bannerbannerbanner
полная версияЛёлька и Колдун

Марта Юрьевна Алова
Лёлька и Колдун

Полная версия

– Иди-иди, твой вчерашний гуляш тебя заждался. Извини, если он не слишком свежий, но ты сам в этом виноват, гулёна!

Хант нырнул внутрь и исчез из вида. Мужчина выпрямился, вопросительно глядя на Алану. Неожиданно девушка оробела.

– Здравствуйте, – переминаясь с ноги на ногу, выдавила она из себя. – Вы – Акторус?

– Да, это я, – с готовностью кивнул хозяин дома. – Акторус – это я. А ты кто, прекрасное дитя?

Алана почувствовала, что краснеет. Комплиментами её одаривали часто, но ещё, ни разу этого не делали волшебники.

– Я Алана, – смущённо произнесла она, и вот тут с мужчиной что-то произошло. Он побледнел, потом покраснел. Потом побледнел опять, и испуганно попятился.

– Алана?

И сделал ещё шажок назад. Внезапно испугавшись, что сейчас Акторус просто захлопнет перед её носом дверь, Алана осмелела и шагнула на него.

– Я ищу Эллу. Она обещала помочь мне вернуться домой. Но случилось непредвиденное – в последнем портале на нас напали пограничники, и теперь я не знаю, где она и что с ней. Вы должны мне помочь. Прошу вас, помогите!

Она прижала руки к груди, и умоляюще взглянула на него. Лицо мужчины приобрело озадаченное выражение.

– Домой? Элла? Но как? Почему? – Акторус осёкся. Он был очень высоким, и, не смотря на то, что Алана и сама была не маленького роста, ей приходилось задирать голову, чтобы уловить его взгляд. Она поняла, что напугала его своими словами и сама почувствовала страх. Разве волшебники боятся?

Ещё секунду мужчина внимательно взирал на неё сверху вниз, потом посторонился и взмахом руки пригласил её пройти внутрь.

******

Она слегка помедлила на крыльце, и шагнула в тёмный коридор. И невольно вздрогнула, услышав за своей спиной звук захлопывающейся двери и лязг замка. "А ты уверена, что это на самом деле Акторус? – шевельнулся в голове чей-то насмешливый гаденький голосок. – И в том, что он безопасен? Вдруг это ловушка? В этом мире никому нельзя доверять, Аленький!"

– Это Акторус, и он безопасен, – прошептала она одними губами, отгоняя прочь подступившую тревогу. В доме было тепло и тихо. Пахло чем-то приятным, похожим на липовый мёд. Алана сделала пару шагов в темноте и тут же почувствовала, как в колени ей упёрлось что-то мягкое. Она успела сообразить, что падает, и ойкнула, но крепкая рука ухватила её за плечо и удержала в вертикальном положении.

– Хант, – раздался над ухом укоризненный голос Акторуса. – Как ты себя ведёшь? Нехорошо кидаться людям под ноги. А ну-ка немедленно брысь!

Пушистая мягкость прошелестела возле её ноги, а заботливая рука, так же поддерживая за плечо, легонько подтолкнула вперёд.

– Осторожней, девочка! – мягко сказал мужчина. – Не споткнись.

Был ли он волшебником на самом деле, или нет, он был очень обходителен и даже мил. Алана почувствовала расположение к своему новому знакомому.

– Почему здесь так темно?

– На всякий случай, – уклончиво ответил Акторус. – Можешь считать, что в целях безопасности. И потом у меня редко бывают гости, а сам в своём доме я прекрасно ориентируюсь и без света.

– А Элла? Тоже? – Алана вспомнила невероятные коридоры в домике тётушки Луизы. Акторус помолчал, потом она услышала задумчивое хмыканье в темноте.

– Элла? Да, конечно… – Акторус всё так же продолжал бережно поддерживать её, ведя по коридору. – Ты, наверное, голодна? Идём, я тебя накормлю.

Когда глаза слегка привыкли к сумраку, Алане удалось разглядеть длинные ряды непонятных вещей и стопки толстых книг, сваленных прямо вдоль стены. Они свернули направо и оказались в небольшой уютной кухоньке. Вдоль окошка с голубыми занавесками стоял большой деревянный стол на толстых резных ножках и два стула с высокими спинками. Не спрашивая разрешения, Алана бухнулась на один из них. Не то, чтобы она была невежливой, вовсе нет… просто очень устала.

Акторус почесал в затылке, после чего его волосы приобрели ещё больший взъерошенный вид. Какой-то он был нескладный, смешной. Но Алане определённо нравился.

– Чем же мне тебя угостить? – озадачился мужчина и метнулся в угол. Ого, у него была настоящая печка! С изразцами, горнилом, дымовой трубой. Такого чуда Алана не видела даже в домике тётушки Лу. Кажется, она действительно попала в сказку.

Из печи Акторус извлёк на свет божий некое подобие большого глиняного горшка с крышкой. Запахло чем-то вкусным, желудок предательски заурчал, и Алана смущённо кашлянула. В горшке плескалось нечто, по запаху и цвету напоминающее борщ.

– Конечно, я не бог весть, что за кухарка… – Акторус как будто извинялся. Следом на столе появились блюдо с душистыми булочками, кувшин с молоком, горшочек со сметаной и овощи, вкусом напоминающие очень сладкий помидор, но по внешнему виду больше походившие на плоские зелёные лепёшки. Такие Алана уже успела отведать в гостях у тетушки Луизы – назывались овощи "голли".

Схватив заботливо подсунутую мужчиной ложку, Алана с жадностью набросилась на еду. И когда она успела так проголодаться? Может, в кулинарном мастерстве Акторусу было до тётушки и далековато, однако это не помешало ей в три секунды опустошить тарелку. Полина сошла бы с ума, увидев, как неприлично её воспитанница "мечет" на глазах у хозяина, просто годы обучения хорошим манерам выброшены на свалку, ха-ха. Алана застенчиво улыбнулась мужчине и неловко поёрзала на стуле.

– Ой, простите. А Вы не будете есть?

– Что? – Акторус явно находился в своих мыслях, где-то далеко отсюда. – Нет-нет, я только что отобедал. Говори мне "ты", пожалуйста.

– Извините… то есть, извини, – от пережитого потрясения она совсем забыла, что в этом мире не было принято обращаться на "Вы" даже к людям, гораздо старше себя. И, похоже, её новый знакомый сразу обратил на это внимание.

– Ты ведь не отсюда? – спросил он. – Не с Побережья? Такое чувство, что и не с Востока, и не с Запада. Откуда ты?

– Я? Я из… – Алана прикусила язык. Что Акторус знает о её мире? Возможно, больше, чем она может себе представить. Скорее всего. Но как проверить?

– Не с Побережья, – пробормотала она и сделала вид, что жизненной необходимостью является сейчас откусить от булочки. Почему-то врать этому человеку было стыдно – уж лучше недоговорить.

А он всё не сводил с неё глаз, как будто не верил тому, что видит. Под этим взглядом Алана уже чувствовала себя внезапно ожившей картиной Джоконды, и снова заёрзала на месте. Акторус, конечно, очень мил, но… как бы это потактичнее намекнуть ему, что некрасиво так пялиться на девушку? Тем более, находясь с ней наедине, не считая, разве что, собаки.

Полина бы "намекнула", прямо в лоб, даже не раздумывая.

– Ты оттуда? – тихо спросил волшебник. – Из того самого мира? Из мира автомобилей, самолётов и этих… как их… ком… путеров?

– Компьютеров, – машинально поправила Алана, и в душе её забрезжила надежда. – Вы… ты… ты знаешь? Ты был там?

Акторус замер. Взгляд его, задумчивый и почти восхищенный, вдруг стал строгим и отрешенным. Потом мужчина отрицательно покачал головой.

– Нет, маленькая Алана. Я там ни разу не был. Но я… много слышал об этом месте.

– Жаль, – Алана опустила голову. – Я думала, ты знаешь, как мне вернуться домой.

– Ну, – мужчина пожал плечами. – Мне кажется, это не уж так сложно. Скорее всего, тем самым путём, которым ты попала сюда. Как это произошло?

Алана задумалась, разглядывая железную ложку с витой ручкой. Она припоминала все события своего странного дня рождения, и прикидывала, что из всего этого подлежало рассказу её новому знакомому.

– Я не знаю. Не помню. Я упала в яму… там, у себя, в своём мире. Очнулась в пещере. Вышла из неё в лесу, неподалёку от города Старограда. И там познакомилась с Эллой. Вот и всё.

Она замолчала, подняла глаза и исподлобья посмотрела на мужчину. "Он знает, что я вру… точнее, недоговариваю", – мелькнуло в голове. Он знает.

Молчал и Акторус, разглядывая свои руки, лежащие на столе. Алана отметила про себя, какие у него красивые длинные пальцы. В тишине было слышно, как кто-то скребётся за печкой.

– Значит, ты хочешь, чтобы я помог тебе вернуться домой, – сказал, наконец, Акторус – больше утвердительно, чем вопросительно.

– Да! – Алана подскочила на стуле и тут же плюхнулась обратно. – Нет.

– Нет? – Акторус поднял удивлённые глаза.

– Нет. То есть, да, – она совсем запуталась. – Я хочу домой. Но сначала я должна увидеть Эллу.

– Эллу? – голос Акторуса прозвучал как-то глухо. – Зачем она тебе?

Теперь пришёл черёд удивляться ей. Что значит – зачем?

Странный какой-то получался у них разговор. Алана посмотрела в окно.

– Я должна убедиться, что с ней всё хорошо. Спасибо за угощение. Но, наверное, мне пора идти.

– Идти? – переспросил Акторус. – Как – идти? Куда – идти?

Честное слово, он начинал ей надоедать. Этот "волшебник" похоже, состоял из одних вопросов, а она-то, глупышка, наивно полагала найти здесь ответы на свои. Ну, уж, во всяком случае, представляла себе беседу с ним немного по-другому.

– Не знаю куда. Куда-нибудь. Искать Эллу.

Акторус рассмеялся и помотал головой.

– Алана, в этом нет необходимости. Во-первых, скоро уже стемнеет. А во-вторых, думаю, с Эллой всё в порядке.

– Откуда ты знаешь? – крикнула она и вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Элла любила этого человека… да, любила и восхищалась, как никем другим. А он почему-то не хотел, чтобы они встретились. Алана это чувствовала, но не понимала, что являлось тому причиной. – Откуда ты знаешь? На нас напали пограничники. Элла говорила, что это невозможно. Что они не посмеют!.. Но они посмели, и она осталась там, в портале. Она спасала меня! И я не могу уйти домой, пока не узнаю, что она жива и здорова, слышишь? Не мо-гу!

Она всё-таки не выдержала и разрыдалась. Акторус поднялся со своего места, подошёл к ней, и неловко положил на голову широкую тёплую ладонь.

 

– Не плачь, девочка, – тихо сказал он. – Не плачь. Сейчас не время поддаваться унынию.

Алана всхлипнула и подняла на него заплаканные глаза.

– Элла говорила, что ты её друг.

– Да, это так, – ответил Акторус и, судя по тону, ни капли не покривил душой, отчего ей немного полегчало. – Я её друг, и горжусь этим. Элла – это лучшее из всего, что произошло со мной за последние годы. Я знаю, что ты не доверяешь мне, и не могу тебя в этом винить, но если можешь – просто поверь. Я действительно её друг. А… кто ты?

– Я? – Алана осеклась. Действительно – кто она? Она готова была уже обвинить Акторуса в том, что он по каким-то своим соображениям препятствует их встрече с Эллой, но совсем не учла, что он ведь тоже ничегошеньки о ней не знает. Неожиданно накатило отчаяние – безнадёжное, как сама смерть.

– Никто, – сказала она чуть слышно, и уронила голову на грудь.

Акторус присел перед ней на корточки, взял её руки в свои большие ладони и заглянул в глаза.

– Расскажи мне всё, Алана! Это очень важно. Всё, что ты знаешь.

******

И Алана рассказала. Всё, без утайки. Начиная с момента, когда она, погружённая в свои мысли, сидела с бокалом шампанского за столом в пустой квартире и до того самого места, когда они с Эллой, в портале, где всё пошло не так, оказались вдвоём перед бесчисленной сворой ужасных, мерзких, копошащихся тварей, которых Элла называла "пограничниками". Хотя нет, не вдвоём – втроём. Был ещё Пушок – отважный квазилев. И после – как она брела уже одна по серой пыльной дороге, встретив пару молчаливых жителей Низин и чрезвычайно неприятного ребёнка, играющего в футбол дохлой крысой.

Акторус слушал, молча, не перебивая. Иногда вставал, прохаживался по кухне, ерошил непослушные волосы. Рыжий Хант, присоединившийся к ним, улёгся в ногах у Аланы, свернулся клубком и едва заметно шевелил ушами, будто тоже прислушивался.

Закончив рассказ, она замолчала. Акторус вновь занял своё место на другом конце стола и задумчиво потирал подбородок большим пальцем левой руки. Наконец она решилась задать вопрос, больше всего терзавший её на данный момент.

– Акторус, скажи… Элла… она… что с ней? Что ты чувствуешь? Она… жива?

Акторус помолчал ещё несколько необыкновенно долгих секунд, затем кашлянул и, как-то неестественно спокойно, сказал:

– Да… я думаю, да, хоть это всё равно очень странно, и Зоту в любом случае придётся держать ответ перед Сенедом. Пограничникам не справиться с принцессой. У них нет опасных зубов или когтей, и они не изрыгают ядовитые вещества. А насчёт телепатии… – мужчина замолчал, потом вдруг отчего-то поморщился и махнул рукой. – Если честно, меня больше интересуешь ты. Как ТЕБЕ удалось от них сбежать?

– Мне? – Алана удивлённо приподняла плечи. – Я… я не знаю.

Акторус пристально смотрел на неё. Алана отвела взгляд, с содроганием вспоминая лысые тела с узкими крысиными мордами и слепыми глазами-бельмами, раскачивающиеся из стороны в сторону. "Алана… с-с-с-… пойдём с нами, Алана… с-с-с…" Этот зловещий полушёпот – полусвист она слышала не ушами. Он исходил откуда-то изнутри, въедался в мозг и парализовал его. Казалось, сопротивляться ему было невозможно.

– Никому не удавалось ускользнуть от пограничников, – голос Акторуса прозвучал откуда-то извне, будто из другой реальности. – Как ты смогла?

– Я не знаю! – выкрикнула она в отчаянии. – Не знаю! Откуда я знаю, если я ничего не зна-ю!?

Но она знала.

******

…Хруст рвущейся головы – кр-р-рак! – и кукла разодрана пополам.

– Ты сломала её! – возмущённо кричит Алана. Гадкая девчонка! Вредина! Мама!

Огромные голубые глаза Лёльки, удивлённо взирающие на голову с белыми косичками, оставшуюся в её руке.

– Я всего лишь хотела посмотреть, как они заталкивают в них глаза. Не кричи! Родители подарят тебе новую.

– Мне не нужна новая! Мне нужна эта! Противная девчонка! Мама! Ма-ма-а а-а-а-а-а!!!

******

Алана закрыла лицо руками. Воспоминания из детства, почти отпустившие после того, как она попала на Побережье, нахлынули с новой силой. Похоже, больше ей не избавиться от них никогда. Сейчас бы она готова была отдать Лёльке всё, всех кукол мира, только что это изменит?

Девушка убрала назад упавшие на лицо волосы, взглянула в глаза мужчине, сидевшему напротив – точь-в-точь такие же карие, как у неё – и сказала:

– Я просто вспомнила свою сестру.

Глава 1

Это был самый обычный день, 18 апреля 1995 года. Весна в тот год выдалась ранняя. Старики уверяли, что ничего хорошего в этом нет – после такого неожиданного тепла только и жди заморозков в середине мая, вот тебе и вся посевная насмарку. А ещё все эти, будоражащие нервы, разговоры о грядущем солнечном затмении…

Начинал их, как правило, Артур Петрович Кац, бывший начальник отдела кадров ЖЭКа на пенсии, а ныне консьерж нового элитного дома, выстроенного администрацией города для своих сотрудников. Восседая за новеньким, пока не обшарпанным полукруглым столом, он орлиным взглядом осматривал каждого проходящего и, в случае, если ему казалось, что "клиент" недостаточно добросовестно вытер ноги, начинал немедленно повествовать о неминуемом "конце света". Правда, действовали его страшилки только на таких же, как он, пенсионерок, и маленьких детей. Первые не то, чтобы боялись – но, видите ли, Артур Петрович был холостяком и самым завидным в районе женихом "за шестьдесят", как же можно обделить его вниманием? Последние не боялись тем более, просто они любили наблюдать за шевелением бородавки на большом мясистом носу "предсказателя", в те моменты особой важности, когда он вытягивал в трубочку губы, словно пытаясь достать ими до кончика носа. Выглядело очень смешно, однако говорить Артуру Петровичу об этом не следовало. Потому, что критику консьерж приветствовал – но только ту, которая не касалась его самого, а нажить врага в лице такого ответственного человека чревато, знаете ли, даже малышне понятно.

Но в это теплое солнечное утро две маленькие девочки, дочки инженера Николаева, проскочили мимо Артура Петровича, не удостоив консьержа даже взглядом. Ну, какой, скажите, конец света, когда сегодня твой день рождения, и тебе только что исполнилось пять? Двум отважным путешественницам, стоявшим рука об руку в траве напротив глубокого, заросшего буйной растительностью оврага, не было ровным счетом никакого дела до всех этих астрономических сенсаций. Позади них находилась цивилизация – новые многоэтажные дома, гудящая машинами автострада, спешащие по делам люди. Впереди – дикий лес, от которого девочек отделял сейчас лишь разъеденный эрозией пролом в земной коре. Вот с этого самого момента и начинается наша история.

******

Девочки были сестрами. Близнецами, а точнее – двойняшками.

Старшая девочка (старше минут на сорок, не больше) была очень светлой блондинкой, с прямыми волосами и карими глазами. Ее сестра – черноволосой, кудрявой и голубоглазой. И сегодня утром, в честь дня рождения, мама подарила дочкам красивые яркие плащики, одинаковые во всём, кроме цвета. Правда, она сомневалась, стоит ли выпускать детей на улицу в новой одежде, но справедливости ради, нужно признать, что опасения ее касались лишь одной дочери.

Ах, если бы различия этих малышек были только внешними!

Меньше всего маме пришло бы в голову волноваться за любимую дочку Алану (блондинку в жёлтом плаще). Алана с пеленок была "золотым" ребенком. Милая, послушная девочка, на редкость умненькая и рассудительная. Начав разговаривать месяцев в восемь, казалось, с этих самых пор, она выдавала только одни здравые мысли, и ничего более. Этот ребёнок должен был появиться на свет хотя бы для того, чтобы опровергнуть миф о том, что все дети – непослушные и шкодливые существа, поддающиеся управлению лишь посредством ремня. Невозможно было представить себе, чтобы на Алану пожаловались соседи или воспитательница в детском саду. Словом, малышка просто воплощала собой мечту любой мамочки, и даже самого отъявленного атеиста могла заставить поверить в то, что ангелы все-таки существуют.

Но совершенно другим ребенком была ее сестра Алёна – или Лёлька, как ее звали родные – очаровательная брюнетка, в свои пять невинных лет уже обладавшая улыбкой роковой обольстительницы, маленькая бестия в красном плащике, красных лаковых туфельках и красном ободке, натянутом сверху на непослушные черные кудряшки.

Лёлька была "бандиткой".

Едва ли не с рождения от нее рыдали все знакомые мальчишки и кидались врассыпную все случайно оказывающиеся поблизости кошки. Во дворе и всех его окрестностях не было ни одной лужи, в которую бы Лёлька не влезла по самые уши, ни одного гвоздя на заборе и ни одного сучка на дереве, на которых бы она не повисла. Не проходило и дня, чтобы Лёлькины локти или колени не украшала новая ссадина, а ее одежду – новая прореха. Куклы и плюшевые мишки, подаренные этой девчонке заботливыми родственниками, обычно тут же раздирались на части и в таком виде летели в разные стороны. Зато она лучше всех в старшей группе детского сада бегала, прыгала и чрезвычайно метко стреляла пластмассовыми пульками из игрушечного ружья. Порой, правда, эта меткость выходила ей боком – как в тот день, когда некстати вылетевший шарик угодил прямо в мягкое место толстой соседке, имевшей неосторожность наклониться в непосредственной близости от скучающей Лёльки. После этого инцидента Лёлька лишилась разом и ружья, и сладкого к ужину.

"Это не ребёнок! – не уставала ежедневно повторять воспитательница Алла Сергеевна, возвращая по вечерам родителям обеих дочерей – одну в приличном, почти "утрешнем" виде, вторую – как карта ляжет. – Нет, это не ребёнок! Это же просто уму непостижимо, как могли в один день родиться ангел и самый настоящий…"

Тут Алла Сергеевна, из соображений этики, как правило, замолкала, но её взгляд, направленный в Лёлькину сторону, говорил сам за себя.

Лёлька все эти многозначительные взгляды и прочие намёки, что называется, имела в виду. Позиция её с пелёнок был однозначной – или я добьюсь своего, или я своего добьюсь. Не согласным с этой позицией оставалось пенять на себя.

       Зато она была папиной любимицей. Папа всегда мечтал о сыне и, хоть в один прекрасный день вместо долгожданного наследника приобрёл сразу двух очаровательных дочурок, он не очень по этому поводу расстраивался. Ведь Лёлька, с его точки зрения, была лучшим сыном, какого только мог пожелать уважающий себя отец – сильная, ловкая и абсолютно бесстрашная, не смотря даже на то, что девочка.

Так они и жили – мамина дочка Алана и папин сорванец Лёлька и, как ни странно, прекрасно ладили меж собой. Да, иногда Лёлька ломала Аланины игрушки и размалёвывала фломастером мордашки её кукол, нечаянно рвала её книжки и одежду или ненароком толкала с такой силой, что Алана кубарем летела в угол. Но в одном родители и сама старшая сестра могли быть твёрдо уверены – любого хулигана, на свой страх и риск посмевшего обидеть Алану, ждала ужасная кара в лице непосредственно самой разъярённой Лёльки. Потому, что в своей любви к сестре Лёлька была неистова так же, как и во всём остальном.

******

Теперь, когда мы узнали достаточно об этих малышках, пришло время познакомиться с ними поближе. Подкрасться настолько близко, чтобы услышать слова, которые прошептала Лёлька почти в самое ухо сестры. Слова, которые она ни за что на свете не сказала бы больше никому – ни маме, ни папе, ни даже лучшему другу Никите, ни уж, тем более, Артуру Петровичу, обсуждающему в настоящий момент с Аделаидой Порфирьевной из пятнадцатой квартиры, вновь взлетевшие цены на гречку.

– Я знаю, как убить Колдуна!

Алана широко распахнула глаза. Лёлька улыбалась вот так – широко разведя в стороны уголки губ и не разжимая их. При этом в глазах её плясали чёртики. Она всегда строила такую мину, когда что-то замышляла.

– Мне рассказал об этом соловей. Он пел чудесную песенку… во дворе, пока ты два часа одевалась.

Девочка смотрела на сестру с укоризной, хотя та ни в чём не была виновата. Сегодня мама особенно долго причёсывала Алану, с любовью заплетая золотистые волосы, в то время как неугомонная Лёлька нацепила на голову красный ободок и растворилась за дверью.

– Оказывается, это очень просто. Нужно всего лишь найти волшебный цветок, – шёпотом продолжила Лёлька. – И в ночь полнолуния, когда луна взойдёт на самую вершину, надо подкрасться и воткнуть этот цветок Колдунищу прямо в глаз. И всё! Он мертвец!

Последние слова она произнесла уже в полный голос, нетерпеливо подпрыгнув на месте сразу двумя ногами и прихлопнув в ладоши. От этой радости Алану пробил озноб. "Подкрасться и воткнуть прямо в глаз…" Ничего себе! Легко сказать…

******

Колдун был их тайной. Только их двоих, больше ни одна живая душе в мире ничего о нём не знала. "Если мы кому-нибудь расскажем об этом, – справедливо заметила рассудительная Алана, – нас точно запрячут в психушку, как Юрочку".

 

Юрочкой звали сына соседки из третьего подъезда, высокой дамы с длинным лошадиным лицом. Мужа этой женщины никто никогда не видел, (соседи могли только строить догадки о наличии в её жизни каких-либо мужчин), а сына – тихого, незаметного, похожего на тень, подростка Юрочку она держала в строгости, никогда не позволяя ему "ничего лишнего". В их дружном дворе, где все знали друг о друге всё, эти двое стояли особняком. "Лошадиная" дама вроде работала где-то "в органах", но в силу возраста Алана и Лёлька плохо представляли себе, где именно находятся эти самые "органы" и чем они занимаются. Юрочка вроде где-то учился, но не в местной школе, и со своими сверстниками не водился, предпочитая их общество одиночному сидению дома. Словом, никто ничего толком об этой семейке не знал, лишь иногда видели их, выходящими из подъезда или заходящими в него. И так продолжалось до того самого дня, пока пенсионерка Эдита Максимовна, собравшаяся с утра пораньше выбросить оставшиеся после вчерашних посиделок с подружками пустые коробки из-под вина и тортиков, не обнаружила Юрочку на ближайшей помойке. С блаженной улыбкой от уха до уха парень восседал, будто король на троне, на перевёрнутом мусорном бачке. В руках он держал большой пакет, из которого добывал, судя по счастливому лицу, что-то очень вкусное. Большую селедочью голову с обгрызенным хребтом, например, картофельную очистку, кусок заплесневелого сыра (причем, как вы, наверное, уже догадались, это был отнюдь не элитный "Рокфор"). Подозрительно косясь на подростка, Эдита Максимовна прокралась к помоечному ящику, и в этот момент Юрочка попытался запихнуть сыр себе в рот, чем поверг пенсионерку в настоящий культурный шок.

– Юрка! Ты что же это, паразит эдакий, делаешь! – закричала на него Эдита Максимовна. На что обычно тихий и незаметный Юрочка отреагировал весьма странно. Довольная улыбка немедленно сползла с его лица, а на её месте возникла злобная гримаса. Не слезая с крышки бачка, Юрочка вскочил на четвереньки, оскалился и зарычал, а потом залаял грубым басом, и запустил в оторопевшую Эдиту Максимовну гнилой картофелиной.

Пенсионерка в испуге побросала мусор и, отвешивая на ходу крестное знамение, кинулась к дому. "Помогите! В Юрку бес вселился!" – что есть мочи орала она при этом, несясь вприпрыжку, с совершенно несвойственной её солидному возрасту, скоростью.

В считанные минуты двор проснулся, и бедолагу окружили вездесущие ребятишки, среди которых оказались и сёстры. Юрочка шипел, плевался, кидался очистками, по-обезьяньи скакал на крышке бачка и по-собачьи лаял. Иногда, к всеобщей радости, он переходил и на человеческий язык – правда, в основном нецензурный. Жильцы озадачились – никто до сего момента даже предположить не мог, что этот вежливый тихоня знает такие слова. Поначалу выдвинули версию, что паренёк придуривается, и дворник дядя Паша, даже попытался стащить его за ногу с бачка, но тот неожиданно ловко извернулся и так же неожиданно сильно лягнул дядю Пашу, попав ему по лицу. Из носа дворника брызнула кровь, много крови. От вида этой картины Алану стошнило, а Лёлька сразу поставила диагноз, и восторженно завопила на весь двор: "Юрочка сошёл с ума-а!".

Это уже было слишком, решили все, и позвали участкового. Участковый, разогнал малышню, вызвал наряд милиции и, не вдаваясь особо в подробности, карету "Скорой помощи". "Скорая" вообще-то предназначалась побитому дяде Паше, но дворнику она не потребовалась, поэтому увезли на ней Юрочку, спеленатого по рукам и ногам.

В ту ночь Алана спала плохо, постоянно просыпалась, плакала и звала маму. Во сне к ней раз за разом приходил Юрочка, улыбался, пускал на воротник слюни и жестами предлагал разделить с ним протухшую рыбью голову, но каждый раз, как она протягивала руку, рыба скалилась, вывалила мертвый синий язык и норовила тяпнуть Алану за палец. А несносная Лёлька тем же вечером накарябала мелом на двери подъезда одно из открытых для себя при помощи Юрочки новых слов. Писать она, на свою голову, научилась рано, но вот в превратностях эпистолярного жанра разбиралась пока из рук вон плохо, вследствие чего и получила от мамы по мягкому месту.

С момента того происшествия прошло больше полугода. Юрочку никто из соседей больше не видел. Месяц спустя, пенсионерка Эдита Максимовна, чувствуя некоторую свою причастность к случившемуся, осмелилась задать его матери единственный робкий вопрос. "Мой сын отдыхает в санатории!", – отрезала та, и ушла, не оборачиваясь и высоко подняв голову. Однако сын близких друзей родителей Аланы и Лёльки, третьеклассник Никита, который знал всё и обо всём, утверждал, что "санаторий", в котором отдыхает Юрочка, среди нормальных людей именуется не иначе, как дуркой. "Там, – объяснил он сёстрам, взиравшим на него с раскрытыми ртами, – все такие. Один разговаривает с инопланетянами, другой слышит голоса в голове, третий считает себя Наполеоном, а четвёртый видит то, чего никто не видит или то, чего вообще нет. Одним словом: "ку-ку"", – и Никитос покрутил пальцем возле виска.

"То же самое будет и с нами, если мы расскажем маме или папе о Колдуне, – сказала Алана. – Они могут решить, что мы "ку-ку" и нас пора сдать в дурдом". Этого она боялась больше всего на свете. Обладая замечательной фантазией, Алана очень хорошо представляла себе, как возле дверей "санатория", наполненного психами, их встретит улыбающийся Юрочка с дохлой селёдкой в руках. Лёлька помолчала и сухо кивнула, хотя перспектива составить компанию Юрочке её не пугала. Место, где не воспрещалось общаться с инопланетянами, по её мнению, наоборот, заслуживало пристального внимания. Гораздо важнее было другое – рассказав кому-нибудь о Колдуне, она могла потерять возможность лично с ним расправиться.

******

Колдун появился в их жизни несколько месяцев назад. Только в детстве время течёт гораздо медленнее, и месяцы могут растянуться на годы. Наверное, поэтому сёстрам иногда казалось, что первая встреча с ним произошла очень, очень давно.

В один из новогодних вечеров родители задержались в гостях. Отправить девочек в кровати в девять вечера было некому, и Алана с Лёлькой, обрадовавшись нежданно свалившемуся на них счастью, "заторчали" возле телевизора допоздна. Они устроились вдвоём в одном кресле, поставив меж собой сладкий новогодний подарок, ели конфеты и смотрели не очень понятное, но зато взрослое кино "про любовь". Посередине фильма Алана нечаянно заснула, уронив голову на мягкий подлокотник, и проснулась оттого, что замёрзла. Протерев глаза, она начала озираться по сторонам и обнаружила, что сестра уже не сидит рядом, сложив по обыкновению на Алану обе ноги.

Лёлька стояла возле окна. Приподнявшись на цыпочки и вцепившись руками в подоконник, она внимательно что-то разглядывала в темноте. Алана слезла с кресла, подошла и встала рядом.

– Смотри, – Лёлька прислонила к стеклу вымазанный в шоколаде указательный палец. – Ты тоже его видишь?

Во дворе было темно и тихо. Падал снег. Белые хлопья сыпались с неба так щедро, что сквозь них очень сложно было что-то разглядеть. Алана видела деревянную горку, с которой не далее, чем сегодня днём они катались, визжа и хохоча, как ненормальные, качели, выкрашенные в красный цвет, и пристроившиеся неподалёку от качелей "Жигули" консьержа Артура Петровича. На крыше "Жигуленка" уже успела вырасти солидная снежная шапка.

Их двор, такой безопасный и уютный при солнечном свете, в темноте отчего-то выглядел угрюмо и даже немного зловеще. В соседнем доме светилась лишь пара-тройка окон и Алана подумала, что, наверное, сейчас уже довольно поздно. Но где же мама и папа? Странно, что они до сих пор не вернулись.

Снежинки падали с неба теперь уже почти сплошной белой стеной. Одноногий фонарь освещал желтым глазом часть детской площадки, беседку с покатой крышей и дорожку к ней. О существовании этой дорожки теперь можно было только догадываться – снег засыпал и её, укрыв вокруг всю землю ровным покрывалом.

Рейтинг@Mail.ru