– Вертолет сел, – сообщил новость До-Ре. – Полетели смотреть?
– Побежали! – согласилась Ми. – Девочки, мы побежали, – крикнула она другим мухам, – вертолет смотреть!
Они унеслись. Не стало слышно и других мух. Надя сквозь дрему подумала: «А хорошо бы музыку такую написать об этом. Вот тетя Вера – музыкантка, почему не напишет?»
– Надежда, проснись, вертолет у амбаров сел! – крикнула тетя Вера со двора.
Надя вскочила, бросилась к окну. Тети Веры уже не было. По деревне во весь дух бежали люди. Побежала и Надя.
Вот он какой!.. Где-нибудь в другом месте, на поле аэродрома он казался бы проще, обычнее. Но тут, рядом со старыми серыми амбарами, среди блеющих овец и визжащих ребятишек, в центре набегающей толпы, – вертолет высился, как загадочный метеорит, как снаряд инопланетян.
– Чего это он? Почему сел?
– Сломался, может…
– Бензин кончился…
– Заблудился, бабоньки!
Вся деревня, дачники и местные, толпились возле гигантской машины. В гурьбе деревенских парней мелькнул и Вовка. Таня держалась позади.
– Привет! – крикнула ей Надя.
– Единственный способ собрать всю деревню, – ответила Таня.
Вертолет весь сверкал красным и белым по бокам, сиял лопастями винта.
Распахнулась дверца, из кабины выглянул пилот. Осмотрелся, и по стенке слез вниз. Внизу отворилась еще дверь, вышли трое в куртках. Начали совещаться.
Долго разглядывала Надя машину и ее команду. Тот, что из кабины вылез, ничего, симпатичный. Невысокий, крепыш, широколицый. Весь сосредоточен, соображает что-то. Мальчишки уже вплотную подступили к вертолету.
– Пошли поближе, – предложила Надя.
Таня опасливо покосилась на громадные лопасти.
– А вдруг взлетит?
Команда между тем снова исчезла в кабине.
– Насчет бензина кумекали. Хватит ли до города, – солидно заявил один из мальчишек.
Вдруг лопасти дрогнули. Толпа подалась назад. Отбежали подальше и Таня с Надей. Одни лишь мальчишки не двинулись с места, изучали машину, переговаривались. Все быстрее замелькали на солнце лопасти, вот слились в радужный круг. Вихрь пригнул траву и кусты, взметнул Надины волосы. Вот-вот и снесет. Ухватилась за ствол сосны и наткнулась на Танины ладони. Тут уж расступились и мальчишки…
Вертолет грузно оторвался от земли, повис в воздухе, поднялся выше, а потом чуть снизился и застыл над поляной. Гудел тяжко, даже как-то с надрывом. Будто машина, тужась, пыталась взмыть и не могла. Наконец на метр поднялась, но тут ее боком понесло в сторону, прямо на сосны за силосной ямой. С треском врезалась вся машина в самую гущу лесных вершин. Неслыханно затрещало в воздухе, так и брызнули вхлест сучья, ветки, обломки. Вертолет не сел, а плюхнулся наземь и замолк. Запахло остро почему-то смолой, паленым…
Мальчишки вмиг восторженно окружили машину, а за ними и вся публика. Через минуту из вертолета опять показались те же лица. Команда энергично обменялась мнениями…
А из толпы полетели советы:
– Придется, ребята, разобрать вертолет и в рюкзаках назад тащить, – острил какой-то дачник.
– Не, – возразил другой, – на телегу погрузим, телеги у нас имеются.
Мальчики собирали металлические обломки.
– Э, а он фанерный! – закричал пацан. – Во сколько фанеры!..
Надя подошла ближе, глядела. Пилот полез прямо по стенке на крышу кабины. Ноги он ставил на красные квадратики на стенке, которые тут же утопали внутрь углублений, а затем, едва убирал ногу, вновь захлопывались. Протопал по крыше, осмотрел одну помятую лопасть, другую, и присвистнул. Спустился вниз, посидел на траве, закурил. Швырнул сигарету, и вновь полез на крышу.
Народ понемногу расходился. Надя с Таней отошли и сели в тени амбара.
– Вон тетя Лера идет, – соврала Надя.
– Где? —Таня встрепенулась.
Надя рассмеялась.
– Давай, если покажется, в амбар спрячемся. Не найдет, – сказала Надя.
– Что ты, нельзя.
– Вчера она тебя на полчасика отпустила, помнишь? Только мы ушли, и пяти минут не прошло, она уж тут как тут. Влетает в дом и – к тете Вере: «Надо их искать, убегут, загуляют!» – «Что ты, – говорит Вера, – они же только ушли». – «Все равно, надо проследить, не то в лагерь на танцы удерут». – «К этим студентам, что ли, из политехнического? – говорит Вера. – Да они туда не ходят». – «Знаю, как не ходят». И обе пошли сторожить у дороги.
– Хорошо, что мы на тропу свернули.
– Ну, как, допытывалась?
– Ага. На пушку брала. Потом душевный разговор, как всегда…
– Ну и как?
– Ты же знаешь, как я вру художественно? Сама верю. Перевоплощаюсь, мне бы актрисой быть, – сказала Таня. – И не узнала бы, во сколько я вернулась. Но знаешь… Когда ты ушла, а Вовка проводил меня до калитки, Джильда учуяла его и такой лай подняла! Все проснулись. Валерия Федоровна говорит, мол, бегала за нами в лагерь, волновалась. Но не думаю, чтобы она пошла, и днем-то туда ходить боится, считает, что все студенты там – хулиганы и разбойники.
– За что она их так?
– Кто-то ей чего-то приврал про случаи в лесу, поверила. Ну вот, с хозяйской половины вышли тетя Аня да дядя Петя, утешать стали меня, заступаться. Говорят: «Ничего не случится, вся молодежь гуляет, наши дети вообще до утра, а этим и до одиннадцати нельзя. Летом, в каникулы, только и отдохнуть. Семнадцать лет раз в жизни бывает, через год – уже восемнадцать, уже не то». – «Их зарежут, а мне отвечай! – Валерия в ответ. – Всю ночь волнуюсь, не сплю…»
– А прошлый раз Леруся дверь заперла, как только мы ушли, – вспомнила Надя.
– Да, я полночи домой попасть не могла. Рассказывала тебе?
– Нет, это Лера сказала наутро…
– А я сижу на траве и реву. Темно, страшно, роса выпала. А стучать не решаюсь. Но она потом сама вышла, впустила. Ох, уж эти старые девы, – с досадой сказала Таня. – Да ну их!
– Да… – Надя задумчиво глядит на избу. – Эту Леру терпеть! Хуже некуда. Да еще по шесть часов в день смычком водить. Вундеркиндик ты мой бедный!
– Черт! Легка на помине. Глянь, – Таня показала на дорогу.
На краю деревни возникла тетя Лера, все в том же сарафане и лечебных чулках. Она смахивала на Тараса Бульбу, только без усов, но зато в массивных очках с черной оправой.
– Ну, бегу заниматься. Вечером заходи.
Таня вскочила и, осторожно обойдя сзади тетю Леру, перебежками заспешила к своему дому. Немного погодя оттуда донеслись звуки скрипки.
Поднялась и Надя. Вытряхнула сор из стоптанных, старых тапочек, надела. Вечно бабушка пилит ее за помятую, кособокую обувь. Стала бродить у амбаров. Шишки так и давятся под ногами, хрустят, как капустные кочерыжки. Сухими шишками усеяна вся поляна. Прошла мимо вертолета. Тень длинная и крылатая распласталась по траве… А вот и лес. Знойно, смолисто. Как приятно идти по хвойному настилу, по хрустким шишкам! Нарочно покрепче нажимает она на них. Сосны смотрят на нее понимающе.
– А вот тетя Валерия живет в городе, на четвертом этаже, дорогое дерево, – Надя обернулась к мощной спелой сосне, с раздвоенным вверху стволом, с густой, как козий мех, хвоей. – Послушай, дерево, я расскажу тебе про чудачку нашу Валерию. Стало ей казаться, что соседи чересчур шумно двигают стулья. Тогда Лера купила войлока и в несколько слоев обила им свои стены, потолок и пол.
– Ну? – дерево недоверчиво качнуло ветвями.
– Верно. Но и этого мало. Знаешь, что еще она отмочила?
– Что?
– Наняла мастеров. За свой счет, чтобы у соседей прибили войлочные подушечки к ножкам стульев и всей мебели. Сосна, ты боишься ветра?
– Я? Что ты!
–А Лера боится. Даже летом не выносит сквозняка. Она ведь работает в музшколе вместе с моей тетей Верой. Всю зиму и часть осени Валерия является на работу в рейтузах, гольфах поверх рейтуз, валенках, ушанке, а на ушанку повязывает платок. Вся школа потешается. И в таком виде сидит в классе, занимается с учениками. Ну и духота в классе: окна и дверь она не открывает.
– Ха-ха-ха! Вот чудачка.
– А однажды был показательный концерт. Приехали гости. Педагоги на сцене дирижировали или аккомпанировали своим ученикам. А Валерия, как на грех, схватила насморк и в лечебных целях замотала чем-то нос. Объявляют ее номер. И вылезает Валерия на сцену в ушанке и с огромным кляпом на носу. Поклонилась публике и как ни в чем не бывало махает палочкой своим оркестрантам. Все чуть не лопнули со смеха.
– Чудно как-то, – вздохнула сосна.
Свечерело. Выпала роса, парной туман поплыл вдоль травы. Надя вышла за калитку. Кузнечиковый звон стоял и реял как будто всюду в мире, и хотелось плыть по этим звенящим волнам. Она пошла вдоль деревни. Толкнула Танину калитку.
Прыгнула навстречу хозяйская Джильда, стала лизаться, рыжая, с ласковой и страшной бульдожьей мордой, влажными глазами. Надя сунула ей карамельку, и вошла в крохотную кухоньку, где тетя Лера хлопотала над керогазом. На ней были белые, до колен, панталоны, и все те же лечебные чулки.
– А, заходи! – сказала она, помешивая кашу. – Гулять собираетесь?
Надя помедлила с ответом, не зная, что сказать.
– Надюша, вот что, – заговорила тетя Лера, – у вас есть лишняя раскладушка?
– Раскладушка?.. Кажется, есть.
– Принеси. Поставим ее сюда. Ноги, правда, под столом окажутся, ну ничего.
– Зачем?
– Таня поздно возвращается с гулянья, будит меня. Здесь и ей спать удобнее, и мне не слышно…
– Привет! – вышла из комнаты Таня.
Голубые джинсы плотно облегали ее ноги, свитер ворсисто поблескивал на ней. Вид – хоть куда!
– А сможешь ты тихонько влезть в окно? – спросила ее тетя Лера.
– Смогу, Валерия Федоровна, – Таня, безмятежно улыбаясь, взбивала пальцами пушистые волосы.
– Ну-ка, потренируйся сейчас, – сказала тетя Лера, – так, чтобы бесшумно… Дверь-то ночью будет заперта.
– Сейчас сделаем, Валерия Федоровна, – согласилась Таня.
– А потом к Наде зайдешь за раскладушкой, постелешь. И возвращаться чтобы к одиннадцати, не позднее. Я сейчас ложусь спать…
– Есть, Валерия Федоровна!
Голос у Тани звучал мягко, нежно.
– И гуляй, прошу тебя, недалеко, ну, там, против домов, в лес не ходи…
– Ладно, Валерия Федоровна.
Тетя Лера, прихватив кастрюльку с манной кашей, удалилась в дом.
Вовка притащил на плечах какую-то изломанную раскладуху, похожую на скелет птеродактиля. Подруги водрузили ее в узкой кухоньке. Втиснуть в собачью будку длинную раскладушку оказалось непросто. Верх допотопного ложа въехал на ступеньки, ведущие в комнату, остальная часть ушла под стол.
– А удобно, – заметила Надя, – ты как влезешь в окно, сразу оттуда в постель и ухнешь. Если на лету за стол не зацепишься. Так что целься лучше, когда сигать будешь.
– Парашютный спорт! – усмехнулась Таня. – Все рекорды побью.
Стемнело. Фонарики в руках пацанов вспыхивали и гасли. Незримые помуркивали гитары. Ребятня гуляла по деревне, парочки сидели на порогах амбаров… Таня с Надей ждали у калитки Вовку, побежавшего за фонариком.
– Не он ли свистит?
– Да нет, он свистит: фью-фью-фиу. А это – фьюить, фьюить.
– Ой, – Таня вдруг хватается за грудь, ощупывает себя. – Бюстгальтер-то я не надела! Лифчик сняла купальный, а это забыла…
– Да чего ты, не видно же. Темно, – успокаивает Надя.
– Нет. Так идти я не могу. Не могу, и все, неловко.
– Ну так сбегай быстренько, надень.
– А Валерия-то? Она уже спит. Разве в окно влезть… Нет, загремлю.
– Не загремишь, – смеется Надя. – Парашютный спорт…
– Надь, ты легонькая, тоненькая, слазай. Он на стуле висит. Прямо как влезешь, два шага – и стул, только тихо, а?
– Ну ладно. Пошли.
Сиреневый куст в саду, чуть заденешь, брызжет росой. Надя цепляется пальцами за лобастые бревенчатые стены, хватается за подоконник. Открывает раму осторожно, чтобы не шуметь.
– Давай, давай! – подбадривает Таня внизу.
Упершись локтями в подоконник, Надя подтягивает ноги, переваливается вниз, в комнату.
– А! Кто там! – голос тети Леры звучит явно испуганно. – Кто это?!
Что-то белое, большое взметнулось около стены.
– Теть Лер, это я, Надя, не бойтесь.
– Ты зачем?
– За Таниным бюстгальтером.
Зажегся свет. Тетя Лера в широкой ночной сорочке стояла на полу у кровати… Надя выбралась во двор.
– Все нормально, пошли, – сказала она подруге. – Побежали!
Прыская от смеха, они понеслись по улочке. А там уже ждал их Вовка.
Вместе с Вовкой прошли за амбары, оттуда – в лесок по тропе.
В лесу – темно совсем, тропка еле различима.
– Где это поют?
Таня остановилась, прислушалась. Из тьмы, со стороны поляны, доносилась песенка:
И тут ему
Принцесса говорит:
А нужен мне не Петя и не Вася,
А нужен мне зеленый крокодил.
– Ой, как здорово! – Таня даже легонько подпрыгнула от радости. – Как мне это нравится! Пошли, послушаем?
– Пошли, – пробасил Вовка, и неумело обнял Таню за шею.
– Ты смотри не задуши ее, – сказала Надя.
Вышли на поляну. Темнотища. Тени кустов. А вон и очертание вертолета. Его длинное, смутное и хвостатое тело громоздится, словно туша кита. Кит с пробоиной в брюхе. Внизу, из какой-то щели, сочится желтый свет. Все трое подкрались, заглянули внутрь.
– Ух, как у них отлично! – прошептала Таня.
Уютное помещение, плюшевые кресла. Команда вместе с местными подростками сидела прямо на полу. Один из них играл на гитаре, остальные пели про крокодила.
– У-у-у… – по-волчьи завыла Надя.
– Во здорово, совсем как волк! – шепотом одобрила Таня.
– Ав-ав-в! – гавкнула Надя. – Мя-ау-у!.. Фр-р!..
– Похоже. Точь-в-точь! – сказала Таня. Вовка свистнул.
Из вертолета повысовывались лица, лучи фонариков разлиновали поляну. Девчонки и Вовка помчались с хохотом к тропе, спрятались за деревьями.
– Пойдем быстрей, на танцы опоздаем, – сказала Надя.
– А как темно-то, страшно! – Таня прижалась к Вовке.
– Ничего, с Вовкой не страшно. Надо спешить, а то у них скоро отбой…
– Ха-ха. Несчастные студенты, – сказал Вовка. – У нас скоро тоже практика будет, только не в лесу, а на заводе.
Они быстро зашагали в темноту.
Блеснула вспышка. Все кругом на миг стало четким, как на фотографии.
– Ай! Что это, молния? – вскрикнула Таня и чуть съежилась…
– Зарницы. – Вовка погладил ее по волосам.
Еще одна мигнула зарница.
Резче запахло цветами, сеном, травами и еще чем-то особенным, ночным. Может, это запах зарниц? Надя изо всех сил втянула в себя этот резкий и безбрежно свежий воздух… Сердце замирало. Ничего вокруг не было, кроме него! И ей показалось, что кузнечиковый звон – всюду, он бьется о незримые стволы, раздается все гулче, звонче. Словно исходит из самой глубины ночи и сливается, и – в то же время – слышно каждого кузнечика в отдельности. Один звенит бархатно, вкрадчиво. Другой, где-то рядом, гремит по-мальчишечьи ломко, с перебоями. Цык-цык-цык – и вдруг остановится, отдыхает. Затем опять: цык-цык-цык – и снова затихнет.
Искорки – зеленые, ясные – ползают, перемигиваются в стихии травы. Капель огоньков. Светляки. Ищут друг друга, сигналят, как звездочки космоса.
Навстречу – кто-то с фонариком. Фигура приближается. Вовка светит на дорогу, ей навстречу.
– Валерия Федоровна? – изумленный Танин голос. – Вы?!
Это и впрямь тетя Лера.
– Обыскалась вас, – отвечает тетя Лера, – как чувствовала, что на танцы удерете…
– Но, Вале…
– Тихо!.. – шепчет тетя Лера. – Слышите? Кузнечики-то… А?.. Нет, вы только послушайте! Тот, слева, слева, на терцию ниже этого. Упоительная ночь!.. Я представить себе не могла! Хорошо, что вышла…
– Валерия Фе…
– Тихо, тихо! – поднимает палец тетя Лера. Голос у нее какой-то незнакомый, особенный. – Чувствуете? Необыкнове… необыкновенная ночь! – захлебывается от избытка чувств тетя Лера. – Ах, какая ты, Танюша, бесчувственная! Это ощущать надо, ты же музыкант!.. Необыкновенная! Пойдемте купаться!
– Да… вроде вода холодновата, – осторожно возражает Вовка.
Купанье ночью с тетей Лерой кажется ему чем-то абсурдным.
– Нет, девочки, я решительно хочу купаться! – настаивает старая преподавательница. – Такая ночь!
Таня наводит на нее свой фонарик, вглядывается пристально.
– Темно. Утонем еще.
– Тогда отправимся в лагерь, где танцы, – неожиданно заявляет тетя Лера. – Махнем?
Это уже совсем странным кажется подругам. Они чуточку даже смущены.
– Танцы уже кончились, – говорит Надя. – Поздно уже.
Тетя Лера лихо заламывает на затылке панаму.
– Все равно, я танцевать хочу!
– Но политехи спят давно… – поясняет Надя.
– Какие такие «политехи»? Знать не хочу никаких политехов. Это что, гномы? – кипятится тетя Лера. – Вы что, в гномов верите? Айда на танцы!
– Ну, студенты это, – встревает и Вовка. – Спят они…
– А мы их разбудим! Ночь полна очарования! Волшебная ночь… Глядите, светляки! Идемте скорее будить студентов!
– Неудобно, что вы, Валерия Фе…
– Уж лучше купаться…
Надя и Вовка почтительно берут Валерию Федоровну под руки, увлекают по тропочке вправо, к реке.
– Искупаться, правда, неплохо сейчас, – поддакивает Надя.
– Идемте, – соглашается тетя Лера. – Только давайте потушим фонарики, а то светляков распугаем.
Четыре легких стройных фигуры спускаются темным холмом к реке. Гладь воды уже видится издали, отблескивает под звездным небом… Безостановочно кругом звенят цикады и всякие ночные кузнечики… Где-то за кромкою леса мигают зарницы. Ночь – не ночь, а густое, душистое зелье, настоянное на травах, сене и ягодах. Валерия Федоровна смеется, как девчонка.