Леонид Резников
Главная ветвь
Совет Центра. Йозеф Браун. Крах надежд
Экстренное, чрезвычайной важности заседание Совета проходило в кабинете его главы Йозефа Брауна. Помимо членов Совета, занятых в реализации программы «Абсолютный ноль», присутствовал Координатор Зорин. Все были напряжены до предела.
– …Это была ваша инициатива, господин Браун, предоставить ему карт-бланш.
– Моя, – сдержанно подтвердил тот. – Хотя сейчас не время искать виноватых. Нужно что-то решать.
– Анализ психоматрицы Фролова, – вставил советник Станцо, – указывал на его полную лояльность Центру, абсолютную совместимость с психоматрицей Бельской, а также…
– Господин Станцо, я только что указал на отсутствие необходимости искать виноватых, – перебил говорящего Браун, сурово воззрившись на того. – У вас есть что-либо по существу?
– Нет, – обиженно буркнул тот и уткнулся носом в стол.
Остальные тоже молчали.
– Я могу сказать одно, – продолжал глава Совета, – ситуация критическая. До назначенного момента активации остается всего ничего – меньше суток. И что мы имеем? Бельская увольняется из института, а Фролов, действуя по собственному усмотрению, выкладывает все как на духу Бельской, разрывает с ней всякие связи и второй день валяется дома, бездействуя и не желая ничего предпринимать.
– Его можно понять, – кхекнув, вставил Зорин.
– На что вы намекаете, господин Зорин. И, кстати, не вижу в этом ничего веселого.
– Я намекаю на тот факт, что Фролов все-таки осознал суть происходящего. Он парень неглупый, и мы со Стравинским предупреждали Совет об опасности именно такого исхода дела.
– Что именно вы подразумеваете под сутью происходящего? – Браун недовольно поджал губы.
– Я подразумеваю то, что Фролова фактически подставили. Ситуация, в которую он попал, в моральном плане крайне неприятна. Для любого человека.
– Фролов – не кисейная барышня, а работник серьезной структуры! – гневно сверкнул глазами Браун. – К тому же он подписал согласие на сотрудничество.
– В этом согласии, насколько я помню, не оговорены пункты, позволяющие вертеть им в личине Сташевского.
– Пусть так. Но по сути с Фроловым ничего ужасного не произошло.
– С вашей точки зрения. А с точки зрения Фролова – это личная трагедия.
– Личные трагедии не должны мешать делу! Здесь недопустимо слюнтяйство!
– Они бы и не мешали, если б все было оговорено с Фроловым заранее, как я и предлагал. Быть марионеткой никому не нравится.
– Предположим, мы действительно обошлись с Фроловым несколько… м-м… неэтично. – Браун постарался взять себя в руки и успокоиться. – Но сейчас важно не это. У вас есть какие-либо варианты выхода из сложившейся ситуации?
– Только два: срочно задействовать запасной вариант с привлечение другого контроллера, либо оставить все как есть и подождать результата.
Браун помолчал, натужно размышляя.
– Запасной вариант, конечно, выход. Но у нас почти не остается времени на коррекцию. Бельскую необходимо как-то привести в институт, чтобы все выглядело согласно легенде, всучить ей прибор и активировать его.
– Знаете, господин Браун, – вклинился в диалог советник по этике Саммерс, – ваше отношение к людям действительно настораживает. Всучить! Слюнтяйство! Кисейная барышня! Зорин прав, вы обращаетесь с людьми, как с куклами, и я, простите, буду вынужден поднять этот вопрос на ближайшем заседании Совета!
– Если успеете, – буркнул под нос Браун.
– Что вы сказали? – переспросил Саммерс. Его бледная прозрачная кожа на лице покрылась розоватыми пятнами.
– Я сказал, если у вас для этого будет возможность и время.
– Как понимать ваши слова? Вы мне угрожаете?
– Не я – Фролов. Своим бездействием.
– Полагаю, ситуация не столь безнадежна, – сказал Зорин. – В конце концов, мы до сих пор существуем, и это является подтверждением того, что все пока идет так, как и должно идти. Поэтому я выступаю за второй вариант: оставить все как есть и подождать.
– А вы оптимист, господин Зорин! – усмехнулся глава Совета. – А если все пойдет не так, как должно идти?
– В таком случае нам будет уже совершенно безразлично. И я, кстати, далеко не оптимист, а реалист. Согласно расчетам аналитиков, именно этот вариант имеет гораздо больше шансов на положительный исход дела – сорок шесть процентов – в отличие от остальных, чьи цифры колеблются в пределах лишь двадцати.
– Когда же вы успели произвести расчет, смею спросить?
– Расчет был произведен вчера с разрешения советника Вердоне, курирующего аналитиков и присутствующего здесь, несмотря на ваш отказ включить и этот вариант в список возможных.
Браун еще больше нахмурился. Его лохматые брови встопорщились, словно иглы у потревоженного дикобраза, и сошлись на переносице.
– Господин Браун, – добавил Вердони, – мы действовали исключительно в интересах общего дела, важность которого, как вы отметили недавно, выше наших личных недовольств и амбиций.
– И вы туда же Вердони? – хрипло произнес Браун.
– Простите, я не улавливаю смысл сказанного вами. Мы в данный момент решаем вопрос первейшей важности – существование нашего мира. Вопрос вашего соответствия занимаемой должности едва ли тянет на десятую и в данный момент не обсуждается.
– Насколько я понимаю, – Браун откинулся на спинку и задрал подбородок, – от меня здесь ничего не зависит.
– Вы ошибаетесь, господин Браун. Вы по-прежнему глава Совета, и мы не собираемся действовать в обход законов. Но, если того потребует дело, мы имеем полное право выразить вотум недоверия. Но, – думаю, со мной согласятся все присутствующие здесь члены Совета, – до этого не хотелось бы доводить, поскольку подобное решение существенно подорвет престиж Совета.
– Господа, давайте оставим взаимные обвинения, успокоимся и все же перейдем к рассмотрению важнейшего вопроса: что нам предпринять? – предложил Саммерс.
Наступила неловкая пауза, которую нарушил Вердони:
– Итак, мы имеем шесть вариантов. Пять из них уже обсуждались нами сегодня и не вызвали у Совета большого энтузиазма. Шестой был только предложен к обсуждению. И тем не менее, из них только два, включая вариант, предложенный господином Зориным, имеют достаточно высокий процент положительного исхода. А именно: дубль-агент – двадцать восемь процентов и вариант, так сказать, пассивного созерцания – сорок шесть. Предлагаю голосовать по ним, а после уточним детали.
Зорин, не являясь членом Совета, не голосовал, а лишь наблюдал за голосованием. Напористой решимости не было заметно ни в одном из советников. Никто не был на сто процентов уверен в правильности выбора, но второй вариант все же одобрило подавляющее большинство.
Оставалась резолюция главы Совета.
Браун, борясь с собой (что не укрылось от пытливых взглядов присутствующих), решил не идти на конфронтацию с Советом и поддержал результат голосования, хотя в корне был не согласен с ним. Поддержал не из боязни потерять кресло главы Совета, а из совершенно логичного вывода, что при данном настрое советников никто все равно не прислушается к его мнению, и жертва будет напрасной.
Несмотря ни на что, Браун продолжал считать себя незаслуженно оскорбленным и униженным. Его, всей душой болеющего за дело Центра, обвинили в совершеннейшей безделице, раздув ее до размеров небоскреба. Люди!.. Люди должны подчиняться установленным правилам и действовать согласно своим обязанностям, не привнося в них всякую моралистскую чушь, личные интересы и дешевую глупую чувственность, которые только вредят делу. Именно вредят, что подтверждается сложившейся критической ситуацией.
– Поддерживаю решение Совета, – сказал Браун. Глава Совета уже взял себя в руки. Его лицо разгладилось, приобретя спокойные черты.
– Принимается пассивный вариант, – продолжал Вердони. – Теперь рассмотрим детали его проведения.
– Советник Вердони, какие могут быть детали у варианта, при котором мы сидим сложа лапки и ждем, наступит конец света или нет? – язвительно заметил Браун.
– Ваше замечание, господин Браун, совершенно неуместно, тем более когда вы сами проголосовали за него.
– А что мне оставалось делать, по-вашему?
– Вы не согласны с выбранным вариантом?
– А это имеет какое-либо значение?
– Господин Браун, – вмешался в перепалку Саммерс, – поскольку в мои обязанности входит следить за этичностью поведения членов Совета, я бы попросил вас воздержаться от колкостей и сарказма и работать в конструктивном ключе. Итак, вас спрашивают еще раз официально, для протокола: вы не согласны с вариантом, который поддержали? Да или нет?
– Согласен, – жестко ответил Браун и поджал губы. Уголки его губ презрительно опустились.
– Было ли оказано на вас давление членов Совета?
– Нет.
– Повлияли ли еще какие-либо внешние факторы на ваш окончательный выбор?
– Нет. – Браун раздраженно повысил голос.
– В таком случае что же вас не устраивает в нем?
– Меня не устраивает роль пассивного наблюдателя.
– Но, позвольте, никто не говорит об абсолютной пассивности! – встрепенулся Вердони.
– О чем же тогда идет речь? Меня по странной случайности забыли ознакомить с данным вариантом.
– Простите, но давайте не будем подменять понятия. Вариант был предложен вам господином Зориным еще два дня назад, но вы не захотели ознакомиться с ним, сочтя его не заслуживающим внимания. И тем не менее именно этот вариант получил наивысший процент осуществимости.
– Предположим, что так, – нехотя согласился Браун. Он подался вперед, выпрямляя спину, и сложил руки на столе. – В таком случае прошу ознакомить меня с ним.
Вердони некоторое время переваривал подобную беспардонность, потом продолжил как ни в чем не бывало:
– Вариант пассивного наблюдения предполагает невмешательство в развитие событий, с предоставлением возможности Фролову самому разрешить сложившуюся ситуацию. Однако не исключается возможность минимального содействия, варианты которых в данный момент просчитываются по моему запросу после окончательного утверждения варианта. Данных пока нет, но я все же считаю, что сторонние воздействия необходимо свести к минимуму, поскольку группы «среднего» времени уже и так проявляют повышенный интерес к нашим контроллерам, включая и Фролова, имевшего с ними непосредственный контакт, причем не единожды.
– Чем же нам может грозить повышенный интересен данных групп? – спросил Браун. – Мы в состоянии без особых проблем противостоять им, что было доказано действиями Семякина. Насколько я помню, ему удалось вывести из строя двух особо интересующихся его персоной.
– Господин Браун, – вставил до того молча наблюдавший за перепалками в Совете Зорин, – поймите наконец, мы не на полигоне и не на ринге. Это чужое время, и мы не имеем никакого права разгуливать там на правах хозяев, поигрывая мышцами и дубасить всех, кто нам не нравится или мешает с нашей точки зрения. Мы – незваные гости, но если мы все же вломились туда и отстаиваем собственные интересы, то следует вести себя по возможности тише воды, ниже травы. Или вы считаете иначе?
– Возможно, вы и правы, но группы из «среднего» такие же незваные, как вы выразились, гости и мешают нам действовать, – все еще не сдавался он.
– Господин Браун, не следует забывать и об общности наших с ними интересов. К тому же именно наша политика привела к их появлению в данном отрезке времени.
– И тем не менее…
– Господа, давайте продолжать обсуждение, – устало вздохнул Саммерс. – Время не терпит.
– Мне как раз начали поступать данные от аналитиков, – сказал Вердони, просматривая информацию на экране своего инфора. – Аналитики рекомендуют следующее: вмешательство в отношения между Бельской и Фроловым может только навредить делу. Их психоматрицы, как уже говорилось в начале заседания, имеют много общего, они все равно будут тянуться друг к другу. Расчетчики уверены: эти двое сами смогут найти выход из сложившейся ситуации, причем в самое ближайшее время. Однако возможен вариант микровоздействия на Бельскую. В данном случае рекомендуется психологический подход, способный подтолкнуть Бельскую на путь восстановления отношений с Фроловым. Фролов обработке не подлежит. Если у Совета есть желание, могу ознакомить с детальными выкладками аналитиков.
Он сделал паузу, ожидая вопросов.
Вопросов не последовало – заседание, проходившее в негативной атмосфере и длившееся уже более часа, порядком всех измотало.
Вердони продолжил:
– Далее, в связи с существующей угрозой вмешательства террористов из второго локуса, предлагается выявить членов преступной группы и аккуратно сдать их наблюдателям из «среднего». У нас для этого гораздо больше возможностей, чем у них. К тому же террористы больше не будут путаться у нас под ногами.
– Не лучше ли было вообще заблокировать второй локус. Пусть бы поедали друг друга и не лезли, куда не просят. Как с пятым, – вставил Браун.
– В том нет необходимости, господин Браун, – ответил за Вердони Зорин. – От пятого действительно исходила серьезная угроза. Нам вынужденно пришлось наложить временную блокировку на пятый, пока ситуация в нем не стабилизируется. В то же время второй осознал тщетность своих попыток что-либо переиначить и готов, как нам докладывают наблюдатели из «среднего» времени, к сотрудничеству с Центром, что наглядно было продемонстрировано сдачей Коалицией террористической группы своего бывшего соратника.
– Полностью согласен с господином Зориным, – подтвердил Вердони. – К тому же на блокировку локуса уходит слишком много энергии, а ее запасы у нас тоже не безграничны.
– Замечание принимается, – согласно кивнул Браун. – Продолжайте, господин Вердони.
– Далее предлагается обеспечить беспрепятственный доступ в нужное время в институт Фролова и Бельской, где они осуществят так называемый эксперимент под контролем наших наблюдателей. В случае неактивации оборудования в нужное время, осуществить его включение удаленно. И последнее: обеспечить группам наблюдения из «среднего» времени возможность беспрепятственного наблюдения эксперимента, для создания легенды. И еще необходимо оградить Фролова и Бельскую от возможного постороннего вмешательства. Это все.
Вердони отложил инфор и прикрыл его ладонями.
– Вопросы к докладчику? – спросил Браун.
Вопросов не было.
– В таком случае я должен констатировать следующее: во-первых, я действительно совершил необдуманную поспешность, откинув данный вариант, показавшийся мне заведомо проигрышным. Признаю, был неправ. Во-вторых, пока говорил советник Вердони, я ознакомился с его деталями и не могу не признать, что план гармонично вписывается в легенду, на основе которой все и разрабатывалось, и поэтмоу полностью поддерживаю данный вариант. Но у меня вызывает сомнение возможность налаживания отношений между Фроловым и Бельской в столь кратчайшие сроки, пусть даже выкладки психоаналитиков выглядят безупречными и убедительными. Тем не менее, поскольку никто из совета не имеет ничего добавить, я утверждаю данный вариант и прошу господина Зорина заняться его немедленной реализацией. Совещание закрыто. – глава Совета поднялся из кресла. – Спасибо всем.
В коридоре Саммерс нагнал Зорина и зашагал рядом, подстраиваясь под его стремительную размашистую походку.
– Знаю, это не совсем правильно – обсуждать члена Совета с посторонним, но мне хотелось бы узнать ваше мнение.
– Что вас интересует, советник? – отрываясь от своих мыслей, спросил Зорин.
– Как вы думаете, почему Браун пошел на попятную и без лишних размышлений принял предложенный вами вариант, хотя подобное само по себе уже можно расценить, как давление отдельных членов Совета на него и нарушение субординации?
– Несмотря на все его отрицательные качества, он все-таки хочет жить.
– Вы имеете в виду его место в Совете?
– Я имею в виду саму возможность жить, а не привилегии его положения. Сейчас все зависит не от него, не от системы, в которой мы с вами имеем честь работать, а от маленького, ничего незначащего, как склонен считать Браун, человечка Фролова и давно не существующей Бельской.
– Вы полагаете, он это понял?
– По крайней мере, надеюсь…
– Ноль – первый – Центру.
– Центр на связи.
– Взяли троих из третьего.
– При каких обстоятельствах?
– Первого при попытке приблизиться к СБ. Успели засечь, только когда он попал в радиус действия сканера, но еще двоих… как бы это объяснить… их подсветили, что ли.
– Что вы имеете в виду?
– Их поля светились в ультрафиолетовом диапазоне.
– Сбой оборудования?
– Непохоже. Засветились оба разом, когда мы брали первого, и если бы не свечение, те двое однозначно бы ушли. Мы склоняемся к помощи со стороны.
– Жест доброй воли Сташевского и компании?
– Вроде того. Вероятно, они им тоже чем-то сильно досаждают.
– Это обнадеживает. Значит, теперь с большей уверенностью можно предположить их лояльность нам.
– Надеюсь. Бороться с такими противниками было бы сложновато.
– Ну-ну. Мы тоже не лыком шиты. Что по ведомым объектам?
– Пока без изменений. СБ ведет праздный образ жизни, а БС целыми днями бродит по квартире и валяется на диване.
– Неужели мы ошиблись в своем предположении относительно БС? До момента «ноль» остались, можно сказать, считаные часы, а он порвал с главным действующим лицом и бездействует, валяясь на диванах.
– Это может быть уловкой.
– Что-то не очень похоже… Ладно, все разрешится в скором времени. Усильте наблюдение за СБ, ни при каких обстоятельствах не выпускайте из виду. И постарайтесь не подпускать к ней никого, кто вызывает малейшее подозрение. Наблюдение за БС – в том же режиме.
– Принял.
– Отбой.
Борис Фролов (Сташевский). Боль души
Борис страшно переживал из-за разрыва со Светланой. Сначала на него накатила жажда рвать и метать, но потом внезапно им овладела полнейшая апатия. Не хотелось ничего, даже работать, что, как это ни странно звучит, делать ему нравилось. И еще одолевали тоска и обида. Сказавшись больным, Борис взял на работе отгулы, коих у него за несколько лет накопилось с избытком, и скрылся от всех, от всего мира в своей небольшой двухкомнатной квартире.
Правда, звонили друзья с работы, интересовались его самочувствием, но телефонные беседы с ними, пусть и скрашивали одиночество, не приносили желаемого успокоения и поднятия духа. Были звонки и от его группы – Бориса настойчиво пытались приободрить и «привести в действие», прозрачно намекая на печальные последствия его хандры. Борис отделывался ничего незначащими обещаниями и старался как можно быстрее завершить разговор.
Не зная, куда приткнуть себя, Борис понуро бродил по квартире, по полдня валялся на диване, тупо пялясь в экран телевизора, или готовил себе еду – последнее хорошо отвлекало от горьких мыслей. Вообще, готовить Борис любил и делал это достаточно искусно, воспринимая как норму. Но с возвращением воспоминаний о своем прошлом (вернее, будущем) готовку стал считать поистине великим делом.
В будущем у Бориса не было возможности приготовить себе самому, причем из натуральных продуктов – в его времени все пользовались пищевыми синтезаторами, кто победнее – линиями доставки. И все же еда будущего потеряла одни из важнейших своих свойств – вкус и структурные особенности продуктов. Все было однообразно-примитивным, без особых вкусовых различий и больше рассматривалось как необходимость, нежели наслаждение. Имелось мясо, но не было его притягательной волокнистости, было картофельное пюре, консистенцией напоминавшее кашу-размазню, были фрукты, тающие во рту, но мякоть у всех походила на желе, различаясь лишь вкусом. Здесь все было не так…
Вечерело. За окном сгущались сумерки.
По телевизору шел фильм с участием Депардье и Ришара. Старая забавная комедия. Но Борису было не смешно. Лежа на диване с сигаретой в одной руке и закинутой за голову другой, он сделал вялую затяжку. Окурок обжог пальцы. Борис опустил руку, нащупал край переполненной пепельницы, стоявшей рядом на полу, и затушил в ней окурок, размяв его пальцем.
Зазвонил телефон. Борис лениво и нехотя протянул руку – сейчас опять кто-нибудь начнет читать мораль – и взглянул на экран. Вверху крупными белыми буквами полыхало имя абонента «Светлана».
Не веря глазам, Борис молниеносно усадил затекшее от длительного лежания тело. Хрустнули суставы. Резко проведя пальцем по экрану, Борис приложил телефон к уху.
– Света? – осторожно, как бы боясь спугнуть надежду, спросил он.
– Глупо, – послышалось в динамике.
– Что? – растерялся Борис.
– Сегодня шла по улице, и мне постоянно мерещился ты: то там пройдешь, то здесь.
Светлана сделала паузу, то ли ожидая ответа, то ли собираясь с мыслями. Голос у нее был какой-то странный. Борис не нашелся что ответить и промолчал.
– Я зачем-то села в автобус и поехала к тебе, а когда вышла на Серпухова, поняла, что не знаю твоего адреса. Правда, глупо?
– Да, – машинально ответил Борис. – То есть что я говорю: нет, конечно! Ты где сейчас?
– Рядом с девятиэтажкой. Десятый дом.
– Ага… – Борис прикинул, где находится десятый дом. Девятиэтажек в его районе было несколько, а на номера домов он как-то не обращал внимания. – В нем есть магазин?
– Есть. Супермаркет. А на боку дома – плакат.
– Ясно. Пройди одну остановку и перейди улицу. У меня – семнадцатый. Я спущусь и встречу тебя.
– Хорошо.
Борис дал отбой, заметался по комнате в поисках брюк, торопливо нацепил их и, накинув легкую куртку, стремглав выскочил из дому. Не дожидаясь лифта, он быстро сбежал по лестнице, благо жил невысоко, и вылетел на улицу, широко распахнув подъездную дверь. Недовольно скрежетнул доводчик.
Борис обежал дом и замер на тротуаре, с волнением вглядываясь в толпу прохожих на другой стороне улицы, не мелькнет ли где знакомая белая вязаная шапочка.
– Борис, я здесь, – раздался голос Светланы совсем рядом.
Борис обернулся.
Светлана стояла в двух шагах от него, смущенно улыбаясь и сжимая обеими руками серую, чуть потертую дамскую сумочку.
– Как же я тебя пропустил? – смешался Борис, почувствовав себя полным болваном.
– А я улицу сразу перешла, – натянуто улыбнулась Светлана, сделала шаг к Борису и опять остановилась. – Борь, я подумала… Я была неправа.
– Ты-то как раз совсем ни при чем.
– Нет, ты не понимаешь. Я долго думала, весь вечер.
– Да что же мы на холоде стоим? – спохватился Борис. – Пойдем ко мне.
– Пойдем, – согласилась Светлана.
Они прошли к его подъезду и на лифте поднялись до квартиры.
– Проходи. – Борис распахнул перед гостьей дверь.
– Как у тебя накурено, – поморщилась Светлана, разуваясь в прихожей.
– Извини, сейчас проветрю. Давай пальто.
Он помог Светлане раздеться и проводил в зал, где приоткрыл окно и, прихватив пепельницу, быстро отнес ее на кухню. Гора окурков была ссыпана в мусорное ведро, а пепельница проследовала на подоконник.
Когда он вернулся в зал, Светлана сидела на краю кресла и внимательно разглядывала обстановку комнаты. Тонкие пальцы нервно сжимали сумочку, лежавшую у нее на коленях.
– Тебе не холодно? – участливо спросил он, беря с дивана телефон и активируя на всякий случай «глушитель».
Кто его знает, о чем будет говорить Светлана.
– Зорин слушает!
– Зарубин беспокоит. Все по плану. Бельская у Фролова. Было запрошено глушение. Предоставили.
– Хорошо, продолжайте наблюдение. Подготовьте почву в институте. С проходом не должно быть никаких проблем.
– Уже занимаемся.
– Глушите их переговоры даже без запроса Фролова. Это не для посторонних ушей.
– Принял.
– До связи.
– Ноль – первый – Центру.
– Центр на связи.
– СБ у БС. БС опять отключил нашу аппаратуру слежения. Что нам делать?
– Пока не вмешивайтесь. Ждите. Я как раз сейчас запрашиваю у Совета полномочия.
– Принял.
– Отбой.
– …Тебе не холодно?
– Нет, нормально. Пусть немного проветрится, а то у тебя дышать нечем. Да ты сядь, мне нужно тебе сказать кое-что важное.
– Может, чаю?
– Нет, потом. Сядь.
– Хорошо. – Борис прошел к другому креслу и опустился в него.
– Когда ты ушел, – начала Светлана после короткой паузы, не глядя на Бориса, – я долго думала о том, что ты мне рассказал. Мне кажется, ты ни в чем не виноват.
– Ты не…
– Не перебивай меня, пожалуйста, – Светлана выставила ладонь, потом опять помолчала, собираясь с мыслями. – Когда ты мне все рассказал, я думала о себе, о своей обиде. Это эгоизм. И только потом начала понимать, как тебе тяжело. Возможно, даже тяжелее, чем мне.
Она повернула голову к Борису. Борис с трудом выдержал ее печальный взгляд. Казалось, Светлана вот-вот заплачет, но ее глаза оставались сухими.
– Если то, что ты мне рассказал – правда…
– Это правда.
– …то ты действительно исчезнешь, если я не сделаю того, что должна сделать. Хотя мне и трудно поверить в тайных агентов из будущего…
– Но я действительно оттуда. И ты никому ничего не должна. Я здесь чужой, меня не должно здесь быть. А буду я существовать или нет – это не имеет ровным счетом никакого значения.
– Для меня имеет. Я не хочу быть причиной твоей смерти.
– Ты понимаешь, как глупо это звучит? – горько усмехнулся Борис. – Я еще даже не родился.
– Пусть так, но я сделаю то, что должна. И не только для тебя, но и для себя самой. Тебе, возможно, тяжело будет понять, но на эту работу я положила всю свою сознательную жизнь. И если от нее в будущем людям будет польза…
– От нее есть польза. Люди смогли расселиться по новым мирам.
– И я увижу их?
– Конечно. Нужно подождать всего двадцать один год, когда после тщательных и трудоемких исследований удастся доказать существование параллельных пространств и будет найдена возможность перемещаться между ними. Но исследованиями будешь заниматься не ты.
– Неважно. Ты тогда сказал: осталось два дня.
– Уже осталось чуть больше полутора часов, – уточнил Борис, взглянув на часы.
– Тогда чего же мы ждем?! – спохватилась Светлана, порывисто вскочив на ноги.
– Мы все равно не успеем. Да это уже и не имеет значения, – отмахнулся Борис. – К тому же наше гениальное руководство обязательно припасло какой-нибудь запасной вариант.
– А если нет? Послушай, я так не могу.
– А что мы можем сделать? Предположим, мы даже успеем доехать до института, но кто тебя в него пропустит? Ты же уволилась. Еще в твою лабораторию попасть надо.
– Что-нибудь придумаем, – решительно сказала Светлана. – Ну, вставай! Долго еще будешь сидеть?
– Не понимаю, зачем тебе лишние проблемы? – Борис нехотя поднялся из кресла, упираясь руками в подлокотники. – У тебя их и так выше крыши.
– Ты идешь? – продолжала настаивать Светлана.
– Да иду я, иду. – Борис вздохнул и поплелся в прихожую.
Наскоро одевшись – Светлана все время поторапливала Бориса, – они вышли из квартиры, и тут Борис хватился забытой им коробочки, переданной ему одним из членов его группы – Семякиным. Спешно вернувшись в квартиру, Борис впопыхах, на ощупь, отыскал коробочку на верхней полке с шапками в прихожей, и, сунув ее в карман, сбежал по лестнице.
Двигатель машины, запущенный удаленно с пульта, успел немного прогреться, и Борис решил больше не ждать – время поджимало. Протерев тряпкой запотевшее изнутри стекло, он развернулся у подъезда в два захода и вырулил со двора.
Всю дорогу ехали молча. Борис был абсолютно спокоен, но Светлана заметно нервничала и частенько искоса поглядывала на Бориса. Борис чувствовал, как она порывается ему что-то сказать, что-то очень важное и значительное, но почему-то не может этого сделать. Светлана лишь непрестанно теребила локон, свисавший у виска, наматывая его на палец. Борис почти физически ощущал, как в ней нарастает внутреннее напряжение. Хотелось успокоить женщину, сказать что-нибудь ободряющее, но подходящих к случаю слов не отыскивалось.
На улице заметно стемнело. Вдоль дороги зажглись фонари, залив все вокруг призрачно-белым светом. Борис включил фары.
До института оставалось минут пять езды.
– И что я должна буду сделать? – нарушила молчание Светлана, глядя куда-то вдаль сквозь лобовое стекло.
– Вставить вот это. – Борис вытащил из правого кармана коробочку и передал Светлане, – в свой аппарат.
Та повертела ее в руке.
– А что это?
– Микрореактор. Может запитать полгорода.
– Серьезно? – Светлана с недоверием еще раз оглядела коробочку.
– Ну, где-то так. Плюс генератор поля. С его помощью в рабочей камере твоего аппарата удастся создать микроколлапсар – основу для фокусов с пространством. Проработает он недолго, несколько миллисекунд, после чего энергия расщепленных квантов пространства приведет к небольшому взрыву. Не бойся, мы будем под защитой полей. Только пострадает твой аппарат, сплавившись в груду металла.
– А… как же параллельные миры?
– Параллельными мирами займется совершенно другой излучатель. Он на гелиостационарной орбите.
– Не понимаю. – Светлана медленно повернулась к Борису, – значит, весь мой эксперимент – чистая показуха, фикция?
– Не все так просто. Для того чтобы осуществить возможность извлечения из нашего домена высших измерений, над твоей базовой теорией пришлось попотеть целому научному комплексу, причем почти триста лет. Твоему институту с его возможностями такое не под силу. К тому же на это требуется, как ты понимаешь, целая прорва энергии.
– Тогда к чему весь этот цирк?
– Твой так называемый эксперимент послужит толчком для развития науки в данном направлении. После того, как аппарат сплавится в груду металла, на стенках его рабочей камеры удастся обнаружить последствия эксперимента, то есть влияние на материал элементарных частиц, высокую радиацию и прочие загадочные вещи, что поставит научную комиссию в тупик и заставит ее повнимательней присмотреться к твоей работе.
– А зачем в таком случае уничтожать аппарат?
– Чертежей аппарата найдено не будет. Его конструкция останется нераскрытой тайной для комиссии. Количество выделенной во время эксперимента энергии, которое удастся подсчитать благодаря остаткам аппарата, ошеломит комиссию и вызовет естественный интерес к возможностям получения дешевой энергии. Ведь это и было основой твоей работы, если не ошибаюсь?
– И все же неприятно осознавать себя клоуном.
– Ты не клоун – ты разработчик гениальной теории. И не твоя вина, что реализовать ее сейчас невозможно.
Светлана не ответила, погрузившись в себя. Коробочку, переданную ей Борисом, она все еще держала в руках.
Машина наконец остановилась у самого входа в институт. Было уже поздно, но в некоторых окнах еще горел свет.
– Не жалеешь, что уволилась отсюда? – спросил Борис, заглушив двигатель.
– Если честно, не очень. Пошли?
– Пошли.
Они выбрались из машины и поднялись по скользким, покрытым тонким ледком ступенькам. Борис отворил дверь, пропустив Светлану вперед и вошел следом.
Часть холла была погружена в темноту. Потолочные светильники горели не все, а лишь над проходной – из экономии. У «вертушки» за столиком сидела пожилая женщина и смотрела в экран небольшого телевизора, стоявшего под стойкой. Самого телевизора от двери видно не было, зато был хорошо слышен чуть приглушенный звук, доносившийся из его динамика.
