Его мечты осуществлялись, с кухни слышалось приятное шкварчание яичницы (яишенки, как он ласково называл ее), через некоторое время дверь в комнату отворилась, и женщина с седыми волосами и достаточно заурядной внешностью немного боязливо прошептала:
– Мой бог и царь, твои вожделенные яйца, в смысле яство, готовы.
– Ты можешь поверить, у меня такое ощущение, что эта чертова муза увела моего персонажа. Что со мной творится?
У нее отлегло от сердца: муж был хоть и недоволен, но не находился в одном из его «никудышных» настроений, как она их про себя называла. Тогда он был невыносим. Но сейчас его что-то тревожило, и по опыту женщина знала, что лучше помолчать и дать супругу самому выговориться, если он того хочет.
Лев Николаевич тяжело поднялся, прошел на кухню и сел у заботливо поставленной тарелки с яичницей, искусно украшенной зеленью. Он улыбнулся.
– М-м-м, яишенка, – довольно протянул писатель и отправил кусочек себе в рот с нескрываемым наслаждением, которое только оттеняло его тревожные мысли.
Жена сидела напротив и изредка поднимала взгляд, пытаясь уловить любое желание горячо любимого мужа. Но он молчал. Он перебирал в памяти, что произошло с ним в эту ночь, и не мог прийти к однозначному мнению.
В какой-то момент, ночью, он переключился на нового персонажа.
– Как бишь его звали, черт побери, все вылетело из головы, – пробубнил Лев Николаевич больше сам себе, нежели жене, внимательно ловившей каждое его слово.
Все развивалось по обычной схеме в голове писателя: герой попадал в различные ситуации и переживал спектр разнообразных эмоций. А он, автор, сидел в кустах с биноклем и присматривался к своему персонажу: хорошо ли тому, пошла ли та или иная ситуация, в пору ли ему этакая-то эмоция, по мерке ли пришелся характер. Чтобы, когда тот напереживает сотни жизней и историй, выйти из своих кустов и вытащить на свет божий настоящего человека, вернее, нет – персонажа для своей будущей книги. Да, иногда на него находит, и он… стирает, что ли, негодного для него героя. Но он сам, своей волей. А тут… Лев Николаевич недоуменно взглянул на жену, словно она могла справиться с его неразрешимой задачкой, и тут же снова углубился в свои мысли. «Я чувствовал это… вдохновение, ко мне пришла муза. Я даже записал это, – писатель припомнил, как потом рассматривал свои заметки на бумаге, сохранившей его мысли, – у меня получался отличный персонаж. А потом – фьють, это все исчезло: и муза, и персонаж. Словно их и не было в моей голове. Остались только записи, и если бы и их не было, то тогда что? Они были там – и оп! В следующий миг их уже нет, словно они сбежали от меня». И тут же его закрутило: «А куда они сбежали? А что с ними сейчас? А кто вообще они? Надо пойти перечитать еще раз записи». Неслышным хлопком лопнула лампочка на письменном столе, и искры рассыпались по нему. Жадные до еды, они набросились на сухую бумагу, и вмиг блокнот занялся веселым пылающим огнем.
***
Максим, одевшись сам и найдя кой-что приличествующее Варе, вернулся вместе с ней к отцу в мастерскую. Он сел в кресло и, попивая чай, стал рассказывать отцу о своих приключениях. Варя устроилась на подоконнике и смотрела на улицу, любуясь природой за окном. И в то же время она внимательно слушала Максима. Ей нравился его приятный тембр, и у нее по телу разливалась приятная истома. «Он сказал, что любит…» – про себя повторяла девушка, и ей хотелось как-то укутаться в эту мысль, раствориться в ней.
А Макс рассказывал и рассказывал, изредка поднимая глаза на отца, на лице которого читались полнейшее недоумение и отчетливый вопрос: «Ты че, разыгрываешь меня?» Но сын рассказывал с такой серьезностью, что тот не решался произнести свой вопрос вслух. А Макс периодически бросал взгляд на картину отца, когда возникала пауза и ему нужно было собраться с мыслями. Он невольно думал: «Как же талантливо у него получается изображать детали. Вот, скажем, этот старик. Уж не знаю, кто он, может, писатель какой-то или еще кто. Как ловко отцу удалось передать игру света, теней, кажется, что он, тот старик, действительно пишет и будто ручка легко скользит по бумаге… и про что он там пишет… занятно, да…»