Софья Сергеевна Маркелова
Правитель Пустоты. Дети песков
– Нет… – прошелестела девушка.
Она не узнала свой голос. Из горла вместо звуков вырвался едва различимый шепот, потонувший в потоке вихря. Пересохший язык и губы не могли пошевелиться, а с каждой секундой ветер все дальше относил ленту тети от того места, где лежала едва живая хетай-ра.
– Нет! – отчаянно крикнула Лантея, чувствуя, как лопается иссушенная кожа, а горло обжигает болью.
Чият столько лет была рядом с ней, заботясь, как о собственной дочери. Она открыла для племянницы новый мир, помогла выжить в нем и ни на мгновение не усомнилась в целях Лантеи. И если бы не поддержка тети, то что бы девушка могла сделать сама? Только остаться навечно пленницей Бархана, закованной в кандалы пыльных заветов и традиций. Чият бы расстроилась, если бы увидела сейчас свою племянницу, обессиленную и отчаявшуюся. Она бы устыдилась, что дочь ее венценосной сестры позволила себе так просто сдаться и тем самым обесславить почтенное имя рода Анакорит, рода правительниц.
Крепко зажмурив глаза, Лантея несколько раз глубоко вздохнула, собирая все свои крупицы сил, а после медленно и с явным трудом пошевелила лежавшей перед ней рукой. Одеревеневшие пальцы загребли песок, а после разжались.
Нет. Ей нельзя было сейчас сдаваться. Дочь песков просто не могла позволить пустыням сломить себя.
Она куда жестче сжала руку и оперлась на нее, вызволяя все свое тело из песчаного плена. Мышцы сразу же заныли, задрожали ноги, и Лантея зашаталась, упав обратно на песок. Стоя на коленях и тяжело дыша, пытаясь избавиться от головокружения, хетай-ра присмотрелась к уже едва видной зеленой полоске ленты, уносимой на самую вершину ближайшего бархана.
Чувствуя, как бешено колотится сердце, девушка поползла к насыпи на коленях, умоляя свое тело потерпеть еще совсем немного. В считанные минуты она забралась на гребень и, стараясь не думать о боли, которую причинял ее сгоревшей ободранной коже раскаленный песок, Лантея ползла все выше и выше.
Но новый порыв ветра налетел на дюну, и, играя лентой, сбросил ее по другую сторону песчаной насыпи. Девушка издала приглушенный стон, но ей не оставалось ничего другого, кроме как завернуться в плащ и съехать со склона бархана, подняв в воздух целое облако мельчайшего песка. Едва она смогла медленно подняться на ноги после такого резкого спуска, то сразу же, тяжело дыша, побежала вперед, к небольшому каменистому плато, вклинившемуся меж двух протяженных дюн. Сколотые валуны, ощетинившиеся острыми краями булыжники и мелкие голыши узором, изъеденным ветром, рассыпались по песку. И у подножия одного из них, зацепившись за трещину в камне, подрагивала на ветру зеленая лента.
Лантея схватила и крепко сжала ее. Последнее напоминание о дорогой тете. Девушка вновь повязала ленту вокруг запястья, на этот раз куда туже затянув узел. И на душе сразу стало спокойнее, будто дух Чият стоял у нее за плечом, одаривая своей незримой, но такой важной поддержкой.
А после хетай-ра перевела взгляд чуть левее и потеряла дар речи.
Всего в паре метров от застывшей в изумлении Лантеи, спрятавшись в тени высокого булыжника, лежал невзрачного вида клубок из сплетенных веточек высохшего растения. Издалека незнающий путник мог принять его за обыкновенный серый камень, поросший тонкой паутиной мха. И только пустынный народ знал истинную ценность этого невзрачного клубка из веток. Достаточно было пролить одну каплю воды, как растение расправляло свои зеленые листья, превращаясь в идеально симметричную звезду, длинный и сочный корень которой был полон густого красного сока, столь высоко ценимого в Барханах. Таков был цветок пустыни.
Не веря своим глазам, Лантея, спотыкаясь, бросилась к растению и упала перед ним на колени. Она лихорадочно принялась руками раскапывать песок, чтобы удостовериться в наличие корня. Он оказался на месте – толстая мясистая часть цветка уходила глубоко в недра почвы.
Девушка почувствовала, как сжимается ее сердце, переполненное счастьем и благодарностью. Она прикусила потрескавшуюся губу и подняла лицо к небу.
– Тетя! Спасибо! Спасибо… – самозабвенно шептала хетай-ра, жмурясь от ярких лучей солнца, которые целовали ее запачканное шелушившееся лицо.
На то, чтобы выкопать длинный корень, ушло достаточно много времени, Лантея рыла песок голыми руками, но с ее лица все это время не сходила улыбка. И если бы она могла плакать, то непременно бы рыдала от счастья.
В ее народе существовало верование, что души умерших сразу после смерти еще некоторое время обитали в мире живых, незримыми призраками следя за своими родственниками. Они оберегали и хранили свои семьи, следили за исполнением вековых традиций и праведностью жизни, чтобы после смерти непременно спросить за все дурные поступки, если они были совершены. Прожив рядом с живыми пять сотен лет, души истончались и исчезали навсегда, сливаясь с Эван’Лин.
И впервые девушка на себе ощутила заботу духов. Ощутила, как Чият поддерживала ее.
Как только цветок полностью оказался в ее руках, Лантея сунула растение за пазуху и выпрямилась, оглядевшись по сторонам. Ей оставалось сориентироваться в пространстве и найти дорогу домой. Нужно было лишь добежать до Бархана в кратчайшие сроки, потратив на это все оставшиеся силы.
Ободренная удачей, хетай-ра чувствовала небывалый прилив энергии, хоть ее тело и дрожало от усталости и слабости. Девушка забралась на один из песчаных холмов, где она долго рассматривала горизонт, пытаясь разглядеть какие-нибудь знакомые ориентиры. Ее взгляд мгновенно зацепился за силуэт горного хребта на горизонте. Она четко видела очертания полукруглой гавани, которую в этом океане песка образовывали скальные выступы. Именно туда ей и нужно было идти, чтобы вернуться к Третьему Бархану.
Однако неожиданно Лантея обратила внимание на странное явление: с северо-востока вдоль предгорий шла песчаная буря, которая затмила собой весь горизонт. Тонны песчинок поднимались густым облаком к самым небесам и зависали в воздухе без движения. Будто кто-то невероятно могущественный просто взял и отсек часть мира пеленой песка. И хоть эта дымка была в самой дали, но девушке стало от нее не по себе. Песчаная мгла лишь с первого взгляда казалась надвигавшимся самумом. Вот только хетай-ра, проведшая в пустынях большую часть своей жизни, могла с точностью утверждать, что эта буря не была похожа ни на одну из тех, что она видела ранее. Небо было ясным, а рассеянная завеса песка слишком низко растянулась над поверхностью земли, неустанно двигаясь в одном направлении.
Было в этом явлении что-то нехорошее.
Лантея почувствовала, как радость от находки медленно сменилась беспокойством. Ей следовало поторапливаться и скорее возвращаться домой. Буря сулила неприятности, и пока что эти неприятности двигались в конкретную сторону – в сторону Третьего Бархана.
***
Манс практически не спал и эту ночь. Он просидел до самого утра на каменной тахте, прислонившись спиной к стене, а чтобы не задремать, тихо перебирал четки. Его, как и профессора, беспокоили мысли о Лантее. Она отсутствовала уже два полных дня, и за это время на Ашарха уже было совершено покушение. Сколько еще дней требовалось девушке, чтобы пройти испытание? Ведь она могла бродить по пустыням в поисках цветка неделю или даже больше, а недоброжелатели непременно предприняли бы еще несколько попыток, чтобы добраться до чужака. Вечно играть с ними в прятки тоже бы не вышло.
Утром, на ломаном залмарском поделившись своими размышлениями с подопечным, Манс признался, что не знает, как стоит поступить.
– Если к нам решат подослать еще одного тхаги или даже пару, то так легко мы можем уже не отделаться, – задумчиво протянул Аш, позевывая.
– Не думать я, щто дворца – хорошо, – медленно проговорил юноша.
– Ты боишься, что даже здесь нас уже без проблем могут достать? – уточнил профессор и принялся одеваться. – Это значит, что самые опасные для нас с тобой места – это там, где никого нет.
– Пощему?
– Если нет свидетелей, то убийцам легче действовать.
Ашарх поддел под шелковую рубаху штаны, обернул вокруг живота широкий тканевый пояс и засунул за него ножны с почищенным клинком Лантеи, на котором больше не осталось ни капли яда, смывшегося вместе с кровью. Присев на край тахты рядом с Мансом, мужчина принялся переплетать растрепавшуюся за ночь косу, а сам в это время размышлял вслух:
– Нам нельзя прятаться в библиотеке или же комнатах. Здесь мы уязвимы. Понимаешь, о чем я говорю?.. В темноте и тенях ничего не стоит скрыться. А когда мы все время проводим в одном месте, то становимся предсказуемыми для убийц, – медленно говорил Аш, пальцами расчесывая пряди волос. – Мы должны быть постоянно на виду.
– Не понимаю, – пробормотал юноша. – Много хетай-ра?
– Да. Сидеть во дворце небезопасно. Нужно перемещаться и избегать пустынных мест.
Манс кивнул, хоть далеко не каждое слово профессора было ему ясно. Едва Ашарх закончил заплетать косу, как в комнату по приказу юноши прислужники принесли поздний завтрак. Это были свежеиспеченные и уже опостылевшие профессору лепешки, мясо и сваренные вкрутую черные яйца размером с небольшую ладонь. Преподаватель посмотрел на куски сырого мяса с кровью с невольным отвращением. Они сразу же напомнили ему о тхаги, которого Аш лишил жизни собственными руками. Манс тоже неприязненно взглянул на мясо и так к нему и не притронулся.
Позавтракав в итоге сваренными вкрутую черными птичьими яйцами, которые на вкус достаточно сильно отдавали железом, мужчины отставили тарелки. Манс лишь запихнул в свою поясную сумку несколько лепешек на случай, если днем их с подопечным одолеет голод, и предложил первым делом наведаться в мольбище Младенца. Профессор лишь безразлично пожал плечами. Религиозность юноши его не особенно волновала, а вот в том, что мольбище будет заполнено народом в утренний час, он даже не сомневался. И это было хорошим вариантом для прогулки.
Покинув дворец, мужчины неспешным шагом пересекли площадь с колоннами и направились к боковому проходу, ведущему к двум отдельно стоявшим друг от друга мольбищам. Несмотря на то, что время было уже не совсем раннее, к невзрачному зданию храма по-прежнему стекалось большое количество хетай-ра. На широкой лестнице с обшарпанными стоптанными ступенями сидели нищие, которые, склонив головы и протянув руки, просили у прохожих милостыню. И было много тех, кто подавал им маленькие стеклянные монетки, называемые пустынным народом семи-дин, или же оставлял немного еды. К удивлению профессора, Манс тоже проявил милосердие. Он достал из сумки одну из лепешек и сунул ее в руки какому-то обросшему старику в истрепанных лохмотьях.
– Hadzha! Hadzha!.. – пробормотал попрошайка.
Нищий с жадностью вцепился в еще теплый хлеб нестрижеными черными ногтями.
– Зачем ты помог ему? – поинтересовался Аш. – Богаче он от этого не станет и жизнь свою не изменит. Чем больше народ подает нищим, тем больше этих самых нищих становится…
Манс крепко задумался, очевидно, догадавшись о смысле далеко не всех слов, сказанных профессором.
– Я дать. Эван’Лин дать мне, – наконец произнес юноша, поднимаясь дальше по ступенькам.
– То есть богиня одарит тебя милостью за то, что ты проявил сострадание?
– Состараданье?.. – с ошибками повторил Манс.
– Ну, жалость, милосердие… Как это еще назвать?.. Доброту.
Неожиданно за спинами мужчин раздались чудовищные хрипы. Кто-то закашлялся, глухо закричал, а после в толпе, находившейся в тот момент на лестнице мольбища, послышались испуганные возгласы. Хетай-ра удивленно ахали и указывали на край ступеней, где ютились попрошайки. Манс и Ашарх тоже оглянулись, и их взгляды практически одновременно остановились на обросшем старике в лохмотьях, которому сын матриарха минуту назад дал хлеб. Нищий завалился на спину, он хрипел, содрогаясь всем телом, а на губах у него пузырилась белая пена. Несколько томительных секунд продолжались эти судороги, пока попрошайка резко не вытянулся, и все его конечности не одеревенели во мгновение ока, а из распахнутого рта не вывалился разбухший почерневший язык.
В толпе поднялся гомон, шум и отдельные выкрики. Кто-то подальше уводил детей, а другие хетай-ра, напротив, поспешили на помощь попрошайке, несмотря на его неприглядный вид. Но нищий был уже мертв, взгляд его остекленел, и грудь не вздымалась. Меньше чем за минуту с дворцовой площади был прислан отряд стражи, которые оттеснили любопытствующую толпу и занялись телом бедняка.
Манс напряженно переглянулся с Ашархом. Взгляды мужчин упали на лепешку, которую все еще сжимал в руках погибший попрошайка.
– Отравлена? – хрипло спросил преподаватель.
– Смерть. Не есть это, – хетай-ра достал из своей поясной сумки лепешки, оставшиеся с завтрака, и тщательно принюхался к ним.
Ашарх нахмурился. От верной гибели их спасла воля случая. Похоже, недоброжелатель сильно разозлился из-за смерти своего подосланного убийцы и решил действовать куда решительнее и хитрее в этот раз, использовав яд. Но профессора смущало другое: тем злополучным вечером тхаги приходил только за преподавателем, но Манс тоже оказался под ударом, лишь потому, что вступился за Аша, а теперь отраву целенаправленно подмешали уже обоим.
– Это нехорошо… – прошептал юноша, за руку уводя профессора дальше от толпы.
– Да. Теперь охота ведется на нас двоих. Похоже, тебя тоже стали считать опасным игроком.
– Нет. Нехорошо, щто убить я он.
– Ты его не убивал, Манс. Это простая случайность. Ведь ты же не подозревал о яде в хлебе, – негромко сказал Ашарх.
– Я дать смерть он, а надо дать добро. Эван’Лин ryt’hassa…
– Ритха… что?
– Плохо мне. Ryt’hassa мне! На-ка-зовать, – по слогам произнес Манс.
– Не думаю, что тебе стоит волноваться об этом. Сейчас есть куда более реальная угроза – наш недоброжелатель вряд ли успокоится и после второго провала…
Профессор хотел сказать что-то еще, но к подножию лестницы мольбища, где толпился народ, издалека наблюдавший за работой стражи, из темноты ближайшего прохода выбежала группа детей. Девочки с корзинками и какими-то игрушками в руках практически подлетели к ступеням и неожиданно звонко, перебивая друг друга, закричали:
– Lechi matriarhum Lanteyalianna afelichu du Nard! She’shi ya omon!
Общее оживление, наступившее среди хетай-ра после этих слов, было сродни водному потоку. Все сразу же наперебой заговорили, а большинство жителей полиса, совершенно позабыв о каком-то безымянном бродяге, умершем у мольбища, поспешили к выходу в соседние залы и коридоры, явно торопясь куда-то успеть.
– Что они сказали? – в смятении поинтересовался профессор у Манса.
– Лантея! Du Nard! Лантея! – с ликованием воскликнул посветлевший лицом юноша, крепко хватая своего подопечного за локоть.
– Она вернулась? – не веря собственным ушам, переспросил Аш.
Но Манс не стал отвечать, а окрыленный известием бросился следом за толпой, потянув за собой и преподавателя. Жители Бархана старались успеть на рыночную площадь как можно раньше, чтобы не пропустить возвращение младшей дочери матриарха. Новость стремительно разнеслась по всему полису, и главный коридор наводнило огромное количество народа. Началась давка и суматоха, и до рынка из-за хаотичного движения жадных до зрелища горожан добраться удалось нескоро. На площади уже почти не осталось свободного места: хетай-ра живым ковром заполонили все улочки, тупики и даже крыши. Из окон высовывались любопытные лица, и все взгляды были прикованы к стеклянному куполу, где еще виднелся крупный проход, который стражи уже начали медленно закупоривать магией. Где-то на середине рампы можно было разглядеть спускавшуюся одинокую фигурку, закутанную в светлый плащ.
Через несколько минут томительного ожидания, когда очертания силуэта стали явнее, и с его головы спал капюшон, Ашарх впервые за последние дни с облегчением выдохнул. Сомнений больше не было – это Лантея спускалась по дороге.
Глава шестая.
Да не поглотит тьма
Матерь повелевает детям своим жить в честности и праведности, ибо одно не может существовать без другого.
Шестнадцатый закон. Скрижали Эван‘Лин
Девушка с наслаждением вдохнула запах своего родного города. Он всегда казался ей ненавязчивым, но не в этот раз. Пахло пылью, нагретым камнем и слабой землянисто-терпкой горечью лишайника. А еще это был запах триумфа. Ее личной победы.
До Бархана она добиралась в предельно быстром темпе, бросив на это последние силы, поэтому теперь тело требовало заслуженного отдыха, отдавая оставшиеся крупицы энергии на то, чтобы не упасть прямо посреди рампы без сознания. Жажда когтями драла горло, и голод впивался в живот, скручивая внутренности в узел, но Лантея могла лишь методично переставлять дрожавшие от усталости ноги и думать о том, успела ли она вернуться вовремя. Внизу хетай-ра поджидала целая толпа народа, который все продолжал и продолжал прибывать из соседних коридоров, хотя уже буквально каждый участок площади оказался занят. Когда девушка добралась до самого низа рампы, то у подножия дороги к тому времени стояла добрая половина Бархана. Но Лантея искала взглядом только одно лицо на площади.
Манс и профессор едва сумели пробиться от арочного входа к спуску, и все равно им постоянно приходилось бороться за свое место, так как толпа уверенно оттесняла их обратно. Каждому хотелось своими глазами увидеть, прошла ли девушка испытание или пустыня оказалась сильнее. Лантея очень медленно брела по рампе, и Ашарх лишь догадывался, каких усилий ей стоило держать спину ровно. Ее обеспокоенный взгляд постоянно скользил по живому океану пустынников, собравшихся на рынке, и почему-то профессор почувствовал, что выискивала она именно его. Задрав руки над головой, Аш активно замахал им, и Лантея сразу же заметила среди бледнокожих хетай-ра своего смуглого темноволосого спутника. На ее обгоревшем изможденном лице прорезалась робкая улыбка, и больше девушка не сводила с профессора взгляд, в котором поселились спокойствие и какая-то внутренняя уверенность.
Едва дочь матриарха оказалась на одном уровне с крышами домов, откуда ее могли все слышать и видеть, как она замерла. Прекрасно зная, чего желала вся эта толпа, Лантея не стала томить своих подданных. Она достала из-за пазухи сухое растение, расправила его длинный красноватый корень и высоко подняла цветок над головой.
– Многоликая Матерь Эван’Лин одарила меня своей милостью! – громогласно объявила девушка, потрясая добытым трофеем. – Испытание светом пройдено!
Площадь взорвалась криками радости и восхищения. Хетай-ра аплодировали, свистели, славили богиню и правящего матриарха, перекрикивая друг друга, в воздух взлетали ленты, разноцветными полосами на мгновения расчерчивая пространство над рынком. Один лишь Ашарх заметил, как пошатнулась после своих слов Лантея, едва устояв на ногах из-за усталости. Все открытые участки ее кожи обгорели до красноты, губы потрескались, а в воспаленных глазах не читалось ничего, кроме крайнего изнурения.
К счастью, девушке даже не дали самостоятельно спуститься с рампы, живое море толпы заключило ее в свои крепкие объятья практически сразу же. Откуда-то принесли богато украшенный паланкин с шелковыми занавесями, золотистой бахромой и маленькими стеклянными колокольчика, мелодично позвякивавшими от любого движения. На всех его сторонах было вышито изображение птицы, расправившей крылья в полете и сжимавшей в когтистых лапах пальмовую ветвь, – символ Третьего Бархана и рода Анакорит. Несколько крепких мужчин добровольно подняли на свои плечи эту тяжелую конструкцию, где Лантея могла устало откинуться на спинку сиденья и лишь изредка улыбаться окружавшей ее толпе.
Паланкин понесли ко входу в главный коридор Бархана. Со всех сторон хетай-ра обступили носилки, продолжая осыпать дочь матриарха радостными выкриками. Пустынники тянулись постоянно к занавесям паланкина, дергали колокольчики, просовывали внутрь руки, пытаясь хоть пальцем коснуться девушки, одаренной милостью богини. Кто-то разжег благовония и окуривал ими носилки, а из ближайших ресторанных домов управительницы и прислуга вытаскивали тяжелые стеклянные сосуды, полные холодных травяных настоек. Сегодня в городе намечалось торжество.
Процессия во главе с паланкином Лантеи достигла дворцовой залы не скоро. Весь главный коридор полиса был заполнен хетай-ра, и носильщикам далеко не всегда уступали путь. Но когда пышное шествие все же ступило на дворцовую площадь, то на широкой парадной лестнице во всей красе уже стояла матриарх в нарядных одеждах, окруженная свитой знатных матрон и многочисленной прислуги. Словно она давно там дожидалась героиню дня, сплетя пальцы на животе и гордо выпрямив спину.
Толпа, едва достигнув первых ступеней, растянулась вдоль ряда монументальных колонн. Носильщики, вспотевшие и с ног до головы осыпанные лентами, поставили паланкин на пол. В тот же миг занавеси дрогнули, выпуская Лантею, которая неспешно шагнула к лестнице, держа под мышкой цветок пустыни. Правительница терпеливо ждала, пока девушка медленно поднималась. И только когда она замерла на пару ступеней ниже матери, смиренно склонив голову, то властительница Бархана величественно вскинула руки, призывая всех присутствовавших к тишине.
– Жители Третьего Бархана! Ликуйте и радуйтесь! Пусть в каждом доме сегодня будет праздник, и молитвы ваши будут полны благодарности богине. Ведь моя младшая дочь прошла испытание светом! Эван’Лин отметила ее и благословила!..
Дворцовая зала вздрогнула от рукоплесканий и криков, заполнивших ее. Матриарх раскрыла свои объятья, и вымотанная Лантея буквально упала в них, едва чувствуя свои ноги.
Ашарх и Манс, неотступно следовавшие за толпой все время, наконец смогли пробиться ближе к основанию лестницы и своими глазами увидеть происходившее. Профессор смотрел, как правительница сдержанно обнимала свою дочь, а с ее лица не сходила безупречная, будто нарисованная на гипсовой статуе, улыбка. А вот сам Ашарх чувствовал небывалую гордость за свою спутницу и не желал скрывать эмоции за маской невозмутимости, выкрикивая имя рода Анакорит вместе с остальными собравшимися перед дворцом хетай-ра.
В какой-то момент его взгляд случайно упал на Мериону, мрачной тенью стоявшую за спиной матери. Лицо ее было искажено злобой, кулаки сжаты, а зубы крепко стиснуты. Она неотрывно смотрела на сестру так, как змеи гипнотизируют своих жертв перед броском. И не было в этом взгляде ни радости за Лантею, ни уж тем более сестринской любви.
Еще какое-то время правящая семья дала народу полюбоваться на прошедшую испытание девушку и выразить свою радость, а после матриарх развернулась и степенно зашагала вверх по лестнице ко входу во дворец, подметая полами длинной мантии ступени. Следом за ней сразу же направились обе дочери и вся остальная свита. Толпа у подножия лестницы тоже начала нехотя рассасываться, возвращаясь на рыночную площадь, где должно было скоро начаться торжество. Аш и Манс без промедления поспешили наверх, чтобы наконец лично поздравить девушку с прохождением испытания и поделиться с ней своими проблемами.
Однако едва они успели преодолеть каскады ступеней и войти в тронный зал, как сразу же стали свидетелями эмоционального разговора. Мать и ее дочери, остановившись возле бассейна, громко беседовали, а возле них еще продолжала толпиться свита из прислуги и напыщенных матрон, желавших лично выразить почтение героине дня.
– Я удивлена, как быстро тебе удалось справиться, дочь! – восхитилась матриарх, убирая наконец с лица свою неживую улыбку, предназначавшуюся только для подданных. – Вот она – сила крови рода Анакорит!
– Да уж. Тебе просто несказанно повезло, – присоединилась к поздравлениям Мериона, хотя по ее тону трудно было сказать, что она сильно обрадована успехами сестры.
– Давайте не будем здесь устраивать этих лицемерных представлений, – раздраженно ответила Лантея, срывая с пояса пустой бурдюк и бросая его на пол.
– Чем ты так возмущена? – спросила мать.
– Вы дали мне соленую воду на испытание! Видимо, в надежде на то, что я вернусь в Бархан, смирившись со своим поражением! Вы на это рассчитывали?!
– Что? – изумленно переспросила правительница, вскинув свои тонкие брови, а среди матрон начались перешептывания. – Как это получилось?.. Мериона, я ведь поручала тебе заниматься подготовкой сестры. Откуда в бурдюке оказалась соленая вода?
– Думаю, это Дайва что-то напутала, – совершенно не изменившись в лице, процедила сквозь зубы старшая сестра. – Я разберусь с этим недоразумением. И накажу Дайву, если это ее рук дело.
Молодая прислужница, незаметной тенью выглядывавшая из-за плеча Мерионы, невольно вздрогнула. Но никто в тронном зале не обратил на это внимания.
– Лантеялианна, не злись, дорогая, – проговорила матриарх и примирительно подняла раскрытые ладони. – Как видишь, тебе удалось преодолеть все трудности, даже эту серьезную помеху. Эван’Лин позволила тебе найти цветок, а это сейчас самое главное. Нужно немедленно оповестить все городское собрание.
Правительница повернулась к Ниэле и Арконции, с интересом прислушивавшимся к беседе, и попросила их раздать соответствующие указания. Близнецы синхронно кивнули и тотчас разошлись в разные стороны – одна направилась в канцелярию, а другая покинула дворец.
– Я бы так же попросила всех присутствующих оставить нас наедине с дочерями, – слегка повысив голос, приказала матриарх, окидывая взглядом немногочисленную толпу высокородных женщин.
Кланяясь правящей семье и прикладывая кулак к солнечному сплетению, матроны нехотя отступили во дворцовые коридоры, явно недовольные тем, что их попросили удалиться так скоро. В это время Манс и Аш вплотную приблизились к бассейну, но, как оказалось, беседа матери и дочерей еще не закончилась.
– Я видела кое-что странное на поверхности, – гораздо тише сказала Лантея, как только свита матриарха разошлась по своим делам, и помимо правящей семьи в помещении осталось лишь несколько прислужниц и безмолвные стражи вдоль стен.
– Что-то странное в пустынях? – уточнила мать, поправив складки своей зеленой мантии.
– Да. Там была песчаная дымка, растянувшаяся на километры. Словно огромная сила, движущаяся прямиком в направлении нашего Бархана.
– Ты, очевидно, имеешь в виду обыкновенную песчаную бурю, сестра? – с явной насмешкой в голосе спросила Мериона.
– Нет. Она выглядела как рассеянное пыльное облако, а самумы похожи на сплошную плотную завесу песка, – категорично ответила Лантея.
– Я почти уверена, что ты просто плохо разглядела. В любом случае нашему подземному полису такие опасности не страшны. – Мать снисходительно улыбнулась. – Давай лучше ты отдохнешь и поешь после такого тяжелого…
– Не нужно принимать меня за дуру! – прервала Лантея матриарха на полуслове. – Я видела самумы много раз. И могу отличить песчаную бурю от любого другого явления. Этот песок низко висел над землей широкой полосой, будто поднятый в воздух огромным стадом бородавочников или газелей, но в этой части пустынь таких крупных табунов не водится. Нам стоит выслать разведку на поверхность, чтобы понять, что происходит на северо-востоке предгорий. Это может быть орда ингур.
– Не преувеличивай, – куда жестче ответила правительница. – Что бы это ни было в твоем воображении, Бархан хорошо защищен, и нам нет нужды беспокоиться о том, что происходит на поверхности. Тебе не стоит волноваться, Лантеялианна. Я уверена, что тебе напекло голову, и ты просто приняла самум за одну из своих фантазий. Не стоит уделять буре столько внимания.
Матриарх развернулась, не желая больше слушать пререканий, и решительно покинула тронный зал, мелодично позвякивая украшениями на своем парадном одеянии. Мериона верной тенью ушла следом. В помещении остались лишь воины, застывшие в нишах, Манс, Лантея и Аш. Девушка наконец повернулась к мужчинам, все это время неловко переминавшимся с ноги на ногу у нее за спиной, и одарила их уставшей улыбкой.
– Я так рада, что с вами все в порядке, – сказала хетай-ра на залмарском, а потом, отринув колебания, все же приблизилась к Ашарху и заключила его в объятья.
Профессор, несколько сконфуженный от такого проявления чувств, неловко и скупо обнял свою спутницу в ответ, ощущая удушающую волну смущения, завладевшую им. Манс деликатно сделал вид, что ничего не заметил, и обменялся с сестрой простыми приветственными кивками.
– О чем вы говорили с матерью? – сразу же поинтересовался Аш, как только Лантея отступила. – Мне показалось, что эта беседа была не из приятных. Ты так злилась.
– На поверхности я видела странную песчаную бурю, которая движется в сторону Бархана. Она не похожа на самумы, что я замечала ранее. Скорее, будто целая армия тварей идет сюда. Это меня сильно волнует… Но мать отказалась выслать наверх разведку.
– Бархан отлично защищен. Под песком хетай-ра спрятаны надежнее, чем сам Залмар в своей Башне, так что не вижу смысла терзать себя напрасными опасениями, – ответил преподаватель и пожал плечами.
Девушка промолчала, явно оставшись при своем мнении. Для начала ей стоило отдохнуть и набраться сил, а после она решит все вопросы самостоятельно, если уж никто ей не верил.
– Ты прийти быстро, систра, – вклинился в беседу Манс, желая продемонстрировать свои успехи в изучении человеческого языка.
– Смотрю, вы времени зря не теряли. – Лантея улыбнулась и сняла с себя запыленный плащ, вытряхнув из него целое облако мелкого песка. – Мне очень повезло найти цветок так скоро, поэтому я спешила обратно из последних сил, чтобы убедиться, что с вами все в порядке…
Аш и Манс переглянулись, раздумывая, стоило ли уставшую после прохождения испытания девушку беспокоить сейчас еще и своими проблемами. Но Лантея заметила их напряженные взгляды и нахмурилась.
– Что вы мне недоговариваете? – подозревая самое худшее, сразу же спросила она, насторожившись. – Что-то произошло?..
Мужчины оглядели тронный зал, где немыми изваяниями замерли стражи, и, подхватив Лантею под руки, увели ее в темноту дворцовых коридоров. Заглядывая в пустующие палаты, залы и галереи, они вскоре отыскали небольшую столовую, где и решили остановиться. Вытянутое помещение с длинным столом из песчаника, укрытым тонкой шелковой скатертью с массивными кистями и бахромой, показалось им удачным местом для приватной беседы.
Троица оседлала изящные стулья из темного стекла и подвинула поближе к себе графин с водой и одинокое блюдо с финиками, которые, видимо, прислуга забыла убрать после завтрака. Лантея в первое же мгновение, едва она села и с наслаждением вытянула ноги, потянулась к прохладному кувшину и жадно припала к горлышку. Она делала глоток за глотком, не замечая, как вода стекала мимо по ее подбородку и горлу, пока не почувствовала, как медленно ушел из головы болезненный туман, терзавший ее почти двое суток. И только тогда она отстранилась от графина и вздохнула полной грудью, прикрыв глаза и ощущая блаженство, растекавшееся по венам. Как же долго она мечтала утолить эту сводившую с ума жажду.
