полная версия

Сборник статей
Революции в России. Теория и практика социальных преобразований

Полная версия

Февраль 1917 г. среди русских войск на Балканах

Общее состояние русских войск на Балканах к весне 1917 г. было намного тяжелее, чем у их товарищей во Франции. Солдатам «балканских» бригад приходилось сражаться в невыносимо тяжелых условиях, подолгу оставаясь без горячей пищи, обмундирования, не говоря уже о трудностях боевой деятельности, связанных с отсутствием артиллерийских и инженерных частей, а обыкновенная доставка раненых и больных в госпитали по узким горным тропам превращалась в настоящий подвиг.

Как и во Франции, шквал новостей обрушился на русских чинов: отречение Николая II и великого князя Михаила Александровича от престола, образование Временного правительства, появление на посту военного министра штатского человека. Никто ничего не знал. Офицеры Особых бригад на Балканах растерялись точно так же, как и во Франции. Так, 8-го Особого пехотного полка полковник И.И. Шекеров писал жене: «Когда же все это закончится?! Дело дошло до того, что наши верные союзники косятся на нас, особенно сербы, опасающиеся подписания Россией сепаратного мира с германцами»¹⁵⁸.

Об отречении (15 марта) солдаты узнали позднее, чем их товарищи во Франции, – официально войскам объявили эту новость 25 марта. Текст отречения был опубликован в приказе по 4-й бригаде № 59 от 27 марта. Об образовании Временного правительства войска были проинформированы еще позднее – 29 марта, причем с долей неуверенности («по имеющимся сведениям»)¹⁵⁹. Данная задержка была не удивительна: так, приказ № 454 по Военному ведомству от 25 августа 1916 г. был опубликован в приказе по 1-й бригаде («французской») спустя полтора месяца – 11 октября, в приказе по 4-й бригаде («балканской») спустя два с половиной месяца – 10 ноября.

30 марта Представитель Ставки при Главнокомандующем Союзной Восточной армии генерал-майор В.А. Артамонов телеграфировал из Салоник: «…генерал Леонтьев проникнут горячим желанием сделать все возможное, чтобы русские войска на отдаленном фронте поддержали до конца честь русского оружия. Такими же чувствами исполнен и генерал Дитерихс, в бригаде коего тоже полный порядок»¹⁶⁰. Принятие присяги Временному правительству в «балканских» бригадах, как и во «французских», прошло достаточно спокойно.

Для исследования точек зрения солдат и офицеров следует использовать 11 единиц источников: воспоминания 7 солдат (рукопись Иванова, Наседкин, Погорелов, Рыжов, Скворцов, Суворов, рукопись Шаевского), 2 офицеров (Смирнов, Фохт), Отчет Эвертса и Доклад Временному правительству¹⁶¹.

Первое (восторженное отношение): Рыжов.

Второе (положительное): Наседкин и Доклад Временному правительству.

Третье (ярко выраженное отрицательно отношение): Фохт, описавший свои чувства по прочтении французских газет с новостями об отречении императора: «Мы остолбенели, и, вероятно, у обоих дыхание сперло. (…) Говорить было нечего и незачем…, и в душе все крепло предчувствие глубочайшей непоправимости происшедшего».

Четвертое (отрицательное): обер-офицер Смирнов.

Пятое (констатация факта о революции): Иванов (рукопись), Скворцов, Суворов, Шаевский (в опубликованном и неопубликованном вариантах). Так, Шаевский в статье упомянул о революции весьма кратко, словно не определился с трактовкой события, сделав упор на появлении многочисленных митингов, «на которых высказывалось все наболевшее». Его впечатления, воспроизведенные в оригинале воспоминаний, соответствовали опубликованным: «В тылу уже ходили слухи, что в России свергнут с престола царь Николай и образовано новое правительство».

Шестое (революция как неожиданное и непонятное событие): подполковник Эвертс, четко сказавший: «Ни офицеры, ни солдаты не знали, как определенно отнестись к совершившемуся факту, и это послужило причиной начавшегося упадка дисциплины».

Седьмое (отсутствие упоминания о революции): не выявлено.

Восьмое (иное): Погорелов, описавший Февраль как констатацию, но затем перешедший к восторженному стилю.

Общее количество источников по изучению настроений среди русских войск на Балканах – 11 единиц (100%), из которых 7 солдатских (64%), 2 офицерских (18%) воспоминаний, Отчет Эвертса (9%) и Доклад Временному правительству (9%).

Следовательно, отталкиваясь от условных смысловых единиц, можно перевести отношение русских войск на Балканах к Февралю в условные процентные характеристики:

• восторженно и положительно к Февралю отнеслись 3 раза (все – солдаты) или 27%;

• ярко выраженное отрицательное отношение – 1 раз или 9%;

• отрицательное отношение к Февралю – 1 раз (офицер) или 9%;

• констатацию факта Февраля отметили 4 раза (из них 1 офицер) или 37%;

• революцию как неожиданное и непонятное событие представили 1 раз (Отчет Эвертса) или 9%;

• отсутствие упоминания о революции не продемонстрировал никто;

• иное продемонстрировали только 1 раз (солдат) или 9%.

В целом реакция у солдат «балканских» бригад к Февралю соответствовала реакции солдат «французских» бригад, но с одним отличием: процент недовольных Февралем был выше.

Октябрь среди русских войск на Балканах

Несмотря на тяжелое военно-политическое положение России (и Франции) к октябрю 1917 г. на Балканах, ситуация для 2-й и 4-й Особых бригад продолжала оставаться тяжелой, но управляемой, в то время как во Франции 1-я и 3-я бригады уже перестали являться боевыми единицами. Французский военный историк Ф.-Ж. Дейга даже удивлялся, как могли русские войска на Балканах выполнять воинский долг, когда они могли запросто перейти на сторону болгарских войск. Если подобное произошло бы, заключил Дейга, случилось бы непоправимое – открылась бы огромная брешь на фронте, заполнить которую французскому командованию абсолютно не представлялось возможным¹⁶².

Для исследования точек зрения солдат и офицеров следует использовать 13 единиц источников воспоминания: 10 солдат (Алмазов, рукопись Иванова, Наседкина, Новиков, Обичкин, Погорелов, Рыжов, Скворцов, Суворов, Шаевский), 2 офицеров (Смирнов, Фохт) и Отчет Эвертса¹⁶³.

Первое (восторженное отношение): Иванов, Рыжов.

Второе (положительное): Обичкин.

Третье (ярко выраженное отрицательно отношение): не выявлено.

Четвертое (отрицательное): не выявлено.

Пятое (констатация факта о революции): Суворов, Наседкин, Новиков, Погорелов, Шаевский, но представлявшие событие скорее как возможность возвращения на родину. В оригинальном варианте Шаевский, например, практически промолчал: «Слух о перемирии в России и революции подтвердился».

Шестое (революция как неожиданное и непонятное событие): не выявлено.

Седьмое (отсутствие упоминания о революции): Скворцов, Смирнов, Фохт, Отчет Эвертса.

Восьмое (иное): Алмазов, вспоминавший революцию и восторженно, и как неожиданное событие одновременно: «…весть об октябрьской победе рабочих и крестьян…, эта весть для нас в горах Балкан была вестью важной, вестью многоговорящей. Эта весть действительно на мгновенье внесла некоторую растерянность не только в командный состав, но и в солдатскую массу нашей дивизии».

Общее количество источников по изучению настроений среди русских войск на Балканах – 13 единиц (100%), из которых 10 солдатских (77%), 2 офицерских (15%) воспоминаний и Отчет Эвертса (8%).

Следовательно, отталкиваясь от условных смысловых единиц, можно перевести отношение русских войск на Балканах к Октябрю в условные процентные характеристики:

• восторженно и положительно к Октябрю отнеслись 3 раза (солдаты) или 23%;

• ярко выраженное отрицательное и просто отрицательное отношение не продемонстрировал никто;

• констатацию факта Октября отметили 5 раз (все – солдаты) или 39%;

• революцию как неожиданное и непонятное событие не представил никто;

• отсутствие упоминания о революции продемонстрировано 4 раза (солдаты и Отчет Эвертса) или 31%;

• иное продемонстрировано 1 раз или 7%.

Таким образом, Октябрь солдаты на Балканах встретили более чем спокойно. Вопреки логике советского взгляда на историю Октября, процент тех, кто констатировал факт революции и тех, кто вообще не упомянул о ней, вполне идентичен.

* * *

Вышеуказанные данные можно свести в условную сводную таблицу (табл. 1).

Структура источников показана в табл. 2.

Анализ отношения солдат и офицеров русских войск во Франции и на Балканах к Февралю показывает следующее.

Во-первых, к Февралю во Франции и на Балканах источники отнеслись одинаково восторженно положительно (23 и 25%) и в равной мере совершенно спокойно (36 и 37%), но на Балканах процент недовольных обеими революциями был несопоставимо выше (5 и 18%).

Во-вторых, Февраль явно стал во Франции более неоднозначным событием, чем на Балканах (27 и 9 %).

Таблица 1

Таблица 2

Анализ отношения солдат и офицеров русских войск во Франции и на Балканах к Октябрю показывает следующее:

Во-первых, к Октябрю во Франции и на Балканах источники отнеслись одинаково восторженно положительно (26 и 21%), но, как ни парадоксально, на Балканах к Октябрю оказалось больше равнодушных (17 и 39%), но никого, кто отнесся бы отрицательно (5 и 0%).

Во-вторых, во Франции и на Балканах источники во многом вообще даже и не обратили внимания на Октябрь (47 и 31%).

Таким образом, учитывая вышеупомянутые качественные различия источников (опубликованные и неопубликованные, ничтожный процент офицерских воспоминаний), отношение офицеров и солдат во Франции и на Балканах к обеим революциям было явно неоднозначным и противоречивым и выбивается из сложившегося в советскую эпоху стереотипа. Причины указанного отношения, скорее всего, лежат в неравномерности исторических условий пребывания очевидцев (во Франции или на Балканах), от их мировоззрения и других субъективных факторов. Дальнейшее выявление источников, возможно, позволит скорректировать вышеозначенные оценки. Весьма показательно, что несмотря даже на опубликованные в СССР воспоминания, т.е. работу политредакторов, мнения солдат не всегда отвечали «правильным» взглядам эпохи.

А.М. Коллонтай – агитатор революции 1917 г

Головченко В.К.

Аннотация. В статье представлен обзор основных этапов в развитии агитационной деятельности Коллонтай с сопутствующим рассмотрением специфики целевой аудитории и роли революционерки в событиях 1917 г.

Ключевые слова: А.М. Коллонтай, революционная агитация, пропаганда, митинги, Революция 1917 г.

A.M. KOLLONTAI – AGITATOR REVOLUTION OF 1917

Golovchenko V.K.

Abstract. The article also provides an overview of the main stages in the development of Kollontai's campaign activities, with a concomitant consideration of the specifics of the target audience. In addition, the author's assessment of Kollontai's activity for the indicated period is presented.

Keywords: Kollontai, revolutionary agitation, propaganda, rallies, the Revolution of 1917.

Важной страницей в жизни Александры Михайловны Коллонтай является ее агитационная деятельность как в преддверии революции 1917 г., так и во время нее. Ни одно жизнеописание А.М. Коллонтай не обходится без упоминания о ее головокружительных успехах на пропагандистско-агитационном поприще. Подобная историографическая традиция в советский период сложилась в работах М.И. Олесина¹⁶⁴, Н.Д. Карпецкой¹⁶⁵, А.М. Иткиной¹⁶⁶.

К активной агитационно-пропагандистской карьере Александра Михайловна приходит в зрелом возрасте: к 1917 г. ей 45 лет. Для мотивирующих, ярких и заражающих выступлений необходимо обладать живостью ума, восприимчивостью, владеть ораторским искусством. О блистательной речи А.М. Коллонтай на конференции в Копенгагене еще в 1910 г. писала датская газета «Политикен»: «…И вот на трибуну поднялась г-жа Коллонтай из Санкт-Петербурга… Движение руки – и пламя революционного энтузиазма засверкало в словах, она зажгла всех своим волнующим пафосом, своей неуемной энергией, своей беспредельной страстностью… Когда она умолкла, раздались такие бурные аплодисменты, что казалось, будто сам царский трон разрушится от этого»¹⁶⁷. В письме к А.М. Коллонтай от 9 ноября 1915 г. В.И. Ленин настаивает на зарубежных выступлениях Коллонтай: «…нам архиважно выступить на разных языках (Вы в этом отношении могли бы многое сделать)»¹⁶⁸. В это время Александра Михайловна находится в Америке, куда прибыла по приглашению немецкой секции Американской социалистической партии с целью «агитировать против войны», переезжая от штата к штату (около 80 городов) с чтением лекций. 29 октября Коллонтай отчитывается сама перед собой в дневнике: «Я здесь, в Америке, 21 день, а провела уже 23 собрания!»¹⁶⁹. Итогом поездки становятся 123 лекции и несколько статей¹⁷⁰. 18 марта 1917 г. Коллонтай вернулась в революционную Россию. По возвращении она включается в агитационную работу, но вскоре ее арестовывают: помещают в Кресты, после – переводят в Выборгскую женскую тюрьму.

Коллонтай и в заключении не оставляет партийных дел: 26 марта становится членом Исполкома Петроградского совета, ее избирают в члены ЦК РКП(б). После освобождения Александра Михайловна не перестает выступать.

В книге «Революционер, трибун, дипломат» А.М. Иткиной есть описание митинга в цирке «Модерн»: «Коллонтай проникновенно говорила о страданиях и муках, которые война принесла народу. Ее слова убеждали и волновали. Солдаты, матросы, работницы слушали и верили ей, потому что она говорила о самом для них близком, сокровенном»¹⁷¹. Среди ее призывов звучат: «Лгут, кто говорит о защите отечества. Войну ведут капиталисты для дележа добычи», «Куда идут народные деньги? На школы, больницы, на жилища, на охрану материнства и детства? Ничуть не бывало. Деньги народные идут на кровавые схватки», «Становитесь под красное знамя большевистской партии! Пополняйте ряды большевиков – бесстрашных борцов за власть Советов, власть рабочих и крестьян, за мир, за свободу, за землю!»¹⁷². Толпа принимает ее одобрительно, перенимает позицию оратора: Коллонтай говорит простые, понятные каждому и не оставляющие равнодушным вещи. Среди воспоминаний, оставленных о выступлениях Коллонтай, есть заметка Валентины Максимилиановны Дюшен: «Когда раздался ее грудной, чарующий голос, весь зал смолк и не сводил с нее глаз. Нас всех покорила ее манера говорить, убежденность, темперамент, весь ее облик»¹⁷³.

Она заражалась экстатическим состоянием публики и комментировала свои выступления в дневнике следующим: «Я сама горела, и мое горение передавалось слушателям. Я не доказывала, я увлекала их. Я уходила после митинга под гром рукоплесканий, шатаясь от усталости. Я дала аудитории частицу себя и была счастлива»¹⁷⁴.

Коллонтай продолжает агитировать, по поручению совета она отправляется на агитацию среди матросов Балтийского флота. Работа в этой области была необходима: Центробалт, которым руководил в тот момент Павел Ефимович Дыбенко, был в конфронтации с правительством Керенского. Почему именно она? К матросам-балтийцам агитаторы различных политических сил приезжали регулярно, их речи не находили ожидаемый отклик. ЦК решает шокировать «непробиваемую» публику визитом умной и харизматичной женщины. Прибыв на место, Александра Михайловна не растерялась перед удивленными взглядами: «ловко вскочила на ящик, ставший импровизированной трибуной»¹⁷⁵. Коллонтай выбрала для речи доверительную манеру, начав со слов: «Скажи, товарищ, что пишут тебе из дома?»¹⁷⁶. Речь женщины-трибуна была выслушана матросами со вниманием.

Кроме солдат, Коллонтай выбирает своей целевой аудиторией женщин, считая, что необходимо «сплачивать силы работниц и рабочих вокруг той партии, которая … защищает интересы пролетариата России»¹⁷⁷. Так, в апреле – мае 1917 г. она разворачивает агитационную деятельность среди работниц прачечных, которые организовали стачку за повышение заработной платы. По мнению одного из ведущих зарубежных специалистов по русской истории XIX–XX вв. Ричарда Стайтса, успех выступлений А.М. Коллонтай заключается в том, что она «сводила сложные революционные теории к повседневным понятиям, которые были ясны каждой пролетарской домохозяйке: голодные дети, муж на фронте и политический разрыв между миротворцами-большевиками и спекулировавшими на войне капиталистами»¹⁷⁸. В итоге, вопрос о положении прачек довели до исполкома, где удалось добиться повышения тарифа на услуги.

Безусловно, Александра Михайловна Коллонтай – неоднозначная фигура периода революции 1917 г. Но нельзя недооценивать ее успехи на внешне- и внутриполитических выступлениях. Коллонтай знала, как добиваться своего от аудитории, как подчинять себе слушателя. Агитационно-пропагандистская деятельность Александры Михайловны внутри страны в период 1917 г. – это, прежде всего, ее собственная вера в идеалы революции и симплифицированная адаптация идей большевизма для рабочих.

Последствия революции 1917 г. в России для судеб государств и народов в ХХ столетии

Между догмой марксизма и стихией национализации: о некоторых итогах и уроках советской системы управления экономикой в эпоху революции и гражданской войны в Казахстане (1917–1921 гг.)

Медеубаев Е.И.

Аннотация. В статье освещаются вопросы истории национализации промышленности в Казахстане в первые годы после установления Советской власти. Понимание своеобразия сущности экономической политики большевиков в Казахстане, особенностей его развертывания и долговременных последствий для общества упирается в переосмысление феномена Октябрьской революции 1917 г. и ее значения для исторических судеб народов бывшего СССР. Национализация предприятий со стороны государства во многом носила карательный характер, решения принимались в пылу революционной борьбы. Решающую роль в процессе национализации промышленности сыграла марксистская идеология.

Ключевые слова: революция, большевики, советская власть, Степной край и Туркестан, национализация, частная собственность.

BETWEEN THE DOGMA OF MARXISM AND THE ELEMENTS OF NATIONALIZATION: ABOUT SOME OF THE RESULTS AND LESSONS OF THE SOVIET SYSTEM ECONOMY MANAGING IN THE REVOLUTION AND THE CIVIL WAR ERA IN KAZAKHSTAN (1917–1921)

Medeubayev Y.

Abstract. The article covers the history of the industry nationalization in Kazakhstan in the first years of Soviet power establishment. Understanding the nature of the Bolsheviks economic policy in Kazakhstan and the specifics of its deployment and the long-term consequences for society leads to the rethinking the phenomenon and significance of the October Revolution of 1917 for the historical destinies of the former USSR peoples. The nationalization of enterprises by the state was largely punitive; decisions were made in the heat of the revolutionary struggle. Marxist ideology has been played a decisive role in the process of the industry’s nationalization.

Keywords: revolution, the Bolsheviks, the Soviet government, the Steppe region and Turkestan, nationalization; private property.

Понимание своеобразия сущности экономической политики большевиков в Казахстане в первые годы после прихода к власти, особенностей его развертывания и долговременных последствий для общества упирается в переосмысление феномена Октябрьской революции 1917 г. и ее значения для исторических судеб народов бывшего СССР. Революция, явившаяся результатом глубочайшего внутрироссийского кризиса, застала врасплох многочисленные народы империи. Вместе с тем, революция не только сохранила российское имперство как сложноорганизованную этногосударственную и территориально-экономическую систему, но и вывела его на новый виток развития, модернизировало, придав новый импульс. Полиэтничное население огромного региона Степного края и Туркестана помимо своей воли оказалось участником авантюрного эксперимента марксистской утопии.

Национализация частных предприятий проводилась по различным мотивам и различными организациями. Как показывает практика, чаще всего возникала следующая ситуация. Владелец предприятия скрывался, а вместо себя оставлял администрацию, которая должна была охранять здание, техническое оборудование на тот случай, если владелец вернется вместе с реставрацией старой власти. В таких случаях оставшийся на местах технический персонал не имел возможности влиять на заводские производственные процессы и вел себя пассивно. Однако вместе с тем администрация осуществляла операции по нелегальному сбыту продукции и сырья. Все это не могло не остаться незамеченным рабочими, которые, опасаясь остаться без работы и зарплаты, требовали конфискацию данного предприятия. Так, 20 февраля 1918 г. рабочие и служащие крупнейшего в регионе Риддерского горнопромышленного акционерного общества обратились в СНК РСФСР с телеграммой, где сообщали о том, что правление АО закрывает предприятия и распродает их имущество. Поэтому главным требованием было провести национализацию предприятия¹⁷⁹. Чаще всего общее собрание рабочих выносило категорическое постановление о национализации, когда убеждалось, что центральные органы власти, боясь сделать ошибку, затягивают решение вопроса.

Охватившую экономику всеобщую дезорганизацию производства и возникшие в связи с этим трудности историки-марксисты пытались напрямую связать с якобы «злостным умыслом капиталистов», «массовым саботажем» со стороны частных владельцев. Владельцы промышленных предприятий сокращали производство, но не по идеологическим мотивам: в складывающейся ситуации просто невозможно было поддерживать его на высоком уровне. Следствием этого было сокращение рабочих мест и зарплаты, что не могло не вызывать недовольства людей. В середине января 1918 г. рабочие и служащие акционерного общества паровых мельниц обратились в Актюбинский уездный исполком с жалобой на владельцев предприятий, которые, на их взгляд, незаконно остановили производство. В этой связи исполком постановил конфисковать паровые мельницы у их владельцев. 23 мая 1918 г. Актюбинский уездный исполком сообщал Оренбургскому губисполкому о том, что произведено обобществление местного пшено-мукомольного товарищества. Этот акт объяснялся тем, что руководители товарищества свертывали производство. Таким образом рабочие лишались своих мест и обострялась ситуация с продовольствием¹⁸⁰. В январе 1918 г. владельцы крупных кожевенных заводов Петропавловска Зенковы объявили о закрытии предприятий, объясняя это нехваткой сырья. В ответ на это действие частных предпринимателей уездный исполком национализировал кожевенные заводы¹⁸¹.

Для всего процесса национализации в Степном крае, как и для всей Советской России, было характерно отсутствие деловой хозяйственной связи мест с Центром, какой-либо планомерности и упорядоченности. Мощный революционный кризис, потрясший всю бывшую Российскую империю до основания, всколыхнул миллионные массы людей. В такой обстановке процесс огосударствления частной собственности неизбежно нес на себе печать стихийности и хаоса. Если в Европейской части России количество и качество партийной и рабочей массы позволяло оказывать планомерное давление на крупный капитал, то на национальной окраине это было сделать труднее. Поэтому разгул стихии национализации здесь приобрел неуправляемый характер. В процессе национализации в немалой степени присутствовал элемент криминального куража. Типичная для этого времени показательная акция – вывоз на мусорной тачке управляющего или владельца завода за пределы предприятия. В ноябре 1917 г. рабочие Спасского медеплавильного завода вывезли из цеха на тачке и выбросили в мусорную яму английского инженера Хаила. Управляющий Сарысуйской фабрикой Морган и другие англичане спешно покинули Спасск, оставив вместо себя технический персонал¹⁸². Процесс экспроприации частного имущества в промышленной сфере, происходивший в первой половине 1918 г. в том числе и в Степном крае, нужно рассматривать именно как карательную акцию, носившую репрессивный характер. Обращает на себя внимание то, что декрет о национализации промышленности был издан правительством народных комиссаров России только 28 июня 1918 г. Вряд ли большевики задним числом нуждались в юридическом оформлении своих, по сути дела, противоправных действий. Ряд исследователей связывают появление этого декрета с требованием Германии уплатить компенсацию за предприятия, функционировавшие с участием германского капитала и не национализированные до 30 июня 1918 г.¹⁸³

Архивные документы раскрывают драматические перипетии, в которых проходила национализация того или иного промышленного объекта. Их владельцы приводили представителям новой власти массу доводов и аргументов в пользу сохранения права частной собственности на предприятие. Подобную ситуацию можно проследить на примере национализации товарищества «Сантонин», больше известного как Чимкентский сантонинный завод. Завод производил из редкого растения дармины (семя цитварной полыни) дорогое лекарственное вещество – сантонин. Исключительно ценное растение дармина, некогда произраставшее на черноморском побережье и в Северной Африке, к рассматриваемому периоду повсюду исчезло, кроме как Южного Казахстана, где произрастало на ограниченной площади между городами Туркестан и Чимкент. В силу этих и некоторых других причин Чимкентский сантонинный завод являлся уникальным в мире предприятием, приносившим своим хозяевам и государству в виде налогов огромную прибыль. Это был как раз тот случай, когда бывшие владельцы боролись буквально до последнего за то, чтобы участвовать в производственном процессе и сохранить за собой хотя бы часть потерянных доходов.

Завод был национализирован декретом СНК Туркестанской республики от 30 апреля 1918 г.¹⁸⁴ Однако в действительности завод был конфискован несколько раньше. Осенью 1917 г. ташкентским большевистским центром в Чимкент был направлен М.И. Зибаров, где его назначили комиссаром сантонинного завода и одновременно избрали председателем Чимкентского уездного Совета. Завод был взят под контроль рабочих, а 29 марта 1918 г. уездный Совет своим решением национализировал его. Уже 5 апреля супруга бывшего владельца завода В.Н. Иванова прислала на имя старшего механика Осипова письмо. В нем она настоятельно просила заводскую администрацию разъяснить рабочим и служащим, что советское государство, конфисковав завод, не сумеет справиться с руководством и организацией производства данного предприятия. «Завод погибнет, а рабочие и служащие останутся без работы и лишатся куска хлеба», – писала она. В письме далее говорилось, что решение Чимкентского Совета о национализации завода обжаловано, и администрации предприятия до получения новых указаний предлагалось не подчиняться приказам назначенного на заводе комиссара и не представлять ему никаких сведений¹⁸⁵. За три дня до издания декрета СНК Туркестана о национализации завода, то есть 27 апреля 1918 г., его бывший владелец В.Н. Иванов направил в Совнарком Туркестанской республики прошение с ходатайством об отмене намечавшегося постановления о национализации предприятия. Автор изложил в прошении свои доводы, акцентируя внимание на том, что производство сантонина достаточно трудоемкий процесс, а его реализация на мировом рынке является деликатным делом. «По изложенным основаниям я прошу сохранить это единственное в мире предприятие, имеющее всемирно важное значение в руках товарищества “Сантонин”, дабы его не сгубить», – говорилось в заключении¹⁸⁶.

Большевики, совершая переворот под лозунгами социального равенства и уравнительного распределения материальных благ, полностью ликвидировали институт частной собственности. «Экспроприация экспроприаторов» и идея бестоварного общества находили своих сторонников среди маргинализированной части населения. Конечно, неправильно только лишь этим объяснять стремительность «красногвардейской атаки на капитал». Однако инициатива «снизу» часто имела место. Так, 10 марта 1920 г. собрание жителей села Гуляй-Поле Графской волости Акмолинского уезда обратилось с требованием в уездный СНХ национализировать небольшие маслобойные заводы А. и И. Макухиных и Исаенко. Мотивировалось это решение следующим. Заводы Макухиных и Исаенко за один рабочий день вырабатывали в масло 50 пудов семян по 10 рублей за 1 пуд. Кроме этого, с 50 пудов семян оставалось 35 пудов жмыха, который продавался по 10 руб. за 1 пуд. В день, таким образом, получалось 850 рублей чистой прибыли. Двум наемным рабочим выплачивалось 225 руб. в день. Остальная часть выручки оставалась хозяевам. Всю эту нехитрую «арифметику» произвели односельчане владельцев предприятий и на этом основании выступили с инициативой о национализации¹⁸⁷.

Чрезвычайно важной в процессе массовой национализации крупных предприятий металлообрабатывающей, горной и горнозаводской промышленности Казахстана стала дата 11 мая 1918 г. Именно в этот день вышло постановление правительства Советской России о национализации и финансировании Западно-Сибирских копей и предприятий¹⁸⁸. Особое внимание обращает на себя то положение, которое сложилось в период после национализации на предприятиях и каменноугольных копях «Киргизского» и «Риддерского» акционерных обществ, Спасских и Атбасарских медных промыслах, так как перечисленные промышленные объекты Степного края являлись крупнейшими, а некоторые и единственными в своем роде в масштабах бывшей царской России. Как известно, с лета 1918 г. почти до конца 1919 г. территории Центрального и Восточного Казахстана находились под управлением Временного Сибирского правительства Колчака. С восстановлением своей власти над большей частью рассматриваемого региона Казахстана большевики приступили к хозяйствованию над промышленными предприятиями края на «военно-коммунистических» началах.

Следует отметить, что в результате социально-экономических потрясений, из-за частого перехода из рук в руки вследствие смены политической власти, промышленные предприятия Акмолинской и Семипалатинской областей к началу 1920 г. находились в плохом техническом состоянии. По требованию чрезвычайных органов Советской власти – ревкомов и хозяйственных органов совнархозов – технические управленцы национализированных предприятий предоставляли отчеты об их положении. Из этих отчетов вырисовывалась удручающая картина национализированной промышленности. Так, в январе 1920 г. управляющий Риддерскими предприятиями инженер Н.К. Лессиг направил докладную записку в Семипалатинский губсовнархоз. Из доклада становится известно, что рудники и фабрики национализированного АО «Риддерское» остановились еще в январе 1918 г. – с того момента, когда инженеры-американцы из-за политических событий в России уехали на родину. Работали лишь вспомогательные цеха, механическо-литейная мастерская, лесопильный завод, железная дорога. В период реставрации старой власти, в 1918–1919 гг., были возобновлены контакты с заграницей. Весной 1919 г. в США было отправлено 300 пудов риддерских руд для производства опытов новейшими методами обогащения. Инженер Лессиг рекомендовал Семипалатинскому губсовнархозу не возобновлять добычу риддерских руд до тех пор, пока не будут получены благоприятные результаты опытов в США и советовал командировать в Америку русских инженеров для производства опытов с посланными туда риддерскими рудами¹⁸⁹. Политические реалии того времени были таковы, что, вероятно, этот совет и другие рекомендации горного инженера Н.К. Лессига советским хозяйственным органам Семипалатинской области были не нужны.