Лина Янтарова
Голодные кости
Глава 7
Из леса тянуло гнилью. Сладковатый, удушливый запах, от которого хотелось зажать нос и прочистить легкие. Запах разложения и смерти.
Так пахло и от Кейко. Райден не мог выносить ее близость, потому что острое обоняние страдало от резкого аромата. Когда она подходила близко, начинало казаться, что он снова лежит на влажной от крови земле, в окружении мертвых тел.
Он нашел ее в саду, сидящей возле дерева эноки. Голову Кейко опустила на грудь, руки чинно сложила на коленях. Весь ее облик выражал смирение и глубокую обиду.
– Это был плохой план.
Она не повернулась, но Райден видел, как напряглись ее плечи. Он понимал, какое неудобство испытывала Кейко каждый раз, когда поворачивалась к нему спиной. Несомненно, по ее позвоночнику сейчас гуляет мороз, потому что она знает: господин может вырвать хребет из ее тела.
Он бы солгал, если бы сказал, что не желал этого.
– Почему же? – губы женщины дрогнули в усмешке. На мгновение показалось, что между ним вот-вот покажется змеиный язык. – Ты поставил ее на место. Давно пора.
Райден стиснул зубы.
– Ее судьба будет другой.
– Тебе разве под силу это изменить? – насмешка Кейко стала явственнее. Она протянула: – Столько проблем… Следовало бы опоить девицу. Убить бы, да мертвой она принесет больше проблем, чем живая. Хотя и живая тоже немало пакостит – в деревню ездила, телом заинтересовалась.
– Тебе-то что?
Хаттори скрестил руки на груди, прислонился боком к стволу дерева.
– Мне она не по нраву, – Кейко скривилась. – Больно бойкая.
– Боишься?
Теперь настал его черед усмехаться. В глазах женщины блеснула звериная ярость.
– Нет такого на свете, что меня в страх вгонит, – отрезала она.
– Даже я?
Райден шагнул к ней. Кейко инстинктивно отодвинулась в сторону, и он рассмеялся.
– Не забывайся, – смех пропал в один миг, сменившись ледяным тоном. – И не трогай ее больше. Сора – не твоя забота.
– Что в ней такого, раз ты решил от плана отступить? Чем она лучше других? – обиженно спросила Кейко.
Он вслушался в ее детскую интонацию, всмотрелся в сведенные брови – и вправду не понимала. И не сможет понять.
Ему вспомнился последний бой с мятежниками, поднявшими восстание против императора. Они шли навстречу смерти, заранее зная, что проиграют. Шли с улыбками – молодые, смелые, с горячей кровью.
В их глазах горел неукротимый огонь. Такое же пламя бушевало в глазах Соры.
– У нее другая судьба, – повторил Райден.
Кейко фыркнула.
– Какая? Жизнь взаперти? Пройдет год, два, и она станет лишь тенью прежней себя.
– Не тебе решать, – по привычке отозвался Райден. Ему надоел этот спор. – Последний раз говорю: не смей к ней подходить.
– К слугам тоже? – Кейко все не унималась. – Поместье полно посторонних людей… Что с этим прикажешь делать?
– Ничего. Пусть делами домашними занимается – так меньше времени на расспросы.
– Опоить – и все… Я бы назвала тебя влюбленным мальчишкой, если бы не знала, что сердца у тебя давно нет.
Райден представил сокола, которому обрезали крылья – вот кем станет Сора, прикованная к постели.
Он шагнул к Кейко. Та настороженно зыркнула на него исподлобья.
– У меня оно было. Сердце, – уточнил Хаттори.
Его голос снизился до шепота. Кейко задрожала от боли.
– Я отдал его единственному человеку, который был достоин всего. Остальное для меня не имеет значения – в том числе и ты. Если потребуется, я без колебаний оборву твою жизнь.
Он сжал пальцы в кулак. Кейко изогнулась, застонала – по ее телу прошла сильная мучительная дрожь.
– Тебе ясно?
Райден склонился к ней, обдав ее лицо горячим дыханием. На дне его глаз вспыхнули кровавые искры.
– Ясно, – прохрипела она. – Ясно, господин…
Он не разжимал пальцы еще несколько долгих мгновений, глядя на ее мучения. Когда пытка закончилась, Кейко рухнула на траву, силясь отдышаться.
– Господин, – просипела она. – Не убивайте.
Жалобный тон зародил смутное подозрение в его душе. Глаза Райдена сузились.
Он слишком хорошо ее знал.
– Что ты сделала?
– Чай… В чай добавила некоторые коренья.
Хаттори выругался, круто развернулся, собираясь идти к Соре. Кейко бросилась вслед за ним – но мощный удар сбил ее с ног. С силой врезавшись в ствол дерева, она заскулила от боли – ее позвоночник треснул в нескольких местах.
Как вихрь, Райден пролетел по коридорам, расталкивая новых слуг. В покоях Соры было тихо, но запах – горьковатый, пряный – остро бил в нос.
Он увидел ее, лежащую без сознания на футоне. Лицо было бледным, покрытым испариной, губы посинели. Жизнь утекала из нее по крупице – к утру останется лишь оболочка. Как и сказала Кейко, лишь тень от нее прежней.
Рука сама потянулась к рассыпанным в беспорядке темным прядям, но Райден отдернул ее на половине пути, опомнившись. Может, и вправду оставить все так?..
Он пожертвовал за свою жизнь многим и многими. Еще одна загубленная душа не в силах качнуть чашу весов в другую сторону. Но она…
Он дотронулся до мягкой кожи, погладил костяшками щек. Сора завозилась, что-то простонала сквозь глубокий, наполненный кошмарами, сон.
Беззащитная, уязвимая, измученная – в месте, где должно находиться его отсутствующее черное сердце, что-то шевельнулось. Райден сжал зубы так, словно собирался крошить ими камни, желваки заходили на скулах.
Она ему никто. Названная жена. Одна из.
Сора прерывисто вздохнула. Ее брови дрогнули, свелись к переносице. Она вслепую повела ладонью по полу, словно пыталась что-то найти. Правильнее было бы ничего не делать: отступить в тень, в которой Райден прятался долгое время. Отступить и смотреть, как реки текут, меняя пейзаж, как мотыльки сгорают в пламени свечи. Смотреть, как она умирает.
Но что-то внутри него протестовало. Рвалось наружу, дрожало в беззвучном крике – все естество, казалось, обратилось против. Эти эмоции – неподдельные и яркие, каковых он не чувствовал уже много лет – хотелось сохранить.
Сора была их источником. Оставить ее умирать означало окончательно распрощаться со своей человеческой частью. Что сказал бы на это человек, ради которого Райден превратился в монстра?
– Помоги ей.
Хаттори вздрогнул, услышав этот голос. Невозможно.
Он вскочил на ноги, оглядываясь – но в покоях никого не было. Райден ощущал каждое колебание листьев в саду, каждый шаг слуг в доме – и точно знал, что в комнате только они с Сорой.
Но этот голос он бы не спутал ни с каким другим. Никогда.
Опустившись на колени, он взял ее за руку и закрыл глаза. Его ресницы затрепетали от накатившей слабости, мышцы свело судорогой, но он терпел, пока белизна ее кожи не уступила место слабому румянцу.
– Госпожа!
Вошедшая в покои Аюми растерянно вскрикнула, прижав к груди руки.
– Принеси чистой воды, – приказал Райден, не оборачиваясь.
Попятившись, служанка умчалась на кухню, чтобы вернуться с кувшином. Бережно приподняв голову Соры, Райден поднес к ее губам чашку. Пара глотков – и Сора открыла глаза, обвела всех присутствующих измученным взглядом, а затем снова опустилась на футон.
– Что случилось? – растерянная служанка переминалась с ноги на ногу. – Госпоже стало плохо?
– Она отравилась, – ответил Райден. – Но через пару дней поправится. Ты должна быть с ней неотлучно. Я скажу, что нужно делать.
Аюми с готовностью кивнула. Следующие двое суток они по очереди сидели возле Соры – Райден приходил поздней ночью, сменяя уставшую девушку на ее посту. Он садился на пол, рассеянно гладил Сору по голове, пропуская меж пальцев темные гладкие пряди, и всматривался в ее умиротворенное лицо, пытаясь угадать, какие сны она видит.
Собственные страхи? Может, хаотичные воспоминания из жизни?
Кейко не показывалась эти дни, предпочтя зализывать раны в одиночестве. Акио пару раз проведал ее – вернувшись, он отчитался, что состояние Кейко удовлетворительное. Лучше, чем у Соры, которая так и не пришла в себя на третий день.
Она не пришла в себя и на четвертый день. И на пятый.
А утром шестого дня на рассвете прибыл гонец от императора – Райдена в срочном порядке вызвали в столицу.
Мятеж начался.
Глава 8
Человеческая память удивительна – она способна стереть плохие события, спрятать их в дальний ларец, чтобы защитить. Но еще она жестока, ведь вместе с дурными воспоминаниями память в силах уничтожить и хорошее.
Сора почти не помнила маму. Сохранились лишь обрывки: негромкий женский смех, похожий на плеск ручья, ласковые прикосновения. Перед сном мама гладила ее по волосам, а уходя, целовала в лоб. Отпечаток теплых губ как незримое клеймо хранило Сору от бед.
А потом мамы не стало.
Сора осталась одна. Больше никто не целовал ее в лоб – и память за давностью времени безжалостно отрывала по кусочку от маминого образа. Растворяло, как морскую пену.
Никто – ни отец, ни Айко – не мог заменить ее. Вместе с утратой матери Сора утратила и часть себя – ту важную часть, которая позволила бы ей вырасти мягкой, нежной девушкой. Узнав в раннем возрасте, что мир не безопасен, Сора замкнулась в себе, выставила иглы и воздвигла прочные стены между ней и окружающими.
Но если ты одинок, никто не придет к тебе на помощь.
Погружаясь в ласковую темноту черных вод, Сора отчаянно ждала помощи, которая так и не приходила. Ее выкручивало дугой – страшная боль выламывала каждую кость в теле, заставляла вновь и вновь беззвучно кричать в агонии.
Вокруг царила тишина и темнота. Вязкое, обволакивающее ничего, которому не было ни конца, ни края.
Уже утратив надежду, Сора смирилась с собственным концом. Она перестала бороться – ее руки безвольно повисли, как сложенные крылья птицы, что с высоты падает вниз. Где-то внизу, вдалеке замаячил крохотный оранжевый огонек – неяркое пятно теплого света. Сора не знала наверняка, но была уверена – там ее ожидали материнские объятия, в которые она готова нырнуть.
Но ей не позволили. Кто-то сжал ее запястье, с силой дернул наверх – плотная темная вода неохотно расступилась, продолжая цепляться за свою добычу. Вязкая темнота сопротивлялась – вместе с ней сопротивлялась и Сора.
Ей не хотелось туда, наверх. Она не могла вспомнить ничего, что удерживало ее там.
Но кто-то считал иначе. И продолжал тащить Сору, больно впиваясь в ее руку. Толчками, рывками – понемногу тьма поддавалась, рассеивалась, уступая месту слабому серому свету.
Когда Сора распахнула веки, лучи солнца отозвались болью в глазах, привыкших к непроглядной темноте. Затекшее тело ощущалось принадлежащим кому-то другому – словно ей дали поносить чужое кимоно.
– Ты очнулась.
Мужской голос – с едва заметной бархатной хрипотцой – заставил поморщиться. Сора сфокусировала взгляд на сидящем рядом с ней мужчине – под его глазами залегли тени усталости, бледное лицо осунулось.
Он выглядел измотанным, но при этом в его чертах сквозило облегчение. Будто бы он ждал ее. Верил, что она вернется.
«Муж, – вспомнила Сора. – Это мой муж. Райден».
Вместе с этим пришло и другое воспоминание, отдающее горьковатым вкусом на языке и болью в легких – травяной чай, злые, наполненные странным торжеством глаза Кейко. Сора бросила встревоженный взгляд в сторону котацу.
– Все хорошо, – поспешил успокоить ее Райден. – Ты в безопасности, Сора.
Ее имя прозвучало необычайно нежно в его устах. Так он никогда не обращался к ней раньше. Сердце согрелось от вспыхнувшей надежды – смутившись, она вдруг поняла, что лежит перед ним в не лучшем виде.
Пальцы Райдена ласково прошлись по ее щеке, залившейся румянцем, убрали прядь волос за ухо.
– Как ты себя чувствуешь?
– Вполне… Сносно.
Собственный голос поначалу отказывался подчиняться. Сора закашлялась, и Райден поднес к ее губам чашу с водой. Промочив горло, она откинулась назад, тяжело дыша – даже такое простое действие вызвало у нее одышку.
– Ничего не болит?
– Болит, – шепотом отозвалась она, положив руку себе на грудь. – Тут.
Жест показался двусмысленным. Там, где женские пальцы прижались к тонкой рубашке, гулко билось сердце. Райден посмотрел на нее – и в его взгляде Сора прочла сожаление, перемешанное с чувством вины.
– Ты поправишься. Опасность миновала.
Сора безоговорочно поверила ему. То, как он смотрел на нее, с какой тревогой и волнением прикасался… Если слова могут лгать, то прикосновения – никогда.
– Мне нужно уехать в столицу, – продолжил Райден. – Император вызвал к себе.
Колкое чувство льда, сковывающего внутренности, вернулось. Сора с досадой отвела взгляд, дрогнувшим голосом спросила:
– Когда?
– Сейчас.
Она прикрыла веки, с достоинством принимая этот удар.
– Я должен был покинуть поместье вчера, но остался.
– Ты остался из-за меня?
Она должна была знать. Есть ли в его сердце хоть толика тепла по отношению к ней?
Райден, помолчав, прямо и открыто признался:
– Да.
Он нарушил приказ самого императора, чтобы остаться с ней – чтобы увидеть, как она открывает глаза. Это казалось подношением намного ценнее той тяжелой заколки в виде цветка ириса.
– Я буду желать, чтобы каждый твой день в путешествии был наполнен спокойствием, – ответила Сора. – И буду ждать твоего возвращения, Райден.
Он кивнул.
– Я вернусь к тебе.
«К тебе».
Ее сердце запело.
Райден бережно взял ее за руку, погладил тонкую кожу. Через мгновение теплота его пальцев сменилась холодом металла. Сора недоуменно посмотрела на собственное запястье, закованное в широкий браслет. Он представлял собой наручник из потемневшего серебра, инкрустированный мутно-зелеными бусинами из нефрита.
– Не снимай его до моего возвращения, – попросил Райден.
Сора с любопытством поднесла руку ближе к лицу, разглядывая украшение. Оно выглядело старым, но изысканным.
– Он что-то означает?
– Просто подарок. Но так мне будет спокойнее. Обещаешь?
Райден испытующе смотрел на нее, дожидаясь ответа. Упрямство читалось в его нахмуренных бровях, пряталось в приподнятых уголках губ, скользило в глазах удивительного цвета.
– Обещаю, – откликнулась Сора.
На прощание Райден склонился и оставил легкий поцелуй на ее лбу. Она прикусила губу, чтобы не разреветься – щемящая острая боль в груди, вызванная воспоминанием о матери, сменилась чувством радости.
«Судьба смилостивилась к нам», – рассеянно подумала Сора. Встрепенувшись, она окликнула супруга, когда он уже одной ногой был в коридоре:
– Райден!
– Да?
Он повернулся – высокий, статный, убийственно красивый, несмотря на долгие бессонные ночи.
– Кейко. Что с ней будет?
– Она наказана.
– Наказана? Но как?
– Как я посчитал нужным, – уклончиво ответил он.
Сора нахмурилась. Что это за ответ? Уж не считает ли он Кейко невиновной в содеянном?
В доме отца любую служанку за покушение на жизнь господ убили бы, не раздумывая. Сора не жаждала кровопролития – но считала, что несостоявшуюся убийцу необходимо выгнать. Кейко не должна быть частью клана, не должна больше получать кров и защиту.
Может, Райден просто не понял, что случилось? Как велика провинность служанки?
– Она пыталась убить меня, – севшим голосом сказала Сора. – Отравила чай.
– Это была случайность. Ошибка.
– Что?
Сора не верила своим ушам. Что эта змея успела наплести ему?
– Кейко перепутала травы. Была расстроена из-за пощечины, вот и ошиблась. Но она уже наказана, – повторил Райден. – И больше не допустит такого.
– Откуда тебе знать? – не выдержала Сора. Чувство радости, что распустилось цветком в груди, увяло. – Ты уедешь, а она придумает что-то еще! Она сделала это нарочно, Райден. Хотела убить меня.
Губы мужа сжались в тонкую линию.
– Кейко останется в поместье.
– Неужели моя жизнь ничего не значит для тебя, раз ты готов так легко рискнуть ею? – с горечью спросила Сора.
Райден хотел что-то ответить, но не смог. С нее достаточно – хрупкая, бледная, она казалась призраком, а не живой девушкой. Он чудом смог вытащить ее из лап смерти. Пожертвовал теми немногими крупицами света, что оставались внутри – все без остатка он отдал Соре, страстно желая, чтобы она жила.
Когда он бросал ей в лицо угрозы, то думал лишь о ее безопасности. Просил не приближаться и не трогать Кейко только из опасений за благополучие Соры, ведь знал, как та мстительна и коварна. Райден понимал, что Сора наверняка подумала о порке – о том, что он собирается высечь ее, но правда – она всегда одна.
Он бы не смог тронуть Сору и пальцем. Но лучше так, чем она бросится прямиком в сети.
Вопрос остался без ответа. Так ничего и не сказав, Райден вышел, плотно задвинув за собой сёдзи.
Ушел.
В ее голове нарастала звенящая тишина. Обида и гнев раздирали грудь на части. Приподнявшись на локтях, Сора кое-как села, провела тыльной стороной ладони по взмокшему лбу и, не поднимаясь, поползла к энгаве.
Сад был спокоен и темен. Место, где Сору пытался кто-то утащить, уже не дразнилось рытвинами – покрывало из травы ровным слоем устилало всю поверхность сада.
Сколько дней она пробыла без сознания?.. Сора уставилась на собственные руки, словно они могли дать ей ответ.
Кольцо!
Украшение Сора предусмотрительно убрала в нижнюю часть комода. Доковыляв до ящика, она торопливо отбросила в сторону аккуратно сложенные вещи, провела ладонью по гладкому дну… Ничего.
Кольцо бесследно исчезло.
«Его мог взять кто угодно, – Сора привалилась спиной к стене, чувствуя, что воздуха опять стало не хватать. Перед глазами поплыли разноцветные пятна. – Но я знаю, что это был Райден».
Сёдзи бесшумно раздвинулись.
– Госпожа, – Аюми бросилась к ней. – Что с вами? Зачем вы встали?
Она помогла Соре добраться до футона и уложила обратно, не переставая причитать.
– Как же я испугалась за вас! Господин тоже переживал, весь побледнел, смотреть страшно! Вы столько дней пролежали…
– Сколько? – хрипло спросила Сора.
– Сегодня шестые сутки, – сообщила служанка, поднося пиалу с рисовым отваром.
Сора послушно проглотила теплую жидкость, почувствовав, как желудок свело от голода.
– Как дела в поместье?
– Часть слуг отправилась обратно в деревню, – виновато сказала Аюми. – Осталась лишь Маи. Когда вы слегли, мы с господином не отходили от вас, выхаживали. Некому было давать слугам задания, а они деревенские, неопытные. Сами ничего решить не могли.
– Ясно.
Сора не ожидала другого. Винить деревенских жителей ей и в голову не пришло, просто… Как Райден и говорил, поместье будто отвергало всех, кто пытался его облагородить – как старик, мечтающий умереть, отталкивает руку с лекарством.
– Что с Кейко?
Аюми встрепенулась.
– Эта змея и носу не показывает, – яростно зашипела служанка. – Пропала куда-то. Вроде спряталась в дальних покоях, в мужском крыле. Говорят, господин сильно ее избил.
Сора вздрогнула. Избил?..
– Господин уверял меня, что это случайность, но я уверена, – понизив голос, сказала Аюми, – что Кейко хотела вас отравить.
Сора кивнула, соглашаясь.
– Но что же делать, госпожа? Мы не можем оставить это просто так!
Аюми разволновалась еще сильнее. Указав пальцем на пустую чашу, она с гордостью поведала:
– Я готовлю для вас сама и пробую перед тем, как подать.
– Мы не оставим, – пообещала Сора. – Но сначала мне нужно окрепнуть. Скажи, кольцо, что ты принесла из сада – не видела ли ты его?
На лице Аюми отразилась растерянность.
– Нет, госпожа. Я же отдала его вам в руки…
– Все в порядке, Аюми. Видимо, закатилось куда-то.
Но служанка уже решила самостоятельно отыскать виноватого.
– Это Кейко, госпожа! Она и украла.
Сора подавила смешок. Тому, кто совершил одно преступление, следовало быть готовым к обвинениям в совершении других.
Но она знала – чувствовала – это не Кейко. Вина служанки лишь в том, что она пыталась избавиться от Соры. Ревность затуманила ей голову, сделала незрячей, подтолкнула к ужасному поступку. Эта ошибка – она поклялась – дорого обойдется Кейко.
Еще три дня Сора провела, не покидая своих покоев. Райден уехал – он отбыл сразу же после разговора с ней, не задержавшись ни на минуту. Единственной связью Соры с миром за пределами комнаты была Аюми – но и она зачастую возвращалась с пустыми руками.
Здесь, в поместье, посреди частокола деревьев, время будто остановилось. Из-за внушительного расстояния новости о мятеже не поступали к ним – да и кто бы стал писать женщине? Многочисленных слуг, что разбавляли атмосферу сплетнями и слухами, здесь тоже не имелось. Деревни стояли в отдалении…
Вся территория дома – пустые комнаты, широкая энгава, сад – все казалось застывшим. Сора была узницей этого места. Находясь посреди четырех стен, она сходила с ума от скуки.
На четвертый день она потребовала:
– Помоги мне одеться.
Аюми недоуменно вскинула глаза.
– Но куда вы, госпожа? Вам нужно больше отдыхать.
– Хочу пройтись. Не волнуйся, я не буду перетруждать себя. Если почувствую недомогание – вернусь.
Служанка, пусть и хотела, но не смела возразить. Она сама видела, как с каждым днем лицо Соры утрачивает краски жизни – вроде и болезнь отступила, и аппетит наладился, но выглядела хозяйка едва ли краше больной.
Аюми принесла кимоно цвета утренней зари с серебряной вышивкой, надеясь, что его красота взбодрит госпожу, но розово-алое одеяние лишь подчеркнуло ее бледность и болезненный вид. Красно-коралловые кандзаши в темных волосах смотрелись рассыпанными спелыми ягодами, потемневшими от забродившего сока.
Перед тем, как ступить в коридор, Сора набрала воздуха, словно готовилась к прыжку в воду. И сделала первый шаг в темноту.
Поместье тихо поскрипывало, недовольное тем, что узница решилась выйти. В воздухе витал запах бергамота и пыли. Пройдя через главную часть дома, Сора обнаружила, что несколько дней беспрестанной чистки едва ли что-то улучшили – ветхость и запустение по-прежнему окутывали коридоры и комнаты.
Свежие лилии, срезанные чьей-то рукой и поставленные в вазу, увяли. Их высохшие лепестки устилали дощатый пол. Сора остановилась, посмотрела на них, как в зеркало.
Иссохшие стебли и поникшие бутоны. Она прикоснулась к своему лицу – ее кожа была еще мягка и гладка. Пока еще была.
– Госпожа?
Аюми вопросительно уставилась на нее.
– Все хорошо. Идем.
Сора стряхнула морок и двинулась дальше, в комнату, где обнаружила кольцо. Старый комод стоял в углу – подойдя ближе, увидела толстый и ровный слой пыли. Она помнила, как проводила пальцем по лакированной поверхности, но никаких следов не осталось.
Словно ей привиделось это.
Пальцы дернули ручку ящика на себя. Пожелтевшая от времени бумага – хрупкая и ломкая – осторожно извлеклась из недр комода.
– Что это? – шепотом спросила Аюми.
– Не знаю, – призналась Сора, – сейчас выясним.
Она направилась в свои покои – тем же путем, что и пришла. Звук шагов эхом разносился по дому – как предупреждение всем его обитателям. Еще один признак того, что она здесь чужая – шаги Райдена и Кейко всегда были беззвучны.
Поместье скрыло поступь служанки и в этот раз. Завернув за угол, Сора столкнулась лицом к лицу со своей обидчицей. Вопреки словам Аюми, Кейко выглядела целой – ни синяка, ни царапины, но шла она медленно, даже осторожно, придерживаясь стены.
Увидев Сору, женщина растерялась. В ее узких глазах мелькнула злость, щедро сдобренная страхом. Она склонила голову, застыв, как статуя.
Сора хотела пройти мимо – прижатые к груди бумаги жгли ладони, прося поскорее их изучить. Но Аюми бросилась в атаку, как разъяренная наседка:
– Не стыдно появляться на глаза после всего, что сделала! Да тебя впору камнями забить, чтоб живого места не осталось!
– Аюми.
Сора холодно взглянула на служанку. Та стушевалась, примолкла.
– Хоть Аюми и не имеет прав судить тебя, она говорит верно. Не смей показываться мне на глаза, – отчеканила Сора. – А лучше – уйди куда-нибудь, пока не поздно. Здесь…
Она шагнула к скрюченной служанке.
– Нам двоим места нет.
Кейко подняла голову, взглянула без прежней ненависти – взгляд зацепился за бумаги, что Сора прижимала к груди.
– Что это у вас?
– Да как ты смеешь, – ахнула Аюми. – Еще и спрашивает что-то!
– Не твоего ума дела, – отрезала Сора. – Иди, куда шла.
Она прошла мимо Кейко со вздернутым подбородком, всеми силами сохраняя спокойствие. Хотелось вцепиться в волосы несостоявшейся убийце, кричать и проклинать – но воспитание взяло верх над чувствами.
Она – Сора Моримото – дочь великого клана. Она не опустится до такого. Больше – нет.
В покоях Аюми продолжила приглушенно ворчать, на разные лады распиная наглость Кейко, а Сора погрузилась в чтение. Разложив ветхие листы, она бегло пробежалась по строчкам – очевидно, все записи были сделаны женщиной: округлым, красивым и ровным почерком.
Это было нечто вроде дневника или заметок – рассортировав бумаги, Сора принялась с самой ранней, как ей показалось, записи:
«Солнце почти не заглядывает в эти земли, словно оно обижено на клан Хаттори. Я соскучилась по ясному небу – из-за туч я почти забыла, как выглядит голубой цвет. Даже цветы в саду кажутся блеклыми и невзрачными…»
Прервавшись, Сора посмотрела в окно. А ведь и правда – над поместьем почти всегда клубились тучи, небо было низким и серым. Лишь однажды она застала солнце – когда выезжала в деревню.
«Мой муж не разговаривает со мной. В чем причина его холодности, мне не дозволено узнать. Прислуга едва ли обращает на меня внимание – я совершенно одна здесь, и мне нечем заняться, кроме как бесцельно гулять по саду или же писать о своей жизни, в которой нет ничего интересного. Несколько раз я порывалась поехать в деревню, что в часе езды, но мне было отказано в сопровождении. Одной женщине моего положения там делать нечего, поэтому единственная моя отрада – это сад, а мои единственные друзья – цветы, что растут в нем…»
Сора поймала себя на мысли, что поведение супруга неизвестной ей женщины похоже на Райдена – холодность, отстраненность. Она не могла вспомнить момента, когда бы муж выступал инициатором их общения – стоило Соре попасть в беду, он оказался рядом, но без повода, просто лишь потому что…
Нет.
Райден словно избегал ее. Как будто она была чумной.
Чем больше Сора исследовала записи, тем сильнее чувствовала родство с той, кто написал эти строчки. Одинокая, несчастная – бывшая владелица дневника любила проводить время в саду, возиться с цветами, которые заменили ей человеческое общение.
Как бы Сора ни старалась отогнать от себя пугающую мысль, та с упорством воды просачивалась сквозь бреши ее защиты и звенела в голове: они слишком похожи.
В каждой букве сквозила непреодолимая, глухая тоска и обреченность – будто жизнь в поместье высасывало из женщины все силы. Не в силах больше вынести чужих эмоций, что пропитывали каждый лист, она отложила бумаги в сторону. Аюми как раз принесла обед – пригласив ее разделить трапезу на двоих, Сора медленно пережевывала рис, изредка поглядывая в сторону сада.
За этими ли кустами ухаживала та женщина?.. На мгновение ей почудилась женская фигура в кимоно, скользящая меж зеленых зарослей.
Сора моргнула – и видение исчезло.
– Вам нужно больше отдыхать, госпожа, – голосок Аюми ворвался в уши. – Вы столько времени проводите за чтением, что ваши глаза, должно быть, сильно устают.
– Я уже здорова, – Сора перевела хмурый взгляд на служанку.
Она уже не могла выносить заботу и трепет, с которым Аюми обращалась с ней. Будто бы Сора стала хрупким стеклом, способным разбиться от одного удара.
Отец учил ее – любые шрамы нужно носить с гордостью. Каждый шаг, каждая победа и поражение – все они имеют великую ценность, являются частью тебя.
Отравление не сломило дух Соры. Она выжила – а значит, оказалась сильнее врагов.
– Конечно, госпожа, – поспешила согласиться Аюми. – Но вы еще бледны. Я лишь выразила беспокойство.
– Все в порядке. Не стоит уподобляться Айко, – пошутила Сора.
Аюми ответила робкой улыбкой, потянувшись палочками к рыбе.
– Ты сама хорошо себя чувствуешь? Уход за мной не легко тебе дается, – Сора с беспокойством взглянула на служанку, встревоженная ее молчанием.
Раньше, услышав сравнение с Айко, та непременно бы надулась. А сейчас восприняла как комплимент… Сора не сдержала улыбки. Неужели взрослеет?
Аюми, хоть и была старше, выглядела и вела себя как ребенок. В ней сохранилась детская беспечность и способность радоваться всему, что видно глазу – выросшая в большой, но бедной семье, Аюми ценила даже мелочи. За веселый нрав и самоотверженность Сора ее и любила.
– Со мной все отлично, госпожа. Как я могу жаловаться? – Аюми широко улыбнулась. – Я делю с вами еду на двоих. Это такая честь.
– Мы делали так раньше, – напомнила Сора. – И ты не была так счастлива.
– Многое изменилось, – отозвалась Аюми.
Сора вздохнула.
– В этом ты права. Иногда я думаю, как сложилась бы моя жизнь, не озаботься император личной жизнью Райдена. Может, я осталась бы жить возле столицы…
Она испытала тянущую тоску в груди, стоило вспомнить родной дом, шумные празднества и представления, что устраивали во дворце.
– Судьбе виднее, – сдержанно промолвила Аюми.
Сора с удивлением взглянула на нее.
– Я тебя не узнаю. Когда ты успела набраться мудрости?
Аюми покраснела.
– Не знаю, госпожа. Но вот что думаю: что толку думать о несбывшемся? Нужно думать о том, что есть.
– Твоя правда, – Сора хлопнула в ладоши. Простые слова подбодрили ее. – Раз уж время нельзя повернуть вспять, остается только обратить изменения себе на пользу. Завтра мы с тобой займемся мужским крылом и вернем слуг обратно в поместье.
– Разумно ли? Господин будет недоволен.
Глаза Соры сверкнули.
– Это и мой дом тоже. Я не хочу жить в запустении. Не спорь, Аюми. Сделаем так, как я решила.
Служанка покорно замолчала. В тишине они расправились с обедом быстрее – убрав посуду, Аюми ушла на кухню, а Сора вновь устроилась на энгаве, решив продолжить чтение.
Этот лист отличался от предыдущих – некоторые буквы сдвинулись, словно у пишущего дрожала рука. Местами остались кляксы. Нахмурившись, Сора вчиталась в строки:
«Пишу это, но сама до сих пор не могу поверить. Наверное, уединение так повлияло на меня, что я схожу с ума. Иначе как объяснить то, что я вижу?..»
Сора торопливо нашла следующий лист, жадно впилась глазами в текст:
«Женщина, что стояла в моем саду – откуда бы ей взяться? Тут из слуг только Кейко и старый Акио. Я окликнула ее, чувствуя беспокойство – часть меня знала, что мне следует бежать, но я, как и любой человек в собственном доме, не ожидала плохого. Когда она повернулась, мне сделалось дурно – ее лицо было похоже на маску, ужасную, искривленную маску, но что еще ужаснее – рога на ее лбу…
Я застыла на месте. Вид этой женщины настолько поразил меня, что я не смогла даже крикнуть. Ее кожа имела голубоватый оттенок, а глаза – о, это были нечеловеческие глаза! – красные, точно ликорисы. Когда она сделала шаг ко мне, я наконец вернула своему телу подвижность, бросилась прочь.
В покоях мне стало еще хуже. Я задвинула сёдзи, но ждала, что она вот-вот ворвется ко мне и убьет… Я начала звать слуг, но никто не пришел. Когда я услышала шум из сада, то испугалась настолько сильно, что потеряла сознание…»
