Людмила Николаевна Перцевая
Чёрный конгресс
ГЛАВА 10
Утренний Пекин, словно подчиняясь палочке строгого дирижера, весь был охвачен деловой целеустремленностью, единым маршевым ритмом. Потоки велосипедистов текли во всех направлениях, следуя жестам регулировщиков, сигналам светофоров. Пестрые банданы, бейсболки, дамские шляпки и наброшенные на плечи от загара особые накидки; многие в респираторах от удушающего пекинского смога, кто в деловых костюмах, кто в стариковских пижамах, – вся эта пестрая толпа, была подчинена утреннему целенаправленному приказу: вперед – к успеху!
Бингвену даже не надо было сканировать мозги никого из едущих по проспектам и улицам столицы в отдельности, он видел, что все они точно едины! И эти бегуны на пешеходных дорожках, и группа пожилых китаянок с веерами, демонстрирующие на небольшой площадке свой слаженный ритмический танец, и мальчишки с девчонками, разрозненными стайками бегущие в школу.
– Как тут у вас все организованно, все четко построено, – восхищенно, но и с некоторой долей недоверия сказал Бингвен своему спутнику. Ксу насмешливо пожал плечами.
– Тебя, как и всех иностранцев, обманывает чисто внешнее восприятие нашего народа, – парировал он негру, который буквально на днях приехал к ним в университет на учебу из Африки. – Полагаешь, что мы лишены индивидуальности, а перфекционизм – китайская национальная идея? Всех, типа, выровняли и построили…А вот не хочешь ли посмотреть на творческую индивидуальность?
Он протянул спутнику свой планшет, где в новостях сообщали о выходке местного заядлого художника-акциониста. Он выкопал из могилы истлевший труп отца, аккуратно отряхнул кости, выложил их на покрывало, лег рядом – и сфотографировался, выложил в сеть. Шокированным свидетелям этого акта с надрывом в голосе объяснил, что отец покинул семью, когда ему было всего три года, портретов папы не осталось, "а мне очень хотелось иметь фотографию с отцом"…
– Как тебе такое свидание с предком?
– Для любой религии – акт кощунственный, – признал Бингвен, – я о подобном никогда не слышал.
– Да будет тебе, – стараясь не распускать эмоции, пожал плечами Ксу, – а извлечение на белый свет египетских мумий, растаскивание их по всем музеям мира, торговля этими артефактами и демонстрация туристам распахнутых саркофагов, разве не то же самое? Вообще все раскопки археологов с перетряхиванием могил, курганов, захоронений – разве не кощунство? А нас высмеивают за один единственный мавзолей вождя… Слушай, давай не будем о грустном. Опоздаем на симпозиум.
Бингвен смущенно кивнул, он вовсе не хотел задевать национальные чувства Ксу, своего соседа по занятиям, ценил его доброжелательное отношение и готовность к откровенной дискуссии по любому вопросу. Оба включились в деловой ритм столицы, от общежития до учебной аудитории было рукой подать.
Тема нынешней научной конференции была актуальной: "Одна страна – две системы". Особую остроту ей придавали события в Гонконге, где без устали кипели студенческие демонстрации, по поводу и без повода. Пара докладчиков из мятежного региона вызывала особый интерес, можно сказать, из-за них аудитория была битком набита.
Но первыми были заслушаны мэтры со степенями. С цифровыми выкладками и графиками они продемонстрировали, каким плодотворным был путь страны от социалистического общественного устройства – к разнообразию всех форм собственности. Но, разумеется, под руководством единой и направляющей партии, ее цементирующей общество силы.
Негр был, наверное, самым внимательным слушателем в этом зале, потому что для китайцев рассказы о первых годах строительства социализма, всех этих перегибах и казусах были не в новинку. Сила коммунистического руководства для них была как раз в гибком отступлении от догматизма, в том, как Китай сумел заманить на свою территорию инвестиции акул капитализма. Поступились тогда многим, национальной гордостью древнейшей цивилизации, здоровьем целого поколения, людей, работавших по 14 часов в сутки, загубленной экологией страны. Но ведь сумели в совершенно безнадежном положении построить своими руками (с помощью передовых западных технологий) мощную индустрию!
Ксу что-то прилежно чертил в блокноте, и Бингвен рискнул отвлечь его давно волнующим вопросом, шепнув на ухо:
– Слушай, а был пример в том, оголтелом коммунистическом Китае, успешного решения острой, жизненно важной проблемы? Задевающей миллионы? Только не рассказывай мне о хунвэйбинах, которых все же удалось обуздать!
– Ты что, эти пацаны – примерно такие же, что сегодня скачут и орут в Гонконге, всерьез о них говорить нельзя, их просто используют… Ты таких, наверное, видел повсюду, на всех континентах. А пример потрясающей жесткости и эффективности был. Ты помнишь из истории Китая опиумные войны с англосаксами, которые буквально подсадили на наркотики всю нашу огромную страну? Помнишь… Здесь можно было исправить ситуацию только хирургическим путем. Так и поступили.
Сразу после революции в 1949 году маковые поля директивным путем одномоментно были уничтожены, наркоторговцы – расстреляны, а около 10 миллионов наркоманов подвергнуты принудительному лечению. Был, таким образом, не только Китай оздоровлен, но и весь мир! Производство опия после ликвидации смертельной индустрии в Китае упало почти в двадцать раз!
– И сколько их было, расстрелянных тогда, в ходе этой …операции?
– Ну вот, и ты о том же. Цифра сама по себе ничего не значит, сколько бы ни орали о репрессированных либералы по всей земле. Она работает только в сопоставлении со смертностью от употребления наркотиков, давнишней, текущей и будущей. Та же история и с хунвейбинами, не вслух будь сказано, ведь "культурная революция" почти на десять лет уничтожила в стране высшее образование. Совсем. Но сосланные в провинцию сначала преподаватели, а потом – буйные студенты, парадоксальные образом разбудили всю страну! То есть полный ужас и кошмар с нарушением прав человека сработал как фактор модернизации.
– Наверное, ты прав, – откликнулся потрясенный Бингвен. – Как же у вас, у землян, всё жестко устроено: хоть к худу, хоть к добру, человечество непременно идет через войны и казни!
– У землян? – с улыбкой откликнулся Ксу, – А черные у нас – инопланетяне?
– Вроде того, – поддержал шутку Бингвен, – ты слышал, они планируют свой конгресс по переустройству мира провести в Нигерии, боюсь, что вас, китайцев, не позовут.
– А мы и без конгрессов давно эту глобальную реальность переписываем, – посерьезнел Ксу, – сейчас ни одного континента, ни одной страны без нашего присутствия не найдешь. Вчера был запуск нашего космического корабля на Луну, такое ликование всю страну охватило, такая гордость! Все нам презрительно кричали, что Китай работает, как огромный ксерокс, способен только копировать изобретенное другими. Оказалось, количество может перерасти в качество. Во всех отраслях. И мы перешли от копий – к изобретениям.
– Ну да, подзабыли в Старом и Новом Свете, кто изобрел порох и компас, шелк и бумагу, – согласно кивнул негр, улыбнувшись.
Ксу посветлел лицом, его узкие щелочки глаз прямо лучились, все-таки с хорошим человеком он подружился, с понятием, хоть и негр! Может быть, рассказать ему о программе национального чипирования, или рановато? Надо еще приглядеться к приятелю.
Они так увлеклись своей беседой вполголоса, что прозевали произошедшее на трибуне. Туда вне всякой оговоренной очередности выскочил прибывший из Гонконга аспирант. Но никакого доклада читать он не собирался, сразу заголосил о нарушении прав и свобод на территории автономии, о тюрьмах, переполненных политическими узниками, которых скоро перетащат на материковый Китай, о том, что студенты должны поддержать борцов!
Засверкали фотовспышки, оказалось, в аудитории полно иностранных журналистов, которые в обычные дни не очень жалуют научные дискуссии. Стало быть, подготовились именно к этой акции. В этот момент трибуна запылала, кем-то ловко подожженная. Кадры выходили феерическими, с орущим молодым борцом внутри огненного факела! Все застыли в ужасе. Спасать его кинулся только какой-то черный детина, буквально выдернувший парня из огня. За что получил от него же оплеуху и внушение, внятно проговоренное на чистом английском: «И кто тебя, черномазый, просил соваться не в своё дело? Всё только испортил, придурок!»
Ксу, растерянно поднявшийся со своего места, подумал, что скандал все же состоялся. Завтра на весь белый свет СМИ раструбят, что коммунистический Китай буквально сжигает политических оппонентов, но их ряды только ширятся и растут! И как это он упустил молниеносный бросок Бингвена на сцену, неужели, негр был с ними в сговоре? Никогда и никому нельзя доверять, а ведь показался таким …адекватным!
Так наш наблюдатель оказался в полном одиночестве в стране с полуторамиллиардным населением. Почти полуторамиллиардным.
Весь следующий день Бингвен в задумчивости гулял в парке Скромного Чиновника, по совершенно алогичным мостикам – зигзагами, любуясь клумбами, сооруженными в лодках или по берегам каналов, в виде крон деревьев, осторожно ступал по дорожкам, вымощенным разноцветной галькой. Эти искусники спорили с природой и умудрялись ее превосходить!
Седенький согбенный старец в монашеском одеянии, ковылявший неторопливо навстречу, внимательно посмотрел на него и беззвучно транслировал:
«…Только исключительно в декоративных играх. А что касается глубинной сути вещей – природу надо не превосходить, а слушать, слышать и понимать. Это очень долгий процесс, в котором может быть и есть начало – но нет конца. И не вздумай требовать от него результата. Жизнь не может уложиться в формулу с заранее просчитанным ответом».
Изрек – и проследовал мимо растерянного туриста двухметрового роста, черного, как смоль, но только по внешнему виду – одинокого. В глубине, в перспективе, просматривалось многократное его отражение, кажется, десятикратное. Старец не оглядывался, не хотел конкретизировать и ошибаться. Главное – этому черному гостю есть с кем обсудить увиденное и услышанное. Пусть думают.
ГЛАВА 11
В горах Кавказа завершилась маленькая показательная война. Проигравшие рвали на себе одежды и требовали на митингах отставки правителей, которые не сумели обеспечить победу. Победители ликовали, они даже устроили парад с демонстрацией своих танков и орудий, пригласили к участию в нем своих стратегических партнеров, помогавших на полях сражений словом и делом.
Была проведена демаркационная линия, на завоеванных землях в очередной раз поменялись жильцы в переходящих домах. Правда, эти жилища были изрядно потрепаны войной, а убегающие довершили разруху пожарами. Но эти несколько селений и горных пастбищ все равно вызывали законную гордость новых хозяев: когда-то они здесь жили и вот, сумели вернуть своё! Хотя по-настоящему никто уже и не помнил, чьими руками были построены эти дома, сколько раз переименованы названия деревень и улиц.
С обеих сторон погибло примерно равное количество молодых здоровых парней, по несколько тысяч. Их хоронили под завывания родных, проклинавших правителей, развязавших войну. Они уже не помнили, что сами восторженно призывали на площадях своих столиц идти походом на соседей. Людская память вообще коротка, ведь человечество уже многократно переживало войны, осуждало их, за тысячелетия убедилось, что решать споры насилием – неконструктивно, больше потерь с обеих сторон, чем добычи и выгоды. Но вновь и вновь наступало на… свои мины. Кстати, в ходе короткой этой войны обе воюющие армии старательно нашпиговали огороды, пастбища и дороги минами и неразорвавшимися снарядами. Здесь будут отложенные во времени жертвы.
Галактические наблюдатели должны были осмыслить этот и другие феномены в поведении людей. Год 2020-й подходил к концу, по всей планете люди радостно хлопотали, готовя встречу нового. Города украшались иллюминацией, в магазинах и на базарах выбирали подарки друг другу, закупали угощение. Да в таком количестве, что можно было выдержать долгую осаду, если бы она случилась!
Не вплавь, не вскачь и никаким другим экзотическим способом, а самым быстрым и правильным, вся Обойма галактических контролеров собралась воедино. Телепортировалась.
Объем знаний о разумных существах, населяющих эту планету, был огромным. Теперь они знали всё о прошлом человечества, о том, как люди мигрировали, обживали самые холодные и горячие места Земли, как дробились и множились языки вопреки всякой логике, внося разобщенность вместо единения и понимания. Человечество вообще оказалось на редкость подвижной субстанцией: менялась не только мода и вкусы, но мораль, принципы, основополагающие устои. Они достигали в музыке высокой гармонии – и вдруг увлекались какофонией. Живопись научалась передавать тончайшие эмоции в чудодейственном отображении натуры – а потом художники хаотично набрасывали на полотно кляксы и полосы, объявляя эту мазню высочайшим достижением. Открытия – опровергались, идолы – ниспровергались, достижения переходили в разряд заблуждений.
Обойма контролеров, перейдя к аналитической работе, испробовала все приемы и методы в сопоставлении плюсов и минусов этой цивилизации. Всё тщетно! Сказать честно, всё, чем люди занимались, ими же было многократно опробовано, проанализировано, описано – и забыто. Мятый пар. Перевеса в пользу дальнейшего развития не было, так как не наблюдалось поступательного движения. Скорее – движение маятника, если бы оно было хотя бы столько же упорядочено.
Вот, к примеру, наблюдаемое контролерами в режиме реального времени рождение нового проекта. Здесь и сейчас. Активное и восхищенное продвижение к свободе во всех ее проявлениях неизбежно привело людей к анархии, утрате всяческих тормозов. Остановиться по внутриобщественной договоренности человечество не умеет, только упершись лбом в стену – взвиться вверх! И на этот раз группа прохиндеев тайно разработала грандиозную аферу с пандемией, в ходе реализации которой люди будут подчинены гипнотическому воздействию страха, лишены всех самых малых прав и свобод, загнаны в подполье. Физический ущерб при этом предполагается гораздо меньший, чем количество умирающих от голода за год, но сила угнетения, подавления страхом, превзойдет все ранее применявшиеся!
Учитывая масштабы столь бесчеловечного замысла, стоит ли поторопиться и стереть эту цивилизацию, пока не поздно? Но с другой стороны – это ведь испытание на прочность, а вдруг люди выйдут из него обновленными, более сильными, с новыми открытиями и верой в себя? От них ведь можно всякого ожидать!
Да, но ведь какое-то решение надо принять, сакраментальный вопрос «Быть или не быть?» именно им надлежало решить, для этого они сюда посланы.
Обойма даже слегка дымилась от перенапряжения, биороботам хотелось отстраниться друг от друга, остыть, сосредоточиться, чтобы потом снова объединить усилия в решении неразрешимого уравнения. А фактура словно издевалась над инопланетным разумом: «Кто вас просит стирать черновик, ведь человечество накопило столько оружия самоуничтожения, что никакого внешнего вмешательства не потребуется! Как только контроль над собой или над деструктивными силами утратит – так и ликвидируется. У них тут все предусмотрено, все заложено в программу!»
Обойма обессилила. Вяло запросила финал своей программы: «И что нам теперь делать, с чем возвращаться?» Ответ был беззвучным, но потрясшим всех десятерых до основания: «Оставайтесь. Вписывайтесь глубже в земные реалии и постигайте сложный замысел Творца».
Освобожденно, внутренне ликуя, первым взмыл и испарился Василий: его ждали! Почти одновременно, но в противоположном направлении исчез Джозеф с той же надеждой. Неспешно, с чувством гордости за предстоящий ему подвиг благородного труда, уплыл в Афганистан Наджибулла. Боб уже наяривал на саксофоне, стоя под звездно-полосатым флагом у знакомого здания биржи, и никто не смел его шугануть, потому что "черные жизни тоже важны"! Абдель и Муслим поняли, что Черный конгресс – не такая уж пустая затея, в ней много животворящего смысла…
Словом, каждый преисполнился благодарности к Созидателю, который дал им короткий срок – вжиться в земные реалии, и не лишил долговременного, требующего уже участия и серьезных усилий. Они втянулись в земное коловращение, готовые задать ему новый созидательный импульс.
ГЛАВА 12
После того, как в Индии был изобретен молекулярный репликатор, всю планету охватила мусорная лихорадка. Лучшие умы лихорадочно искали, что будет исходным сырьем для репликации, какой продукт на выходе будет пользоваться наивысшим спросом, как бы не прогадать, определяясь с приоритетами. Это был, пожалуй, самый яркий и сильный пинок в развитии цивилизации, хотя совсем недавно на роль трансформационного события претендовала информатизация. Её погубила жадность и неразборчивость в средствах крупнейших в этой сфере компаний: утонули в потоке лживых фейков, бесконечных переворотов и полной анархии.
Однако, почему именно в Индии было сделано, внедрено и опробовано такое грандиозное открытие? Да, программисты там издавна были сильны, но химики?! Технологи?! Менеджеры-организаторы?! Откуда ноги растут, почему история умалчивает?
Уймитесь, хватит вопросов, Мхатма загадочно улыбается и подмигивает Нури. Именно они в нечаянном сговоре и сумели задать конструктивный импульс "бредовым идеям", – да, именно так Мхатма назвал свои разработки по созданию молекулярного репликатора.
Вернемся в недалекое прошлое. После какого-то социологического симпозиума, на котором Нури делала доклад о том, как мигранты ищут для воплощения своих идей наиболее оснащенную для этого площадку, к ней подошел этот молоденький аспирант и, смущаясь, сказал, что у него есть предложение… выпить вместе с нею кофе в ближайшей забегаловке. Она, еще заблуждаясь по поводу его намерений («небось, влюбился, мальчишка!»), почему-то согласилась. Вот так и состоялся их странный союз, приведший к столь далеко идущим последствиям.
Волнуясь, крутя в руках чашку с кофе, Мхатма сразу с Нури заспорил.
– Вы считаете, что все дело в оборудовании, технической оснащенности, думаете, что все открытия всегда будут происходить только в развитых странах, но…
– Но? Мальчик, при нынешнем уровне развития науки и техники на пальцах уже ничего не открывают, самые крупные державы коллайдеры в складчину строят!
Мхатма досадливо отмахнулся и на «мальчика», и на банальную ссылку международной кооперации.
– Да знаю я всё про это, а открытия все-таки персонифицированы, каждый старается оседлать идею и первым закрепить за собой результат. Поэтому поиск в тисках этой конспирации идет так медленно! Прошу вас, не перебивайте, это очень важно… Я всё время думаю, как бы ликвидировать эту закрытость, таинственность в поиске и включить коллективный разум. Смотрите (он азартно схватил ее за тонкую нежную кисть и сжал), пять пальцев, десять, двадцать…один родил сумасшедшую догадку, другой – просчитал, третий – усомнился… Но всё – вслух, дополняя, поддерживая, обогащая, и, наконец, формулируя самую содержательную суть!
Нури с улыбкой накрыла его мальчишескую кисть своей второй ладонью и усмехнулась.
– И почему этот индивидуализм, гордыня первооткрывателей до сих пор не была обуздана?
– Да были попытки, – Мхатма вздохнул, разомкнул нежный плен ладоней, взялся за остывающий кофе. – Как ни удивительно, в самой мусорной отрасли: в информатике опробовали бесплатную коллективную работу и создали Википедию. И еще как успешно! Но в сети гоняются за посещаемостью, как таковой, а сама информация не продается. Знания на Земле до сих пор не почитаются дефицитным дорогим товаром, их можно транслировать и совсем бесплатно.
Нури посерьезнела.
– То есть там, где речь идет не о болтовне, а о серьёзных научных открытиях, коллективный штурм, ты думаешь, невозможен?
– Вот! Вот! Когда вы начали выступать со своими статьями об отмене авторских прав, о том, что все открытия должны принадлежать всему человечеству, я сразу решил, что мы с вами сможем эту гору опрокинуть!
Нури расхохоталась: кто она, ученый уже с мировым именем, и кто этот мальчик, с бредовыми идеями от средневековых алхимиков! Забавный получится тандем…
– Ну не опрокинуть, так перевернуть, – по-своему расценив ее смех, ничуть не обидившись, поправился Мхатма. – Надо просто в университетах, в лабораториях иначе построить занятия. Вся фишка в организации, в методике поиска…
Конечно, в тот раз в убогой забегаловке, они не разработали четкого плана действий. Но на полном доверии начертили главную схему. Нури сумела подключить к ней скучающего олигарха Мукеша Надара, который, боясь в суматохе пандемии растерять свои капиталы, рискнул спонсировать всю ее «цыганскую эпопею». Сто раз всё могло сорваться, но на этот раз дурацкая афера с пандемией сработала на наших заговорщиков. Границы закрывались, когда цыгане уже толклись на берегах своей исторической родины. Им особенно и некуда было деться, они поневоле поддались на призыв Нури получить минимальное обучение и достойную работу. Разумеется, она брала в работу прежде всего и преимущественно способных к телепатическому общению.
Через три года задумка вышла на экспериментальный этап. Молодые цыгане, прилично экипированные, освоившие английский и хинди, стали лаборантами в научных заведениях. Роль у них была не сложной и …не хитрой. Хотя в последнем можно и усомниться. Хитрой, конечно, хитрой, что им, цыганам, особенно нравилось!
Идет коллоквиум, докладчик излагает проблему и варианты ее решения. В головах лихорадочно перебираются, вспыхивают всякие соображения по этому поводу, кому-то жаль свою гениальную догадку доверять коллективу, кто-то не уверен в ее продуктивности… И тут лаборантка Роза наивно восклицает: «А что если попробовать так…» Не успевает озвучить то, что забрезжило в голове паренька со второй парты, как он вскакивает, перебивает, и гораздо толковее излагает свою идею. А Роза уже цепляет, как рыбку крючком, предложение девицы, сидящей на галерке, стеснительной, но помешанной на знаниях. И та спешит к доске со своими выкладками, довольная, что нащупала путь правильно, и даже детальнее, чем намекнула вскользь лаборантка.
Эта методика оказалась очень эффективной, "побудители" просто тормошили студентов, давали им понять, что идея витает в воздухе, озвучивай, пока вообще не оказался за бортом. Самое удивительное, что и в более солидной среде этот хитрый прием сработал. Ученые со степенями, когда слышали, как бестолковая лаборантка пытается изложить красивую идею, срывались с места и в запальчивости докладывали её грамотно, полно, исчерпывающе. А Роза (или Марьяна, Катрин…) только утвердительно кивала и делала круглые глаза!
Естественно, Мхатма не замедлил подкрепить методику организационно. В научных публикациях как-то сама собой прижилась новая форма подписи под изысканиями: «Идея исполнена, отработана и сформулирована коллективом Ахмадабатского университета». Или – Бардхаманского. Чаще – Амбикапурского. Следующий шаг был оправданным и ожидаемым: как только открытия утратили персонификацию, активный обмен идеями начался и между университетами, подключились вольные изобретатели. И когда Мхатма на очередной научной конференции выдал всё, что наработал по теме молекулярного репликатора один из университетов, заключил в конце, что эта идея принадлежит не только нации, но и всему человечеству, грандиозный мозговой штурм уже было не остановить.
Международное сообщество организационную фазу как-то проморгало, все силы тогда были брошены на ложный, но хорошо оплачиваемый путь по борьбе с непрерывно мутирующими вирусами. Но когда появился первый экспериментальный агрегат, мир вдруг увидел во всей красе индийских алхимиков. И ахнул! Столько веков люди пытались по интуитивным догадкам сотворить золото из подручного бросового материала, кипятили, выпаривали, взрывали – и все безрезультатно. А тут на тебе, молекулярный репликатор принимает в работу подходящее вещество, расщепляет его на мельчайшие частицы и складывает в нечто совершенно новое. Молекулярная инженерия, – люди почувствовали себя почти богами!
Толпы химиков, которые бились над этой проблемой, кинулись было первыми зарегистрировать формулы, обнародованные этими лопухами-индийцами, но не тут-то было. Открытие было зарегистрировано честь честью, но с невероятным заключением: «Права на использование принадлежат всему человечеству, коммерциализация не оплачивается».
Это был полный переворот! Американцы пытались что-то оспаривать, тянуть по привычке одеяло на себя, но что они могли сделать, если в Индии знаменитый миллиардер Мукеш Надар на своих заводах из мусорного пластика уже производил композитные материалы по заданным характеристикам. Ушел поезд!
Вот тут и разразился необыкновенный бум, лихорадка «золотоискателей»: какие из компонентов мусорных завалов годились для молекулярной репликации. Там ведь на первых порах была своя хитрость, требующая составления соответствующих пар. Интерес к химии возрос невероятно, спешно открывались новые факультеты, учебные заведения, а наиболее ушлые ребята занялись поиском кладов.
Особый интерес был проявлен к океаническим островам из пластиковых бутылок, на которые прежде только досадовали мореплаватели. Тут самыми сноровистыми со своим флотом оказались русские – никто и глазом моргнуть не успел, как они уволокли в Арктику на буксире всё, что можно было уволочь. Правда, переработка у них тоже была на экспериментальном уровне, и они технологиями не спешили делиться, но шли примерно в том же направлении.
Нури часто видеться с Мхатмой не могла, оба были невероятно заняты, каждый на своем фронте. Мхатма старался не пропускать ни одного сколько-нибудь серьезного научного токовища, пусть не всегда в качестве ведущего. Но наблюдать коллективный мозговой штурм, в ходе которого уже и без подначки побудителей люди торопились высказывать свои соображения, было невероятно интересно.
А тут еще и Роза, которая почти осталась без дела, взяла привычку игриво возникать у него в мозгах и намекать, что если у него нет своих идей, она ему подбросит… вон от того, убеленного сединами математика. Мхатма первый раз только сделал ей в ответ «страшные» глаза, мол, прекрати немедленно, делом займись! Но когда эти игры возобновились, он взглянул на цыганку внимательнее. Хороша! И надо признать – очень неглупа. Сам собой завязался сначала легкий разговор, потом прогулки, флирт… С Розой роман шел по ускоренной программе, уж такая она была легкая на подъем, искристая, игристая, непредсказуемая. И не обремененная никакими условностями.
Словом, утонул наш умник в черных глазах, запутался в черных кудрях, да так, что чуть вовсе с пути не сбился. Сама же Роза как-то поутру, потягиваясь на его холостяцком диване, вдруг сказала:
– Мхатма, детка, а ты не заигрался? Я гляжу, у тебя в мозгах только солнечные зайчики пляшут, формулы распадаются на свет и цвет, того гляди, стихами заговоришь!
– А ты, моя Роза душистая, разве против? – расслабленно улыбаясь, зарылся парень в ее кудрях, растворился, забылся… И получил щелчок по носу.
– Я вчера Нури встретила, – сообщила ему Роза, отодвигая жадные руки любимого. – Она считает, что ты – самый великий из ее современников, от тебя будущее Земли зависит. Она тебе когда-нибудь такое говорила?
– Шутит, я ее хорошо знаю! – рассмеялся Мхатма, – нашли героя времени! – Вот если кто-нибудь преодолеет порог…
И дальше он, неожиданно для себя и для Розы заговорил формулами и длинными учеными периодами. Потом замолчал. Сосредоточился. Побежал к компьютеру, застрекотали клавиши.
Роза удовлетворенно кивнула, набросила на себя какую-то рубаху, деловито направилась на кухню. «Женщина, исполняй свое высокое предназначение и будет тебе счастье!» – повторила про себя фразу, которая ей так понравилась в деликатных нотациях Нури. Мудрая женщина, хорошо пожила, многое во взаимоотношениях полов понимает, зря не сболтнет ни полсловечка. (Знала бы мудрая женщина, на какую роль ее приговорили, то-то бы взбесилась!)
Сама Нури спешила на свидание с Надаром, вот уже который день он умолял ее о встрече – на любой площадке, в любое удобное ей время. Видимо, здорово припекло! Интересно, что у него случилось? Предположить, что домогательства могли иметь какой-то иной оттенок, Нури даже в голову не могло прийти, их связывали давние отношения исключительно на деловой основе. Она даже присоветовала ему в помощницы из своих воспитанниц молоденькую, очень перспективную цыганочку Жасмин, чем и он, и, разумеется, эта стрекотуха были очень довольны. Однако в приемной гостью встретил высокий молодой человек, принял пальто, вежливо открыл дверь в кабинет к хозяину.
– Мукеш, а куда ты сплавил Жасмин, неужели поменял ориентацию? – довольно жестко пошутила Нури.
Но он не обиделся, может быть, даже не понял шутки, настолько был озабочен своими проблемами. Гостью усадил в кресло, поставил бокалы, но налить забыл, сразу же горячо взялся излагать, стараясь опередить ее попытки прочитать всё одним взглядом, глаза в глаза. Ему почему-то надо было выговориться вслух, чисто по-человечески.
– Жасмин? А, нет, не сменил, я ее в командировку отправил, к смежникам на разведку. Да, признаться, и не люблю я, когда женщины у меня в мозгах шустрят, а эта уж очень сноровистая, рот не успеешь открыть – она уже раздевается или к бару кидается. Нет-нет, хорошая девочка, я к ней привык. Но сейчас меня другое мучает, не сбивай, пожалуйста.
Он все-таки плеснул по бокалам, сам отпил, опустив глаза, постучал кулаком по колену. Привычка у него такая была: в затруднительных случаях себя побуждать к действию. Нури молчала, тоже отхлебнула – дивный сок, рецепта не выдает, но помнит, что ей этот коктейль всегда нравился. Да что же его так мучает? По телефону говорить не захотел, боится утечки.
– Скажи, Нури, когда у твоего гения будет всеобъемлющая формула разъема и сбалансированной компоновки продукта? Сроки какие-то есть?
– Помилуй, Мукеш, какие сроки, прорыв может быть завтра, а может – никогда. Ну или вообще у кого-то другого вызреет!
– Как ты говоришь: «вызреет», как про нарыв какой-то. Знаешь, мне кажется мы погорячились с обнародованием самой идеи молекулярной репликации в пользу всего человечества.
– Да идее – тысяча лет! Мхатма ее только на сугубо физические рельсы поставил. Она так или иначе прорезалась бы в ближайшие десятилетия. Вон и русские параллельно что-то делали, и японцы вовсю химичили… Да что с тобой, чего ты вдруг испугался, у тебя же первого заводы заработали!
– Ага, какие-то заработали, а какие-то вот-вот встанут. Вся металлургия в ступоре!
