bannerbannerbanner
Ночные всадники. Нарушители закона (сборник)

Риджуэл Каллем
Ночные всадники. Нарушители закона (сборник)

Полная версия

Глава XXX
Неожиданность

Чарли Брайант очнулся к вечеру от своего опьянения. Он лежал на дороге около кустов; голову у него разламывало от боли, и его мучила сильная жажда. Он присел на земле, но некоторое время никак не мог сообразить, где он находится и что с ним случилось. Наконец он вспомнил, что он был в кабаке О’Брайена и покинул его совершенно пьяным. Он вскочил на лошадь и, должно быть, ехал до тех пор, пока не свалился на землю и заснул там, где упал.

Какой же день сегодня? Понедельник? Ему смутно вспомнилось что-то касающееся понедельника. Он чувствовал себя очень дурно, но мало-помалу мысли его стали проясняться. Он с трудом поднялся на ноги, подошел к своей лошади, щипавшей траву у кустов, и распутал поводья, поправил седло, съехавшее набок, и вскочил в него, предоставив лошади выбрать дорогу.

Лошадь быстро побежала по тропинке, проложенной скотом в чаще кустарника, но Чарли, занятый приведением в порядок своих мыслей, не замечал этого. Вдруг его лошадь закинула голову и поджала уши; в тот же момент Чарли различил невдалеке тихое ржание. Он тотчас же соскочил с седла, привязал лошадь в кустарниках и пошел дальше пешком. Перед ним был тайный кораль, позади которого находилась старая хижина. Он углубился в кусты и, дойдя до просеки, увидал двух лошадей, привязанных к загородке кораля. Одну он узнал тотчас же: это была лошадь Файлса, а чья была другая – это уже не имело значения. Он остановился и стал прислушиваться, опустив руку в карман, где у него лежал револьвер. Скоро до него донеслись голоса. Два человека подходили к хижине: это были инспектор Файлс и Пит Клэнси. Они разговаривали.

Слепое бешенство овладело Чарли, и он с трудом удержался, чтоб не выхватить револьвер и не выстрелить. Но благоразумие взяло верх. Надо было прежде узнать, о чем они говорят. Чарли стал прислушиваться. Для него с самого начала стало ясно, что тут была измена, а теперь он узнал, что Пит выдал Файлсу тайну старого кораля и хижины, поскольку она была известна ему самому.

– Кто же он такой? – допытывался Файлс, требовавший, чтобы Пит назвал вождя шайки.

Чарли затаил дыхание. Но Пит, злобно усмехнувшись, сказал:

– Вы сами увидите кто, когда захватите его в лодке. Я указал вам путь, как овладеть им, и этого с вас довольно. Вы ничего не можете сделать мне потому, что я действовал по закону, я выполнил условие. Теперь ваше дело.

Чарли вздохнул с облегчением, но все-таки ярость его против изменника разгоралась все сильнее и сильнее. Файлс вскочил на лошадь и выехал на тропинку. Первым побуждением Чарли было пристрелить его. Это было нетрудно сделать и, пожалуй, было бы лучшим средством уничтожить последствия измены. Но он вовремя подумал, что наверняка Файлс передал другим своим помощникам рассказ Пита, и они могли заменить его. Одно было верно, что сегодня ночью нельзя доставить сюда запретный товар. Надо было как-нибудь предупредить опасность.

Чарли наблюдал за Питом, который отвязал свою лошадь и отвел ее на некоторое расстояние от ограды кораля. Затем он тщательно запер дверь хижины и уничтожил свои следы и полицейского инспектора. Тогда Чарли вышел из кустов и громко крикнул:

– Проклятый изменник!..

Пит тотчас же повернулся и стал стрелять в Чарли. Одна пуля прострелила его шляпу, другая – рукав, но прежде чем он успел пустить третью пулю, Чарли выстрелил в него, и он сразу свалился.

С полминуты Чарли смотрел на убитого, распростертого на земле, потом толкнул ногой мертвое тело и быстрыми шагами направился к хижине. Он вошел в нее и открыл секретный шкаф. Он был совершенно пуст.

Было уже около полуночи, когда Чарли вернулся домой и разбудил своего брата. Билл испугался, когда увидел его. Чарли был смертельно бледен, и, видимо, он был сильно расстроен, так как едва мог говорить.

– Билл, – простонал он, – Пит Клэнси, которого ты отколотил, сделался изменником, и я… я застрелил его! Сегодня ночью привезут груз виски, и Файлсу все известно… Они все будут захвачены, все, до одного человека!..

– Ты… ты убил Пита? – вскричал Билл, которого поразило только это одно из рассказа Чарли.

– Да! Да! – воскликнул Чарли с нетерпением. – Я бы убил каждого за измену. Но не в этом дело. Главное – другие! Я должен поехать и задержать груз. Бог мой, уже полночь! Если полиция…

– Но ты, Чарли? – вскричал Билл. – Ведь они схватят тебя и… повесят за убийство Пита!

– Ах, не все ли мне равно, что они со мной сделают? Я не о себе думал, когда пришел сюда. Теперь полночь. Я еще могу предупредить других. Билл, ты предлагал мне свою помощь. Так поедем со мной. Полиция будет пытаться остановить нас, но если нас будет двое, один может пробиться и вовремя предупредить опасность…

Билл не колебался ни минуты. Его большие голубые глаза засверкали. Чарли, безумный, но так горячо любимый брат в опасности!..

– Дай мне револьвер и едем! – крикнул он. – Пусть только кто-нибудь посмеет наложить на тебя руки, Файлс, или Мак-Бэн, или даже сам дьявол!..

Через минуту они скакали, как безумные, через деревню, не думая о том, что могут перебудить всех жителей.

Одинокая небольшая лодка медленно двигалась по реке, освещенная временами луной, которая то показывалась, то снова скрывалась в тучах, гонимых по небу легким ночным ветерком. В лодке сидел только один гребец, ловко действовавший веслом. Берега речки, извивавшейся серебристой лентой по долине, казались пустынными, но зоркие глаза гребца заметили несколько человек, прятавшихся в кустах, и на губах его появилась легкая саркастическая улыбка, когда он взглянул на тяжелый груз, лежавший в лодке, у его ног. На берегу были полицейские, человек десять или двенадцать, а он был один. Раздался повелительный окрик:

– Задержать лодку! Притянуть ее к берегу! Надо осмотреть груз…

Гребца без церемонии вытащили из лодки.

– Как вас зовут? – грозно спросил сержант.

– Святой Дик! – ответил с усмешкой гребец.

В это время луна скрылась за тучами, и он не мог разглядеть лица захваченного человека. Был ли это тот, кого они ждали? Несмотря на темноту, он все же разглядел седые волосы и насмешливые глаза. Черты лица были ему знакомы. Несколько минут сержант колебался, потом сказал авторитетным тоном.

– Вы арестованы!

– Но… – пробовал протестовать арестованный.

Сержант велел ему замолчать.

Один из полицейских подошел к пленнику и надел ему наручники. Пленник продолжал ухмыляться. Сержант вышел из себя и грозно спросил:

– Сколько?

Полицейский, осматривавший лодку, подошел к нему и вполголоса сказал, стараясь, чтобы пленник не расслышал его ответа:

– Нисколько, сержант! Лодка тяжело нагружена камнями для…

Злорадный смех прервал его слова. Пленник, протянув руки сержанту, сказал, указывая на наручники:

– Вы бы велели это снять. Они вам могут пригодиться для кого-нибудь другого.

Сержант повернулся к своим людям.

– Освободите его и живо садитесь на лошадей… Бог мой, они опять провели нас!..

Все ускакали за фургоном, который уже успел проехать дальше. Согласно показаниям Пита, запретный груз должен был находиться в лодке, а не в фургоне. Надо было нагнать его во что бы то ни стало.

Полицейские начали стрелять; фургон остановился. Оттуда тоже раздались ответные выстрелы, и несколько человек выскочили и побежали в лес. Но когда преследователи настигли фургон, он оказался пуст.

Файлс, остававшийся с двумя полицейскими на дороге, несколько дальше, слышал выстрелы и очень волновался, дожидаясь сержанта с его отрядом полицейских. Наконец он увидел их издали и тотчас же поскакал к ним навстречу.

– Вы захватили лодку? – крикнул он сержанту.

– Да… Но там ничего не было. Она была нагружена камнями.

Проклятие сорвалось с губ Файлса. Он опять остался в дураках…

– Поедем дальше… вперед… Груз должен находиться где-нибудь тут… недалеко. Мы должны найти его.

Он погнал свою лошадь вскачь по дороге.

Небольшая телега, запряженная парой прекрасных лошадей, как раз в это время проехала открытое пространство прерии и углубилась в лес. Молодой возница в темной куртке и широкополой шляпе, скрывающей его юное, красивое лицо, правил осторожно, не торопясь и прислушиваясь. Он выбирал дорогу между кустами, которая скрывала бы его от посторонних глаз. Но дорога была пустынная, и казалось, в ночной темноте никто не мог бы увидеть его. Но он был неспокоен. Ему казалось, что он слышал отдаленные выстрелы.

«О, сумасшедшие! – подумал он, судорожно дернув вожжи и заставив лошадей пуститься вскачь. – Вооруженное сопротивление против полиции – ведь это же безумие! Это уже не простая контрабанда, не простая насмешка над нелепым законом! Это…»

Но мысли его были прерваны. Он ясно услыхал лошадиный топот. Погоня?.. Надо скорее, как можно скорее достигнуть тайника и там оставить груз! Дальше ехать нельзя. Но если ему удастся, то он и товарищи будут спасены. Он не знал, что случилось и отчего произошла перестрелка. Однако погоня приближалась, и он понял, что ему больше ничего не остается, как бросить груз и спасаться бегством. Ему казалось, что двери тюрьмы уже открываются перед ним. Он соскочил с телеги, которую оставил в густой чаще, и бросился к оседланной лошади, привязанной сзади, вскочил на нее и помчался по траве по направлению к деревне.

Тропинка пролегала по склону холма, постепенно уходя вниз, и кончалась в широкой лощине, на дне которой было почти высохшее болото и покрытый тростником и зарослями кустарника ручей. Отсюда тропинка круто поднималась вверх и терялась в лесной чаще, за которой снова расстилалось широкое пространство прерии.

По этой тропинке быстро скакали два всадника; один высокий и плотный, другой тонкий и небольшого роста. Это были Чарли и Билл. Оба молчали и только напряженно прислушивались ко всем звукам, раздававшимся в ночной темноте. Лошади бежали по откосу с головокружительной быстротой, и на полдороге Чарли, обернувшись к своему брату, крикнул глухим, хриплым голосом, указывая вниз:

 

– Кто-то едет?.. Мчится?.. Смотри!.. Безумец!.. Разве он не знает, что там топь?.. Болото!.. Его лошадь провалится!..

– Надо бы крикнуть… предупредить! – сказал Билл.

– Поздно!.. О, боже мой!.. Скачем туда… Бедняга!.. Как он свалится. Торопись! – крикнул Чарли.

Они погнали своих лошадей. Надо было поспешить на помощь неизвестному всаднику, который на всем скаку свалился на край болота. Чарли первый подскочил к нему. Лошадь, запутавшаяся в порослях и свалившаяся вместе с всадником, делала неимоверные усилия, чтобы подняться на ноги, но всадник лежал неподвижно там, где упал.

Когда Билл соскочил на землю, Чарли крикнул ему, чтобы он схватил лошадь упавшего всадника, а сам опустился на колени возле него. Пораженный, Билл вдруг услыхал стон, смешанный с рыданиями.

– Кэт!.. Кэт!.. Зачем вы это сделали?.. Зачем?.. О боже, она умерла!.. Это не может быть?.. Кэт, дорогая, любимая, скажите мне хоть одно слово! – Чарли рыдал и обнимал молодую девушку, лежавшую на земле. В этот момент Билл испуганным голосом позвал его:

– Чарли! Чарли!.. Я слышу погоню… Скачущих лошадей!..

Чарли растерянно поглядел на брата, но затем сразу сообразил, в чем дело, и, подняв бесчувственную девушку, переодетую мужчиной, крикнул брату:

– Скорее, Билл!.. Возьми ее с собой на лошадь. Ты сильный. Положи ее спереди на седло и возьми мою лошадь с собой.

В тот момент, когда Чарли приподнял ее с земли, Кэт открыла глаза. Она была жива и только ошеломлена падением.

– Это полиция! – шептала она. – Там стреляли… Они гонятся за мной… О!..

Чарли взглянул последний раз в лицо Кэт, поднимая ее и передавая на руки брату, уже сидевшему в седле:

– Скачи, Билл, не теряя ни минуты… Поезжай вдоль берега болота, прямо в чащу леса. Там спрячься и жди, когда дорога очистится. А тогда отвези ее к ней домой… Предоставь мне полицию и обо мне не заботься. Думай только о ней, она для меня все на свете…

Билл больше ни о чем не спрашивал. Он теперь знал, что от него требовалось, и тотчас же поскакал к югу, в том направлении, которое ему указал Чарли. Когда он исчез из вида в лесной чаще, Чарли повернулся к оставшейся лошади Кэт и вскочил в седло. Его решение было принято; он должен был спасти Кэт, и поэтому ему надо было обмануть полицию, увлечь ее за собой. Он подождал, и, когда услышал топот и увидал призрачные, скачущие тени на вершине холма, он пустил свою лошадь вскачь и помчался наверх. По дороге он два раза выстрелил из револьвера. Он знал, что не может попасть в полицейских, но ему это и не было нужно. Он только хотел посредством этих выстрелов не оставить у них никаких сомнений, что он именно был тот, кого они искали столько времени.

Файлс и Мак-Бэн тоже начали стрелять. Они пристрелили лошадь Чарли, когда она еще не достигла вершины холма. Лошадь свалилась на всем скаку, вместе с всадником, который остался лежать неподвижно. Лошадь билась в предсмертных судорогах, и полицейский солдат, прибежавший на место происшествия, пристрелил ее, чтобы она не мучилась. Подошел Файлс и опустился на колени возле тела Чарли.

– Он мертв, – сказал он, поднимаясь, – но он не был ранен, нет! Я не вижу следа раны у него. Должно быть, он сломал себе шею при этом ужасном падении на всем скаку… Бедняга! – прибавил он. – Это был безумец, но умный и удивительно смелый парень… Вы уверены, что он умер, капрал!

– Да, – отвечал тот. – Он умер, это несомненно.

– Мне жаль… Жаль его, капрал! – повторил Файлс.

– Мы исполнили свой долг, но…

Едва забрезжился рассвет на другой день утром, как уже вся долина Скачущего Ручья пришла в движение, но не вследствие событий прошлой ночи, хотя эти события и были таковы, что могли вызвать волнения. Была ведь перестрелка с полицией ночью, но груз спирта не был захвачен; ловкие контрабандисты и на этот раз провели полицию и подсунули ей груз камня вместо бочонков виски.

Однако не это обстоятельство заставило жителей деревни так рано покинуть свои постели. Изо всех труб уже струился дымок, и хозяйки торопились варить кофе и готовить завтрак для своих мужей. Везде слышалась оживленная речь. В домах открывались двери, и на пороге появлялись люди, мужчины и женщины, весело здоровавшиеся с соседями. Выбегали дети с луками и стрелами, и улица наполнялась оживленными голосами. Все как будто спешили куда-то.

На нижних окраинах деревни, по направлению к восточному течению речки, находился квартал, обитаемый представителями так называемой местной аристократии. Там был дом миссис Джон Дэй, занимающей выдающееся положение в Скалистых Ручьях и руководящей всеми общественными делами в этом поселении. Она вышла в это утро из своего дома в сопровождении всей своей свиты из нескольких дам и пары мужчин, членов церковного комитета, и вместе с ними величественно направилась туда, где уже толпа поджидала ее появления.

Достаточно было взглянуть на всех этих людей, чтобы догадаться о важности предстоящего события. Все взоры были обращены в ту сторону, где над входом в долину возвышалась одинокая гигантская древняя сосна. Теперь она выделялась еще рельефнее, потому что кругом нее были срублены все кусты и мелкие поросли. Она стояла, словно преступник, приготовленный к казни и ожидающий ее. Пилы и топоры, которые должны были нанести этому гиганту растительного царства смертельный удар, были уже готовы, и палачи, то есть пильщики и дровосеки, ожидали только сигнала. Огромный ствол, обнаженный от растительности, был окружен длинными и толстыми канатами, концы которых расходились на четыре стороны и были прикреплены к другим большим деревьям, растущим на краю просеки. Кроме того, к нижней части ствола была прикреплена толстая цепь и к ее концу, подальше от края падения дерева, были привязаны две пары сильных ломовых лошадей, которым надлежало тащить дерево дальше, когда оно начнет валиться.

Наконец церемония началась. Миссис Дэй, в качестве председательницы церковного комитета, голосовавшего за то, чтобы эта древняя сосна была срублена, обратилась ко всем собравшимся с напыщенной речью. Она вся сияла торжеством. Постройка церкви была ее апофеозом, и она чувствовала себя более чем когда-либо на высоте власти и влиянии в Скалистых Ручьях. Она была победительницей.

Когда она кончила говорить, то ее речь, которую, однако, почти никто не слушал со вниманием, была, как и все подобные торжественные речи, покрыта бурными аплодисментами. Миссис Джон Дэй была довольна. Она подала сигнал, и началось второе действие, раздался лязг пилы и стук топора. Напряжение толпы увеличилось.

Верхушка могучего дерева покачнулась, канаты, удерживавшие его падение, вдруг оборвались, и раздался ужасный оглушительный треск. Дерево как бы повернулось вокруг своей оси и с последним могучим ударом, похожим на выстрел из огромного орудия, свалилось со страшным треском и грохотом во всю длину на крышу молитвенного дома у подножия холма.

Толпа оцепенела от ужаса. Древнее дерево, срубленное на постройку новой церкви, как будто мстило за себя, разрушив старое место молитвы. После ужасающего грохота наступила какая-то зловещая тишина, длившаяся несколько мгновений. Наконец люди постепенно стали приходить в себя, и группа мужчин и женщин бросилась к месту происшествия, чтобы увидеть размеры разрушения. Упавший великан растительного царства лежал большей частью своей колоссальной вершины далеко за крайним концом разрушенного здания. Только несколько обнаженных нижних ветвей прикрывали дом. Но он был совершенно разрушен. Прочные стены, выдержавшие столько бурь, простоявшие столько десятилетий, вдруг рассыпались, точно они были сделаны из песка. Старая, крепкая бревенчатая крыша была обращена в щепки, рассыпавшиеся кругом, словно спички из спичечной коробки. Но среди груды обломков, которую представляло теперь здание, глазам любопытных зрителей открылось необыкновенное зрелище. Пол был разрушен, и под ним оказался большой погреб, о существовании которого никто и не подозревал. Но этот погреб не был простой реликвией прошлых веков, а служил современным целям: он был наполнен бочонками с виски. Тут было их больше сотни, одни из них были уже пусты, другие были полны. Это был тайный погреб контрабандистов.

– Какова штука? – воскликнул О’Брайен, находящийся в числе зрителей. – Нашелся ли бы здесь хоть один полицейский, который вздумал искать запретный напиток в молитвенном доме? Никогда на свете! Здесь он был в такой же безопасности, как если бы хранился в казначействе Соединенных Штатов. Ну что за молодцы!.. – И О’Брайен потирал себе руки от удовольствия.

В толпе произошло движение. До этой минуты ни один полицейский не показывался на месте происшествия, теперь же приехал Файлс. Он соскочил с лошади, увидав толпу, и направился к ней.

– Что случилось? – спросил он.

– Неожиданное приключение, – ответил ему О’Брайен, стоявший у разрушенной стены. – Пытались разрушить заколдованное древнее дерево, а разрушили «Прачечную душ», то есть молельню. Пойдите, поглядите, инспектор. Я думаю, вам интересно будет посмотреть, как тут мирно уживались рядом виски и религия.

– Что такое? – строго спросил Файлс, пристально взглянув на говорившего.

– А то, что погреба тут полны бочонками превосходного виски. Впрочем, некоторые из них уже пусты. Меня огорчило, если б вы вылили это виски, – прибавил с усмешкой О’Брайен. – Да, пока жители тут распевали псалмы наверху, ради спасения своих душ в будущем мире, под их ногами, внизу, было спрятано то, в чем они искали утешения в этом мире… Вот как, инспектор!..

Файлс как-то странно посмотрел на него и, пройдя назад к своей лошади, уехал.

Глава XXXI
Исповедь

Прошло девять дней после последних знаменательных событий, и волнение в долине Скачущего Ручья мало-помалу улеглось. Файлс донес своему начальству о находке склада контрабандистов и смерти вождя шайки, которым продолжал считаться Чарли Брайант. Начальство было удовлетворено, и полиция была отозвана из Скалистых Ручьев. Предполагалось, что контрабандисты после таких чувствительных потерь не скоро будут в состоянии возобновить свою деятельность. Таким образом в Скалистых Ручьях спокойствие постепенно восстановилось, толки прекратились, и только в кабачке О’Брайена по-прежнему собирались обычные посетители, пока еще оставались прежние запасы виски.

Кэт вернулась домой, но она была так расстроена всем пережитым ею в ту памятную ночь, что Эллен просто пришла в отчаяние. Она не узнавала свою мужественную сестру, которая всегда служила ей поддержкой. Теперь Кэт сама нуждалась в поддержке, и Эллен совершенно растерялась, не зная, что с ней творится, когда Кэт, рыдая, объявила ей:

– Не подходи ко мне, Эллен! Оставь меня одну… Я недостойна жить… Я – убийца!.. Я убила его… Какое страшное наказание за мою самонадеянность и легкомыслие! Я не вынесу этого…

Эллен не знала, что ей делать, и выбежала из комнаты, ломая руки. К довершению огорчения, Билл тоже уехал из Скалистых Ручьев и до сих пор не возвращался. Отчего он оставался так долго в отсутствии? Что это означало? Какое новое горе ожидало ее?

Кэт сидела все такая же безмолвная и удрученная, какой она была в первый день своего возвращения домой. Она почти не разговаривала с сестрой, не хотела никого видеть и не выходила на улицу. Она чувствовала себя усталой нравственно и физически, и Эллен, поглядывая на нее, недоумевала, что привело ее в такое состояние и почему она обвиняет себя и называет убийцей Чарли. Каждый день Эллен со вздохом повторяла:

– Ах, если б приехал Билл! Куда он девался? Отчего он не дает о себе никаких вестей?..

Дни проходили за днями, унылые, однообразные, не внося никакой перемены в жизнь сестер.

Однажды Кэт только что покончила с уборкой посуды после ужина и убрала ее в буфет, как вдруг Эллен, раскачивавшаяся в старом качальном кресле, сказала ей:

– Кэт, дорогая я очень устала!.. Мы обе устали, устали до смерти! Но… но помочь этому невозможно! Мы, конечно, должны продолжать свое дело, и никого нет теперь, кто бы помогал нам… Слушай, Кэт, я думаю, мы больше никогда не увидим ни Пита, ни Ника. Скажи мне, придется ли нам самим работать на нашем участке? Посмотри на меня! – Она улыбнулась, и оттенок прежней живости мелькнул в ее красивых глазах. – Разве ты не замечаешь, что я уже давно не надевала ни одного из своих хорошеньких нарядных платьев?.. С того самого дня!.. Я теперь превратилась в бродяжку.

Тень улыбки скользнула по печальному лицу Кэт, и она сказала:

– Может быть, нам можно будет нанять работников в скором времени. Я надеюсь… Конечно, мы вряд ли увидим Ника. А что касается Пита… то полиция нашла его убитым.

– Ты мне не говорила этого! – вскричала Эллен.

– Зачем было расстраивать тебя еще больше? – ответила Кэт. – Скажи мне, когда вернется Билл?

 

– Я не знаю. Он написал мне только одно письмо, в котором сообщал, что как только покончит с делами Чарли, то непременно телеграфирует мне о дне приезда. Он находится в Эмберли. Но письмо было написано им уже много дней тому назад… Кэт, – прибавила она после минутного молчания, – ведь я никогда не расспрашивала тебя ни о чем. Но я хотела бы знать, как ты вернулась в тот день и почему? Я тебя ждала только на другой день.

– Я вернулась верхом… вернулась… потому что должна была вернуться!..

– Но почему?

– Не расспрашивай меня, Эллен.

– Ты всегда защищала Чарли, ты верила в него. И ты уехала из-за него. Ты хотела помочь ему, спасти его. Но ты знала все время, что он поступал против закона. О, Кэт, и я знала это… я все время знала это!

– Эллен, клянусь, я говорила правду. Чарли был честнейший, благороднейший человек, несмотря на все внешние признаки, и он умер самой благородной героической смертью!

Она замолчала потому, что слезы, хлынувшие из ее глаз, не дали ей говорить.

Прошло четыре недели. Солнце уже склонилось к закату, когда Эллен, покончив с домашними делами, вышла на дорогу и, остановившись у пограничного столба, стала смотреть вдаль. Она так поступала ежедневно, но всегда возвращалась разочарованная; дорога оставалась пустынной по-прежнему. Но сегодня она увидала вдали всадника, который быстро ехал по дороге. Это мог быть только Билл!.. Сердце Эллен запрыгало от радости. Но когда всадник стал приближаться, то Эллен увидала, что она ошиблась. Он не был такой большой и крупный, как Билл. Кто бы это мог быть?

И вдруг она узнала его. Это был Файлс. Он на всем скаку остановил своего Питера, когда подъехал к ней.

– Как, мисс Эллен, вы здесь? – вскричал он с удивлением.

– Я жду Билла, – ответила она.

– Билл едет за мной, – сказал он. – Он выехал из Эмберли раньше меня, но так как я думал, что он не захочет моей компании, то и поехал другой дорогой и даже опередил его. Но он должен быть здесь очень скоро… Да вот и он! Смотрите… там на дороге!

Эллен взглянула на дорогу и тотчас же побежала навстречу скачущему всаднику.

Кэт Сетон стояла у окна, повернувшись спиной к двери, и поэтому не видела, когда вошел в комнату Файлс. Она обернулась, когда он назвал ее по имени.

– Зачем… зачем вы приехали сюда? – вскричала она. – Я так старалась забыть все, что было, а вы явились, чтобы напомнить мне все то ужасно тяжелое, что чуть не свело меня с ума! Будьте же милосердны! Я хочу забыть… забыть!

– Кэт! – воскликнул он, и лицо его покрылось легкой краской. – Неужели вы думаете, что я хочу напомнить вам о нашем безумном пари? Я сам хочу забыть об этом. Это была игра, в которой на карту была поставлена человеческая жизнь, и мне больно думать об этом…

– Ну так зачем же вы приехали сюда? – спросила она.

– Я приехал… потому что люблю вас, Кэт! – проговорил он с чувством. – Я приехал, чтобы молить вас о прощении. Если бы вы могли подать мне хотя бы тень надежды, что я могу искупить свою вину и что вы… вы иначе отнесетесь ко мне!..

– Кто говорит о вине? Вина на моей стороне, – прервала она с горячностью. – Это причина смерти Чарли. Ах, вы не понимаете!.. Спросите Билла. Он тоже участвовал в этой жертве, хотя и не понимал всего, не понимал всей величины самопожертвования и благородства своего брата… Как я могу жить с этим бременем на душе?..

Слезы хлынули у нее из глаз, и она не могла больше говорить.

– Кэт, любимая, дорогая, расскажите мне все, облегчите душу! – молил он, ласково беря ее руку и поглаживая ее. – Ведь я люблю вас, Кэт, люблю вас больше всего на свете! И я ваш друг, помните это!

– Вы ужаснетесь, если я скажу вам, – прошептала она.

– Что бы вы ни рассказывали мне, это не составит никакой разницы для меня, – сказал он твердо. – Я не перестану любить вас… Говорите мне только то, что хотите сказать ради облегчения своей души. Я ведь не судья вам. Повторяю, я ваш друг и хочу быть вашей поддержкой в жизни! Дайте мне вашу руку, Кэт, взгляните на меня!

Кэт подняла на него свои заплаканные глаза и проговорила:

– Я руководила здесь контрабандой виски целых пять лет… Я была вождем контрабандистов, а не Чарли. Разве мое признание не приводит вас в ужас?

– Нет, – отвечал Файлс. – Я не ужасаюсь, но поражаюсь вашей изумительной смелостью и отвагой.

– Это так просто, – возразила Кэт. – Никакой особенной отваги не было нужно, только немного изобретательности, находчивости да присутствие духа. Сам этот глупый закон таков, что облегчает действия против него. Ведь вы же не можете никого арестовать по подозрению, вам надо захватить с поличным, а при известной ловкости… Я находила этот закон нелепым, не видела от него никакой пользы (вы должны согласиться, что это так!) – поэтому меня возмущали люди, которые, подобно вам, преследовали тех, кто нарушал его, и карали, как настоящих преступников. А между тем разве это были преступники? Чьи права они нарушали? Не будь этого закона, они были бы мирными торговцами, и больше ничего… Мы были окружены нарушителями закона, и участие в этой контрабанде доставляло мне такое же удовольствие, как спорт. Мне нравился риск и сопряженные с ним сильные ощущения, нравилось придумывать хитрые уловки, чтобы провести полицию, и пять лет это мне удавалось. И теперь все сошло бы благополучно, если б не измена… Торговля была беззаконная, но доход, приносимый ею, был вполне законный, такой, какой она приносила каждому в других штатах, где не было запретной территории. Эллен ничего об этом не знала, не знает и до сих пор, и я желала бы, чтоб она никогда не узнала. Я выработала план во всех деталях и представила его контрабандистам. Мы обсудили его, и они все примкнули ко мне. Им нравилось, что ими будет руководить женщина, и они безусловно повиновались мне. Мой рост и моя фигура помогали мне в этом, и когда я участвовала в набегах и перевозке бочонков виски, то никому и в голову бы не пришло принять меня за переодетую женщину. Мое же имя и моя личность служили для нас наилучшей защитой. Кэт Сетон никто не мог бы заподозрить! Но я стояла во главе организации и несла на себе всю ответственность. Я закупала груз за границей; остальные были только моими помощниками и абсолютно повиновались моим приказаниям. Я держала их в руках…

Кэт сделала паузу и затем, вздохнув, продолжала тихим голосом:

– Я начала свою исповедь и закончу ее, потому… потому что я тоже люблю вас и хочу, чтобы вы увидели меня в истинном свете… Чарли приехал сюда, и очень скоро положение усложнилось. Он приехал, чтобы заняться хозяйством на ранчо. Отец отказался от него и отправил в изгнание. Мне стало жаль его, и я пробовала отвлечь его от пьянства. Я полюбила его как мать или как старшая сестра. Он был такое доброе, кроткое и благородное создание! Но, к несчастью, он смотрел на меня другими глазами и просил меня выйти за него замуж. Я отказала: он запил сильнее прежнего и заболел. Конечно, я ухаживала за ним, и в конце концов он поправился… Я снова принялась за прежнюю работу. И вот Чарли узнал мою тайну. Как это ему удалось, я не знаю, но однажды он сказал мне, что нашел случайно в лесу таинственный старый кораль, скрытый в верхних границах долины. Об этом корале никто не знает, и он мог бы служить превосходным тайным убежищем. Он уговорил меня пойти с ним и посмотреть, что это такое. Я согласилась. Он показал мне кораль, хижину, потайной шкаф и, глядя мне прямо в глаза: сказал: «Не правда ли, какое чудесное место? Если бы я был крупным контрабандистом виски, то непременно воспользовался бы им. Я здесь прятал бы свой костюм, в который я бы переодевался, и никогда полиция не нашла бы его. Если уж бороться с законом, то надо предвидеть все случайности. Я бы занимался контрабандой в широких размерах и прятал бы товар в погребах молитвенного дома. Никто о них не знает. Я случайно открыл их. Ни одна душа не подозревает их существования!» И он стал развивать мне целую схему, как бы он поступил, если бы был контрабандистом виски. Я поняла, что ему моя тайна известна.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru