Я не успела даже двух шагов сделать и побежать, как снова оказалась припечатана его телом – на этот раз к земле.
Я не говорила ни слова, сжимая зубы до боли в деснах – к чему тратить свои силы на бесполезные крики. Отчаянно вырываясь, я все равно барахталась под ним, в то время как он сел на мои ноги сверху и опустил сильную ладонь мне на поясницу.
– Знай свое гребанное место. Подо мной, – скомандовал он, сцепляя мои руки накрест, прижимая их к лопаткам. Дикая боль сковала меня всю: я горела от ненависти, которую испытывала к этому человеку.
Принц был безумным.
Психически неуравновешенным человеком с тягой к насилию и убийствам. Узурпатором и тираном.
Я не представляла, как такому ублюдку можно доверить управление целым государством. Люди, что, слепцы!?
– Ты будешь гореть в аду, – в очередной раз повторила я, кряхтя от боли.
– Неинтересно. Придумай что-нибудь жестче, грязнокровка. То, что действительно заденет меня… – Его слова показались мне бредом сумасшедшего, но Брэндан продолжал, прикасаясь ко мне, как одурманенный.
Его руки поползли по моим ногам, закатывая платье наверх – еще никогда я не находилась в столь бесстыдном положении. Я не любила выставлять свое тело на обозрение, даже от Гаспара вечно прикрывалась, но сейчас…
– То, что причинит мне боль… Я хочу это услышать. Постарайся, – с каким-то приказным отчаянием умолял он, все больше заводя меня в логический тупик.
Я впилась в землю ногтями, царапая ее и вереща как обезумевшая кошка, но Брэндан не собирался слазить с меня.
А я не могла остановиться, не могла притвориться обездвиженной и холодной, потому что уже приняла его вызов и не хотела проиграть эту битву.
Не осознавая, что делаю, я разорвал ее корсет, обнажая узкую спину девушки, которая лежала подо мной. Что-то заставляло терять контроль рядом с ней, рвать и метать, вызывать ее на эмоции, стараясь дождаться от нее долгожданных слов.
Чувства были мне чужды и очень давно, и за чужую я хватался как за соломинку, хоть и не хотел этого признавать.
Мне казалось, еще чуть—чуть, и вот… Она сделает или скажет что-то такое, что разбудит мое сердце, причинит боль, заставит почувствовать к себе сострадание… Но этого не происходило.
Зато набегала страсть, от которой даже руки подрагивали, и я не знал, как сдерживать ее в себе.
Нежная белоснежная кожа перед моими глазами была чиста и невинна – все синяки, что оставили на ней солдаты, ушли, и сам не знаю почему, но я дико этому порадовался.
Каждый раз, когда я дотрагивался до девушки, на ней оставались красные отпечатки моих пальцев – моих и только.
Уродуя ее платье, я перешел ниже, поглаживая поясницу, наслаждаясь мягкостью кожи. Все это было так быстро, в впопыхах, как будто она исчезнет сейчас прямо подо мной, поэтому ей, наверное, мои касания казались очень грубыми.
– Назови мне свое имя, – снова попросил я, прикасаясь к своему члену через брюки. Освободив его от ненужной ткани, я почувствовал, как уткнулся в ее влажные трусики и мгновенно затвердел еще сильнее, задыхаясь от удовольствия.
Вырываясь, она ерзала подо мной, даже не догадываясь, что возбуждает меня и морально и физически – словно в тумане, я навалился на нее, как дикий, потираясь о расселину упругих ягодиц.
– Нет, черт возьми, нет… Не делай этого… ПРОШУ! – взмолилась она, чуть не плача. Мои руки нашли ее руки и, прижав их к грязной земле, я, словно одержимый, начал тереться об ее нежную плоть, что извивалась мне навстречу.
Она постоянно прогибалась в пояснице и спине, словно думала, что это поможет.
Я знал, что унижаю ее своими действиями, и мне это нравилось.
Я не мог унизить своих наложниц – даже если бы они валялись в моих ногах и лизали мне пятки. Для них бы это было подарком, а не наказанием. С этой девушкой же было иначе – она была моей пленницей, жертвой, девушкой, которую я хочу взять против воли.
Девушкой, полной тайн и загадок. Черт возьми, я даже ее имени не знаю, что уж говорить о потаенных уголках ее души.
Удовольствие накопилось внизу живота сладкой болью, и, словно одержимый, я уже не мог терпеть, ускоряя движение против ее соблазнительных бедер. Мой взгляд падал на ее ключицы – хрупкие, проступающие через фарфоровую кожу, и даже этот вид сводил меня с ума.
– Твое место подо мной, – зашипел я, стараясь усмирить мятежницу. Я хотел унизить ее, раздавить, чтобы она, наконец, сказала свое дурацкое имя, упала к моим ногам и вела себя как и другие девушки, но я… Остановился.
Потому что знал, что она может дать мне больше, чем это валяние в грязи, до которого я опустился.
На меня нашел животный инстинкт, я и трахнуть ее хотел не как человек, а как зверь, загнавший добычу в тупик…
Еще больше злило, что она молчала. Или сопротивлялась. Я не знал, как подойти, как подобраться к ней, чтобы сломать… Она рушила всю систему, что так долго выстраивалась в моей голове.
– Скажи свое имя, – мои пальцы впились в ее покрасневшую кожу на ягодицах и сжали ее до крика.
И этот крик заводил еще больше – мне хотелось, чтобы она никогда не замолкала. А если бы и замолкала, то только от моих губ и языка, которые ласкали бы ее небо.
Я хотел вбирать ее стоны в себя и хотел оказаться внутри этого маленького бунтующего тела.
Или… Девушки.
Пока она не назовет мне свое имя, упрямая, я так и буду называть ее в мыслях: плоть, тело, никто. Пленница.
Но вместо поцелуя я ввел в ее рот два пальца, думая только о том, что хочу узнать ее вкус и хочу, чтобы она попробовала и меня.
Позже.
– Отморозок, – она выругалась на простолюдинском жаргоне, но я сразу понял, что это что-то очень нелицеприятное. Моя рука замерла на ее шее, поднимая голову вверх.
– В следующий раз будет хуже. Ты же знаешь. Это только ягодки…
Разгар приема. Ответственный день. Я решил проследить за этой чертовкой, не имея никаких намерений до нее дотрагиваться… Но, как увидел, сорвало голову.
Видимо, не мешает надеть корону, чтобы хоть как-то придавить безумный разум, что проявлялся близ девушки.
Начиная приходить в себя, я ослабил хватку, вставая. Девушку трясло, когда она поднималась с земли и не могла этого сделать.
Стараясь не глядеть на ее поясницу и попку, вид которых пьянил меня, я протянул ей руку помощи – и она схватилась, на мгновение повиснув на мне. Встала, одарила взглядом полным такой лютой ненависти, и, вновь оттолкнув, побежала прочь.
– Ненавижу. Ненавижу до смерти! Лучше спрыгнуть с обрыва, чем жить под одной крышей с вами! – заплетавшимся языком проревела она и побежала прочь.
А потом случилось нечто маленькое. Но навязчивое. И очень странное.
То, чего я многие годы не испытывал.
Мою грудь словно шпагой проткнули, но лишь на секунду – болезненное ощущение исчезло так, словно его и не было.
Оно было похоже на страх, если такое чувство я вообще испытывал ранее.
В Адинбурге мне пришлось стереть его из сознания, чтобы защитить себя от зверств, которые со мной вытворяли.
И я уж точно не хотел возвращения этого чувства.
И я не хотел, чтобы она прыгала с обрыва.
Поэтому побежал за этой безумной.
К счастью, я довольно быстро понял, что дороги к обрыву она не помнит и бежит к замку, на пути стараясь поправить свое теперь уже страшное платье. Корсет распустился, ткань держалась только на рукавах, и, к тому же, любой бы, кто подошел бы к ней близко, сумел бы разглядеть мой след и понять, чем она занималась со мной в лесу.
Sordida puella.
Кто—то сегодня стал очень—очень грязной девочкой.
И мне это чертовски нравилось.
Глава 10
У меня не оставалось никаких сил на бег. Щиколотки словно веревкой скрутило – я запиналась, но бежала, натыкаясь на острые ветки кустов, что встречались на пути. Когда я добежала до сада и увидела впереди серебряный шар, а за ним и людей, как ни в чем не бывало присутствующих на приеме, мне стало легче.
А потом пришла волна отчаянья и позора – я выгляжу как дешевая проститутка в этом оборванном платье, щеки расцарапаны, а на спине наверняка остались синяки от пальцев мерзавца.
Я обернулась – белая рубашка Брэндана тоже была уже разодрана, но это не мешало ему гнаться за мной.
Я снова рванула вперед, понимая, что этого недостаточно. Если я побегу к народу, он не будет меня трогать. Но если я покажусь так на людях, упаду в своих собственных глазах.
Я побежала к столу с закусками, который уже все оставили в покое – Прием шел несколько часов, и поэтому стол уже давно пустовал. Люди разбрелись по площади сада: кто играл в гольф на отдаленной поляне, кто беседовал у фонтана, а кто слушал музыку возле сцены.
Оттуда доносились звуки скрипки, что-то из великого Моцарта, но в моей душе играл настоящий тяжелый рок.
Когда я добежала до стола, чуть не рассмеялась от глупой мысли: если кто—нибудь увидит, как принц бегает по саду за какой-то девкой не самого роскошного вида, вот смеху—то будет при дворе. Уверена, фрейлины Мэри завтра же растрезвонят об этом всей прислуге.
Схватив в руки тарелку с тортом, я обернулась и с размаху кинула ее в принца, который уже почти наступал мне на пятки.
Брэндан увернулся в два счета, а я потеряла время и испортила, наверняка, вкусный торт.
– Сюда иди! – скомандовал он, притянув меня за талию. Я прогнулась, стараясь отдалиться, но, в итоге, сделала только хуже. Давление его руки на моей пояснице в сочетании с его голодным оскалом тревожило разум.
Мой взгляд опустился на губы Брэндана.
И он это заметил.
– Грязная девочка хочет поцелуя? – ехидно заметил он, играя скулами.
– Разумеется, Ваше Высочество! – Я схватила со стола бокал (судя по цвету, с шампанским или белым вином) и опрокинула на его лицо все содержимое бокала.
– Vae! – выругался он, ослабляя хватку. Я вырвалась из стальных объятий принца и побежала в замок, сгорая от унижения, стыда и желания принять душ.
***
Я забежала в ванную на высокой скорости и, заперев за собой дверь, облокотилась на нее спиной.
Мои плечи затряслись от беззвучных рыданий – даже сейчас Господь не посылал мне ни слезинки.
Я была какая-то одеревеневшая… Никаких эмоций, чувств, боли или страха. Теперь только унижение и желание постоять за себя.
Я прикоснулась к своим щекам тыльной стороной ладони: они горели. Сняв с себя платье, я провела ладонями по спине и залилась краской еще больше.
Брэндан даже не взял меня, а унизил так, будто оттрахал как дешевку.
Я не могла в это поверить.
И все же все внутри меня горело от возбуждения, а низ живота налился болезненной истомой, которая просила освобождения.
Никогда, никогда, никогда в жизни Гаспар не позволил бы себе подобного! Он всегда был так аккуратен и нежен. И мы всегда предохранялись. О прикосновениях друг к другу на уровне «кожа к коже» и речи быть не могло – это казалось мне неприятным.
А тут все мои представления рухнули. Да, это было неприемлемо для меня, но, видимо, внутри меня жила вторая и очень неприятная личность.
Которая имела другое мнение на счет происходящего.
И я ее ненавидела. Я ненавидела Брэндана! Я ненавидела весь чертов мир и хотела поделить его на мелкие кусочки! Но вместо этого я надолго засела в ванной, стараясь прийти в себя.
Все было тщетно.
Все тело потряхивало от воспоминаний, а когда я закрывала глаза, видела бездну синих глаз, которые издевались и издевались, смеялись и смеялись…
Затыкала уши и слышала только его голос.
«В следующий раз будет хуже. Ты же знаешь. Это только ягодки…»
Я медленно начинала сходить с ума и, даже оказавшись в комнате за прочтением любимой книги, не смогла отвлечься от навязчивых мыслей.
А потом в мою комнату раздался стук – медленный и нарочито вежливый.
Наивно полагая, что снаружи стоит Мэри, я приоткрыла дверь, увидев его – моего Губителя.
– Пойдем со мной, – отчеканил он, выводя меня из комнаты. Парень схватил меня за локоть и потащил по коридору. Прошло несколько часов после нашей беготни, и я заметила, что за это время он переодел только рубашку – и наспех. Значит он все это время был на приеме. А как только он закончился, вернулся ко мне. – Трусиха, – подметил он, глядя на мою нервозность. И правда: мои вдохи стали такими крошечными, что собрались в горле колючим комком, который мешал дышать еще сильнее. – Я не сделаю с вами ничего, леди, – подчеркнутым тоном промолвил он, ведя меня по замку. Я оказалась в новом для себя крыле, но рассматривать красоту картин и цветов было уже не так интересно. – Пока не окажемся наедине.
– Ваше Высочество, уберите от меня свои грязные руки.
– Ну, грязные они потому, что я прикасался к вам, моя дорогая леди, – с издевкой подметил он, подводя меня к огромной дубовой двери, украшенной позолотой.
– Так ты будешь меня теперь называть?
– А грязнокровка тебе нравилась больше? – Дверь передо мной распахнулась, и Брэндан, не отпуская меня, повел в середину комнаты.
Это был большой, просторный зал. Не думаю, что это была его комната – скорее, что-то вроде гостевой. Современная мебель, черно—серые тона, в которых была выдержана спальня.
И тут… Брэндан посадил меня на мягкий стул возле журнального столика и отошел. Вот так, просто.
Я хотела задать ему вопрос и уже открыла было рот, но поймала предостерегающий взгляд принца.
«Лучше – молчи», – будто бы говорил он. Может, он слишком много выпил?
Но нет. Его взгляд был, как и прежде, пронзителен и ясен.
А потом парень скрылся за белой дверью, прихватив с собой полотенце. Я слышала, как из крана потекла вода, и засела в абсолютной тишине, не понимая, что, черт возьми, происходит.
Попытав счастье открыть дверь, я поняла, что это безрезультатно, и огляделась. Все комнаты в замке, очевидно, были огромными, кроме моей коморки.
Кровать, заправленная темными атласными простынями, черный ковер на белом паркете… Серый рояль с раскрытой крышкой и клавишами, как будто кто—то совсем недавно на них играл. Свет Брэндан приглушил, перед тем как уйти в душ, и теперь я восседала на стуле в гордом одиночестве при освящении парочки ночников в форме корон, стоявших у кровати.
Разозлившись, я подошла к ним и, взяв один в руки, со всей силы разбила, обрушив стекло на пол. Стемнело – от чего стало только более жутко, поэтому ко второй короне я не прикоснулась.
Мне хотелось разнести всю комнату, и как только я метнулась к стулу, Брэндан вышел из душа.
Я замерла. Он остановился в дверном проеме, глядя на меня исподлобья.
Он не был зол или удивлен – просто молчалив и равнодушен, как в тот день, когда я впервые его увидела. С этим же отстраненным взглядом он тогда ранил человека насмерть и приказал отрубить руку Золотозубому.
И это пугало куда больше, чем его интерес к моей персоне, который он, явно, проявлял в лесу. В ванной.
Отводя от меня взгляд, он прошелся по комнате так, будто меня здесь не было. Словно я не била его вещи. Он даже одет был так, как будто находился один в комнате – полотенце, плотно облегающее бедра. Принц был повернут ко мне боком, и мой взгляд упал на его мышцы, освещенные последними остатками света.
Я… Видела. Видела его почти обнаженным. По идее, это должно было как-то ослабить его в моих глазах, но нет… Его сила завораживала.
Каждый мускул выпирал на поджаром мужском теле, создавая рельеф. Я сама не заметила, как разглядываю мощное мужское предплечье, бицепс и полосы вен, рассекающие его грубые руки.
Он же принц. Он должен быть белоручкой, изнеженным сынком.
Но Брэндан другой.
Он выглядел, скорее, как военный, а не принц. Потому что, когда он повернулся ко мне спиной, я еле сдержала стон, вовремя прикрыв рот рукой.
Вся его спина была усыпана длинными шрамами, пересекающими крепкие мышцы. Они были такими глубокими, как будто кто—то рвал его кожу до мяса.
Это не портило его сексуальности, и все же… Меня пробивало на озноб, когда я смотрела на этот ужас, что с ним сотворили.
На животе и груди таких глубоких отметин не было. Покрасней мере, тех, что я могла увидеть при таком освещении. А вот две татуировки на ключицах я видела прекрасно. И какой-то предмет, который он носил на шее.
– Сними платье, – отдал тихий приказ он, наконец заговорив. – Девочка.
В этом нежном «девочка» было столько зла, что я чуть не упала на осколки ночника замертво.
– Я—я…
– Снимай.
И все тот же прохладно—дружелюбный тон.
– З—зачем? – Я начала заикаться, выглядя жалко. Я сняла платье – на этот раз короткое, и оно упало к моим ногам.
– Встань у рояля.
– Ты издеваешься? Я, что, марионетка, которой ты можешь управлять? У короля должно быть много игрушек. Что тебе нужно от меня?!
Брэндан не ответил. Он развернулся ко мне, и я увидела, как в его руках что-то заблестело – на кулак он наматывал длинное ожерелье из жемчуга, которое выглядело как… Поводок.
– Могу. – Все, что я услышала в ответ.
Я осталась перед ним в одном нижнем белье, но он не стал меня детально оглядывать – так, как только что пялилась на него я, да и продолжаю.
Будь он не жестоким принцем… А Гаспаром, я даже… Хотела бы провести рукой по этой стали из мышц, чтобы проверить, насколько она твердая.
Черт. Он – черт.
– Жду, – снова краткое слово, зарождающее во мне страх. Глянув на меня со скучающим выражением лица, Брэндан увидел, что я даже не сдвинулась, и тяжело вздохнул. Он налил себе виски из круглого графина, что стоял возле кровати, но почему—то к нему не притронулся.
Шли минуты, но ничего не происходило. Он стоял в молчании, глядя в одну точку, а я смотрела на него и тряслась от страха, как наложница в шатре у султана.
Я сделала шаг к роялю, потом два. Чувствуя себя раздавленной и переполненной ненавистью, встала у злополучного рояля.
– Встань возле ножки, которая держит крышку. Ко мне лицом.
Да он издевается!
Наши взгляды встретились, и, увидев в них темноту, я послушалась, словно околдованная.
А потом Брэндан направился ко мне – ленивой, вальяжной, королевской поступью, которая жутко раздражала и в то же время завораживала.
– Зачем? Скажи мне!
– Мне нравится этот вопрос. Другая бы его не задала, – тихо произнес он, приблизившись. Вблизи он выглядел еще более сильным.
Я поняла, что следующие несколько часов моя ненависть будет бороться с возбуждением, и, надеюсь, первая победит.
– Плевать мне, что тебе нравится! Я не хочу быть твоей рабыней!
– Здесь ты ошибаешься. Ты уже так послушно встала здесь, девочка. – Глядя мне прямо в глаза, он накинул жемчужную цепь на мою шею. Перекрестив ее над моей грудью, принц завел мои руки за спину и намотал на запястья никчемную драгоценность. – Ты же не откажешься от такого подарка, bellus (от лат. – «красивая»)?
Его бездушная любезность пугала меня еще больше. Этот подарок – подобие золотой клетки. А точнее – золотая цепь, которой он четко и ясно обозначил мои права. Отсутствие моих прав. Любая моя вольность вызовет в нем только большее желание прогнуть меня под себя.
– Лучше бы ты называл меня грязнокровкой… – огрызнулась я, понимая, что попала в его сети.
– Это слово не возбуждает меня. А я уже решил, что трахну тебя.
Я начала задыхаться, но вдруг кислород окончательно перестал поступать в мои легкие. Брэндан поднял с пола приличных размеров осколок ночника и одним быстрым движением распорол ткань моего белья, обнажая грудь.
– Но я по—прежнему хочу слышать твое имя.
Я закрыла рот на замок, сжав губы. Пусть делает что хочет, я не издам ни звука и не сделаю и малейшего движения… Пусть трахает куклу, если Его Высочеству так угодно.
– Молчишь. – Он поднес пальцы к своему подбородку, словно задумался, с чего из припасенных пыток ему начать. Взяв с крышки рояля виски, он опустил в стакан два пальца, чем вызвал во мне бурю недоумения.
Виски, как бы, пьют, а не…
– Не трогай меня, – сквозь зубы отчеканила я, когда его влажные в пряном напитке пальцы коснулись выемки на моей шее.
– Что такое, девочка? Ты незнакома с древними традициями? Всего лишь небольшой ритуал, который сделает тебя немножечко покорнее.
Его ладонь решительно сжала мою грудь, а пальцы заскользили по соскам, делая их мокрыми и блестящими.
Дрожь страха превращалась в дрожь возбуждения. И я мечтала, чтоб он об этом не догадался.
– Дертерье нернде маа… – тихо прошептал он на непонятном мне языке. – Ишнуаала, вердерьер саа.
В Брэндане было что-то от Дьявола. Он заслужил каждый шрам, который распорол его спину.
Его рука заскользила по моему животу, и, предварительно смочив пальцы в напитке, он погладил меня меж бедер, заставляя раздвинуть ноги.
Не знаю, что на меня действовало, но я начала чувствовать, как каждая клеточка моего тела расслабляется, тая в муках наслаждения.
– Ваше Высочество…
– Это скучно. Называй меня по имени.
– Не собираюсь. – Я упрямилась. Имя было чем-то личным. Представить себе не могла, что когда-нибудь назову его напрямую – Брэндан или, еще хуже, Брэд. И, уж тем более, я не хочу, чтобы из его губ вылетало мое имя…
Брэндан нахмурился. Сильнее, чем обычно. Кажется, я здорово его задела.
– Да? Сейчас посмотрим, – он развязал мои руки. Потянул за жемчужный поводок на себя, завязывая на моей шее упругую петлю. – Опустись на колени. Девочка.
– Не собираюсь, – петля на шее затянулась сильнее, и я сразу все поняла. Он задушит меня. Вот так унизительно – голую, с жемчугом на шее. Еще капля, еще последняя капля, и я действительно паду на пол и зарыдаю.
Я опустилась на колени и поводок ослаб. В глаза принца я не смотрела. В глаза этого чудовища.
Вереница вен, пролегающих под полотенце, оказалась перед моими глазами.
– Сними, – снова сухой, бесчувственный приказ. – Зубами.
– Да пошел т—т… – жемчуг врезался мне в шею, и я послушно взялась зубами за полотенце и потянула его на себя.
Его твердость была перед моими глазами – он был возбужден. Из-за меня? Я испытывала двойственные чувства. Да что там, целую гамму чувств на разрыв. И боль, и унижение, и страсть, и необузданное, первобытное желание: как убить, так и ублажить того, кто завораживал меня своей силой.
Сила или жестокость. Я знала, что между этими понятиями лежит тонкая грань, но не могла ее провести.
– Возьми его в рот. Ты делала это прежде?
– Нет. И не собираюсь.
На этот раз жемчуг не затянулся на моей шее, Брэндан просто подался вперед – так, чтобы мои губы нашли его член.
– Соси его. И делай это, пока не сможешь назвать меня по имени.
Очередной вызов забурлил в крови – нет, черта с два, я назову этого ублюдка по имени. Нет, нет, нет.
Не испытывая ни отвращения, ничего, я послушалась его.
Закрыла глаза, чтобы не сгореть от стыда, и прошлась губами по чувствительному месту на его члене. Я слышала, как Брэндан тихо втянул воздух, и его стон отдался желанием внизу моего живота.
Черт возьми, я ласкаю его языком. Я была настолько против этого… А сейчас…
Он был так уязвим в этот момент, несмотря на всю непроницаемость, напыщенность и силу. Я чувствовала себя той, что дарит ему что-то такое, от чего он зависим.
Я управляла им.
– Жестче, – приказал он, свободной рукой обхватывая меня за волосы. Его пальцы хаотично заплясали в моих волосах, помогая мне ласкать его твердость. – Скажи. Мое. Имя. – Его дыхание стало более глухим от удовольствия, что я ему дарила. Я распахнула века и посмотрела на принца снизу—вверх, пропадая в омуте его глаз.
Голова кружилась.
Чувство потребности переполнило меня до краев.
Теперь это была потребность в этом ощущении – в ощущении безоговорочной близости с человеком, полного раскрытия и снятия всех масок друг перед другим.
На миг я ощутила его, когда заглянула в его нахмуренное лицо, на приоткрывшиеся из-за возбуждения губы.
– Брэндан, – выдохнула я, заскользив по нему языком. Я сказала это.
– Громче.
– БРЭНДАН! – и я снова сказала это. Не потому, что он приказал. Потому что хотела. Я хотела произносить его имя.
Снова и снова.
– Ты такая жалкая, – презрительно усмехнулся Брэндан, окончательно раздавив меня. – Почему я еще не вижу слез? Или тебе понравился вкус моего члена?
Пустота обрушилась на меня мгновенно, раздавив страсть, которая еще секунду назад пылала в крови. Я была унижена. Человеком, которого ненавидела.
И в эту минуту я пообещала себе одно – отомстить. Как бы это не произошло, на что бы мне не пришлось пойти, какие бы эмоции не вызывал бы во мне Брэндан, я отомщу ему.
Рано или поздно.
Я пообещала себе, что придет час, когда моя месть стрелой угодит прямо в его черствое сердце.
– Не слышу, – он провел своей твердостью по моим губам, но я держала их плотно закрытыми. – Ты точно такая же, как мои шлюхи. Они делают это каждый день.
Потянув жемчужный поводок вверх, он жестом приказал мне подняться. Когда я встала во весь рост, все равно едва доставала до плеча принца.
– Я хорошо с ними обращаюсь, – мягче произнес Брэд, перекидывая мои волосы на одну сторону. Его рука с печаткой на пальце играла с моими локонами, пока он смотрел только на мои губы. – Я буду хорошо обращаться с тобой, если ты будешь послушной девочкой. И такой же грязной…
Палец Брэндана прошелся по моим влажным губам, настойчиво раскрывая их.
– Тебе никогда меня не сломать. – Я гордо вскинула подбородок – так, будто только что и не сидела перед ним на коленях. – Ты можешь трахать меня сколько угодно, но тебе не сломать мою душу, которая никогда не будет принадлежать тебе. Как и души твоего народа. Очень скоро все они увидят, какой ты мерзавец, и с радостью пустят пулю тебе в лоб. Надеюсь, они уступят мне, и я самолично… Сделаю это.
Слова вырывались из меня нескончаемым потоком – хотелось сию секунду воплотить сказанное в жизнь. Но Брэндан внешне никак не отреагировал. Все то же непроницаемое, холодное лицо – маска, за которой, действительно, нет никаких чувств.
– Ты прямо—таки оратор. Удивительно, сколько положительных качеств у столь узкого ротика. – Улыбка, полная тьмы, коснулась губ принца. Я смерила его взглядом, полным презрения.
– Заткнись!
– А то что? – принц прижал меня к стенке рояля, снова натягивая жемчуг и привязывая меня к ножке. Его твердый член коснулся моего живота – возбуждённый до предела и именно моими действиями.
Я не знала прежде чувств, которые парень вызывал во мне. Чувство слабости. Чувство близости к сильному мужскому телу, чья сила могла и разрушать, как сейчас, но могла бы присутствовать и в другой форме.
Оберегать.
Брэндан был слишком многогранен – я чувствовала это, но сейчас видела в нем только насильника, убийцу и человека, который пойдет на все ради власти.
И эта власть ослепляла, она била по лицу, давала под дых, обезоруживала.
Она дарила всю полноту эмоций, которые я когда-то мечтала ощутить, сетуя на свою скучную жизнь.
И, вот, получила. Его сила душила, забирала меня без остатка, привязывая к себе тугими оковами.
Столько гневных слов вертелось у меня на языке, но я знала, что, чтобы я не сказала, ему будет все равно.
– То—то же, – удовлетворенно кивнул Брэндан, не услышав от меня ответа. Его руки уверенно легли на мои бедра и приподняли ягодицы, сминая в хватке собственника.
Мои колени ослабели, и я растаяла в руках Брэндана. Это произошло против воли, но, как бы там ни было, я не могла это изменить.
Собственное тело не слушалось – оно больше мне не принадлежало.
Его пальцы пробрались к моим складочкам с задней стороны бедер и грубым движением прошлись по моей влажности. Стыд накрыл с головой, и я надеялась, что в темноте Брэндан не увидит моих пунцовых щек.
– Ты вл—а—а—жная, – прошептал он против моих губ, забирая остатки рассудка. – Тебе так понравилось ублажать короля языком?
Его слова были едва различимы. Словно шипение змея, который предлагает вкусить мне запретный плод.
Мое сердце вскрывало мне грудь, но мой глухой стон так и не смог остаться внутри. Он слетел с губ, приглашая Брэндана, пока его пальцы неудержимо ласкали меня между ног, изредка едва проникая внутрь.
Дрожь стала невыносимой.
– Отвечай, – его губы были еще ближе, а ладони то поглаживали поясницу, то вновь спускались к ягодицам, сладко подразнивая.
Ответить, принять его – значит сдаться. Значит ясно дать понять, что он привлекает меня, как мужчина.
Да, не как человек. Как личность, он по—прежнему мерзавец и деспот в моих глазах, который ничего в этой жизни не достоин, кроме как нового заточения в тюрьме.
Боже, но его касания…
Его дыхание. Руки.
Я покрылась бусинками пота, представляя, как его член войдет в меня, и наши животы соприкоснуться в стремлении стать ближе.
Я так хотела… Но не могла этого допустить.
– Ты не король, – как можно жестче произнесла я, хоть и язык заплетался от желания. – Ты дьявол. Убийца…
Его взгляд, который еще секунду назад был слегка дразнящим, в один миг изменился до неузнаваемости.
Руки замерли, словно Брэндана заморозили.
Мы смотрели друг другу в глаза, шли бесконечные секунды в молчании.
Взгляд Брэда был таким, будто он раздумывал убить меня сразу или, прежде, оттрахать, как последнюю шлюху.
А потом он отпустил меня, отдалившись, позволяя холодному ветерку коснуться мест его жарких прикосновений.
Я была привязанной, обездвиженной, бесстыдной в своей наготе…
– Тебе. Не. Стоило. Говорить этого. – Брэндан поднял с пола еще один осколок ночника и со всей дури прижал кулак с стеклом к моей шее, заставляя меня резко втянуть ртом воздух.
Если он нажмет чуть сильнее – прольет мою кровь. Если проведет рукой выше – убьет.
Страсть и смерть. Никогда не думала, что грань между ними настолько тонка.
– Убийца, – повторила я, скрывая всепоглощающий страх. Брэндан зарычал, оскалившись.
Кровь пролилась, но боли я почти не чувствовала. Брэндан так сильно сжимал этот осколок, что поранил и свои пальцы. Шепча ругательства на незнакомом мне языке, он отбросил осколок в сторону.
Он смотрел только на мои губы, его мускулистая грудь резко вздымалась при каждом вдохе.
Сделав один шаг, он сжал меня в болезненных тисках, надавливая на беспомощные плечи, и заткнул мой рот своими губами, вбирая непрошенный стон.
Как бы я не старалась сжать их, противиться, бунтовать, вырываться, ему без труда удалось раскрыть мои губы и ворваться языком в мой рот. Он настойчиво поглаживал каждый уголок, до которого мог дотянуться, а я закрыла глаза, отдаваясь чувству, испытывая которое хотелось раствориться.
Мое сердце, наверное, за эту минуту испытало столько чувств, сколько большая половина человечества не испытывает и за всю жизнь.
Его поцелуи превратились в укусы, я чувствовала привкус собственной крови, но мне было плевать. Пусть забирает. Пусть пробует. Пусть только целует…
Раз я все равно не могу его оттолкнуть.
В последний раз проведя языком по моим губам, он так же резко отстранился, как и налетел, и с отвращением вытер кровь со своих губ.
– Грязнокровка, – выдавил он, глядя на меня как на ничтожество. Ненависть в его глазах была такой неприкрытой, что была способна раздавить одной силой мысли.
Мне показалось, я уменьшилась в размере, хотя, еще вот-вот была для него той, которую не хотелось отпускать…