Софья Сергеевна Маркелова
Правитель Пустоты. Дети песков
Стражники послушно расступались перед этим мужчиной, стоило ему сделать хотя бы шаг. Некоторые воины спешно что-то докладывали мужу матриарха, указывая на тело убийцы, но во взгляде отца Лантеи читалось лишь нескрываемое недоверие, а его выдержка и горделивая осанка заставили Ашарха даже прикрыть на пару секунд глаза в надежде на то, что это представление как можно скорее закончится.
Отец даже не приподнял покрывало, чтобы посмотреть на труп. Он сразу же подозвал к себе не терпящим возражений жестом Манса и заговорил с ним низким грубым голосом, чеканя фразы. Юноша явно чувствовал себя неуютно в присутствии отца: он старался не смотреть ему в глаза и в целом выглядел весьма рассеянно. Аш наблюдал за разворачивавшейся перед ним сценой, и у него создавалось отчетливое впечатление, будто это разговаривали не отец и сын, а судья и преступник. И сразу ярко встала перед глазами профессора сцена казни на рыночной площади. Бартелин бросался отдельными гневными фразами, а Манс лишь тихо что-то отвечал, побледнев как смерть. Когда недолгая и весьма эмоциональная беседа закончилась, то муж матриарха выглядел еще более сердитым, чем когда зашел в комнату пять минут назад. От неудовольствия у него даже задергался уголок рта, обнажая желтоватые клыки.
Какое-то время отец Лантеи раздавал указания стражникам и разгонял любопытных зрителей. В конце концов, когда тело унесли, а все соседи были опрошены, Бартелин удалился, напоследок окинув Ашарха внимательным взглядом из-под белесых ресниц. Следом за ним постепенно разошлись и остальные воины. И только профессор и Манс остались вдвоем в пустой комнате с кровавыми разводами на полу.
Преподаватель брезгливо поморщился при виде алого пятна, которое было делом его рук, и зашелся тяжелым кашлем, никак не желавшим оставлять его после перенесенной болезни. Манс тоже окинул разводы неприязненным взглядом и в конечном итоге жестами предложил уйти из этой комнаты в его спальню.
Покои юноши оказались довольно скромными: небольшое помещение, завешанное пыльными драпировками и портьерами, где все горизонтальные поверхности оказались завалены рабочими инструментами, заготовками колец, амулетов и метательных ножей, а также мусором – осколками костей и стеклянной крошкой. Ашарх усмехнулся про себя, оценивая беспорядок, а после сгреб с кровати кипу пергаментов с эскизами оформления рукоятей оружия и присел на ложе. Манс необыкновенно смутился, что профессор стал свидетелем хаоса в его комнате, и принялся спешно убираться, но хватило его ненадолго.
– Почему отец был зол на тебя? – спросил Аш, не скрывая своего любопытства, терзавшего его изнутри с жадностью оголодавшего пса.
Манс примостился на краешке стола напротив своего подопечного и сразу же достал помятый словарик из-за пояса.
– Я… знать… не.., – медленно произнес юноша. После он замолчал, задумчиво сверился с записями и продолжил:
– Не знать… слова… «зол».
– Злость, гнев, ярость, – перечислил профессор, но так и не увидел в глазах хетай-ра понимания. – Ох… Отец кричал на тебя. Ты понимаешь, что значит слово «крик»?.. Это как бы вопль, громкий разговор. Почему он кричал?
Манс рукой взлохматил свои короткие белые волосы, пытаясь соотнести в голове все, что он услышал, и познать смысл сказанного. Преподаватель почесал нос и еще пару раз попытался объяснить значение отдельных слов. Наконец, юноша посветлел лицом.
– Да!
– Что «да»? – уточнил профессор.
– Отец зло.
– Ты имел в виду, что твой отец был зол?
– Отец зол… Крик. Dhe! – подтвердил юноша.
– И почему?
Манс в очередной раз нахмурился и углубился в изучение своего словарика. Ашарх понял, что дело не пойдет быстрее, поэтому отыскал на столе клочок пергамента с чернильницей и со всем старанием принялся записывать отдельные слова, пририсовывая к ним небольшие изображения, должные их пояснить. Несколько часов, склонившись над мятыми кусками бумаги, мужчины посвятили улучшению своих художественных навыков и пополнению словарного запаса на обоих языках. Хотя со стороны, конечно, разговоры мужчин пока что все еще были похожи на странную пантомиму, где половину мыслей они объясняли друг другу с помощью жестов, схематичных рисунков и актерских подражаний, но самым главным было то, что они прекрасно понимали все эти образы.
Несмотря на то, что очередной урок пошел Мансу на пользу, даже к середине ночи Ашарх так и не сумел добиться интересовавшей его информации об отношениях между сыном и мужем матриарха. Манс откровенно боялся этого властного мужчины и даже сам сказал, что не может объяснить профессору почему, но Бартелин был фигурой, которой стоило опасаться.
В своей неторопливой беседе со словариком они вскоре все же вернулись к ночному инциденту с покушением. Каждый из них переживал произошедшее по-своему, но в одном они были едины: терять бдительность пока не стоило. Тхаги были наемными убийцами, и это означало, что где-то за этой сектой душителей скрывался еще и их наниматель, которого досадная неудача могла сильно разозлить, что заставило бы его действовать активнее и агрессивнее в будущем. Аш поделился с Мансом предположениями Лантеи о том, что именно матриарх постарается убрать профессора во время отсутствия младшей дочери на испытаниях, но юноша критически отнесся к этому предположению. Он как будто не хотел верить, что мать могла пойти на такое.
Но кому еще нужна была смерть чужеземца?
***
Лантея, несмотря на глубокую ночь, еле перебирая утопавшими в песке ногами, брела по пустыне. Солнце село уже давно, холодный ветер пронизывал до костей, от него не спасал даже длинный плащ, но девушка упорно продолжала двигаться вперед в ей одной известном направлении. Со всех сторон маленькую фигурку окружали только горы сыпучего песка.
Больше всего на свете Лантея хотела спать. Она была измотана. За весь этот долгий день у нее во рту не побывало ни крошки, а пустой бурдюк печально бил по бедру при каждом шаге, напоминая о необходимости его наполнить. Только сделать это было негде. Действующих колодцев в пустынях осталось не так много, и большинство из них находилось гораздо дальше от Третьего Бархана, ближе к самому центру песчаного края. А теперь девушке даже нельзя было позволять себе отдыхать. Жизнь Ашарха зависела от того, как скоро она добудет цветок, – каждый шаг Лантея напоминала себе об этом.
Но сил становилось все меньше и меньше.
Неожиданно она заметила быстрое движение на песке рядом с собой. Юркая ящерица скользила по открытой поверхности, опасливо оглядываясь по сторонам и выискивая для себя убежище. В ту же секунду девушка, словно дикий хищник, быстрым прыжком набросилась на свою добычу, пальцами впиваясь в хрупкое тело и сжимая его до хруста. Она оторвала голову ящерице одним движением и запихнула тело в рот вместе с кожей и лапами, пока те еще шевелились в агонии. Тонкие кости хрустели на зубах, но хетай-ра старалась об этом не думать, наслаждаясь холодной кровью жертвы, которая хоть немного утолила ее чудовищную жажду.
Если бы кто-нибудь в этот момент увидел девушку со стороны, то вряд ли бы он признал в ней дочь величественного матриарха Гиселлы Анакорит. Скорее, это был лютый зверь, существовавший только благодаря инстинктам, оставленный посреди бескрайних песков выживать. Но на многие десятки километров вокруг не было ни одного разумного создания, которое бы стало свидетелем этого неприглядного превращения. И только пустыни Асвен безмолвно присматривались к своей жертве, пребывая в томительном ожидании ее близившегося конца и наблюдая за каждым ее шагом.
Лантея продолжала взбираться по гребням песчаных холмов практически ползком. Счет времени она давно уже потеряла. Ей казалось, что эта ветреная ночь никогда не закончится, как и бесчисленное множество дюн, которые она все преодолевала и преодолевала. В какой-то момент ноги свело от усталости, и рыхлый песок принялся стекать вниз по склону, унося вместе с собой и истощенную хетай-ра. Девушка кубарем скатилась к подножию дюны и просто не смогла найти в себе сил подняться и продолжить путь. Словно тело ее лежало на морском дне, и толща воды давила на него сверху. Лантея прикрыла глаза ровно на мгновение, но сразу же провалилась в тяжелый темный сон.
***
– Лантеялианна! – разгневанно окликнула мать свою юную дочь. – Ты что, действительно собиралась проникнуть в Дикие тоннели?! Тебя совершенно не волнует собственная безопасность?
Матриарх стояла в дверном проеме дворцовой кухни, и ее обыкновенно спокойное лицо было искажено злобой. Лантея болтала ногами, сидя на каменной лавке, укрытой шкурами. В руках девочки была ароматная свежая лепешка с начинкой из рыбы, перетертой с водорослями, а на столе в миске лежали свежие финики, только вчера привезенные крупным торговым караваном из восточной части пустынь. На кухне, пронизанной запахами мяса и подсушенного мха, суетилась прислуга, которая моментально разбежалась при появлении матриарха, чтобы не мешать разговору между правительницей и ее дочерью.
Лантея крепко сжала лепешку и повернулась к матери, обиженно выпятив нижнюю губу.
– Как ты узнала? Я ведь никому не говорила! Только Товаэт. Но она же обещала держать в секрете наше путешествие…
– Я узнала – и это главное. Ведь это могло плохо закончиться! О богиня! Какая же ты несмышленая! Мериона в твоем возрасте уже посещала городские судебные заседания и ездила с дипломатическими визитами в Четвертый Бархан, а ты все бегаешь по полису и обдираешь коленки! – Матриарх спустилась по ступенькам и приблизилась к младшей дочери, сплетя свои тонкие бледные пальцы в замок на животе.
– Но мама! Это все так скучно… А в Бархане я уже изучила все уголки и хочу теперь попасть в тоннели. Я слышала, что там есть соленые озера! В них можно плавать и не тонуть! Представляешь?.. – поделилась Лантея, двигая руками, словно она плыла, и с восторгом в глазах посматривая на мать.
– Нет. Я сказала, нет. Ты не пойдешь в Дикие тоннели. Это очень опасное место.
– Ну, пожалуйста! Я схожу с Мерионой в этот суд, если ты хочешь. Но только разреши сбегать в тоннели и посмотреть хоть одним глазком на озера! – просила девочка, едва сдерживая слезы.
– Не клянчи! Ты уже должна понимать, что нужно вести себя подобающе, – резко ответила матриарх, стискивая зубы. – Ты дочь правительницы Третьего Бархана, а не какой-нибудь прачки. В таком возрасте ты должна уже осознавать, что нельзя делать глупости и бегать где попало. Мерионе пора заняться твоим воспитанием. Доедай и возвращайся в свою комнату. Я передам твоей сестре, чтобы она зашла к тебе немедленно.
Мать развернулась и удалилась из кухни степенно и чинно, словно ей на голову поставили стеклянный кувшин с водой, и из него нельзя было пролить ни капли. Лантея сидела потерянная, грустно рассматривая крошки на столе. Несколько минут она собирала их пальцем, а потом неожиданно поднялась на ноги и решительно выбежала из кухни.
Как она могла отступиться от своей идеи? Ведь она уже много месяцев ждала удобного случая, чтобы хоть раз в жизни посмотреть, что происходило в Диких тоннелях. Караваны теперь редко ходили из Третьего Бархана по подземным пещерным системам, предпочитая поверхность, и подобный случай бы представился еще раз далеко не скоро. Не могла Лантея так просто сдаться.
Она выбежала из дворца, как можно скорее миновав лабиринты протяженных галерей, и, перепрыгивая через две-три ступеньки, практически пролетела по парадной лестнице, что есть сил бросившись через дворцовую площадь прямиком к главному коридору. На последнем дыхании лавируя в толпе, она наконец выбежала к каменным дверям Диких тоннелей. Около них уже толпился длинный караван, который вот-вот должен был отправиться в Первый Бархан по подземным переходам. Откормленные пустынные бородавочники были навьючены и запряжены в телеги с товарами и провизией, а купцы и переезжающие семьи прощались с провожающими.
Девочка накинула капюшон своего плаща и постаралась незаметно прибиться к одной из групп хетай-ра, которые стояли у самого прохода, ожидая, когда же стражи откроют створки. Лантея была уверена, что ей удастся сделать все быстро, так, чтобы никто даже не заметил ее отсутствия. Она собиралась найти озера, искупаться и прибежать обратно еще до того, как Мериона или мать обнаружили бы ее пропажу. И все остались бы довольны. Хотя доносчице Товаэт она больше не собиралась говорить ни единого слова, раз та совершенно не умела хранить доверенные ей секреты.
Наконец толпа беспокойно зашевелилась, кто-то еще продолжал громко перешептываться, но большинство лиц в молчании оказалось устремлено на стражей. Воины степенно приблизились к каменным створкам и единым слаженным хором голосов воззвали к Эван’Лин. Магия полилась из их пальцев, проникая в песок, заставляя его подчиниться их воле. Казавшиеся монолитными каменные двери медленно и почти бесшумно стали открываться. А за ними стоял только кромешный мрак. Караван всколыхнулся и медленно двинулся в темное нутро Диких тоннелей. Никто даже не обратил внимания, что к ним присоединилась маленькая юркая девочка.
Время трудно было определять в гулких однообразных коридорах, но Лантее казалось, что они шли около часа. Она аккуратно забегала во все пещеры и ответвления, которые встречались на пути каравана, но пока не увидела ничего даже отдаленно походившего на озеро. На нее уже стали подозрительно смотреть, а многие пытались узнать у закутанной с головой в плащ девочки, чей она ребенок. Лантея поняла, что она могла привлечь к себе ненужное внимание. Еще не хватало, чтобы ее кто-нибудь узнал и отправил обратно! Поэтому она спряталась в одном из очередных ответвлений и позволила каравану уйти далеко вперед.
Теперь она была совершенно одна в этих бесконечных проходах. Они заводили девочку все дальше. И в скором времени Лантея почувствовала, что совершенно заблудилась в темных коридорах, где, кажется, не росли даже светящиеся грибы. По ее щекам потекли соленые слезы обиды. Но она все равно продолжала идти вперед, уже ничего не видя за пеленой слез, пока неожиданно на ощупь не вышла во мраке из извилистого тоннеля к небольшой куполообразной пещере, которая была освещена зеленым фосфоресцирующим мхом, покрывавшим все стены тонким слоем. Посередине блестела неподвижная гладь черного круглого озера, а вокруг стояла густая тишина.
Лантея с радостным визгом бросилась к берегу, не веря собственным глазам. Она зачерпнула горсть воды и сразу же попробовала ее на вкус.
– Соленая! Соленая, как слезы! – ликовала девочка, уже стягивая с себя плащ и остальную одежду, готовясь искупаться в сказочном озере, где невозможно утонуть.
Вода показалась ей вначале ледяной, словно сотни маленьких иголочек мгновенно впились в кожу, но Лантея лишь упрямо стиснула зубы и зашла дальше. Пока что она не чувствовала никакой легкости. Внезапно камни под ногами закончились, и девочка с головой ушла под воду, даже не успев испуганно вскрикнуть. Но она уже умела неплохо плавать, поэтому быстро смогла подняться к поверхности, пусть сердце и продолжало колотиться в груди как бешеное.
«Неужели это все сказки? Я вот сейчас чуть не утонула! Почему же соленая вода меня не удержала?» – подумала про себя Лантея.
В этот момент ее внимание привлекло странное свечение, исходившее откуда-то из середины темного безмолвного озера. Девочка вытягивала шею в попытках рассмотреть, что же там испускало такой красивый розовый свет. Лантея решила рискнуть и подплыть поближе, хотя там, откуда распространялось свечение, было уже слишком глубоко для нее. Она оттолкнулась от камней и, неуверенно перебирая ногами и руками, поплыла к середине озера. Розовое нечто находилось почти у поверхности, и чтобы лучше его разглядеть, девочка задержала дыхание и нырнула. Она открыла глаза, хотя их сразу же неприятно защипало, но сквозь мутную пелену Лантея смогла рассмотреть источник света. Это оказалась вытянутая медуза, дрейфовавшая в воде и расправившая свои щупальца.
Девочка вынырнула, чувствуя, как ее силы уже заканчиваются, и руки начинают уставать. Пора было плыть к берегу. Медуза, несомненно, была завораживающей, но Лантея не могла так долго находиться на глубине. Она неумело развернулась и, едва держа голову на поверхности, поплыла обратно.
В это мгновение она почувствовала резкую жгучую боль в голени, словно кожу ошпарили кипятком. Лантея не успела даже закричать, как ее правую ногу сразу же свела жесточайшая судорога, и тело, неспособное больше держаться на плаву, камнем стало уходить под воду. Девочка изо всех сил гребла руками, изо рта вырывались пузыри, но нога ужасно болела и совершенно не слушалась. Лантея распахнула глаза, пытаясь рассмотреть, далеко ли до поверхности, и с ужасом поняла, что она уже на несколько метров ушла под воду. Нога тянула ее на самое дно, а последние остатки воздуха предательски покинули легкие, маленькими пузырьками убежав наверх, туда, где медленно и изящно дрейфовала ядовитая розовая медуза.
***
Лантея проснулась, чувствуя, как ее легкие болезненно сжимаются из-за отсутствия кислорода. Она рывком поднялась и сделала резкий глубокий вдох, который показался ей слаще всего на свете в ту секунду. Оказалось, что ее тело почти полностью засыпало песком. И, если бы она не заснула, спрятав лицо в сгибе локтя, то непременно бы задохнулась. Видимо, ночью прошла небольшая песчаная буря, которая чуть было ее не замела, либо же под воздействием ветра ближайшие дюны сдвинулись.
Хетай-ра не сразу пришла в себя после странного кошмара о детстве, из-за которого она тем не менее очень вовремя проснулась, избежав скоропостижной смерти. Тогда в водах соленого озера Диких тоннелей она ведь тоже практически умерла. Раз за разом пытаясь выгрести к поверхности и чувствуя, как ледяная вода наполняет ее нос и рот, обжигая легкие огнем, Лантея едва сумела выплыть. Перед ее внутренним взором порой все еще возникало окно тусклого света высоко над головой, до которого никак нельзя было дотянуться, а оно все продолжало уменьшаться и исчезать. Может быть, именно дикий страх помог тогда маленькой девочке из последних сил оттолкнуться от острого каменистого дна, на которое она упала, и потянуться к блеклому пятну света. Желание сделать еще хотя бы один сладостный вдох наполнило ее уставшие руки силой, и гладкая поверхность озера разорвалась, выпуская ребенка из своего плена.
Потом были долгие часы лежания на холодном берегу, поросшем мхом. Она не могла ни пошевелиться, ни даже заплакать – лишь редко дышать и кривиться от чудовищной боли в обожженной медузой ноге. И если бы не мать и сестра, довольно быстро обнаружившие ее исчезновение из дворца, которые не меньше половины гарнизона отправили в тоннели для поисков Лантеи, то, наверное, самостоятельно выйти из лабиринта пещерных проходов она бы не смогла. Когда через треть дня несколько стражниц добрались до крошечного озера, спрятанного в переплетениях ходов, то девочка даже приняла их за мираж. Но это было ее спасение.
А теперь, когда она тонула в песке вдали от дома с опустевшей флягой на поясе, ей было смешно вспоминать обеспокоенные лица матриарха и Мерионы, когда им передали с рук на руки обессиленную раненую девочку пятнадцать лет назад. Тогда они плакали от счастья, что Лантея выжила. А теперь они самолично лишили ее шанса остаться живой и невредимой, подменив пресную воду и сократив время, которое она могла провести в пустынях, всего до пары дней. И вкус соленой воды на языке оттого становился лишь сильнее, будто Лантея вновь падала на самое дно темного озера, без надежды на спасение.
Девушка сглотнула, чувствуя, как язык прилип к небу от жажды, и огляделась по сторонам. Она совсем не помнила, когда вчера решила сделать привал и почему очнулась лицом в песке, хотя должна была сотворить для себя укрытие с помощью магии, но, судя по положению солнца, уже было утро. Вряд ли сон украл у нее больше пяти часов, зато сил немного прибавилось, даже голод утих. Что нельзя было сказать о жажде, которая пленкой стягивала весь рот и горло.
Поднявшись на ноги, девушка отряхнулась. Песчаная буря могла принести свои плоды: смещение дюн часто обнаруживало давно засыпанные экземпляры цветка пустыни. Лантея старалась не думать о том, что это могло сработать и в обратном направлении – погребя искомое растение. Забравшись на бархан, у подножия которого она провела ночь, хетай-ра приставила ладонь козырьком ко лбу и внимательно огляделась.
Во все стороны, куда ни глянь, тянулись лишь золотистые волны, спокойные и томные, погруженные в собственную меланхолию, длившуюся уже тысячи лет. Им не было дела до крошечной фигурки хетай-ра, скользившей по склонам барханов, карабкавшейся по сыпучим гребням и урывками дремавшей в тени глыб песчаника, вспарывавших знойный океан осколками каменистых скал и бугристыми плато.
На протяжении всего долго дня девушка устало брела вперед, сопротивляясь порывам ветра и отлавливая редких обитателей пустыни: скорпионов, сурикатов и даже одного крупного варана. Она ела мясо сырым, не брезгуя зубами разрывать кожу или панцирь и слизывать кровь, чтобы хоть как-нибудь промочить растрескавшиеся губы. Вкус был неважен, на него Лантея старалась не обращать внимания, потому что куда важнее было дать телу необходимые силы для дальнейшего пути. А условия становились лишь хуже. Слишком редко в этом районе пустынь ей стали попадаться кактусы или даже самые простейшие виды растений – теперь любой замеченный росток или корень она выдирала из песка, счищая ножом кожуру, и посасывала кислые ветки, надеясь добыть хоть каплю влаги.
Но даже несмотря на все старания, солнце продолжало иссушать воздух, выпаривая воду, и Лантея с каждым шагом чувствовала лишь тяжелый неподъемный груз усталости, который давил ей на плечи. Ее тело совсем перестало потеть из-за жары, глаза пересохли, а язык распух. Кожа на губах и лице медленно начинала трескаться от сухости. Она уже с трудом успевала поймать юркую ящерицу, если успевала ее заметить в камнях. Несколько раз рептилии даже вырывались прямо из рук, и девушка не могла их догнать, потому что пальцы все хуже и хуже ее слушались.
Когда линия горизонта окрасилась в янтарный цвет, а раскаленный солнечный диск медленно стал опускаться за границы песчаного океана, Лантея уже ни о чем не могла думать. Она с трудом понимала, в каком направлении двигалась, и лишь красными воспаленными глазами выискивала у себя под ногами хотя бы намек на какое-либо растение. И стоило вечерней мгле опуститься на пустыни, как хрупкая фигурка в светлом плаще, замершая на вершине очередного гребня, откуда она безразличным взглядом осматривала окрестности, упала на колени, а после, окончательно потеряв сознание, кулем скатилась вниз.
***
Ашарх и Манс проснулись очень поздно, практически уже к самому обеду. Они оба были в совершенно разбитом состоянии: мужчины практически не отдохнули, и если бы недоброжелатель вновь задумал подослать к ним утром убийц, то им бы непременно удалось задушить своих жертв в этот раз.
Совершенно не хотелось ничего делать. И, погребенные под бременем лености, профессор и хетай-ра до вечера даже не желали выходить из комнаты. Но если Манс оправдывался, уверяя своего подопечного, что в их случае это самое безопасное времяпрепровождение, учитывая наличие во дворце тхаги, то Ашарх лишь усмехался и продолжал урывками дремать. Поскольку всю ночь напролет его терзали кошмары, в которых либо Лантея заживо тонула в песках, либо Аш видел себя со стороны с окровавленным ножом в руках над телом убийцы. И теперь преподаватель просто старался восполнить свои силы уже днем, проваливаясь в короткие и яркие сны. А Манс его не тревожил, неотрывно наблюдая за коридором на этаже и постоянно проверяя оружие на поясе.
Лишь к вечеру, когда организм профессора оказался уже перенасыщен отдыхом, Аш наконец поднялся с кровати и одарил своего верного защитника кривой улыбкой.
– Нужно прогуляться.
– Нет, – коротко бросил Манс. – Хорошо здесь!
– Мы сидим тут как в склепе. Давай сходим к источникам.
– Не знать слово «склеп», – медленно проговорил юноша. – К истощники – нет! Хорошо здесь. Дворца.
– Ну, если ты не хочешь покидать дворец, то давай хотя бы пойдем в библиотеку. Даже там сидеть приятнее.
На это Манс все же согласился. Несколько раз пройдясь по коридору и заглянув во все ниши, он чуть ли не бегом провел профессора на этаж, где располагалась личная библиотека матриарха, уже облюбованная Ашархом за столько дней. От всех стражников и прислуги юноша шарахался в сторону как от прокаженных, не отнимая руки от оружия, а его острый кадык нервно дергался на горле, словно бы готовый вот-вот пропороть тонкую кожу.
В зале, погруженном в привычную тишину и полумрак, почему-то полностью исчезала любая тревожность и беспокойство, словно каменные стеллажи и кипы фолиантов могли защитить двух мужчин, оказавшихся под пристальным вниманием какого-то опасного игрока чужими судьбами. Даже Манс немного успокоился, хоть все равно подпер стеклянные двери тяжелой каменной вазой и запретил Ашарху ее сдвигать. В ответ же профессор, засучив рукава своей рубахи, сразу же жестом пригласил юношу к центральному столу и продолжил прерванные вечером занятия по залмарскому языку.
По прошествии пары часов, когда стало очевидным, что Манс вникал во все правила уже куда легче, преподаватель решил предложить своему ученику небольшие задания на составление собственных фраз с учетом имевшегося словарного запаса. Юноша воспринял подобное как вызов и, желая доказать свое усердие, весь обложился листами словарика, намеренный поразить своего учителя приобретенными знаниями.
Преподаватель лишь усмехнулся, радуясь подобному рвению, которое он довольно редко встречал даже во время своей работы в италанском университете, а сам в очередной раз бросил взгляд на каменные полки, уставленные пергаментными фолиантами. Впервые у него в голове мелькнула мысль о том, что он никогда не сможет все это прочитать. Десятки сотен книг, хранившие тайны забытой цивилизации хетай-ра, так и останутся недостижимой мечтой.
Ашарх тяжело вздохнул и решил потратить свое время на легенду о Гиртарионе, которая уже несколько дней крепко сидела у него в голове. Он без труда разыскал старинные карты города, которые предусмотрительно откладывал для себя на конкретной полке одного из книжных шкафов. Там также осталась лежать ветхая и единственная книга, содержавшая сведения про первый полис хетай-ра. Этот том для профессора нашла Лантея еще в первый вечер, проведенный в библиотеке, но Аш тогда не успел попросить ее перевести ни единой страницы. Теперь же, пока Манс был отвлечен своим заданием, преподаватель быстро засунул карты города-колыбели и книгу себе за пазуху. Забрав еще пару свитков с расположением всех пяти великих Барханов хетай-ра и карты рельефа отдельных участков пустынь, Ашарх как ни в чем не бывало вернулся к столу и продолжил помогать своему спутнику.
Совесть его не мучала совершенно. Если профессору удалось бы живым выбраться из города в ближайшее время, то он намеревался вплотную заняться исследованием древней легенды пустынных жителей. Или же, на самый крайний случай, за баснословные деньги продать полученные знания. Было очевидно, что Лантея, запутавшись в дворцовых интригах и занятая прохождением испытаний, могла позабыть о должном вознаграждении преподавателя, приглашенного в Бархан не просто так, а поэтому он сам решил позаботиться о своей награде на случай, если бы ему пришлось срочно покидать город.
***
Веки, налитые свинцом, подрагивали, однако сил открыть их у Лантеи не было. Она слышала все, что происходило вокруг, но очень смутно, будто отделенная от реальности толстой стеклянной стеной. Вот шелестел песок, по крупицам осыпаясь с вершины высокого гребня бархана, рядом с которым без движения лежала девушка. Вот шумно хлопали крылья какой-то крупной птицы, кружившей в ясном небе. А совсем неподалеку от хетай-ра короткими перебежками двигалась маленькая испуганная ящерица, искавшая для себя убежище: ее хвост с шелестом волочился по песку, а лапы с острыми когтями вспарывали податливую поверхность, в любой момент готовые сорваться на бег.
Лантея все это слышала. Будто на мгновение ей удалось почувствовать саму суть пустынь и раствориться в золотистом песке, засыпавшем ее тело практически полностью. Она знала, что солнце уже медленно клонилось к горизонту, обещая в скором времени опустить на раскаленные дюны свежесть ночной прохлады. Наверное, темнота придала бы сил девушке, но пока что она могла лишь лежать без движения, заставляя свое измученное обезвоженное тело делать каждые несколько секунд новый вздох.
Лишь через полчаса или, может, даже час Лантея сумела разлепить веки, открыв высохшие обожженные солнцем глаза, покрытые сеткой лопнувших сосудов. На это простое действие у нее ушел весь запас сил, которые она копила с самого пробуждения. И теперь, водя мутным взглядом по песку вокруг себя, хетай-ра далеко не сразу сумела сконцентрироваться на собственной руке, лежавшей практически возле самой ее головы. Затекшая конечность ее не слушалась, скрюченные пальцы в порванных митенках были покрыты пузырями лопнувшей кожи. А на запястье, грязная и почти потерявшая свой изначальный зеленый цвет, была повязана лента. Последняя вещь, которая досталась Лантее от тети Чият. Напоминание о прощальном послании, о годах, проведенных вместе, а еще о цели, которую девушка должна была воплотить в жизнь во что бы то ни стало.
Ведь она обещала Чият исполнить свою мечту и открыть Барханы, выведя хетай-ра на поверхность. И тетя считала, что племяннице по силам исполнить желаемое. Она верила в нее, а Лантея оказалась слишком слаба даже для того, чтобы пройти первое испытание. Теперь золотые пески поглотят ее тело, иссушат плоть, превратят душу в самум, а где-то там, далеко позади, профессор истории Сои Ашарх в одиночестве останется во мраке Бархана, лишенный всего.
И тогда гордая дочь матриарха заплакала. Горько заплакала. И совсем без слез.
Сколько еще прошло времени, пока она беззвучно и сокрушенно себя жалела, трудно было сказать. Только солнце уже наполовину погрузилось за линию горизонта, а небо окрасилось алым – багровые облака эфемерной паутиной растянулись на западе над самой землей. Будто где-то должна была пролиться кровь, и лишь небеса знали об этом.
Поднялся сильный ветер. Он закручивался в тугие вихри, подвешивая в воздухе песчаную дымку. Барханы дрогнули и медленно начали осыпаться, тая на глазах и желтыми волнами устремляясь туда, куда их гнали воздушные потоки, становившие все сильнее с каждой минутой. И вот уже ветер добрался до Лантеи, лежавшей на песке тряпичной куклой, и сорвал с нее капюшон, взметнув седые волосы. Плащ вздулся парусом, а с запястья соскользнула тонкая зеленая лента.
