Павел Степанович Назаров
Гонимый в даль из Кашгара в Кашмир
Прежде всего, я, человек некурящий, должен сказать, что умеренное курение опиума наносит человеку физический и моральный ущерб не больший, чем курение табака, то есть практически ничтожный, лишь курение чрезмерное оказывает вред настоящий, но и таковой носит индивидуальный характер. К тому же опиумокурение – вещь дорогостоящая, и потому доступно только людям богатым. Те же курильщики, кто проявляют умеренность, никакого вреда не имеют и часто доживают до глубокой старости. Действия опиума на сознание человека проявляется в повышенном чувстве уверенности в себе и превосходства над другими, может вызвать некоторую хвастливость, уменьшить осторожность и страх, но никогда не побуждает к бунтарству, насилию, драке или убийству; равно не притупляет чувства ответственности, как это делают крепкие алкогольные напитки – сущий порок Запада. Курильщик опиума, засыпая, покидает суровую реальность, мирно спит и просыпается лишь затем, чтобы сделать затяжку и вновь отправиться в мир своих грёз; потому самый падший курильщик опиума не причиняет вреда никому, но только себе. Разумеется, я не рекомендую заменять спиртные напитки опиумом. То и другое – зло, наркотики, но крепкий алкоголь неизмеримо хуже, ибо чрезмерное увлечение им наносит серьёзный вред организму, подрывая его здоровье и подвергая следующее поколение катастрофическим последствиям.
Курильщики опиума. Яркенд. (Э. Чапман. 1873)[4]
Разве не правы китайцы, когда отвечают народам Запада, приложившим столько усердия, дабы излечить их от дурной привычки курить опиум: «Врач, исцели себя сам!»? Лига Наций тратит время и средства на безнадежную задачу отучить миллионы людей от привычки, укоренившейся в их расе на протяжении тысячелетий. Ей-богу, было бы лучше потратить эти деньги и усилия где-нибудь поближе к дому, на борьбу с алкоголизмом, бичом нашей западной цивилизации, и предоставить миллионам китайцев Самоопределение, самою же Лигой провозглашаемое.
Быть может, не стоило бы и говорить о борьбе с опиумом, если бы не тот факт, что невинное красноречие и громкие резолюции Опиумного комитета возымели катастрофическое действие на несчастный народ Китая. Республиканские власти, желая «шагать в ногу со временем» и показать миру, что Китай – такое же передовое государство, как Европа, издали во всех провинциях строжайшие указы о запрете опиума и о наказаниях за нарушение таковых, вплоть до высшей меры. Внедрение сердобольной Европы в сферы, где ничего не смыслит, на деле обернулось рядом смертных казней за выращивание мака.
Клетка для «медленного повешения. Яркенд. (H. Lansdell, 1983)[8]
В одних провинциях власти указы игнорировали, т.к. сами были пристрастны к опиуму либо вовлечены в торговлю наркотиком, в других они указами воспользовались, провозгласив монополию на продажу опиума к вящей своей выгоде. В иных случаях, при малейшем подозрении в причастности, валились на землю головы курильщиков, производителей и торговцев. Если случалось, что несколько маковых зёрен случайно попадали на землю какого-нибудь бедолаги, давали всходы, и мак зацветал, то хозяин мог поплатиться за это головой.
Конечно, вся эта кутерьма сопровождалась вымогательствами и жестокостями, Китаю свойственными. Если подозреваемый был не в состоянии откупиться, то в назидание другим, его помещали в клетку, стоящую на кладке из тонких кирпичей, с головой, просунутой в отверстие меж двух досок – знаменитая пытка kang (печь-лежанка). Каждый день убиралось по кирпичу, так что тело страдальца постепенно растягивалось, повисало на шее, и шея ломалась. Затем голова вывешивалась на городской стене. Будет знать, как курить опиум!
Могут ли простаки, что сидят и работают в комфортабельных офисах на берегу озера Леман145, иметь хотя бы отдаленное представление о страданиях, о душевных и физических муках, в которые их вмешательство ввергло несчастное население Китая, столь сочувственно освобождаемое от ужасной привычки курить опиум?
В Кашгаре торговля опиумом официально не существует, его ввоз запрещен, но в действительности и то и другое процветает. Советская власть поначалу запретила выращивание опийного мака в Семиречье, но вскоре поняла, какую важную статью доходов может составить торговля опиумом с Китаем, стала поощрять выращивание мака, и, оставив за собой монополию на сбор, переработку сырья и продажу опия, наладило особую систему бартерного обмена с Индией и Кашгарией. Вот его схема:
В Кашгарии налажено масштабное производство гашиша, для чего специально выращивается индийская конопля, Cannabis indica. Наркоторговцы контрабандой переправляют гашиш в Индию и там его продают. Затем отправляются в Афганистан, где покупают опиум «персидский» – лучший в мире. Его контрабандой доставляют в Кашгарию. Так осуществляется международный оборот наркотиков.
Опиумные контрабандисты почти не рискуют, поскольку товар их размерами мал, да дорог, а китайских пограничников несложно обмануть, ибо кто из них устоит перед соблазном наркотика, что приносит душе забвенье и уносит в мир сладких грез и фантазий?
В тех редких случаях, когда китайские власти «официально» изымают крупную партию опиума, которую невозможно скрыть, устраивается публичное «аутодафе». Стоит ли говорить, что бόльшая часть конфискованного опиума попадает в карманы самих властей, и лишь небольшая часть сжигается публично. Таковое развлечение собирает большое количество зевак. Вдыхая сладкий дым любимой травы, власти, равно как и народ простой, удивляются глупости Европы, требующей бессмысленного сжигания столь ценной субстанции. В сердцах они, безусловно, проклинают иностранных недоумков, лезущих «со своим уставом в чужой монастырь».
Мистер Скрин пригласил меня присоединиться к нему в двух путешествиях по Кашгарии, за что я ему в высшей степени признателен. Мне представилась возможность многое увидеть и гораздо больше узнать о стране, чем это было бы возможно осуществить как-то иначе146. Один маршрут шел на запад, к подножию горного массива, образующего северную группу, Конгур и Чакраш (Чакрагил), другой – на восток, к Марал-Баши, Яркенд-дарье и окраине великой пустыни Такла-Макан. Путешествие в долины Караташа и Каинга, Берёзовую Долину, и к ледникам Конгура было подробно описано г-ном Скрином в его книге.
«Счастливая долина», как мы называли долину Каинг, образована в известняках и сланцах карбона, складчатых и сильно смятых, так что пласты кое-где залегают почти отвесно. Огромные складки образуют массивные горы. В нижней части долины известняки богаты окаменелостями моллюсков и растений; в одном месте я видел остатки ствола огромного лепидодендрона147. В верхней части пласты пересекаются порфиритовыми дайками148. В одном месте в долине Караташа местные жители добывают уголь.
Дорога от Кашгара до Марал-Баши, Оленьей головы, пролегает по местам с весьма разнообразным ландшафтом. За Кашгарским оазисом и Файзабадом начинается безводная равнина. Над её безжизненной поверхностью, на далёком горизонте появляется гора в виде высокого конуса одиноко стоящего вулкана. Она так и маячит всю дорогу вплоть до города Марал-Баши, всё увеличиваясь в размерах по мере приближения. Наконец становится огромным горным массивом, который поражает взор своим диким, таинственным видом, безжизненностью угрюмых скал и теснин. Это Мазар-Тау – Гора-гробница. С севера и востока, и частично с юга Мазар-Тау окружена полумесяцем низких холмов, которые удалены от её подножия на расстояние нескольких километров. Холмы имеют своеобразную форму: сторона, обращенная к горе, почти отвесна, в то время как противоположная плавно понижается, пока не сливается с равниной. Глаз опытного геолога сразу же видит объяснение этой необычной структуры. Вулканический конус Мазар-Тау являет собой огромную массу базальта, которая во время третичной эпохи поднимала горизонтальные пласты эоценовой149 равнины Марал-Баши до тех пор, пока они не лопнули, как волдырь. Эрозия снесла мягкие осадочные отложения, оставив ряд небольших холмов, обнажила вулканическую основу, и теперь её, в свою очередь, разъедает бороздами оврагов и водотоков.
Если обернуться на запад, можно увидеть, как вдали возвышается громада Конгура – лишь отсюда, издалека, можно понять, насколько этот массив выше окружающих гор.
Весьма интересен так называемый «пустынный лес», его можно встретить по дороге, идущей вдоль реки Тюмен. Здесь растут: тополь разнолистный, упомянутый мною выше, и два других его вида – Populns euphratica и P. pruinosa, которые местные жители называют турак или туграк; тамарикс150, Tamarix gallica и Myricaria germanica; ива и особого вида колючий кустарник, Ammodendron karelini151, семена которого – любимая пища фазанов.
Эти пустынные леса, что растут по берегам рек и редких озер, имеют вид своеобразный и напоминают приречные заросли в Западном Туркестане. Почва на некотором удалении от воды представляет собой песчаную глину или мелкий песок, будто снежной пылью покрытые солью; на ней вместо травы растут разноцветные солянки, Salsola152: зелёные, жёлтые, красные; они придают пейзажу причудливый вид. Грунтовая вода залегает неглубоко, в нескольких футах от поверхности, но она, как и речная, солоноватая. Кое-где источники и реки соединены между собой каналами для орошения полей немногочисленных и разрозненных селений. Здесь на солёной почве, в сухом воздухе, под жарким солнцем, созревают самые замечательные, ароматные дыни, с гораздо лучшим вкусом, нежели кашгарские, но арбузы не столь хороши, т.к. из-за воды приобретают солоноватый вкус.
Маралбаши. Цитадель. (C.G.E. Mannergeim, 1908)[7]
Другой характерной чертой местного ландшафта является своеобразный вид песчаных дюн. На равнинах Центральной Азии часто случается, что солёная, глинистая, засушливая почва покрывается невысокими песчаными холмиками, и на вершине каждого обязательно будет торчать пучок какой-нибудь травы или кустик. А в районе, который я здесь описываю, в «пустынном лесу» есть участки, покрытые песчаными холмами более высокими, до 3 и даже 5 м, и на каждом тоже что-нибудь растет, кустарник или группа деревьев, но последние довольно плотны и высоки. Поднятия расположены столь близко друг к другу, что между ними трудно проехать, и вы чувствуете себя как в каком-то странном лабиринте, где корни деревьев оказываются над головой. Причину столь необычной формы рельефа следует искать в борьбе растений с ползучими песками: кусты и деревья тянутся вверх по мере того, как ветер наносит песок на их корни и нижние ветви – так садовод зачастую окучивает своих питомцев. Подобные конические бугры весьма схожи с пирамидальными гнездами термитов в Центральной Африке: на их вершинах тоже часто растут кусты или деревья.
Наличие солей и некоторого количества глины в почве благоприятствует образованию странных форм рельефа; в районах с ползучими песками и ветровыми дюнами подобных не наблюдается. Ветер не только вздымает песок к корням, но и выдувает его в промежутках, где их нет. Вот странное следствие: многие старые дороги в Туркестане находятся на более низком уровне, нежели окружающая их местность, как будто утоплены в искусственных траншеях. В течение долгого сухого и жаркого сезона грунт дорожный, особенно там, где путь проходит по залежи мягкого лёсса, перемалывается копытами животных в мелкую пыль, которая уносится ветром и оседает поодаль.
Одним из самых важных растений, способствующих формированию здешнего рельефа, является кустарник под названием селитрянка, Nitraria stroberi153; у растения маленькие, серовато-зелёные кожистые листья и съедобные чёрные ягоды, на вкус довольно солёные, но нельзя сказать, что неприятные. Область распространения селитрянки чрезвычайно обширна: она растет в пустынных местах Персии и Туркестана, в Киргизских степях, на юго-востоке России, в Семиречье, Кашгарии, Монголии и пустынях Австралии; я также встречал её в Южной Африке. Вряд ли найдется другой вид растений, который получил столь широкое распространение чисто естественным путем, без вмешательства человека.
Район, который я описываю, богат фауной. Здесь можно встретить кабана, газель, волка, рысь и довольно мелкий вид зайца, который, по-моему, отличается от вида Lepus lehmani, Eversman154. В селении Урдаклык, «Утиное место», я встретил партию из семи туземцев на лошадях, и на запястье каждого из них сидел орёл, обученный охоте; они приехали поохотиться на лис. Птичий мир здешний тоже разнообразен: в изобилии фазаны, много видов диких уток и гусей. Средь зарослей кустарника я часто встречал пустынную сойку, Podoces hendersoniy155, которую редко увидишь в музеях; она издавала свист, а иногда – резкий звук, похожий на крик ослёнка.
Кашгар и Марал-Баши находятся в двухстах с лишним километрах друг от друга, и окрестности их сильно различаются. Первый, как я уже говорил, расположен в безводной пустыне, и без искусственного орошения там не было бы ни растительности, ни жизни; даже берега рек – и те голы и бесплодны. Вокруг Марал Баши, напротив, много растительности с отличными пастбищами, изобилие озёр, по берегам рек густые заросли камыша, кустарников и деревьев, даже те места, которые не орошаются, полны жизни и зелени. Почва плодородная, и человек может содержать себя и свой скот без искусственного орошения. Кашгар-дарья образует обширные разливы у Марал-Баши, которые достигают Яркенд-дарьи156, что течет с юга. Здесь прибежище уток и гусей. Берега покрыты тугаем, то есть травой и зарослями деревьев. Раньше здесь было много оленей, и даже тигров. Я видел местных оленей, самца, самку и олененка в саду амбаня, мирового судьи из Марал-Баши. Скорее всего, это были Cervus yarkandensis, вид, отличный от C. xanthopygus, и описанный Мильном Эдвардсом157 в 1867 году как разновидность сибирского марала или вапити, C. canadensis, var. sibiricus. У них имеется красновато-коричневое пятно на крестце, а по строению тела и форме рогов они ближе к европейскому благородному оленю, чем к настоящему маралу или вапити Сибири, который встречается в Семиречье и Кульдже. Китайцы ценят рога, когда они «в бархате» столь же высоко, как и рога настоящего марала.
Мы провели несколько восхитительных дней на Яркенд-дарье, охотясь на кабанов, фазанов, уток и зайцев. Удовольствие от охоты в её зарослях было для меня особенно велико от осознания, что достиг я одного из тех полумифических, вожделённых мест, о коих мечтал и размышлял в студенческие годы, когда перечитывал путешествия Н.М. Пржевальского на Яркенд-дарью, Тарим и страшный Такла-Макан. И вот я оказался здесь, в этих местах. Мы находились на северной окраине таинственной пустыни, что скрывает под своими песками останки древней цивилизации.
На протяжении всей нашей поездки в Марал-Баши, благодаря первоклассной верховой лошади, предоставленной мистером Скрином, на мою долю не выпало несчастных случаев, если не считать одного, когда в окрестностях города мне не повезло. Я едва избежал роковой опасности из-за чрезмерного доверия к незнакомой мне кашгарской лошади. Хороших лошадей завозят сюда из Афганистана или Западного Туркестана, а местные не очень хороши.
Одним воскресным утром в начале декабря я отправился в поездку по пустыне в сторону гор, в сопровождении мистера Хардинга и нескольких работников консульства. Было довольно холодно, и я оделся в зимний комплект, с высокими теплыми сапогами и меховой курткой. На этот раз я взял лошадь у местного торговца, который, как и все представители его породы на свете, не переставал петь дифирамбы своему животному, хотя прекрасно знал, что у меня нет ни малейших намерений приобретать его «конину».
Миновав возделанный пояс, мы подъехали к большому оросительному каналу, идущему вдоль края пустыни. Построенный с незапамятных времён, он обладал всеми признаками естественной реки: глубиной, крутыми берегами и быстрым течением. Его пересекал узкий мост без перил, обычной местной конструкции, то есть построенный из длинных толстых жердей, покрытых хворостом и землёй. Под пешеходом, не говоря уже о всаднике верхом на лошади, такой мост качается и дрожит. Мистер Хардинг и два конюха, ехавшие впереди меня, спешились и провели своих лошадей за узду. Привыкнув к нашим туркестанским лошадям, которые спокойно переходят по мостам похуже, мне и в голову не пришло сойти, и я поехал верхом. Течение было стремительным, несло огромные глыбы льда, покрытые пеной. На полпути моё животное забеспокоилось, остановилось и, поднявшись на дыбы, рухнуло в воду. Дабы не быть раздавленным лошадью, я вынул ноги из стремян, выбросился из седла и попытался нырнуть как можно глубже. К счастью, в этом месте было достаточно глубоко, но я не смог быстро опуститься на дно, и почувствовал над собой круп лошади. Я оттолкнулся от него и сделал ещё одну попытку нырнуть, когда меня подхватило подводным течением и потащило вниз. Мои ноги не достали дна, хотя из-за тяжелой одежды я тонул всё глубже. Казалось, прошла вечность, пока мои ноги коснулись дна в том месте, где я мог бы стоять по грудь в воде, но был слишком обессилен, чтобы противостоять течению, которое сносило на глубокое место. Я задыхался и чувствовал, что силы покидают меня, когда услышал, как кто-то позвал: «К берегу!» К сожалению, это было невозможно, так как передо мной была глубокая вода, а я не мог плыть в своей промокшей тяжеленной одежде. И тут один из конюхов быстро отвязал свой чумбур, веревку для привязи, спустился в воду и бросил мне конец. С помощью чумбура и своих спутников я смог выбраться на мост.
В случае вынужденного купания зимой очень важно не переохладиться, поэтому я сразу же отправился пешком до ближайшего селения, которое было отсюда в двух вёрстах. Тяжело было идти в сапогах, полных воды, и в промокшей насквозь толстой одежде, но ходьба меня согрела. В деревне я снял мокрые вещи и надел сухой туземный костюм, который хозяин любезно мне одолжил. Выпив горячего чая, я отправился домой. Моя непроизвольная ледяная ванна не повлекла за собой никаких дурных последствий, хотя я не принимал никаких средств. В значительной степени сказалась чистота воздуха пустыни, а вот в густонаселенной местности подобное приключение могло бы завершиться иначе.
Часть II. Гонимый в даль
Глава V. Поездка в Яркенд
К весне 1924 года стало совершенно ясно, что Пекинское правительство идет рука об руку с Советами. Как только китайцы признали советскую власть, стало неизбежным появление в Кашгаре большевистского консульства, с его обычной толпой приспешников, агентов ОГПУ, агитаторов и шпионов. В том не было ни малейших сомнений. Моя передышка закончилась. Меня гнали дальше!
Да, было бы чересчур опасным безрассудством долее оставаться на китайской территории, ибо меня могли убить, или, по меньшей мере, бросить в китайскую тюрьму и препроводить в социалистический рай. В соседней китайской провинции Кульджа (Или), где под видом торговой миссии объявилась банда большевиков, уже было несколько подобных случаев. Мои друзья убеждали меня отправиться в Индию, причём выбрать путь через Каракорум – «Апогей Земли», как назвал в своё время Элизе Реклю перекрёсток заоблачных кряжей Кунь-Луня и Гималаев.
С детства путешествие в Индию по суше было для меня неодолимо привлекательно, особенно путь через таинственные области Центральной Азии. Исторический маршрут завоевателей через Персию или Афганистан стал уже банальным, его можно одолеть и на автомобиле, но лежащий к востоку от Гиндукуша и Памира всё ещё малоизвестен, ибо жизнь в тех местах не менялась на протяжении столетий.
В древнерусском народном эпосе, в наших былинах и сказаниях суть множество упоминаний о странствиях героев и богатырей, Ивана Царевича и других легендарных личностей, что ходят «за тридевять земель в тридесятое царство» в поисках таинственной Жар-птицы, знакомой английскому зрителю по одноимённому русскому балету.
Задолго до 860 года н.э., года основания Русского государства158, народы России поддерживали связь с жителями стран Центральной Азии и через них – с далекой Индией. Время от времени русские обретались в столь далёких местах либо в роли авантюристов, алчущих славы и добычи, либо в качестве рабов и военнопленных. Переходя к более поздним временам, можно отметить, что царь Пётр Великий был хорошо осведомлен о золотых месторождениях Кашгарии и даже подумывал о завоевании «Большой и Малой Бухары до реки Эркети», то есть до Яркенд-дарьи. В 1713 году тобольский дворянин Ф. Трушников159 достиг озера Куку-Нор и привез наместнику Сибири описание золотых месторождений Алтын-Тага, Золотой горы, и образцы золотоносного песка. В 1790-91 годах два армянина, братья Анатасовы160, достигли Восточного Туркестана через Индию и Тибет, и рассказали, что в районе Керии у подножия гор находят самородки золота, а также драгоценный камень юй, то есть нефрит. В восемнадцатом веке, Филипп Ефремов пробрался в Индию через Кашгар и Каракорум, сбежав из плена в Бухаре161.
Я достаточно хорошо знал Среднюю Азию, занимаясь охотой и геологическими изысканиями, объехал верхом весь Южный Урал и киргизскую степь. Именно верхом на лошади я впервые приехал молодым человеком в Ташкент, где был мой дом на протяжении стольких счастливых лет; проехал верхом весь Туркестан, Памир, Верхнюю Бухару, то есть Каратегин и Дарваз, а также Семиречье. И до Кашгара я добрался на лошадях. Вот и ныне то же древнее средство передвижения, спина животного, должно доставить меня по самой высокой и трудной дороге в мире – в Хиндустан.
В наши дни пара и машин путешественник видит мимолётно лишь малую часть страны, через которую проезжает. Иное дело – путешествие верхом на лошади с караваном, как в стародавние времена, и как до сих пор ещё, слава Богу, передвигаются по необъятным пространствам Восточного Туркестана. Нет лучшего способа узнать страну!
По сему легко понять мой восторг при мысли о предстоящем путешествии в Индию верхом на лошади и о возможности вновь оказаться в цивилизованном мире после четырехлетнего пребывания в средневековье, пусть интересного, но полного унылой тоски и одиночества.
Ныне подавляющее большинство жителей цивилизованных стран не имеют понятия о том, что на самом деле являет собой путешествие верхом в составе каравана вьючных лошадей или верблюдов. Многие, вероятно, полагают, что это некий вид развлекательной прогулки с возможностью совершить парочку хороших заездов галопом. Немногие осознают всю сложность и ответственность организации караванного перехода через пустыню. Путешественники иногда не могут сдержать улыбки, услышав наивные вопросы невежественных туземцев о землях цивилизованных, но и вопросы, что задают образованные европейцы отсталым туземцам об их примитивных землях, подчас выглядят куда более смешными, ибо задаются людьми, коим надлежит знать большее. Один мой друг, профессор, не мог толком понять, что подразумевается под понятием «пустыня»:
– Но почему, однако, они не могут питаться травой? – недоумевал он, когда я объяснял необходимость иметь в караване большое количество еды для животных.
Другой знакомый, который никогда не был за пределами Европы, выслушав долгое моё повествование о трудностях пути из Восточного Туркестана в Индию, о страшных высотах Каракорума, о ледниках Сассер-ла и Кардонга, о вершинах и пропастях в верховьях Инда, казалось, постиг картину и возымел отличное представление об услышанном. Но вдруг ошарашил меня репликой:
– Я полагаю, что в тех местах поезда ходят очень медленно, не так ли?
Возможность путешествовать как-то иначе, без механических средств, уже не укладывается в голове среднестатистического европейца двадцатого века.
– Почему вы не ехали на машине? – спросила меня однажды девушка. – Вы же наверняка умеете водить.
В деле организации моего каравана мне посчастливилось иметь помощь мистера Скрина. Без его знаний и опыта мне было бы трудно должным образом подготовиться к путешествию.
Ярким солнечным утром 24 августа 1924 года я покинул Кашгар, где, как и в старые добрые времена в России, встречать приезжего и провожать отбывающего – дело обязательное и серьёзное. Среди китайцев таковое ещё и строго обусловлено жёстким этикетом, зависящим от социального или служебного положения личности. В нескольких милях от города, на обочине дороги, мистер и миссис Скрин устроили для меня дастархан, здесь я с ними и расстался. Несколькими днями позже им тоже предстояло отправиться в Индию, но их путь проляжет через Памир и Гилгит.
Я вычеркнул себя из здешней жизни, двинувшись в путь через Янги-Шар, место летнего отдыха и охоты жителей русской колонии. Там ждали меня на прощальный обед мои друзья, там я навсегда прощался с ними в беседке под сенью виноградных лоз. Я покидал своих соотечественников, эти добрые души, живые остатки былого, обреченные на безысходное пребывание в отдаленном забытом краю. Им судьбою назначена была иная и единственная дорога, как мрачно выразился кто-то: дорога на кладбище. И сейчас, когда я пишу эти строки, многие по ней уже прошли.
Напутствуемый самыми сердечными пожеланиями друзей, я спустился с холма, где были разбиты их палатки, и долго ехал по болотистой долине по направлению к главной дороге. То и дело я оборачивался назад и каждый раз мог различить небольшую группу людей, стоящих на вершине холма и пристально глядящих мне вослед. В воздухе носились в неисчислимом количестве чибисы, и мне казалось, что своими тревожными криками они сочувствуют моему настроению. Огромные стаи скворцов стремительно и шумно пролетали мимо и садились в камышах сплошною массой птиц. Несколько коршунов парили в вышине. Пристальный взор мой витал окрест, дабы навсегда запечатлеть в памяти облик страны, которую я покидал.
Я поспешил догнать повозку, что двигалась впереди по главной дороге в Яркенд с багажом и прислугой. Подо мною был тот самый чёрный жеребец, которого мистер Скрин описывает в своей книге; молодой конь превосходно перенес весь долгий и трудный путь до Сринагара, был вынослив, силён и крепок в ногах; на протяжении всего пути, каменистого и неровного, он споткнулся лишь однажды. Была у него одна важная черта: он не был нервен и пуглив, не вздрагивал и не шарахался, как некоторые лошади, при всякой неожиданности и стороннем резком движении. На узких горных тропах и карнизах, нависающих над пропастью, лошадь, которая пятится при внезапном взлёте птицы, или прыжке зайца, представляет большую опасность для всадника. При всём при том, нервозность – распространённый порок среди местных лошадей Центральной Азии. В Кашгарии по-настоящему хороших лошадей мало, за исключением пород, завезенных из Ферганы и Афганистана, например, карабаир, славный своими лучшими качествами: красотой, скоростью и выносливостью. Или киргизская лошадь из Семиречья, часто на вид некрасивая, зато спокойная, уравновешенная, с хорошим поведением и неиссякаемой энергией, способная идти весь день напролет – качества, равно полезные в горах и на равнине. Средь лошадей местной породы в Кашгарии широко распространена лошадь карашар162, выведенная в местности близ одноимённого города в восточной части страны. Вид её своеобразен: голова прямостоячая и широкая, шея короткая и неповоротливая, грива жёсткая, щетинистая, а бочкообразное тело непропорционально большое; в целом внешне напоминает шахматного коня или лошадь с древнегреческого барельефа. Сарты любят её за простоту в обиходе и в управлении. Есть, однако, у карашара серьезный недостаток: короткие и слабые ноги, отчего часто подводит своего наездника и в этом отношении опасен. Именно одному из них я обязан случаем, произошедшим вскоре после моего прибытия в Кашгар, таковой чуть не сделал меня калекой. Я знаю примеры и других серьезных происшествий с ними, что неудивительно при их непропорциональном телосложении.
Примечательным и интересным моментом в связи с карашарской лошадью является её схожесть со знаменитой дикой лошадью Пржевальского. Помимо окраса, который очень разнообразен, и размеров, сходство очень близкое, особенно в форме головы и шеи. Более того, эти дикие лошади живут в тех же районах Джунгарии, где разводят карашарскую лошадь. Если последняя и не происходит напрямую от дикого вида, то, несомненно, имеет примесь его крови.
По ту сторону реки Гез163, которую я пересек по узкому мосту, пейзаж меняет свой вид: повсюду барханы, или дюны, наметаемые подвижными песками. Река здесь довольно широка и глубока, её воды очень холодны и прозрачны – они вытекают из озера Малый Кара-Куль (Чёрное озеро) на Памире, где отстаиваются от ледниковой взвеси. Другие реки, несущие воды тающих ледников, всегда мутны.
Вскоре после захода солнца я достиг деревни Япчен, где остановился на ночлег в довольно чистом караван-сарае. На следующее утро встал рано и уже в шесть был в пути. Движения по дороге не было, лишь сартские женщины деловито подметали улицы мётлами, так же, как подметают полы в домах Европы. Кучки мусора собирались в мешки и уносились на плечах. Сия старательная уборка была вдохновлена отнюдь не тягою к чистоте, чуждой характеру сарта. Мотив иной: почва здесь песчаная и бедная, а уличные смёты, богатые животной органикой, являются отличным удобрением для полей. По этой же причине у них здесь даже имеются общественные туалеты – роскошь, в русском Туркестане неизвестная.
Река Гез в Синьцзян-Уйгурском АО. Современный вид. 2015 [16]
Сразу за деревней дорога некоторое время шла по возделанной земле, вдоль обочин тополей и вавилонских ив, Eleagnus hortensis164, зарослей колючих кустарников, увитых клематисами Clematis orientalisy165 и ещё какими-то вьющимися растениями с белыми цветками. Справа и слева простирались поля и луга, большие пространства, поросшие тростником, с тёмно-зелёными островками тамариска, розовых цветов и высокого чия, Lasiagrostis splendens166, среднеазиатской «проволочной травы» с её пушистыми метёлками.
Пока я ждал свой экипаж, развлекался тем, что наблюдал за несколькими сартскими женщинами, толкавшимися у дверей ямэня167, местной конторы. Все были одеты по китайской моде – так у местных чиновников принято: обряжать своих сартских подруг в китайские национальные костюмы. Две из них, уже немолодые, о чём-то яростно спорили. Любопытно, что в Янги-Гиссаре женщины не прячут свои лица за чадрой.
До прибытия своей повозки я успел выпить чаю и съесть дыню, затем отправился в караван-сарай. Таковые здесь по дороге неплохо содержатся и довольно чисты, всегда можно снять отдельную комнату и устроиться с удобством, однако отдохнуть невозможно по причине изрядного количества мух. Из-за жары я потерял всякий аппетит и ел только фрукты. Вечером пошел дождь и продолжался всю ночь, значительно охладив воздух.
