Людмила Николаевна Перцевая
Чёрный конгресс
2. Тени будущего
Кораблю землян предстояло пронзить немалое пространство малоизученной галактики, чтобы приблизиться, наконец, к намеченной цели. Экипаж в полном составе в биокапсулах в состоянии анабиоза просматривал заранее смоделированные сны обучающего содержания: Вальтер озаботился молекулярной химией, Нюська исследовала методы телепатического контакта, Джейн плавала в сочетаниях цвета и света, прозревая в них будущий носитель вселенской информации, командир Волочилкин… Но вот его сны – абсолютная тайна и о них никому знать не следует.
Маршрут курировал искусственный интеллект, заряженный манипуляциями на всевозможные осложнения – в память о первых покорителях воздушных горизонтов его назвали Авиатором. Никакой пилот не мог быть мобильнее и осведомленнее этой тихо гудящей махины, неусыпно контролирующей и внешние, и внутренние процессы. Год пролетал за годом, но земное время здесь ровным счетом ничего не значило, его спрессовали и уплотнили, дабы земляне могли вживую, физически опробовать стопой первопроходца нащупанную в невероятном отдалении родственную планету.
Чернота была абсолютной, искры далеких звезд только подчеркивали ее глубину и однородность. Хотя… Сгустки эфемерных клочьев легкими вихрями будоражили пространство, при появлении корабля движение их приобрело упорядоченный, не сказать бы – осмысленный характер. Легкая эскадрилья этих теней, черных в абсолютной черноте, стремительно окружила необычный, невиданный в этих координатах объект, без малейших усилий присоединяясь к его полету. Более того, они мягко окутали его, сканируя не только внешние очертания, но и пронзая пытливыми волнами насквозь.
Авиатор встревожился, он почувствовал некое присутствие чуждых сил, но возможность контакта не просматривалась, а включать систему внешней очистки он не спешил. Это было явно не грубое физическое прикосновение метеоритного потока, а нежное поглаживание эфемерной оболочки, неожиданно обретенной на этом этапе. И оно вроде бы ничем не угрожало.
Тем временем погранцы высокоразвитой и жестко организованной галактики Глыба (так они себя именовали), состоящие на службе космического порядка, получили достаточно информации, чтобы судить о вторженцах: ничего страшного, развитие их сильно отставало от уровня хозяев!
Чтобы успокоить Авиатора и усыпить его бдительность, они транслировали ему длинную череду формул физических законов… Земли. Это было находчиво и остроумно, и в этой галактике было немало планет, на которых жизнь управлялась этими законами! Авиатор в самом деле успокоился, приняв послание за доброжелательный жест и приглашение к контакту.
Следующим шагом в его действиях должно было быть обращение к командиру экипажа, все-таки ситуация была не предусмотрена регламентом полета! Но в ту же секунду он получил новое сообщение от эскадры погранцов: они желали ему чистого пути и оставляли на корпусе разреженную сеть сопровождающих. Поможем, ежели что! Расстроганный Авиатор посчитал, что ситуация разрешилась самым благоприятным образом, он – справился, и пусть командир вместе со всеми досматривает свои секретные сны, вплоть до пункта назначения.
Между тем, погранцы деловито проанализировали полученную информацию и направили первый рапорт в Центр управления галактики, только там могли принять решение, что делать с вторженцами, какую пользу они могли принести местной цивилизации Глыбы. Отсканированной фактуры о богатствах планеты, пославшей космический корабль в такую даль, было маловато, чем она могла послужить – сырьем или базой отдаленного слежения – судить пока было рано.
В Центре поступившая от погранцов информация вызвала радостный всплеск энтузиазма, из тех отдаленных краев в эту местность путешественники еще не забегали! Легкая суета среди гуманоидов была вполне оправдана, решение надо было принять оперативно, пока вторженцы пересекали владения Глыбы.
Центр управления запросил выход на Диктатора, предварительно сбросив на его адрес краткий мессидж с изложением перспектив.
Диктатор раздумчиво пошевелил всеми своими щупальцами и вопросительно глянул на притихшее семейство, родственные особи считывали открытый центральный канал его мыслительной работы моментально! Самый младший и потому несдержанный на эмоции прямо взвился, всплеснулся, скрутился в кулачок и снова развернулся семипалой звездой: "Да что тут думать, придержать их у нас в гостях, считать все данные о планете, а потом и решать, схарчить это приобретение или, стерев память о визите, запустить в дальнейшее движение!"
Озорник! Но дело говорит… Щупальца Диктатора ласково припосадили выскочку в коллоидный раствор, с нежным то ли поглаживанием, то ли шлепком. Тут же мыслительный канал затуманился, замкнулся, семейство деликатно дистанцировалось, а Диктатор обособился в пористой емкости, которая транслировала важные сообщения в Центр управления в уже зашифрованном, туго скрученном виде. Решение было принято, и знать о нем никому, кроме исполнителей, не следовало.
Земляне спали, Авиатор уже совершенно расслабленно общался с погранцами, отметив, что количество этих любознательных ребят резко возросло. Он не успевал отвечать на вопросы новых друзей, они ахали и охали, восхищаясь оснащенностью корабля, а между тем внося в его маршрутную линию все необходимые изменения. Программное обеспечение неуловимо менялось, вроде бы совершенствуясь, а на самом деле – приспосабливаясь к внешнему управлению. Тонкая работа!..
Черные тени, почти сливаясь в направляющий тоннель, вели корабль землян к одной подходящей для них по составу атмосферы маленькой планетке Врио. Корабль безо всякого сопротивления вышел на околопланетную орбиту и начал снижение. Только тут Авиатор спохватился: в его задании не было никаких промежуточных посадок!
Резко разбуженный командир Волочилкин долго не мог понять, что произошло: корабль снижался там, где ему абсолютно нечего было делать. По информации землян здесь не было никакой жизни, никаких высокоразвитых гуманоидов, никакой цивилизации: в этой галактике звезды излучали всем своим спектром немыслимое сочетание разнородных угроз! Удаленные от них редкие планеты, покрытые почти километровой гелевой субстанцией под толстенной коллоидной коркой, в принципе не могли служить пристанищем живых существ!
Но корабль, управляемый некими силами извне, покрутился над ровной пустыней, словно выбирая местечко для посадки потверже, понадежнее, и опустился. Все приборы показывали, что атмосфера здесь вполне подходящая для выхода без скафандров, и надо было будить экипаж. И Авиатор, и командир Волочилкин были в трансе. Просчитать дальнейшее без исходных данных не представлялось возможным, как и оценить те силы, что вовлекли их в это происшествие. Связь с Землей не прощупывалась.
После некоторой сконфуженной заминки Авиатор выдал Волочилкину признание о контактах с…Черными тенями, которые так доброжелательно с ним общались, даже помогали пересечь… Стоп. Да они его просто захватили, подкупив этой лентой из формул физических законов Земли! Волочилкин выругался: «Пойдешь на переплавку, если только сумеем вернуться, старая рухлядь!»
– И то, старая…пятьдесят лет без сна на круглосуточном дежурстве, – обиженно мелькнуло в беспроводном пространстве Авиатора. И погранцы, все так же нежно обнимавшие корпус гостя, сдержанно откликнулись смешком, покидая, наконец, доставленный к месту назначения корабль. Они вернулись в черное космическое пространство, невидимыми эфемерными клочьями, обладающими невиданными способностями и силой. С гостями общаться и решать их судьбу предстояло уже другим службам разветвленной и могущественной сети управления галактики Глыба. Непознаваемой с Земли.
3. Незабываемый гость
Гранула метагалактического разведчика с прицельной точностью попала туда, куда и следовало: в лоно женщины-аборигена; немного поерзала, поудобнее пристраиваясь к источникам питания, и замерла. Катарина сладострастно охнула: "О, милый, ты сегодня превзошел сам себя, никак, пронзить меня хочешь!"
Пьеро выдохнул и откатился, вытирая пот со лба, отогнал странное ощущение: «И правда, на себя не похож… Выпил лишнего за трапезой?»
А внутри уже шёл процесс познания: разведчик зафиксировал, что воспроизводство человеческой популяции происходит при чрезвычайном напряжении эмоциональных и физиологических сил двух особей. В любви люди находят высочайшее наслаждение! Больше ему этот процесс был неинтересен. Времени у него было предостаточно, но и объем исследовательской работы огромен. По земным меркам отпущенные ему сто лет пролетали не быстро, по космическим – сотой долей его существования.
Место и время были выбраны оптимально: центр цивилизации, Европа, Италия, человек – в полном расцвете сил и возможностей, он еще не испорчен техническим прогрессом. Да и экология Земли почти в девственном состоянии. Следует оценить потенциал и планеты, и разумного существа на ней.
… В положенный срок родился вполне земной малыш, от прочих его отличало необыкновенно быстрое развитие и ранняя пытливость. Благодаря тому, что родила его красавица крестьянка вне брака, особым досмотром и воспитанием ему не докучали. Даже после того, как овдовевший нотариус забрал у матери подросшего сына, по большей части он жил у деда, чем мальчик был очень доволен. Пытливый малец совал свой нос буквально везде: в распахнутые двери кузницы и к замкнутому алхимику, к землепашцу, который выкорчевал у себя на огороде какие-то древние камни с письменами, и к художнику. Особенно сошелся с астрономом Тосканелли – и трудно сейчас сказать, кто у кого больше учился, сошлись родственные натуры, близкие звездам!
Однажды дед увидел его рисунок с подробным картографически точным изображением окрестностей с высоты птичьего полета и хриплым голосом потрясенно спросил: "Это ты откуда же обозревал село?" Мальчик пожал плечами и со смехом убежал по своим делам. У землян еще не было ни сканера, ни цифровых технологий отображения, ни моментальной съемки и дальней телепортации объектов. Но карандашом на бумаге он мог позволить себе такой охват местности – с учетом перспективы и ракурсного искажения.
Он, параллельно со своей основной и такой важной работой – фиксацией всех земных параметров и передачей их в Космоцентр – должен был постоянно контактировать с землянами. Не вмешиваться в развитие цивилизации, а тактично намекать на те запросы и возможности их реализации, что могут и обязательно возникнут у человека. Телепортация происходила в непрерывном режиме, для людей он самым архаичным образом делал зарисовки в блокнотах, рисовал на полотне маслом, а потом и пристрастился к изобразительному искусству во всех его видах. Должен же он был продемонстрировать пристрастие к одной из земных профессий, и чем плохо стать живописцем?
Однако вдумчивый наблюдатель легко мог заметить, что сильно гоняться за заказами молодому человеку было неинтересно. Гораздо больше его привлекало изучение человека и всего живого, сущего на Земле во всех его ипостасях. Еще в детстве он совершенно потряс отца, выполнив по его просьбе важный заказ. Надо было нарисовать нечто страшное на щите, чтобы напугать и сбить воинственный пыл противника. Мальчик решил изобразить лик медузы Горгоны (мифологию он постиг с легкостью), а для этого долго и кропотливо собирал, препарировал, складывал противных пресмыкающихся и подводных существ. А когда сложил весь этот …натюрморт, очень быстро зарисовал его на щите. Все, кто любопытствовал на эту работу, отшатывались в ужасе: такого страхолюдного чудовища в страшном сне не вообразишь! Отец тоже перепугался, но быстро сообразил, что заказчику за скромную плату можно и нечто попроще заказать, а ЭТО – продать в большом городе солидным людям за сто форинтов!
Наш космический исследователь препарировал не только лягушек, животных, но и мертвых людей, вдумчиво все это зарисовывал и составлял анатомический атлас: пригодится человечеству! Птиц, их легкий костяк, строение пера в его рисунках сопровождали намеки на некий летательный аппарат. Нет, не самолет и не вертолет, но нечто, побуждающее к мысли о небе, о возможности воспарить.
Он сразу понял, что наибольшие возможности для исследования в этом обществе найдет близ властных и богатых людей, так он приблизился к Медичи. А когда из потрясаемой бунтами религиозных фанатиков Флоренции перебрался в Милан – сошелся с герцогом Лодовико иль Моро. Кстати, именно там он еще раз продемонстрировал удивительные способности сотворения живого существа из целого ряда подобных. Леонардо (так его называли на Земле) написал дивный портрет приятельницы герцога Чечилии Галлерани, образованной и обаятельной. В музее Кракова она значится как «Девушка с горностаем», но исследователи до сих пор не могут определиться: ласка ли у нее на руках, горностай или африканский хорек? Вот такой была …усмешка художника. Искусствоведы в своих домыслах строили догадки, была ли Чечилия возлюбленной Леонардо? Или он к мальчикам слабость имел, не случайно ведь так часто и проникновенно изображал своего любимого ученика Салаи! Пустые разговоры, не до того было космическому разведчику!
Своим покровителям он строил фортификационные укрепления, намекал, что вскорости человеку понадобятся подводные лодки и танки, еще не было электричества, а он изобрел прожектор! Именно у Моро он выступал как гидротехник, устраивал феерические фейерверки, а попутно… обучал придворных поваров новым рецептам и сервировке стола. Ну просто на все руки! Но отнюдь не от скуки, а от невероятного объема внутреннего багажа.
Разумеется, среда, в которой он вращался, изобиловала гениями! В архитектуре небывалых высот достиг Брунеллеско, в скульптуре – Микеланджело, в одной с ним мастерской работал Боттичелли… да всех не перечислить! Еще во Флоренции, будучи учеником знаменитого живописца Верроккьо, юный подмастерье по поручению учителя написал на его картине ангела. Потрясенный мастер понял, что этот мальчишка на голову его выше – и с той поры забросил кисть! С этим юнцом, легко изобретавшим по мере надобности новые приемы в живописи, никто не мог соперничать, он сам кого угодно мог научить уму разуму. Написал книгу «О живописи», в которой, между прочим, были такие пояснения: «Синева неба происходит благодаря толще освещённых частиц воздуха, которая расположена между Землёй и находящейся наверху чернотой». Взгляд из космоса!
Несмотря на то, что писал художник левой рукой (ему как-то было все равно, левой, правой, зеркально отраженно), творил он полотна необыкновенные. Но ни с кем не соперничал, завистником никогда не был, слишком обширны были его интересы – инженера, исследователя, изобретателя. Так уж, походя, вдруг обронит «из рукава» какое-нибудь чудо. Так во время строительства дворца Шамбор для короля Франции Франциска Первого, с которым он, конечно же, приятельствовал, он нарисовал винтовую лестницу – двойную, чтобы два потока шли не пересекаясь, по одной подниматься, а по другой – спускаться. Это была изюминка дворца!
Живопись для него во все годы службы в Космоцентре была эффективным средством познания Человека, его физиологической и цивилизационной сущности. Когда Леонардо писал «Тайную вечерю», приор негодовал: ну что он часами, днями стоит перед полотном, почему кисточкой не машет, все сроки ушли! А у Леонардо идет интенсивный поиск психологических типов, разнообразного выражения эмоций. У других художников в аналогичном сюжете все апостолы – статичная тусовка, а у этого – они реагируют на слова Учителя с ярко выраженной экспрессией! Он написал голову Христа с певчего, встреченного в церкви. А Иуду долго не мог найти…Через год увидел опустившегося певчего в канаве – с него же и написал злобного коварного отступника, сжимающего в горсти тридцать сребреников.
Миф? – А может разведчик убедился, что человек способен трансформироваться под гнетом обстоятельств до своей противоположности? О чем его удивительная, в веках неразгаданная «Джоконда»? О том, как зыбко и неопределенно все на этом свете? Об интеллектуальной силе Женщины, которую еще сжигают на кострах, как ведьму, и не считают равноправной мужчине? Почему та, кого принято считать мягкой, ласковой, нежной, так неопределенно улыбается на фоне скального пейзажа, увиденного почти из космических высот? О, тут не все так просто! В это же время он пишет «Битву при Ангьяри» – она сохранилась лишь по картонным его наброскам, но как выразительны конные всадники с их зверским выражением лиц, объятых безумием войны! Здесь начиналась батальная живопись, здесь Леонардо размышлял о человеке, о его способности как вознестись на необыкновенную высоту, так и пасть в пропасть.
Как это сочеталось в одном человеке, параллельно изучавшем сопромат, гидравлику, называвшем механику «раем математических наук»? Он оставил людям наброски прокатных станов, ткацких станков, землеройных машин и парашюта, намекнул о природе бинокулярного зрения, эмбриологию, как мы теперь знаем, вообще просек изнутри, в непосредственных ощущениях. Говоря о природной необходимости, «законе минимального действия» и «разумном основании природы», он исключал понятие о Боге, допуская лишь понятие о «перводвигателе»…
Были бы люди умны, они не выдумывали бы мифов о гениальном художнике, а по крупицам собрали бы все оброненные им замечания, рисунки, чертежи, устроили бы мозговой штурм – и сделали бы колоссальный шаг на пути к прогрессу! Слишком много БЫ, а история не знает сослагательных наклонений. Разведчик, выполнив свое задание, отбыл восвояси, а Человек трудным способом проб, ошибок и догадок неуверенно, но неудержимо, двинулся вперед. Ничего не поделаешь, инопланетянам самым строгим образом запрещено вмешиваться в эволюцию жизни на других планетах!
4. Как не попасть в пасть
Пчелка шла не спеша, маленькие ножки сами выбирали, куда ступить, руки уверенно раздвигали заросли хвоща и папоротника, глаза моментально выхватывали плоды лимонника на вьющихся лианах. Она выросла в этом лесу, здесь училась ходить, ухаживать за ним и подбирать сухие ветки и шишки. Натренированный слух улавливал подземную воркотню воды, и Пчелка радовалась ей больше, чем сытным грибам и ягодам! Заботливо прочищала родник, наполняла флягу, испытывая сладостное волнение, отпивала глоток, не позволяя себе излишества. Дома ее ждали не с пустыми руками.
Девочка вся была обвешана не только торбочками для сбора пропитания, но и колокольцами, которые при ходьбе извещали всю округу: идет человеческий детеныш. Маленькие зверушки выбегали навстречу, надеясь получить лакомство и поделиться своим, орехами, улитками, плодами. Крупные уступчиво сворачивали и шли стороной, соблюдая давний уговор. Были у людей для зверья места столования с отходами, зимой – заготовленные стожки сена и веток. А главное – люди помогали зверям с водой, после того, как в открытом виде она исчезла по необъяснимым причинам. Просто спряталась под землю. Пчелка слышала, как взрослые винили в этом горожан, какую-то депрессионную воронку, образовавшуюся вокруг глубинных скважин. Вода стала самым дефицитным продуктом!
Вообще удивительного в этом мире было много. С тех самых пор, как многочисленные толпы растеклись по лесам, в ужасе от беснующихся вирусов. Эра Новой Нормальности продлилась почти сто лет, изрядно проредив человеческие поселения. Самые дальновидные (или – пугливые?) быстро сообразив, что никакие меры не спасут от мутирующих со сказочной быстротой микробов, рванули в глухие леса. Никакими благами цивилизации их уже не могли заманить насквозь загаженные заразой города. Да и какие блага, когда запретов стало больше, чем соблазнов!
Вот и прадед Пчелки со своей подружкой и компанией крепких парней и отчаянных девиц обосновались в этом лесу. Как и другие племена лесных новоселов, они разместили свои дома-скворечники повыше от земли, прикинули, чем придется питаться и обогреваться, как ладить с аборигенами. Поняли, что место обитания надо чистить, оберегать от пожаров.
Пчелка этих времен помнить не могла, в лесную школу ей было еще рано, а минимум навыков родители ей дали, она умела жить в лесу подолгу и одна. И ничего не бояться. Вот и сейчас, заслышав шорох в орешнике, девочка почмокала губами, свистнула, но к ее удивлению никто не выбежал. Однако Пчелка чувствовала, что там замер Живой, пугливый и, наверное, чужой. Не колеблясь, она раздвинула ветки, шагнула раз и другой, и увидела маленького мальчика. Круглыми синими глазами он, не мигая, в ужасе уставился на неё и что-то спросил.
Девочка не разобрала вопроса, но привычная ладить с бессловесными зверушками, поняла, что его надо приласкать и ободрить. Улыбнулась, издала горлом какой-то ласковый звук и показала ему обе руки. Осторожно плеснула из фляги на ладонь, сложенную ковшиком, воды, бережно двинула к его губам. Против этого дара не мог устоять никто! И мальчик припал к ладошке, с хлюпаньем втянул всю воду сразу, быстро облизал пальчики девочки и поднял молящие глаза: «Еще! Можно ещё глоточек!»
Этого не понять было нельзя. Он получил свой глоточек, а потом еще и кусочек орехового хлебца. И только усевшись с ним рядом на траве, Пчелка, спохватившись, спросила его:
– Ты из Большого Города, заразного?
– Нет, я шел так долго, что все города остались далеко позади, они почти пустые.
– Почему ты один? Как ты сюда попал?
– Я не помню… У меня никого нет, не прогоняй…
– Но все пришлые – опасны, тебя всё равно прогонят.
– Я боюсь.
И тут Пчелка почувствовала к нему такую жалость, что мигом забыла всё, чему ее учили. Синеглазый малыш бедствовал, и его надо было спасать. Какую-то минуту она прикидывала все свои возможности и вдруг просветлела.
– Здесь неподалеку есть берлога моего дружка, летом она ему ни к чему, ты проведешь там оставшиеся до холодов дни, это называется карантин. Я буду приносить тебе еду, научу доставать воду, познакомлю с жителями леса. Месяц меня никто не хватится. Если я не заболею, и мы с тобой не умрем, можно будет показаться Старшинам. Они всё и решат.
– Но я не хочу, чтобы ты…
– А по-другому никак. И давай не спорь, кто здесь местный, а кто гость? Ну, то-то. Иди строго за мной, тропинок здесь нет, каждый сам выбирает, куда ставить ногу. Но пока ты новичок…
– Я понял. Я постараюсь.
И тут Пчелка осознала, что они говорят на одном языке. Понимают друг друга. Значит, их племена не так уж безнадежно разведены страшной вирусной свистопляской. Улыбнулась и двинулась к берлоге.
Молодой медведь, заметив, что она не одна, глухо рыкнул из кустов уже на подходе. Пчелка подразнила его: «Хрум-грум-друм!» И вытянула руку с горстью малины. Здесь, в лесном царстве, язык угощений воспринимался всеми и сразу! Дружок втянул воздух носом, заложил в память новый оттенок и уже совсем успокоено слизнул малину.
– Пусть он поживет здесь, – ласково сказала Пчелка, – а мы с тобой делом займемся. Я сегодня совсем мало собрала валежника, чистый лес! Пойдем, пошустрим по ягодникам, я до холодов буду промышлять и этого бедняжку кормить. Да и обучить его кое-чему следует. Поможешь?
Девочка ласково потрепала медведя по загривку, и они наперегонки кинулись к мшистым ягодникам. Там вода тоже несколько осела, открытых окон не увидишь, но корням все же доставало. Угодья были обширные, встречались и другие обитатели лесного города без названия, но тут не принято было без повода и крайней нужды докучать друг другу. Перекликались приветом, и расходились по своим делам. Слева – Пихтовая Падь, справа – Маслята, а самое крупное родное поселение – Кедровое Урочище – в центре.
Мальчик боязливо сунул нос в берлогу: запах был непривычным. Но он почему-то поверил этой девочке в тонких мехах и страшному медведю. А, скорее всего, ему просто некуда было податься. Он моментально понял, что бездельников здесь не привечают, старательно начал вычищать старый хлам из берлоги, настилать свежий мох. Ему очень хотелось разжечь костер, но интуитивно он понимал, что без позволения этого нельзя делать. Да и спички (большая редкость!) остались в кармане его старого спутника, который вывел мальца из города. Этот чужой дед бродил по улицам почти пустого городка под смешным названием Новая Ляля, высматривая запуганных детей, которых вирус поражал почему-то в последнюю очередь. На этот раз он нашел всего пятерых. Подсобрал им рюкзачки с пропитанием, обрил, перетряхнул одежку.
Они шли долго, солнце заходило и вставало пять раз, пока они достигли станции Переселения. Там молчаливые люди пропустили компанию через рамку облучения, посадили на самоход, и дед, с усилием крутя педали, еще столько же дней и ночей двигался по направлению к лесу.
Это было опасно. Друидомены на пушечный выстрел не подпускали к своим угодьям тех, кто слишком поздно спохватился. Но дед свое дело знал. К опушке они подъехали все вместе, а дальше он велел детям рассредоточиться и двигаться веером: судьба укажет, кому выжить.
Он погладил каждого по бритой головке и напоследок отечески наставил: «Ни с кем не спорьте, ни на кого не нападайте, кушайте то, что растет, и не трогайте того, кто бегает. Авось, и вас не съедят».
Так с мыслью о тех, кто может его съесть, и двинулся маленький Василек в мир страшный, шуршащий, звенящий. Пчелку он встретил на третий день, отчаиваться в том страшном году было не принято. Надо было выживать. Похоже, у него появился шанс. Интересно, что означает её такое странное имя?
