Ник Председатель
Воспоминания бывшего человека
– Не понимаю, – тихо говорит Ленка
– И не надо. Ты, кажется, собралась принять ванну? Иди, полежи в горячей воде и выбрось все из головы.
А мне из головы это уже не выбросить. Что, собственно, произошло? Меня соблазнил дьявол? Но ведь, купился я не на мирские блага, а на страдания человеческие! Нужно ли было соблюдать заповедь «не убий» в данном случае? Спасая ребенка, вырывая из лап насильников и убийц? То, что девочка после всех мучений была бы убита, я не сомневался – я читал о подобных фильмах и печальной судьбе невольных артистов. Да, но вправе ли я творить самосуд? Конечно, в данном случае, у меня выбора не было… увидев такое, некогда рассуждать о правосудии. А потом… почему, собственно, только государство может казнить и миловать?
Почему, когда суд творит просто гражданин, а не судья, это считается тягчайшим преступлением? Ведь в данном случае я поступил правильно! Да и не мог поступить иначе… Так грех ли это? Вопрос, скорее, вот в чем: когда у меня появиться возможность, спасая жертву, не убивать преступника, а предать суду – стану ли я это делать?
Весь следующий день Ленка совершала покупки и вернулась только к вечеру очень довольная собой.
– Дорогой, – проворковала она, – ты ведь по прежнему будешь любить меня? – она рассмеялась и упорхнула переодеваться к ужину. Удивительно быстро она вернула прежнюю форму. Через полчаса за столом сидела, сверкая мрачной красотой, та самая роковая женщина, которая когда-то соблазняла меня в квартире, залитой кровью. Сколько же столетий назад это было?!
Непривычно молчаливая Светлана, сервировала стол. Ленка зажгла свечи. Я разлил шампанское. Торжественный ужин, посвященный непонятно чему, начался. Впрочем, у каждого, я думаю, был свой повод. Ленка праздновала, безусловно, отъезд Наташки и начало, как она полагала, нового витка наших отношений. Я же склонялся к тому, чтобы отметить начало сотрудничества с Сатаной. Вначале он будет использовать мое негодование по поводу преступных действий разных подонков, затем негодования будет меньше, а жажды крови – больше, а потом… Не превращусь ли я в маньяка-убийцу, считающего, что он вершит правосудие? Вот только зачем ему – Дьяволу – это надо? В свете тех знаний о строении вселенной, которые я приобрел – зачем он склоняет людей ко греху? Хочет увеличить количество душ, посылаемых на расчистку?
Бесполезные рассуждения – я не смогу понять действия Сатаны, не обладая нужными знаниями. Я до сих пор не знаю его места во вселенной. Кто или что он такое? Один мощный межпланетный разум, противостоящий Кураторам? Или это какая-то группа оппозиционеров, противостоящих всему Галактическому Сообществу? И какие у них цели? Разрушить существующий порядок? Между прочим, может быть, Вадим не зря примкнул у этой силе – ведь он считал существующий порядок ужасным и неприемлемым! Но если Сатана хочет разрушить существующий порядок вселенной – что он может ему противопоставить?
– Нико! – Ленка потрясла меня за плечо, – может, расскажешь, почему у тебя в ванной был набор кровавой одежды?
– Дьявол мне показал одних подонков – они насиловали ребенка, и я их разорвал на части, а ребенка доставил в больницу. – Я внимательно посмотрел на Ленку. Будет смеяться? Или ужасаться? Или расспрашивать про Дьявола?
Она не стала ни расспрашивать, ни ужасаться, ни, тем более, смеяться. Ее огромные, темные глаза оставались серьезными, а лицо спокойным. Пригубив шампанское, она спросила:
– А ты уверен, что тебе показали правду?
– Уверен. Я звонил в больницу – девочка действительно есть, ее действительно изнасиловали. А ту дачу, где я оставил куски мяса, уже показывали в новостях. Это была не фикция.
– Но как ты перенесся…
– С помощью Сатаны, я думаю. По-моему, сила, которую мне дали Кураторы – недостаточна для таких фокусов. Хотя… – я задумался. Если я запросто мог мысленно швырнуть лом… Почему бы не перебросить себя самого?
– А Дьявол – он как выглядит? – с любопытством спросила Ленка – действительно, как прекрасный юноша?
– С чего ты взяла? Я вижу просто лицо… но… это такое, знаешь ли, лицо…
– Какое – в глазах Ленки загорелся мрачный огонь
– Необычное, – я помолчал, подбирая слова, – сила в сочетании с пороком, мудрость, неземное знание… Нет, не рассказать. Надо увидеть…
– А я увижу? – с надеждой спросила Ленка
– Вряд ли. – Я встал. – Уже поздно Ленусь… спокойной ночи.
И, стараясь не смотреть на удивленное, обиженное, разочарованное лицо Ленки, я поспешил в свою комнату.
Сон не шел. Врачи предупреждают, что кровать – не рабочий стол! Размышлять надо за столом, а в кровати – отдыхать, спать… ну, может, еще чего… Во всяком случае, размышлять в кровати – последнее дело! Тут важно, советуют опытные психотерапевты, выработать рефлекс – только голова коснулась подушки – мысли долой! Голова очищается и организм готовиться ко сну. И большая ошибка подумать хоть о чем-то, что может нарушить спокойный отдых. К сожалению, именно такую ошибку я и совершил.
Бесполезно проворочавшись часа два, я решил прибегнуть к радикальному средству. Но… черт возьми, я же решил жить монахом! А это самое радикальное средство – как раз некая противоположность монашескому образу жизни.
– Пошел вон, – сказала Ленка, когда я постучал в ее дверь.
– Лена, я… не могу заснуть…
– Ты меня обидел, и как человека, и как женщину, я не хочу тебя видеть! – и она… распахнула дверь.
– Она уже смыла «боевую раскраску» и из роковой дамы, превратилась в домашнюю хозяйку, у которой на плите вариться обед, а в ванной в это время идет стирка.
На мою попытку заключить ее в объятия – выставила локти. Но, упорство, как известно, лучший помощник в достижении цели и скоро слабое сопротивление Ленки было сломлено, она капитулировала и, расслабившись, припала к моей груди.
– Ну, наконец-то… – и она впилась красными губами вампиреллы в мои бледные губы. Пахло от нее, как и в прежние времена, непонятными, странными, привораживающими духами. Или, все же, это был запах сладкого Ленкиного тела?
От Наташки пришла телеграмма: «С детьми порядок. Долго задерживаться не буду. Сильно не трахайтесь».
– Не понимаю, – ворчал я, вертя в руках телеграмму, – почему не писать на «мыло», через интернет? Почему не позвонить? Почему телеграмма?
– Ничего ты не понимаешь, дурачок, – ласково сказала Ленка, – телеграмма, это сила! От нее не отмахнешься. Это тебе не по телефону поболтать! Тут ты в руках держишь серьезный и весомый предмет!
– Ничего не пойму… она хотела, чтобы мы эту телеграмму на стенку повесили, что ли?
Ленка долго, с сожалением смотрела на мою невыспавшуюся физиономию. Нам удалось поспать в общей сложности часа полтора…
– Смотри, лучше сюда – Ленка медленно раздвинула ноги, – на твое шикарное кресло натекла твоя же сперма, которая вытекает из моей…
– Лена! – строго сказал я – перестань, а то я опять… Кстати, а как же телеграмма?! Не действует?
И в этот момент опять произошло смещение пространства, колыхание предметов и теперь уже сразу – картинка…
Двое парней ворвались в квартиру к старушке. Наркоманы. Я отчего-то знаю, что они законченные наркоманы. Да, собственно, кто еще станет грабить старушку, у которой кроме скопленных за несколько лет «гробовых» ничего нет?
– … не бейте, у меня нет ничего, – уловил я конец фразы и теперь уже сознательно и спокойно шагнул в «кадр»…
– Ой, Нико… у тебя опять рубашка в крови! Когда ты…
– Как долго меня не было? – я снимал окровавленную одежду.
– Да ты всегда был тут… несколько мгновений… воздух, как-то замерцал – и ты уже весь в крови…
– Интересно, он – что? Прессует время? – я направился в ванную комнату.
– А, может, это ты? – спросила Ленка, не давая мне закрыть дверь.
– Что – я?
– Прессуешь время!
– А черт его знает, – я тщательно намылился, – может и я.
Характерно, что на сей раз, я убил этих мерзких подонков спокойно и сознательно. Все идет по плану. По его плану. Мне уже не потребовалось задыхаться от возмущения, чтобы решиться на… мне не хотелось употреблять слово «убийство»… скажем так – решиться на совершение акта возмездия. Нет, слишком высокопарно. Решиться на самосуд. Скоро ли я превращусь в маньяка? Вероятно, с каждым разом преступления мне будут подбираться менее тяжкие, а месть моя будет все также ужасна. И постепенно я начну убивать за вытащенный из кармана кошелек, потом за бранное слово, а потом и просто за мерзкую физиономию.
Но как остановиться? Отказаться помочь человеку, попавшему в беду? Ведь я же оказываю реальную помощь! Девочку, хоть и изнасиловали, но не убили, старушку, хоть и успели ударить чем-то по голове, отчего в ее седых волосах запеклась кровь, но ограбление, возможную пытку и убийство старушки я предотвратил. Так как же оставить все без вмешательства?!
Понятно, что Сатане и Кураторам людские страдания до фени. Но, я-то пока человек и не могу, просто не могу не вмешаться! Так что же делать? Выход, очевидно, только один – вмешиваться, но соотносить возмездие с тяжестью преступления. Только так я смогу противостоять козням этой страшной силы, которой дали много имен – Сатана, Дьявол, Люцифер, Мефистофель, Вельзевул, Велиал… что там еще?
Он будет, безусловно, разжигать во мне ярость, заставлять убивать за косой взгляд, а я должен эту ярость в себе гасить и четко соотносить преступление и наказание.
Глава 16
– Нужно подумать о домработнице, – сказал я Ленке, – пыль кругом…
– Молоденькую захотел?! – она вспыхнула, как пропитанный бензином факел, – на молоденьких потянуло, старый ты хер?!
– Почему это старый? – обиделся я
– А что – хер, согласен?
– Согласен. А что тут такого? Что тут обидного? Или, может, пыль ты сама будешь вытирать? Пол пылесосить?
– Зачем сама? Наймем бабушку… старенькую, на которую у тебя точно не встанет!
– А может, я… этот… как его? В общем, любитель старушек!
– А мы такую старенькую найдем, уж такую…
– Вот, вот! Она нам тут наработает, старенькая…
Насытившись плоскими шутками, мы занялись каждый своим делом. Я взял газету, Ленка включила телевизор.
– Тут опять про тебя! – она сделала громче
«… этот появившийся, по словам Клавдии Степановны, из неоткуда, спаситель, несколькими движениями буквально…»
– Включи! – мне не хотелось слушать про свои «подвиги». Я заметил, что святое слово «подвиг» я мысленно произношу уже с сарказмом.
– Скоро ты действительно станешь известен, как Бэтмен или Супермен, или кто там еще? Человек-паук! Кто еще там спасал человечество?
– Это не смешно, Лена. Неужели ты не видишь, что он хочет вырастить из меня убийцу? Я не могу отказать людям в помощи, а он – я уверен – будет постепенно снижать тяжесть преступлений, стараясь сохранить неизменными мои действия.
Ленка вмиг стала серьезной.
– А может он эти ситуации, эти преступления сам и сотворяет?
– Ты хочешь сказать, что если б не мое воспитание, то этих преступлений не было?
– Да, примерно так.
– Не думаю, – я вздохнул, – зачем придумывать или инициировать, когда и так каждую минуту… А, кроме того, я чувствую, что он не опуститься до лжи. Никогда. Да и опасно, ибо, однажды поймав его на лжи, я перестану верить… Стоит ли рисковать, когда к твоим услугам вся мерзость человечества?
– Нико, мне страшно… – прошептала Ленка.
– Да, уж, хорошего мало… – пробормотал я, по-отечески обнимая ее хрупкие плечи.
– А вдруг ты действительно станешь хладнокровным убий… – Ленка осеклась и я понял почему. Она вспомнила былые дни – ограбление, пытки и убийство ювелира, еще, может, как она расстреляла главаря шайки уголовников, когда мы искали клад… Не ей говорить о хладнокровных убийцах. Возможно и даже вероятно, что она изменилась к настоящему времени, но ничто не проходит бесследно… Да и тюрьма, наверное, не способствовала смягчению характера.
– Слушай, а в тюрьме, – пытаюсь я сменить тему, – ты действительно стала лесбиянкой?
– А то ты не знаешь? – подхватывает Ленка, – а то не видел, как мы с Оксаной… – опять грустно, опять не та тема…
– Ну а как там бабы в тюряге… они же не подмытые все…
– Это почему же – не подмытые? – обиделась Ленка, – да мы, если хочешь знать… мы… по нескольку раз…
– Ладно, ладно, пошутил! Так ты сейчас, стало быть – бисексуальна?
– Наверное… только с мужиками все равно лучше.
– А ты хотела бы опять – с несколькими?
Ленка задумывается. Вздыхает о чем-то. Глаза ее темнеют – представляет…. И решительно машет рукой:
– Нет, уже не хочу ничего такого. Хочу только тебя! Одного!
– А если бы я попросил тебя поучаствовать в групповухе? – какого черта я ее дразнил? Зачем? Разве я любил групповухи? Хотя… может, и любил – где-то в глубине души.
– Так ты просишь? – помолчав, сказала Ленка
– Да нет, это я так… просто втемяшилось…
– Не надо! У тебя ничего просто так не бывает? Тебя заводили мои рассказы об изнасиловании, теперь тебя заводит групповой секс! Ты хочешь видеть, как меня будут трахать чужие мужики, как я буду орать под ними, как они накачают меня спермой, а потом…
– А потом я подойду к тебе – такой потной, такой оттраханной, измученной и наполненной чужой спермой…
– И тоже вставишь мне… и я, уже уставшая от непрерывных оргазмов, приму в себя еще и твою…
– А когда я буду спускать, и мой член увеличится в размерах, и вытолкнет из тебя остатки того, что наспускали другие…
– Прекрати! – заорала Ленка.
– Действительно, с чего это мы вдруг стали заниматься виртуальным сексом? Мы же можем… – я, как пушинку подхватил ее на руки и перенес на диван.
Но Ленка отталкивала меня, извивалась и явно пыталась вырваться.
– Ты чего? – не понял я ее намерений. Это явно не было игрой с ее стороны.
– Отстань… не хочу… – пыталась выбраться из-под меня Ленка, – мне сейчас противно…
– Как это противно?! – я расстегнул на ней халат и стал лапать груди. Она сопротивлялась со всей силой молодости.
– Ну, уйди, ты мне противен сейчас! Понимаешь – противен! Противен! И уже давно!
– Сучка, – хрипел я, освобождаясь от трусов, – вот сучка! Кто бы говорил?! Кто бы…
Она влепила мне звонкую пощечину. Тогда я прибегнул к старому приему – лег на одну ее руку, вторую захватил и завернул за голову. У меня, таким образом, оставалась свободной одна рука, и я мог беспрепятственно снимать с нее трусики. Как ни странно, Ленка была сухой. Совершенно не текла, вопреки моим ожиданиям. Похоже, что ей действительно не хотелось. Как же так? Что с ней случилось? Я попытался ее поцеловать, но ее губы оставались холодными.
– Неужели ты не можешь понять, как противен стал в последнее время?! – кричала Ленка
Похоже, ей действительно было мерзко. Уже решив ее отпустить, я, стараясь быть нежным, тихонько поцеловал в шею.
– Уйди! – завизжала она и это меня вдруг невероятно возбудило. Я надавил на ее сплетенные колени и, раздвинув, таким образом, ноги, стал попадать… Ленка извивалась. Она колотила меня кулачками, царапала спину, но я уже нашел ее, на сей раз сухую, горячую дырочку.
– Нет! Нет! Уходи… я на тебя заявлю… я тебя посажу, ты просто мерзкий насильник… ты извращенец… ты… – она постепенно замолкла и лежала тихо, равнодушная ко всему, пока я разрабатывал ее сухое влагалище. Содрогаясь от моих толчков, она абсолютно не реагировала на мои действия – полнейшее равнодушие, полнейшая апатия.
– Ну… ты… что? – хрипел я ей в ухо, – ты… почему?
– Противно, – прошептала Ленка, и это были ее последние слова в тот день. Когда я, испытывая стыд, мучительное раскаяние и зверское, острое, извращенное наслаждение, выплеснул в нее огромную порцию спермы, на лице ее отразилось такое отвращение, такая брезгливость, что я не знал – извиняться мне или оскорбиться. Никогда она на меня так не смотрела. Никогда!
– С чего это ты? Когда это я стал тебе противен? Ты, может, вообще разлюбила секс?! Когда тебя насиловали уголовники – уж на что противные рожи – ты кончала под ними, как миленькая! Я что – хуже? – но все мои вопросы повисли в воздухе. Ленка встала, равнодушно запахнула полы халата и, не взглянув в мою сторону, направилась в свою комнату. Через час она вышла с чемоданом и, скользнув по мне пустым взглядом, хлопнула дверью. Точнее, дверь сама хлопнула, потому, что была на пружине. А Ленка, может и не собиралась хлопать дверью. Ей, похоже, это было безразлично.
И я остался один в своем большом доме. Повариха Светлана не следующий день попросила расчет.
С ума они посходили? Чем я им не угодил?! Где теперь обедать-ужинать? Пришлось тащиться в ресторан. Я выбрал тихое, спокойное заведение кварталах в трех от дома. Над входом красовалась вывеска «У дяди Коли». Идиот, этот дядя Коля, вяло подумал я. Ничего оригинальнее придумать не смог. За скудостью фантазии, вероятно, последует скудость ассортимента.
Швейцар, сделав широкий жест в сторону зала, открыл, было, рот, но приветственное слово застряло у него в горле. И долго еще слышался в гулком вестибюле надрывный кашель. Поперхнулся бедняга. Бывает. Выбор столика не занял много времени – в уголке, у окна. Страсть, как люблю закутки, кильдымчики, уютные места.
Зал был практически пуст. Тихо, спокойно, уютно. Официантов не наблюдалось. Несколько парочек тихо ворковали на другом конце зала. Чуть ближе трое парней, по виду студенты, увлеченно пили пиво. На большее, стало быть, и денег нет. И пьют, идиоты, по-американски – из горлышка, высоко вскидывая маленькие бутылочки, хотя на столе стоят фужеры. Понасмотрелись фильмов, где тупые янки сосут бутылочные горлышки, и весь газ вместе с пивом попадает к ним в желудки! Потом их раздувает и они пердят. Пернет, а его тут же спрашивают «ты в порядке?» А он отвечает «я не думаю, что это хорошая идея – пердеть в гостях». Но пердит ведь!
Стоп! Самое время остановиться. Я стал занудно-ворчлив и мелочно-язвителен! Неужели так повлиял уход Ленки? Нет, скорее, ее неожиданное, непонятное отвращение. И что я так про этих парней? Да пусть пьют, как хотят – это их дело. Давно ли сам считал копейки, чтобы попить пива? Теперь разбогател, благодаря некой силе, и уже, как все богатые, презираю бедных?!
Я встал и подошел к студентам. Глупо, конечно…
– Мужики… а что если я вас угощу обедом, с хорошей выпивкой? Скучно мне одному…
Реакция была не совсем та, что я мог предположить. Парни разом подняли головы, и в глазах их отразился ужас. Они молча повскакивали с мест и, толкая друг друга, ринулись к выходу. Интересно, за пиво они заплатили?
Вернувшись за свой столик, я почувствовал смятение. Ленка, потом Светлана, теперь, вот эти… Я вспомнил, как повариха, явно из последних сил превозмогая страх, просила у меня расчет. Она заикалась, умолкала на полуслове. Это она-то – неуемная болтушка, изо рта которой, слова вылетали, как пули из автомата «УЗИ». И когда я протянул ей пачку зеленых банкнот, она, даже не поблагодарив, помчалась к выходу. Что-то не то. Я думал – с ними, но теперь вижу – со мной. Я изменился. Я теперь внушаю людям ужас. Да где ж там официант?!
Я опять поднялся, и устало побрел в служебное помещение, где, по моим расчетам, прятались официанты. Послышался топот убегающих работников ресторана. Я прошел по всем подсобным помещениям, включая кухню – никого.
Вернувшись, я оглядел пустой зал. Сбежали все. Пустые столики, опрокинутые стулья. Любопытно. Кем же я им кажусь? Монстром, вампиром, гигантским пауком?
Но пообедать-то я должен?! Раз они не хотят меня обслужить…
Такой трапезы у меня еще не было! Со злостью поглощая шашлыки и антрекоты, запивая винами и коньяками, заедая все это салатами, я распевал тюремные песни, со смаком бил посуду и разбрасывал по залу пустые бутылки.
Когда приехала полиция, я, откинувшись на стуле и отдуваясь, ковырял в зубах. Не сказать, что я был в стельку пьян – внутреннее напряжение не позволяло алкоголю подействовать в полную силу. Одна мысль постоянно крутилась в голове – почему? Почему я стал невыносим для других? И Ленка… когда мы на расстоянии играли в виртуальный секс, она возбудилась, как обычно. Но стоило подойти ближе… А Светлана уже и на расстоянии не могла меня выносить… А в ресторане, вообще все сбежали, едва заслышав мои шаги… Хотя, нет, парни, сбежали не сразу, а вот, другие…
Три человека в форме – лейтенант и два сержанта – медленно приближались к моему заваленному объедками столику.
Что же, мне… теперь – так и жить? Так и жить – одному, наблюдая вокруг себя ужас и повальное бегство? Я громко икнул. Вот бы таких солдат… побольше… то-то неприятель бы… побежал…
– …документы, – услышал я краем уха.
Но как… такую армию создать? Как… в ней служить? Кому? Если все будут пугать друг друга… Я поднял, наконец, мутный взор.
Доблестные работники правоохранительных органов застряли в дверях. Ну, не смогли они все трое одновременно протиснуться в дверь!
Да… армия… а пошли они все от меня! Пусть бегут! Я, изрядно шатаясь – все-таки спиртное, в конце концов, подействовало – на пружинящих ногах пошел к выходу. Машины с мигалками заполонили всю улицу.
Кто-то что-то кричит в мегафон… Вот идиоты! Потом мегафон замолкает, и раздаются редкие выстрелы. Стреляют со страха? А, может, стреляются? Жаль, если так… дураков всегда жаль… Вот, может… хорошие люди… но дураки…
Вокруг меня сыпалась штукатурка. Откуда? А, ну да, ну да, я же иду вдоль стенки… Надо так и шагать вдоль стенки, иначе свалишься… А стреляют, значит, в меня? Одно слово – ду…ра…ки.
Домой я пришел на автопилоте. Долго тупо смотрел в зеркало на свою пьяную рожу. Как же теперь жить?
А жить приходилось. Продукты мне доставляли на дом. Я со второго этажа давал указание оставить коробки на крыльце, а деньги взять в почтовом ящике. И сдачи не надо.
Единственным развлечением теперь били «вызовы». Мне показывалась картинка преступления, в момент я оказывался там и страшно карал преступника. Вопреки моему прогнозу преступления, на которые меня «вызывали» не становились мельче. Все те же изнасилования малолетних, нанесение смертельных побоев детям, невероятные по жестокости убийства. И за все это я карал едва ли не более жестоко: отрывал конечности, разрывал на куски, размазывал – в буквальном смысле – по стенке. Постепенно, по мере приобретения опыта, я перестал нуждаться в подсказках Дьявола. Некоторое время он еще показывал мне какие-то намеки на картинку, но вскоре, сосредоточившись, я и сам мог почувствовать, где требовалась моя помощь. Радиус действия моей силы все увеличивался. Нечеловеческие, сатанинские возможности – тоже. Я делал скользящий шаг в сторону и оказывался на месте очередного гнусного преступления. Не желая больше слышать о себе в новостях, я научился заметать следы – и свои, и чужие. Окровавленные останки преступников исчезали неизвестно в каких измерениях, жертва, если удавалось ее спасти, переносилась в другое место с частично очищенной памятью. Вчерашний день в памяти оставался, сегодняшний – стирался начисто. Очищать память оказалось вовсе не сложно – стоило сосредоточиться и представить процесс исчезновения жидкости из мензурки, или быстрого таяния снеговика на солнце, рассеивания тумана на ветру…
Дошло до того, что в своем доме – пустом, пыльном и заброшенном, я проводил меньше времени, чем на местах преступлений. Радиус действия силы все возрастал и однажды я заметил, что преступники просят пощады на чужом языке. Может быть, скоро я охвачу своим сознанием весь мир? Может, это и есть та самая таинственная миссия, о которой говорили Кураторы?
Вернувшись однажды после «вызова» я в задумчивости присел на пыльное кресло. Это моя миссия?! Карать преступников? Очищать землю от мрази? Миссия, конечно, благород… нет, я не мог назвать эту миссию благородной. Скорее, просто нужной. Это – моя миссия? Вряд ли… Да и зачем это Кураторам! Разве, что им срочно потребовались совсем уж мерзкие души для самых тяжелых, самых опасных, самых ужасных, даже по меркам Ада, каторжных работ? А я – Харон, переправляющий им эти отбросы. Сомнительно. Скорее, в данный момент, я выполняю миссию Дьявола, хотя зачем это и ему – тоже было непонятно. В любом случае мне следовало взять отпуск. Разобраться. Путь пока подождет правосудие. Пусть плачут истязаемые жертвы, пусть радуются своей безнаказанности преступники. Правосудие свершиться и без меня. Чуть позже. Кураторы рассортируют души…
И я заблокировал сигналы «вызова». Отпуск. А, может, и отставка. Почетная пенсия.
Грустно я обходил комнаты своего заброшенного дома. Пыль и запустение. Призраки. Я осужден на вечное одиночество. Я как сама Смерть, закутанная в черный балахон и держащая в костяной руке ржавую косу, пугаю людей. Они просто невероятным, генетическим чутьем чувствовали во мне существо иного порядка. Существо грозное и ужасное. Несущее неотвратимую и страшную смерть.
Телефонный звонок прорезал затхлую тишину.
– Никодим! – кричала Наташка, – что случилось?! Куда ты пропал? Я звоню уже неделю через каждый час!
– Спокойно, спокойно… я жив… жив…
– Но где ты был?! И где Лена?
– Лена больше тут не живет…
– Ах, так… – Наталья помолчала, – и правильно! Она просто шлюха и всегда была шлю… – она закашлялась.
– Да, просто шлюха, – деревянно отозвался я.