Марта Юрьевна Алова
Лёлька и Колдун
Глава 13
Покинуть "гостеприимный" дом Петькиных родителей незамеченной, Алане не удалось. Едва она занесла ногу через порог, как выход ей преградил длинный, похожий на жердь, молодой милиционер в фуражке с красным околышком, из-под которой выбивались огненно-рыжие кудри.
– Дежурный инспектор старший лейтенант Мазуро! – представился милиционер, и отсалютовал Алане, взмахнув дланью где-то над её головой.
Девушка попятилась. За спиной Мазуро переминался с ноги на ногу второй страж порядка – невысокий крепыш, бледный и бесцветный, как моль.
– Я правильно попал? Это здесь произошло убийство?
Алана только открыла рот, чтобы сказать, что в этом месте, слава богу, все живы (хоть, возможно, и не совсем здоровы), но тут, откуда ни возьмись, рядом материализовалась соседка из квартиры напротив.
– Товарищ милиционер, вы очень даже правильно попали! Разрешите пожаловаться! – затараторила она. – Эта квартира жить не даёт всему подъезду. С утра и до утра у этих пьянки да гулянки, а мне на работу в шесть часов вставать, между прочим! Их нужно выселить отсюда как лиц, морально разложившихся и опасных для общества. Вы посмотрите, посмотрите только, что здесь происходит!
Мазуро огляделся и тяжко вздохнул:
– Картина Репина "Погром в Зимнем", – с тоской констатировал он и уставился на Алану. – Девушка, умоляю, не покидайте нас! Сжальтесь надо мной! У меня сегодня это уже третья локация из фильма ужасов, а ещё всю ночь дежурить. Не уходите, будьте моей… понятой!
Алана развела руками. Возвращаться чертовски не хотелось, но старший лейтенант ей внезапно понравился. К тому же, он не раздавал приказаний, а просто просил, что подкупало.
Они вернулись в комнату, где Петькин отец, по-прежнему сидя на полу, прикладывал ко лбу кусок замороженного мяса, заботливо кем-то подсунутый (очевидно, любящей супругой, суетящейся рядом). Неподалёку на краешке дивана примостился Петька. Опустив голову и засунув ладони между колен, мальчик терпеливо дожидался, пока о нём вспомнит хоть кто-нибудь. Увидев Алану, он виновато опустил глаза.
– Судя по всему, это и есть труп? – спросил Мазуро, указывая пальцем на Петькиного папашу.
– Сам ты труп! – окрысился тот. "Потерпевший" явно чувствовал себя лучше, и уже мог разговаривать, а не только мычать. – Ты кто такой? Чё надо? Кто ментов вызвал?
Последний вопрос был, по-видимому, адресован жене. Петькина мать, своим внешним видом сильно напоминавшая жертву автомобильной катастрофы, испуганно залебезила:
– Что ты, Коленька? Что ты, голубчик? Я здесь не причём!
– Это я вызвала! – снова влезла соседка. В присутствии представителей органов правопорядка и собственного мужа с сосиской на вилке, она прямо осмелела. – Потому что достали уже, чёртовы пьяницы! Устроили тут притон!
– Сама дура, спекулянтка! – огрызнулась в ответ Петькина мать.
– Говори, да не заговаривайся, алкота несчастная! Ты мои спекуляции видела?
– Так, гражданочки, а ну-ка цыц! – прикрикнул на них Мазуро. – Прекращаем базар, я сказал! Никому не расходиться! Соломатин! Запиши всех поимённо, Ф.И.О., адреса проживания и годы рождения.
Второй милиционер, названный Соломатиным, не пошевелился. Алана перехватила на себе его взгляд и неожиданно содрогнулась. Взгляд был холодный, скользкий, будто змеиный. Она отвернулась, и стала смотреть на Мазуро, из всей этой компании он вызывал наибольшее расположение.
– Козёл, – сквозь зубы еле слышно прошипел старлей и обернулся к соседке:
– Ваша фамилия? Имя, отчество?
– Боброва Анна Сергеевна! – с готовностью отрапортовала женщина. – Год рождения – одна тысяча девятьсот пятьдесят девятый. Проживаю: проезд Гершвина, дом тринадцать, квартира два.
– Отлично! – не понятно чему обрадовался Мазуро. – Соломатин! Ты заснул там, что ли? Отомри, с-ска!
Алана уже поняла, что особо тёплых чувств к напарнику старлей не испытывал, и даже не могла его за это осуждать. Соломатин, наконец, ожил, подошёл к Мазуро и прошептал что-то ему на ухо.
– Да ну ёлки! – тихо выругался тот. – Придурок! Пшёл вон отсюда!
Соломатин насупился, отошёл в сторонку, и оттуда кидал на товарища недобрые взгляды. Какой-то он был… мутный, как сказала бы Сонечка. "Ох, Мазуро, тебе бы лучше не поворачиваться к нему спиной", – подумала Алана.
– Итак, Анна Сергеевна, – продолжил тем временем старлей. – Как я понимаю, убийства не было? Это значит, что у нас получается? Ложный вызов? А за ложный вызов, что у нас полагается?
Анна Сергеевна всплеснула руками, и застрочила, как из пулемёта. В её оправдательной речи Алане удалось разобрать лишь несколько отчетливо сказанных слов: "бордель", "алкашня", "пьяные рожи", и одну почти целую членораздельную фразу: "вся окрестная шантрапа".
– И вообще, – подытожила соседка. – Их давно пора лишить родительских прав, а мальчишку сдать в детдом. Вы бы слышали, как он с взрослыми разговаривает, ну это же невыносимо! Сразу видно – растёт социально неблагонадёжный элемент!
Петька подскочил с дивана и сжал руки в кулачки. Мазуро поморщился:
–Давайте ближе к делу, гражданочка Боброва. Есть у Вас конкретно, что сказать по поводу произошедшего?
– У меня есть, – сказала Алана, спасая Анну Сергеевну, Петьку, а в первую очередь, себя. Потому что одному только богу было известно, как же они все ей надоели.
Алана выдала свою версию. В сжатом варианте, разумеется, и безо всяких мистических подробностей. Типа непонятных слов Петькиной матери о каком-то отражателе, и своего "парения" над собравшимися соседями.
– Вот, Анна Сергеевна, учитесь, как надо давать показания, – похвалил её Мазуро. – Теперь мне всё стало понятно, и безо всякой там "воды". Спасибо вам…
Мазуро замолчал и вопросительно воззрился на девушку.
– …Алана, – закончила она.
Старлей просиял.
– Спасибо вам, Алана! – торжественно гаркнул он. Со стороны коридора послышались робкие аплодисменты – это кто-то из не успевших сбежать соседей, решил, что началась раздача вознаграждений. Анна Петровна сникла и отвернулась к мужу, а Алана пристально посмотрела на часы, висящие на стене. Кажется, это было единственный предмет в комнате, избежавший последствий пьяного буйства Петькиного отца. Она очень надеялась, что старший лейтенант поймёт её взгляд правильно – самой лучшей наградой для неё сейчас было бы разрешение вернуться домой.
Впрочем, как выяснилось, и у милиции вопросы к жильцам дома номер тринадцать по улице Гершвина на сегодня тоже закончились. Отпущенные по домам соседи потянулись на выход – доедать остывший ужин и готовиться ко сну. Никто так и не удосужился записать их данные, и вообще никто никаких записей не оформлял – это казалось немного странным, но Алане думать об этом было лень. Она слишком устала и просто хотела домой.
Но сегодня был явно не её день. Уже дважды за последний час старший лейтенант Мазуро не позволил ей пересечь порог Петькиной квартиры.
– Девушка!.. Алана!.. Подождите! Прошу вас, уделите мне ещё буквально минуточку!
******
Однажды Никита рассказал ей о методе "добрый и злой полицейский", который широко распространён среди следователей. Суть метода заключалась в обычной манипуляции человеческим сознанием: один следователь – "злой" – разговаривает с подозреваемым лицом на повышенных тонах, угрожает, запугивает, и рисует красочные картины пребывания в местах "не столь отдалённых". А затем подключается второй – "добрый" – проявляет участие, входит в положение и предлагает решить дело по-хорошему. Смена "доброго" и "злого" следователей продолжается до тех пор, пока задержанный не созреет до понимания, что лучше пойти на союз с "добрым" и дать показания, чем нахлебаться по полной программе со "злым".
И вот теперь, глядя на старшего лейтенанта Мазуро, Алана не могла избавиться от мысли о том, что он-то ну просто создан для роли "доброго следователя". Настолько его улыбка была обаятельной, а взгляд – тёплым, что, не смотря на все предостережения Никиты, отказать бравому стражу порядка она не смогла.
Мазуро осторожно ухватил её под локоть, и потянул за собой обратно вглубь квартиры, так быстро, она и очухаться не успела.
– Послушай, тут, такое дело… – зашептал он ей в ухо, незаметно переходя на "ты" – что, впрочем, уже казалось чем-то самим собой разумеющимся. Алана не сомневалась, что Анна Сергеевна завтра же разнесёт по подъезду, будто она охмуряла молодого милиционера изо всех сил, и при первой же удачной возможности поторопилась с ним уединиться. – Ты не могла бы сейчас проехать с нами в отделение?
– Это ещё зачем? – насторожилась Алана.
Мазуро снял фуражку и нервно потеребил её в руках.
– Короче, слушай. Этот дятел, – он кивнул на Соломатина, подпирающего косяк двери и что-то сосредоточенно рассматривающего в своем мобильнике, – все бланки в конторе оставил. Да лучше бы он себя там оставил, честное слово!.. Мы же вообще ничего не записали, ни одной буквы, а почему? Потому что не на чем! Вот за что мне такое счастье – этот прокурорский придурок-племянничек в напарниках? Может, ты мне скажешь?..
Мазуро вытер вспотевший лоб рукавом и умоляюще посмотрел на Алану.
– У нас все звонки записываются. И то, что эта ваша курица… сорян, гражданка Боброва наплела – тоже. У неё же ещё хватило мозгов орать про "убийство", – старлей скорчил мину и приставил себе палец к виску, словно собираясь из него застрелиться. – Словом, попал я! Выручай, Алан, по-братски!
– То есть, если я правильно понимаю, вам нужен протокол допроса свидетеля? – спросила она с важным видом. Нужно же было продемонстрировать этому парню, что она тоже не "деревня" какая-то и вполне сведуща в их милицейских делах.
– Да! Ага! Нужен! Хоть один, аж до зарезу! – Мазуро схватил её за руку и закивал так, что казалось, сейчас у него отвалится голова. – Алан, ты не представляешь, какой у нас кабздец творится. Областники шерстят, комиссия за комиссией. Всё из-за убийств этих девушек, ну, ты, наверное, в курсе…
О, да, она была в курсе. Впрочем, как и все жители, их города.
Три девушки, от шестнадцати до двадцати двух лет. Двое были найдены в близлежащем лесу – жестоко изнасилованные и убитые. Третья пропала около недели назад, и до сих пор никаких её следов не удалось обнаружить.
"Ни в коем случае не выходите из дома в тёмное время суток в одиночку! – наставляла своих девочек Полина. – Ни в коем случае! Даже к подружке в соседний подъезд. Никаких поздних прогулок по паркам и подворотням. И упаси вас бог сесть в машину к незнакомому человеку, даже если он покажется вам трижды милым и симпатичным. Запомните раз и навсегда – помочь себе можете только вы сами".
Дядя Миша тоже говорил что-то подобное, и даже подарил ей газовый баллончик, который она добросовестно носила с собой в сумочке, плохо отдавая себе отчёт в том, сумеет ли направить газовую струю в лицо человеку даже в критической ситуации. Но так было спокойнее… дяде Мише.
– А мне ща "залетать" никак нельзя. Нельзя… потому, что у меня и так уже два "залета". Ну, там… было там, в общем. Ещё раз – и точно из отдела попрут. Этому-то ничего не будет, – Мазуро вновь бросил неприязненный взгляд в сторону Соломатина и погрозил неизвестно кому в воздух кулаком. – Потому что у него – дядя! А у меня ни дяди, ни тёти… один я на белом свете, как перст…
– Ладно, – не выдержала Алана. – Поехали. Только за курткой поднимусь.
Ну, в самом деле, не бросать же было обаяху-старлея в таком бедственном положении? Того и гляди, расплачется – не успокоишь. И потом, в этом пропахшем перегаром жилище торчать надоело уже до смерти…. А что, интересно, у Соломатина и вправду дядя – прокурор?
И тут же поняла, что это ей вообще не интересно. Ну, вот ни капли! Мазуро, черт бы побрал тебя вместе с твоим безголовым напарником. Как же хотелось домой!
– Да зачем тебе куртка? – старлей радостно взмахнул руками, от счастья аж чуть не взлетел. – В машине тепло, в конторе тоже. Сейчас мы быстренько, туда и обратно, протокольчик оформим, подпишем, и обратно прямо к подъезду тебя довезём. Всё организуем по первому классу, вот увидишь. Поехали, Алана! Соломатин! Давай на выход, завтра за своей тамагочей дерьмо уберёшь.
И, не давая ни секунды опомниться, старлей потащил девушку к двери. Соломатин молча плёлся следом, продолжая буравить напарника злобными белесыми глазками. Какой же он всё-таки был мерзостный – пожалуй, это слово наиболее точно ему подходило. Потому, что даже не "злого" полицейского помощничек не тянул – ввиду совершенно тупого выражения лица.
На пороге Алана почувствовала спиной шевеление и, обернувшись, поняла, что не ошиблась – из дверного проема вглубь комнаты метнулась тень. Петька её "провожал", но не осмелился выйти и даже окликнуть. Захотелось сказать ему на прощанье что-нибудь ободряющее, но она промолчала. Слишком велика была обида на мальчишку – сперва втянул её в эту историю, а потом повёл себя так, будто она ещё и виноватой оказалась.
Алана горько усмехнулась. Обижаться на Петьку было глупо, она прекрасно это понимала. Глупо и неконструктивно – что с ребенка взять, ему ведь всего-то восемь лет. Но ничего поделать с собой она не могла.
******
В четвёртом отделении милиции Николаева Алана Андреевна, 1991 года рождения добровольно и добросовестно дала все свидетельские показания о произошедшем по адресу: проезд Гершвина, дом тринадцать, квартира три, 18 апреля 2011 года, с 20-ти 30-ти до 22-х 20-ти местного времени. Старший лейтенант Дмитрий Олегович Мазуро внёс все её слова в протокол и с довольным видом потёр ладонью о ладонь.
– Ну, вот и славно.… Ух, ты, да у тебя день рождения сегодня? – спохватился он, впившись взглядом в бумажный лист. – Ну, поздравляю!
– Спасибо, Дмитрий Олегович, – устало ответила Алана.
– Дима, просто Дима. Ну, что ты, мы же договорились?
– Хорошо… Дима.
Стрелки часов над головой Димы Мазуро застыли в положении без четверти пять, кто-то явно забыл поменять в них батарейки. Алана достала из кармана мобильник и посмотрела на экран. Зачем она прихватила с собой телефон? Вообще-то у неё не было привычки таскать его повсюду, как у Сонечки, например. Та даже во сне не выпускала свой Эппл из рук.
Да бог с ней, с Сонечкой. Часы на дисплее показывали половину двенадцатого, вот что было гораздо важнее. А ей завтра с утра в универ.
– Дима, я могу теперь, наконец, пойти домой?
– Вот я голова садовая! – Мазуро со всей силы хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну, конечно! Пойдем, передам тебя водиле, …хотя нет, погоди. Ну его, этого водилу, лучше сам тебя отвезу.
Но тут дверь кабинета приоткрылась, и в щель просунулась голова в фуражке.
– Мазуро! Горького-Артиллерийская, рядом сквер Молодёжи, твой райончик?
– Ну? – нехотя откликнулся Дима.
– Гну! – парировала голова. – Собирайся на выезд, поступил звонок из дома напротив, предположительно – поножовщина. Машина тебя ждёт.
– Твою мать! – расстроился Мазуро. – Да что ж за день-то сегодня такой?
– Ночь уже, – осторожно напомнила Алана.
– День, ночь… пофигу, никакой разницы, – проворчал старлей. – Не работа, а один сплошной геморрой. То порежут кого-то, то побьют, то обворуют. И опять, и снова – заново по кругу. Уволюсь я отсюда к лешему, пойду в бармены. Я, знаешь, какой классный коктейль "Маргарита" делаю?
Мазуро заигрывающее подмигнул Алане но, не встретив в ответ с её стороны ничего, кроме равнодушия, сник.
– Ладно, пошли. Определю тебя куда-нибудь.
******
Честно говоря, Алана всё-таки рассчитывала на то, что Мазуро забросит её домой сам, по пути на место поножовщины – оно было не то, чтобы рядом, но в целом не пришлось бы давать большой крюк, если разобраться. Но видимо, отделение существовало в режиме совсем уж жёсткой экономии казённого бензина, потому что Дима повёл её в каморку дежурного, где обнаружился мирно дремавший на топчане Соломатин. Недолго думая, старлей разбудил напарника пендалем в бок.
– Приятных тебе снов, спящая красавица! Поднимайся, гусь, дело есть!
Соломатин подскочил и сонно захлопал белёсыми, почти незаметными ресницами.
– Ты на машине? – спросил Мазуро.
– Да, товарищ старший лейтенант, – пробормотал Соломатин.
– Тамбовский волк тебе товарищ. Слушай сюда! Отвезёшь девушку домой, и смотри у меня! Не дай бог что-то ей по дороге в тебе не понравится.
По правде, Алане уже сейчас "что-то" в Соломатине не нравилось, а точнее – всё. Ехать с ним ей совсем не хотелось. Она даже открыла рот, чтобы предложить вызвать себе такси, но тут же закрыла его, вспомнив, что не взяла с собой денег. Хотя можно было бы занять у Димы, а отдать завтра. Он, наверное, с радостью зацепится за любой повод встретиться с нею вновь.
Но, как всегда, пока она раздумывала, время было упущено.
– Хорошо, – вот Соломатин молодец, отреагировал сразу, без лишних размышлений, но всё-таки уточнил: – А почему вы сами её не отвезёте?
– Не "хорошо", а "так точно". Потому, что я забираю машину с водителем и уезжаю на срочный вызов. Без тебя, – предупредил его очередной вопрос Мазуро и подытожил: – Задолбала меня твоя дебильная морда.
Соломатин молча проглотил оскорбление, но в глазах его вновь появился недобрый блеск.
"Я никуда с ним не поеду", – хотела сказать Алана и… опять не решилась.
Прошло немало времени, прежде чем она осознала, что всё, абсолютно всё в этот день шло именно так, как было нужно. Провидение это было, или что-то другое, но оно всё спланировало, разложило по полочкам, и на протяжении всего этого дня методично и неумолимо вело её к заранее запрограммированному исходу. Но до этого понимания нужно было ещё дожить.
******
Покидая отделение следом за молчаливым Соломатиным, она поискала Диму глазами. Всё же оставалась в душе какая-то надежда, что он передумает отправлять её с этим, …но Мазуро уже след простыл, лишь откуда-то издалека, из глубины коридора доносились его нетерпеливые возгласы: "Котов! Ты где? Заводи мотор, ёшкин кот, поехали!"
Ладно. Алана сжала в руке телефон. По крайней мере, номер свой он записал прежде, чем бросить её на произвол судьбы, …то есть, оставить на попечении туповатого напарника. Со словами: "Позвони мне обязательно, как только доберёшься до дома. Я должен знать, что с тобой всё в порядке", – Мазуро растворился в кулуарах отделения.
Алана невольно улыбнулась, вспоминая этот эпизод. Как интересно, за неё беспокоятся. Кстати, не смотря на обстоятельства знакомства, Дима ей был симпатичен, и она ему, кажется тоже. Неужели у неё наклёвывается роман с милиционером? Алана хихикнула. Серьёзно, что ли? То-то Сонечка обалдеет!
"Хватит ерундой маяться, какие романы?", – одернула она себя. Но гормоны, как говорится, брали своё, и она никак не могла перестать глуповато улыбаться, усаживаясь в старые раздолбанные "Жигули" Соломатина. Господи, и на какой же развалюхе ездит племянник самого прокурора! Рассказать кому – не поверят. Да уж, это вам не "Мерседес" несравненной Полины Вильберд.
– Извините, салон, конечно, не экстра-класс, – словно прочитав её мысли, Соломатин виновато пожал плечами. Алане стало стыдно. В конце концов, неужели это так важно – на какой машине ездит человек? И неужели она превращается в одну из тех особ со снобистскими замашками, коих всегда осуждала?
Вот Соломатин ей не нравится, а с чего? Наверное, с того, что он не нравится Диме Мазуро, а Дима понравился ей. Вот и весь нехитрый расклад. Но ведь ей-то лично этот парень ничего плохого не сделал, а теперь получается, он вынужден перед ней за что-то оправдываться. Всего лишь за то, что у него нет крутой тачки, зато есть дядя, который как будто по определению обязан озолотить племянника. Ну, ведь бред!
Чувствуя себя виноватой, Алана улыбнулась Соломатину. Но ведь на самом деле он перед ней ничем не провинился, так за что же гнобить человека? И – о чудо! – впервые за вечер Соломатин тоже улыбнулся ей в ответ.
– Вы не беспокойтесь, – сказал он. – Моя старушка хоть и выглядит неказисто, но трудится исправно. Как и её хозяин, – добавил он после недолго молчания и усмехнулся.
Этой короткой фразы оказалось достаточно, чтобы окончательно её добить и заставить ощутить себя последней сволочью.
– Ну, что вы, – смущенно ответила девушка. – Вы совсем даже не неказистый, а очень даже симпатичный.
"Хватит врать, – вылез откуда-то внезапно проснувшийся внутренний голос. – Скажи ещё, что девки к нему в очередь выстраиваются, чтобы взять автограф. Вот удивляешь ты меня – иногда ей-богу, бывает тактичней жевать".
Видимо, Соломатин подумал о том же, потому что ничего не ответил, накинул ремень, пристегнулся и завёл мотор. "Старушка" действительно не подвела, чуть рыкнула и бодро тронулась с места.
И тут же новой волной накатило нехорошее предчувствие, почти паника. Алана попыталась дышать глубже, уговаривая себя перестать дёргаться, это просто приступ клаустрофобии, ничего особенного, с ней и раньше такое случалось. Да ещё, видимо, и от запаха начало мутить. Запах в этой старой машине, конечно, оставлял желать лучшего. Пахло здесь…
"Как в морге", – хохотнул внутренний голос.
Алана (никогда не бывавшая в морге, и понятия не имевшая, как и чем там пахнет), вздрогнула всем телом. И тут же разозлилась – больше всего на себя саму. Сколько можно быть овцой? Как она собирается отвоёвывать у отца Павлика, если до сих пор боится даже собственной тени? Не пора ли, наконец, повзрослеть?
Как ни странно, но мысли о брате действительно подействовали успокаивающе. Соломатин ей не досаждал, он вообще больше не обращал на неё внимания, просто молча крутил баранку. Алана расслабилась, откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Тут же на неё навалилась невероятная усталость, и она сама не заметила, как упала в объятья Морфея.
