Ник Председатель
Воспоминания бывшего человека
Такой нищеты я не видел давно! Старая, обшарпанная мебель, выцветшие, неопределенного цвета обои, облезлый пол! Ювелир явно соблюдал конспирацию. Решил, видимо, по-настоящему жить за границей – в будущем, а тут у него происходило первоначальное накопление капитала. Усадив нас на старый, продавленный диван, ювелир вооружился мощной лупой и долго разглядывал камешки. А я разглядывал его лысину. Ленка вздыхала и тайком озиралась, вероятно, прикидывая – где тут у него может быть тайник? Очевидно, что такой конспиратор не будет хранить деньги в банке. Нет, у него тут, в обшарпанной квартире, есть тайник, или несколько, где он и держит всю «зелень».
Я вдруг слегка задремал. Мгновенное кино: я прихожу в квартиру ювелира, но он убит после зверских пыток. И убийцы передо мной – Ленка и ее новый любовник – мрачный амбал.
И сумка с деньгами – все, что выручил ювелир, продавая мои камни. Следующий кадр: мертвый амбал в крови, я прячу нож и долго смотрю на Ленку.
Когда я, вздрогнув, проснулся сцены из страшного спектакля, все еще стояли перед глазами. Из спектакля, который Ленка в будущем поставит и в котором сыграет главную роль. Проклятая тренированная память…
А пока Ленка и ювелир сидели за облезлым столом. Пока Ленка только прикидывала возможность….
– Ах, Леночка, – тянул ювелир, – а помнишь, как мы…
Тут Ленка ловко пнула его под столом, тонко намекая на нежелательность подобных откровений. Острым носком туфли и прямо по голени. Я невольно поморщился. Ювелир вздрогнул и застыл. Казалось, лицо у него высечено из камня, причем скульптором, у которого большое личное горе. Ну, не хочет Леночка афишировать свои амурные связи….
– Давайте о деле, Борис Михайлович, – сухо сказала она, – я считаю, что вы немного занизили стоимость камешков.
– Но, Леночка, – слово «стоимость» волшебным образом пробудило ювелира к жизни, – это ведь подпольная покупка… риск… вы же понимаете? – для пущей убедительности он перешел на «вы»
– Ладно, – встрял я, поднявшись с ветхого дивана, – согласен на вашу сумму.
Что мне тут торговаться? Все деньги все равно скоро станут мои, а убийцы будут наказаны. И я не испорчу, таким образом, свою карму. Интересно, Кураторы ведут счет грехов, или это происходит как-то автоматически? А Ленка… эх, Ленусь, Ленусь, стерва ты поганая, если сделаешь так, как показали мне Кураторы. Как же ты так, Леночка? Ведь я бы и так отдал тебе половину всего – уж мне бы возместили. Сколько я там заказал? Сто лимонов? Но Кураторы предусмотрительно запретили Ленке брать камни. Может, они специально решили разыграть эту драму? Не позволить Ленке взять много камней, заставить ее убить ювелира и преподнести мне, таким образом, удвоенную, или утроенную сумму? Если так, то их моральный облик… Впрочем, что я могу знать об их морали? Что я могу знать о них вообще? А узнать хотелось бы. И рассказать людям.
Получив что-то около сотни тысяч, в качестве аванса за первую партию камней, мы отправились домой. Я даже не стал брать в руки зеленые бумажки, хотя Ленка и пыталась рассовать их мне по карманам. Зачем? Все предопределено, все просчитано некими высшими существами, определяющими, вероятно, всю нашу жизнь. Интересно, кстати, действительно ли целиком предопределена наша жизнь – каждого человека? Или только некоторых и только иногда, когда требуется, как в моем случае, конкретное вмешательство и конкретные действия?
Скорее всего, в обычных ситуациях нам все же оставлена свобода воли. Очень бы хотелось на это надеяться.
Вечером мы решили устроить праздничный ужин. Все-таки, после вскрытия горшка, это был второй торжественный момент – получение денег. Хотя для меня это торжество омрачалось мыслями о том страшном спектакле, в котором каждый должен сыграть написанную кем-то трагическую роль. Вероятно и для Ленки тоже. Я думаю, она уже решила, как, по ее разумению, нужно действовать. Блеск бриллиантов, шелест купюр… такая манящая красивая жизнь…
Пока я принимал душ, Ленка заказала по телефону нужные нам товары – вина, коньяки, закуски. Затем она принимала ванну, а я, получив доставленный в рекордно короткие сроки товар, взялся накрывать на стол. О будущем думать не хотелось.
Поскольку гостей мы не ждали, решили к ужину бальное платье и смокинг не надевать. Более того, по предложению Ленки, мы сели за стол, в чем мать родила. Такого в моей жизни еще не было! За красиво сервированным столом сидели два голых человека и, соблюдая все правила этикета, жеманно поглощали изысканные блюда. Ленка пила шампанское, я же отдал предпочтение пятизвездочному коньяку. Ужин проходил в непринужденной обстановке, чему в немалой степени способствовало обилие напитков.
И все же я не мог забыть показанные Кураторами кадры. Пытки ювелира, убийство, Ленка с побелевшим лицом…
Необходимо было срочно отвлечься от тягостных мыслей. А как проще всего это сделать, если напротив сидит красивая обнаженная женщина? Все верно – только секс. И тут я решил проверить свою теорию о том, что сценка воображаемая воздействует сильнее, нежели сценка живая. Собственно, эта теория не претендует на новизну, да и, откровенно говоря, она вовсе не моя, но в данном случае проверять ее придется мне.
– Лена, – говорю, – тогда, в развалинах, когда мы клад…
– Что? Что ты хочешь узнать?! – взгляд Ленки потемнел.
– Ты только не злись, – я налил ей шампанского
– Я не злюсь.
– Понимаешь, я знаю ту ситуацию со своей стороны. А мне бы хотелось узнать ее с твоей… увидеть все твоими глазами.
– Ага, тебе нужно подробно рассказать, что я чувствовала, когда меня насиловали? Это тебя возбудит, и мы сможем заняться любовью?
– Да, нет, – прикидываюсь я дурачком, – любовью мы и так всегда можем заняться. Мне пока еще не надо дополнительных стимулов…
– Просто хочешь посмотреть моими глазами? – ехидничает Ленка и сверлит меня взглядом.
– Именно так, – смиренно отвечаю я
– Ну, хорошо. Когда вышли эти шестеро амбалов, я страшно испугалась. Чуть не описалась. Тогда мне удалось удержаться.… Потом поняла, что ты затеял какую-то игру и у меня, вроде как, мелькнула надежда…
– Которой не суждено было сбыться…
– Да, не суждено… Но ты сделал все, что мог. Это я оказалась дура, что не послушалась тебя.
– Ну, теперь поздно себя корить…
– Да. Так вот, когда они шарахнули тебя обрезком трубы, потом связали, а потом повернулись ко мне – я описалась. Смотрю на их лица и чувствую, что между ног стало тепло. Таких лиц я, между прочим, никогда не видела. Они подошли все сразу. Навалились на меня, как падающий забор. Один сразу схватил за… Материться можно? – Ленка подняла на меня доверчивые глаза.
– Знаешь, Ленусь, – промямлил я, – лучше не надо, только если уж иначе не скажешь. Ты же знаешь – я не люблю женский мат.
– Ах, да-да, ты у нас культурный и очень чувствительный! Ну, ладно. Короче он сунул руку, а там мокро. Другой бы, наверное, побрезговал, а он, как ни в чем, ни бывало – давай мять. Другие тоже хватали, за что смогли уцепиться. Наверное, я просила их не трогать меня, не помню.
– Да, просила, – я кивнул, – именно в этот момент я очнулся.
– Ну, так, значит, ты сам все видел и слышал! О чем тогда тебе рассказывать?!
– Погоди, – говорю, – ты рассказывай о том, что ты чувствовала. Это главное.
– Ах, вон что… чувства тебе… Что я чувствовала?!
– Именно! Что чувствовал я – я знаю!
– Чувствовала отвращение – вначале. Первым был тот, схвативший меня за… одно место и массировавший его не обращая внимания на мочу, которую он выжимал себе в руку из мокрого трико и из трусиков. Он залез на меня, раскинул ноги и стал совать насухую – никакой массаж меня тогда возбудить не мог. Это потом… А тогда я кроме боли ничего не чувствовала. Но это физически. А морально… Страха уже не было, смятение какое-то было в голове. Отвращение и боль во влагалище, если коротко.
– И долго тебе было больно? – я пытался узнать, как быстро она возбудилась.
– Не знаю, потом боль стала проходить, а уж потом, когда он спустил… Следующие пошли уже по смазанному. Потом только хлюпало! – Ленка зло посмотрела на меня, затем приподнялась и глянула через стол:
– Ты смотри! Пока еще не возбудился! Ну ладно, продолжим. Сколько их сменилось, пока я стала что-то чувствовать? – Ленка стала рассуждать вслух, – трудно сказать. Наверное, на пятом немного стало приятно.
– А когда они пошли по второму разу?
– Ну, тогда самый кайф и начался. Они уже сытые были, каждый долбил и долбил, кончить долго не мог, а у некоторых знаешь какие шишки! Похлеще, чем в порнофильмах! Вот тогда меня и стало по-настоящему разбирать. И знаешь, еще что?
– Что? – я чувствовал, что сейчас она скажет что-то не очень хорошее.
– Тогда я перестала раскаиваться, что пошла с тобой откапывать клад.
– Тебе было так приятно?
– Именно. Я где-то читала, что если женщина определенного типа – это важно – пережила неоднократное групповое изнасилование, то она больше не сможет быть удовлетворена обычным способом. Так вот, наверное, я как раз и принадлежу к этому особому типу. Пожалуй, теперь только групповые игры в садо-мазо смогут мне доставить настоящее наслаждение.
Мне стало скучно и мерзко. Голова вдруг закружилась и мир, как бы сдвинулся, на миг, потеряв четкость. Ухватившись за скатерть, я пережидал приступ дурноты. Последствия злоупотребления коньяком? Но то легкое опьянение, которое я чувствовал еще полчаса назад, прошло бесследно. Его место заняла злость. Ах ты, голая мерзавка! Вот значит, как! Выскочив из-за стола с намерением убить ее на месте, я в смущении остановился. Черт, я забыл про свою наготу. Одновременно мы посмотрели на мое причинное место. Нет, он не возбудился. Точнее, это я не возбудился, а он, соответственно, не пробудился. И это добавило злости, которая, удивляя меня самого, выплеснулась наружу.
– С-сука, – прошипел я, – садо-мазо тебе?! Я, стало быть, уже не подхожу?! – Ленка смотрела на меня во все глаза. И что-то необычное было в ее взгляде.
Я метнулся к своей одежде – ремень на удивление быстро выскользнул из брюк.
– Сейчас тебе будет садо-мазо! – рывком подняв Ленку со стула, я бросил ее на диван. Она упала на живот и, обернувшись, попыталась поймать мой взгляд. Но я смотрел на ее шикарный зад, а потом, врезал по нему ремнем. Ленка заорала. На правой ягодице осталась красная полоса. Садо-мазо ей сучке!
– Еще, – неожиданно прошептала Ленка. Я ударил еще раз, но уже как-то вяло. Пыл угасал, боевая злость сходила на нет.
– Еще, – заорала полным голосом Ленка, – еще, еще!
Я размахнулся, но играть в садо-мазо уже расхотелось. Удар получился совсем игрушечным.
– Ну, бей же, бей, – кричала Ленка и видя, мою квелость, прошипела:
– Лопух, жалкий лопух, ты никогда не сможешь доставить женщине истинного наслаждения, ты просто ничтожество, эти бандиты были лучше тебя в сто раз! Они – мужчины, а ты – тряпка, ты…
Ремень свистнул, как кнут у хорошего пастуха. Ах, ты, тварь! Теперь я уже, как говорят, себя не помнил. Сука! Я бил от всей души, с хорошим размахом, с оттяжкой. Ленка визжала и стонала от боли и наслаждения.
– Значит, я тряпка?! – приговаривал я, работая ремнем, – а ты, сука, еще и мазохистка?! Тебе все мало?! Получи, блядь, получи по полной программе!
Ленка, засунув руку между ног, содрогалась в непрерывном оргазме. Ее сладостные крики, вероятно, слышались даже на улице.
– Сука! – я все еще дрожал от злости, но, глянув вниз, с некоторым удивлением заметил, что вполне готов к совокуплению. К случке с этой сладострастной сукой, истекающей терпким женским соком.
Грубо перевернув Ленку на спину и, влепив для острастки пощечину, я навалился на нее всем телом. Ткнулся членом во что-то мокрое и резко вошел в ее судорожно сжимающееся, вечно жаждущее лоно. На сей раз, меня не волновали ее оргазмы – я думал только о себе и решил получать удовольствие сам. Резкие, грубые толчки со стремлением проникнуть как можно глубже. Смять, разорвать ее плоть, ее скользкую, мерзкую, похотливо-греховную плоть! Ленка, с совершенно безумными глазами и огромными – во всю радужку – зрачками, с каждым выдохом сладострастно кричала. И даже после того, как я, переполненный отвращением, вскочил с ее потного тела, со стонами металась по дивану, завершая дело руками и постепенно затихая в гнусных последних содроганиях.
В себя я стал приходить только в ванной, принимая контрастный душ – вначале освежающе холодный, затем согревающе горячий. Что же на меня нашло?! Ну, пусть она мазохистка, но ведь я-то не садист! Что за волна меня накрыла? Она, конечно, сыпала оскорблениями, но это уже после того, как я нанес первый удар. Когда ей понравилось и захотелось еще. Но еще раньше – почему я так разозлился? Никогда мне не приходило в голову так грубо обращаться с женщиной.
Вспомнилось странное головокружение. Все это время я был под контролем Кураторов? Внезапная тишина заложила уши. Должно быть, Ленкины оргазмы, наконец, закончились… Хотя нет, это была тишина другого типа. Не просто отсутствие привычных звуков. Это была могильная тишина. Тишина старого склепа. Любой звук умирал, не успев родиться. И, стоя под горячим душем, я вдруг почувствовал озноб. Что-то происходило. Словно невидимая ширма отгородила меня от мира. Я находился в изолированном пространстве, и что-то из другого мира пыталось ко мне прорваться. Вспомнилось, появление в зеркале мертвого Вадима. Да, это было не так давно. Закрутив кран, я подошел к зеркалу. Протер запотевшее стекло. И почти не удивился, не увидев своего отражения. Какой-то далекий странный пейзаж. И резко вдвинувшееся сбоку мертвое лицо Вадима. Подернутый пеленой неподвижный взгляд. Пятна тления на лбу и щеках. Заострившийся нос. И вдруг это мертвое лицо стало отвратительно оживать. Открылся и закрылся рот, переместился немного в сторону взгляд. Скривились губы. Теперь лицо трупа исказила усмешка.
Раздались хрипы. Мертвое горло силилось издать членораздельные звуки. Мертвец пытался заговорить. Не знаю, что приковало меня к месту – ужас или, все же, желание узнать, в чем тут дело. Вадим явно хотел что-то сказать. Усилия его были омерзительны, но стоило потерпеть. Наконец тело, принадлежавшее когда-то Вадиму, научилось складывать бессвязные звуки в некое подобие слов.
– Молодец, – услышал я, – так и надо. Так с ней, сучкой ненасытной и надо.
Каждое слово получалось лучше предыдущего. Труп научился говорить. Это казалось настолько диким, что чувства попросту отключились, уступая место полнейшему безразличию. Ладно. Если не смотреть ему в лицо, можно послушать, что он скажет.
– Я знаю, – продолжал между тем, Вадим, – я знаю, как она умрет и куда, потом попадет. Все предопределено. Расчистка! Расчистка ждет ее! Ничего не изменить… – голос Вадима стал затихать.
– Подожди, – прохрипел я, – подожди, скажи кто такие Кураторы?
– Не… давай… себя… подкупить… – зеркало вновь отражало ванную комнату и мое белое, как мел, лицо.
Итак, Вадим знал о деньгах, знал о судьбе Ленки. Какого черта тогда трепыхаться, если все предопределено?!
Из ванной я вышел пошатываясь. Раскинув ноги, Ленка тряпичной куклой все еще валялась на диване. Ладонь неподвижно лежала на мокром лобке. Я молча оделся, налил полный стакан коньяка и залпом выпил.
Все последующие дни Ленка была неразговорчива. Она извинилась за те оскорбления, которыми осыпала меня в пылу страсти и заверила, что на самом деле плохо обо мне не думает. Особенно – прибавила она со значением – после такой хорошей, проведенной со знанием дела, порки. Я, в свою очередь, извинился за проявленную несдержанность и, соответственно, за порку. За порку – она попросила не извиняться.
Но я сказал, что уже извинился – что ж делать? Может, повторить и больше уж не извиняться? После чего, Ленка странно посмотрела на меня и молча вышла из комнаты.
Про появление Вадима в зеркале я смолчал. Тем более что тот изрек некие неясные пророчества относительно своей безутешной вдовы. И еще я подумал – может, на мою психику в тот момент сумел повлиять Вадим? А потом появился в зеркале, дабы лично засвидетельствовать свое восхищение. Даже говорить ради этого научился!
Вот бред! Я сделал легкий коктейль и присел на диван. Чушь, бред, сон, глюки – все, что угодно, но это не может быть реальностью! Ленка гремела кастрюлями на кухне. Вот это – реальность! Кастрюли, кухня, быт, работа, сериалы по выходным. Редкие встречи с друзьями, встречи с любовницами, шахматы по вечерам с соседом. Но не говорящий труп Вадима в зеркале, не горшок с алмазами, как в арабских сказках, не странные видения будущего, не таинственные Кураторы, стерегущие некий, раз и навсегда заведенный порядок. Что за хреновина твориться?! Что за невероятная бредятина?! Я заметил, что бокал пуст. Вошла Ленка, и я молча протянул ей бокал. Она заодно сделала и себе. Присела рядом, задумчиво потягивая красную, как кровь, жидкость. Так мы и сидели – близкие и очень далекие люди волею судеб, или Кураторов, или мертвого Вадима сведенные вместе в этой квартире, с призраками в зеркале и таинственными звуками в ванной комнате.
Но драгоценные камни были реальностью. Как и изнасилование Ленки в развалинах и странная гибель бандитов. Реальностью было то, что я разбогател, черт возьми, как мне и было обещано. А значит и Кураторы – реальность. Да и все остальное…
Голова кружилась. Хороший коктейль сделала Ленка. Молодец. Жаль, что скоро она.… Но не стоит об этом. Надо просто выпить еще стаканчик и все забудется, и все будет хорошо…
Ленка охотно согласилась, за небольшие комиссионные, реализовать оставшиеся камни, тем более что приобрести их взялся все тот же Борис Михайлович. Все, по-видимому, шло к развязке. Ленка похудела и стала нервной, дерганной. Мысль о деньгах захватила ее полностью. В свободное время она, вероятно, искала исполнителя – того громилу, которого показали мне Кураторы.
Увы, деньги редко приносят спокойствие и безмятежность. Хотя, наверное, есть и такие счастливчики, но лично я их не встречал. Вполне допускаю, впрочем, что встречал я не так уж много богатых людей, чтобы делать скоропалительные выводы.
Эх, Лена, Лена… Спали мы теперь на разных кроватях, точнее, я спал на диване, а она на кровати. Холодок между нами с каждым днем становился все ощутимее. Все чаще по вечерам Ленка стала исчезать, и я задумался, наконец, о переезде, в свою квартиру. Может сказать, что я знаю ее планы, посоветовать остановиться? Но как отреагируют Кураторы? Накажут за непослушание, как в тот раз, в полуразвалившемся домике? Наказали, в основном, Ленку, но и мне досталось по кумполу. А, собственно, так ли уж страшно для Ленки было это наказание? Теперь, после ее рассказа, я бы назвал это не наказанием, а наградой. Да она фактически и сама так назвала. Шлюха!
Так ничего и не решив, на следующий день я переехал в свою квартиру. Тем более что вскоре должна была приехать Наталья с детьми.
Ленка позвонила только через два дня. Сказала, что послезавтра она сдает последнюю партию камней, но Борис Михайлович хочет вручить деньги – очень большую сумму – лично мне, и просит приехать к нему завтра в восемь вечера.
Этого я от нее не ожидал! Значит, она собирается меня подставить?! К восьми ювелир будет, конечно, уже убит, по всей квартире расставлены бутылки с моими отпечатками и вызвана полиция, которая и накроет меня рядом с убиенным. Что ж, это даже облегчало мою задачу. Коли она так со мной…
Я все же, вопреки предсказаниям Кураторов, собирался спасти несчастного Бориса Михайловича. Значит, Ленка приглашает меня к восьми. Сами они, надо полагать, придут на пару часов раньше. Так, дадим им час на любезности и пытки, затем пожалуем ранним гостем.
Назавтра я, захватив небольшой нож-выкидуху, и неброско одевшись, около семи часов был у дома ювелира. Моросил мелкий дождь и старушек на лавочке у подъезда не наблюдалось. В лифте я ехал в гордом одиночестве. Пока все складывалось в мою пользу.
Обшарпанная дверь конспиратора-ювелира не выдержала моего пинка, и миг спустя я уже наблюдал страшную картину. Опоздал! Черт, опоздал. Связанный ювелир с кляпом во рту лежал на полу и смотрел в потолок стеклянными глазами. Тут же валялся утюг, должно быть, еще не остывший. Обивка старого дивана распорота – один тайник. Отломана массивная, но пустотелая ножка стола – второй тайник. С двух книжных полок сброшены самые неинтересные книги – тайники Бориса Михайловича не отличалась оригинальностью. Но все это я заметил после, а вначале видел только труп связанного человека, испуганные Ленкины глаза и напрягшуюся фигуру здорового мужика со злобными маленькими глазками.
– Ни-Никодим, – заикаясь, начала Ленка, – понимаешь, он не хотел отдавать деньги за камни…
Спокойно приблизившись к амбалу, я выхватил выкидуху и точным, выверенным движением вспорол ему сонную артерию. Я хорошо помню выражение его глаз. Вначале – злоба, затем недоумение, испуг – это когда фонтаном брызнула кровь – и, наконец, самое страшное – понимание. Понимание того, что секунду назад его убили. Что через несколько мгновений он перестанет жить…
Ленка завизжала и тут же зажала рот. У нее уже успел выработаться рефлекс воров и диверсантов – ни при каких обстоятельствах не шуметь на чужой территории.
– Собери все, что ты принесла с моими отпечатками, – Ленка дробно закивала и бросилась на кухню. На столике стояла пустая бутылка коньяка – того самого, оставшегося от нашего последнего застолья. Ленка сорвала со спинки стула полиэтиленовый пакет и бросила туда бутылку и рюмку.
– Ты ведь не… ты не убьешь меня?
Что я мог на это сказать? Что еще не решил? А я – решил? Интересно, что Кураторы показали только смерть ее любовника. А что мне делать с ней? Очевидно, это оставлено на мое усмотрение. Но, я просто не могу убить эту испуганную женщину, бывшую когда-то моей возлюбленной.
– Ты хотела меня подставить…
– Пожалуйста, не убивай, пожалуйста… – плакала Ленка, опустившись на колени, – я виновата, да, ты меня разлюбил после всего, что со мной было, я хотела отомстить, – она вцепилась в мои брюки. Я вырвался и вернулся в комнату. К сожалению, ювелир жил в однокомнатной квартире…. Слишком много трупов за последнее время…
– Как он умер?
– Сашка… ножом… незаметно. После того, как он нам все отдал. Это Сашка! Это он все придумал, гад, – зачастила Ленка.
– Да не ври, хоть… …
– Не буду, не буду, не убивай, я же тебя люблю, и всегда любила только тебя, не убивай, – даже с размазанной по всему лицу тушью Ленка была на удивление красива. Может, просто плачущая, беззащитная женщина всегда вызывает такие эмоции, но я вдруг почувствовал бешеное желание.
И она это мгновенно поняла, как понимают все женщины. Инстинктом, женским первобытным чутьем. С надеждой в глазах, она срывала с себя одежду. Оторвав пуговицы, отбросила блузку вместе с лифчиком. Вырвавшаяся на свободу грудь плавно качнулась. Короткая юбка привычно взлетела вверх, но, пытаясь переступить через трусики, Ленка запуталась и, рыдая с досады, упала предо мной в весьма пикантной позе. Брыкнув ногой, отбросила эту ненужную в данной ситуации деталь туалета и, выгнувшись, развела ноги. Ее половые органы совсем недавно были тщательно побриты. Наверное, этим занимался Сашка – только что убитый мною амбал – старательно, с любовью намыливал и сбривал кучерявые черные волосы. А потом, полюбовавшись на дело рук своих, бросался на млеющую Ленку и трахал грубо и по-простому. А теперь он лежит в луже крови рядом с несчастным Борисом Михайловичем.
– Пожалуйста, – лепетала Ленка, – скорей возьми меня, только не убивай… я ведь тебя… скорей… – она гладила грудь и двигала тазом, постанывая и неотрывно глядя мне в глаза.
О, этот прием, так часто используемый в порноклипах – ласкать себя и пристально смотреть в камеру, а значит – на зрителя! Этот пристальный, призывный взгляд! Устоять невозможно!
И я, скинув брюки, бросился на нее. Невозможно было, не бросится. Ее связь с бандитом Сашкой только усиливала желание. Да, последние дни она ублажала этого тупого быка, для того…
Я резким движением вошел в нее. До конца. Она, приглушенно вскрикнув, стала активно двигаться. Мне почти ничего не нужно было делать.
… ублажая своего нового знакомого – тупого громилу, для того, чтобы он в нужный момент убил ювелира. Вот же сука! И этому быку…
Я заставил ее подтянуть колени к груди. И стал таранить внутренности.
… этому быку она охотно отдавалась, сука, наверняка отдавалась с охотой…
– Сильнее! – шептала Ленка, – сильнее… о … боль… еще… еще… – она забросила ноги чуть не за голову, чтобы глубже принять мой член.
… отдавалась быку, а он ее трахал по нескольку раз в день. А еще она у него сосала…
– Сука, сука, – хрипел я, работая тазом.
– Да… да… я сука… я блядь… сильнее…
… а еще бык наверняка трахал ее в попу. Как говориться, и в роттердам и в попенгаген…
– Перевернись! Быстро перевернись!
– Да, да, – шептала Ленка, – все для тебя, все тебе… все… вот… – она оттопырила попку и я, приставив скользкий член к маленькому, горячему отверстию, резко двинул задом. Ленка непроизвольно напряглась, но член, раздвигая тугое кольцо, уже вошел внутрь. Горячо, гораздо горячее, чем во влагалище! И лучше контакт, потому, что тут нет лишней смазки.
… а Саша-бандит, наверное, каждый день так делал. Привык на зоне…
Ленка зажимала себе рот, чтобы не кричать. А ты не пробовала, вот так, сучка? И я мягко обхватил руками ее горло. Сдавил, продолжая сношение. Ленка захрипела. Я ослабил хватку, дал подышать, затем опять удушение и опять бешеные фрикции. После нескольких хваток с последующим ослаблением, Ленка стала хрипеть и содрогаться в мучительном непрерывном, оргазме. Она превратилась в комок сжавшихся мышц. Сжавшихся везде, в том числе и там… Издав приглушенный стон, я излил в Ленку огромную порцию спермы. Мой оргазм тоже длился, как мне показалось целую вечность.
Придя в себя, я заметил, что руки все еще сжимают Ленкино горло. О черт! Я же не хотел! Я не хотел!!
Осторожно переворачиваю обмякшее тело. В застывших глазах мука и что-то еще, непонятное, возможно это остановленное навечно мгновение мучительного оргазма
– Дыши! – Зажав ей нос, я припадаю к полуоткрытому рту. Как там в фильмах? Дыхание и массаж сердца! Через сколько-то там секунд… Так, вдох, массаж, вдох, массаж…
Бесполезно! Нет, надо стараться – мозг может жить… сколько там? Не помню… минут пять? Вдох, массаж, вдох…
В кашле Ленка выплевывает мне в рот порцию слизи. Затем еще – уже на лицо. Но я рад. Рад, черт возьми, что она жива, моя стервочка, моя сучка, предавшая меня и получившая за это клиническую смерть во время оргазма. Да, ей будет что вспомнить! Впрочем, мне тоже.
– Это было превыше всего, – прошептала реанимированная Ленка, – ничего лучше этого со мной никогда не было…
Расслабившись, я пытался отдышаться. Устал. Слишком много трупов за последнее время! И что теперь делать с Ленкой – и свидетелем, и соучастником? Весьма ненадежным, как я убедился, соучастником… Соучастником, предавшим меня и попытавшимся подставить. По канонам воровского мира за такие дела полагается смерть!
Придется нарушить каноны, потому, что я уже простил Ленку. Простил, оттрахал буквально до смерти, а потом реанимировал. Что делать теперь?
Прежде всего, конечно, следовало надеть штаны и умыться. Я встал и невольно поморщился, представив, как мы занимались любовью рядом с двумя трупами. Ленка все еще лежала без сил. Мокрая от пупа до колен, блестя выделениями, она тяжело дышала, закрыв глаза.
– Давай, – говорю ей, выйдя из ванной, – вставай. Посмотри, кстати, что рядом лежит пара трупов. – Ленка не реагирует.
– И скажи… – я замолкаю, как бы в раздумье, – что мне с тобой делать?
Тут уж она подает признаки жизни. Через двадцать минут, предварительно протерев все, к чему прикасались, мы покидаем злосчастную квартиру. Улица встречает нас прохладой и вечерним дождем. Редкие прохожие торопятся добраться до своих уютных домов. На нас никто не смотрит. И, слава богу! Провожаю Ленку до квартиры.
– Ну, чего ты?! Заходи!
С нами тяжелая сумка, набитая долларами. Нужно было бы купить что-то на ужин. День был бурным, потрачено много калорий.
– Я понимаю, – начинает Ленка, – что не имею права теперь даже на небольшие комиссионные…
– Прекрати, – поморщился я, – возьми, сколько надо.
Она смотрит недоверчиво – не вздумалось ли мне пошутить от усталости? Однако, мне не до шуток.
– Возьми, – говорю. – Я даже не буду смотреть, сколько ты возьмешь, – я отворачиваюсь и слышу, как Ленка давиться рыданиями.
– А я… дура… я… тебя хотела… прости… – однако рыдания не мешают ей взять деньги, вероятно несколько пачек, хотя меня это и не интересует.
– Ну, взяла? – спрашиваю.
– Взяла…
– Слава богу. Теперь слушай: скоро приезжает Наташка с детьми, видеться мы с тобой не будем… ну, или очень редко… Запомни – попытаешься как-то указать на меня – смерть тебе!
– Я знаю, знаю… ты был таким страшным… и таким сексуальным…
– Тебя, очевидно, вызовут в ментуру, – продолжаю я, игнорируя последнее замечание, – будет следствие. На тебя, конечно, выйдут – связь с убитыми… с одним – недавняя, с другим – давнишняя, – Ленка опускает голову и занавешивается волосами.
– Откуда ты…
– Не важно… – но для пущего эффекта добавляю, – да я про тебя все знаю! – Ленка смотрит с ужасом.
– Ладно, продумай, что ты будешь говорить. Лучше всего, конечно – вообще, мол, ничего не знаю! Словом, посоображай. А мне и без этого забот хватает.
Она сидит, все так же потупясь. Интересно, куда это она так быстро сунула деньги?
– Ладно, я пошел, – говорю и уже в дверях, обернувшись, добавляю:
– А здорово мы сегодня потрахались!
Глава 8
Когда остаешься один в большом доме, поневоле становится грустно. А мне пришлось остаться одному и именно в большом доме. Кончилось лето, начинался учебный год, детям нужно было учиться. Именно поэтому они… уехали в Англию. Сейчас стало модно отправлять детей учиться именно в Англию. Чем там лучше, чем, скажем, во Франции, я не знаю. Но все, почему-то предпочитают Англию! Наташка, естественно поехала их сопровождать. Ну и пожить там, некоторое время, что тоже вполне естественно – не оставлять же детей одних на неизвестном острове. Короче, взяв с меня слово как можно быстрее закончить тут все дела и приехать к ним, моя семья надолго испарилась. А, может, действительно поехать жить в Англию? Купить домик на знаменитой Бейкер-стрит, и жить, как доктор Ватсон, который жил, как известно, на скромную пенсию отставного врача. Я, правда, мог себе позволить жить не так скромно. Впрочем, Ватсона, естественно не было, как не было и его знаменитого друга, но эти персонажи, право слово, могли бы уже и материализоваться, настолько часто их тревожит кино и телевидение.