Татьяна Николаевна Зубачева
Мир Гаора. 4 книга. Фрегор Ардин
– Он ещё нижним не работает, – буркнул Шестой.
– Боишься, порвёт он тебе? – рассмеялся Старший, беря с полки бутылку с «пойлом». – Давай-ка, Лохмач, попробуем с разбавленным, на цельном ты уж слишком активный.
Гаор, понимая, что сопротивление не поможет, вернее, невозможно, обречённо ждал продолжения, стараясь не сорваться на унизительные просьбы пощадить. Старший достал с полки кружку и налил в неё до половины «пойла», сходил к раковине и долил воды из крана. Камера притихла в предвкушении зрелища. Судя по лицу Шестого, тот уже жалел, что сам всё затеял и, получается, напросился. «А ведь и впрямь порву я его», – подумал Гаор. Ну, так туда паскуднику и дорога. И мне тоже.
Старший остановился перед ним и протянул кружку. Но сказать ничего не успел. Потому что по коридору к решётке подошли двое. Надзиратель в обычной войсковой форме, но без петлиц и погон, с пистолетом в открытой кобуре и дубинкой в руках. И второй, в сером полувоенном костюме. Старший сунул кружку в руки Гаору и побежал к решётке, быстро шепнув:
– Не пей пока.
Шестой одним прыжком оказался на нарах и в самой глубине, за спинами других. Камера напряжённо замолчала. Но Гаор услышал, как кто-то рядом – Младший или Еовенький? – выдохнул:
– Начальник?!
Понять сказанное Гаор не успел, хотя общий страх ощутил вполне чувствительно.
– Где он? – негромко, но так, что все услышали, спросил у надзирателя второй.
Надзиратель щёлкнул каблуками и приказал Старшему:
– Лохмача сюда.
– Да, господин надзиратель, – Старший обернулся и махнул рукой, подзывая Гаора.
Гаор отдал кружку кому-то, кто оказался рядом, встал и подошёл к решетке.
– Вот он, господин надзиратель, – сказал Старший.
– Извольте видеть, – надзиратель почтительно вытянулся перед вторым. – Нигде не порван, кожа целая, обучен, дважды проверен в работе.
Второй улыбнулся, разглядывая Гаора.
– Обучен, говорите. Ну что ж, проверим. Выпускайте.
Медленно поехала вбок решётка. Ловко и незаметно Старший подтолкнул его в спину, и Гаор перешагнул через порожек-рельс, оказавшись в шаге от второго. Старший остался стоять в камере.
Чёрные внимательные глаза прошлись по его телу, ощупывая, замечая ожоги от электродов, полученные в первые дни синяки и ссадины, распухшие кисти рук и синие «браслеты» от наручников на запястьях. Удовлетворённый кивок.
– Руки за голову. Повернись. Наклонись. Встань прямо. Опусти руки. Повернись.
Гаор молча выполнял приказы, до боли прикусив изнутри губу. Сортировка? Предпродажный осмотр? Зачем? Проверка обученности? Аггел, что же делать? И сам себе ответил: выполнять приказы, молчать и не рыпаться. Чтобы руки оставались свободными. Потому что если его сейчас отправят на работу одного, то… то у него будет шанс нарваться на пулю и покончить со всем разом. Лишь бы он был один.
Гаор осторожно покосился на Старшего. Тот смотрел на него внимательно и… сочувственно.
– Когда в последний раз поили?
– Старший, «пойло» когда вливали?
– Вчера, господин надзиратель.
– Доза?
– Сколько влили? Сразу докладывай.
– Полная кружка неразбавленного, господин надзиратель.
– Сегодня?
– Успели влить?
– Нет, господин надзиратель.
Второй кивнул:
– Хорошо, он нужен в натуральном виде. Оформляйте.
Поехала на место решётка, отделяя Гаора от Старшего и остальных. Взмах надзирательской дубинки указал ему налево, к надзирательской и… залу?! Работа?! Медленно, с трудом передвигая ставшие непослушными ноги, Гаор пошёл в указанном направлении. Оглянуться на камеру и остающихся там он не успел. И не посмел.
Дверь надзирательской открыта, сзади негромкий приказ:
– Налево марш.
Гаор послушно повернул и вошёл.
Обычная казарменная дежурка. Две койки, у стены стол с чайником, стаканами и судками, закрытый двухстворчатый шкаф для одежды, на стене оружейный шкафчик. Неистребимый запах гуталина, оружейного масла и дешёвых сигарет.
– Стой.
Гаор выполнил приказ и, воспользовавшись его нейтральной формулой, встал почти по стойке «вольно»: ноги на ширину плеч, руки за спину. «Смирно» ему сейчас не устоять, свалится за пять мгновений. Удара не последовало, значит, не ошибся. Ну, и что сволочам от него теперь нужно? Дёрнуться к оружию… не стоит, камера рядом, пристрелят всех. «Геройствуй как хочешь, а других не тяни». Какое уж тут геройство, Ворон? Тут… «смерть не мука, а избавление от мук». Дезертирство это. Я – трус и дезертир…
– Имя хозяина? – спросили сзади.
– Фрегор Ардин, господин, – равнодушно ответил Гаор, не оборачиваясь.
– На сколько тебя хозяин отправил в пресс-камеру?
Гаору вдруг стало нечем дышать. Неужели…
– На декаду, господин, – осторожно ответил он.
– Сегодня который день?
– Седьмой день, господин.
Сзади негромко засмеялись.
– Ориентировка во времени и пространстве не нарушена. Память в норме. Проверим соображалку. А зачем?
Обернуться Гаор не посмел, и теперь мучительно пытался угадать, какого ответа от него ждут. Уж очень не хотелось получить удар сзади. По почкам, или в затылок, или… да у него везде и всё болит. Удара не было, значит, его молчание… правильно?
– Учиться тебя отправили, – засмеялись сзади. – Ну как, учили?
– Да, господин, – упавшим голосом ответил Гаор.
Значит, все-таки это, сейчас либо его заставят кого-то трахнуть, либо его самого…
– И как, хорошо выучили? Без «пойла» справишься? – смеялись сзади.
Гаор угрюмо молчал. Но его ответы были уже, видимо, не нужны.
– Ладно, посмотрим, как тебя выучили, – безжалостно продолжал тот же весёлый, насмешливый до издёвки голос. – Повернись.
Гаор медленно повернулся кругом, и… и не увидел ни надзирателя, ни того, второго, который вызвал его из камеры. Перед ним стоял мужчина неопределённого возраста в штатском сером костюме.
– Однако, и видок у тебя, – покачал он головой, разглядывая Гаора жгуче-чёрными глазами. – Сзади ещё похож на человека, а спереди, ну, дикарь дикарём. Только «клиентов» на допросах пугать. Особо нервные от одного твоего вида обделываться будут. И хозяйство у тебя неплохое, недаром ты ту девчонку с одного раза и насмерть порвал. Где только тебя такого откопали? Это редкость, чтоб из або приличный «пресс» получился. Все они, лохмачи, только с виду страшны, а в деле хлипкие, а ты, смотри, как на первой же декаде заработал. Тут похоже, – он засмеялся, – ещё чья-то кровь подмешалась. Злая кровь. Волчья.
Похолодев от предчувствий, Гаор молча слушал его излияния, безуспешно пытаясь сообразить, кто эта сволочь и что она сейчас с ним сделает. Ведь всё что угодно, что ей угодно, сможет. И… и что-то вроде он уже раньше эту морду видел. Но где и когда… нет, не помнит, но… но было что-то…
– Ну ладно, там уж, наверное, всё для тебя подготовили, лохмач. Вот сейчас тебя и проверят, и чему, и как тебя выучили.
И отступил на шаг, открывая ему выход.
Поняв это как команду, Гаор вышел из надзирательской. Новый жест отправил его дальше по коридору. В зал? И опять нет. Новая команда остановила его в двух шагах от двери в зал и развернула лицом к стене. В которой после мгновенной паузы открылась дверь в комнату. Маленькую и тёмную, как шкаф. Стоячий карцер? За что?!
– Вперёд.
Гаор вошёл, и за ним бесшумно закрылась дверь, отрезав его от света и ослепительно белого кафеля.
Пол под ногами дрогнул. Лифт? Да, похоже, по характерному, памятному ещё потой первичной обработке шуму. Здесь очень тесно, но ему сейчас возможность опереться на стену весьма кстати. Ну вот, можно передохнуть и собрать разбежавшиеся мысли. Сволочи, что же они с ним делают? Вот сейчас лифт остановится, и он выйдет… куда? В очередную пыточную камеру? Чтоб от одного его вида «клиент» раскололся? А если тот будет молчать, то… нет, не хочу! Не буду! Не заставите! И сам себя тут же остановил презрительным: не ври! Ты ж за шкуру свою поганую, лишь бы выжить, на всё согласный стал. Ты уже нелюдь, выродок, хуже выродка, так что… закрой глаза и ни о чём не думай. Отдыхай… перед работой, будь она дюжину дюжин раз проклята. И она. И придумавшие её. И ты сам…
Пол мелко задрожал, толкнул его в ступни, и по этому толчку Гаор понял, что лифт остановился. Ещё один щелчок, двери раскрылись, и, зажмурившись от ударившего по глазам света, он шагнул вперёд. В свет, запах дорогих сигарет и вина, смех и мужские голоса, которые он сразу узнал. Фрегор и Венн что-то праздновали. И был ещё кто-то третий…
Гаор нерешительно открыл глаза. Этот кабинет был совсем другим. Блестящий тёмный паркет, обтянутые тёмной кожей диваны и кресла, огромный письменный стол и на нём искрящийся хрусталем и сверкающий полированной сталью письменный прибор, тёмные книжные шкафы с затянутыми шторками дверцами, тёмно-багровые бархатные занавеси… на окнах? Сначала Гаор даже решил, что снова оказался в «Орлином Гнезде» и понял, что сошёл с ума. Это на лифте из Дома-на-Холме в Аргате и прямо в «Орлиное Гнездо» в Королевской Долине?! Но тут увидел, что и мебель, и занавеси, и картины на стенах похожи, но не такие. И трое в креслах за вторым круглым столом, уставленным бутылками и едой. Все в штатском… Фрегор, Венн и третий, желтолицый как айгрин, но ургор…
– Рыжий? – удивился Фрегор, вставая из-за стола с рюмкой в руке. – Это ты?
Вопрос был идиотским, но Гаор, не так понимая, как догадываясь, что после пресс-камеры его и впрямь трудно узнать, прохрипел – как он сорвал голос под током, так и не восстановилось – в ответ:
– Да, хозяин.
– Это называется вернуть без повреждений?! – возмутился Фрегор. – Да на хрена он мне такой нужен?!
«Значит, печка», – облегчённо подумал Гаор. Даже утилизация уже не пугала его. Зато конец. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца – всплыло вдруг в памяти когда-то слышанное от… Страшным усилием он удержался от произнесённого про себя имени Туала.
– Ну, зачем ты так, – мягко возразил Венн, рассматривая Гаора поверх поднесённой к губам рюмки. – Вполне восстановимо. За полдекады отлежится…
– И куда я его на полдекады засуну? – резко повернулся к нему Фрегор. – К себе в задницу? Или к дядюшке в постель?! Шестнадцать тысяч псу под хвост.
– Сейчас он не в форме, согласен, – Венн отпил, погонял во рту, смакуя, и проглотил. – Но, уверяю тебя, он ещё себя покажет и окупит все затраты.
Добрый и злой. Со мной-то зачем в эти игры играть? А то я вас, сволочей, не знаю, всё равно всё одним кончится. Скорее бы уж. Лицо Гаора оставалось неподвижным, хотя в ушах всё сильнее звенело, предупреждая о подступающем обмороке.
– Если вы действительно хотите его обработать, – заговорил третий, до этого он молчал, внимательно рассматривая Гаора и полностью игнорируя Венна, Фрегора и их перепалку, – то это надо делать сейчас. Пока он сенситивен к суггестии, во-первых. И у меня мало времени, во-вторых.
– Да-да, конечно, – Фрегор сразу стал сама любезность и предупредительность.
– Тогда поместите его сюда, – третий резким коротким жестом указал на выдвинутое на середину кабинета странное здесь и очень похожее на зубоврачебное кресло, – и зафиксируйте.
«Это что ещё за хренотень?» – обречённо подумал Гаор. Вид кресла и слова о фиксации для обработки ему очень не понравились. Зачем? У него и так всё болит. Но…
– Рыжий, садись сюда! – скомандовал Фрегор.
И Гаор в который раз подчинился приказу.
– Я помогу, – Венн поставил рюмку и выбрался из-за стола.
Вдвоём они ловко и явно привычно застегнули привязные ремни, жёстко зафиксировав Гаора в позе древнего короля: руки и ноги чётко под прямым углом, ступни плотно стоят на подставке, ладони лежат на плоских подлокотниках, голова прямо, подбородок вздёрнут. Напоследок Фрегор закрепил ему на висках, запястьях и груди плоские квадратики фольги с припаянными к ним проводками. «Электроды?!» – ужаснулся Гаор. Опять ток?!
Третий встал из-за стола и подошёл к креслу, остановился в трёх шагах. Склонив голову как-то по-птичьи набок, он оглядел Гаора сначала одним глазом, потом другим.
– Готово, – удовлетворённо выдохнул Фрегор, выпрямляясь и отступая на шаг. – Теперь ваша очередь, Мастер.
Гаор невольно вздрогнул, услышав фразу, ставшую для него за эти дни страшной и зловещей. Мастер удовлетворённо кивнул и достал из кармана пиджака…
– Мне выйти? – демонстративно вежливо спросил Венн.
– Выйдите оба, – приказал Мастер, неотрывно глядя на Гаора прямо ему в глаза и завораживая пристальностью этого взгляда. – Я позову.
Гаор уже не мог оторваться от глаз Мастера и от медленно поднимающегося между ними большого искрящегося шара, прозрачного и слепящего своим блеском.
– Смотри сюда, – донёсся до него издалека повелительный голос. – Что ты видишь?
Внутри шара вспыхнул ослепительно белый огонь. Огонь крематория! И Гаор, закричав, рванулся к нему навстречу, туда, в него. Последнее, что он ощутил, это боль от впившегося в тело нагрудного ремня…
…Сознание возвращалось медленно, и возвращалось болью. Болело всё тело, все его раны, ссадины, ушибы, ожоги. Он снова проживал все свои ранения: пулевые, осколочные и другие, фронтовые и рабские, порки, избиения, насилия… Он лежал ничком на чём-то гладком и твёрдом, и по его телу пробегали короткие конвульсивные судороги, заставляя нелепо и бессмысленно не шевелиться, а дёргаться. И где-то неизмеримо далеко звучали голоса, знакомые и ненавистные…
– Да, впечатляет, но ты, по-моему, рассчитывал на другое.
– Да, но Мастер убедил меня. Понимаешь, кодировку тоже могут перехватить, поэтому я его и закодировал не на активность, а на ступор. Представляешь, мой дядюшка его требует, я соглашаюсь, говорю формулу… и дядюшка ничего, ни хрена от него не получит. До траханья трупа он ещё не дорос.
– Скорее это не труп, а бревно.
– Что ещё лучше. И фразочка совсем простая, но… – раздалось противное хихиканье, – но её невозможно разгадать. И фразу вывода тоже. Ты же не уловил?
– Признаться, нет. Сдаюсь.
Тишина, звон посуды, смачные глотки.
– Ну, так как, решил?
– Насчет аренды? Да, конечно, но зачем он тебе такой?
– Ну, за три дня он отойдёт и за оставшиеся четыре, я надеюсь, всё-таки отладит мою машину, помнишь, я говорил тебе?
– Конечно, помню, но с такими-то лапами…
– И с его живучестью…
Мысли медленно сцеплялись в понимание происходящего. Он, скорее всего, в том же кабинете, и хозяин сдаёт его в аренду своему приятелю. И что? И ничего. А что с ним делал этот Мастер… и ещё не додумав, понял, что думать об этом нельзя, что это опасно, смертельно опасно.
– Ну, пора, засиделись. Как считаем?
– Ладно, чего не сделаешь ради друга. С полдня.
– Идёт. Сегодня у нас что, десятый день восьмой декады? Значит, в полдень шестого дня девятой декады я его верну.
– Семь суток… Идёт. С тебя семьсот гемов.
– Сочтёмся, соратник.
Видимо, они считали это шуткой, потому что долго и упоённо ржали. Гаор уже почти всё ясно сознавал и слышал, но продолжал лежать неподвижно, закрыв глаза и прижимаясь горящим как после пощёчин лицом к прохладному, пахнущему дорогой мастикой паркету.
– Рыжий! – прозвучал над ним голос хозяина. – Вставай.
Гаор медленно, преодолевая тупую тянущую боль во всем теле, подтянул выброшенные вперёд руки, отжался от пола и встал на четвереньки, на колени, во весь рост.
– Рыжий, – Фрегор пытливо и как-то неуверенно смотрел ему в лицо, – я сдал тебя в аренду. На семь суток. Ты будешь называть его «мой господин». Выполняй все его приказы. Ты понял?
– Да, хозяин, – прохрипел Гаор.
Фрегор отвернулся и сразу будто забыл о нём. Попрощавшись с Венном взмахом руки, он ушёл.
Гаор и Венн остались вдвоем. И уже Венн внимательно, пристально оглядел стоящего перед ним голого худого раба с беспорядочно свисавшими на глаза прядями волос непонятного бурого цвета, растрёпанными усами и бородой. Ставшая за эти дни тюремно-белой, почти прозрачная кожа покрыта ссадинами, старыми и недавними синяками, розовыми пятнышками ожогов. Сизые и большие, словно раздутые, кисти отделены от предплечий синими вдавленными в кожу «браслетами» – следами от спецнаручников…
– Обработали тебя… – Венн покачал головой и улыбнулся, – по первому разряду.
Гаор не счёл эту фразу нуждающейся в ответе. И угадал. Во всяком случае, удара не последовало. Венн посмотрел на свои часы и присвистнул:
– Однако… время поджимает. Так, Рыжий, одеться сможешь? – и коротким взмахом показал на стоявший в дальнем углу стул.
Повернувшись в указанном направлении, Гаор увидел аккуратно сложенную одежду, на спинке стула висела кожаная шофёрская куртка, а под стулом стояли начищенные ботинки. Его одежда? Ну да, его раздели тогда, перед током. И… да, его спросили.
– Да, мой господин.
– Тогда одевайся и побыстрее.
– Да, мой господин.
Но быстро, конечно, не получалось: пальцы не справлялись ни с пуговицами на рубашке, ни со шнурками у ботинок.
– Завяжи, чтоб не свалились, – нетерпеливо распорядился Венн, – и пошли.
– Да, мой господин.
Гаор кое-как прихватил шнурки, надел поверх не застёгнутой рубашки куртку. Никогда, даже совсем пьяным, он не был так небрежен в одежде, но… аггелы в Тарктаре, сволочь спешит и за промедление точно ввалит, а у него и так живого места не осталось.
– Готов? Пошли.
– Да, мой господин.
Гаор ожидал, что они выйдут в коридор, но Венн подошёл к одной из бархатных занавесей, которые Гаор посчитал оконными. За занавесью оказалась глухая стена, расколовшаяся дверью лифта. Кабина была освещена и достаточно свободна, во всяком случае ему не пришлось стоять вплотную к новому хозяину, временному, но от этого не менее опасному.
Из лифта они вышли прямо в маленький, на полудюжину машин, гараж, где сейчас стояли две: маленький трейлер – такой он водил у Сторрама – и знакомая легковушка. Но… но он не может вести. Ему бы дойти и не упасть, глаза опять болят и руки ни к аггелу.
Венн открыл заднюю дверцу.
– Залезай и ложись на сиденье. Там одеяло есть. Накройся, и чтоб тебя не видно и не слышно. Понял?
– Да, мой господин, – ответил Гаор, влезая в машину.
Он лёг, накрылся, как и было велено, тёмным, чуть мягче обычного солдатского, и таким же шершавым, одеялом. Он ещё услышал, как завели мотор, но, как тронулись, не ощутил, провалившись в спасительное забытьё…
Венн вёл машину в своей обычной манере. Разумеется, никто и никогда не посмел бы его остановить и проверить тёмную массу на заднем сиденье, но и мало ли что. Ехать через город и предусмотреть, кто и где увидит небывалую картину: раб-пассажир при свободном шофёре, – невозможно. Ну что ж, в предварительном итоге… сделано неплохо, даже изящно. Без наклапдок и нестыковок. Но есть один, пока неясный момент. Почему-то капитан Гравинг Ремниш настолько заинтересовался новым прессом и его возвращением хозяину, что сумел втиснуться в процесс и целых три с половиной доли контактировал. Ничего серьёзного и перспективного ни сказано, ни сделано не было, но… непонятно. Это надо будет выяснить. Максимально аккуратною. Теперь дальше. Крыша у Рыжего, вроде бы, уцелела, что удивительно, но приятно. Остальное восстановимо, что также… приятно и удивительно. Поразительная живучесть. «Хотя не будем спешить с выводами, – остановил он сам себя, – подождем компетентного мнения».
Где-то в Аргате
Ехали долго. Во всяком случае, Гаор несколько раз приходил ненадолго в себя и снова терял сознание, пока не очнулся окончательно. Машина стоит, дверца распахнута, и чужая рука дёргает его за волосы.
– Рыжий! – нетерпеливо позвали его. – Вылезай, быстрее.
– Да, мой господин, – прохрипел он, барахтаясь в ставшем отчего-то очень тесном салоне.
А когда вылез и огляделся… подземный гараж. Опять. И как всегда:
– Иди за мной.
– Да, мой господин.
Очередной лифт, маленький, на четверых, не больше, недолгое движение вверх, лифт открылся прямо в прихожую.
– Вот и приехали, – весело сообщил ему новый хозяин, входя в небольшую жилую комнату. – Побудешь пока здесь. Сейчас раздевайся и иди в душ. Вымоешься, как следует, а то несёт от тебя. Грязное кидай в ящик, всё нужное там есть.
– Да, мой господин, – Гаор побрёл в указанном направлении, толком даже не оглядевшись и не поняв, что такого особого в этой комнате.
Душ был обычный. Но… не рабский. Примерно такой, только гораздо меньше, был в той квартире, которую он снимал на дембеле. И раздеваясь, складывая бельё и рубашку в высокий пустой ящик для грязного, вешая брюки и куртку на вешалку, он вроде бы стал уже вполне нормально соображать. Так, мыло, мочалка… мыло было хорошим, лучше того, что он покупал себе на дембеле. Он вошёл в отгороженную от ванной полупрозрачной занавеской душевую кабинку и включил воду. Ванна здесь тоже была, но ему велели вымыться, а не разрешили принять ванну, такое удовольствие у него вообще только пару раз в жизни и было, в солдатском санатории и еще… был случай. Ладно, чего вспоминать. Было – не было, забудь, как не было. Мыло душистое, но вроде Венн с мальчиками не балуется, хотя… аггел их знает, а ему не отбиться, руки как не его, да и… теперь-то не ему, нелюди, трепыхаться. И тут же понял, что нет, даже сейчас, всё равно не дастся. Руки-то… свободны, в квартире они одни, и никого ни в чём он не подставит.
Гаор тщательно, невольно наслаждаясь и давно не испытанным им одиночеством, и хорошим мылом, и свободой рук, вымылся и с сожалением выключил воду. Его не торопили, но и наглеть не стоит. И уже вытираясь, он обнаружил вещь, о существовании которой успел давно позабыть: высокое узкое зеркало. И остановился перед ним, удивлённо, как кого-то незнакомого, разглядывая себя. В последний раз он видел себя вот так во весь рост… да здесь же, в Аргате, в Ведомстве Юстиции, когда его привели для объявления приговора и клеймения. И… и вот это он? Он стал таким?
Гаор отвернулся от зеркала, ещё раз вытерся и повесил полотенце, огляделся в поисках чистого, вроде в этом шкафу обычно держат. Он протянул руку, но открыть дверцу не успел.
– Рыжий! – весело прозвучало из-за двери. – Шлёпай как есть. В натуральном виде, – и смех.
Гаора передёрнуло, но ослушаться он не посмел.
В комнате Венн был не один. И войдя, Гаор остановился в дверях, настороженно разглядывая высокого немолодого мужчину в белом халате поверх серого костюма. Врач? Зачем? Сортировка? Предпродажный осмотр? Но он у Венна в аренде, Венн не может его продать. Да, у него всё болит, но… но неужели он стонал в дороге и выдал себя?!
– Пожалуйста, доктор, – весело сказал Венн. – Вот он как есть, только вымылся, а то… аромат был…
– Ну, этим меня не удивишь, – врач раздвинул губы в улыбке, но глаза его оставались серьёзными и очень внимательными. – Иди сюда, раб.
– Да, господин, – прохрипел Гаор, выполняя приказ.
– С чего начнём? – спросил врач, обращаясь к Венну.
– Вам виднее, вы специалист, – вежливо улыбнулся Венн, – но мне нужен полный комплекс.
– Разумеется, – кивнул врач, вынимая из кармана халата и натягивая резиновые перчатки.
И только тут Гаор увидел стоящий на столе черный кожаный… ящик? Чемодан? А, когда-то он то ли слышал, то ли видел, докторский саквояж, да, так они называются.
– Встань сюда, раб.
Гаор молча выполнил приказ. И все последующие. Вставал, садился, ложился на кровать и снова вставал, дышал и задерживал дыхание, открывал рот, давая осмотреть горло, и следил глазами за движением чёрного резинового молоточка. Что-то в действиях врача он понимал, что-то нет. Было больно, очень и не очень. Один раз, когда ему велели лечь грудью и животом на стол, и врач стал осматривать ему задний проход, было очень больно, но ещё больше страшно.
– Прямо удивительно, но практически мало порван, даже… нет, просто ссадины и надрывы, – говорил тем временем врач, – а ведь вот буквально вчера подвергли экзекуции одного юношу, я анатомировал, так вы не представляете, как его изломали и порвали, прямая кишка порвана в нескольких местах, раздроблена гортань… Сколько, вы говорите, он пробыл у «прессов»?
– Полудекаду, – весело ответил Венн. – Если абсолютно точно, то шесть суток и ещё восемь периодов.
– Удивительная живучесть! Очень интересный экземпляр. Выпрямись и повернись. Так… Теперь руки. Я бы его откупил у вас, впервые встречаю, хотелось бы понаблюдать.
– И исследовать, – подхватил Венн. – Но хозяин – не я.
– Да, я знаю. И с таким связываться себе дороже.
– Возможно, – кивнул Венн.
Потом Гаору разрешили лечь. Вернее, оставили лежать на кровати на спине после осмотра и ощупывания живота и половых органов.
– Так, ну здесь всё не так страшно, восстановимо без стационарных процедур. Теперь… энергином поили его, не знаете?
– Рыжий, тебя поили?
– Да, мой господин, – прохрипел Гаор.
– Зелёную жидкость давали пить? – недоверчиво спросил врач.
– Да, господин.
– Сколько раз?
– Два раза, господин.
– Гуща или жидкое?
– Гуща, господин.
– И сколько? Когда?
– Кружка пивная, на полмерки, доверху, господин, – медленно, с паузами, потому что после осмотра горло сильно разболелось, ответил Гаор. – Вчера и за день до этого.
– Ещё хочешь? – насмешливо спросил врач. – Ну, раб, налить тебе? Как вы это называете? «Пойло»?
– Да, господин.
– Так как, хочешь «пойла»?
«Пойло» – это работа, работа «пресса».
– Нет, – вырвалось у Гаора хриплым рыком. – Нет!
Он не прибавил положенного обращения и ждал удара, но врач только покачал головой, глядя на него уже не насмешливо, а удивлённо.
– Надо же, обычно со второй дозы чётко отслеживается зависимость, а у него две двойных дозы за три дня, и не хочет. Ладно, попробуем без радикальной очистки.
– А что, доктор? – с интересом спросил Венн. – Это… «пойло» – наркотик?
– Это возбудитель-активатор. Его ещё называют «энергином». Но зависимость как наркотическая, вы правы, – ответил врач, копаясь в своем чемоданчике. – Я введу ему антидот шрокого спектра и оставлю таблетки для купирования ломки. Организм крепкий. Может, и справится.
– Вам виднее, доктор.
Врач достал ампулу-шприц и, ловко прижав Гаору вену в локтевой впадине, сделал укол. Потом выгрузил на стол пузырьки и коробочки с лекарствами. Каждые полтора периода Гаору предстояло что-то глотать, полоскать горло, промывать глаза, смазывать руки и ожоги. Вместо еды было велено разводить в воде содержимое маленьких ампул и большие плоские таблетки и пить. Говорил врач, обращаясь к Венну. А уже Венн, велев Гаору встать и подойти к столу, заставлял его повторять за врачом все эти инструкции. Под конец появились три коробочки… такого Гаор ещё не видел. Оказалось… назывались они свечами и их надо было вставлять себе в задний проход.
– Оправишься, подмоешься как следует, – врач говорил, уже обращаясь к нему, – и вставишь вот эту. Будут частые позывы, не терпи, оправляйся при первом позыве. Ты понял?
– Да, господин.
– Эти, если будет болеть. А эти, если будет кровоточить. Ты понял?
– Да, господин.
– Не перепутает? – врач озабоченно посмотрел на Венна.
– Он грамотный, – весело ответил Венн.
Врач покачал головой, снял и бросил в чемоданчик перчатки.
– Я приду послезавтра.
– Благодарю, – встал Венн. – Рыжий, ложись.
Поскольку врач и Венн направились к двери, Гаор молча лёг на кровать и вытянулся на спине. Было слышно, как в прихожей открылась и закрылась дверь лифта. Потом Венн вернулся в комнату и сел возле стола, где среди коробочек и пакетиков с лекарствами блестел оранжевый, как апельсин, большой шар таймера. Гаор лежал молча поверх одеяла, закинув руки за голову и глядя в потолок, а Венн так же молча смотрел на него.
– Ну, – вдруг сказал Венн своим обычным весело-насмешливым тоном. – Теперь ты понял, какая сволочь твой хозяин?
«Я это с самого начала знал», – мысленно ответил Гаор.
– Стоило его на допросе выгораживать, чтобы в пресс-камеру попасть?
«А наклепал бы я на него, что бы изменилось? – по-прежнему молча ответил Гаор, – а я не стукач».
– Ну, чего молчишь, Рыжий? Отвечай.
– Я не стукач, – ответил уже вслух Гаор, – мой господин.
Венн присвистнул.
– Вон оно как! – и с живым интересом. – А было о чём стучать?
На это Гаор твёрдо решил промолчать. Даже если начнут бить, даже… Но Венн только ещё посидел, молча и внимательно рассматривая его, а потом заговорил деловым приказным тоном:
– Я приду завтра утром. Будет звонить телефон или в дверь, не откликаться, ты понял?
– Да, мой господин.
– Учти, это очень серьёзно. С лекарствами ты всё понял?
– Да, мой господин.
– Захочешь спать, свет себе сам выключишь. Всё, что тебе понадобится, есть. Бельё и пижама в ванной, сам возьмёшь.
– Да, мой господин.
– И… ладно, всё равно полезешь.
Гаор насторожился.
– Вставай, Рыжий.
Гаор медленно, преодолевая вяжущую боль во всём теле, встал с кровати.
– Можешь посмотреть в окно.
Под испытующим взглядом Венна Гаор подошёл к окну и отодвинул тяжёлую тёмную штору. За ней была чёрная светомаскировочная, плотно прилегающая к косякам. Гаор поискал глазами и даже провёл по косяку ладонью, отыскивая шнур или кнопку.
– Не старайся, Рыжий, – сказал сзади голос Венна. – Стекла за ней нет. Там бетон, а может, кирпич, а может, и бронеплита. Понял?
– Да, мой господин, – ответил, не оборачиваясь, Гаор.
Сволочь, точно просчитала. Ведь он сразу, едва войдя в комнату, заметил окно, и только и ждал, что хоть ненадолго останется один и выглянет. Нет, он понимает, никакой побег невозможен, куда ему бежать в ошейнике и с клеймом, но… но ведь ворохнулась мысль, что если этаж высокий, то… чтоб наверняка, сразу…
– Вот так, Рыжий. Двери открыть не пытайся. Ни входную, ни лифта. Не получится. И больно будет. А если получится, то очень больно. Понял?
– Да, мой господин.
– А теперь я ухожу. Приду, принесу еды, а сейчас, пока из тебя вся гадость, что ты наглотался, не выйдет, есть тебе нельзя. И не бойся, – Венн рассмеялся вставая. – Никто сюда, кроме меня, не войдёт. Разве что привидение. Любят невинно убиенные по ночам гулять, убийц своих искать и пугать.
Венн так и ушёл, смеясь.
Когда за ним закрылась дверь лифта, Гаор медленно задёрнул и расправил штору на окне-обманке и подошёл к столу. Посмотрел на размеренно тикающий таймер, груду лекарств, потом так же внимательно оглядел комнату. Кровать, хорошая, пружинная, посередине стол и четыре стула вокруг, у стены комод, на комоде чёрный обычный телефон, шкаф для вещей, на стене напротив кровати картина – озеро среди холмов и на берегу маленький дом. Подойти и проверить окошко у домика? Да нет. Пусть думают, что он не знает ни про объективы в картинах, ни про «жучков» в телефонах. Сволочи, какие же вы сволочи, и забота ваша сволочная. Да, одеться, чего-то холодно. На стене над комодом круглые простые часы. Еще… ещё не вечер, или… а не все ли ему теперь равно? Страшно захотелось есть. Он отыскал среди лекарств ампулу глюкозы и таблетку аскорбинки, взял стакан и пошёл в ванную делать себе питьё и одеваться. Его тело хотело жить.
* * *
СОН ВОСЬМОЙ
Продолжение
«…При передвижении по тылам противника наиболее опасны пересечения дорог…» партизанская мудрость.
