Татьяна Николаевна Зубачева
Мир Гаора. 4 книга. Фрегор Ардин
– Ты это что?! По-дикарски болботать вздумал?!
Хлёсткая и по-настоящему сильная пощёчина подкрепила внушение. Этого Гаор никак не ожидал и растерялся. И тут же вторая пощёчина.
– Я из тебя поселковую дурь выбью! – бушевал Мажордом. – Ты у меня болботанье своё забудешь. Не смей, понял, не смей!
Но это он уже слышал. Тогда его бил… Ардинайл, глава фирмы, мухлевавшей с энергоблоками, и с теми же словами. Но то был свободный, а этот – раб, пусть и старший. Но устраивать драку со старшим в первый же вечер, когда ещё ничего и никого не знаешь… неразумно. Ну ладно, сочтёмся.
Его молчание и неподвижность несколько успокоили Мажордома.
– Ладно, хватит с тебя, – прекратил, наконец, избиение Мажордом. – Но запомни, ещё раз услышу, что ты болбочешь, выпорю. Понял… Рыжий?
– Да, Мажордом, – ответил Гаор.
– Старшая по кухне, – позвал Мажордом. – Покорми его.
К ним подошла высокая женщина в белом глухом фартуке поверх тёмного платья.
– Идём, – просто сказала она.
Она подвела к одному из столов на десять человек и указала ему место.
– Здесь будешь сидеть. Запоминай.
– Спасибо, – ответил Гаор и совсем тихо почти беззвучно закончил: – Мать.
Она словно невзначай погладила его по плечу и отошла со словами.
– Сейчас дадут тебе.
И почти сразу две девочки, лет по тринадцати, тоже в белых фартуках и тёмных платьях, принесли ему глубокую тарелку каши, ложку, маленькую тарелочку с двумя аккуратными ломтями хлеба и кружку с горячим чаем. Вся посуда была из дешёвого, но фарфора. Сидевшие за столом ели молча, не глядя на него, и, казалось, даже не заметили его появления: настолько были заняты едой. Было это игрой или, в самом деле, так, Гаор не стал проверять, а углубился в еду. Каша была овсяной, из хлопьев, хорошо сваренной, даже чуть подмасленной, хлеба можно было бы и побольше, зато чай сладкий. И ел он если не с удовольствием, то с аппетитом.
Сидящий напротив него светлобородый мужчина вдруг негромко почти шёпотом спросил его.
– Тебя откуда привезли?
– Из Дамхара, – так же тихо ответил Гаор.
– И родом оттуда? – спросил ещё один.
– Нет, из Аргата.
Судя по всему, говорить здесь о том, что он принятой криушанин, не стоило.
– А в Дамхар как попал?
Гаор даже пожал плечами, настолько вопрос показался ему глупым.
– Продали.
Соседи по столу кивнули.
– Я Беляк, – сказал светлобородый, – в садовой бригаде.
– Рыжий, – ответно представился Гаор, – шофёр.
Молчание все-таки не было полным, переговаривались, но тихо и только с ближайшими соседями. Это не очень приятно напомнило Гаору училищную столовую, особенно в дни дежурства особо придирчивых капралов, но… ладно, бывало и хуже, и капралов водили за нос, и другое начальство. Хреново, что Мажордом – раб, а значит, как бы свой, но это тоже вполне поправимо. Нарываться не стоит, а укорот, если надо, дадим.
Ужин заканчивался, по столовой бегали девчонки в уже клеёнчатых длинных, почти до пола, фартуках, собирая грязную посуду и протирая столы. Гаор, памятуя, что он здесь пока новобранец, делал всё, как соседи. Составил опустевшую посуду в ряд, вытер губы бумажной салфеткой, положил её на тарелку из-под хлеба и встал из-за стола вместе с ними.
– Рыжий! – пробился сквозь усилившийся шум голос Мажордома.
Гаор шёпотом выругался и пошёл на зов.
– Да, Мажордом.
– Иди за мной, – распорядился Мажордом.
«Интересно, куда?» – хмыкнул про себя Гаор, следуя за Мажордомом. Первая растерянность уже прошла, и он чувствовал себя готовым к любым неожиданностям. Кажин знат, что всяко быват.
Кастелянша с двумя помощницами молча – как понял Гаор, из-за стоящего рядом Мажордома – выдали ему две смены белья, совсем нового зимнего армейского, тёмный комбинезон для работы в гараже, непромокаемую куртку на подстёжке с капюшоном для двора, две тёмно-серые рубашки, две пары грубых носков, две белые рубашки, хорошие брюки, хорошие кожаные ботинки, к ним две пары тёмных уже тонких носков и кожаную шофёрскую куртку, – для выездов с хозяином – догадался Гаор. Его догадку тут же подтвердил Мажордом.
– Не вздумай в гараж надевать, понял, дикарь? Это для хозяйского выезда.
«Ещё раз назовёт дикарем, поправлю», – мысленно решил Гаор, укладывая полученные вещи в аккуратную стопку.
– Отнеси и в шкаф повесь, – разжала губы Кастелянша. – За остальным потом придёшь.
Мажордом был рядом, поэтому Гаор только молча кивнул ей и вышел из вещевой. Но в спальню за ним не пошли. И потому, когда Гаор вошёл с вещами один, его встретили негромким, но достаточно дружелюбным градом расспросов. Кто, да откуда, да кем работаешь. Гаор заметил, что расспрашивающие достаточно умело и привычно располагаются вокруг него так, чтобы случайно заглянувший не догадался, что беседа общая, а двое мальцов торчат перед самой дверью, будто по своим делам, но так, что вошедший непременно наткнётся на них. Однако порядочки тут… Но в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь. И потому отвечал на вопросы негромко, развешивая и раскладывая вещи в шкафу и тумбочке, будто сам с собой разговаривает. Открыто подошёл к нему только Старший по спальне. Но ему, как сразу догадался Гаор, и положено, и поручено.
– Иди за остальным, – не криком, но достаточно громко распорядился Старший. – Потом разложишь.
– Мелочёвка там же? – так же спросил Гаор, выпрямляясь и оборачиваясь к нему.
– В соседней справа. Не заблудишься?
Гаор улыбнулся.
– Нет, Старший. Бывало и хуже.
Ему ответили понимающими улыбками и кивками.
Гаор вышел в коридор и отправился за остальными вещами, внимательно разглядывая окружающее. Народу немного, не слышно памятного по сторрамовской казарме весёлого вечернего шума, все проходят быстро и явно по своим делам. В заставленной стеллажами комнате рядом с вещевой он получил мыло в мыльнице, мочалку, два полотенца – маленькое для рук и лица и большое для душа, резиновые шлёпки, чтобы было во что переобуться после работы, щётки для одежды и обуви, баночку гуталина, коробочку с маленькими складными ножницами, нитками и иголкой для мелкой починки, моток меток, чтобы нашить на бельё, рубашки и полотенца… Мажордома рядом не было, и ему негромко и только ихними словами рассказали о правилах и порядках. Что для чистки и глажки есть отдельная комната, что бельё надо менять каждый день, потому и три смены. Одна на тебе, одна в стирке, одна в тумбочке, а постельное меняют каждую декаду. Заходить в чужую спальню под любым предлогом запрещено, а если сговорился с кем, то просись у Мажордома на ночёвку в специальную отдельную спальню, четыре таких клетушки, и он, если разрешит, даст тебе ключ и скажет, на ночь или только до отбоя можно. А если в другое время или ещё где застукают, то порка обеспечена.
– Порядка он требует, – светловолосая женщина поставила перед Гаором коробку с гребнями, большими и маленькими. – Выбирай себе.
– Мне два, мать.
– Тихо ты, – она сердито через его плечо посмотрела на дверь в коридор, – услышит – по новой тебе влепит. Не любит он, когда по-поселковому.
– Мать – ургорское слово, – спокойно возразил ей Гаор, выбирая себе гребень для волос и поменьше для усов и бороды. – Я ж не по-нашенски говорю.
Она вздохнула.
– Ты его не зли. Он культуры требует. И этой… – она запнулась.
– Цивилизованности? – догадался Гаор.
– Во-во, говорил уже тебе?
– Нет, сам догадался, – усмехнулся Гаор. – Вот эти возьму, спасибо, мать.
– Ох, и упрямый ты, – покачала она головой, с тревогой глядя на него.
– А если по-другому, как же мне звать тебя?
– Вторая Кастелянша. А так-то… – она снова запнулась, прислушалась и громко сказала: – Ступай, тебе до отбоя ещё с одеждой управиться надо. И в душ не забудь сходить, не ложись грязным.
Гаор понял, что под дверью кто-то подслушивает, и потому попрощался молчаливым кивком и благодарной улыбкой.
Выйдя в коридор, он едва не споткнулся о черноволосую девчонку лет тринадцати, но сделал вид, что не заметил её, и молча прошёл в свою спальню. Просто любопытная, как все девчонки, или стукачка… ему это сейчас по хрену. Но скажи, какие порядки здесь. У Сторрама и впрямь санаторий был, а уж у Корранта, вообще, как скажи, одной семьей жили. Но как эта сволочь в одиночку так всех зашугала?
В спальне его встретили теми же внимательными взглядами и опять как невзначай собрались вокруг него. Подошёл и Старший.
– Старший, – спокойно, не повышая голоса, но и не шепотом спросил Гаор. – А душевая, уборная, где всё?
Выслушав ответы, что в конце коридора, и курилка там же, кивнул и уточнил:
– А если ночью приспичит?
– Спальня не запирается, – ответил Старший, – но больше раза за ночь выходить запрещено. И ненадолго.
У Гаора сразу зачесался язык спросить, откуда Мажордом знает, кто и сколько раз в уборную бегал, но тут же всё разъяснилось.
– Ночные дежурные там, – сказал Беляк, с которым Гаор сидел за одним столом. – Утром они и докладывают ему.
– А то и Сам ночью с проверкой ходит, – сказал круглолицый парень с лёгким светлым пухом на щеках. – Если застукает на чём таком, то… – и, не договорив, зябко передёрнул плечами.
– Про метки сказали тебе? – спросил Старший. – Тогда прям сейчас хоть на одну пару пришей, чтоб завтра было во что переодеться. И в душ иди.
Но тут, стукнув, распахнулась дверь, и в спальню влетел черноволосый остроносый мальчишка.
– Рыжий где? – заорал он с порога.
– Ну, – выпрямился и обернулся Гаор.
По тому, как все мгновенно сделали вид, что они в стороне, Гаор понял, что это или наушник, или… посмотрим.
– Иди, тебя Сам требует. Сейчас он тебе, – мальчишка хихикнул, – всё объяснит. Сразу поймёшь.
Гаор посмотрел на Старшего. Тот кивнул, еле слышно сказав.
– Шестёрка его.
Гаор кивнул и спокойно ответил.
– Иду.
Его провожали, как он заметил, сочувственными взглядами.
У Мажордома была своя отдельная спальня, в которой стояли большая кровать, большой платяной шкаф и ещё один, похожий на книжный, но с глухими дверцами, комод, стол, несколько стульев и кресло-качалка. На стенах висело несколько картин, кровать застелена узорчатым покрывалом, на тумбочке у изголовья лампа-ночник, ещё одна лампа с зелёным абажуром на столе, на комоде ларец-шкатулка – похожий был у Сержанта – и несколько фотографий в рамках. Сам Мажордом сидел у стола, уже без пиджака, в тоже узорчатом, похоже, шёлковом халате поверх рубашки. На ногах не резиновые шлёпки, а ковровые шлепанцы. «Ах ты сволочь, – удивился Гаор, – ты смотри, с какими удобствами устроился».
– Вот он, Мажордом, – ухмыльнулся мальчишка.
– Вижу, ступай.
Мальчишка хихикнул и исчез, плотно закрыв за собой дверь.
– Почему в ботинках? – строго спросил Мажордом.
– Не успел переобуться, – очень спокойным, даже скучающим тоном ответил Гаор.
Мажордом встал и шагнул к нему. Гаор ответил не вызывающим, но достаточно твёрдым взглядом. Бить себя за просто так он не даст. Ишь, хозяина из себя корчит, мразь клеймёная.
– Ты должен ценить, что тебя купили в род Ардинайлов, – внушительно сказал Мажордом, остановившись перед Гаором.
«И что мне с этого?» – мысленно спросил Гаор, ожидая продолжения.
– Ты должен вести себя не как дикарь, а цивилизованно. Это тебе не посёлок, – Мажордом насмешливо поглядел на него. – Ты понимаешь, о чём я говорю?
– Понимаю, – с еле намеченной насмешкой ответил Гаор. – Хозяин велел тебе карту мне дать. И план дома.
Мажордом молча смотрел на него, и Гаор добавил.
– Поэтажный.
– Ты грамотен? – помедлив, спросил Мажордом.
– Да, – кратко ответил Гаор.
Похоже, Мажордом принимает его за прирождённого. Ну, так не будем все козыри сразу раскрывать.
– Тебя привезли из Дамхара, там ты кем был?
Так, про Дамхар уже доложили, значит, стукач не один. Примем к сведению.
– Рабом, – насмешливо пожал Гаор плечами. – А работал шофёром-экспедитором, – и пояснил «учительским» тоном. – Развозил продукты и одежду по посёлкам.
Мажордом поморщился.
– Говори правильно. Работал. Нет такого слова «работать», понял? И чтоб я от тебя больше поселковых глупостей не слышал. Привыкли валяться в общей свалке, так все ему матери да братья с сёстрами. Родственников у тебя тут нет, запомни.
«Это точно, – мысленно усмехнулся Гаор, – особенно ты мне не родня, ну-ка ещё что скажешь?».
– В спальне не шуметь, громко не разговаривать, выть по-поселковому не вздумай, выпорю. Голым не ходить, в одежде на кровати не лежать.
– А от душа до спальни как? – не выдержал Гаор. – Полотенцем прикрываться или грязное надевать?
Лицо Мажордома дёрнула гримаса бешенства.
– Не серди меня, Рыжий, – угрожающе сказал он.
– А ты что, не знаешь, как ответить? – невинно спросил Гаор.
Мажордом молча смотрел на него, явно решая: ударить или посчитать за дурака. «Ну-ка, сволочь, – почти весело подумал Гаор – попробуешь подраться или струсишь?»
– Мелочи тебе объяснит Старший по спальне, – брюзгливо сказал Мажордом.
«Вывернулся», – одобрил Гаор. Но следующая фраза заставила его нахмуриться.
– На случке ты уже, наверняка, был, – рассуждая, заговорил Мажордом, – ездил по посёлкам… так что с мальчиками ты не умеешь, там этого не знают. Надо будет тебе пару подобрать… Я подумаю. Когда тебе понадобится женщина, подойдёшь ко мне.
– Когда мне понадобится женщина, – медленно заговорил Гаор, – я сам выберу и договорюсь. Тут мне советчики давно не нужны. Категория у меня полная первая, и покупали меня как шофёра, а не на расплод. А насчёт мальчиков… не меряй всех по себе, Мажордом. Валяйся сам в этой грязи.
Он говорил негромко и очень спокойно. Но Мажордом понял скрытую угрозу и отступил. Правда, сохраняя лицо.
– Дурак, если бы тебя купили на расплод, то поместили бы в питомник, там совсем другие порядки. Для совокупления есть специальные помещения. Будуары. Запомни. Это дикари трахаются, как животные, где попало и когда захочется. Ты должен вести себя цивилизованно. Разврата я не потерплю.
«Много ты в нём понимаешь», – мысленно ответил Гаор.
– Завтра с утра работаешь в гараже, это…
– Дай мне карты, – перебил его Гаор, – я сам разберусь.
Мажордом задохнулся на мгновение, бешено глядя на него. Гаор твёрдо смотрел ему в глаза. «Ну, получи, гадина».
– Хозяин велел тебе дать мне карты, забыл?
– Не смей мне указывать, ты… або!
«Надо же, он что, более сильного не знает? Или считает самым сильным? Ну ладно, получи».
– Да, я абориген. Ты мне карты дашь?
Внешне миролюбивый тон Гаора, казалось, остудил пыл Мажордома. Он отошёл к шкафу и открыл его. Гаор увидел заполненные коробками и коробочками, папками и пакетами полки. Да, шкаф книжный, но книг в нём нет. К сожалению. А может, и к счастью, а то пришлось бы ради книг налаживать отношения, а так у него руки свободны.
Мажордом взял с одной из полок большой конверт из плотной коричневой бумаги и протянул его Гаору.
– Держи.
– Спасибо, Мажордом, – очень вежливо сказал Гаор, беря толстый, плотно набитый конверт. – Стол в курилке есть?
Мажордом удивлённо посмотрел на него, и Гаор пояснил:
– Не в спальне же на кровати карты раскладывать.
– Где хочешь, – сердито, явно от растерянности, сказал Мажордом. – Повторяю, завтра с утра в гараже, а после обеда учи карты. Понял?
Гаор невольно улыбнулся: эк сволочь из кожи лезет, чтоб его слово последним было. Ладно, лёгкий укорот даден, если понадобится, повторим, а пока отойдём на уже освоенные позиции и закрепимся на них.
– Всё у тебя? – деловито спросил Гаор и, не дожидаясь ответа, повернулся к двери.
Мажордом молча дал ему выйти.
В спальне Гаора встретили сочувственно удивлёнными взглядами.
– Надо же, – вслух сказал кто-то, – чистеньким вернулся.
– Я ж не уголь грузил, – спокойно ответил Гаор, закладывая конверт на свободную полку в своем шкафу. – С чего мне пачкаться?
Раздался негромкий смех, и ему объяснили:
– По первости от него с фингалом выходят.
– А то и сразу на порку отправляются.
Гаор кивнул.
– Обошлось, – ответил он кратко.
Рассказывать, как он давал укорот Мажордому, не хотелось: мало ли, вдруг стукач слушает, и такой рассказ тогда плохо обернётся и для рассказчика, и для слушателей. И потому Гаор сразу перешёл к выяснению всяких житейских мелочей. Старший по спальне и остальные охотно просвещали его. Что от душа до спальни и в самом деле приходится в полотенце заворачиваться, но если Самого нет, то и голышом проскочишь. Что сигареты выдаёт Сам, пачка на две декады, а если тебе хозяин что дал, то пронести можно, но надо предупредить и показать, а уж Сам решит: можно или нет. Что для чистки обуви и одежды, мелкого ремонта и глажки есть специальная комната, а там и утюги, и столы с лампами, и прочее. Можешь, конечно, попросить кого из баб, но это… как попросишь да на кого нарвёшься. А то и Сам даёт мальчишку или девчонку в прислуги. Но это только тем, кто в господских комнатах работает, ну, или подлизнётся удачно.
– Ну, я и сам не безрукий, – хмыкнул на это Гаор, быстро пришивая метку на нижнюю рубашку.
За разговором он разделся догола, надел опять штаны и рубашку и сел пришивать метки, чтобы скинуть бельё в грязное.
– А порет кто?
– Есть такие.
– По-разному.
– Бывает, из охраны.
– А бывает, Сам назначит.
– Это как? – насторожился Гаор.
– А просто.
– Построит всех, и выдернет двоих. Ты, дескать, пори этого.
– А бывает, – немолодой русобородый мужчина хмуро улыбнулся, – бывает, и сами вызываются. За пачку сигарет, за конфеты, да мало ли за что.
Гаор обвёл окружающих таким искренне изумлённым взглядом, что многие рассмеялись. Смех, правда, был невесёлым.
– Ладно, – Старший по спальне тряхнул головой. – Ладно, парень, как тебя, Рыжий? Всё сам увидишь, а сейчас в душ иди. Наш справа, понял?
– Понял, – встал Гаор. – Спасибо, мужики. Чего ещё не понял, потом спрошу. До отбоя сколько ещё?
– А как Сам крикнет, так и отбой.
– Услышишь.
В душ отправились многие, и Гаор пошёл в общей компании. Как все, сбросил грязное бельё в высокий ящик у двери в душевую, привычно захватил с собой носки, чтобы самому их выстирать, пока моешься.
– А сушить где?
– А в умывалке трубу видел?
«Ну, хоть в этом как у Сторрама», – решил было Гаор, и тут его ждало новое потрясение. Душевая была разгорожена на кабинки, а скамьи и шаек не было! Так что баньки ни под каким видом не устроишь. «Видно, так и задумано», – тут же подумал он. Перегородки, правда, не доходили до потолка, дверей не было, и зайти к соседу потереть спину вполне возможно, но…
– Это он нас того… цивилизует, – объяснил Гаору мывшийся рядом Беляк.
– Понятно, – хмыкнул Гаор, подумав, что если бы он попал сюда не после Сторрама и Дамхара, а сразу в свой первый рабский год, то… то даже бы и не понял, чего в душе не так.
Наоборот, мешало бы отсутствие двери и необходимость вытираться при всех. Да, а чего ж раздевалка общая? Уж цивилизация – так до конца, там тоже тогда кабинки нужны. Но об этом пока промолчим. А так-то понятно. Раз всё поселковое – дикарство, то всё понятно. Но откуда такая злоба к своему у прирождённого? Был бы Мажордом обращённым, тогда понятно. А так? «Галчонок»? Нет, здесь что-то не то. И, как её, да, Горна, личная хозяйская управляюшего в том посёлке, не хотела, чтобы он называл ее «по-поселковому» матерью. Так что это? Ладно, всё это потом. Поживём – увидим.
В спальне вернувшиеся из душа ходили голыми, только в шлёпках. Полотенца развешивали в изножье кровати.
– К утру большое высохнет, – объяснил ему сосед слева – звали его Зимняком и работал он во дворе, – в шкаф уберёшь, а личное, ну, маленькое, как умоешься, сохнуть оставишь.
– Понял, спасибо, – кивнул Гаор.
Он проверил на завтра одежду – с утра ему в гараж – и достал конверт с картами. Пока не погасили свет, надо, в самом деле, посмотреть, где гараж, чтобы с утра не плутать.
– Ты это чего? – заинтересовался Зимняк.
– Где гараж, смотрю, – ответил Гаор, разворачивая большой лист карты-плана «Орлиного Гнезда», дом поэтажно он посмотрит завтра, сейчас ему службы нужны.
– А чо водишь?
– Хозяйскую машину.
– А чью?
Гаор недоумённо поднял голову, придерживая пальцем найденные квадратики гаражей.
– Хозяев-то много, – пояснил Зимняк. – Ты личный или на всех?
– Меня Фрегор купил, – настороженно ответил Гаор.
Дело принимало совсем новый оборот.
– А, это Второй Молодой, – отозвался Старший со своего места. Он уже лежал, но ещё не спал, разглядывая потолок.
– Тогда это третий въезд, паря, – сказал ещё кто-то. – Они там свои тарахтелки держат.
– Понятно.
Гаор вернулся к карте. Да, вот, даже надписано. Правда, не полностью, только заглавная буква «Ф». Ну-ка, проверим.
– А сколько их всего?
– Хозяев-то?
– А считай. Старый хозяин.
– Ага. Первый Старый. Кто ему служит, те в бордовом.
– Это личные. Лакеи, горничные, подстилки разные.
– У каждого свой цвет.
– Да двое сыновья его.
– Ага, наследник и младший.
– У Первого Молодого синий цвет. У Второго – зелёный.
– Да ещё брат хозяйский.
– Ага, Второй Старый. Он в северном крыле живёт. Его цвет – жёлтый.
– Да жены ихние. У Первого Старого и Первого Молодого.
– Они не в счёт, только своими командовают.
– Командуют, обалдуй, сколько учить тебя.
– Да пока ему Сам не влепит, не научится.
– Ну, и малец ихний.
Выяснить, чей малец и имена хозяев, Гаор не успел. Возле двери раздался щелчок, и, подняв голову, Гаор увидел, как на железной коробке у косяка загорелась красная лампочка. Селектор? Голос Мажордома подтвердил догадку.
– Старшие по спальням, включить ночной свет. Полная тишина. Всем спать, – отчеканил Мажордом.
Снова щелчок, и лампочка погасла. Старший встал и подошёл к двери, щёлкнул переключателем. Погасли лампы-плафоны под потолком, и зажглась маленькая синяя лампочка над дверью.
«Надо же», – усмехнулся про себя Гаор, складывая карту и убирая её в конверт. Ни тебе «отбой» не приказали, ни «спокойной ночи» не пожелали. Ни дисциплины, ни культуры. Где ж цивилизованность? Ладно, это тоже прибережём. Он уложил конверт в шкаф, разобрал постель – ему для этого свет не нужен – и лёг. Спальня потихоньку заполнялась сонным дыханием и храпом множества мужчин. Ну, всё, первый день кончен. Посмотрим, каким второй будет. И все последующие. Вляпался он, конечно, капитально, но… это ещё не самое страшное. Спи, сержант, перед боем надо выспаться.
* * *
Аргат
Универсальный Оружейный Завод
Арронга Рола
Зима
6 декада
Каждый день похож на другой, и каждый день особенный. Ничего не меняется, и одновременно всё другое. Став рабом, он понял, что будущего у него нет, а прошлое невозвратно, и старался жить сегодняшним днём. С одной единственной целью – выжить человеком. Иногда внешние условия мешали, иногда помогали. Но каждый день жизни – это его победа. Но эта газета… да, она помогла. Дала возможность учить парней, наполнила жизнь в определённой степени смыслом. Но и осложнила. То, что он считал похороненным, сгоревшим в Огне, вдруг ожило и вернулось. И что делать с этим воскресшим прошлым?
Седой, как это часто бывало с ним, лежал без сна, закинув руки за голову и разглядывая испод верхней койки, откуда доносилось по-детски уютное посапывание Зимы. Справа спят внизу Чеграш, а над ним Гиря, а слева Чалый, похрапывающий совсем по-мужски, а над ним Лутошка, смешной тощий длинноногий парнишка из далёкого Дамхара. Вот тоже… невероятное стечение обстоятельств. В кино бы увидел, в книге прочитал… сказал бы: «Враньё, заврались, такого не бывает!» А в жизни, оказывается, бывает. Кажин знат, что всяко быват…
…Завод большой, почти каждый день кого-то увозят, кого-то привозят, и Старшие начинают озабоченно размещать новокупок, объясняя им правила и нормы поведения. Хорошо, если новокупка до этого на заводе работал, такие уже сами всё знают, порядки-то всюду одинакие, а если вот такого… Прямо из посёлка, да из самого Дамхара. Ну, чуня чуней. И малец совсем, по второй категории ещё.
Парнишка затравленно озирался, не зная, кому отвечать первому: уж больно насели на него со всех сторон.
– И куды тебя поставили? – спросил Старший, прекратив разговоры о родне и свойственниках.
Уж больно издалека малец, ни земель, ни родни не сыщешь, значит, надо рядом с его бригадой разместить, и пусть уж те к порядку приучают.
– В гараж, – шмыгнул носом малец.
– Куды-ы?! – изумился старший гаражной бригады. – Да на хрена ты нам нужен?
– Я машину знаю, – неожиданно ответил малец, – и чинить, и водить умею.
– Чо?!
– Ты, малец, ври, да не завирайся.
– Ежели ты пол в гараже раз в жизни помыл…
– Может, ты и грамотный? – насмешливо спросил Чеграш.
– Ага, – кивнул малец и вздохнул, – мы уже карты разбирать стали, да хозяина с деньгами припёрло, он нас и продал.
– И много вас было? – спросил Чалый.
– Двое, – малец снова вздохнул, явно сдерживая слезы. – Мы бригадой шли, нас на этом… акци…
– Аукционе, – пришёл он на помощь.
– Ну да, уже всё, уже последняя цена, и тут… разбили. Его за шестнадцать тысяч, меня за восемь.
– Он шофёр, а ты при нём автомехаником, так? – догадался Зима. – Так шли?
– Ага, Рыжий – он водила сильный, он меня и выучил.
– Рыжий? – переспросил он…
…Словом, Лутошку, как, оказывается, звали мальца, разместили рядом с ними. Раз уж у них хоть знакомец общий есть. Рыжий-то тот самый оказался. Второго рыжего сержанта-фронтовика с пятилучевой звездой быть не может. Теория вероятностей не допускает.
Знал Лутошка неожиданно много, видно, занимались с ним всерьёз, и оказался неплохим рассказчиком и собеседником. Охотно слушал и запоминал. Парни за этот год – да, правильно, Главный конструктор принёс ту папку в конце зимы, да, как раз в седьмую декаду, а сейчас снова зима, шестая декада, так что прошло… да, практически полный год, чуть больше стандартного учебного – освоили школьный трёхлетний курс и теперь учили Лутошку, пересказывая ему прочитанное в учебниках и услышанное по радио. С письмом оказалось сложнее. Но ладно, что-нибудь придумаем.
Лутошка много и охотно рассказывал им о Рыжем. Какой Рыжий был сильный, весёлый, а когда злился, то как бешеный становился, даже страшно. Как в рейсах Рыжий, чтобы не заснуть за рулём, пел и читал стихи. Или заставлял его петь. И в посёлках везде, куда ни приедешь, Рыжий – желанный дорогой гость.
Седой слушал Лутошку, а потом, лёжа ночью на своей койке, не мог отделаться от назойливо стоящей перед глазами картины. Как Рыжий, остановив фургон на улице какого-то маленького городка, идёт на почту, покупает конверт с маркой и несколько листов писчей бумаги, садится к окну и пишет, макая ручку с заржавевшим пером в чернильницу, полную утопившихся от тоски мух, вкладывает исписанные листы в конверт, заклеивает его и пишет адрес: «Аргат, редакция…». И сдаёт письмо на отправку. Как письмо взвешивают и требуют доплаты за лишний вес, и Рыжий выгребает из карманов мелочь. Конечно, всё не так, это невозможно. Раба никто не пустит на почту и ничего ему не продаст. На почте давным-давно не держат на столах чернильниц и ручек. И такое письмо-статью никогда не пропустила бы цензура, введённая в позапрошлом веке для охраны военных тайн – с кем-то мы тогда из-за чего-то воевали – да так не отменённая до сих пор и потому исправно перлюстрирующая всю почту независимо от адресата и отправителя. Разумеется, было отправлено как-то иначе. Но отделаться от этой картины Седой не мог.
И от горького чувства неоплатного долга. Он в долгу перед Рыжим. Если бы не его подвиг… То, что парни получили возможность учиться не по его отрывочным рассказам, а пройти полноценный школьный курс и продолжить учебу – вчера они получили новый комплект по составленному им списку. Уже институтские учебники по математике и физике, а заодно большую пятитомную энциклопедию, политехнический словарь и «историю стрелкового оружия». Это он в список не вносил, это Главный от себя им положил. И новый запас кофе, сахара и сливок, и пять баночек поливитаминов. И новые условия работы. Всё, если честно, благодаря Рыжему. И прошлое лето тоже…
…Они все-таки довели до ума «изделие». Согайнского образца им так и не дали, только не слишком вразумительное и явно неквалифицированное описание, из которого они выжали всё возможное. И только на третьем варианте, отбросив всё, что мешало важнейшему – надёжности, и совсем немного потеряв на остальных параметрах, но сделали. Сначала модель, потом было обсуждение, в котором участвовали помимо Главного конструктора ещё главный инженер и главный технолог. Парни не оробели, держались уверенно и докладывали вполне грамотно. Спорить, правда, не рисковали, это он брал на себя, заодно и показал парням, как это делается. Сделали и образец, разработали технологические карты, здесь уже к ним чаще заходили Инженер и Технолог. Чтобы не путаться, они в разговорах между собой так и называли всех троих, отбросив слово Главный. Потом им опять сказали: «занимайтесь теорией», что было весьма кстати, так как из-за гонки с «изделием» учеба застопорилась.
И, наконец, наступил, совершенно неожиданно, тот день.
Утро прошло как обычно. Подъём, завтрак, обыск, путь в мастерскую, обыск, запуск…
– Что сегодня? – спросил Чалый, когда за ними захлопнулась дверь.
Он пожал плечами.
– Занимаемся теорией.
Парни стали доставать учебники и тетради, Зима включил радио.
– Седой, кофе поставить?
– Потом.
– Ну да, только-только полопали.
– А мне, может, для мозгов нужно.
– Меньше с девками барахтайся, от этого мозги трясутся.
– У него трястись нечему.
– Ага, он другим трясёт.
– А у тебя…
– Цыц, – прервал он сквозь смех их перепалку, – надзиратель услышит.
Зима доделывал свой чертеж, Гиря читал хрестоматию по литературе, Чеграш взял химию, Чалый…
– Чалый, историю ты мне вчера не ответил.
Чалый, вздохнув, отложил алгебру за выпускной класс и взял учебник истории.
– Седой, да на хрена нам, когда и с кем голозадые воевали?
Он улыбнулся.
– Читай, знания лишними не бывают.
И только утихомирились, и втянулись в работу, а сам он взялся перечитать биологию – совсем перезабыл всё, а парням для кругозора нужно обязательно – как надзиратель загремел замком. Особо прятаться не нужно: всё же им велели «заниматься теорией», но Зима сразу метнулся выключить радио, а он встал и шагнул к двери, чтобы, как и положено Старшему, встретить вошедшего и, если надо, заслонить парней. Но никто не вошёл, а надзиратель рявкнул им.
– На выход, волосатики. Живо!
Зачем? Почему? Вопросов задавать не полагается, они и не задавали. А молча, оставив всё как есть, вышли в коридор и встали на обыск. Их обыскали, закрыли и опечатали дверь их мастерской. И последовал новый приказ.
– Руки за спину! Вперёд марш!
Впервые они шли по коридору в рабочее время. И удивлённые лица встречных и выглядывающих из открытых дверей людей сказали ему, что те, свободные, и не подозревали о работающих рядом с ними рабах. Их провели к ведущей в рабскую казарму лестнице.
– Вниз, волосатики. Бегом!
Бегом так бегом, но спешить нечего, тем более что гул чугунных ступенек под подошвами грубых рабских ботинок забивает голоса.
