Судя по отпечаткам пальцев, в квартире Марьяны Кургиной побывало немало человек, однако большинство из них имело для этого веские причины: родственная связь, работа или истеричные женские крики, как в случае с Андреем Лавренко.
Ничто из перечисленного не объясняло следы Валерия Котлова. Он, конечно, мог приезжать к супруге несколько раз, но я сомневался, что Марьяна или Демьян Кургины были столь любезны, что приглашали его пройти и выпить чашечку чая. На фоне остальных Котлов казался белой вороной, незваным гостем на частной вечеринке.
Я не ожидал многого от разговора с ним, но надеялся прояснить некоторые детали. Номер его телефона, как и у остальных, имелся в материалах дела. Ответа долго ждать не пришлось.
– Да? – послышался грубый женский голос из динамика смартфона.
– Эм… – на мгновение я потерялся, не понимая, набрал ли неправильный номер или попал туда, куда и хотел. – Можно услышать Валерия?
– А кто спрашивает?
По манере общения и хамской интонации я узнал обладательницу голоса. Тамара Котлова. Снова она. Значит номер был правильным.
– Адвокат Марк Островский. Мы беседовали с вами не так давно. Я хотел задать вашему супругу пару вопросов насчет убийства Кургиной.
– Ну, если найдете его, то задавайте столько, сколько хотите, – хмыкнула она в трубку. – Поищите в ближайших кабаках или у собутыльников. Валерка в запое. А пока Валерка в запое – дома он не появляется. Такое у меня правило.
Когда я был в квартире Котловой, то удивился царящей там разрухе. И это при том, что зарплата сиделки была намного выше средней по городу. Теперь мне стало ясно, куда исчезают все деньги. Всего несколько дней назад я активно инвестировал в ту же отрасль предпринимательства.
– Может быть, вы сможете рассказать, откуда взялись его отпечатки пальцев в квартире Марьяны Кургиной? Он бывал там раньше?
– Приезжал ко мне пару раз, – осторожно ответила Котлова. – Бывало, встречал меня и подвозил домой.
– Отпечатки были найдены в прихожей, спальной и на кухне. Даже на кровати Марьяны Кургиной. Не слишком ли активная деятельность для человека, который приехал затем, чтобы просто забрать супругу с работы?
– Так спросите его лично! – рявкнула Котлова. – А я уже все сказала!
Связь разорвалась. Котлова явно нервничала, но причина ее поведения оставалась для меня загадкой. Она скрывала мужа от моего внимания при первой беседе, и продолжала скрывать его сейчас. Пожалуй, рано было заносить его в список подозреваемых, но я твердо решил встретиться с ним перед судебным заседанием.
Я уже забыл, когда обедал без отрыва от работы. Вот и сейчас, стоило мне закинуть пельмени в бурлящую воду, смартфон настойчиво завибрировал. Звонила Динара. Спешила сообщить, что пришли первые новости от «Котов». Они всегда работали быстро, но в этот раз скорость превысила все мои ожидания. Меньше чем за пару дней несколько частных детективов, должно быть, перетрясли половину города.
– Полный отчет у тебя на почте, – сказала Дина. – Думаю, ты не будешь возмущаться насчет того, что я с ним уже ознакомилась. Есть пара занятных фактов. Если хочешь, могу коротко их рассказать.
– О, это будет весьма кстати. Примерно час назад я разговаривал с Андреем Лавренко. Он показался мне нормальным мужиком, которому не очень повезло в жизни. Но свои скелеты в шкафу у него определенно есть. Интересно, что по нему накопали «Коты»?
– Минутку, – послышался стук клавиш клавиатуры и ожесточенные щелчки мышкой. – Андрей Лавренко служил в вооруженных силах, но ушел в отставку в звании капитана. После этого открыл магазин по ремонту обуви и изготовлению ключей, чем и занимается до сих пор. Еще он возглавляет ТСЖ собственного дома…
– Дина, а есть что-нибудь по поводу его жены или дочери? – не выдержал я.
– Тебя ведь интересуют детали их смерти, да? Обе скончались от необъяснимой болезни. У «Котов» не получилось узнать диагноз, но известно, что Лавренко долгое время судился с врачами и заказал множество судебных экспертиз. Все безрезультатно. Причем сначала умерла супруга, а через два года – дочь Лавренко. Жесть какая…
– На фотографии они выглядели здоровыми и такими счастливыми… Странно, что они погибли от одной и той же болезни с таким большим промежутком во времени. Неужели что-то с генетикой?
– Не знаю. Не хотелось бы пережить то же самое, – сдавленно произнесла Динара. – Как бы там ни было, Лавренко ненадолго пал духом. Какое-то время он пытался построить отношения с Тамарой Котловой.
– Быть того не может! С той сиделкой? – не поверил я. – Но ведь она замужем! Да и не думал я, что его привлекают женщины такого рода.
– Любовь бывает весьма… неожиданной штукой. В любом случае, в последнее время они не встречались, поэтому детектив сделал вывод, что отношения прекратились.
После встречи с Лавренко, у меня сложилось впечатление о нем, как о мрачном вдовце, пережившем смерть двух любимых людей. Хранящем гордое одиночество в память о них. Стремящимся смиренно принимать вызовы судьбы. Отношения с сиделкой никак в этот образ не укладывались. Можно сколько угодно говорить, что любовь бывает странной штукой, только в любовь между этими людьми я не поверил ни на секунду. Правда, едва ли эта романтическая история имела отношение к смерти Марьяны Кургиной.
– А что там по поводу самой Тамары Котловой?
– Практически ничего стоящего. Судимостей нет. Состоит в браке с Валерием Котловым. Ее родители – алкоголики, которые повязли в кредитах. Хотя она помогает им, насколько может, но… Меня удивляет, что ее вообще кто-либо нанимает, учитывая отзывы.
– Насколько плохие?
– Ужасные. Работу делает кое-как, постоянно хамит. Иногда приходит позднее или уходит слишком рано. Один раз даже подралась с заказчиком. Советую посмотреть отчет полностью – там целая подборка с сайтов с черными списками сиделок.
– Понял, гляну. А что насчет ее мужа? Никак не могу с ним встретиться.
– Валерий Котлов, сорок девять лет, безработный. Злоупотребляет спиртным. Хотя так было не всегда, – Дина постучала по клавиатуре. – Ага, нашла. Он редко уходил в запои, пока не случилось кое-что страшное. Год назад Котлову диагностировали рак желудка.
– Ого. Для такого заболевания он слишком уж активно себя ведет.
Я посмотрел на тарелку, полную свежесваренных пельменей. Хотя мой аппетит никак не пострадал, все-таки хотелось бы реже обедать, попутно обсуждая трупы, убийства или болезни.
– Некоторое время Котлов провел в больнице, после операции долго не мог восстановиться, – продолжала рассказывать Дина. – Однако в апреле ему стало значительно легче. Затем и начались постоянные пьянки. Интересно, что из всех пациентов его палаты, Котлов – единственный, кто жив до сих пор. Все остальные скончались через пару месяцев после операции.
– Валера Котлов не так уж прост, – задумчиво произнес я. – Просто Неуловимый Джо какой-то. «Коты» узнали, где его можно найти?
– Нет. В отчете сказано, что на звонки Котлов не отвечает, дома не появляется и на шабашки не выходит. Но «Коты» продолжают работать, поэтому рано или поздно найдут этого запойного невидимку.
– Будем надеяться. Еще меня интересует тот загадочный уборщик из клининговой компании.
– Виктор Негодин? Вот это самый настоящий бриллиант! – хихикнула Дина. – Двадцать девять лет, разведен. Постоянного места жительства не имеет. Зато имеет три судимости за кражи и разбой. Из колонии освободился меньше года назад. Перебивался случайными заработками, а потом устроился в клининговую компанию. Решил начать честную жизнь?
– Верится с трудом, – усомнился я. – В отчете есть адрес или номер телефона Негодина? Он не участвовал в процессе как свидетель, поэтому в материалах дела о нем нет ни слова.
– Сейчас посмотрю… Ха! Номер есть, но адрес для тебя окажется полезнее, – загадочным тоном произнесла Динара.
– Если ты выдержишь паузу еще дольше – я сгорю от нетерпения. Говори, Дина, говори.
– Сейчас Негодин находится в первом СИЗО – там же, где и Кургин. Наш уборщик обвиняется в совершении крупной кражи, и ждет, пока закончится расследование. На этот раз ему грозит до шести лет. Честной жизни все-таки не получилось.
– Я догадывался, что он устроился уборщиком не просто так. Теперь ясно, что это всего лишь разведка для будущих краж. Но связан ли он с убийством Марьяны?
– От Негодина можно ожидать чего угодно, учитывая его послужной список. Собираешься с ним встретиться?
– Да. Заодно и Кургина навещу. Попробую втолковать, что в его же интересах сообщить как можно больше фактов, – сказал я. – Распорядись, чтобы «Коты» установили постоянное наблюдение за всеми. Я хочу знать, если произойдет что-нибудь подозрительное.
– Сделаю. Я хотела еще кое-что сказать, – ее голос вдруг стал нерешительным. – Знаешь, из-за этого дела все перевернулось с ног на голову. В изоляторе сидит невиновный человек, нам пришлось отказаться от всех клиентов. Да еще эта проклятая болезнь, которая никак не проходит…
Холодные прикосновения щупалец заставили меня вздрогнуть. Дина упомянула о порче? Откуда она знает? Сама догадалась?
Нет, конечно, нет. Она говорит о своей простуде, только о своей простуде.
– Не то слово, – согласился я. – Так что ты хотела сказать?
– Ну… Просто хотела пожелать, чтобы все это закончилось как можно скорее! И Кургин навсегда исчез из нашей жизни. Знаешь, я была бы готова удалить из головы все воспоминания о нем, если бы такие операции проводили.
– Поверь, я хочу того же самого. Все будет хорошо, Дина. Увидимся.
Она отключилась. Я стоял и пялился в смартфон, обдумывая ее слова. Динара явно хотела сказать нечто другое, но в последний момент передумала. Она не общалась ни с матерью Кургина, ни с ним самим, но находилась под тем же влиянием, что и остальные. Кургин пугал ее. Подсознательно, словно шорох в пустой квартире или огромная бродячая собака в узком переулке.
Дина ничего не знала о черной вепсской магии, зато я знал. И меня Кургин пугал еще больше.
Перед окончанием рабочего дня я позвонил в изолятор и договорился о встрече с двумя обвиняемыми: Демьяном Кургиным и Виктором Негодиным. Проблема была в том, что с последним меня не связывало ничего. Я не был его представителем, защитником или даже знакомым. Охранники должны были пропустить меня в изолятор, но если Негодин откажется от встречи, то поговорить с ним иначе не получится. С другой стороны, с чего бы ему отказываться от общения с опытным адвокатом?
Закончив разговор, я занялся подготовкой ко сну. Старое правило: «падай на диван, а там все получится само собой» можно было забыть, так как прошлой ночью оказалось, что мое тело бессознательно двигалось во время ночных кошмаров. Я просмотрел несколько медицинских сайтов и выяснил, что сомнамбулизм в основном довольно безопасен. Однако мнения авторитетных профессоров меня успокоили слабо. Я сомневался, что они имели дело с сомнамбулизмом, вызванным черной вепсской порчей.
Больших тактических успехов мне достичь не удалось. Мой мозг пришел к наиболее примитивному плану – привязать с себя к дивану и посмотреть, что произойдет на следующее утро. Я перерыл гардероб, вытащил на свет свои брючные ремни, как мне показалось, довольно крепкие. Повертел в руках ленту-эспандер, к которой не прикасался уже месяцев шесть. Мои домашние тренировки незаметно исчезли из расписания из-за алкоголя или лени, а может, того и другого одновременно. Лента была плотной, тугой, но оставляла скверные ощущения на коже. Ремни в этом плане казались более комфортным инструментом для сдерживания.
Со стороны мои потуги наверняка смотрелись уморительно, только мне было не до веселья. Для начала я привязал ноги к металлическим поручням дивана. Занялся рукой, затем – второй, и в этот момент осознал, что не до конца продумал план. Ремень можно было затянуть зубами, но я опасался, что утром попросту не смогу себя освободить и останусь на диване до того момента, когда порча или обезвоживание окончательно меня добьют. В конце концов, пришлось одну руку оставить свободной. Я понадеялся, что в состоянии сомнамбулизма мое ослабленное сном тело не справится с остальными ремнями. Если уж на то пошло, даже в здравом уме это должно было занять немало времени.
Сомневаюсь, что у вас был такой же опыт, но поверьте, засыпать, будучи обвязанным ремнями, оказалось не самым приятным делом. Прибавьте к этому холодные прикосновения растущих из тела щупалец и предвкушение ночного кошмара.
Я лежал на спине (одна рука заведена под голову, вторая – покоилась на диване), вслушивался в тишину ночи и ждал приближения сна. Малейшие телодвижения причиняли жуткие неудобства – ремни тут же впивались в кожу, иной раз заставляя вскрикнуть от боли. Мысль о том, чтобы бросить всю эту затею возникала не единожды, однако сон все же пришел, незаметно вторгнувшись в мое сознание.
Меня швырнуло в темноту, окутывающую пульсирующие извилины Чрева. Тело упрямо двигалось вперед, шаги будто бы стали еще длиннее. Белые клыки, вырастающие из пола, как из десен, становились все ближе: пройдет несколько ночей, и я смогу дотронуться до них рукой. Ощутят ли тогда мои пальцы хоть что-нибудь? Все вокруг казалось таким реальным, что в ответе на собственный вопрос я не сомневался.
Клыки не были способны меня убить, а вот свечение за ними – вполне. Я был убежден, что настоящая опасность таится внутри него, хотя и не осознавал причин такой уверенности. Свечение было для меня сродни печи крематория, в которой для живых места не было. Да и мертвые в нем исчезали бесследно.
Сон закончился так же внезапно, как и начался. Я открыл глаза. Чрево исчезло. Меня окружало знакомое убранство: стол, шкафы, холодильник. Все было как будто в порядке.
Нет, не было. Во сне я избавился от ремней на ногах и руке, а еще переместился на кухню, то есть преодолел семь или восемь метров от дивана, на котором так долго пытался уснуть. На полу вокруг валялись столовые приборы: ложки, вилки и кухонный нож, самый большой из набора. Если «ночной я» собирался поесть, то особой угрозы в этом не было. Другое дело, если нож он собирался использовать по другому назначению.
Ощущая, как ноют мышцы спины, я поднялся с пола, и в этот момент раздался знакомый чавкающий звук. Очередной пузырь лопнул. Щупальце билось о кожу, познавая мир, в котором родилось.
Порча поражала мое тело со всевозрастающей скоростью, словно стремилась перевыполнить план, установленный ее создателем. Она расплылась по всей груди, спустилась вниз по животу и… Я приспустил трусы и от увиденного издал короткий, сдавленный крик. Между ног болталось нечто, напоминающее пережаренную сардельку.
Это отвратительное зрелище впервые подтолкнуло меня к мысли, что таким я могу остаться навсегда. Даже победа в суде и снятие порчи могут не означать того, что тело вернется к прежнему облику. Я уже сталкивался с реакцией людей на вид моей кожи, пораженной чернотой, и понимал, что привыкнуть к такому невозможно. Говорят, что внешность – это не главное, но у каждого утверждения есть свои границы.
Мой преподаватель по уголовному праву любил приговаривать во время занятий: «не надо додумывать лишнего, исходите из того, что есть». Это правило хорошо подходило не только для юриспруденции. Сегодня я исходил из того, что возня щупалец под одеждой стала слишком заметной для окружающих. Особенно теперь, когда отростков стало девять.
Случайные прохожие могли бы не обратить внимания на вздувающиеся тут и там холмики под рубашкой, на странные колебания ткани, но при беседе один на один мне было бы не избежать неудобных взглядов и вопросов. Только представьте, что ведете разговор с человеком, у которого одежда ходит ходуном, и поймете, что я имею в виду.
Хотя у меня не было никакой возможности избавиться от щупалец, я все-таки мог сделать кое-что, позволяющее избежать лишнего внимания.
Перед тем, как отправиться в изолятор, я заказал такси до магазина мужской одежды – ближайшего из тех, что были открыты ранним утром. Машина остановилась возле серого обшарпанного здания, самой приметной деталью которого была табличка с надписью: «КАЛИОСТРО. ИЗМЕНИ СВОЙ ОБЛИК ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ». Слоган был так себе, но сегодня я был с ним полностью согласен.
Едва я вошел в помещение, навстречу ко мне бросился молодой блондин в полосатом костюме с золотистым бейджем на груди. На его лице появилась неестественно широкая улыбка, словно он встретил первую и единственную любовь после десяти лет разлуки.
– Вам что-то подсказать? – манерно растягивая слова, поинтересовался продавец. – Хотите сменить образ?
– До неузнаваемости, – подтвердил я. – Мне нужны водолазки с высоким горлом. Из плотной ткани. И как можно больше.
Он удивленно оглядел меня. Я буквально ощущал его взгляд в тех местах, где копошились щупальца под рубашкой. Как назло, в этот момент они будто сорвались с цепи. Извивались, дергались и тряслись.
– Должен вас предупредить, – вежливо заметил продавец, – что с животными в наш магазин вход запрещен. Неважно с какими: огромными псами или маленькими хорьками, которых можно держать при себе.
– Никаких животных у меня нет, – отрезал я.
Белоснежная улыбка продавца потускнела, затем исчезла полностью. Я был счастлив, что в магазине не было других покупателей.
– Но я… кхм… – он явно хотел сказать что-то насчет того, что моя рубашка шевелилась. Затем встряхнул головой, пытаясь сосредоточиться. – Хорошо, сейчас постараюсь подобрать для вас самое лучшее.
Я скрылся в примерочной, задернув за собой штору. Вздрогнул, увидев внутри человека, потом сообразил, что гляжу на собственное отражение. Последняя неделя не прошла для меня бесследно: в волосах прибавилось седины, мешки под глазами налились синим цветом. Не говоря уже о том, что творилось из-за порчи.
– Попробуйте вот это, – послышалось снаружи.
Сквозь шторку протиснулась рука с ворохом одежды. Я и не догадывался, сколько разнообразия можно встретить среди водолазок: были тонкие, почти прозрачные, были плотные, были цветастые (которые я сразу решительно отверг) и однотонные. С горлом и без. Оверсайз. Слим. Слим оверсайз.
Я отобрал для себя несколько штук. Образ выходил несколько экстравагантный, но в сочетании с пиджаком вполне соответствовал судебному дресс-коду. Гораздо важнее было то, что плотная, обтягивающая ткань крепко прижала щупальца к телу. Я чувствовал их слабые движения, но внешне это никак не проявлялось.
– Вам очень идет, – заметил продавец, когда я расплачивался за товар. Улыбка так и не появилась на его лице вновь.
Я вышел на улицу и уселся на заднее сиденье такси. Еще раз осмотрел себя и остался доволен. Временное решение было найдено. Рано или поздно вепсская порча захватит все мое тело – с головы до ног. О том, что могло произойти с лицом, я не хотел и думать. В этот день водолазка с высоким горлом станет бесполезной, а для моего тела зарезервируют отдельное место в кунсткамере. Но все это произойдет не сегодня.
Не надо додумывать лишнего, следует исходить из того, что есть.
Когда меня проводили в комнату для свиданий, Виктор Негодин уже был внутри. Он сидел за столом и недоуменно смотрел на меня, нахмурив лоб. Это был молодой, рослый парень спортивного телосложения. Глядя на его бицепсы, я подумал, что потребовалось бы совсем немного времени для того, чтобы задушить Марьяну Кургину такими мощными руками. Однако доказательством это не назовешь. С тем же успехом в убийстве можно было обвинить любого из участников соревнования «Мистер Олимпия».
– Охранник проговорился, что ты собираешься меня защищать, – угрюмо заметил Негодин. – Вот только с чего бы? Денег у меня нет, тебя я вижу первый раз в жизни. Да и защитник мне уже назначен. Какой-то доходяга, недавно закончивший университет.
– Меня зовут Марк Островский, – представился я, присаживаясь за стол. – Мне пришлось соврать охранникам, что я собираюсь представлять ваши интересы в качестве обвиняемого. Это не совсем так. Я бы хотел задать несколько вопросов об одном деле без лишних ушей. Другим путем мне бы это не удалось.
– Давай на «ты», не люблю эти любезности. Мы же не в королевском сортире встретились, – Негодин откинулся на спинку стула. – Расскажи-ка лучше, с чего ты решил, что я собираюсь отвечать на твои вопросы? У меня и так головной боли хватает. Если ты не в курсе, мне собираются пришить кражу с проникновением.
– Помнишь Марьяну Кургину? Женщину, у которой ты прибирался в квартире?
– Может, да, а может, нет, – осторожно ответил Негодин. Несмотря на то что он старался сохранять видимое спокойствие, я заметил, что его голос дрогнул.
– Воры редко устраиваются на работу в клининговую компанию. Настолько редко, что я не припоминаю ни одного случая, кроме твоего. С другой стороны, – продолжал я, – это отличное прикрытие для того, чтобы спланировать новые кражи. Посмотреть обстановку в квартире и сигнализацию, прикинуть пути отступления. Оценить выручку. Или то, что тебя повязали на краже у клиента компании – чистая случайность?
– Не понимаю, к чему ты клонишь, – выдавил Негодин. – Пусть сначала докажут, что это я сделал.
– Ну, ты опытный в этих делах человек. Знаешь, что с судимыми особо не церемонятся. Однако меня удивило, что тебе вменяют всего один эпизод, а не приготовление к серии краж. Думаю, мне стоит поделиться со следователем своими соображениями по квалификации преступления. Это добавит тебе… Сколько? Года три-четыре?
– Да это просто курам на смех. Никаких доказательств нет!
Негодин нервно покачивался на стуле. Его глаза были направлены на пустую поверхность стола, словно там лежало нечто интересное. Парню было что терять.
– Действительно. Это полная ерунда, учитывая то, что тебя может ждать за совершение убийства. Куда уж там три года по сравнению с пожизненным, – лениво заметил я.
– Какое еще убийство? Пургу-то не гони!
– Убийство Марьяны Кургиной. Женщины, в квартире которой ты наследил как грязный пес. Твои отпечатки имеются в деле: четкие, ровненькие и в большом количестве. Остальные доказательства нарисовать не проблема.
– Ну уж нет! – возмутился Негодин. – Всем известно, что ее сынок прикончил. Я за мокруху отвечать не собираюсь!
– Оказалось, что Кургина подставили, поэтому он не при делах. А ты как-то слишком забеспокоился. Волнуешься, что неудачно замел следы? Правильно, соседи видели, что ты был в квартире в день убийства. Да и Кургин подтвердит, что ты подозрительно вел себя во время работы, – продолжал давить я. – Что пошло не так? Марьяна заметила тебя во время кражи? Вот ты и решил избавиться от свидетеля?
– Какого хрена? Я же сказал, что нет! Она была уже мертва, когда я…
Он резко замолчал, сообразив, что сболтнул лишнего. Лицо побагровело, кулаки были сжаты так крепко, что костяшки казались белыми. В наступившей тишине раздавалось только тяжелое дыхание.
Не буду врать, такой поворот событий стал для меня неожиданностью. Соседи действительно видели Негодина в день убийства, но это было днем, когда он выполнял свою работу. Марьяна была жива до восьми часов вечера, в заключении экспертизы сомневаться не приходилось. Тогда о чем говорил Негодин? О чем он, черт возьми, говорил?
– Слушай, одно дело отвечать за кражу, и совсем другое – за убийство, – мягко сказал я. – Если ты не убивал Марьяну, значит это сделал кто-то другой. В конце концов, я тоже могу ошибаться. Если расскажешь, как все было, это сможет прояснить ситуацию.
Он размышлял недолго.
– Только никаких записей или выкрутасов с диктофоном, – предупредил Негодин. – А то мне еще что-нибудь пришьют.
– Я же адвокат. Все, что ты скажешь, останется между нами. Если я передам информацию кому бы то ни было, мой статус могут попросту прекратить, и я лишусь работы.
– Да знаю я! Мой защитник говорил то же самое. Вы все, как под копирку. Задавай свои хреновы вопросы.
Я почувствовал облегчение от того, что Негодин сдался. Давить мне было больше нечем, да и так пришлось наговорить много того, что комиссия по этике могла бы признать недопустимым. Порча заставляла меня действовать быстро и агрессивно.
– Давай начнем с самого начала. Как часто ты бывал в квартире Кургиных?
– Два раза в неделю. Можно было и меньше – грязи там особо не было. Но они заказали именно два раза.
– Я уже понял, что работа в клининговой компании была всего лишь прикрытием. Сколько квартир ты наметил?
– Какое это имеет значение? – покосился на меня Негодин.
– Квартира Кургиных была в их числе?
– Сначала покажи свой телефон.
Я показал. Негодин убедился в том, что записывающее приложение выключено, и только потом ответил:
– Да.
– Ты был в квартире в день убийства?
– Был. В тот день их хата значилась третьей в моем расписании. Я добрался до них примерно в два часа дня. Еще час заняла приборка. После этого я поехал к следующему клиенту.
– Подожди. Марьяна в это время была еще жива. А ты сказал, что застал ее мертвой. Что-то не сходится.
– Ну… – замялся Негодин. – Я вернулся туда ближе к ночи. Примерно в одиннадцать часов.
– Ты вернулся туда? Для чего? – не сразу сообразил я.
– Мы ведь об этом говорили – чтобы ломануть хату. Старуха уже должна была видеть второй сон, поэтому насчет нее можно было не волноваться. Я давно приметил, где они хранили бабки и ювелирку. Рассчитывал провернуть все быстро, но, сука, не вышло.
– Как ты вскрыл дверь? Я спрашиваю потому, что криминалисты не обнаружили следов взлома.
– Вот это было проще некуда. Примерно за месяц до всего этого дерьма с мертвой старухой, я стащил ключ у сиделки, а потом сделал дубликат в ближайшем ларьке. Цена вопроса – сто рублей. Сиделка, понятно, и подумать не могла, что ключ у нее украли. А во время очередной приборки я, типа, случайно «нашел» его под диваном и вернул назад. Вот она обрадовалась, дуреха!
– Ладно, вернемся к ночи после убийства. Ты собирался забрать с собой ценные вещи. Что пошло не так?
– Сначала все было нормально. Я вошел внутрь, осмотрелся. В квартире никого не было, если не считать старуху. Я видел из коридора, что она лежит на кровати. Само собой, подумал, что спит. Стал, значит, работать. Взял с тумбы статуэтку, резную шкатулку и всякую мелкую хрень. Стоит копейки, но не пропадать же добру? Но больше меня волновала наличка, которая была в комнате со старухой, – лицо Негодина в этот момент изменилось. Глаза расширились, губы скривились. Бывалый вор стал напоминать испуганного мальчишку-переростка. – Закончив в коридоре, я прошел дальше. Стояла тишина, такая же как сейчас. Я приблизился к кровати и тогда вдруг подумал: «Почему я не слышу, как она дышит? Почему я не слышу, как эта спятившая старуха дышит?» И вроде все было мне на руку – открывай шкаф, забирай деньги и сваливай, но я никак не мог откинуть эту мысль о старухином дыхании. Будто проклятие какое-то! В голове только и крутилось: «Взгляни на старуху, взгляни на старуху!»
Я услышал, как Негодин тяжело сглотнул подступивший к горлу комок. После небольшой паузы он продолжил рассказ, тщательно подбирая слова.
– И тогда я сделал то, что не делал никогда раньше: между деньгами и женщиной – выбрал женщину. Я подкрался к старухе. Решил взглянуть на нее, сам не знаю почему. Меня тянуло к ней как одурманенного. Во всей квартире не раздавалось ни звука. Я даже своих шагов не слышал. Наклонился над старухой и в тот же миг увидел блеск ее глаз. Она смотрела прямо на меня!
– Ты же говорил, что застал ее мертвой?
– Так и оказалось. Я не сразу сообразил, почему ее глаза были открыты. А когда догадался, легче мне не стало. Старуху мне жалко не было, всех жалеть – слез не хватит. Однако влипнуть я мог конкретно. За кражу много не дают, а вот если на тебя повесят мокруху – свободы уже не видать. Короче, смотался я оттуда так быстро, как только смог. Уже на улице понял, что так и забыл забрать бабки. Но возвращаться я не собирался ни под каким предлогом. Хорошо, хоть мешок с мелочью захватил.
– Что произошло потом?
– Можно сказать, ничего. Вернулся домой и постарался обо всем забыть. Да только не получилось. Хрен такое забудешь, честно.
Никто не смог бы подтвердить историю Негодина, а он вполне мог приврать насчет деталей. Если предположить, что он попал в квартиру чуть раньше, а Марьяна его заметила, то у него был бы отличный повод для убийства.
И все же его слова были убедительными. А картина того, как мертвая старуха глядит на Негодина, и вовсе до сих пор не могла исчезнуть из моей головы. Нужно обладать незаурядной фантазией, чтобы придумать такое, и актерским талантом, чтобы подделать те эмоции, что я увидел. Негодин не был похож ни на актера, ни на фантазера.
– Что ты делал в день убийства с семи до восьми часов вечера?
– Не помню, а что?
– Как раз в это время Марьяна была убита. Хорошее алиби могло бы здорово облегчить твою участь.
– Если бы я собирался кого-то завалить, то смог бы и алиби нарисовать, – бросил Негодин.
– Предположим, я поверю тебе. Значит Марьяну убил кто-то перед твоим приходом. Есть соображения, кто это мог быть?
– А я почем знаю? – пожал плечами Негодин. – Я слышал, что ее прикончил сын. Но если подумать, то и сиделка могла бы… Слишком она эту старуху не любила. Все ворчала и огрызалась, даже ко мне придиралась постоянно. Мерзкая баба. Даже удивительно, как она замутила с мужиком из соседней квартиры?
Желающих убить Марьяну было хоть отбавляй. Но на записи засветился только ее сын. Я до сих пор не имел понятия, как это объяснить.
– Что сможешь рассказать про Марьяну Кургину? Ты общался с ней во время приборки?
– Ни разу. Обычно она лежала на своей кровати и молчала. А если и говорила, то несла полную хрень. Я старался к ней близко не подходить, – Негодин вдруг передернул плечами. – Я будто бы заразиться от нее боялся этими бреднями. И вот что заметил: если рядом с ней стоять, то внутри все съеживается. Тяжело сосредоточиться, мысли скачут с одного на другое. А когда отойдешь в другую комнату – сразу как-то спокойнее. То ли это от ее слов, то ли от нее самой…
– Что она обычно говорила?
– Да попробуй пойми! Мне и работать надо было, и план на будущее прикинуть. Тут уж не до старухиных бредней. Хотя один раз мне запомнился хорошо. Старуха все причитала о какой-то девочке. Типа, убили ее что ли? Нет, погоди… Она говорила: «Зря девочку сгубили. Плата будет высокой». И так несколько раз подряд.
– А что за девочка?
– Тут уже не скажу. Никаких имен я не слышал. Может, на этом закончим, а? Ты же видишь, что я не причем?
В этом у меня уверенности не было. С другой стороны, я уже получил все, что хотел, поэтому продолжать разговор не было смысла. Дело об убийстве обросло еще парой неувязок и теперь трещало по швам. Трещало, но держалось на чертовой записи с видеокамеры.