Станислав Миллер
Обреченный защищать
Глава 18
До прихода Алисы у меня оставалась еще пара часов. Я собирался провести их с пользой, поэтому включил ноутбук, чтобы еще раз перечитать материалы дела Кургина. Фабулу я помнил прекрасно, но раньше смотрел на нее иначе, скептически относясь к версии о невиновности. Разговор с Мелешиной окончательно убедил меня в том, что Кургин не лгал. По крайней мере насчет убийства.
Я горел желанием просмотреть полную запись с видеокамеры. Покадровые распечатки говорили немногое: мужчина, разительно похожий на Кургина, входил в подъезд. Свидетели утверждали то же самое, значит стоило побеседовать и с ними.
Может, у Кургина есть брат-близнец? Неплохая версия, но Мелешина обязательно бы его упомянула. Ее история была подробной, никаких близнецов в ней не фигурировало.
Черт возьми, было бы намного проще, если бы я нормально работал на предварительном следствии! Ничего бы этого не было: разбитой машины, мучений от порчи, разъездов по экстрасенсам и уродских отростков на теле!
Заработавшись, я даже не сразу обратил внимание на трель дверного звонка. На лестничной площадке стояла Алиса, скорчив рожицу в глазок. Я невольно улыбнулся. Похоже, некоторые ее привычки не исчезли даже к девятнадцати годам.
– Приве-ет, пап! – радостно запрыгала она, когда я открыл дверь.
Хотя мы частенько общались по «Вайберу», я все равно удивился тому, как сильно изменилась Алиса с момента нашей последней встречи – экран смартфона не был способен это передать.
Она избавилась от длинных волос и теперь носила «каре», легко и уверенно. Минимум косметики, которая выгодно подчеркивала природную красоту. Алиса никогда не была полной, а теперь похудела еще больше, из-за чего ее скулы заострились, подчеркивая слегка восточный разрез глаз, доставшийся от матери. Взгляд стал глубже и мудрее, хотя прежнее озорство проскальзывало время от времени.
На Алисе была легкая кожаная куртка и черная юбка, которая могла быть чуть подлиннее, на мой устаревший отцовский взгляд. Как бы то ни было, теперь передо мной стояла не беззаботная девчонка, а уверенная молодая женщина, и этот факт нужно было учитывать.
– Так и будем стоять, как ошалевшие? – с улыбкой спросила Алиса.
– Прости, я тебя сразу не узнал. Ты сильно изменилась, хотя прошло всего полгода с того момента, как мы виделись по-настоящему.
– Ну, это все еще я, не сомневайся. Мы ведь не проведем весь вечер на пороге, правда?
Пока я готовил чай и открывал пирожные, Алиса рассматривала мою квартиру, в которой никогда не бывала раньше. Она оценила ее как «уютную, но слегка запущенную». Перед приходом дочери я постарался прибраться, выкинул все пустые бутылки, но женский взгляд на чистоту заметно отличался от мужского. К тому же, разбросанные по столу и подоконникам документы я мусором не считал.
Алиса с аппетитом набросилась на ее любимые пирожные-корзинки, успевая при этом поддерживать разговор.
– Так вы с мамой по-прежнему не общаетесь? Я имею в виду, не как бывшие муж с женой, а как два взрослых человека.
– Не особенно, – уклончиво ответил я. – Теперь у каждого своя жизнь: имущество разделили, ты уже взрослая, а Кристина и вовсе успела съехаться с каким-то мужиком. Точек соприкосновения больше нет.
На второй месяц после развода я звонил бывшей жене по ночам два или три раза… Ладно, признаю – около десяти раз. Я был вдребезги пьян и не помнил содержания разговора, однако уверен, что мямлил нечто жалкое, а Кристина недовольно кричала в ответ. Есть вещи, о которых дочерям знать не стоит, особенно, если это касается неприятных споров между родителями.
– Жаль. Я не говорю о том, что вы снова должны сойтись – это было бы совсем круто, к слову, но можно хотя бы перестать делать вид, что друг друга не существует. Я вообще не знаю, как упомянуть тебя в разговоре с мамой – она сразу меняет тему или у нее появляются неотложные дела. Разве это нормально? – Алиса сделала глубокий вдох. – Извини, я знаю, что это личное. Просто иногда на меня находит, да так, что трудно остановиться.
– Все в порядке, я понимаю, что ты чувствуешь. Хорошо, что развод не произошел, когда ты была еще малышкой, а то психологической травмы было бы не избежать, – я грустно улыбнулся. – Что до нас с мамой… Мы постараемся, вернее, я постараюсь сделать все, чтобы мы могли общаться как нормальные люди.
– Спасибо. Она тоже не против, хотя первые шаги навстречу делать не собирается.
– Даже не сомневался. Так ты это хотела обсудить? Не такая уж серьезная проблема, чтобы бросать учебу и мчаться домой из другого города.
– Нет, не это. Совсем не это… – она вдруг замялась. Щеки вспыхнули красным.
– Рассказывай, что стряслось? – мягко спросил я.
– Блин, до чего же это неудобно говорить. Есть один парень из моей группы. Его зовут Максим, и он очень хороший. Не из тех людей, которых ты обычно защищаешь – это я так, к слову. Мы встречаемся около года и теперь получилось так, что… – Алиса прервала поток слов. Глубоко вдохнула и добавила: – Короче, я беременна.
Внутри меня как будто взорвалась бомба. Я помнил, как менял Алисе подгузники, как отводил ее в школу и прорывался через ее подростковый период, а теперь она сама вынашивала ребенка. Да, она уже взрослый человек, но в голове все равно не укладывалось.
Когда забеременела Кристина, мы были к этому готовы. Ей исполнилось двадцать пять лет, решение было принято обдуманно, да и финансовых проблем не было. И все равно нам было тяжело. Никогда не понимал тех, кто говорит, что ребенок – это сплошное счастье. Прибавьте к этому отсутствие нормального сна, постоянный плач, болезни, вот тогда хотя бы ненамного приблизитесь к истине. Разве Алиса была к этому готова?
– Пап, все в порядке?
– Не буду скрывать, ты меня огорошила, – признался я. – Что теперь планируешь делать?
– А что именно я должна делать? – не поняла Алиса.
– Как быть с учебой? Ты только на втором курсе и придется, наверное, уходить на заочку. И деньги, ребенок потребует много денег. Об этом вы с Максимом подумали? У меня сейчас большие проблемы с работой, клиентов почти не осталось. Сложно будет обеспечить вас всем необходимым.
А еще я умираю. Я умираю от смертельной порчи и не увижу внуков. Не смогу помочь, не смогу услышать их первый смех и увидеть первые шаги. Я боялся скорой смерти, но почти смирился с ней как с неизбежностью… до этого момента. Беременность Алисы перевернула все.
– И что? Ты предлагаешь сделать аборт? – взъярилась она. – Из-за того, что нет денег? Разве я просила их у тебя?
С чего она вдруг решила, что я говорил про аборт? Такой вариант мне даже в голову не приходил.
– Нет, ты не понимаешь…
Алиса вскочила с дивана. Схватила куртку и попыталась ее надеть, но от раздражения у нее не получалось.
– Говоришь точь-в-точь как мама! Она тоже затянула эту песню про деньги и учебу, как будто в мире нет ничего важнее! Какого черта, мы же люди, а не машины!
– Алиса, я просто хотел сказать, что у меня сейчас очень плохой период в жизни. Помощи от меня будет немного. Или не будет совсем.
На мгновение я был готов показать ей последствия порчи: загрубевшую черноту, напоминающую гниль, живые отростки на теле. Это должно было шокировать Алису, но уверен, она бы поняла. Однако стоило мне сделать шаг навстречу, как Алиса отшатнулась назад.
– Хватит с меня разговоров! – бросила она. – Я думала, что ваше с мамой мнение для меня важно. Но нет, нет. Слушать я никого не буду! Идите к чертям!
Алиса бросилась к выходу, смятая куртка тряслась в ее руках. Дверь с треском захлопнулась.
Я тут же схватил телефон и набрал номер дочери. Планировал обговорить все спокойно и взвешенно. Объяснить, что имел в виду. Шли гудки, но Алиса не отвечала. Я пробовал раз за разом с тем же результатом. Ссора с дочерью – просто прекрасное завершение вечера.
Интересно, что ей сказала Кристина? Возникло жгучее желание позвонить ей, но мое состояние и без того было взвинченным. Я боялся наговорить лишнего, еще больше испортить и так уже плохие отношения.
Громко выругавшись, я прошел на кухню. Достал бутылку коньяка, налил рюмку и поднес ко рту. Остановился. Выпить хотелось, я почти ощущал горечь капель на губах и языке, но медлил. Мелешина предупреждала меня, что алкоголь ускорит влияние порчи, а она-то разбиралась в черных ритуалах и их действии. Да я и сам понимал, что стал напиваться слишком часто, просто не видел весомого повода, чтобы остановиться.
Теперь повод был. Даже несколько.
Я занес рюмку над раковиной. «Не обязательно выливать, просто оставь на столешнице», – пронеслось в моей голове. Но этот голосок лгал, а я знал, что поступаю правильно.
Коричневатая жидкость исчезла в сливе, оставив легкий ванильный аромат. Какое-то время я так и стоял у раковины с перевернутой рюмкой, не в силах пошевелиться. Да, это было правильным.
В ту ночь я долго не мог уснуть. В голове против воли прокручивались мысли о беременности Алисы, о порче и предстоящих судебных процессах. Мозг перемешивал все в странный мысленный фарш, поэтому никакой пользы от раздумий не было.
В конце концов, сон пришел. На этот раз без кошмаров.
Часть 3. Адвокатское расследование
Глава 19
На следующее утро я вновь попытался дозвониться до Алисы, но она не отвечала. Это могло продолжаться долго: игра в молчанку после серьезной ссоры была ее коронным номером. Спустя час или день, или неделю (до месяца не доходило никогда) она остывала и снисходила до осторожного разговора. Нужно просто подождать.
Однако были и хорошие новости. Чернота порчи застыла, не сдвинулась ни на миллиметр. Похоже, сработало что-то одно из двух: горький отвар Мелешиной или отказ от алкоголя. У меня не было иллюзий по поводу исцеления, но сейчас радовала любая лишняя минута. Даже дышать стало легче.
Динара, как обычно, оказалась в кабинете раньше меня. Она всегда была ранней пташкой, поэтому уже через неделю после трудоустройства, я сделал ей собственный ключ. Сам я предпочитал вставать около восьми утра, если не считать последние пробуждения, вызванные кошмарами.
– Доброе утро, Дина, – я обратил внимание, что на ней была надета голубая кофта с высоким горлом. – Ого, не думал, что у нас так холодно.
– В кабинете тепло, но меня действительно немного знобит, – призналась Дина. – Скорее всего, небольшая температура. Поэтому близко не подходи, вдруг заразишься?
Простуда меня не пугала. Она была не страшнее черной вепсской порчи. С другой стороны, если к порче присоединится какая-нибудь инфекция, то от этого мне точно не станет лучше.
– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил я. – Может быть, сходишь к врачу? С больничным проблем не будет.
– Нет-нет, сейчас все нормально. Только легкая слабость. Ты не будешь возражать, если я возьму отгул на неделе? На случай, если станет хуже. Не забывай, что я могу работать из дома не хуже, чем в кабинете.
– Да я бы немедленно отправил тебя домой, если бы не дело Кургина. Процессуальные сроки не терпят промедления. Мне понадобится твоя помощь, чтобы успеть все сделать вовремя. Помнишь покадровую распечатку по делу?
– На которой видно, как Кургин входит в подъезд? Конечно. Это же одно из главных доказательств.
Болела Дина или нет, но деловой хватки не теряла никогда. Вторую такую помощницу найти было бы сложнее, чем иголку в стоге сена.
– Вот именно, – подтвердил я. – На распечатке видна только часть событий. Я хочу взглянуть на полную видеозапись и сравнить с тем, что мы уже видели. Она должна храниться на диске при уголовном деле.
– Поняла. С этим проблем быть не должно, в течение пары часов доберусь до суда и скопирую запись на ноутбук. Есть вариант, что на картинке окажется не наш клиент?
– Честно говоря, я еще сам не до конца понимаю, что делаю. Проверяю все варианты. Если Кургин не совершал преступления, значит что-то не в порядке с доказательствами. Другого объяснения у меня нет.
Смартфон звякнул короткой мелодией. Я успел обрадоваться, решив, что Алиса снизошла хотя бы до короткого сообщения, но она по-прежнему меня игнорировала. Пришло уведомление от курьера: апелляционная жалоба была доставлена вовремя и точно по адресу. Ее следующим пунктом назначения был Санкт-Петербург, но за доставку отвечали совсем другие люди.
– Дина, у тебя есть знакомые в областном суде? – поинтересовался я.
– Кажется, есть, – после короткой паузы ответила Дина. – Девушка, с которой мы в свое время учились на одном курсе. Она работает помощником судьи.
– Прямо сейчас они получили нашу жалобу. Я боюсь, что передача дела в апелляционный суд затянется, а сроки для нас очень важны. Как думаешь, можно попросить через твою знакомую ускорить этот процесс?
Поступать так было не совсем этично. Если бы не порча, я ни за что бы не попросил Дину сделать это одолжение. К счастью, давить на нее не пришлось.
– Мне это не нравится, – честно сказала она. – Но раз ты считаешь, что Кургин не совершал убийства, то я все сделаю. Не хочется жить с камнем на душе. Когда поеду за видеозаписью, заодно загляну и к однокурснице. Что-нибудь еще?
– Пожалуй, да. Я заново изучил доказательства по делу Кургина, но свежий взгляд не помешает. Попробуй взглянуть и ты, вдруг глаз за что-нибудь зацепится. Кстати, можешь сделать это дома. Не вижу причин держать тебя на работе в таком состоянии.
– Не буду возражать, – слабо улыбнулась Дина. – А то я совсем расклеюсь. Наверное, выпью сегодня волшебный порошок или сразу два. Блин, а ведь я собиралась готовиться к адвокатскому экзамену. Даже вопросы распечатала.
– Серьезно? – я удивленно посмотрел на нее. – Рад, что ты наконец решилась. Я тебя второй год уговариваю, что мешало раньше?
– Уже пыталась, как только наработала стаж. Перед экзаменом ко мне подошел мужчина из адвокатской палаты, отвел в сторону и попросил сделать небольшой взнос в пользу нескольких членов комиссии. Он намекнул, что иначе экзамен я не сдам.
– У тебя вымогали взятку? Вот сволочи, я не думал, что они докатились до такого. Надо было записать разговор и сообщить о нем в полицию.
– Да, но тогда я была совсем неопытной и не знала, как правильно поступить, – сокрушенно покачала головой Дина. – По крайней мере мне хватило духу, чтобы отказаться от предложения и попробовать сдать экзамен честно. Я неплохо справилась с тестовой частью, но на собеседовании тот мужчина придирался к каждому слову. Все закончилось быстро и печально.
– И теперь ты хочешь попытаться снова?
– Да. Комиссия сменилась, а я готова к любой провокации. Осталось выучить билеты, но сволочная простуда решила внести свои коррективы.
– Ничего, все пройдет. Ты подготовишься как следует, сдашь экзамен и станешь первоклассным адвокатом.
Динара странно посмотрела на меня и молча кивнула. Я не придал значения этому взгляду, а позже не уставал корить себя за это. Если бы в тот день мне удалось узнать, что происходило с Диной, все могло бы сложиться иначе. Однако я думал только о себе и о том проклятом деле Кургина.
Глава 20
Пока Динара выполняла мои поручения в суде, я готовился к первому шагу адвокатского расследования. По-хорошему, сделать его следовало еще на досудебной стадии, но тогда я был больше похож на таракана, замурованного в бутылке тайской водки, поэтому наверстывать приходилось сейчас.
Вереницу встреч со свидетелями лучше всего было начать с сиделки. Она проводила с потерпевшей пять дней в неделю. Она последняя видела Марьяну живой. Она первой обнаружила тело и позвонила в полицию.
Я бегло перечитал протокол допроса сиделки. Выяснил, что ее звали Тамарой Котловой (я должен был это помнить, но, разумеется, забыл). На этот раз рыскать по социальным сетям не пришлось: в материалах уголовного дела были адрес и номер телефона.
Котлова неприятно удивилась моему звонку, и лишь после долгих уговоров неохотно согласилась встретиться. Через пару часов я оказался на другом конце города, в спальном районе среди старых советских домов и дворов, превратившихся в хаотичные парковки. Небо было серым, и мне подумалось, что даже солнце в этом месте улыбается редко.
Дверь открыла короткостриженая женщина, которая весила по меньшей мере в два раза больше меня. Все в ее лице было каким-то чрезмерно крупным: нос картошкой, надутые губы, уголки которых опустились вниз, и широкие скулы. При виде меня в ее глазах появилась настороженность, а выражение лица стало враждебно-недовольным. Я не знал, чем была вызвана такая реакция, однако подумал, что и в повседневной жизни Тамара Котлова не отличалась излишним добродушием.
– Адвока-ат, – протянула она с ухмылкой вместо приветствия.
Похоже, вежливость тоже была ей чужда. Однако не стоило отвечать тем же.
– Здравствуйте. Вы не будете против ответить на пару вопросов об убийстве Марьяны Кургиной? Наверное, я не спрошу ничего сверх того, что вы уже сообщили следователю, но все же хочется прояснить несколько моментов.
– Двадцать тысяч, – отрезала Котлова.
– Извините?
– Плати двадцать тысяч, и я отвечу на все вопросы. Или ты думаешь, мне больше заняться нечем?
Честно говоря, я так и думал, но спорить не стал. Котлова понимала, что человек, добиравшийся до нее несколько часов через весь город, не уйдет с пустыми руками. Я сунул руку в карман пиджака, но бумажник не нашел. Спустя пару секунд до меня дошло: Девушка-из-Бара пользовалась им уже несколько дней. К счастью, Котлова любезно согласилась на безналичный перевод.
Разговор за плату имел свои преимущества – простой диалог превращался в товарно-денежные отношения, в которых каждый должен был исполнить возложенные на него обязательства. Я достал из внутреннего кармана бланки протоколов опроса и ручку, предупредил Котлову, что запишу ответы и смогу использовать их в суде. Она замешкалась. Было заметно, что хотела отказаться, но передумала – корысть взяла верх над осторожностью.
– Только обувь снимай на коврике у порога! – прикрикнула она, приглашая войти внутрь. – Недавно полы помыла. Уж не для того, чтобы ты их изгадил.
Для меня оставалось неразрешимой загадкой, почему из всех сиделок города, Кургин нанял именно Котлову. Он был довольно обеспеченным человеком и мог позволить себе любого специалиста. Некоторые компании предлагали круглосуточные услуги и медицинскую помощь по малейшему писку. Хватало организаций подешевле, но с опытными и вежливыми сотрудниками в штате. Сомневаюсь, что Кургин экономил. Так что заставило его выбрать Котлову с ее вечно недовольным лицом и хамским отношением?
Мы расположились в тесной кухне с обшарпанными стенами. Стул подо мной скрипел, холодильник время от времени разражался оглушительным дребезжанием. Моя неприязнь к Котловой сменилась сочувствием: она явно находилась в затруднительном положении и готова была сделать что угодно ради денег.
Я заполнил в протоколе все вводные (Котлова не уставала меня поторапливать), объяснил права и, наконец, приступил к опросу.
– Демьян Кургин нанял вас в качестве сиделки для своей матери, Марьяны Кургиной. Правильно?
– Ты же знаешь, что да, – буркнула Котлова.
– Как давно?
– Около года назад. Может, чуть больше. Марьяна уже тогда еле ходила, а потом и вовсе стала лежачей. Вот я за ней и ухаживала.
– Что входило в ваши обязанности?
– Общий уход, прием лекарств, кормление. Тебе в подробностях рассказать, как я смывала ее дерьмо и меняла подгузники?
– Нет нужды, – спокойно ответил я. Последнее высказывание в протокол не вошло. – Вы проводили с Марьяной каждую неделю без выходных?
– Нет. Я работала с понедельника по пятницу. На выходных за ней ухаживал сам Кургин.
– Сколько часов составлял рабочий день?
– Я приходила к восьми утра и уходила в восемь вечера. Валерка – это мой муж, вечно говорит, что я слишком много работаю, но что поделать? – закатила глаза Котлова. – Сам-то он не особо вкалывает.
– Разве никто не присматривал за Марьяной ночью?
– Да в этом не было необходимости. Пускай ноги у нее не работали, но с руками-то был полный порядок! Случись у нее какая беда, она бы позвонила по телефону, который всегда был в ее постели. Мой номер был в быстром наборе.
– Исходя из сказанного, у вас был двенадцатичасовой рабочий день. Тяжелый график, ничего не скажешь, – размышлял я. – В день убийства все было без изменений?
Котлова замолчала. До этого момента она отвечала на вопросы быстро и уверенно, но сейчас я заметил, что ее глаза бегали из стороны в сторону. На широком лице Котловой это смотрелось как игра в настольный теннис.
– Нет, – коротко ответила она.
– Нет? Можно подробнее?
– В тот день неожиданно объявился Кургин и отпустил меня раньше. Это было примерно в половину восьмого или около того. Сказал, что сегодня позаботится о ней сам. Я не думала, что «позаботиться» означает «убить».
– Он вел себя как обычно? Ничего странного не заметили?
– Слушай, да я не обращала внимания. Был конец рабочего дня, я с ног валилась. У меня не самая легкая работа, если ты еще не догадался, – объясняла Котлова. – Кургин был немногословен, но и я не горела желанием поболтать. Хотя порадовалась, что работа закончилась раньше обычного.
Итак, Кургин не только засветился на видеозаписи, но также имел непродолжительную беседу с сиделкой. Еще один гвоздь в крышку моего гроба. Я захотел уточнить, действительно ли Котлова общалась с Кургиным или могла его спутать с другим человеком, но не стал спрашивать. Сиделка и так была невысокого мнения обо мне.
– Когда вы обнаружили тело? – задал я другой вопрос.
– На следующее утро, в восемь часов. Был теплый весенний день, и я подумала, что он обязательно будет хорошим. Приехала на работу, открыла дверь и громко поздоровалась из коридора, но Марьяна мне не ответила, а ведь обычно она уже просыпалась к этому времени. Я решила ее не беспокоить. Сняла обувь, прошла на кухню и согрела чайник. А Марьяна все не просыпалась и не просыпалась. Тогда я забеспокоилась и решила ее разбудить, но когда подошла к кровати, то увидела… Она была уже мертва. Это было сразу заметно по лицу: рот открыт, глаза выпучены и налиты красным. Я закричала. Мне не привыкать видеть мертвецов, но я все равно не сдержалась.
– Что вы сделали потом?
– Вызвала полицию. Пока они ехали, прибежал сосед. Сказал, что услышал мои крики. Кажется, его фамилия Лавренко. Он заставил меня выпить чаю, и тогда я более-менее успокоилась.
Лавренко. Я видел эту фамилию в материалах дела. Мысленно поставил себе отметку проверить.
– Вы достаточно рассказали о дне убийства, а теперь…
– Долго ты еще собираешься выспрашивать? – прервала меня Котлова.
– У меня осталось совсем немного вопросов, – ответил я, с трудом сохраняя спокойный тон. – Скажите, Кургин с матерью когда-либо ругались, конфликтовали?
– Иногда. Может быть, при мне они немного сдерживались, а что там было наедине – кто знает? Он ведь не просто так ее убил.
– Почему вы считаете, что именно Кургин ее убил?
– А кто? Вы видели их семейку? – Котлова даже подпрыгнула на стуле. – Что мать, что сын – оба какие-то ненормальные. У меня от них мурашки по коже ходили, а ведь я и так повидала всякого. И еще одно: никогда не видела, чтобы они работали, а денежки-то водились! Значит грязные дела крутили, само собой. А где грязь, там и до убийства недалеко.
– Вам известно, чем Марьяна Кургина зарабатывала на жизнь до того, как заболела?
– Нет, – отвела взгляд Котлова. – Слухи разные ходили, но всяким россказням верить нельзя.
Я поспрашивал Котлову еще немного, но ничего полезного больше не услышал. Она неохотно расписалась в протоколе, после чего прямым текстом заявила, что мне пора уходить. Уже стоя в крохотном коридоре, я решился спросить:
– Почему Кургин нанял именно вас?
– Ты на что намекаешь? – ее тон снова приобрел враждебную окраску.
– Наверное, я не совсем правильно выразился. Мы с вами чем-то похожи – оба оказываем услуги, оба работаем в городе с большой конкуренцией. Как вы добились того, что Кургин выбрал вас?
– Да ничего и добиваться не пришлось, – снисходительно ответила Котлова. – Несколько сиделок до меня наотрез отказались работать с Марьяной. Одну из них уволили, но она, мол, сказала, что так даже лучше. Их понять можно.
– А что было не так с Марьяной?
– Да почти все! Большую часть времени она была не в себе. Несла полнейшую ерунду, иногда кричала в пустоту или выла. А когда приходила в себя… то уж лучше, чтобы не приходила. Иной раз так на меня смотрела – хоть вешайся, прямо холодом из глаз веяло. Я к ней лишний раз старалась не заходить, но она все упрашивала: «Посиди за мной маленечко, посиди». Я сидела, но чувствовала себя так, будто под одеждой у меня шныряют пауки. Сотни пауков, – Котлова поморщилась. – Уж как я не любила с ней работать, не передать словами! Но Кургин платил хорошие деньги. В два раза больше, чем я получала обычно. Да потом, видать, сам не выдержал.
За все время нашей беседы я впервые увидел Котлову растерянной. На мгновение из вечно недовольного человека она превратилась в ранимую женщину.
Котлова не могла знать об увлечении Марьяны черной магией, но ощущала ее влияние на себе. Ощущала так ясно, что боялась и ненавидела свою работу. Выходя из подъезда, я задумался над тем, что обнаружил отличный мотив убийства.
