– Пошла прочь, псина!
Отец Ансельм приподнял сутану и с отвращением отпихнул ногой ластящуюся к нему бездомную собаку – грязную, со свалявшейся шерстью и нахальную, как нищие попрошайки. Хотя нет, те будут понахальнее. Собака поджала хвост и, оглядываясь и жалобно поскуливая, припустила прочь вдоль немощеной улицы бедного района, размытой недавним ливнем.
– Э-э, – поморщился отец Ансельм, задирая сутану еще выше и опуская худую ногу. Мерзкая грязь чавкнула. – За что мне это наказание, Господи?
– А ну, посторонись! – гаркнул левый из стражников, сопровождавших священника, и отстранил копьем троих нищих. Двое поспешно отбежали и скрылись за углом ближайшей хижины, но женщина, облаченная в сущее рванье, пригнулась и скользнула к монаху.
– О святой отец! – воскликнул она, падая на колени и умоляюще протягивая руки.
Отец Ансельм отшатнулся, однако заметив наблюдавших за ним из подворотни еще двух оборванцев, жестом остановил кинувшихся было к нищенке стражников.
– Что тебе, дочь моя? – скроил брезгливо-скорбную мину отец Ансельм, оглядывая заляпанную грязью полу новенькой сутаны.
– Благословите!
– Но почему я? У вас есть свой священник.
Святому отцу вовсе не хотелось касаться жирных, свалявшихся волос женщины. Да и бледное, одутловатое, перепачканное сажей лицо не внушало ему доверия – вдруг какая заразная.
– Но вы святее! – выпалила женщина.
– Хм-м, – с этим отец Ансельм не мог не согласиться. Подумав, он осенил нищенку крестным знамением и не без колебаний возложил ладонь на ее голову. – Да прибудет с тобой Господь, дочь моя! Иди и не греши.
– Благодарю, святой отец! – восторженно взвыла нищенка, падая ниц. Брызнула жидкая грязь, и на сутане появилось несколько новых пятен.
– Ну, все, все, – отступил отец Ансельм, незаметно отерев ладонь о сутану. – Скажи мне, женщина, не знаешь ли ты, где находится дом колдуна Корнелиуса?
– Который заговаривает бородавки и лечит бесплодие? – подняла голову нищенка.
– Он еще и бесплодие лечит? – вскинул жидкие брови отец Ансельм.
– Да-да!
– И как, успешно?
– Очень! Жена Руфуса вот-вот родит, и еще три беременны.
– Хм-м, – лицо отца Ансельма посуровело. – И как же он их… лечит?
– Они не говорят, святой отец. Лекарь…
– Колдун, – мягко поправил нищенку отец Ансельм.
– Вот я и говорю: лекарь Корнелиус предупредил их, что если они обмолвятся об этом, то лечение пойдет насмарку.
– Занятно! Пойдешь с нами.
– З-зачем? – Нищенка начала отползать на коленях, но стражник преградил ей дорогу.
– Ты свидетель грязных дел Корнелиуса. Дашь показания в суде, – криво усмехнулся отец Ансельм.
– Но я не лечилась у него!
– Неважно, – отмахнулся монах и поднял глаза на стражников. – Возьмите ее, святой суд желает допросить эту несчастную.
– Пощадите! – застонала женщина.
– Молчи, дура. – Стражник в сверкающих кирасе и морионе и высоких сапогах, на которые отец Ансельм уже всю дорогу поглядывал с завистью, рывком поднял нищенку на ноги. – Тебе оказана великая честь!
– Разве? – засомневалась женщина.
– Истинно так. Проклятый еретик должен понести заслуженную кару.
Отец Ансельм смиренно сложил руки и уставился в затянутое тяжелыми тучами небо – вот-вот мог разразиться новый ливень. Подумав о ливне, монах подобрал сутану и заспешил дальше.
– Заодно покажешь, где живет – хе-хе! – лекарь, – бросил он через плечо.
Стражник подтолкнул нищенку в спину, и та побежала за святым отцом, все время оборачиваясь на подворотню, откуда появилась. Двоих ее товарищей и след простыл.
Дом мага обнаружился не без труда – то ли нищенка с перепугу что-то все время путала и долго водила всех кругами, то ли место, где жил Корнелиус, и в самом деле было заколдовано и постоянно ускользало от отца Ансельма. Но, как бы там ни было, а когда монах, едва сдерживающий рвавшуюся наружу ярость, собрался призвать на голову нищенки все известные ему кары небесные, дом вдруг возник перед самым его носом. И было непонятно, как отец Ансельм не заметил дома раньше.
Впрочем, в том не было ничего удивительного, если учесть, что на улице уже порядком стемнело, тусклый фонарь в руках одного из стражников давал слишком мало света, а сам дом выглядел настолько неказистым, что вряд ли можно было предположить, будто в нем проживает известный на всю округу маг. Высокий, чуть покосившийся, но еще крепкий деревянный забор окружал скромных размеров халупу с соломенной крышей и кривой печной трубой. А узкая калитка, выкрашенная в неопределенный цвет, с простенькой медной ручкой в виде кольца, пряталась в кустах ежевики.
– Наконец-то! – в сердцах воскликнул отец Ансельм, торопливым шагом приблизившись к калитке.
Смерив ее взглядом, он взялся за кольцо и решительно потянул на себя; калитка не поддалась. Монах потянул сильнее, но результат оказался тем же. Тогда отец Ансельм дернул за кольцо изо всех сил.
– Чтоб тебя! – воскликнул он, утер рукавом со лба испарину и повернулся к стражнику, мявшемуся неподалеку. – Ты, открой!
Скучающий стражник с радостью взялся за порученную ему ответственную работу, но в борьбе с калиткой достиг не более монаха, проявлявшего все большее нетерпение из-за непредвиденной задержки. К тому же начал моросить мелкий дождик, сутана намокла, и отец Ансельм порядком озяб. А между тем грохот, производимый стражником, поднял на ноги половину трущоб, и маг, разумеется, не мог не слышать, что к нему кто-то пожаловал. И тем не менее Корнелиус не спешил открыть гостям.
– Какая неслыханная наглость! – воскликнул отец Ансельм, мелко подрагивая всем телом. – Почему он не открывает?
– Не могу знать, ваше преосвященство! – вытянулся стражник с фонарем.
– Ломайте дверь! – дал отмашку монах.
– Святой отец? – Нищенка осторожно подергала отца Ансельма за рукав.
– Ну что тебе? – грозно сверкнул глазами монах.
– Вообще-то дверь открывается внутрь… – сказала нищенка и изобразила подобие льстивой улыбки.
От вида гнилых зубов и дурного запаха изо рта монаха передернуло. Он брезгливо выдернул рукав из грязных пальцев и оттолкнул стражника, выламывающего кольцо копьем.
И вправду, калитка от легкого толчка отворилась, и отец Ансельм вздохнул с облегчением.
– Твоя неоценимая помощь следствию обязательно зачтется тебе, дочь моя, – напыщенно произнес он и шагнул во двор. – Не понимаю, зачем приделывать ручку, если калитку нужно толкать?
– Может быть, чтобы закрывать ее? – предположил стражник.
Монах одарил его гневным взглядом, и стражник заткнулся, вцепившись обеими руками в копье и втянув голову в плечи.
– Следуй за мной и не рассуждай! И вы двое – тоже.
Но лишь сделав шаг через порог, монах застыл. Глаза его округлились, а нижняя челюсть удобно устроилась на рыхлой груди. Двор оказался больше раз эдак в десять, чем казалось снаружи, а вместо одноэтажной халупы возвышался роскошный двухэтажный каменный дом с широкими окнами, красной черепичной крышей и флюгером в виде пускающего стрелу Купидона. Но это было еще не все. Если за воротами вступала в свои права поздняя осень, то во дворе дома Корнелиуса царило лето и вовсю светило солнце. Ночью! Сад, начинавшийся почти от самой калитки, сплошь зарос диковинными деревьями, которых отец Ансельм никогда в жизни не видывал. Ухоженные клумбы покрывали цветы всевозможных расцветок, образуя хитросплетения ярких узоров, а у одной из клумб стояла… нагая девушка и поливала цветы из лейки. Другая сидела рядом на корточках и пропалывала клумбу. Та, что была с лейкой, обернулась к калитке, мило улыбнулась и помахала монаху ручкой.
Отец Ансельм сильно зажмурился, схватился за сердце и покачнулся, но его поддержал стражник.
– Дьявольское наваждение! – пробормотал отец Ансельм и мелко закрестился. Затем дрожащей рукой перекрестил сад и осторожно приоткрыл один глаз.
Сад не изменился. Бесстыдницы тоже никуда не делись, только теперь уже обе стояли с лейками, казавшимися бездонными.
– Мням, – сказал охранник за спиной отца Ансельма, и монах пришел в себя.
– Закрыть глаза, всем закрыть глаза! – гаркнул он, прикрыв лицо ладонью.
– Нам тоже? – спросила одна из девушек.
– Н-нет, то есть… – пробормотал смущенный монах и посмотрел меж пальцев, но тут же вновь отгородился от непотребного зрелища. – Разврат! Ты и… женщина, – бросил он охраннику, топтавшемуся у калитки, – оставайтесь здесь. А ты, – монах дал знак другому охраннику, – следуй за мной.
– А мы? – спросили девушки, опуская лейки.
– Изыди, сатанинское отродье! – гаркнул в ответ отец Ансельм.
– Фи! – сказали девушки и, покачивая бедрами и налитыми грудями, скрылись за деревьями.
– Уф-ф, – заулыбался монах, что все так хорошо разрешилось, и заторопился к дому – кто знает, сколько здесь бродит этих обольстительных исчадий ада.
Но не успел он подняться на порог дома, как входная дверь сама собой распахнулась, и навстречу монаху вышел бодрый старикашка в черной в красную полоску хламиде и высоком колпаке с кисточкой наверху. Отец Ансельм долго разглядывал колпак, показавшийся ему совершенно дурацким, потом опустил глаза и впился взглядом в подвижное костистое лицо мага. Тонкогубый рот, чуть оттопыренные уши, острый нос и черная, с проседью борода – не очень длинная, но пышная. Пусть отец Ансельм до этого момента ни разу в жизни не видел Корнелиуса, но старикашка не мог быть никем иным. Святого отца постигло разочарование. Он полагал, что столь сильный маг должен иметь более внушительную внешность.
– Про… грм-м, – прочистил горло монах. – Корнелиус, проклятый колдун и еретик, ты обвиняешься в…
– Во-первых, обойдемся без оскорблений. – У мага оказался приятный, мягкий баритон. – Я же не обзывал вас, скажем, гнусной канцелярской крысой?
– Но… – опешил отец Ансельм.
– А во-вторых, пройдем в дом и там спокойно побеседуем.
– Вести задушевные беседы с вероотступником и колдуном? – взорвался монах. – У которого по саду гуляют, – прости Господи! – голые ведьмы, и светит солнце?
– Разве солнечный свет тоже уже под запретом?
– Н-нет, – растерялся святой отец, но быстро взял себя в руки. – Но не ночью же!
– Если вам больше по душе ночь, сырость и холод, я могу устроить их специально для вас, – пожал плечами маг.
– Нет, нет, – поежился отец Ансельм от воспоминаний о холоде и дожде. – Меня вполне устраивают солнце и тепло.
– Прекрасно! Что же касательно девушек, то они вовсе не ведьмы, а, скорее, грациозные символы красоты природы, всего сущего и отрицания лжи. – Корнелиус развел пальцы на правой руке, будто показывал распускающийся цветок. – И часть моего великолепного сада. Он великолепен, не правда ли?
– Сатанинское наваждение! – прорычал отец Ансельм. – Блуд!
– Не более сатанинское, чем ваша святая инквизиция. Между прочим, Адам и Ева в райском саду тоже не имели одежд. Помните, в святом писании: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились».
– Разврат! – Отец Ансельм уже не мог остановиться.
– Вам, конечно, виднее, – хмыкнул маг. – Но с моей точки зрения, лучше уж милые грациозные нагие создания, чем лысое злобное, клацающее зубами чучело в сутане. Между прочим, твой стражник, кажется, со мной согласен.
Стражник и вправду вытянул шею в попытке разглядеть бесстыжих прелестниц меж деревьев, но девушки, к его глубокому сожалению, не появлялись. Отец Ансельм нахмурился и ткнул стражника локтем в бок.
– А? – опомнился тот, едва не выронив копье.
– Стой здесь! – приказал монах и, подобрав сутану, взошел по лестнице. – Пошли поговорим, – недовольно буркнул он магу.
– Давно бы так, – кивнул Корнелиус и первым вошел в двери. Отец Ансельм перекрестился, вздохнул и последовал за хозяином в дом.
– Послушай, почему ты их не оденешь?
– Кого?
– Да женщин своих, кого же еще?!
– Они не хотят, не привыкли.
– Как так?
– Очень просто. Одна была кошкой, которая не хотела ловить мышей и вечно таскала сметану; другая – вредной собакой, что вечно путаются под ногами и норовят тяпнуть за щиколотку. Вот я и обратил их в людей. Какая-никакая, а польза от них есть.
– Услаждаешь взор и тешишь плоть? – скривил лицо в ехидной улыбке монах.
– Кто о чем, а вшивый о бане, – покачал головой Корнелиус. – Они ухаживают за садом и домом, готовят еду, читают мне и поют.
– Хе-хе, и сотворил он человека… Не слишком ли ты высоко взлетел, маг? Падать будет оч-чень больно.
– С чего мне падать? Разве кто-то вроде тебя поможет, а?
– Но ведь ты не будешь отрицать, что твое колдовство не от бога?
– Хочешь сказать, оно от дьявола? Но разве дьявол создавал прекрасные сады или людей?
– Грм-м, – откашлялся в кулак отец Ансельм. Маг оказался не так прост.
Корнелиус прошел к удобному креслу, установленному у окна, и опустился в него. Присесть монаху он не предложил. Но тот и не собирался засиживаться в этом прибежище сатаны. Хотя, подумалось отцу Ансельму, вовсе не плохо, что маг пригласил его в дом. Теперь он видел собственными глазами все, что требовалось: и сад с домом, и непотребных женщин, и неистово сияющее над головой солнце, и даже стол посреди комнаты, уставленный алхимической утварью, в которой пузырились неведомые колдовские снадобья.
– Значит, ты утверждаешь, что являешься белым магом? – Отец Ансельм осторожно приблизился к столу и заглянул в одну из колб, наморщил нос, зажал его и отстранился.
– Белое, черное… Видишь ли, я постигаю мир уже более ста лет, и он гораздо шире и многообразнее, чем представляется тебе. К тому же между черным и белым есть бесконечное множество оттенков и…
– Ты не ответил. – Монах взял другую склянку, поболтал ее и поглядел на просвет. Поставил на место.
– Уверяю тебя: дьявол тут совершенно ни при чем. Это наука, если ты понимаешь, о чем я говорю. Строгая наука, раскрывающая пытливому уму невероятные тайны природы.
– А лечение бесплодия у нищих дурочек – тоже наука? – хитро прищурился отец Ансельм.
– Уже и об этом пронюхал? Что ж, если их мужья страдают бесплодием, то почему бы не подарить этим женщинам радость материнства.
– Почему же ты не излечил их своей мудрой светлой магией?
– Зачем такие сложности, если есть более простые способы?
– Выходит, решил соединить приятное с полезным?
– Тебе-то откуда знать о приятном? – хмыкнул Корнелиус.
– Молчи, старый прелюбодей, обуянный бесом похоти!
Монах взял третью склянку. В ней жидкость, исходящая пузырьками, забавно меняла цвет. – Представляю, как будут счастливы мужья нищих дурочек узнать о сути твоего лечения, – противно захихикал святой отец.
– Я мог бы стереть тебе память, зашвырнуть на Луну или куда подальше. Или превратить во что-нибудь.
– Так чего же ты медлишь? – Отец Ансельм немного струхнул, но внешне остался спокоен. По опыту он знал, что нельзя выказывать страх перед тем, кто сильнее тебя.
– Да вот, думаю, в кого тебя лучше обратить: в осла или хряка? Девушки могли бы кататься на тебе по двору. Впрочем, зачем мне жирная свинья в прекрасном саду?
– Послушай, колдун, – монах решил отвлечь Корнелиуса, – пока ты размышляешь над моей участью, не объяснишь ли, чем ты здесь занимаешься?
– Опыты, научные опыты, – отстраненно произнес маг, снял колпак, опустил его на пол и пригладил густую шевелюру. – Тебе не понять.
– Отчего же! Приворотное зелье? Или хочешь вызвать бурю, наслать мор? А может, ищешь способы создания золота?
– В том нет ничего сложного. Но к чему оно мне? – пожал плечами Корнелиус. Было хорошо заметно, что беседа наскучила ему.
– Значит, ты все-таки можешь его создать?
Отец Ансельм весь напрягся. Если проклятый колдун создаст золото, то в его руках окажется важная улика. Возможно, кое-что получится урвать и себе.
– Конечно.
– Не верю!
– Ну хорошо же, Фома-неверующий, держи!
Корнелиус взмахнул руками, и перед самым носом ошарашенного отца Ансельма возник слиток золота. Монах в ужасе отшатнулся. Слиток упал, пребольно саданув его по пальцам левой ноги.
– Ай-я-а! – завопил монах, заскакав по комнате со склянкой в руке.
– Осторожно! – выкрикнул Корнелиус. – Реторта!
Отец Ансельм мгновенно замер и уставился на реторту, жидкость в которой внезапно налилась пурпуром и взбурлила. Пальцы монаха непроизвольно разжались. Склянка упала на стол, осколки брызнули во все стороны. Из разлившейся жидкости повалил едкий пар. Несколько склянок, задетых осколками, опрокинулись. Сильно зашипело, вспыхнув, занялся стол. Бледный монах, позабыв про боли в ступне, отодвинулся от стола, уперся спиной в стену и сглотнул.
– Что ты натворил, безмозглый дуралей! – в ужасе вскричал Корнелиус, вскочив из кресла.
– Я… это… – прошлепал губами отец Ансельм, наблюдая, как смешавшиеся жидкости закручиваются в вихрь, и тот растет и расширяется прямо на глазах. Вот он уже соскочил со стола и уперся ножкой в пол. Доски пола, там, где их коснулось острие воронки, лопнули, бешено вертящийся зев потянулся к потолку, тот треснул и начал проседать. Стол сорвало с места и бросило на дверь, перегородив выход. Посуда посыпалась на пол, звон стекла забил уши.
– Беги, несчастный! – Корнелиус подскочил к монаху и, схватив его за шкирку, попытался выпихнуть в окно, но ряса зацепилась за раму, и отец Ансельм закупорил собой проход.
– Именем Господа нашего… – забубнил монах, оглядываясь через плечо на бушующий смерч, который вот-вот должен был дотянуться до людей своей ненасытной пастью.
– Да пролезешь ты или нет? – Маг продолжал пихать монаха.
– Иисуса Христа… – Отец Ансельм, переломившись через узкий подоконник, не переставая крестился.
– Ты спятил? Сейчас рванет!
– А? – опомнился святой отец и неистово задрыгал ногами. – Я застрял, застрял!
– Ряса зацепилась! А, чтоб тебя!..
– Господи, спаси… – пробормотал отец Ансельм, дергая рукой рясу, но прочная ткань никак не хотела рваться.
И тут смерч настиг людей. Мага оторвало от монаха и закрутило, а за ним и отца Ансельма выдернуло из окна, словно пробку штопором из бутылки. Беснующаяся, воющая громада смерча проломила крышу. Разлетевшаяся шрапнелью черепица посекла деревья, только чудом не задев людей. Стражник, ожидавший у дома, бросил копье и, подвывая, бросился вон со двора.
– Спасайся, кто может! – завопил он, и оба стражника и нищенка бросились врассыпную.
Смерч между тем разметал полкрыши и вырвался на свободу сквозь дыру. Радостно вильнув хвостом, он с диким воем устремился ввысь и растаял в небе. Все стихло.
Стражники, укрывшиеся в ближайшей подворотне, долго не решались приблизиться к страшному месту. Нищенка сбежала, но важнее, разумеется, было узнать, что сталось с отцом Ансельмом. Наконец переборов страх, стражники приблизились к распахнутой настежь калитке и осторожно заглянули во двор. В саду ничего не изменилось. Здесь все также светило солнце и росли диковинные деревья. Девушек видно не было, и вокруг царила удивительная тишина.
– Ваше преосвященство, – дрожащим голосом позвал стражник, опасливо озирая дом. – Ва…
Но тут калитка сама собой захлопнулась, больно саданув стражника по носу. Стражник взвыл, схватившись за лицо, опрокинул своего товарища в грязь и припустил прочь от проклятого дома. Второй проворно вскочил, подхватил копье и понесся не оглядываясь следом за первым.
Отбежав на приличное расстояние, они укрылись от дождя под сенью полуразрушенного сарая. Первый стражник ощупывал распухший нос и все шмыгал им. Второй то и дело поглядывал вдоль улицы, не появится ли монах, но улица оставалась пустой.
– Что будем делать? – спросил второй стражник.
– Что, что! Откуда я знаю, что! Копье жаль.
– И отца Ансельма, – вздохнул второй.
– Да чтоб он провалился, твой отец Ансельм! Видишь, что вышло? – ответил первый и опять шмыгнул разбитым носом.
– Да уж, – поежился второй то ли от холода, то ли от пожелания собрата. – Скажем-то чего?
– Правду, – буркнул первый в ответ.
– Ты с ума сошел! – Второй стражник прижал к себе копье. – Нам никто не поверит.
– Твоя правда. Тогда скажем… скажем, что ничего не видели и не знаем. Отец Ансельм зашел в дом, мы его прождали весь вечер и…
– И нам отрубят головы, за то, что бросили святого отца в логове самого дьявола.
– Ну-у… – Первый затравленно огляделся и помассировал шею. Расставаться с головой вовсе не хотелось.
– Тогда скажем, что не достучались, отец Ансельм вернулся назад, а нас отослал в казармы.
– А сам-то он куда потом делся? – засомневался второй.
– Нам-то какое до того дело! Его преосвященству виднее, куда.
– Ага, верно говоришь, – кивнул второй. – Тогда пошли?
– Пошли.
Стражники еще немного поколебались, вдруг монах все-таки появится в конце улицы, потом покинули сарай и заспешили прочь.
На улицы пригорода быстро опускалась ночь, а до казарм было далеко.