Людмила Николаевна Перцевая
Чёрный конгресс
Информация действительно была ошеломительной. Её получила вся обойма галактических разведчиков, и весь десяток был озадачен наличием на Земле еще одной цивилизации. Да, на очень большой глубине, контакт с теми, кто творит свой прогресс на суше, практически невозможен, слишком разительно они разведены условиями существования. Но ведь морские обитатели уже проявляют недовольство тем, как ведут себя люди, они уже почувствовали вредоносность соприкосновения! А что будет дальше? С вездесущей способностью человека можно ожидать и крупных конфликтов. Вправе ли разведчики с функцией наблюдателей проявлять какую-то инициативу, способствовать налаживанию контакта? Разве за людей можно поручиться, они у себя-то на суше никак не могут договориться о совместных действиях во благо всей популяции, пусти-ка их на глубину!..
Хосе Мария транслировал Василию образы подводного собрания – с дивным змеем в многоцветном красочном обличии во главе, тот только ахнул. И в ответ, чуть помедлив, послал свои сомнения: «Я бы не спешил форсировать события. Пусть все идет своим чередом. Редкие экспедиции люди будут посылать в эти впадины и морские котловины, а массовых забегов и браконьерства вряд ли стоит ожидать. У них теперь такие перспективы для переустройства на земной суше открываются, что Мировой Океан они не скоро…смогут испить до донышка».
Пошутил совсем как человек, и Хосе Мария, улыбнувшись, согласно кивнул: «В конце концов, в программу наших изысканий эта цивилизация не закладывалась, иначе была бы послана обойма в другой экипировке и снаряжении. Они мне однозначно дали понять, что на контакт не пойдут, информацию сняли – и послали вон! Кстати, загрузили мне очень любопытные данные».
Обменялись. Помолчали. Договорились, что он в соответствии со своим столь ярко проявившимся вкусом к морским стихиям займется вместе с японцами бурыми водорослями, взявшими в плен побережья почти по всей Земле. У японцев дела шли лучше всех. И Австралия, и вся островная мелочь между Индийским и Тихим океанами постепенно очищалась от этой напасти. Кого они кормили этой, то ли флорой, то ли фауной – ни с кем не делились, но, говорят, и сами солидную прибавку к столу с этого имели.
Два седоголовых от сильных потрясений негра разомкнули объятия, оба растаяли в пространстве. Один – чтобы проявиться в кабинете заждавшегося его Президента, другой – чтобы объявиться на ферме, успешно работавшей на острове Ява. В этом регионе еще и подводное вулканическое кольцо людьми пристально изучалось, как источник дармовой энергии. Как бы они Землю изнутри не взорвали, с человека станется!
Разведчики за годы пристального наблюдения поверили в неограниченные возможности этой биологической популяции. Может, и не в коррекции, но в присмотре человек очень нуждался, так что не зря их сюда направили.
– О, Василек! – обрадовался Президент, – вовремя ты появился, хотелось обмозговать одну проблемку, а кроме тебя и довериться некому.
Василий польщено улыбнулся и неожиданно ввернул:
– Я даже знаю, какую. Немного потерся в людской толчее по площадям, знаю, о чем общественность тревожится.
А, ты о последних митингах и пикетах по поводу чипирования новорожденных? – усмехнулся Президент. -Да ну их, зря переживают! Правда, есть у меня в Совбезе сторонники этой идеи, я их где-то даже понимаю… С тех пор, как были организованы расчеты личных бюджетов в Цифре, все приходы и расходы граждан, виртуальную сферу наводнили мошенники всех уровней. Кибербезопасность не успевает чистить пространство, на первое место выходит эта криминальная составляющая. А чипирование сильно упростило бы процесс контроля, ликвидировало посредническое звено. Кто и сколько заработал, на что потратил, что имеет в активе – всё было бы зафиксировано.
– Конечно, и все прочие параметры личности были бы тоже под контролем, – догадливо добавил Василий, – все прививки, поездки, перемещения, контакты…
– А что тут плохого? – нахмурился Президент. – Управляемость и предсказуемость сразу повысились бы на порядок. Китай ведь пошел на это!
– И всему миру показал, как скукожилась инициатива, пропал кураж, ходят люди, как…подневольные роботы. У них ведь в старом Китае сразу все экономические показатели припосели, весь кураж переехал в Африку!
– Знаю, знаю, не подначивай, – Президент отошел к своему столу, нажал кнопку, вызвал тележку Алису, предложил и Васе кофе со слоеными пирожками. Помолчали, потом Президент неожиданно прыснул и с затаенным смешком поделился со своим доверенным советником:
– Знаешь, как я накал страстей по этому вопросу в Совбезе снял? Я с их доводами вроде как бы согласился и заявил, что начнем с ближайшего властного окружения – администрации Президента и аппарата правительства. Прямо на будущей неделе. Догадываешься, что произошло?
Василий, подыгрывая, покрутил головой, мол, откуда мне знать?
– Да самые ретивые сторонники сразу осеклись, силовик мой ведущий промямлил, что столь поспешно такие важные решения не стоит принимать. Зачем, мол, зрелых и ответственных людей подвергать такому унижению, проект ведь предусматривал операцию на новорожденных, а не на их родителях. Вопрос будущего! Я послушно откатил назад.
Оба посмеялись, еще поговорили о пустяках. Как бы между прочим, президент спросил советника, как он относится к слухам о глубоководной цивилизации?
Василий смущенно и озадаченно взъерошил свою пышную с проседью шапку волос, и Президент моментально просек: так не слухи! Есть!
– Вот это фантастика! А чего же мы с тобой о всякой чепухе говорим, а о главном – ни слова?
– И есть, и как бы нет, – очень дипломатично и, заметно снизив голос, произнес Василий. – Я думаю, тему до поры вообще надо засекретить, может быть даже – высмеять, чтобы публику в эту сторону не сориентировать до срока, не провоцировать энтузиастов. Очень опасно.
– Да ладно! – выкатил глаза Президент. – А то у нас глубоководного оружия мало!
– Вот этого и надо опасаться больше всего, – уцепился за неосторожный возглас собеседника Василий. – Угрозы с той стороны ещё и нет никакой, а у землян первое движение – пощекотать копьем, попробовать на прочность.
– У землян! А ты себя к кому причисляешь? Ладно, не ершись, я тебя очень хорошо понял. Только ты все же держи меня в курсе, ведь знаешь, насколько я тебе доверяю. Эх, вижу я, что рано разведку списывать, надо прощупать и по другим континентам, что им известно про глубинную угрозу… Шучу, шучу, нет угрозы, одни друзья кругом! Вот как чувствовал, что ты не зря отсутствовал. Лети, Василек, свободен, ты – всегда в свободном полете, но надолго не пропадай, скучать буду.
ГЛАВА 19
Шанхай, Пекин, Ханчжоу и другие мегаполисы старого Китая стремительно росли ввысь и, насколько это позволяло пространство, вширь; громоздились трехэтажные дороги и развязки, множились лабиринты подземных коммуникаций. Казалось, этому не будет конца, пока небоскребы не упрутся в небесную твердь! И вдруг всё покатилось в обратную сторону, поредели потоки машин, остановилось строительство, а самое главное – неуловимо изменился характер обычно целеустремленных и неудержимых людских течений. Уже с утра люди вроде и шагали по своим конторам и цехам, но вальяжно, с разговорами, останавливаясь группами и забалтываясь по самым ничтожным поводам. Стало больше зевак, тех, кто засиживался за утренним чаем в кафе.
Бингвен, знавший этих людей чуть больше века, конечно, отметил, когда с китайцами произошла эта разительная перемена: сразу вслед за решением Политбюро ввести в стране всеобщее чипирование. Спровоцировало такое решение и троекратное возвращение пандемии, необходимость проследить за тем, чтобы от вакцинации никто не уклонялся. А как отследишь уклонистов? Современные технологии позволяли поставить всех на контроль посредством микрочипа, маленького, всего-то с рисовое зернышко, доносчика и осведомителя.
Сказать откровенно, Бингвен просто не понимал, почему до того очень дисциплинированные китайцы, у которых служение государству с древних времен почиталось и переросло даже в религию (конфуцианство), вдруг воспротивились вполне разумной мере.
Тут надо вспомнить, что этот черный красавец двух метров роста, конечно, не был китайцем. И даже человеком в полном смысле этого слова. Он был десятой частью мощного Искусственного Интеллекта, засланного в единой обойме таких же как он биороботов для изучения и оценки развития человеческой популяции. Исследовательская акция оказалась не такой простой, как предполагалась, в год земного времени разведчики межгалактического центра не уложились. А получив дополнительное время, увязли на Земле на десятилетия!
Естественно, Бингвен считал, что в густонаселенных городах Китая наладить порядок среди социально активного, бурлящего люда без учета и контроля просто невозможно. Как и сколько они производят общественно важной продукции, сколько потребляют, когда требуется им наладка, то есть медицинское обследование и лечение, как и каким транспортом они пользуются – все следовало учитывать и соразмерять в дальнейших указаниях и действиях властей. И если раньше человеку давали паспорт, чтобы контролировать его передвижение в пространстве, права на вождение, чтобы отслеживать его умение соблюдать безопасность, потом – сертификат на наличие прививок, то с появлением новых технологий все значительно упрощалось. Вживили имплантат-микрочип и разом заменили все бумажки. А также все ключи в умных домах, все пароли и доступы.
Решение, как и положено, было одобрено съездом, опубликованы сроки и параметры, подготовлены инструменты и специалисты.
И вот тут произошло нечто необъяснимое. Китайцы рванули в эмиграцию. Они, конечно, и раньше разъезжали по всему миру в поисках комфорта, успешного бизнеса, простора для воплощения своих мечтаний. Но эта волна была особенной. Стремительно уезжали самые молодые и перспективные, под разными предлогами бежали вполне благополучные фирмачи, артисты, спортсмены.
Так страх ополовинил страну. Оставшиеся, сцепив зубы, подверглись несложной и в общем-то безболезненной операции. Какое-то время нервозность ожидания ощущалась в том, как люди общаются, работают, прислушиваются к себе. Они конфузливо отказывались от путешествий, боясь обнаружить какую-то свою… неординарность. Но лет через десять волнение улеглось. Ему на смену пришло совершенно не характерное для китайцев мироощущение: при полной подконтрольности центру управления и властям, они внутренне стали искать …зону свободы для своей личности! Нация коллективистов неуклонно превращалась в россыпь индивидуалистов самого крутого замеса.
Ли Сунь, с которым они познакомились на представлении китайской оперы, на осторожные расспросы Бингвена сначала только посмеивался, а потом неожиданно предложил ему послушать поэтов. Их в последнее рационалистическое время расплодилось немеряно. Отчего бы?
Следующим вечером, как и уговорились, они уселись в покачивающуюся на волнах джонку, скользнули по тихому, в закатных перламутровых бликах озеру Сиху. Пошевеливая веслами, Ли Сунь с мечтательным выражением лица рассказывал:
– Я отрешился от всяческой суеты, хотя баланс личного бюджета мне все же приходится сводить. На работу хожу, на текущие расходы мне на Цифру зачисляют, но жилы рвать, как прежде, не намерен. Понимаешь, они там, наверху, меня всего как бы запрограммировали, просчитали, что и как я должен делать.
– И это разве плохо? – осторожно встрял Бингвен.
– Для них – нет, но я ведь не робот, я – живое существо, у меня должна быть свобода маневра! – Он засмеялся. – Представь, мать делает какую-то важную работу по дому, сынишка предоставлен сам себе, время от времени она восклицает: "Я всё вижу! Веди себя хорошо!" И продолжает мыть посуду или готовить еду. Он подползает тихонько к двери, роняет стул – и прячется. Она с недоумением оборачивается, не понимает, что случилось, почему стул грохнулся. А он неудержимо хохочет: подловил, подловил, ты меня не видела! Так было однажды со мной, и мама рассмеялась, ей была приятна моя смышленость.
Бингвен тоже улыбнулся, представив эту сценку. Но в мире взрослых ведь все иначе устроено!
– Ничуть не бывало, в мире людей всегда так, они преодолевают запреты и табу, пробуют сделать то, что сто раз у других испытателей давало отрицательный результат. Так они приходят к запредельным скоростям, преобразуют материю, переносят изображение и звук на расстояние.
Бингвен задумался. Нерешительно переспросил:
– И все это из озорства? Играя?
– По-разному. Но всегда в стремлении преодолеть стереотипы. Посмотри, как много здесь стало гуляющих, раньше всем им было некогда, она искали свои дыры и щели, чтобы пронырнуть к процветанию и успеху в бизнесе, торговле, спешили, торопились, ловчили… И вот их остановили одним строгим предупреждением: "Я всё вижу, веди себя правильно!" Но они опять ускользнули, в область неподконтрольную.
Полянки цветущего лотоса на воде невольно сдерживали ритм скользящих по глади озера Сиху джонок: гребцы давали поэтам насладиться зрелищем этих бело-розовых звезд, овалами сомкнутых листьев. Редкие острова близ берега были соединены изящными мостиками, но те, что удалены – загадочно безмолвны и таинственно безлюдны. Только бамбуковые рощицы что-то лепечут про себя, в ожидании философов, которые смогут понять и расшифровать их зеленые речи.
И на этих островках, и просто соединившись в плавучие группы джонок, люди разговаривали, восклицали, что-то декламировали. Из рук в руки переходили фарфоровые чашечки с напитком, то ли саке, то ли чай.
– Вы у себя на западе считаете Китай огромной мастерской копиистов, которые по вашим разработкам производят потребное миру количество ширпотреба, – сказал после минутного молчания Ли Сунь. – Но мы при этом поднялись над вами…на этой самой горе ширпотреба. И теперь можем вернуться к своей сущности. Китайцы – нация философов, мыслителей, которые всегда умели отрешиться от суеты, отгородиться от всего мира, задуматься над вечными истинами.
Волны плескались о борта суденышка, Бингвен греб очень осторожно, не совсем понимая, к чему его собеседник клонит, боясь сбить такое загадочное повествование. А тот неожиданно заключил:
– В поэтических состязаниях я прочитал вот это, очень емкое и актуальное послание. Послушай, как оно тебе понравится.
"Таракан в моей голове
Контролирует каждый шаг,
Но когда я лежу на траве
Он не ловит мысли зигзаг.
Непосредственна и свежа -
Неподвластна она сторожам!"
– Здорово, я бы так не смог, – похвалил Бингвен. – Но ведь если это конструктивная мысль, если она представляет интерес для человечества, она рано или поздно должна быть обнародована.
– Рано или поздно. Ключевые слова. Но она должна родиться в тиши. Вызревать, шлифоваться в кругу доверенных лиц, а не судей, выносящих приговор. – Лу Синь обвел рукой широкий круг, – вот эти все люди не мнят себя первооткрывателями, изобретателями, но они имеют право на свободный поиск. Слушай, да что это мы все так серьезно! Я считаю, что если ты человек, ты должен уметь написать стих! Или картину. Сочинить букет или по-новому сервировать блюдо. Ты умеешь?
– Я? Не знаю… наверное, нет… надо попробовать, никогда даже в голову не приходило!
– Экспромт! Только для тебя!
Лу Синь приосанился и продекламировал:
"В Сеть, что наброшена на мир,
Одна лишь мелочь и попалась,
Кавказ, Тибет или Памир
Волнует та рыбалка мало!
Вершины строгие глядят:
Как ты оценишь сам себя?"
Бингвен ошарашено кивнул. Он понял, что в человеческой популяции существует какое-то свое мерило масштаба, значимости личности. Он по этим меркам нужного развития еще не достиг, со всеми своими неслыханными возможностями. Да и то сказать, много ли в нем самостоятельно приобретенного, не заданного в конструкции изначально? Он глубоко задумался.
Буквально на следующий день он, внутренне конфузясь, оказался в мастерской именитого живописца. Там любители и профессионалы черной тушью копировали шедевры черно-белой живописи на шелковых свитках. Он уселся за одним из столов, взял в руку пучок кисточек, некоторое время присматривался, как ими жонглируют мастера. Подбежавший служка принес ему рулон, осторожно спросил, не хочет ли новичок сначала попрактиковаться на бумаге. Бингвен нахмурился и отрицательно мотнул головой. Служка не стал спорить. В конце концов, рисующий платит на выходе за все материалы!
Осторожно развернув белоснежный свиток, поглядывая на висящий образец, черный верзила заработал кистями, безошибочно выбирая всякий раз ту, что подходила по толщине. Он ни разу не уронил кляксу, не испачкал пальцев, изображение медленно и уверенно разворачивалось на белой плоскости во всей подробности старого пейзажа. Гора… сосны… хижины… паломники… бурлящий поток… мостки. Свиток раскручивался, картина переносилась на свежий шелк, повторяясь со сказочной достоверностью. Вокруг художника постепенно собирались любопытствующие, ни звука, ни вздоха, все боялись спугнуть это чудо!
Когда он аккуратно завершил работу тремя иероглифами поэтического послания, поднялся и отстранился, чтобы сверить копию с оригиналом, вздох изумления вырвался у десятка наблюдавших за священнодействием. Подошел и сам Учитель, признанный авторитет этого вида живописи. Видно было, что он поражен не менее своих учеников, особенно – быстротой исполнения и безупречной точностью. Но вопрос его был очень неожиданным и для Бингвена, и для всех присутствующих:
– Если тебе сейчас дадут еще один свиток, ты сможешь так же точно повторить шедевр?
Бингвен ответил утвердительно и безо всяких колебаний, его программа сканирования отлично показала себя в действии, несмотря на эксклюзивность исходных материалов. Учитель удовлетворенно кивнул, видно было, что иного ответа он и не ожидал.
– Не знаю, чем объясняется такая твоя способность, но ты – не Художник, в твоей работе нет ни малейшего признака индивидуальности. Она прорывается у всех, у начинающих и великих мастеров, и не важно, копируют ли они чужую работу или пишут с натуры. Они изъявляют себя, свое видение. Странно, что у тебя его нет совсем.
Ошеломленные зрители еще раз, уже совсем с иным прицелом, рассматривали свежую работу, потом подозрительно и чуть насмешливо оглядели автора, этого странного новичка, продемонстрировавшего технику, которой он владел в совершенстве. И сумевшего скрыть свое Я. Интересно, а оно у этого… почти как робота… вообще есть ли?
Очень довольный произведенным опытом, Бингвен отправился по своим делам. Рассчитываться за потраченные в мастерской материалы ему не пришлось, нашлись охотники (и немало!), которые готовы были заплатить за столь точную копию любые деньги. Говорят, даже состоялся аукцион. Но исполнителя это уже не интересовало. Он понял, что Творчество в любом его виде – не та стезя, на которой он может соперничать с Человеком. И вообще он здесь не для того.
Загадка развития земной цивилизации, которая шла непредсказуемыми витками, то взвиваясь ввысь, благодаря новым техническим и технологическим открытиям, то плавно возвращаясь на старые круги, пытаясь сохранить девственную природу мозга, приблизилась к разгадке. Оказывается, органика дорожит своей сутью, своей непредсказуемостью, сложностью построения алогичных прозрений, превыше всего ценит арсенал ресурсов и способностей, данных ей на вооружение Творцом. И весь этот хаос взлетов и падений, боковых маневров и затяжных периодов затишья – естественная для Человека среда для богатой нескончаемой игры Бытия. В ней есть победители и потерпевшие поражение, гремят салюты и траурные марши, смех и слезы в этой симфонии дополняют и подчеркивают остроту звуков, позволяя родиться гармонии. Нет и не запланировано в ней финала, какой-то высокой цели, к которой стремилась бы эта биологическая популяция.
Однако, любопытно, как вторая половина этой великой нации, ускользнувшая от чипирования на исторической родине, реализует свои амбиции в Африке? Они свою историческую родину в ажиотаже производства товаров никогда не жалели, а уж чужой континент, небось, готовы в клочья порвать!
ГЛАВА 20
Урсула кормила пятого. Она была забита, почти бессловесна, измождена до крайней степени. На ее похудевшем лице лежала извечная печать безнадеги и нищеты. Тенью сновала она по хижине и вокруг нее, неустанно хлопоча и успевая переделать за день массу важных дел: терла, скребла, варила, перешивала из рванья одежку, походя, приглядывала за детьми. Но когда в углу, на ворохе тряпья, пищал ее самый маленький, она кидалась к нему, бережно брала на руки, давала грудь. Несмышленыш не сразу ловил сосок, досадовал, кричал, и она помогала ему, слегка нажимала и поглаживала это вместилище молока. Сладкая струйка, брызнув в ротик, моментально успокаивала младенца, и он, жадно чмокая, тянул сосок и, захлебываясь, глотал, чмокал и глотал. Устав, отваливался, и на маленькой мордочке блуждала зыбкая довольная улыбка. А потом снова, словно спохватившись, припадал к груди.
Абдель, как-то случайно увидев, как молодая женщина кормит дитя, был поражен необычайным зрелищем: на лице Урсулы вместе с этим потягиванием и покусыванием соска маленьким ротиком разливалось небывалое блаженство. Тенью, откликом улыбки младенца, появлялась тут же улыбка и на исхудалом лице матери, озаряемым внутренним светом. Словно это она сама насыщалась жизненной силой, переливая ее сыну…
Он не мог понять, почему на этом материке при всей его привлекательности для инвесторов, процветании бизнеса, аборигены по-прежнему голодали и жили все той же примитивной убогой жизнью. Почему в селениях, все так же покачиваясь от недоедания, бегали голодные, пузатые малыши, а матери, неустанно рожали все новых землян, не зная, чем накормят их завтра, и сколько из новорожденных выживет. Ему категорически не нравилась новая мода – покупать этих черных головастиков и вывозить их на другие континенты. В этом было что-то противоестественное, отнимать младенца от матери, убивая великую любовь в самом зачатке.
Но и пресловутая гуманитарная помощь развитых стран была скверным решением проблемы. До таких, как Урсула, доходили крохи, львиная доля оседала в карманах распределителей, всякого рода благотворителей и посредников. Сколько же еще должно пройти веков, чтобы Африка, ее сыны, стали самодостаточными, а это необремененное мыслью топтание по кругу (почти животное!) хоть чуть-чуть приподнялось и пошло по спирали вверх!
Урсула, как и все женщины в деревне, еще выкраивала время и на переработку опорожненных кокосовых орехов, выдирала волокна, раскалывала на просушку скорлупу. К вечеру она теряла свою сосредоточенность, начинала оглядываться, замирала на одном месте, прислушивалась. Вот-вот должен появиться муж, то ли принесет какую-нибудь еду, то ли потребует от нее – кормить и обихаживать его, владыку. Ее сердечко сжималось от страха, а лицо темнело и дурнело от предвкушения этой встречи. Сказать откровенно, муж ее не был каким-то изувером, но вот этот испуг маленькой женщины заводил его, провоцировал на жестокость. Он словно долг выполнял, отвешивая ей с размаху оплеуху за оплеухой.
Проходящий мимо Абдель, к которому все поселяне уже привыкли, как к своему, на этот раз почему-то не удержался, да ведь, в конце концов, он и запрограммирован был на защиту человека от угрозы и беды. Невероятно удлинившейся рукой он цепко и больно схватил негра за плечо, медленно поднял его над землей, приблизил к своему лицу, вонзил глаза в глаза, выпученные от страха, и жестко транслировал: "Нельзя! Бить! Мать! Своих! Детей! Бог все видит!"
Наказуемый повис, боясь даже руки поднять для самозащиты, он только разевал и закрывал в ужасе рот, не в силах понять, почему стал таким легким и бессильным.
Абдель перевел глаза на Урсулу и тихо, стараясь говорить мягко и ласково, спросил ее:
– И что нам с ним сделать? Он тебе еще нужен?
Она, несколько опешив, все же быстро опомнилась и торопливо закивала:
– Нужен, нужен, муж на работу ходит, еду приносит, он Урсулу любит, Урсула его любит, опусти его на землю, ты его напугал!
– Ты слышал? Урсула хочет, чтобы ты жил. Живи!
И немного смутившись оттого, что влез в семейный конфликт, Абдель растворился в пространстве. Муж и жена, бросившись в объятия друг друга, крепко сплелись, скорее от страха перед неведомой опасностью, чем в порыве любви. Потом отстранились, дивясь, посмотрели друг на друга. В лице Урсулы не было теперь ни тени испуга, внутренний свет и гордость её совершенно преобразили: она защитила мужа и свою семью! Муж, потрясенный сделанным внушением от защитника, который неведомо откуда явился и неведомо куда испарился, дрожал, как в лихорадке. Он снова прижал к себе жену, красивую, храбрую свою жену, почувствовал ответную дрожь и… тепло, любовь. Так сомкнутой парой они и вошли в свою хижину, изменившиеся оба до неузнаваемости. Кажется, никто из посторонних этой сценки не заметил. Даже шалившие неподалеку дети, голодные черные головастики.
Абдель, размашисто шагавший по скверной деревенской дороге, вдруг остановился, словно пронзенный молнией: "Нельзя бить мать своих детей… Так это – то самое откровение, то самое главное, ради чего мы здесь! Африка!"
Он немедленно транслировал призыв на большой сбор всей Обойме, мгновение спустя десять рослых красивых парней стояли в замкнутом пространстве исторической пещеры, молчаливые, сосредоточенные, обогащенные можно сказать исчерпывающей информацией о землянах. О том уровне научных и технических завоеваний, что люди к этому времени достигли, о человеческих ценностях и заблуждениях, которые ими руководили, об удивительных способностях органической биомассы на прозрения и …повторяемость ошибок.
Искусственный Интеллект, которому были даны огромные полномочия на коррекцию земной цивилизации при условии, что он ей не навредит и не исказит замысел Созидателя, принял решение: полигоном работы над ошибками станет Африка. Тот самый континент, что изначально был колыбелью Человечества, что все эти века, тысячелетия, неустанно и щедро раздавал по всей планете свои ресурсы. Пришла пора платить долги. Всё, что изобретено, открыто, осмыслено людьми, которые из Африки разбрелись по белу свету, должно принести дивиденды материку. А разумное социальное устройство пусть в очередной раз обогатит этот мир. Кстати, и опыт социальной гармонии тоже наработан людьми, просто у них не хватило терпения довести его в России до конца. Подкорректируем.
Абдель, в которого и ударила молния прозрения, стал в этой инопланетной акции разводящим. Или – распасовщиком. Можно применить любой другой привычный на Земле термин. Не суть. Все его команды рождались Искусственным Интеллектом, владеющим информационным ресурсом.
– Валери, ты отвечаешь за внешние сношения и силовую защиту, как от внешних угроз, так и от внутренней излишней агрессии. Информационные сети непременно в два кольца: внутренние, замкнутые будем использовать для логистики во всех производящих и распределительных сферах и для общения с местными управляющими всех мастей и калибров; внешние – для создания имиджа новой империи. Наверняка во всем мире моментально возникнет огромный интерес к Африке, оккупированной инопланетянами. Ролики, фильмы, новостные ленты, мультфильмы, концерты местных звезд – чем больше, тем лучше, напор нашей информации должен быть опережающим.
Первый акт защиты отыграем все вместе, немедленно.
Тут же по периметру континента в десяти точках встали те, что составляли Обойму, подняли над Африкой силовое поле, защищающее ее от внешних угроз. Созданные ими големы, прозрачные и величественные, приняли управление этим полем на свои плечи. Биороботы вернулись в свою пещеру. Распределение функций продолжилось.
– Наджибулла, на тебе создание системы образования и культурного развития, школы, клубы, стадионы, разумеется, с опорой на искусство аборигенов, но без фанатизма. Особый фактор: местные языки всех племен и стран – для домашнего использования, для внешнего сношения обязательно владение наиболее распространенного на Земле языка. Пусть это будет французский, на котором нас здесь встретили. Да и англосаксов давно пора потеснить.
Очень важно на первых порах в школах всех детей обеспечить питанием и самой легкой, красивой форменной одеждой и обувью. Это поможет собрать детей, чтобы родители не протестовали. Да и вообще это очень хорошая практика, и в школе, и в детсадах обеспечивать детей всем необходимым для развития, для медицинского сопровождения и контроля. Понятно, что и местные кадры педагогов тебе готовить, обязательно включай в работу все местные институты, университеты, но саму образовательную систему приводим к единообразию, обогащаем. Это – опорная точка, трамплин!
– Василий, у тебя уже есть первичная информация по недрам Африки, отсканированная "Роскосмосом", самое важное в ней – подземные хранилища воды. Уточнить, связать подземными водоводами с минимальными потерями драгоценной влаги, наметить работы по подъему на поверхность там, где это важно для развития регионов. На ближайшую перспективу – сеть водопроводов повышенной прочности из новых материалов; учитывая климатические особенности, их лучше спрятать в земле, по канализационным коридорам. Это же какой анахронизм, в 2121-м году таскать воду в канистрах на голове, словно им, этим головам, другого назначения нет!
– Боб, здесь должны появиться пункты телепортации, обеспечивающие связь со всеми континентами Земли. Повышенную проходимость мы уже имеем право им придать, у последователей школы Мхатмы есть догадки, как телепортировать живую материю без угрозы сворачивания белка. Кстати, с ними же можно контактировать по поводу мощных молекулярных репликаторов, они здесь очень понадобятся. Но тебе решать, может, США скорее пойдут на контакт.
– Джозеф, очень важное, можно сказать, первостепенное дело – производство. Надо пристроить к ремеслу буквально каждого, чтобы никто дурака не валял, лежа под пальмой. На первых порах оплату производить после каждого рабочего дня продовольствием и любыми …игрушками для взрослых. По принципу разумной достаточности. Для дислокации предприятий использовать каменистые платформы, для перемещения рабочей силы – самотечные конвейеры, будки телепортации… все самые разнообразные способы, пусть люди сами решают, что им приятнее или интереснее. Мы не должны упускать из виду особенности психологии землян, им обязательно во всем нужен игровой элемент, интрига, уважение к личности.
– Хосе Мария, продовольственная программа. Никаких гуманитарных подачек со стороны, только взращенные на материке плоды и зерновые. Просчитывается возможность всех земельных угодий, естественно, с капельным искусственным поливом. Сразу определяем, как подаются в поселения продукты, где перерабатываются и хранятся запасы на ближайшее время. Отдельная история с экспортным продовольствием: только после изъятия той доли, что идет на внутреннее потребление. Понятно, что вывоз кофе и какао-бобов, каких-то фруктов не прекратится, ссориться с целым миром Африке вовсе незачем, но в первую очередь – своим. С голодом в Африке должно быть покончено.
