Надежда Александровна Белякова
Юркины дожди
Она ловко «заплетала» походку, как заправская манекенщица, хотя и обута была в старые валенки. Но вдруг нечаянно наступила на своего кота, не заметив, что он подплыл к своей хозяйке и тоже взгромоздился на клюку. Он с визгом отпрыгнул в сторону и плюхнулся в воду. И тотчас фонтанчик еще выше взметнулся к небесам. Потом опустился. И старушка бросила в него оставшиеся побрякушки рок-музыканта. Струя фонтана, словно играючи, жонглировала, подбрасывая перстни и цепи, разные побрякушки того паренька. А потом фонтанчик, словно жертвоприношение, «проглотил» это подношение-памятку. И что удивительно, именно в это время тот самый музыкант выступал в каком-то ночном клубе со своей музыкой. Но вечер совершенно не клеился, и публика была вялой, неотзывчивой, словно ленивой массой, и он сам был какой-то скованный, зажатый и даже унылый. А как только «съел» фонтанчик его дары, так сразу же зал взревел от восторга, да и он сам ощутил, что силы какие-то неведомые в него влились. Вечер наполнился энергией и творческим драйвом.
То же произошло с купюрами бизнес-леди, оставленными ею старушке «для памяти». Их «фонтанчик» жевал с особым аппетитом, долго чавкая и урча от удовольствия.
И вскоре бизнесвумен на центральной улице Москвы руководила рабочими, монтировавшими неоновую вывеску модного бутика «L’escalier au paradis», громко выкрикивая команды:
– Чуть левее. Да левее же, говорю!!! Так! – кричала она стоявшему на верхней ступеньке высокой лестницы. Он монтировал вывеску нового бутика, который предстояло открыть через пару дней. Другие рабочие поднимали вывеску, помогая собрату. А тот вдруг возразил, поймав вывеску обеими руками:
– Так тут же не по-нашему написано. Что, потом другую вывеску тоже вешать будем?
Задрав голову, бизнесвумен возразила ему:
– Нет. Все нормально! Так оставим. По-русски это означает: «Лестница в рай». Меховой бутик. Знающий покупатель поймет. А для случайных прохожих мы вывески не делаем. Для своего покупателя работаем.
Улочка в центре Москвы, на которой располагался магазин бизнесвумен, была односторонней, но это не помешало появлению на ней белого «Кадиллака», остановившегося рядом с этими ударниками капиталистического труда. Когда «Кадиллак» остановился, из него вышел тот самый панк с разноцветным ирокезом и неизменной спутницей – электрогитарой. Он решительно шел по улочке, обсуждая что-то со своим продюсером. Бизнесвумен была так занята установкой вывески, что не увидела музыканта. А за ним тем временем толпой бежали восторженные поклонницы. И эта толпа его поклонниц все увеличивалась – росла на глазах. Бизнесвумен обернулась на шум. И увидела, что панк раздает автографы. Тут она сразу узнала его. Подошла к нему, окруженному поклонницами. И он, поприветствовав ее кивком головы, поздоровался с нею и сказал, продолжая раздавать автографы:
– Заехал посмотреть, как у вас дела устроились. И рад, что и у вас все благополучно! Убедился, что старушка-ведунья поработала на славу. Все удалось! И у вас! И у меня! Значит, все наши перемены – не случайность!
И, перекрикивая толпу поклонников и поклонниц, он рассказал ей о том, что он успешен и востребован, что старушка-ведунья совершила настоящее чудо. Что он благодарен судьбе за то, что смог найти дорожку к старушке-ведунье.
Глава 3
А вот у Аринки все было по-прежнему. В тот день она с поникшей головой уныло что-то помешивала в большом столовском чане с надписью «Компот», когда в столовую, как обычно, забежал Толик. По утрам он привычно пил кофе, балагурил. Морочил ей голову своими многообещающими шутками-прибаутками. Иногда пел им с Марией Ивановной свои песенки, развлекая их. Словом, все как и раньше. А Аринка хоть и радовалась его появлению, но словно угасала вся на глазах в напрасных ожиданиях и в надежде на чудо, которого ждала от старушки-ведуньи, когда Толик уходил, возвращался в свою жизнь.
Поникшая Арина смотрела вслед Толику. И Мария Ивановна не выдержала и, жалея Аринку, выплеснула накопившуюся досаду:
– Ага! А ты плачь, поплачь над супами-то! Что зря слезы изводить?! На соли сэкономим! Извелась ты совсем, девка! Уже и лето почти пролетело, скоро макушка лета. Так и осень вот-вот наступит. Прочитала в какой-то умной книжке: «Чем шире распахнута душа, тем глубже плевок падения!» Вот ведь правильно сказано.
– Похоже, это из учебника физики! – отшутилась Арина.
– Ну да, а то я учебник от книжки не отличу. Я вот что думаю: а не случилось ли со старушкой-ведуньей беды какой-нибудь? Все же и годы, и помочь ей некому, случись что! Ведь уж к ней-то за помощью сходить, так это дело верное. Что там с ней приключилось?
– А ведь правда! А вдруг что-то со старушкой случилось?! Заболела? Завтра возьму отгул и пойду к ней. Подмените меня? – искренно встревожилась Арина.
– Ну, ясно-понятно! – согласилась Мария Ивановна и вовремя повернулась к чану с компотом, который явно уже перекипел, потому что поверхность компота резко закрутилась бурным затягивающим водоворотом.
* * *
Томазо Дантеццо вернулся в опустевший дом родителей в Вероне. В тот вечер он сидел, как обычно со времени своего развода, в баре и пил с друзьями. Он был уже сильно пьян. Жаловался приятелям, что все ему осточертело. Что он готов уехать куда угодно, что он хочет изменить свою жизнь. Друзья, изрядно утомленные однообразием его настроения, отвечали:
– Да радоваться нужно, что избавился от этой своей… Нам она всегда не нравилась! Да что ты киснешь, Томазо?
– Осточертело! Все осточертело! Хочу перемен! Уеду! – завопил Томазо.
– А куда? – спросили друзья, чтобы отвлечь друга и дать ему выговориться.
По телевизору в баре в этот момент шла передача «Дискавери», тема – «Охота в России». Томазо ткнул пальцем в сторону экрана и решительно заявил, что ему теперь только в Россию.
– А вот туда. В Россию! Буду пить водку с белыми медведями в пабе у стен Кремля! И любить самых красивых женщин – русских женщин!
Томазо встал и шаткой походкой направился к телевизору. И даже попытался чокнуться с медведем, появившимся в кадре, ударяя стаканом об экран плазменного телевизора, чтобы выпить и с медведем, и с охотником, у которого брали интервью о том, как проходит охота в России. Друзья, достаточно утомленные его затянувшимся постразводным синдромом, обиделись, почему он пьет не с ними, а с телевизором.
– Эй! Ты еще не в России! И вокруг не белые медведи! Вернись! Иди к нам, а то телевизор разобьешь!
– К черту формальности! Я уже там! Эй! Отпустите меня! – буянил Томазо, неуклюже задевая стаканы и опрокидывая стулья. Все смешалось в баре, а на экране телевизора возникла заставка – русское лоскутное покрывало во весь экран. Но это оказалось частью снов угомонившегося Томазо. И синий в крапинку и в полоску лоскут превратился в звездное небо над головой сильно пьяного Томазо, проснувшегося на брусчатке узкой улочки родного городка. Первой его мыслью стало: «Нет, так больше пить нельзя! До чего же я докатился! С этой минуты я должен все изменить в своей жизни!»
И с этим решением в него словно новые силы влились.
* * *
Арина решилась во второй раз отправиться к ведунье-вещунье, чтобы проведать старушку, не случилась ли с нею беда. Узнать, что же помешало старушке выполнить заветное желание Арины, ради которого и пробиралась она сквозь чащу. Поэтому наступил день, когда в субботу утром, встав пораньше, Арина оказалась в густом лесу. Она пробиралась в самую глубь леса, чтобы навестить ведунью, еще раз повторяя поход к старушке, как в первый раз, со всеми трудностями, по тем же разрозненным путеводным листам из жалобной книги столовой.
Но несмотря на то, что шла она во второй раз, она не узнавала места, словно кто-то переставил декорации. Не с той стороны росли сосны вековые, где были они в прошлый раз. То елок-ориентиров оказывалось не столько, сколько указано на плане, то овраг располагался совсем в другом месте. Заплутала Арина. Стало на душе тревожно, и она старалась отогнать подступающий страх, читая, вернее, бормоча то самое заклинание, что и когда шла к ведунье впервые. Но то ли от усталости, то ли от подступающего страха слова путались, забывались. Словом, все шло не так, как ожидала Арина. Да и темнеть в лесу стало на глазах. Чтобы оглядеться, она решила выйти на поляну и стала с шумом пробираться сквозь разросшийся плотной и колючей стеной кустарник и крапиву.
Но оказалось, что не она одна пробиралась через лесные заросли на поляну. Не увидела Арина мощного лося, затаившегося среди деревьев. Не увидела, но хруст веток под его копытами совсем рядом с нею сильно испугал Арину.
Оказалось, что Аринка и лось еще немного – и столкнулись бы. Она, увидев притаившегося лося, в страхе шарахнулась в сторону от него. И тут вдруг раздался выстрел. Один! Другой! Словно ножом полоснуло по ее нарядному, цветастому ватнику, задев плечо. Она с криком упала, а совсем рядом из-за густо разросшихся деревьев выпрыгнул здоровый лось, развернулся и помчался вглубь леса.
«Вот моя погибель!» – промелькнуло в голове Ариши, осознающей, что из последних сил нужно выбраться из кустов на поляну и звонить по сотовому в МЧС. Но она смогла только преодолеть кусты, выбраться на поляну и достать сотовый, как вдруг у нее закружилась голова, и она рухнула без сознания.
Но, к счастью, неожиданно оказалось, что к Арине продирается сквозь чащобу Томазо. Он подбежал к Арине и склонился над нею, пытаясь понять, что с ней, как она.
Он совсем обжился здесь в России, стал фермером. Вел свое хозяйство и сильно увлекся охотой. Поэтому и бродил в тот день по лесу совершенно один. Охранники остались на опушке леса. Они балагурили, пока сторожили джип. Но, услыхав выстрелы и крики Томазо, помчались в его сторону.
Томазо выслеживал кабана, но не заметил среди разнотравья и разноцветия летнего леса ни Аринку, ни лося. И полагал, что это хрустит ветками кабан, пробирающийся по лесу. Он охотник, и он выстрелил туда, откуда доносился хруст веток. Увидев упавшую Аринку, он очень испугался, опасаясь, что случайным выстрелом убил девушку. Томазо Дантеццо пытался ей помочь, но она лишилась чувств. Расстегнул ее блузку в поисках раны. И, конечно, не мог не заметить, что она красавица. Быстро застегнул ее блузку, убедившись, что, к счастью, девушка не сильно ранена.
Он с трудом поднял эту увесистую красавицу. Понес ее и позвал охранников. Те прибежали на помощь. Ее уложили в машину Томазо. И сразу же увезли в его особняк. Там он сразу же вызвал и скорую помощь, и полицию, ведь, как ни крути, пулевое ранение.
В особняке Томазо Арину быстро привели в чувство. Хлопотал вызванный врач скорой помощи. Полицейские составили протокол, в котором было зафиксировано, что нахождение Арины в особняке Томазо добровольное, не похищение, не насильственное удержание потерпевшей в его доме, что претензий к хозяину дома она не имеет. Все было запротоколировано, ранка на ее плече обработана и надежно защищена бинтами. К счастью, оказалось, что Аринку лишь едва задело. Она была в полном порядке, но очень смущена и растеряна. Ее сбивчивый рассказ о том, как она оказалась одна в густом лесу вдали от жилья, в сумерках, когда грибы собирать уже было явно поздновато, удивил полицейского. Но то, что ни с Томазо, ни с охранниками его она совершенно незнакома, что никаких насильственных действий в отношении нее совершено не было, что ее нахождение в особняке совершенно добровольно и похищением считать нельзя, что никаких чувств личной неприязни у нее к человеку, нанесшему ей увечье, нет, – все это было запротоколировано полицейским и подписано Ариной. И полицейскими, и врачом скорой помощи Арине было предложено увезти ее из особняка Томазо. Но Томазо, как хозяин дома, уговаривал их оставить девушку, чтобы она могла спокойно отдохнуть в доме виноватого хозяина, благо условия в доме отличные. А утром он доставит девушку домой, о чем отчитается перед полицией, а пока пусть она отдохнет спокойно, если ее никто не ждет дома. И Арина согласилась. После всего пережитого потрясения она буквально провалилась в сон.
Глава 4
В спальне в особняке Томазо Арина проспала до самого утра следующего дня. Ее грязные резиновые сапоги на пушистом белом коврике у кровати выглядели вызывающе. Это было первое, что пришло ей в голову, когда, едва открыв глаза, она осмотрелась вокруг, залюбовавшись прекрасной, современно обставленной спальней.
Арина стала поспешно одеваться. В это время раздался стук в дверь. Она ответила:
– Войдите!
Вошел Томазо с подносом в руках. На подносе две чашки кофе и к кофе бутерброды.
– Доброе утро! Я так испугался! Но теперь счастлив! Вы в порядке! О! То есть… вы в порядке? – переспросил он участливо и, увидев в ответ ее улыбку, продолжил: – Вот завтрак. Это у вас от эмоций. Как это по-русски… Шок! Вам нужны покой и забота, – сказал, улыбаясь Арине, хозяин дома.
– Да я в порядке. А ваш кофе так вкусно пахнет! С удовольствием перекушу! Но мне неудобно здесь, в спальне…
Тут и Томазо понял, что выглядит нелепо в спальне с подносом, перед девушкой, одетой в какой-то причудливый ватник для дальнего похода. И предложил пойти в столовую, нормально позавтракать вместе.
Лестница в столовую поразила Арину смелым современным дизайном. Они спустились в столовую, и Арина отметила про себя, что все это великолепие находилось в недостроенном и одновременно захламленном виде.
– Вы заботливый и гостеприимный хозяин. А вот подавать завтрак, обед и ужин – это моя профессия! Давайте я отнесу поднос! – смеясь, сказала Арина.
– Не можно! Вы же гость! Или гостьша? Или гостька? Да и рука у вас еще, наверное, болит, – возразил Томазо.
– Гостья!
– Гость-я? Гость – ты? А я гость, я? Тонко. Хм. Русский язык – все подтекст! Гость – ты! И я буду ухаживать, потому что я хозяин, но очень виноватый хозяин! Я вспоминаю – ужас! Чуть не убил красоту!
Они сели за стол. Неуют и беспорядок, царящие в доме, бросались в глаза. Он перехватил ее взгляд, пока они пили кофе, и прокомментировал:
– О! Не смотрите! Да, ужасный бардак! Не везет! Не могу найти хозяйку! Приглашал прислугу, но… как бы деликатно объяснить? Они неправильно понимали область своих задач! Прислуга приходит и уходит. А бардак остается. И вот беспорядок остается на том же месте!
– Смешно!
– Первое время и мне было смешно! Но как-то хочется нормальности в жизни. И это уже не смешно! Пытаюсь справляться сам.
– А чем вы занимаетесь? – спросила его Арина.
– Я фермер, но я странный фермер. Правда, у нас в Италии это очень нормальный бизнес, а тут, в России, это экзотика.
– А… догадалась. Страусов разводите? У нас это последнее время стало модно!
– Нет, мои зверюшки очень тихие. И всегда ждут меня молча на своем месте. Прибыльное дело! Ну, угадайте!
– Молча ждут… и всегда на месте… Догадалась! Это клады! Вы ищете старинные клады! Я это видела: бродят с металлоискателем по полям. Достают карты с пометками, где были старинные усадьбы! Там и ищут! Монеты старые, крестики. Потом в антикварном продают! Сейчас все мальчишки этим увлекаются! – допивая чай, делилась догадками Арина.
– Увы! Я не мальчишка! Но это колоссальный бизнес-план! Я об этом подумаю! Завтра же куплю миноискатель, и пойдем с вами, Арина, искать клады. Вы будете со мной искать клады? Но мне кажется, что я уже нашел! – неожиданно серьезно сказал Томазо.
– Я… нет. Мне пора. Я и так загостилась у вас. А ведь мне на работу пора. Работа! – объяснила Арина.
– А кем вы работаете? Академиком? Профессором? Космонавтом? – иронично спросил Томазо.
– Нет! Я повар и официантка в столовой! – честно ответила Арина.
Услыхав это признание, Томазо чуть не взвыл от восторга, с воодушевлением выкрикнув:
– Повар! О!!! Я мечтаю пригласить повара на работу сюда! Я погибаю от голода и бардака. Спасите, я тону! Спасите голодающего и тонущего в беспорядке совершенно одинокого фермера! Вы добрая! Я вижу! Вы не дадите мне погибнуть! Умоляю, оставайтесь работать у меня! – торжественно произнес Томазо.
И оба они от души рассмеялись над пафосом его предложения.
А уже на другой день особняк Томазо стал преображаться буквально на глазах.
И так день за днем. За окном колосилось поле и росла липовая аллея, состоящая из старых деревьев, уцелевших, в отличие от особняка Томазо, практически заново выстроенного на месте, где в старину находилась помещичья усадьба. Золотая осень вкрадчиво, первыми робкими мазками-листками вступала и теснила лето. На окне стояла ваза с осенними листьями клена. А за нею вдалеке в окне видны были Томазо и Арина. Они с миноискателем искали клад, и Томазо решил, что пора более подробно представиться красавице:
– Я простой итальянский фермер! И потому я приехал здесь белый пьемонтский трюфель разводить. Трюфель – самый дорогой продукт, дороже черной икры. Кстати, у вас по России трюфеля немерено. Есть в Московской, Нижегородской, Самарской губерниях. У нас есть и белый, я сам находил, и черный. Очень вкусный! Так что меня, итальянца, в России привлек трюфель.
– Томазо, а откуда у вас там, в Италии, известно, где у нас в России трюфели водятся, если мы, местные, и сами этого не знаем? – удивилась Арина.
– О! Эта секретная информация – моя фамильная драгоценность! Мой прадед, Джованни Дантеццо, жил и работал здесь, в России. Он владел рестораном в Москве, занимался разведением и поставкой трюфелей в разные рестораны. Было так много, что он поставлял и в другие. Вот и я занимаюсь тем же. Собрал материалы, карты, оставленные дедом, и приехал сюда. Разводить трюфели. Но наступил 1917 год! – сказал Томазо и многозначительно замолчал, чтобы увидеть отношение Арины к этому вопросу. И продолжил рассказывать: – Да! И мой прадед все бросил, только главную драгоценность, что заработал здесь, взял с собой в Италию. Это карты районов России, где и какие разновидности трюфелей растут. И вот с этими секретными материалами я здесь! Приветливый у вас народ! Люблю с вашими общаться – интересный живой народ, прямо как мы, итальянцы! В трюфельной теме много интересного. До революции Москва была трюфельной столицей мира. Возили возами. И Европе доставалось этого российского богатства. Мой прадед держал ресторан в Москве. И я решил пойти по его стопам. Искали трюфели, в том числе дрессированными медведями, которым удаляли зубы. Чтоб медведь сам не слопал. До сих пор иногда трюфель встречается и в самой Москве, в Битцевском, Лосиноостровском и в других парках. Но этот прибыльный бизнес уничтожила война. Было не до трюфелей.
– Так вот почему, Томазо, вы тогда так забавно говорили о загадочном бизнесе: «Нет, мои зверюшки очень тихие. И всегда ждут меня молча на своем месте. Прибыльное дело!» Так это грибы-трюфели! В жизни не догадалась бы!
– Материала на эту тему достаточно много. По золоту ходим. Наш черный превосходен и конкурирует с черным перигорским, или, как у вас тут называют, французским. И белый трюфель здесь есть. Он попадается в здешнем сосняке. Я на свой страх и риск ел его сырым – жив, однако. Вот пьемонтский белый – это чудо! Но, полагаю, это другая разновидность, – делился Томазо с Ариной своими секретами.
Вскоре эта столовая, как и весь дом Томазо, обрели чистоту и домашний уют. Из окон той же столовой был виден осенний сад. Белая скатерть, отороченная шитьем и вязаными кружевами Арины, лежала на столе, и прекрасный осенний букет в вазе украшал столовую. На стене висели разные фото: Арина и Дантеццо на Красной площади, Арина и Дантеццо у арки на ВДНХ, у Останкинской телебашни. Вся счастливая хроника знакомства Томазо и Арины. Все детали интерьера в доме Томазо красноречиво свидетельствовали о том, что в доме Томазо появилась заботливая хозяюшка. И что вместе с хозяюшкой переехали в его дом и рукоделие, и пристрастие Арины к кулинарии, потому что запахи пирогов и разной вкуснятина совершенно вытеснили холостяцкий дух из этого дома.
И конечно, все эти преображения в доме Томазо осуществила Арина. В углу одной из комнат, которую Томазо сразу назвал «мастерская художника», стоял все тот же «Зингер», а рядом – плетеный сундук с лоскутами и неоконченное новое ее творение. В корзине рядом тоже – лоскуты, лоскуты, лоскуты.
А из окна были видны ушедшие далеко в поле, бродящие с металлоискателем, смеющиеся и обнимающиеся Арина и Томазо Дантеццо.
– О! Сигнал! Будем копать! – обрадовались оба, услыхав сигналы миноискателя.
Арина и Томазо копали землю в том месте, где взвыл миноискатель, и вдруг нашли кольцо.
– Кольцо! А я уж не верил, что что-то можно найти… – изумился Томазо.
– Старинное! – восхитилась Арина.
– Я пока возьму его себе. Захвачу в Москву, когда буду там по делам. Зайду к ювелиру, кольцо нужно почистить, починить, а лишь потом дарить прекрасной синьоре. Это просто чудо! Самому не верится!
– Такое красивое! – залюбовалась Арина.
А Томазо, любуясь Ариной, сказал:
– Оно вам нравится? Я рад! Мы с вами, Арина, еще не раз за трюфелями в лес ходить будем?
– Я на это очень надеюсь, – тихо ответила взволнованная Арина.
* * *
Вечером того же дня Арина улучила минутку, когда осталась без Томазо, одна в спальне, и позвонила Марии Ивановне, чтобы сообщить ей о чудесных переменах в ее жизни. Сначала, конечно, извинилась за то, что так неожиданно и для себя самой исчезла. И после сетований и причитаний Марии Ивановны по поводу тех переживаний и беспокойств, которые Арина доставила ей своим исчезновением, и, конечно, о том, что теперь придется ей, ее сменщице, работать с кем-то из новых сотрудниц, Арина смогла вкратце рассказать, что случилось. И о том, что и сама она пока не знает и не планирует возвращаться в Ругачево, и о том, как сладостно текут ее деньки здесь, в особняке Томазо, где удивительно пригодились ее навыки и в создании «блянманже» и «супэ де ла Версаль», украшающих их обеды и ужины, так органично вписавшись в их с Томазо повседневность. Да и уезжать из особняка Томазо Арине совсем не хотелось, тем более что и Томазо умолял ее серьезно подумать о дальнейшей совместной жизни. Поэтому лучше не ждать ее возвращения, а взять на работу совсем другую повариху и официантку.
Мария Ивановна всплакнула по-бабьи, сетуя на то, как скучно ей теперь будет работать без Арининых разных «блянманже», но искренно и душевно и порадовалась за Арину, неожиданному и чудесному перевороту в ее судьбе. Обсудили они и то, что нужно будет все же навестить старушку, отнести ей гостинцы. И неважно, что не исполнилось то заветное желание, которое теперь казалось Арине совершенно нелепым и даже смешным.
Утром на столе в столовой особняка Томазо остались две чашки с недопитым утренним кофе, не убранная после завтрака посуда, потому что Арина и Томазо так спешили опробовать купленный накануне вечером миноискатель здесь же, на приусадебном участке. На столе стоял свежий букет недавно срезанных гладиолусов – цветов приближающейся осени. И потому цветов и прекрасных, и немного печальных одновременно. Осенний ветерок, несущий прохладу, дунул так, что занавеска отлетела в сторону и через окно стало видно, что Арина и Томазо с миноискателем замерли в долгом и счастливом поцелуе.
Лес, поля – все было тронуто первыми красками осени, еще яркой и сочной, живописной палитрой золотой осени. В такой красивый и теплый день Томазо решил показать Арине свою ферму – как будущей хозяйке дома и своей судьбы. Что для Томазо было очень важно, как маленький экзамен для любимой, сможет ли она целиком принять тот образ жизни, который выстраивал Томазо в России, потому что у него были большие планы. И не только трюфелеводство, но и сыроварение по привезенным им из родной Италии рецептам. Они с Ариной вошли в коровник.
Он, как примерный хозяин фермерского хозяйства, с гордостью показывал Арине современное оборудование коровника. И то, каких коллекционных красавиц, рыжих и блондинок-голландок с томными глазами, поселил он здесь. И Арине это все было по-настоящему интересно. Томазо налюбоваться не мог тому, как откликались на ласку теплых и добрых рук Арины его коровы, как протяжно-душевно мычали они, протягивая поближе к ней свои морды и мокрые носы. И ему стало даже смешно, когда он поймал себя на том, что и сам смотрит на Арину тем же взглядом, полным нежности и телячьего восторга.
Они долго были в коровнике. Томазо, словно знакомя Арину с самими близкими родственниками или друзьями, называл по именам и коров, и телят. Широко распахнута была дверь коровника. Золотая осень в этот теплый день, как в живой раме, сияла своей особенной красотой.
– Какая разная ваша русская осень! И такая теплая, золотая! И суровая, с дождями и первым снегом, – это все одним словом: осень. А где же богатство русского языка? Где разнообразие? – спросил Томазо у Арины.
– А у нас разные названия для таких разных времен осени. «Золотая осень» – когда желтеет листва. Эти теплые осенние дни с высоким небом называются «бабье лето».
– Обожаю это «бабье лето», но почему такое странное название?
Аринке показалось скучноватым объяснение, что это название нескольких вернувшихся осенью по-летнему теплых и солнечных дней. И, зардевшись, пояснила ему, что:
– Это название, «бабье лето», означает, что в такие дни русские бабы что хотят, то и творят. И все сами решают! Что пожелают с мужиками сотворить, то и сделают! А мужики все их желания исполняют!
– А, понял! И потому это время еще называется «золотая осень». Потому что за все их желания очень дорого платить! Золото дарят? О! Я хочу все по-русски! – крикнул Томазо на весь коровник, обнимая Аринку.
А Аринка смеялась и радовалась в ответ нахлынувшему счастью. Она, одетая в свой стеганый узорчатый ватник, обутая в резиновые сапоги с носками-самовязами, а на голове красовался яркий «павловский» расписной платок, рада была полному взаимопониманию между ними и тому, что именно такая она действительно нужна Томазо. И она может быть сама собой. И такое отчаянное озорство напало на нее, что она стала весело отплясывать какой-то бесшабашный и несколько пародийный танец, на грани зажигательного стриптиза, под звучащую в коровнике музыку.
Оказалось, что Томазо давно заметил, что автодойка под музыку проходит гораздо успешнее. Поэтому у него в коровнике была припасена целая дискотека. Он был в восторге от этой озорной и откровенной пляски в его коровнике. Разудалый танец на фоне сытых, тучных коров, которых в это время доит автодоилка под музыку «Вернись в Соренто» или под «Ямайку» в исполнении Робертино Лоретти, сильно раззадорила и саму, обычно скромницу, Арину. Но в этом ее танце было что-то язычески восторженное, похожее на воздаяние благодарности судьбе за выпавшее счастье. И коровы, как «подтанцовка», двигались в такт ее танцу, выразительно мотали мордами и топали копытами, как коровий кордебалет, что было неожиданно и для Арины, и для Томазо. Причем Томазо вдруг заметил, что удои от этого шоу не только резко возросли, а просто зашкаливали.
Вдруг неожиданно для самой себя, срывая с себя в танце и размахивая над головой то ватником, то платком, озорница Арина стянула с себя и свой сапог. И, так же превратив его в веселый пропеллер над своей головой и с разметавшимися волосами, с размаху забросила его в распашные ворота коровника.
Вдруг Томазо сорвался и побежал в открытые в золотую осень ворота, словно подчиняясь вектору полета сапога Арины, словно ее летящий сапог был указующим перстом судьбы, устремленным в красоту этой золотой осени. А вернулся с пышным букетом пестрых листьев клена, воткнутым, как букет в вазу, в сапог Арины, замершей, как аистенок, на одной ноге, обвив руками столб коровника, вокруг которого она только что так зажигательно отплясывала.
Преклонив колено, он протянул ей сапог с букетом осени внутри и восторженно закричал:
– Арина Родионовна! Я твой Пушкин! Выходи за меня замуж!
Арина и Томазо были так счастливы вместе, что не расставались целыми днями – всегда рядышком; что досуг, что работа – все-то им в радость, лишь бы быть вместе. Ферма Томазо процветала, а уж как от счастья Арина расцвела в любви, и говорить не приходится. Цветет как маков цвет – глаз не оторвать. А уж как охоч стал Томазо до русской бани с Аринушкой! Ну, тут только промолчать да покраснеть. Иногда выезжали в город на машине Томазо, чтобы развлечь себя и побаловать шопингом, прошвырнуться по бутикам столичным, приодеть Арину, которой жаль было хоть на денек возвращаться в Ругачево, вернее, расстаться со ставшей привычной жизнью в особняке Томазо. И потому из прежней жизни у нее остались только сапоги, ватник-самострок и «павловский» платок с пылающими розами. Наряжать Арину Томазо доставляло большое удовольствие.
Даже на охоту Арина пристрастилась ходить вместе с Томазо. Но, конечно, памятуя о том, как познакомились они на охоте в миллиметре от трагедии, обернувшейся их счастьем. Поэтому рядом с Ариной постоянно находились охранники. Да и какая уж там охотница из Арины, выходящей на охоту в немыслимых и сногсшибательных меховых шляпах с залихватскими полями и кожаными бантами, со стразами, в меховом манто и пышном песцовом, огненно-красном горжете «для тепла» поверх манто и с двустволкой на ее красивом полноватом плече.
Поэтому неудивительно, что Арина воспринимала все происходящее как один счастливый день в ее жизни, как тягуче-радостно тянущийся счастливый сон. И бабье лето, и золотая осень промелькнули, сменившись первым снегом и морозцами. И тем интереснее стало ездить по бутикам и ресторанам предновогодней Москвы, заранее красочно и сказочно украшенным для удовольствия и увеселения посетителей.
Как-то раз, посещая Москву, заглянула Арина и в модный меховой бутик «L’escalier au paradis». Здесь они купили самую дорогую и роскошную шубу из выставленной в зале новой меховой коллекции. Продавщица наметанным глазом сразу приметила про себя, что это «клиентура штучная», и, видя, что пришел «особый клиент», забежала в кабинет хозяйки салона. Той самой бизнесвумен, с которой Арина столкнулась у старушки-ведуньи.
Пока хозяйка мехового бутика шла в зал, Арина примеряла перед зеркалом дивное манто. И когда хозяйка вошла в зал, сразу же узнала Арину. Вспомнила о том, как тогда встретила ее в сторожке старушки-ведуньи. И распорядилась, чтобы Арину и Томазо внимательно обслужили. А сама удалилась, чтобы не смущать Арину лишними, слишком личными воспоминаниями. На лице ее отразилось что-то типа: «Вот это да!» – и, достав органайзер, она быстро внесла запись, присвистнув и пробормотав про себя:
– Пожалуй, пора мне еще раз навестить старушку, там, в лесах под Ругачевом! Какие красавцы подвластны ее чарам! Вот так старушка! Да, есть «старушки в русских селеньях»! Всего-то заштатное Ругачево, а какими делами ворочают тамошние старушки. Первая часть удалась отлично: старушка не подвела и сработала великолепно. Я довольна тем, какой бутик получился благодаря ее молениям. Теперь можно и о себе любимой позаботиться! А не пора ли и мне замуж? Вот только кого выбрать? Ди Каприо? Киану Ривза? Или Брэда Питта? Или олигарха какого-нибудь присмотреть? Стоит повнимательнее полистать «Форбс».
