Татьяна Николаевна Зубачева
Мир Гаора. 4 книга. Фрегор Ардин
Полюбовавшись на надраенные до зеркального блеска ботинки, Гаор придирчиво осмотрел кожаную куртку, но пятен не нашёл. Рубашку ему за эти дни выстирали, выгладили и обратно повесили. Разумеется, перестирывать он её не стал, но рукава перегладил по-армейски, как привык. Интересно, а почему Ларга не знает армейской глажки? Или Венну она по-другому гладит? Ну, не его это дело. Он тщательно убрал все щётки, выключил и поставил остывать утюг, собрал свои вещи и ушёл, выключив за собой свет.
Здесь, не как в «Орлином Гнезде» свет впустую не жгли, видно – усмехнулся про себя Гаор – гемы и сотки не родовые, а заработанные. Ну да, Венн Арм или сам бастард, или потомок бастардов. Но тогда почему он майор? Бастарду выше старшего сержанта не положено. Или это он тольео для Ларги майор? Кличка такая. Ладно. У таких если богатство и есть, то потом-кровью заработанное, ну, у тихушника, положим, чужой кровью, но тоже… бережёт и попусту не тратит. Интересно, а Нисса тут на каких правах живёт? Ларгу она зовёт тётей, и та ей тогда пригрозила, что отправит к родителям, значит… а Огонь с ними со всеми, завтра его увезут в Аргат и вернут хозяину, так что об этом можно не думать. Спит Венн с Ларгой или нет, платит ей за ночные смены сверхурочные или это в контракт входит, и зачем ему Нисса… а ведь пропадёт девчонка, как пить дать пропадёт, если ей хоть в чём слабину дать. Если сразу после гимназии замуж не выдадут, то пойдёт по рукам до вокзальной панели.
Гаор прошёл по верхнему коридору, погасил по дороге за собой свет, спустился по лестнице в нижний скупо освещённый холл. Теперь одежду на место, быстро в душ, вымыться самому, выстирать своё, вымыть всё за собой и на боковую. Давай, в темпе… морда рабская, шкура дублёная. Проспишь, получишь полный паёк. И сразу вспомнилось слышанное в отстойнике: «А почему это, браты, как хлеба, так пайка половинная, а как порки, так двойная?». Тогда они долго всей камерой упоённо ржали и били остряка по плечам и спине. Он и сейчас тихо засмеялся, и покрутил головой. Надо же, как складно у мужика язык подвешен. Классный бы фельетонщик был.
И укладываясь в своей каморке, он уже ни о чём не думал, радуясь возможности лечь и заснуть. В ушах ревел мотоциклетный мотор, неслась навстречу бело-серая равнина, и он снова летел между ней и таким же бело-серым небом, даже сквозь прозрачное забрало шлема ощущая твёрдый ветер. И ему было хорошо. Может быть, даже слишком…
9 декада
6 день
Утром его поднял голос Ларги, и Гаор сразу, помня, что выезд в восемь, а значит, переодеться не успеет, оделся в своё, оставив рубашку и штаны на застеленной постели, а ботинки рядом со шлёпками под табуреткой.
На завтрак была каша, густая, горячая овсяная каша. И бутерброды с колбасой и маслом. И кофе сладкий. С сожалением оглядев опустевшие тарелки, он встал из-за стола и стал закатывать рукава.
– Не надо, – остановила его Ларга. – Иди в гараж, майор сейчас спустится.
– Да, госпожа Ларга, – Гаор опустил рукава и застегнул манжеты. – Спасибо, госпожа Ларга.
– На здоровье, – улыбнулась она ему.
И почему-то эти обычные в общем-то слова как-то особенно задели его. Но… была бы она… своей, он бы нашёл слова, поклонился бы ей, как приучился благодарить матерей, но… но она свободная, а значит, госпожа, и чужая ему. И он только повторил:
– Спасибо, госпожа Ларга, – взял свою куртку и ушёл.
За ночь снег стаял, в воздухе стояла мелкая водяная пыль, всё было мокрым скользким и холодным. Гаор открыл гараж, быстро проверил легковушку. На вделанных в панель часах полвосьмого, так что во двор выводить её ещё рано. Или тихушник любит, чтоб машина его ждала? Ладно, без пяти выведем, а пока… он с невольной тоской оглядел гараж, к которому успел за эти дни привыкнуть. Делать было абсолютно нечего, и он сел к верстаку, устало сгорбившись и опираясь на колени локтями, сцепив пальцы так, будто на нём по-прежнему были наручники, прижимавшие запястья друг к другу.
Сколько он бы так просидел в бездумном и безнадёжном ожидании, но стукнувшая дверь вывела его из оцепенения. Гаор вздрогнул и вскочил на ноги. Выводить? Да, вон Венн на крыльце, в своей кожаной куртке, нетерпеливо машет ему рукой. Аггел, сейчас вломит. Гаор метнулся за руль – хорошо, мотор уже прогрет – и лихо вылетел из гаража к крыльцу. Гараж остался открытым, но… но тут Венн вынул из кармана чёрную, похожую на крохотный, как игрушечный, пистолет, штуковину и, прицелившись в дверь гаража, щёлкнул курком. И, к изумлению Гаора, гаражная дверь, как сама по себе, сдвинулась с места, проехалась по порожку-рельсу, встала в положенные пазы и звякнула, запираясь. Венн посмотрел на изумлённое лицо Гаора, довольно расхохотался и сел рядом с ним.
– В Аргат.
– Да, мой господин, – пробормотал Гаор, – в Аргат, – мучительно соображая, как он разберётся в лабиринте живых изгородей этого аггелова то ли посёлка, то ли полигона.
Но опять, как и на въезде, короткие чёткие приказы Венна вывели его на шоссе, а там он уже сам сообразил.
Гнать не приказывали, и Гаор вёл машину на предельной – но в рамках правил – скорости.
– Правильно, – кивнул Венн, – без крайней необходимости нарушать не надо.
– Да, мой господин, – ответил Гаор, включая дворники.
Странно, тринадцатое шоссе всегда такое пустынное? Что-то он раньше никогда не бывал на нём, да, ни с Фрегором, ни ещё раньше у Сторрама, похоже… похоже, что? Запретная зона без обозначений? Интересно. И даже опасно.
– Ту квартиру найдёшь? – спросил его Венн и тут же, не дожидаясь ответа. – Ладно, к Центру Машиностроения, объедешь его слева, а там я укажу.
– Да, мой господин, к Центру Машиностроения, – ответил Гаор, доставая из бардачка карту.
Пошли пригороды Аргата, и шоссе стало оживлённее. Полицейские на блокпостах, как сразу отметил Гаор, им не козыряли, но и не останавливали. Хотя и не за что, правил они не нарушают. А, похоже… похоже, Венн и впрямь умнее Фрегора: не светится по-глупому. Сволочь, конечно, как все тихушники, но умён. Умная сволочь… опасная комбинация, дурака можно обмануть, а этого… и он опаснее Фрегора, намного, зря Фрегор ему доверяет, съест он его как нечего делать. «А тебе-то какая печаль?» – одёрнул он сам себя.
За Центром Машиностроения снова лабиринт, но уже глухих бетонных заборов в два, а то и в три полных роста (384-576 см) и таких же глухих без окон, дверей и указателей стен. Опять команды Венна, тупик и медленно отъезжающая вбок дверь съезда в подземный гараж, маленький, на четыре машины не больше, без верстаков и шкафов, пустой и сумрачный, несмотря на пронзительно белые лампы под потолком.
– Приехали, – улыбнулся Венн. – Закрой машину и иди за мной.
– Да, мой господин.
Внутренний лифт, тот же? Да, похоже, хотя ведь ему так и сказали про ту квартиру. И что там? Страха не было, только противно сосало под ложечкой.
Квартира оказалась та самая. Подчиняясь приказному жесту Венна, Гаор снял и повесил свою куртку на вешалку рядом с кожанкой Венна и вошёл в комнату, где всё стояло и лежало так же, как в тот день, когда Венн увёз его отсюда.
– Так, – Венн удовлетворённо оглядел комнату, словно проверяя что-то. – Теперь иди в ванную, трусы, носки и рубашку кинешь в грязное и переоденешься, твоё всё там.
– Да, мой господин, – пробормотал Гаор и отправился выполнять приказ, ничего не понимая.
О чём это говорит Венн? Но тут же, войдя в ванную и увидев на табурете аккуратно сложенное бельё со знакомыми, ещё Снежкой пришитыми метками, всё понял. Ну да, это бельё и рубашку он снял перед допросом и надел, когда его везли сюда, запачкав по дороге кровью, кровило-то у него тогда сильно. А отсюда Венн его увёз в другом, взятом из комода. И, значит, что? Всё правильно. И его возвращают хозяину в первозданном, так сказать, виде, и на нём нитки, следа пребывания на этой квартире не останется.
Он быстро переоделся в армейское, выданное ему Кастеляншей «Орлиного Гнезда», зимнее, но солдатское бельё, рубашку, носки, надел брюки, ботинки, кинул снятое с себя в ящик для грязного и вернулся в комнату.
Венн сидел у стола, листая какую-то переплетённую в тёмную кожу книжку. Гаор молча остановился в дверях, ожидая приказаний.
– Как ехали сюда, запомнил? – спросил, не поднимая головы, Венн.
И что-то в его голосе заставило Гаора ответить на грани послушания и дерзости:
– Я должен это помнить, мой господин?
– Умён, – кивнул Венн. – Что ж, гараж ты сам не откроешь, а другого входа не видел. А до посёлка в одиночку доберёшься?
– До лабиринта доеду, мой господин, – честно ответил Гаор.
Венн закрыл и сунул в карман книжку и улыбнулся.
– Лихо, а потом?
Гаор неопределённо пожал плечами.
– Доедешь, – кивнул Венн, – до самого дома, по памяти в руках. Я тебя не стал путать, мало ли что, вдруг понадобится. Неофициально «Ясные Зори», дом пять. А официально… на карте его всё равно нет, на официальной карте.
Такое доверие Гаору не понравилось, но он промолчал. А Венн, глядя на него смеющимися глазами, продолжал:
– А теперь я тебе ещё один адрес назову. Этот на карте есть. Седьмое шоссе, пятьдесят третья метка, посёлок «Весенний», дом сто сорок семь. Повтори.
– Седьмое шоссе, пятьдесят третья метка, посёлок «Весенний», дом сто сорок семь, мой господин.
– Правильно. Живёт там некий академик, профессор, историк и философ, Варн Арм.
Венн сделал паузу. Гаор судорожно, из последних сил, прикусив изнутри губу, сдерживал крик. Варн Арм, профессор, это дядя Кервина, это к нему его тогда приглашал Кервин, обещая интересную беседу, аггел, сволочь тихушная…
– Живёт он одиноко, – продолжал Венн, – с женой. Правда, он недавно опекунство оформил, у его племянника дети сиротами остались, бастарды, правда, но у профессора родовые чувства взыграли. Да и скоро, говорят, новые Законы Крови будут. Представляешь, бастардов с законными уравняют, – Венн засмеялся.
«Сволочь, гадина! – мысленно кричал Гаор, – зачем ты мне это говоришь? Чтоб я понял, у кого дети Кервина? Зачем тебе, чтобы я это знал? Чтобы потом твои дружки, соратники дерьмовые, из меня это на допросах вынимали, для этого, да?»
– Представляешь, Рыжий?
На этот раз от него явно ждали ответа.
– Да, мой господин, – хрипло ответил Гаор.
– А значит, – тон Венна стал почти торжественным, – значит, никого, ни младшего сына, ни бастарда, ни дочь, ни за что, ни при каких обстоятельствах нельзя продать в рабство. Свободнорождённый может стать рабом только по приговору суда. Понимаешь, Рыжий? И никаких сорока пяти процентов с бастарда теперь не будет, и деления на нажитое и родовое, и всем сыновьям всё поровну, понимаешь? И наследник – старший по рождению, а от кого рождён неважно, раз отец признал, то всё. Ну, что ты молчишь, Рыжий?
– Меня это не касается, мой господин, – спокойным, даже скучающим тоном ответил Гаор.
– Да, – кивнул Венн, – закон обратной силы не имеет. А жаль, Рыжий, а? Этот бы закон да пять лет назад, чтоб его до третьего дня девятой декады осени приняли… что скажешь, Рыжий?
– Время необратимо, мой господин, – сказал Гаор.
Он уже совсем успокоился. Пусть, пусть сволочь дразнит его, лишь бы о Кервине забыл.
– А ты философ, – засмеялся Венн. – Ну-ка, ещё что-нибудь.
Гаор пожал плечами.
– Клеймо не смывается, ошейник не снимается, мой господин.
– Интересно, – кивнул Венн. – И по сути верно, и по форме красиво. Ну, так вот тебе ещё фраза. В твою, – он засмеялся, – коллекцию. Кровь – не вода: огня не тушит и грязи не смывает.
Гаор невольно вздрогнул: это он уже слышал, только не по-ургорски, а по-нашенски, от бывальщицы, и тогда ещё и удивился, и восхитился точностью и глубиной, и долго думал, как это перевести, а оказывается… стоп, эта сволочь откуда это знает? Но спрашивать нельзя. И потому, что рабу спрашивать господина не положено, и потому, что спросить – это выдать себя, и всех тех, кто доверился ему, рассказывая старины и бывальщины.
Их глаза встретились. Венн смотрел на него так, будто требовал чего-то, но не слов, а… Гаор первым отвёл глаза.
– Ну что ж, – после паузы, показавшейся Гаору очень долгой и потому зловещей, сказал Венн, – время у нас ещё есть, и разговор, я надеюсь, не последний. А теперь за дело, Рыжий, поехали.
– Да, мой господин, – облегчённо выдохнул Гаор.
Эта игра в недомолвки и намёки сильно утомила его. И он с искренней, хотя и тщательно скрытой под маской безразличия, радостью занял место телохранителя за правым плечом Венна, вошёл, на ходу надевая куртку, в лифт, а в гараже раскрыл перед Венном дверцу машины и сел за руль.
– Отлично, – кивнул Венн, когда перед ними раздвинулись двери гаража. – Вперёд Рыжий. Дорогу помнишь? На проспект Отцов-Основателей.
– Да, мой господин, на проспект Отцов-Основателей.
Как Гаор и предполагал, работа была как в первые декады у Фрегора. Он возил Венна на какие-то встречи. Но, в отличие от Фрегора, с собой его Венн не брал и никого в машину не подсаживал, а сам выходил, и Гаор даже не успевал заметить, в какую машину тот сел или в какую дверь вошёл. Венн вдруг просто исчезал, а потом так же неожиданно, как из-под земли, возникал.
А время шло, и, наконец, прозвучало неизбежное:
– В Дом-на-Холме.
– Да, мой господин, – ответил Гаор, бросая машину в левый разворот. – В Дом-на-Холме.
Вот и всё. Он искоса посмотрел на часы. Без четверти полдень. Ровно пятнадцать долей до двенадцати ноль-ноль. На дорогу, если не нарушать правила, десять долей без мгновений, ну, ещё пять на внутренние коридоры, и… всё. Он же помнит, как он лежал на полу, и два тихушника договаривались над ним о его аренде. Срок истекает в полдень, в двенадцать ноль-ноль. Вот и всё. Сено хвали в стогу, а хозяина, даже временного, в гробу.
Вот и Дом-на-Холме. Гаор привычно въехал в огромный, заставленный пустыми машинами гараж, и Венн указал ему на место. Другое. «Видно, у каждого тихушника, – догадался Гаор, – здесь своё». Идя за Венном к внутренним дверям, Гаор увидел знакомый лимузин. Значит, Фрегор уже здесь. Кто же его привёз? Механик? Или сам за руль сел? Ну, неважно. Открывается дверь номер три, через неё он и за Фрегором входил, а на допрос его через пятую вводили. Пустой, залитый белым светом коридор со светло-серыми глухими стенами, серая, заглушающая шаги дорожка под ногами, белые без номеров и табличек двери. Ну, как и везде. Свои и так всё знают, а чужих… чужих ведут в надетых на голову мешках. И никто не заблудится.
Венн толкнул очередную безымянную дверь и радостно воскликнул:
– Привет!
Гаор вслед за ним вошёл в уже знакомую почти точную копию кабинета в «Орлином Гнезде», и тяжёлая бархатная тёмно-бордовая портьера с шелестом опустилась, скрывая вход.
– О! Привет, друг, – обрадовался Фрегор, отбрасывая в сторону глянцевый блестящий журнал.
Гаор остался стоять у двери, пока друзья-тихушники, его хозяева, приветственно шлёпали друг друга по плечам. Как, скажи, год не виделись или в бою побывали.
– Ровно полдень, – Венн выразительно посмотрел на большие напольные часы.
– Да, ты как всегда точен. – Фрегор будто только что заметил Гаора. – Рыжий!
– Да, хозяин, – откликнулся Гаор.
– Иди сюда.
И когда он подошёл, оглядел его с радостным изумлением.
– Однако, Венн, да он, в самом деле, как новенький. И что, отладил он тебе твою машину?
– Конечно. Мастерство, – Венн подмигнул, – не пропьёшь.
– Отлично. Рыжий, я забираю тебя. Называешь его теперь только господином. Ты понял?
– Да, хозяин.
– Держи, – Венн достал бумажник и отсчитал Фрегору семь сотенных купюр.
– Да, конечно, – Фрегор несколько смущённо взял их. – Знаешь, давай поедем отпразднуем, что всё так хорошо закончилось. Плюнь ты на эти бумажки. Потом отчитаешься.
– Идёт, – согласился Венн.
– Но я угощаю! – капризно, будто с ним спорили, заявил Фрегор. – Поехали! Рыжий, за мной!
– Да, хозяин, – Гаор перешёл за спину Фрегора.
К его удивлению, они вышли через ту же дверь, и в гараж шли по тому же коридору. Интересно, так что, за каждой портьерой дверь в другой коридор или лифт? С ума сойти. А поэтажные планы здесь существуют? Или… стоп, журналюга – привычно остановил он себя, выруливая на подъездную аллею.
– В «Парадиз», – распорядился Фрегор и поднял стекло, отделявшее заднее сиденье лимузина.
– Да, хозяин, в «Парадиз», – ответил Гаор.
Стекло звуков сзади не пропускало, но Гаор не был уверен, что оно так же действует и в обратном направлении. Если можно сделать одностороннюю проницаемость для света, то почему нельзя сделать такую же для звука? Вполне можно. А значит, лучше поберечься.
«Парадиз», «Лагуна» – лучшая рыбная кухня Аргата, «Затон» – лучшие вина в Аргате, «Розочка»… маршрут накатан. Друзья отрывались на полную катушку. Но из «Розочки» Фрегор вышел уже один и, пьяно плюхнувшись на заднее сиденье, потребовал:
– Гони по кольцу, Рыжий. Мне надо проветриться.
«А мне пожрать», – мрачно подумал Гаор. Время к полночи, вернее уже за полночь, а его за весь день ни один хозяин не удосужился покормить. Полулёжа на заднем сиденье, Фрегор что-то напевал, перемежая пение маловразумительной из-за безадресности руганью. И вдруг заговорил вполне трезво:
– Так, Рыжий, вот что. Мне разговоры всякие, что и как там было, не нужны. Ты что у Венна делал?
– Работал в гараже, хозяин, – настороженно ответил Гаор.
– И сколько там машин?
– Три, хозяин. И два мотоцикла.
– Он всё ещё в эти игрушки играет? – удивился Фрегор. – Ладно, маловато, но сойдёт. В пробные поездки он тебя брал?
– Да, хозяин.
– А это уже лучше. Запомни, Рыжий. Ты всё это время был в аренде. Больше ничего не знаешь. Я, как приехал тогда, сразу тебя ему отдал, и он тебя увёз. Понял?
– Да, хозяин.
Гаора такой вариант больше чем устраивал. Но вот зачем это Фрегору? Он-то что скрывает? Но следующей фразой всё разъяснилось.
– А то ты ляпнешь сдуру, что на допросе был, сразу до моих сволочей дойдёт, что у меня неприятности. Пусть думают, что я в силе по-прежнему. Понял, Рыжий?
– Да, хозяин.
– То-то. И помни, Рыжий, ты мой. И всегда будешь моим. Только моим. Всегда! – Фрегор злорадно рассмеялся и скомандовал. – Гони домой, Рыжий. И на пределе!
– Да, хозяин, на пределе.
Интересно, а гоночная у Венна такую же скорость даёт? Жалко, не попробовал её в работе. Приказ Фрегора настолько обрадовал Гаора: ведь, в самом деле, все мишени одним залпом накрываются – что он даже голода уже такого не ощущал. Мощная машина, дорога мокрая, но не скользкая, и скорость на пределе – это ж… как это говорили, а! вспомнил, в кайф. Говорят, от алеманов к нам словцо залетело, ну и хрен с ними, с алеманами, а слово к месту, в кайф ему такая езда! Он даже не стал разворачиваться, а как ехал по кольцу, так и продолжил, только скорость прибавил. Интересно, Венн на своей гоночной по тем дорогам, как и на мотоцикле, гоняет? Или всё-таки на автодроме?
Гаор сам удивился, насколько быстро он пролетел по кольцу, а ещё больше тому, что не пропустил нужный поворот.
Серая коробка блокпоста, голый, одновременно просвечивающий и сумрачный лес… а ведь он помнит! В самом деле, не головой, а руками, сжимающими руль, помнит! Так что… прав ведь Венн, вот так руками он и на ту квартиру, и в посёлок до нужного дома доедет. Интересно получается.
А вон и знакомые ворота раскрываются перед машиной, и охранник с автоматом, вытянувшись в струнку, берёт под козырёк. Гаор, плавно снижая скорость, подрулил к парадному крыльцу и остановил лимузин.
– Аг-ха-а, – протяжно вздохнул, просыпаясь, Фрегор. – Приехали, что ли?
– Да, хозяин.
– Ладно, – Фрегор, подвывая, зевнул и завозился, собираясь вылезать. – Отдыхай, Рыжий. Завтра… нет, лучше проверишь все мои машины, а то я этому механику не верю. Всё запомнил, что я сказал?
– Да, хозяин.
От повторения приказа Гаор воздержался, но Фрегор удовлетворился произнесённой формулой повиновения, зевнул ещё раз и вылез из лимузина. Не дожидаясь, пока он войдёт в дом, Гаор развернулся и поехал в гараж.
Ночной механик не выразил ни малейшего удивления при его появлении. То ли не узнал, то ли… а хрен с ними со всеми. Гаору смертельно хотелось сразу и есть, и спать. Но поскольку жратвы не предвиделось, то надо идти ложиться, чтоб… что не доем, то досплю – старая мудрость.
Сдав машину, Гаор пошёл в рабскую казарму. Внизу было уже тихо и пусто. И всё как раньше. Будто и не было у него этих полутора декад, когда он… а ведь и впрямь по самому краю у «печки» прошёл, ещё бы чуть-чуть и всё, кранты и полный амбец.
Гаор вошёл в свою, да, свою спальню, наполненную синим ночным светом, храпом и сопением множества мужчин. Прошёл к своей аккуратно, но не им, как он сразу заметил, застеленной кровати и стал раздеваться.
– Рыжий, ты? – спросил сонный и чуть-чуть удивлённый голос Старшего.
– Да, я, – ответил Гаор, вешая в шкаф свою кожаную куртку.
Сопение и храп мгновенно затихли. Неужели и впрямь все только притворялись? – успел удивиться Гаор. Потому что бесшумно вскочивший на ноги Зимняк молча сгрёб его в объятия.
– Живой, аггел рыжий! – услышал Гаор обжёгший ему ухо шёпот.
– Ага, – выдохнул он, сжимая Зимняка в ответном объятии.
– И где тебя носило? – почти естественно зевнул Старший.
– В аренде был, – ответил Гаор, отпуская Зимняка.
– Давай, – Старший снова зевнул, уже непритворно, – мотай в душ и ложись. Поздно уже.
Гаор почувствовал, как к глазам подступают слёзы, и, скрывая их, завозился, собирая всё необходимое для душа, снимая и вешая в шкаф выездные брюки. Ботинки тоже в шкаф, шлёпки, ага, вот они. До душа он и в белье дойдёт, а обратно… полотенцем обмотается, да и спит эта сволочь, наверное. Спальня тихо шумела быстрым от койки к койке шёпотом. Под этот шёпот Гаор собрался и пошёл к выходу. Уже у самых дверей его нагнал Весенник, быстро обнял и убежал обратно. Гаор стремительно прошёл, почти пробежал по коридору в душевую, чувствуя, как лицо ему заливают слёзы. Надо же…
В душевой пусто, пахнет мылом… как всегда. Ну да, все, кто в дневной, уже легли. Он быстро снял и придирчиво осмотрел своё бельё, особенно подштанники – вдруг опять закровило – и уже спокойно засунул его в грязное и занял ближайшую пустую кабинку, врубив воду на полную мощность, чтобы смыть неудержимые слёзы.
Надо же… да… да его из тех фронтовых разведвылазок так свои не встречали. Только… только Жук тогда на вокзале, когда им разрешили выйти из строя и обняться с родными, потом опять построили и повели в Храм на благодарственный молебен, да, тогда, он так же обнимался с Жуком, единственным, кто его встречал. Он и не ждал, думал, не к кому будет подойти, останется в строю, ведь не генерал же, и не Братец его приедут на вокзал, как же, жди, а тут… бегали ещё какие-то девки с цветами, одна всё пыталась влезть между ним и Жуком, чтобы всучить ему свой грёбаный букетик-метёлку, и он шуганул её шёпотом, но по-армейски, и только сигнал на построение разорвал их объятия. Жук ещё был в парадном студенческом мундире. Вьюн попытался было проехаться насчёт тыловых крыс-очкариков, и он заткнул его ударом по морде, придравшись к съехавшей слишком набок фуражке. Да, их перед самым Аргатом заставили переодеться в новенькое парадное обмундирование, а старое фронтовое сдать, чтобы будто не с фронта, а на парад. А после Храма отвели в казармы, и Жука он увидел уже только демобилизовавшись вчистую. Жук… «Жук, прости меня, если можешь, прости, друг, я теперь даже в мыслях не могу тебя побратимом назвать, предал я побратимство наше, Жук, поймал меня тихушник аггелов, не нашёл я ловушки, думал только микрофон этот аггелов, а он… прости меня… прости, пусть тебе за Огнём тепло и светло будет, чист ты, перед людьми и Огнём чист, а я… меня теперь Коргцит ждёт». Коргцит – ледяное поле наказаний за Огнём, туда Огонь отправляет предателей, палачей, клятвопреступников, отце- и братоубийц, на вечные безысходные муки…
Гаор выключил воду и протёр мокрыми ладонями лицо. Ну, всё, хватит реветь и скулить. Здесь тебя за человека пока считают. Вот и будь человеком. И давай в темпе, до подъёма совсем ничего осталось.
Когда он вернулся в спальню, уже никто головы не поднял и голоса не подал. Ну, вернулся, ну, живой, всем-то на работу с утра, а если сволочь какая заметит и донесёт, то всем солоно придётся, не положена дружба рабам, а уж третьей-то спальне… Мажордому, сволочуге голозадой, только дай зацепку, он же из тебя тогда все жилы вымотает. Гаор быстро повесил и расправил полотенце, разобрал постель и лёг. Всё, теперь… додумать он не успел, проваливаясь в голодную черноту сна.
9 декада
7 день
С утра и за завтраком тоже никто и никак, разве только каши ему на ложку больше обычного положили, и хлеба ломти чуть потолще, чем остальным. Вставая из-за стола, Гаор взглядом нашёл Старшую по кухне и молчаливым кивком поблагодарил её за заботу и внимание. Она ответила быстрой улыбкой. В общей толпе Гаор пошёл было в спальню переодеться для работы в гараже, но его окликнул Мажордом:
– Дамхарец! Иди сюда!
Выругавшись шёпотом сквозь зубы, Гаор пошёл на зов.
Мажордом придирчиво оглядел его.
– Ты где был?
– В аренде, – спокойно ответил Гаор.
– Полторы декады?! – взвизгнул Мажордом.
Вокруг сновали по своим делам, чутко и внимательно прислушиваясь. Гаор подчёркнуто спокойно пожал плечами:
– На сколько сдали.
– И что ты там делал?
– В гараже работал.
– А где был Фрегор?
– Не знаю.
– Как это не знаешь?! – заорал Мажордом. – Ты телохранитель и не знаешь, где твой хозяин?!
– Я раб-телохранитель, – поправил Мажордома Гаор, – мне Фрегор ничего не сказал. А тебе интересно, так пойди и сам спроси, – и усмехнулся. – А я ещё жить хочу.
Рядом кто-то хихикнул. Мажордом резко обернулся, и коридор сразу опустел.
– Не нарывайся, Дамхарец, – прошипел Мажордом.
– На что? – начал злиться Гаор.
У него работы в гараже выше головы, а тут этот придурок остроносый лезет.
– На что я могу нарваться, Мажордом? Чем ты меня испугаешь?
– Да я…
– Что ты? Своё отродье вместо меня за руль посадишь?
Такого удара Мажордом не ожидал, растерялся и замолчал. Обойдя его, Гаор вбежал в уже опустевшую спальню и стал переодеваться для работы в гараже. Вот аггел, из-за этой сволочи он опоздает, подставит парней.
Но он успел догнать их, и в гараж они вошли все вместе. Механик как всегда ни словом, ни движением не высказался ни по поводу его в полторы декады отсутствия, ни по поводу его появления. И что ему делать, тоже не сказал. То ли знал о распоряжении Фрегора, то ли не считал Гаора подчинённым и не хотел вмешиваться. Но Гаору было уже ни до чего. Лимузин, «коробочка», разъезжая легковушка… головы не поднять и спины не разогнуть. И шило в хозяйской заднице в любую долю проснуться может. Так что давай, крутись и поворачивайся.
Время до обеда прошло быстро и неожиданно спокойно. Никто его не дёргал, Летняк и Весенник помогали чётко, ни о чём не спрашивая, как, скажи, ничего не было. А может… Может, и впрямь ему, как говорил тот Старший, с просвечивающим из-под короткой редкой чёлки кружком клейма и офицерской, как он сейчас, вспоминая, понимает, выправкой и привычно командными интонациями: «Что раньше было, забудь, как не было», – забыть, как не было. Не было допроса, камеры, той девчонки и пацана-спецуры, не было их. Ни Резаного, ни Шестого. И Младшего, и Новенького не было. И той квартиры с окном-обманкой, где он отвалялся три положенных любому рабу на лёжку по болезни дня, не было. И не четыре дня, а… вроде, пятнадцать, путается в первых днях, но сволочи говорили, полторы декады, значит, так и есть, не будет он спорить, да, полторы декады он жил в комнатушке под лестницей в загородном доме, возился в гараже с тремя машинами и двумя мотоциклами, ездил в пробные поездки, сопровождал временного хозяина в его сумасшедших гонках по бездорожью, а вечером решал задачи по физике и математике для девчонки-двоечницы, племянницы… чьей? Кем приходится Ларга Венну? Экономка? Домоправительница? Не жена – это точно. И не мать его бастарда тоже точно. «А не всё ли тебе равно?» – спросил сам себя Гаор, аккуратно подтягивая удерживающую колесо гайку. И тут же ответил. Нет, не всё равно. Чтобы не ошибиться в слове, надо всё продумать, чтобы даже случайно не выскочила правда. Чтобы хорошо врать, нужна хорошая память. Древняя мудрость. И правильная.
На обед он шёл, уже приняв решение. Забыть, как не было. Правда… правда, это значит, забыть и Жука. Забыть, как простить? А вот это хрен вам! Не прощу! И что? Не забудешь? Аггел, не так, так этак…
Ни за столом, ни в курилке, куда он опять вместе со всеми зашёл выкурить дозволенную сигарету, никаких расспросов не было.
– Живой, паря?
– Живой.
– Ну и ладно.
И всё. И он, обводя взглядом привычно хмурые лица, обмениваясь молчаливыми улыбками со знакомыми, никого ни о чём не спросил. Что тут было, как было, почему кого-то нет, а какие-то лица новые… Живой, так живи. И дай жить другим. И не лезь, когда не зовут и куда не просят.
И после обеда та же молчаливая слаженная работа. Но через полтора периода Весенник будто случайно оказался рядом и шёпотом спросил:
– Сегодня не уходишь?
Гаор даже не сразу понял, о чём речь, а, поняв, мотнул головой.
– Про тренировку не говорили.
– Тогда не спеши.
И тут же отошёл. Гараж-то большой, работы на всех хватает.
Гаор досадливо прикусил губу. Аггел, как же он об этом не подумал?! Ладно, основное сделано, значит… значит, проверим, погоняем моторы на холостом ходу, послушаем, там подкрутим, тут протрём, вымоем, вычистим… да мало ли что можно придумать, чтобы как Плешак говорил: «хитрым мерином работать, чтоб и подхлестнуть не за что, и дыханию нетрудно». Они не свободные, им нельзя всё сделать и сесть, скажем, в «стуколку» кона два сгонять, или выйти покурить и потрепаться, рабу за работой головы поднимать не должно. Ну, и не будем.
Как решил, так и сделал. Вместе со всеми доработал до конца, сдал готовые машины механику, вернее, тот подошёл и молча постоял, наблюдая за ним, ни о чём не спрашивая и ничего не приказывая. И Гаор так же молча продемонстрировал ему готовность всех трёх машин к выезду. Механик кивнул и отошёл к другим рабам, такими же молчаливыми кивками отпуская их на отдых.
Гаор уже был у дверей, когда щёлкнул селектор и голос Фрегора капризно позвал.
– Рыжий!
Беззвучно выругавшись, Гаор бросился к селектору и нажал кнопку обратной связи.
– Рыжий здесь, хозяин.
– Ко мне! – рявкнула коробка. – Бегом! Как есть!
– Да, хозяин! – ответно гаркнул Гаор. – Бегом как есть!
Как есть – это в гаражном комбинезоне и грубых ботинках. Раньше он в господских комнатах появлялся только в выездном, но приказ… чтоб ему, капризуле пакостному… Жрать хочется, полный день отпахал, а у хозяина причуды начались! Беззвучно ругаясь и посылая хозяина вместе с его шилом далеко и надолго, Гаор вбежал в дом, пробежал под удивлёнными взглядами встречных лакеев и горничных к нужной двери и вошёл в хозяйскую гостиную.
