Первые же бои убедили бойцов 1-й Конной в их превосходстве над противником366. «Наше продвижение было настолько внезапным и ошеломляющим, – вспоминал Буденный, – что застигнутые врасплох польские солдаты и офицеры сдавались без сопротивления»367. Впрочем, это в случае, если врага удавалось захватить врасплох. Большая часть солдат противника сражалась храбро и стойко, в том числе и в окружении368. 8 июня Конармия взяла Бердичев. Вражеский тыл был разгромлен, управление войсками нарушено. В городах были взяты богатые трофеи, освобождено до 7 тыс. советских пленных, в Бердичеве польский гарнизон успел взорвать армейские склады. Было уничтожено около 1 млн снарядов и огромное количество патронов. Польский фронт остался без огневых запасов369.
План советского командования сводился к организации окружения основных сил противника, действовавших на Киевском направлении370. 3-я польская армия потерпела существенное поражение. В её тылах и коммуникациях возник серьезный кризис. Задача наступавших облегчалась и тем, что польское командование не сразу осознало масштаб произошедшего. Вскоре оно пришло в себя и стало собирать силы для отхода371. Только в ночь с 8 на 9 июня поляки стали выводить свои войска из плацдарма на левом берегу Днепра372. 10 июня польская армия оставила Киев. Отход сразу же стал приобретать характерные черты бегства. Дороги от Киева на запад были забиты брошенными повозками, машинами, трупами людей и животных373. При отходе колонны противника были перехвачены красной кавалерией и понесли большие потери убитыми и пленными. 3-я армия потеряла свои обозы, 250 пулеметов и 84 орудия из 96374. Навстречу наступавшей красной кавалерии потянулись конвоируемые пленные375.
9 июня, предвидя возможный затяжной характер войны, Совет труда и обороны принял решение о пополнении резервных частей двух фронтов, действовавших против Польши: влить в эти части 250 тыс. чел. военнообязанных немедленно и по 150 тыс. чел. в ближайшие два месяца376. Тем временем польская армия бежала, уходя от угрозы окружения. Вскоре выяснилось, что на временно оккупированных территориях поляки вели себя, как делали обычно до и после них истинные европейцы, то есть зверствовали, убивали и грабили. Перед уходом из Киева оккупантами были взорваны водопровод, электростанция и Владимирский собор377. В Черкасах после ухода польской армии насчитали до 290 человек – стариков, женщин и детей до 1–2 года включительно, раненных поляками холодным (!) оружием. Оставив Борисов, поляки с западного берега Березины обстреляли его зажигательными и химическими (!) снарядами – город превратился в дымящиеся руины378. Зверства поляков были известны и ранее. Они стали причиной того, что еще 10 мая Троцкий отдал приказ по армии, призывая не мстить за расстрелы, пытки и издевательства над пленными красноармейцами: «Щадите пленных и раненых неприятелей!»379
Начальник штаба латышской армии генерал Петерис Радзиньш 10 июня 1920 г. заявил, что Рига не должна отказываться от совместных действий с поляками, но обстановка на фронте не располагала к вмешательству. Глава правительства Карлис Ульманис так и не решился на этот шаг380. В первых числах июня 1920 г. советские войска приступили к очищению Карелии от финских «добровольцев», которые развязали там военные действия одновременно с наступлением поляков, а 12 июня в Юрьеве открылись переговоры о заключении мира между РСФСР и Финляндией. Формально финская сторона согласилась приступить к ним еще 14 мая, но затягивала начало переговоров. Последнее особо важно, так как, несмотря на снятие Антантой блокады, торговое судоходство по-прежнему было невозможно – финские морские силы и британский флот основательно минировали Финский залив381.
Для спасения Польши из Крыма в Северную Таврию нанес удар Врангель. Его успехи поставили под угрозу тыл наступавших красных войск и отвлекли часть сил, но польской армии это не помогло382. Белый флот почти безраздельно господствовал на Черном и Азовском морях, красные морские силы находились на стадии формирования. Канонерские лодки создавались из ледоколов, паровых шхун, барж, на которые устанавливались орудия до 100–130 мм383. У Русской армии сохранялось значительное преимущество. Под прикрытием канонерских лодок с мощной артиллерией – до 152-мм включительно – была организована перевозка и десант корпуса ген.-л. Я.А. Слащева384. 6 июня он был высажен под Мелитополем, утром 7 июня началось наступление через Перекоп, 9 июня Мелитополь был взят, снабжение войск 13-й армии, оборонявших выходы из Крыма, было перерезано385. Красный флот после этого ограничился обороной и выставлением минных заграждений386. Наступление Врангеля развивалось очень успешно, что привело к попытке остановить его, организовав 15–23 июня контрнаступление387.
Только 24 июня натиск врангелевцев был остановлен, а в тылу 13-я армии стала собираться ударная группа из 1-го Конного корпуса Д.П. Жлобы и двух кавалерийских дивизий388. Начавшийся контрудар красной конницы поставил под угрозу связь Крыма с Мелитополем, однако вскоре эта угроза тылам Врангеля была снята. «Блестяще задуманная и плохо выполненная операция», как назвал её ген. Я.А. Слащев, провалилась. В последующих боях группа красной кавалерии была окружена и разгромлена389. Последствием катастрофы был срыв плана наступления всего фронта. 3 июля остатки корпуса Жлобы вырвались из окружения390. 16 июля командир 4-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии О.И. Городовиков был отозван с Польского фронта391. На следующий день последовал приказ о начале формирования 2-й Конной армии на базе разбитых частей Жлобы с добавлением двух кавалерийских дивизий и двух кавалерийских бригад. Временно новая армия переходила в резерв командующего Юго-Западным фронтом392. Армию еще надо было сформировать. По словам Городовикова, «…корпус Жлобы, получив жесткий отпор белых, практически перестал существовать как корпус»393. 2-ю Конную армию сформировали к 25 июля, поначалу она была рыхлым, малочисленным (3,5–4 тыс. сабель) соединением394.
На Украине поляки энергично продолжали отступление, стараясь вывести из-под удара живую силу. Это было верное решение. Фланги Юго-Западного фронта явно запаздывали. Группа И.Э. Якира – 2 дивизии, бригада пехоты и бригада кавалерии – должна была действовать на 105 км фронта. Тылы Якира были скверно организованы, и двигаться быстро группа не могла395. Не помогло и то, что радиоразведка перехватила приказ 3-й армии об организации отхода. Поляки шли тремя колоннами, штаб армии был в центральной396. Воспользоваться этой информацией не удалось. К 14 июня стало ясно – 3-я польская армия выскользнула из ловушки. 18 июня она закончила отход397. 25 июня 1-я Конная получила приказ двигаться на Ровно. Кавалерия вынуждена была переместиться в болотисто-лесистую местность, где её возможности были ограничены. В 23:00 4 июля Ровно был взят внезапным для его польского гарнизона ударом, но пришедшие в себя поляки сумели организовать контрудар. 7-10 июля разгорелись встречные бои, в ходе которых город несколько раз переходил из рук в руки398.
В Ровно были захвачены значительные трофеи, польское командование не справилось с эвакуацией складов. Но с другой стороны недостаточное качество связи и частая смена задач перед 1-й Конной привели к срыву планов окружения 3-й польской армии399. Полякам удалось на время приостановить движение Юго-Западного фронта, его ударная сила – кавалерия – все чаще использовалась как ездящая пехота. Конница все чаще сталкивалась с подготовленными позициями, которые приходилось преодолевать, спешиваясь, борясь с колючей проволокой и пулеметами. Возможности маневра не было400. Прорыв 1-й Конной был остановлен, но вскоре этот успех поляков сошел на нет.
4-7 июля Западный фронт вновь начал наступление. Прорыв состоялся. Для действий на коммуникациях противника был направлен 3-й Конный корпус под командованием Г.Д. Гая – 4100 сабель, 700 штыков, 28 орудий и 78 пулеметов. В результате и в Белоруссии польские силы потерпели поражение. В тылах армии противника началась паника. Только слухи о приближении красной кавалерии подчас вызывали бегство с занимаемых позиций. Впрочем, полного развала не было. Поляки в целом сохранили порядок и пытались оказывать сопротивление при отходе401. По планам операции корпус Гая должен был пройти в 4 дня 160 км, в среднем его дивизии должны были ежесуточно проходить от от 40 до 45 км и выйти к Свенцянам, оседлав пути отхода польской армии402. Кавалерия вела действия в весьма тяжелых условиях: в лесах и дефиле Белоруссии ей часто трудно было развернуться, дороги и мосты были разрушены403.
Болота и леса, многочисленные озера и немногочисленные дороги – все это сужало возможности маневра и облегчало задачи обороны для заслонов, которыми прикрывались поляки. В этих условиях корпус поначалу ежесуточно проходил по 25–27 км, и в результате Гай действовал не в тылу, а на флангах отступавшего польского врага. 11 июля был взят Минск, к Свенцянам корпус вышел не на четвертый, а на седьмой день преследования, после чего перед ним была поставлена задача взятия Вильно404. Красная Армия овладела городом 14 июля405. В Белоруссии и Литве, как и на Украине, полякам удалось избежать окружения. Они уходили, бросая материальную часть и по возможности выводя личный состав. Войска Западного фронта понесли значительные потери при прорыве фронта противника. В некоторых частях они доходили до 40–60 %. Наступавшие войска испытывали острую нужду в боеприпасах (обеспеченность на 55–60 %), инженерном имуществе (на 40 %) и транспорте (на 35 %)406. Положение со снабжением обмундированием и обувью также было весьма тяжелым – ВЦИК призывал бойцов Красной Армии бережнее относиться к своим сапогам, гимнастеркам и шинелям407.
У поляков таких проблем не было. Их снабжала англо-франко-американская коалиция. Правда, теперь перед польскими войсками возникла другая опасность. 11 июля командующий Юго-Западным фронтом А.И. Егоров отдал приказ о наступлении на Брест, навстречу войскам Западного фронта408. Перед войсками Пилсудского вставала угроза окружения. Некоторым разбитым польским и петлюровским частям удалось найти убежище в Румынии, к границе с которой на большом протяжении стали опять выходить советские войска. В связи с опасностью расширения конфликта 20 июля командование Юго-Западного фронта категорически запретило переход линии Днестра или какие-либо враждебные действия по отношению к румынам. «Поведение наших войск, – говорилось в приказе, – не должно давать повода к обвинению нас в агрессивных намерениях против Румынии»409. Во время разгрома польской армии крайне обострились пограничные споры на северо-восточных, западных и юго-западных границах Польши.
После освобождения Вильно из состояния нейтралитета вышла Литва, претендовавшая на древнюю столицу Великого Княжества Литовского. Литовские войска начали захватывать спорные территории, но уклонялись от сотрудничества с Красной Армией410. Литовцы выступили как нельзя вовремя – их небольшие силы могли создать серьезную опасность растянутым и плохо защищенным тылам Западного фронта, шедшего на Варшаву. 12 июля в Москве был подписан советско-литовский договор. РСФСР признавала независимость Литовской республики (Ст. 1), а также переход к Литве не только Вильно, но и Гродно, Лиды, Августова, Ошмян и Свенцян (Ст. 2). В Литву должно было быть возвращено эвакуированное во время войны имущество, частное и государственное (Ст. 3 и 4). Для поддержки разоренной войной Литвы Москва согласилась отказаться от претензий по выплате пропорциональной части общего государственного долга, а также передать ей 3 млн руб. золотом и дать право на рубку леса на территории в 100 тыс. десятин (Ст. 12)411. Таким образом литовцы, только пострадавшие от насилия поляков, выступили с требованиями на территории, на которых представляли абсолютное меньшинство. Соглашение о разграничении между советскими и литовскими войсками было достигнуто только 18 июля412. Вильно был передан литовцам 27 августа, то есть на этапе отступления Западного фронта413.
У Праги также было свое видение исторических границ, и в январе 1920 г. она подтвердила его, начав наступление в спорной области – т. н. Тешинской Силезии. Экономически развитый и стратегически важный район имел смешанное польско-чешское население. Конфликт был остановлен в результате вмешательства Антанты, стороны согласились на плебисцит. Но в июле 1920 года чехословаки потребовали раздела спорной территории без голосования. Варшава вынуждена была согласиться с чехословацким требованием. Из 2222 кв. км с населением в 435 тыс. чел. Прага получила 1200 кв. км и 293 тыс. чел. Были проблемы и на словацко-польской границе, которые удалось урегулировать только в 1925 году. Как выяснилось позже – ненадолго414.
Весьма амбициозными планы поляков и в отношении Германии. Получив по решению Версальской конференции район Позена (совр. Познань), польские власти сразу же наметили план этнических чисток на этих территориях. Ответственный за полонизацию края Станислав Грабский отметил недопустимо большое количество немцев и изложил программу правительства на будущее просто и ясно: «Польская страна исключительно для поляков»415. Варшава претендовала и на отторгнутый от Германии по условиям Версаля Данциг. Эти претензии поддерживала Франция, но Великобритания категорически воспротивилась подобной схеме416. Немецкое население города и войска отбили в 1919 году попытки поляков решить этот вопрос силой, затем в город были введены войска Антанты417. В Данциге разместилась ставка британского командования на польско-немецких территориях418.
В результате по условиям Версальского мира Данциг был отторгнут от Германии в пользу союзников, которые обязались устроить тут вольный город. В промежуток он должен был управляться особым верховным комиссаром, назначаемым победителями, который и должен был решать все проблемы в отношениях города с Польшей (Часть III. Отдел XI, Вольный город Данциг, Ст. 100–108)419. Перед 1914 годом 96 % его населения составляли немцы. Данциг был одним из центров германского судостроения – здесь на верфи «Шихау» стоили подводные лодки и линейные корабли. Пригород Данцига – Цоппот (совр. Сопот) с немецким населением – был передан Польше420. Горожане понимали неизбежность навязанного им силой статуса, но он был несравненно лучше перспективы оказаться под властью Польши – единодушие в неприятии этой угрозы было общим. Единственным выходом из положения было сотрудничество с представителями победителей, а затем и с Лигой Наций421.
Два батальона союзников подчинялись первому верховному комиссару Лиги Наций сэру Реджинальду Тауеру422. Он прибыл в Данциг из Парагвая, где представлял интересы британской короны. В 1903–1906 гг. сэр Реджинальд был министром-резидентом при баварском и вюртембергском Дворах, что, очевидно, определило его назначение в этот немецкий город. С февраля по ноябрь 1920 г. именно этот дипломат стал вершителем судеб Данцига. Положение было тяжелым – немцы не хотели уступать полякам ни в чем, а те пытались развить свои экономические права в политические423. В мае 1920 г. послы Антанты в Варшаве приняли решение – в городе не будет польских военных объектов424.
Жители Данцига с самого начала с надеждой смотрели на Берлин. Тем временем президент Германии Фридрих Эберт 20 июля 1920 года заявил о нейтралитете своей страны в советско-польской войне425. Между тем дважды – в июле 1919 и в августе 1920 года – поляки предпринимали попытки вооруженным путем отторгнуть у Германии промышленно развитую провинцию Верхняя Силезия. Были претензии и в отношении Восточной Пруссии, но здесь Варшава вынуждена была согласиться на плебисцит. В августе 1920 г. он был проведен в спорных районах. За присоединение к Польше проголосовало 15 тыс. чел., против – 447 тыс. чел426. Причина была простой. Каунасская газета «Литовское эхо» не без ехидства прокомментировала причину поражения Варшавы: «Стало уже трюизмом повторять, что всякая польская политика последних лет – политика отчаянного насилия»427. Этому насилию и сопротивлялось местное население. У немцев не было армии, бои в Силезии вело местное ополчение, но в основном это были ветераны войны, сумевшие отразить нашествие интервентов428.
Союзники заметили происходившее и в июне 1920 г. категорически потребовали от Берлина продолжить разоружение – в особенности это касалось иррегулярных частей, то есть тех самых ополчений429. С другой стороны, в условиях кризиса на советском фронте Варшава не смогла серьезно поддержать свою вооруженную авантюру на западе. В Силезию были введены итальянские и английские войска. Они в целом занимали довольно беспристрастную позицию, что, естественно, не нравилось Варшаве430. Но все же главным для Пилсудского был вопрос о землях на востоке. Следует отметить, что Лондон не всегда поддерживал польские территориальные увлечения431. Поражения на Украине и в Белоруссии вызвали шок в Варшаве. Премьер-министр Владислав Грабский и министр иностранных дел Станислав Патек отправились во Францию, где на курорте в Спа 5-16 июля работала конференция Антанты432. Польская делегация сразу же заявила о «большевистском вторжении»433. Она настаивала на военном вмешательстве в конфликт, развязанный их страной434.
Пилсудский слал письма, в которых сообщал о том, что считает ситуацию безнадежной435. В результате побед Красной Армии произошло чудесное прозрение польской дипломатии и изменение ранее твердой польской позиции. 9 июля Грабский заявил: «Польша понимает, что она сама виновата, оказавшись в таком положении, и что она должна изменить свою политику как в отношении своих соседей, так и союзных держав. Она признает необходимым предоставить решение вопроса о её жизненных интересах, даже вопроса о её собственных границах. До сих пор, хотя ей давали совет поступить подобным образом, она полагалась на свою собственную военную силу. Польша была увлечена с правильного пути сильными людьми, имевшими широкие планы, однако планы эти не соответствовали ни здравому смыслу, ни чувству патриотизма огромного большинства народа. Ни Киев, ни граница 1772 года не являются национальными целями»436.
Внезапно проявившееся миролюбие и здравомыслие Варшавы были направлены по верному адресу. Дэвид Ллойд Джордж и Джордж Керзон с трудом терпели Грабского, его претензии и раскаяние их раздражали, тем более что в Англии разворачивалось рабочее движение в поддержку Советов, а лозунг «Руки прочь от России!» стал появляться даже в газетах консервативного толка. В этой обстановке и появилась идея выступления главы Форин-офис с предложением перемирия и разграничения, причем по линии, которая категорически не устраивала поляков437. Впрочем, уступка все же была необходима. Даже демонстрация уступки усиливала внутриполитическое положение правительств Великобритании и Франции. С другой стороны, провалившаяся военная авантюра не должна была привести к провалу антисоветской Польши. «Участь правительства господина Пилсудского, – писал в это время Мархлевский, – всецело зависит от милости держав Согласия, властное слово которых должно определить очертания границ Польского государства. Купить эту милость можно было лишь одной ценой: борьбой против социалистической России»438.
11 июля лорд Джордж Керзон предложил провести конференцию в Лондоне на условиях заключения перемирия и отвода войск с линии возможного разграничения между РСФСР и Польшей. Она получила название «линии Керзона» и была близка к границе бывшего Царства Польского с Российской империей. В целом это был редкий случай, когда предлагаемая линия государственной границы совпадала с границей этнографической. В Восточной Галиции войска должны были остаться на занимаемых позициях. Кроме того, Керзон предлагал Москве немедленно заключить перемирие и с Врангелем, войска который обязался вывести свои войска в Крым, а Перекопский перешеек объявлялся при этом нейтральной зоной. Планировалось, что представители правительства генерала примут участие в конференции в Лондоне. Туда также предлагалось пригласить делегации Финляндии, Эстонии, Польши и Литвы. В случае отказа принять требования ноты Великобритания и её союзники «…сочтут себя обязанными помочь польской нации защищать свое существование всеми средствами, имеющимися в их распоряжении»439.
Глава НКИД Г.В. Чичерин предлагал принять предложения за основу, выйти на «линию Керзона» и начать переговоры с Варшавой, проводя их параллельно с Хельсинки, Ригой и Каунасом, но, естественно, не признавая правительства белого Крыма. Л.Б. Каменев возражал, и в конечном итоге Ленин прислушался к нему440. Он считал, что международная обстановка настоятельно требует «бешеного (выделено авт. – А.О.) ускорения наступления на Польшу», что глава Совнаркома и ожидал от Западного441 и от Юго-Западного фронтов. Судя по всему, Ленин не доверял главе британского правительства, а предложения Ллойд Джорджа он охарактеризовал как «сплошное жульничество ради аннексии Крыма, которая нагло выдвигается в ноте»442. 17 июля в ответной ноте Советское правительство не приняло предложения Лондона.
Чичерин подтвердил желание РСФСР жить в мире и напомнил Лондону, что именно Великобритания развязала интервенцию против Советской России и именно Польша начала неспровоцированную войну с ней, и что ни на этапе подготовки агрессии, ни на этапе, когда разворачивалось успешное наступление поляков, Лондон не вмешивался, что делает сомнительными его претензии на роль посредника в конфликте. Наркоминдел не ограничился критикой, а предложил следующую программу: Москва предпочитает прямые переговоры, которым должно предшествовать обращение правительства Польской республики; что касается трех прибалтийских стран и Литвы (в 1920-1930-е гг. к Прибалтике традиционно относились Латвия, Эстония и Финляндия), то с последней Москва уже заключила мирный договор 12 июля, а с остальными успешно ведутся соответствующие переговоры. В отношении Врангеля и попыток превратить Крым в освященное международным правом убежище для белогвардейцев нота Чичерина не оставляла ни малейших сомнений – данное предложение отвергалось. Это был полный отказ принять условия Антанты. Более того, нота содержала довольно прозрачный намек на возможность создания в Польше новой власти, что, по мнению наркома, стало бы залогом истинно мирных отношений этого государства с РСФСР443.
19 июля было создано Польское бюро ЦК РКП (б) во главе с Ф.Э. Дзержинским, которое должно было курировать вопросы польского направления444. 20 июля Керзон сообщил по радио в Москву, что не настаивает на посредничестве и что Польша и РСФСР могут самостоятельно вступить в переговоры, но если просьбы Варшавы о мире будут проигнорированы, то союзники окажут Польше поддержку445. 22 июля МИД этой страны направил телеграмму с просьбой о немедленном перемирии и начале переговоров. 23 июля Чичерин известил нового министра иностранных дел Польши Евстафия Сапегу о том, что Советское правительство дало распоряжение командованию Красной Армии немедленно вступить в переговоры446. До 30 июля поляки должны были прислать своих представителей. Встреча должна была состояться на шоссе Барановичи-Брест-Литовский 30 июля447.
Наступавшие Западный и Юго-Западный фронты должны были соединиться в районе Бреста, взяв наиболее сильную группировку противника в гигантские клещи в районе Полесья. Этот план поддержал и член РВС Юго-Западного фронта И.В. Сталин. Главнокомандующий Вооруженными силами РСФСР С.С. Каменев выступил против ускоренных темпов наступления, но командующий Западным фронтом М.Н. Тухачевский отстоял их448. Советское командование приняло ошибочное решение об изменении наступления двух своих фронтов – Западного и Северо-Западного449. 22 июля Главком отдал распоряжение Тухачевскому продолжить наступление и не позже 12 августа выйти на линию Вислы, овладев Варшавой450. 24 июля Юго-Западный фронт получил приказ наступать на Львов451. Два советских фронта теперь двигались не по сходящимся направлениям к польской столице.
Антанта не могла допустить советизации Польши. Под такой же угрозой в этом случае оказалась бы Германия и, следовательно, вся Версальская система. США, Франция и Великобритания оказали огромную помощь Польше. Наиболее полонофильской была Франция. Её связывали с Варшавой и расчеты – чем больше будет новая Польша, тем увереннее она заменит Россию на восточных границах Германии, – и исторические и культурные связи452. Впрочем, часто и личные. 21 июля было принято решение направить в Варшаву союзную миссию. Её возглавил французский бригадный генерал Максим Вейган453. Он был талантливым офицером Генерального штаба, убежденным антикоммунистом, а его супруга Мари-Рени де Форзанц, наполовину полячка, сумела воспитать в супруге убежденного сторонника Польши454.
25 июля миссия Вейгана прибыла в Варшаву. К этому моменту здесь уже работала французская миссия генерала Поля Анри. В нее входило около 400 офицеров (одним из них был капитан Шарль де Голль)455. Всего в польской армии с лета 1920 г. служило 9 французских генералов, 29 полковников, 196 капитанов, 425 лейтенантов, 2120 солдат456. Французы сделали очень много для того, чтобы поднять уровень боеспособности польской армии457. 26 июля начальник Генерального штаба генерал Тадеуш Розвадовский предложил организовать фланговый удар по основным силам Северо-Западного фронта, пытавшимся окружить польскую столицу. Поначалу Вейган предлагал отход вглубь страны с целью накопления сил458. Генерал исходил из опыта французов на Марне в 1914 г. Он фактически возглавил штаб Пилсудского и считал необходимым создать прочный фронт, прикрываясь которым можно было бы создать и накопить на флангах наступающей на Варшаву Красной Армии значительные резервы для контрудара. Ради этого Вейган был готов пойти и на территориальную уступки Галиции, где наступал Юго-Западный фронт. Речь шла даже о Львове и Дрогобыче, где располагались единственные в Польше нефтяные источники. Это было правильное, но весьма тяжелое для Пилсудского решение459.
На Западе Москва могла рассчитывать только на поддержку рабочего движения. Уже в мае забастовки лондонских докеров стали серьезным препятствием для поставок оружия в Польшу460. Всеобщая забастовка железнодорожников во Франции, которую поддержали рабочие портов, привела к тому, что в течение месяца стало невозможным отправлять военные грузы в Польшу461. 21 июля II Конгресс Коминтерна призвал рабочих сделать все возможное, чтобы сорвать военные поставки в Польшу. В Англии под лозунгом «Руки прочь от Советской России!» начал работать «Совет действия»462. В Данциге антипольские настроения совпали с движением пролетарской солидарности. 21 июля докеры порта отказались разгружать военные грузы для Польши с греческого парохода, 24 июля – с голландского463. Выгрузку произвели французские солдаты. Вскоре пришли еще три французских транспорта, и британский комиссар города заявил, что не ручается за последствия ввиду настроений рабочих464.
На этом этапе головокружение от успехов началось в Москве. Здесь надеялись на советизацию Польши и выход в Германию. Еще в первые дни наступления Сталин предупреждал, что противник еще силен и было бы ошибкой считать его разбитым465. «Нет сомнения, – говорил он, – что впереди еще будут бои и бои жестокие. Поэтому я считаю неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о «марше на Варшаву», другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на «красной советской Варшаве»466. Сталин был прав. РСФСР и Красная Армия не были готовы к походу в Европу или к битве за Варшаву. Не удалось вовремя взять Львов: поставленная на 29 июля задача по овладению городом не была выполнена; срок взятия города был перенесен на 30 июля467 – результаты были те же. 2 августа 1-я Конная армия вновь получила приказ двигаться на Львов, отражая контрудары поляков468. К этому времени её части находились в 10 километрах от города. Казалось, достаточно еще одного усилия – и Львов будет взят. Но армию вывели из боя469.
При наступлении на Варшаву сказались отсутствие подготовки тылов и проблемы разоренных войной коммуникаций Западного фронта. Часть войск, переброшенных с других направлений, вступила в Белоруссии и Литве в бои без обозов. Снабжение было столь плохим, что начальник 27-й стрелковой дивизии В.К. Путна начал готовить перевооружение своей дивизии трофейными винтовками Маузера, благо и их, и патронов к ним хватало470. В Белоруссии войска Западного фронта получили мощную поддержку населения. Это привело командование к неверным прогнозам. «Положение в Польше, – вспоминал Тухачевский, – также рисовалось в благоприятном свете»471. После взятия Вильно войска вступили на территории с преимущественным польским населением, что сразу же почувствовали конники Гая, шедшие в авангарде наступления. Шляхта угоняла скот, крестьянство находилось под влиянием дворянства и католической церкви, комкор-3 вспоминал – «враждебное отношение к нам чувствовалось очень сильно»472. Необходимо было что-то делать.
23 июля 1920 года на заседании Политбюро было принято решение «об организации Временного революционного комитета в Польше»473. Еще ранее, в 1919 году, в Москве было создано Польское бюро ЦК РКП (б), которое централизованно занималось пропагандой среди польской армии, для этого в части Красной Армии было направлено около 7 700 польских коммунистов474. 28 июля был взят Белосток. 30 июля здесь на многочисленном митинге было провозглашено создание Польского Временного Революционного комитета во главе с Юлианом Мархлевским. В его первом коммюнике определялась задача комитета – заложить основы «будущего строя Польской Социалистической Республики Советов»475. Фактически формировалось новое правительство, в составе которого были созданы отделы промышленности, сельского хозяйства, пропаганды и агитации, юстиции и чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. Комитет приступил к созданию органов новой власти на местах476. В тылу Западного фронта под Минском началась работа по организации дивизии польской Красной армии. Её намеревались комплектовать из пленных и добровольцев. Работа шла с трудом477. «Было ошибкой, – вспоминал через год Мархлевский, – что этот комитет возник слишком поздно, но это объясняется тем, что военные события развивались с молниеносной быстротой»478.