марту на руки, закружил.
Она засмеялась, обнимая его за шею.
Потом замолчала, внимательно заглянула ему в глаза.
– У нас теперь всё есть, мы не пропадём. Значит, ты никуда не уйдёшь? Тебе больше не нужно искать работу в городе?
– Не уйду, – согласился с ней Бруно.
– Если не будешь морить меня голодом, как сегодня, – и всё же не удержался от шутки.
Но Марта уже не видела повода для печали, и лишь улыбнулась на его слова.
В королевстве Белых Лилий сезон второй стрижки овец наконец-то подошёл к концу. Главная стрижка всегда приходилась на середину июня. Грубошёрстных и полугрубошёрстных стригли ещё раз осенью.
Стригали начинали свою работу на северо-востоке королевства. Там были самые холодные районы, и овцам до зимы нужно было успеть обрасти новой шерстью, чтобы не замёрзнуть.
Грязную шерсть стричь сложнее, да и по качеству она хуже, чем чистая, промытая.
Поэтому овец сгоняли к ближайшим водоёмам и ручьям, сначала мыли.
Многие из стригалей погибли на острове Смерти или в боях с Хитрыми Лисицами. Оставшимся мастерам нужно было трудиться день и ночь, чтобы всё успеть закончить в срок.
Гертруда целыми днями разъезжала по королевству, следя за тем, как проходит стрижка. Она приказала организовать полевые кухни, чтобы мастера были сыты и ничто не отвлекало их от работ.
Но вот дело завершено, все потрудились на славу, можно немного отдохнуть.
По этому случаю Гертруда задумала устроить праздник. Но сперва ей хотелось сделать ещё кое-что.
… Эта осень выдалась для неё непростой. Ей пришлось многому учиться, чтобы дела в Белых Лилиях как можно скорее пошли в гору.
Гертруда выписала множество книг и справочников по ведению овцеводства. В одном из уголков королевства удалось разыскать фермера, которому приходилось бывать в Испании, где разводят редкие племенные виды этих животных.
Он-то и стал советником при её дворе. Первым делом предложил изучить все районы королевства, их климат и рельефы. Для горных и скалистых отбирались одни породы, для вересковых пустошей – иные.
Гертруда отправилась на встречу с испанским королём и, используя максимум обаяния, заключила с ним договор на закупку лучших пород на самых выгодных для неё условиях.
Она была очарована коврами, сплошь покрывавшими дворец испанского монарха.
Видя её заинтересованность, тот был столь любезен, что показал Гертруде ткацкие станки, на которых делались ковры. Рассказал, какая шерсть лучше для них подходит.
И Гертруда загорелась новой идеей.
Почти всё сырьё, добываемое в Белых Лилиях, шло на продажу. Для себя оставлялась лишь малая часть на личные нужды.
Вот если бы они тоже стали делать ковры и разные вязаные вещи, а затем продавать! Такой товар стоит на порядок дороже. Значит, они могли бы получать двойную прибыль. А на вырученные деньги закупить ещё овец…
… «Кажется, меня понесло, как когда-то Артура и Эдгара» одёргивала она себя и понимала, – между ними есть разница. Те двое стремились к собственному обогащению и власти. Она мечтает о процветании всего королевства, в котором не будет нищих и бродяг. Каждый желающий сможет получить работу, крышу над головой и очаг с горячей похлёбкой на ужин.
… На обратном пути к дому вокруг стоял такой густой туман, что невозможно было разглядеть родного берега, пока их судно почти не причалило к нему.
В ноябре на островах Северного моря наступает период дождей.
Каждый новый день муссоны приносят с Атлантики грозовые тучи, спускающиеся до самой земли.
Настолько плотные, что солнечным лучам приходится с трудом пробиваться через их завесу.
Кругом было промозгло и неуютно: на берегу, в саду, в самом дворце.
Праздник по случаю окончания сезона стрижки был запланирован после возвращения Гертруды от испанского короля.
Она осталась верной себе, по-прежнему не любила пирушки и многолюдность.
Но её долг – порадовать и поблагодарить свой народ за проделанную работу.
Как и при славном Генрихе, гуляние было всеобщим. На него были приглашены жители всего королевства.
Для этих целей была задействована главная дворцовая площадь.
Вечерний холод заглушали кострами и виски с многолетней выдержкой, вывозимое в тёмных дубовых бочонках проворно сновавшей среди толпы прислугой.
На огромных вертелах жарили молочных поросят и баранов. Повсюду стояли столы с едой и кружками, наполненными элем и виски.
Народ ел, пил, веселился. Звучала музыка и отовсюду разносились тосты в честь щедрой и заботливой королевы.
Ради приличия Гертруда, скрепя сердце, поприсутствовала в самом начале торжества. Потом незаметно улизнула.
Заглянула на пруд, по детской привычке стянув немного хлеба со стола для своих подопечных. В королевском пруду жила целая стая чёрных лебедей. Их было так много, что утки, которые с ними соседствовали, понемногу стали горевать и чувствовать себя ущемлёнными рядом с нахальными и величественными птицами.
Посидев у воды и продрогнув от вечерней прохлады, она отправилась в свою комнату.
Никого не хотелось видеть.
Она позволила себе в тот вечер немного отдохнуть. Никаких бумаг и книг.
Завтра будет новый день, и она с новыми силами приступит к своим обязанностям.
А сегодня она просто побудет одна.
Присев перед зеркалом, взяла в руки расчёску, распустила волосы и задумчиво стала водить ею по длинным чёрным прядям.
Она снова вспоминала…
Как здорово, что на свете есть люди, которые появились в её жизни, внесли в неё свою лепту и продолжают жить дальше. И пусть сейчас они не рядом, она может просто радоваться, что у них всё хорошо.
Эдвин, которого она смогла, наконец-то простить за его малодушие.
Он всегда был слабохарактерным, просто Гертруда закрывала на это глаза. В их союзе именно она была сильной. Возможно, если бы Генрих не надоумил племянника, Эдвин никогда бы не решился сделать ей предложение.
А когда Генриха не стало, муж стал пропадать на охотах, пытаясь уйти от свалившихся на дворец проблем. Он был так занят собственным горем, что не замечал, насколько одиноко и плохо было тогда его супруге.
И он не вернулся за ней во дворец после захвата власти Артуром. Не попытался вытащить её из лап непрошенного соперника. Да, это было небезопасно, и он слишком рисковал бы собственной жизнью. Гертруда и тогда нашла оправдания его слабости. Но в душе понимала: после всего, когда Артура повергнут, и они снова окажутся вместе, какого это будет – очутиться наедине друг с другом? Какими глазами он будет смотреть на жену после подобного предательства?
Но все минусы с лихвой окупались одним плюсом. Аделью. Вот кто был истинной причиной её радости и смысла жизни. Ради появления дочери на свет можно смириться с неудачным браком. И простить. Теперь каждый из них живёт своей жизнью.
Отец Иосиф говорит, что Эдвин очень счастлив в своём умиротворении и даже научился готовить еду для братьев. Правда, не все, отведав его кулинарных шедевров, перешли в разряд поклонников его поварских талантов. И всё же, она может только радоваться, что человек нашёл своё предназначение.
Бруно, который стал её другом и полюбил её, как мужчина может полюбить женщину. Пусть у него всё будет хорошо с той рыженькой Мартой. Она-то уж точно влюблена в него без памяти, как кошка.
Марта, мать Бруно. Её иногда покидает рассудок, но за этой добрейшей женщиной есть кому приглядывать. Она много потеряла, но у неё есть семья. Она не одинока.
Фрэнк.
Гертруда знала, что он предал её. И простила. Он хотел спасти сына; как отца, его можно понять.
И всё же сын не избежал отправки на остров Смерти. К счастью, он выжил.
В тот день, когда тот вернулся домой, к Гертруде пришёл садовник. Он покаялся ей во всём, попросил прощения. В знак того, что больше не сердится, королева позволила сыну Фрэнка устроиться конюхом на королевские конюшни и с благодарностью приняла испечённую женой садовника ароматную шарлотку.
Епископ.
Однажды она задала ему давно мучивший её вопрос. Почему он много лет назад оставил высокий пост при аббатстве и перешёл в скромный мужской монастырь?
Он долго не отвечал ей. Потом внезапно раскрыл перед ней душу, и Гертруда была ошеломлена его признанием.
– У тебя глаза точь-в-точь, как у матери, – неожиданно сказал он тогда.
Гертруда удивилась. Зачем епископу столько времени помнить цвет глаз её покойной матушки?
– Она была чудесной женщиной, твоя мать… потеряв супруга, первое время почернела от горя. Я встретил её в аббатстве, куда она вместе с другими придворными приехала на службу. Горе подкосило её. Но глаза… в них был свет, почти погасший, еле уловимый. И всё же он был. Она не сломилась, не обозлилась на весь мир. Ходила за раненными, когда носила тебя под сердцем. Их было много после той войны с Бесстрашными Рыцарями. Я был покорён её кротостью и красотой. Но не смел ей вэтом признаться. Она скорбела по твоему отцу, а я занимал сан, не позволяющий мне заводить семью. Всё, что я мог себе позволить, – стать твоим крёстным, когда ты появилась на свет.
– Вы любили мою мать?! – ахнула Гертруда.
Так вот почему он столько лет заботился о Гертруде… она была для него напоминанием о матери.
– Мужской монастырь стал моим убежищем от опасных мыслей, в нём я нашёл спасительное утешение и долгое время не появлялся во дворце, чтобы не столкнуться с Эльзой. А потом узнал страшную новость, – она погибла…
Его голос дрогнул. Гертруда смотрела и не могла поверить: их славный, сильный духом, епископ; всегда и везде готовый поддержать любого страждущего, плачет.
– Святой отец! – она подошла и с нежностью обняла епископа.
– В твоих глазах тоже этот свет. Ты не растеряла его после предательств и потерь. Ты очень смелая и добрая. Истинная королева Белых Лилий.
Осви.
Постепенно воспоминания о нём стали выгорать из её памяти, как выцветает и желтеет буйная листва на деревьях с приходом осенних холодов.
Но иногда перед её мысленным взором появлялись синие насмешливые глаза, что причиняло несказанную щемящую боль её израненному сердцу. Она устало гнала от себя прочь всё, что могло напомнить о нём.
Она почти о нём не думает, почти не вспоминает. Если бы не это «почти…»
… Только сейчас Гертруда поняла, насколько она устала. Ей хотелось, чтобы её обняли, сказали, что всё хорошо и будет ещё лучше. Она устала тащить на себе непосильный груз правления. Устала думать и переживать за всех. Устала быть одна…
Незаметно из глаз закапали слёзы. Что ж. Сегодняшним вечером она может себе их позволить. Никто не станет свидетелем её слабости. Сегодня она раз и навсегда прощается со своими глупыми мечтами об Осви. Больше она не станет беспокоить его даже в мыслях…
– Мамочка! Что случилось? Тебя кто-то обидел? Почему ты плачешь?
В комнату забежала Адель. Увидев опечаленную мать, она забралась к ней на колени, обняла за шею, стала осыпать поцелуями любимые глаза.
– Всё хорошо, Адель. Просто устала немного. Это пройдёт.
Всё проходит. Пройдёт и это. Нужно лишь немного времени и терпения.
И тем и другим Гертруда обладает в избытке.