Леонид Резников
Главная ветвь
Послесловие к первой книге
– …Идиот! Вы законченный идиот, Мун, – неистовствовал Первый советник, надвигаясь на правителя Замина. Его серое лицо было перекошено гримасой презрения и ярости, в уголках губ выступила пена.
Странно было видеть, как могучий человек, на голову выше своего сухонького, небольшого роста оскорбителя, пятится шаг за шагом к дверям, прикрываясь руками и трясясь от ужаса, застывшего в его расширенных глазах.
– Вы представляете, что вы натворили? Нет! Откуда вам знать. – Сиун Кам размахивал руками перед лицом правителя и медленно наступал на него.
– Вы… вы забываетесь, Первый советник. Вы…
– Я просил вас, – не обращая внимания на невразумительный лепет Муна, продолжал Сиун Кам. – Я умолял вас подождать. Вы полный ноль, никчемный человечишка и бездарный правитель.
– Я…
– Молчите! Вы представляете, что вы натворили?
– Вы не смеете так говорить со своим государем! – не выдержав, рявкнул Мун, но это никак не подействовало на вышедшего из себя Первого советника. – Не смеете! Да! – Мун потряс толстым пальцем перед носом Кама.
– Болван!!! – отмахнулся от его руки Сиун Кам. – Кто вас просил вмешиваться? Кто, я спрашиваю?! Как могла прийти в вашу пустую башку идея ликвидации главных действующих лиц?
– Но… – Мун уперся спиной в стену и распластался на ней, широко раскинув руки.
– Вы, возомнивший себя пупом вселенной, не в состоянии понять простой вещи: это невозможно! В противном случае не было бы ни вас, ни меня, ни проклятого Замина! Вы это понимаете? – Сиун Кан вплотную подошел к правителю и выразительно потыкал пальцем в его массивный лоб. – Здесь нужно действовать тоньше. Нет, вы не понимаете, откуда вам это понять. У вас мозгов на это не хватает. Вы завалили всю мою работу, уничтожили агентурную цепочку. Всех! Всех!!! Ни одного человека не осталось, ни одного! Великий Свет, какой же вы идиот!
Сиун Кам медленно протянул руку за спину и вытащил плазмер. Длинное массивное дуло оружия сверкнуло кровавым отблеском в лучах заходящего солнца.
– И вы отправитесь вслед за ними! – прошипел Первый советник, медленно поднимая оружие.
Сардон Мун взвизгнул, отшвырнул Первого советника и бросился к дверям.
Сиун Кам пушинкой отлетел к трону, ударился виском о ступеньку и выронил пистолет, но тут же вскочил, не обращая внимания на боль, и кинулся к оружию. Подобрав пистолет, он тщательно прицелился в убегающего и нажал спуск.
Бледный луч с тихим свистом вырвался из дула оружия и в мгновение достиг правителя, коснувшегося руками дверей. Мун оглушительно вскрикнул, выгнулся назад, ноги его подкосились, и он медленно осел на пол. В правом боку правителя зияла небольшая дыра с обугленными краями.
Сиун Кам устало опустился на ступеньки, положил руки на колени и повесил голову. Оружие выпало из его рук.
– Вот и все… – шепотом сказал он. По его щеке сбежала тоненькая струйка крови.
Сиун Кам отер ее ладонью, удивленно посмотрел на руку и вдруг расхохотался. Смех внезапно оборвался. Великий Первый советник завалился вбок, сполз со ступенек и так и остался лежать.
Солнце, бросив свой последний луч на распростертое тело бывшего Первого Советника, скрылось за горизонтом.
Спейсер Эолльцев набирал скорость, сходя с орбиты.
– Мне жаль расставаться с этим миром, – сказал Координатор, глядя на голограмму Земли. – Столько лет…
– Он несовершенен, – заметила Оон-се, подошедшая к нему сзади.
– Это прекрасный и дивный мир. А несовершенен… Ну что ж, абсолютного совершенства не существует. К нему можно и нужно стремиться, но достигнуть его никому не дано.
– Вы правы, уважаемый Йион, – согласилась прим-аналитик. – А вы, оказывается, сентиментальны. Никогда не замечала за вами этой слабости.
– Сентиментальность вовсе не слабость, уважаемая Оон-се, – не согласился Йион, – Это прекрасное чувство, не позволяющее нам становиться черствыми и невосприимчивыми.
– Возможно, вы и правы, Координатор.
– Надеюсь. – Он выключил визуал-объем и тяжелой стариковской походкой направился в сторону нуль-туннеля.
– Координатор, принят направленный сигнал с Ккелтси с благодарностью содействия и пожеланием счастливого пути домой.
Йион приостановился на мгновение.
– И им… счастливой дороги, – не оборачиваясь, сказал он тихо и исчез, окутанный «вуалью» эффектора перехода.
Спейсер неторопливо, будто сочувствуя переживаниям Координатора Йиона, покидал плоскость эклиптики системы звезды, у которой были десятки имен и ни одного на языке Эоллы. Вскоре спейсер должен был раствориться во времени и пространстве.
Конец первой книги
Книга вторая
Координационный Центр. Зеленский. Пешки
Зеленский довольно потянулся и взлохматил шевелюру. Кресло, в котором он сидел, попыталось подстроиться под его новую позу, но Зеленский уже принял прежнее положение.
– Пока все идет неплохо! На минус двадцать третьем наши дела, похоже, завершены. Расчеты по новой, более совершенной методике, благосклонно переданной нам Эолльцами, показывают полное восстановление намеченной базовой исторической линии.
Напротив Зеленского в другом кресле восседал советник Шульц, через соломинку потягивавший энергетик.
– Я бы не был столь категоричен в выводах, – сказал Шульц, оторвавшись от трубочки и причмокнув пухлыми губами.
– Возможны ветвления в минус пятом и минус ноль двенадцать. Особое опасение вызывает вторая временная точка.
– Насчет минус пятого я в курсе – две группы уже откомандированы. Там небольшое локальное возмущение. А вот насчет второго…
– У Совета имеется веское основание предположить последнюю попытку влияния со стороны пока неизвестного нам локуса если не на само существование многодоменной структуры, то на расстановку сил в ней.
– Но почему так близко к нулевой точке? Ведь не идиоты же они!
– Все как раз очень легко объяснимо. – Шульц повертел в толстых пальцах запотевший бокал, разглядывая на просвет его содержимое. – Действуя наверняка, они хотят внести изменения, которые мы уже не успеем выправить в нужном направлении.
– Но это явно не пятый локус, – нахмурился Зеленский, задумчиво помассировав нижнюю челюсть. – После зачистки на минус двадцать третьем и у нас диверсии как отрезало. А некоторое время назад, как докладывал экспертный отдел, локус вовсе перестал лоцироваться, что довольно странно.
– Я тоже в курсе феномена пятого локуса и немало поломал над ним голову. – Советник покачал грузной головой и шумно потянул напиток через трубочку. – Возможно, произошло его схлопывание – либо самопроизвольное, либо вследствие какого-нибудь очередного катаклизма, устроенного Муном. Он никогда не отличался большим умом, впрочем, как и все предыдущие правители пятого.
– Здесь я не могу с вами не согласиться. Однако у меня вызывает беспокойство не схлопывание локуса, если оно действительно имело место быть, а возможная его блокировка. Вспомните мою беседу с посланником Эолльцев, – напомнил Зеленский, откинувшись назад. – Он тоже говорил о блокировке.
– Полно вам, господин Зеленский, – поморщился Шульц. Он пошевелился, устраиваясь поудобнее. Кресло на мгновение расслабилось, затем снова мягко объяло тучные формы советника. – Неужели вы верите в подобные сказки? У нас самые передовые технологии на Земле во всех ее отражениях. Но мы не в состоянии блокировать локус или временные диапазоны.
– Вот это-то меня и беспокоит.
– Вы намекаете на присутствие еще одной незримой силы, подобной Эолльцам?
– Только предполагаю. И если она реально существует, то все же склоняюсь к ее местному происхождению, нежели к внешнему. Вспомните эфэсбэшников, отвадивших полицию от квартиры Молчанова. Кстати, они так и не были обнаружены и личности их до сих пор не установлены.
– Просчет «Альфы». Возможно, из-за того же Вальцмана.
– Возможно, но вовсе не факт. Вальцман препятствовал работе группы в угоду интересов своих нанимателей. А здесь, скорее, проглядывается желание посодействовать нам, – заметил Зеленский.
– Тоже не факт. Хотя такую возможность нельзя сбрасывать со счетов. И все же экспертный отдел не обнаружил признаков внешнего влияния.
– Вероятно, не там ищем, – задумчиво пробормотал Зеленский.
– Что? – не расслышал его слов Шульц.
– Да нет, это я так, мысли вслух.
– Мысли – это хорошо. И что вы, господин Зеленский, измыслили относительно минус ноль двенадцатого?
– Ноль двенадцать – это… – Зеленский посмотрел в потолок, наморщив лоб и двигая губами.
– Сорок пять дней, – помог Шульц.
– Сорок пять… Так. Откуда ожидается воздействие – неизвестно. Какое – тоже. Смысл воздействия – тем более. Слишком много неизвестных, как вы полагаете, господин Шульц?
– Я полагаю, неизвестное – это по вашей части, как Координатора контроля. А дело Совета в моем лицо всемерно содействовать вам в разрешении возникающих затруднений.
– Исчерпывающе. – Скулы Зеленского заходили желваками. – Напоминает известную позицию: мое дело – сторона.
– На что вы намекаете, господин Зеленский? – Шульц подался вперед, упираясь свободной рукой в подлокотник.
– На невозможность планировать операции исходя из неясных предпосылок. Я до сих пор не вижу у меня на столе данных по ноль двенадцатому, хотя Совет странным образом уже оперирует ими. А снабжать меня необходимой для планирования информацией, – если мне не изменяет память, – работа Совета.
– Разве вам не были переданы данные по ноль двенадцатому? – Шульц, казалось, был поражен до глубины души. – Они были предоставлены Совету еще вчера!
– Увы, должен разочаровать вас, господин Шульц, – развел руками Зеленский. – Я вообще только сегодня от вас впервые услышал о некоем кризисе в указанном временном отрезке. Кстати, экспертный отдел находится в ведении Совета. Поэтому прошу вас посодействовать, так сказать, в лице Совета в разрешении возникших затруднений, а после будем мыслить.
Шульц глуповато похлопал красноватыми веками, усеянными редкими короткими ресницами в попытке квалифицировать сказанное Зеленским то ли как укор, то ли как оскорбление. Однако, не придя ни к чему определенному, насупился и потянулся к гарнитуре спецсвязи, закрепленной на правом ухе.
– Советник Шульц. Маре к Зеленскому. Да, начальника экспертного. Срочно! – он отключил связь и посмотрел в глаза Зеленскому. – Сейчас, я уверен, все разрешится.
За окном темнело, в кабинете постепенно сгущались сумерки. Под потолком автоматически вспыхнули осветители, двумя белыми лентами протянувшиеся по потолку от окна к двери. Мягкий желтоватый свет медленно набрал мощность, выгоняя темноту за стекла, где тьма тут же стала ощутимо плотнее.
Шульц в ожидании начальника экспертного отдела невозмутимо потягивал напиток. Зеленский отрешенно наблюдал за ним, сцепив пальцы рук на животе и поигрывая большими пальцами.
– Скажите, Советник, – вдруг спросил он, – вам никогда не казалось, что наша с вами работа напоминает некий фарс?
– Не совсем понял, что вы имеете в виду? – отозвался Шульц, вскинув редкие брови.
– Я имею в виду, что мы пытаемся планировать события давным-давно уже имевшие место быть.
– Решили пофилософствовать на досуге, господин Зеленский?
– Накатывает иногда, знаете ли. Этакое ощущение безысходности и бесполезности собственной деятельности.
– Бесполезности? – еще больше удивился Шульц.
– Возможно, я не совсем корректно выразился. В возне с прошлым невольно ощущаешь себя пешкой, судьба и действия которой предрешены.
– Поясните свою мысль, пожалуйста. Я все же не совсем понимаю, о чем вы хотите мне сказать.
– Я хочу сказать, что мы пытаемся делать то, что уже сделано или будет нами сделано со стопроцентной гарантией. Если мы существуем и существуем в привычном нам мире, следовательно, наши действия, которых мы еще не совершили, уже совершены нами, а мы их только планируем. Согласитесь, это отдает некоей безысходностью.
– Ну-ну, господин Зеленский, не нужно столь пессимистично на все смотреть. Мы далеко не пешки, а неизбежность чего-либо – всего лишь История с большой буквы. Для нас История – то, что было раньше. Для других История – мы. И все мы – прошлые, настоящие и будущие – части единого отлаженного механизма Истории.
– Вы хотите сказать, что История простирается дальше нас с вами?
– В каком смысле?
– В прямом, господин Шульц. – Зеленский перестал вертеть пальцами и сложил руки на груди. – Мы можем перемещаться только вниз от нашей, базовой, точки времени. Будущее нам недоступно, поскольку его не существует. А вы говорите о единстве прошлого настоящего и будущего. К тому же экстраполируя имеющиеся сведения, можно заключить факт о том, что мы на самом деле являемся прошлым, а не настоящим, как хотелось бы думать.
– И что же навело вас на эту мысль? – По губам Шульца тенью скользнула еле заметная усмешка.
– Именно безысходность. Если предположить наше существование в связи с удачно разрешенными коллизиями в минус пятом и минус ноль двенадцатом, которые мы только-только собираемся планировать, то сам собой напрашивается вывод об уже произведенных нами действиях в этих временных точках.
– Что, по-вашему, доказывает, будто мы пешки?
– Это доказывает свершенность наших действий, которые еще только должны случиться. Следовательно, История, как вы выразились, с большой буквы отнюдь не ограничивается нашей текущей точкой.
– Вы хотите сказать, что мы являемся не настоящим, а частью прошлого?
– Вы ухватили суть, советник! – улыбнулся Зеленский, пристально глядя в глаза Шульцу.
– Но это абсурд!
– Я так не думаю. И вот почему: во-первых, Эолльцы прибыли к нам из черт-те знает какого года…
– Время в их локусе может идти быстрее или медленнее, в зависимости от удаленности и положения домена относительно основного ствола, – вставил замечание Шульц, нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла.
– Возможно, но не со скоростью тысячелетий в год.
Зеленский сделал паузу, однако Шульц не стал возражать.
– Во-вторых, Эолльцы говорили о блокировке определенного периода времени для корректирующего воздействия, а я им склонен верить.
– Бред! – поморщился Щульц.
– Отнюдь. Это как раз вытекает из третьей предпосылки. Нам нет дороги выше данной сиюминутной точки времени, однако мы уже являемся прошлым, что определенно следует из нашего с вами существования.
– Чистой воды софистика. Неправильные предпосылки ведут к неправильным выводам. К тому же совершенно бездоказательным.
– Дорогой господин Шульц, я и не имел намерения что-либо доказывать или опровергать. Это не более чем размышления, так сказать, на злобу дня.
Дверь в кабинет протаяла, и в нее ввалился среднего телосложения молодой человек с кудрявой шевелюрой масляного цвета и квадратным лицом.
– Вызывали? – бойко спросил он, проходя на середину комнаты. Высокий, почти женский голос никак не вязался с его мускулистой тренированной фигурой.
– Да-да, господин Маре, – подтвердил Шульц, отрываясь от трубочки и придавая своему лицу начальственно-суровое выражение. – Господин Зеленский хочет знать (да и я тоже), почему данные по минус ноль двенадцатому до сих пор не поступили ему на стол.
– Ноль двенадцатый? – Маре растерянно провел ладонью по волосам. – Но я их еще вчера передал на вашу консоль, господин Зеленский!
– Ни вчера, ни сегодня из вашего отдела мне не поступали никакие данные, – твердо сказал Зеленский, пристально глядя в глаза молодому человеку. Те, казалось, выражали неподдельное удивление.
– Ничего не понимаю, – развел руками Маре. – Я лично получил подтверждение доставки вам данных. Рассылка была одновременной: Совету и вам.
– Однако Совет их получил, а я – нет. Как вы это можете объяснить?
– Честное слово, теряюсь в догадках.
– Ясно, – вздохнул Зеленский. – Немедленно продублируйте доставку и проследите за ее исполнением, – отдал он указания Маре.
Маре, соблюдая субординацию, повернул голову в сторону Шульца.
– Выполняйте, – подтвердил тот распоряжение Зеленского.
– Есть! – Маре развернулся и быстро направился к выходу.
Зеленский между тем вызвал Начальника внутренней безопасности Координационного центра.
– Демин слушает, – почти мгновенно раздался голос в наушнике гарнитуры.
– Вениамин, Зеленский беспокоит.
– Слушаю, Виктор Степанович.
– Попроси спецов по связи проверить данные серверов центра. Маре…
– Кто?
– Начальник экспертов. Так вот, он клянется, будто вчера лично отправил мне рабочие данные и получил подтверждение доставки. До меня данные не дошли. Свяжись с ним, он тебе объяснит, о чем идет речь.
– Сделаем! – пообещал Демин. – Еще что-нибудь?
– Нет, пока все. – Зеленский отключился. – На консоли замигало сообщение о поступлении информации по первому уровню секретности. – Не прошло и дня, – ворчливо заметил он и развернул сообщение.
Быстро пробежав по строчкам основного сопроводительного документа, Зеленский углубился в изучение исходных данных и их анализа. Это заняло около десяти минут. Шульц терпеливо ждал, потягивая сок.
– Ну вот, некоторые вопросы разрешились к нашему обоюдному удовольствию, господин Шульц, – удовлетворенно отметил Зеленский, разгибаясь.
Шульц, допив наконец содержимое стакана, отставил его на стеклянный столик рядом с креслом. В стакане звякнули полурастаявшие кубики льда.
– И что же вы намерены предпринять дальше? – спросил он, почесав указательным пальцем переносицу.
– Сейчас вызову спецов и займемся проработкой операции. Но мне почему-то кажется необходимым дождаться результатов работы безопасников Демина.
– Господин Зеленский, на мой взгляд, вы слишком много значения придаете досадной случайности с документами. Обычный сбой.
– Обычный… А вот мне эта случайность кажется довольно-таки странной и настораживающей.
– Чем же, осмелюсь спросить? – тяжело поднимаясь из кресла, поинтересовался Шульц.
– Своей неординарностью.
– Как у вас, у русских, говорится? Обжегшись на воде? – желчно пошутил Шульц, неумело растянув пухлые губы в улыбке.
– На молоке, господин Шульц, – поправил Зеленский. – Обжегшись на молоке – дуют на воду, но как бы нам не пришлось дуть на раскаленное масло…
– Центр – ноль – три.
– Ноль – три на связи.
– Корректировка по плану действий. В двенадцать тридцать три блокируете серебристый «Шевроле» номер шесть два пять на пересечении Кутузовской и Некрасова. Необходима солидная пробка до Вознесенской в течение семнадцати минут.
– Принял.
– Далее, с Вознесенской на набережную выскочит «Рено» номер три три шесть. Напротив универмага привлеките внимание водителя. Он должен посмотреть влево, в сторону реки, лучше, конечно, чтобы он остановился.
– Сделаем.
– Без промахов, пожалуйста.
– Обижаете, Виктор Степанович!
– Алексей, ты, что ли?
– Нет, это Валерий.
– Еще один обидчивый, значит. Ладно, удачи! Отбой. Центр – ноль – один.
– Ноль – один на связи.
– Доложите результаты наблюдения.
– ЮБ движется в направлении Постышева. Отклонений от планируемого маршрута пока не наблюдается.
– Хорошо. Засекли вмешательство?
– Не удалось. Тонко сработано, с дальним прицелом.
– Понятно. О любых изменениях докладывать без промедления.
– Есть!
– Отбой.
Борис Сташевский. Крушение планов
Пробка на Некрасова, прямо у светофора, возникла внезапно.
Загорелся зеленый. «Шевроле», стоявший первым, резко рванулся вперед. Его правое переднее колесо попало на наледь, и машину повело вправо. Выровнять ее не удалось, «Шевроле» занесло, к тому же у машины внезапно заглох мотор. Попытка вновь завести машину не увенчалась успехом.
У «Шевроле» замигала «аварийка», из кабины выбрался здоровенный верзила с крайне недовольной физиономией. Огрызнувшись на нетерпеливые, режущие слух переливы сигналов других машин, он открыл капот и принялся ковыряться в движке.
Пробка быстро удлинялась. Водители ближайших машин начали выбираться из прогретых салонов, вскоре окружив незадачливого хозяина «Шевроле» полукольцом. Они засыпали того вопросами, советами и просьбами поторопиться. Мужчина только отмахивался от советчиков огромными ручищами, словно от докучливой мошки, незлобиво огрызался и продолжал дергать провода и перещелкивать разъемы, до которых мог дотянуться. Периодически он усаживался за руль в очередной безуспешной попытке завести строптивого железного коня.
Борис издалека заметил скопление машин и, притормозив, взглянул на часы. Время поджимало. По Некрасова, конечно, гораздо короче, чем по набережной, но еще неизвестно, где будет дольше.
Включив левый поворотник, Борис через двадцать метров свернул в переулок и через три минуты выскочил на почти пустую Вознесенскую улицу, а еще через десять выехал на набережную и поддал газу.
Голые деревья с обвисшими под тяжестью снежных шапок ветками замелькали мимо окна. Чугунная посеребренная ограда, установленная вдоль тротуара набережной, слилась в скачущую серебристую ленту. Машина шла мягко, изредка подпрыгивая на ледяных кочках и небольших выбоинах. Попутных машин почти не было, лишь далеко впереди маячила парочка крутых иномарок, да позади метрах в ста неслась следом старенькая «одиннадцатая» с наплывами льда на капоте.
Дорога на удивления была почти чистой от снега. Его свежие, еще не успевшие посереть рыхлые груды тянулись неровным невысоким увалом вдоль тротуара.
«А скинуть в реку – никак, – беззлобно подумал Борис. – Ну, хоть дорогу почистили – и то дело».
Тут из-за увала, метрах в тридцати впереди машины выскочила черная с белым кошка и бросилась стремглав через дорогу, забавно выкидывая передние лапы далеко вперед. Борис, упершись руками в руль, утопил в пол педаль тормоза. Машину повело влево и она мягко, на излете, уткнулась бампером в снежный увал. Позади резанул уши нарастающий сигнал клаксона. «Одиннадцатая», нырнув вправо, ушла от столкновения. Кошка, избегнув первой опасности, в попытке резко остановиться выгнула спину, уперлась всеми четырьмя лапами в асфальт, и кинулась обратно, чудом вывернувшись из-под самых колес «Лады». Шофер даже не остановился. Машина, набирая скорость, унеслась.
– Ё мое, вот же дурное животное! – Борис в сердцах саданул ладонью по рулю и выбрался из машины.
Осмотрев бампер, Борис несколько успокоился: царапин, вмятин и трещин не было. Снег под бампером был лишь немного примят.
– Повезло, – с облегчением выдохнул он и направился к распахнутой двери, поправляя пушистый воротник куртки, но тут со стороны реки раздался глухой треск и сдавленный вскрик.
Кричал ребенок. Слышался шумный плеск воды.
Борис обернулся к реке и не сразу заметил меж припорошенных снегом кустарников, росших за оградой, мелькавшее синее пятнышко шапки. Шапка то исчезала из виду, то вновь появлялась.
Не раздумывая, Борис перемахнул через увал снега, сходу перескочил через ограду, опершись одной рукой, и почти скатился по отлогому берегу реки, выложенному серыми, с шероховатой бугристой поверхностью бетонными плитами. С трудом остановился у самого льда. Метрах в десяти от берега, в полынье с рваными ледяными краями, во все горло вопила девочка в синей шапке и белом свитере. Она безуспешно пыталась выбраться из воды на лед, но тот трескался и крошился под ее весом.
Борис скинул пуховик и завертелся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы вызволить ребенка из воды. Ничего подходящего вокруг не было, зато рядом обнаружилась куртка девочки и розовый полурасстегнутый рюкзак. Из рюкзака свисал кончик пушистого белого шарфа.
Борис схватил конец шарфа и потянул на себя. Шарф оказался достаточно длинным – как раз то, что нужно!
Борис медленно ступил на лед, проверяя его прочность – торопиться было нельзя, – однако девочка уже заметно выбивалась из сил. Она уже не кричала, а лишь бессильно хваталась за скользкий лед пальцами, с трудом удерживая голову над водой. Глаза ее были широко распахнуты от ужаса и молили о помощи.
Пройдя шага три, Борис лег на живот и пополз по-пластунски к ребенку. Лед предательски потрескивал, но пока держал. Когда до полыньи осталось метра полтора, Борис подтянул шарф, скатал его и резко выбросил руку вперед.
– Держи! – крикнул он.
Шарф развернулся во всю длину и, скользнув по руке девочки, шлепнулся в воду. Девочка, молотя рукой по воде, вновь попыталась ухватиться посиневшими от холода пальцами за конец шарфа и с третьей попытки ей наконец удалось, но при этом ее голова скрылась под водой. Однако Борис уже тянул шарф на себя, работая обеими руками.
Голова девочки показалась из воды. Распахивая рот, словно рыба, выброшенная на берег, она одной рукой держалась за конец шарфа, а другой пыталась уцепиться за ломкий край полыньи.
– Держись двумя руками! Слышишь? Намотай на руку и держись двумя руками! Я вытащу тебя, только не дергайся!
Девочка схватила шарф двумя руками. Борис медленно отползал назад и тянул шарф, стараясь не допускать рывков. Но выбраться на лед у девочки не получалось. Стоило ей немного взобраться на него, как тот с хрустом проламывался под ней, и девочка вновь оказывалась в воде. Борис продолжал тянуть, и вскоре девочка сначала по пояс, а затем и с ногами оказалась на льду.
На девочке были шерстяные рейтузы и толстая кофта, насквозь пропитанные водой. На ногах влажно поблескивали коньки. Стоило только удивляться, как вся эта тяжесть сразу не утянула ребенка на дно.
Борис прекратил ползти назад и теперь только быстро подтягивал девочку к себе. Наконец он схватил ее за руки и, с трудом затащив себе на спину, развернулся к берегу и пополз, работая коленями и одной рукой. Другой рукой он придерживал ребенка за воротник кофты. Девочка тяжело дышала и даже не делала попыток помочь или хотя бы удержаться на спине Бориса. Ее руки и ноги бессильно свисали, волочась по льду.
Выбравшись на плиты берега, Борис подхватил девочку на руки и начал взбираться вверх, к дороге. Девочка мелко дрожала, Борису отчетливо слышался стук ее зубов.
– Чего ж тебя, дурья башка, на лед-то понесло? – тяжело дыша, спросил Борис.
Подниматься по обледенелым плитам с грузом на руках было тяжело. Он постоянно оскальзывался и оступался, и от натуги даже взмок. Девчонке было лет десять-одиннадцать, и весила она килограмм тридцать, не меньше. Плюс мокрая одежда и коньки.
– Хо-хот-тела н-на к-конь-ках… – хлопая длинными ресницами с замерзшими на них капельками воды, ответила девочка.
– Какие коньки? Уф-ф! – Борис выбрался к ограде, перевел дух и с трудом перелез через нее. – Лед тонкий. И никого вокруг нет, посмотри! Ты вообще думаешь головой? А если бы я здесь случайно не оказался?
Девочка сжалась у него на руках и затихла, стараясь даже не дрожать.
– Открой дверь, – сказал Борис, подойдя к задней двери машины. Девочка нерешительно уставилась на своего спасителя огромными зелеными глазищами. – Ну? Чего ждешь? У меня руки заняты.
Девочка осторожно протянула правую руку и непослушными пальцами открыла замок двери, потянув за ручку. Дверь чуть приоткрылась.
– Господи, неужели это так трудно! – сорвался Борис и довершил начатое, поддев дверь правой ногой.
Борис усадил девочку на заднее сиденье и помог ей стянуть коньки. Потом закрыл дверь, забрался по пояс в переднюю, все еще приоткрытую дверь и поставил обогрев на максимум. – Вот так! Я за вещами спущу.
Девочка неловко кивнула, изобразив подобие улыбки посиневшими от холода губами и, подтянув колени к подбородку, обхватила их руками. Борис захлопнул дверь и быстро спустился за куртками и рюкзаком, затем вернулся к машине, закинул вещи на заднее сиденье рядом с девочкой и забрался на водительское место. Подышал на озябшие руки.
Машина успела немного вымерзнуть из-за оставленной открытой водительской двери, пока Борис пропадал у реки, а девочку заметно потряхивало. К тому же с нее ручьями текла вода на обивку сиденья.
Борис обернулся, положив локоть на спинку сиденья.
– Тебя как зовут-то, фигуристка?
– Ю… Юля, – сквозь часто стучащие зубы произнесла девочка, откинув с лица мокрую светло-русую прядь.
– Ну вот что, Юлия Батьковна, быстро снимай с себя мокрое, суй вещи в рюкзак и залезай в мой пуховик – он большой, ты в него вся войдешь, да еще замотаешься.
Девочка поджала колени, обхватила их руками и спрятала за ними пол-лица. Над коленями были видны только глаза под спутанными влажными волосами, налипшими на лоб. Мокрую шапку девочка уже сняла, но все еще держала в руке.
Борис хмыкнул, достал из бардачка пачку сигарет с зажигалкой и закурил.
– В общем, я выйду на перекур, а ты пока переодевайся. У тебя минуты три-четыре.
Борис выбрался из машины и закрыл дверь. Затянувшись сигаретой, он бросил задумчивый взгляд на тонированное стекло задней двери, потом прошел к бамперу, все еще упирающемуся в снег, и присел на капот.
Курил не торопясь. Затем щелчком откинул окурок далеко в сторону, вернулся в машину.
Девочка сидела справа, закутавшись в его пуховик по самые уши. Снизу из-под пуховика торчали голые ступни с поджатыми пальцами ног. Сверху, над мехом воротника, виднелись глаза, пристально следящие за Борисом.
– Ну вот, другое дело, – удовлетворенно сказал он. – Согрелась, колобок?
– П-почти, – тихо сказала девочка в воротник пуховика и едва заметно кивнула. – А п-почему к-кол-лобок?
– Ты себя сейчас видела со стороны? – засмеялся Борис. – Пуховый колобок – глаза да лапки.
Девочка насупила брови, размышляя над шуткой. Ступни ног исчезли.
– Ладно, с юмором у нас тяжело, понимаю – стресс и все такое. Тогда рассказывай, где живешь?
– На Х-хорош-шавина, – не совсем разборчиво сказала девочка в воротник.
– Ничего себе! – присвистнул Борис. – Это же другой конец города. Ну, Юля, тебя и занесло!
Девочка промолчала.
– Ладно, поехали. Все равно я уже опоздал. – Борис дал задний ход и медленно отъехал от сугроба. Потом врубил первую передачу и плавно тронулся с места.
Машина выровнялась и понеслась, набирая скорость, по набережной.
– Я так и не понял, чего тебя на реку-то понесло? – спросил Борис, сруливая с набережной в один из боковых проездов. – Катка, что ли, нет? В центре ведь отличный каток.
Борис бросил взгляд в зеркало. Девочка немного согрелась и высунула голову из воротника полностью.
– Он закрылся почему-то. – Почти не заикаясь, отозвалась Юля. Она смотрела в окно на проносящиеся мимо здания, вертя головой. В ее поведении чувствовалась настороженность. – А мне мама новые к-коньки подарила.
– Это не повод топиться, – опять попробовал пошутить Борис.
– Да уж, – поежилась девочка.
Они замолчали. Борис, крутясь по оживленным центральным улицам, изредка поглядывал в зеркало на девочку. Та, заметив наконец, что машина действительно направляется в сторону ее дома, немного расслабилась.
– А куда вы опоздали? – вдруг спросила она. – К своей жене?
– Почему ты так решила? – не отвлекаясь от дороги, озадаченно спросил Борис. Его вот уже несколько сот метров безуспешно пытался обогнать «форд», прижимаясь почти вплотную к заду машины.
