Крепкая Элья
Старый рыцарь
– Подними голову! – прокричала глиняная армия.
– Ты снова сделал свой выбор, – прогремело сверху и от слов этих полыхающая бездна дрогнула. От края до края, бесконечность сжалась в страхе перед этим голосом, тела бесчисленных змей тревожно засуетились, глиняный легион притих. Лица сомкнули рты, окаменев, двигались у них только глаза.
Фолкмар посмотрел вверх, над ним стояла фигура в темном плаще. Такая высокая, что упиралась черным капюшоном в верхнюю бесконечность. Плечи у фигуры были огромны, грудь твердая, что камень, лицо было скрыто под капюшоном, его не было видно, но горели холодным зеленым огнем глаза. По сравнению с ним Фолкмар был лишь песчинкой на сапоге. Одной из мириад, стоящих за спиной, слева и справа. От фигуры исходила такая сила, что леденело сердце.
– Ты кукла, – сказал Фолкмар, – И у тебя зеленые пуговки-глаза.
Он выставил вперед меч, который так и не бросил, ведь это продолжение его сердца. Оно заледенело от страха, но меч все еще был остр. Фигура расхохоталась, и Фолкмар подумал, что умрет сейчас.
– Молодец, – сказал Безумный, будто был доволен, – Ты снова одолел меня. Сегодня на небе исчезнет зеленая звезда.
– Она потухла еще когда мы подплывали, – тихо прошептал Фолкмар.
Безумный опустил капюшон с сумрачной головой, будто только сейчас заметил песчинку-рыцаря.
– Я разговариваю не с тобой, – ответил он и, задумавшись, произнес: – Нет. Ты – глупая кукла. Не я. Кукла получит награду. За мной.
Вопреки воле, Фолкмар подчинился приказу. Безумный развернулся и двинулся вперед, а рыцарь пошел за ним. Шаг, еще один, с каждым таким Безумный становился все меньше и меньше. Вслед двинулся весь глиняный легион, принося с собой жар, и вскоре Фолкмар встал в его главе, боясь, что окажется в строю. Поэтому старался идти быстрее, но силы его покидали. Фолкмар шел долго, очень долго, мышцы его заболели, ноги стерлись в кровь. Безумный все шел и все уменьшался, пока не стал ростом с него. Они пришли к побережью кишащего моря, где вместо воды неведомые гады, вместо заката – дождь из крови, вместо песка – раскаленные угли. Глиняная армия стояла за ними, повторяя лица Фолкмара, под натиском жара из их глоток вырывался трубный гул.
На берег наплывал черный дым вместо тумана, он дышал жаром, обжигая ноги и грудь. Гады кишели, раскаляя железную чешую. На этом берегу жила неизбывная тоска. Рядом стоял Безумный как старый враг, с которым они враждовали так долго, что успели стать закадычными друзьями.
– Воин берет в руки нечестных кукол, – произнес Безумный, и голос его уже не гремел, словно гром. Он был спокоен, даже грустен, – Посмотри на этот закат, – он поднял руку, указав на далекий горизонт, туда, где с неба лил кровавый дождь. Кожа его была тронута язвами и тленом, – Отныне твой закат не будет отличаться от рассвета. И так луна за луной, весна за весной. Достойная награда для плохого воина. Ты не умрешь, пока не станешь равным содеянному, – Безумный повернул зияющую бездну своего лица и зеленые глаза его полыхнули: – Мой дар – самое ценное, что можно дать человеку. Радуйся, я награждаю тебя бессмертием.
Глава 9. Правдивый сон
Фолкмар перевалился на бок. Прохладные капли влаги ударялись о разгоряченную сном кожу. Вода стекала по глубоким ущельям морщин, но брызги были совсем не похожи на кровавый дождь.
«Безумный сукин сын», – со временем Фолкмар набрался смелости с призрением думать о Безумном, хоть после таких снов его и охватывал ужас. Он так измучил его своей наградой, что рыцарь был готов думать о нем гораздо хуже.
«Дар, это мой дар», – эти слова летели вдогонку каждый раз, прежде чем он успевал открыть глаза после тягучих снов смерти.
«Радуйся… видно, от счастья я должен был выпрыгнуть из штанов. Шутник из Безумного никудышный. Надежный потешник сначала расстраивает, а потом дарит радость, оттого и бывает смешно. Но он, видимо, из тех, кто смеется над тем, как болтается висельник, – мысли Фолкмара устало шевелились в голове, на лице его играли солнечные зайчики, вокруг летали брызги воды, – Он сказал это так уверенно… видать, не верит в меня. Фолкмар Упрямый никогда не станет равным содеянному. Но ведь и Упрямым меня назвали не просто так… Эх, знать бы, куда это упрямство направить. Он бы, наверное, хотел, чтобы я бросил меч и залез на эту Жрицу. Стал бы я тогда в его глазах достойным? Все остальное-то я уже перепробовал. Поди узнай, что у этих богов в голове. Он просто водит меня за нос. Как трактирщик, который придумывает всякое, чтобы не давать сдачи, – Фолкмар тяжело вздохнул, ведь он никогда не угодит Безумному, что бы не делал. Брось он меч – займет свое место в той бесчисленной глиняной армии, и Безумный лишь снова посмеется над ним, – Слыхал я, он всегда оставляет в дураках. Все страдают, Безумный счастлив – такова жизнь».
– Я видел, вы как открыли глаза!
Дуг?
– Не закрывайте их, пожалуйста… – послышался взволнованный голос мальчика, – Но… если хотите еще немного отдохнуть, можно и закрыть. Я отойду. Только дорога до Перелеска совсем опустела – я проверял. Наверняка, все уже там.
Дуг… славный Дуг. Ты балбес, что не бросил меня… спасибо.
– Дай мне еще немного отдохнуть. И не кричи так над ухом. Я мертвый, а не глухой, – хрипло проворчал Фолкмар.
– Вы не мертвый, я проверял.
Говор бьющего из-под земли ключа был не так громок, как считал Дуг, пытавшийся перекричать его. Фолкмар лежал на большом плоском камне, закрывающем исток от посторонних глаз. Второй такой камень, свалившийся вниз и теперь торчавший почти у его носа, большим гребнем акулы встал посреди быстрого потока и разбрызгивал прохладные капли. Мокрота чувствовалась везде: на лице, слипшейся от влаги бороде, отсыревшем исподнем, но это была приятная мокрота в полуденный зной. Солнце стояло в зените. Соседнее дерево едва покрывало тенью, так что Фолкмар чувствовал, как накаляется сталь его лат.
– Как я здесь оказался? – старик попытался сесть, Дуг ему помог.
– На вас напал вепрь и сбил с ног, – мальчик держал его за плечо, чтобы тот не завалился назад. Рыцарь был еще очень слаб, – Он проткнул клыком ваш доспех и потащил по земле. Это было ужасно. Вы ударились головой о ель, сьер. Хорошо, что не дуб – у него древесина крепче. Я проверял. Вепрь мотал головой, потому что никак не мог вынуть клык из лат. Тогда Чемпион встал на дыбы и тот сильно испугался. Конь чуть не сбросил меня, но я вцепился в гриву, а кабан сломал клык и убежал. Я привязал вас веревками, чтобы вытащить из леса, но они прогнили и порвались. Мне пришлось скатить вас с пригорка на этот камень, чтобы вас не затоптали кабаны, когда они снова сюда придут. Вы чуть не упали в воду, сьер. Хорошо, что не упали, но я все равно испугался.
Дуг отер сопливый нос тыльной стороной ладони. В его хитрых глазах Фолкмар действительно прочитал тревогу. Чтением взглядов он начал заниматься, когда Ницель приноровился прятать от него выпивку. У того во взгляде тоже проскальзывали лукавые искорки, когда он хотел устроить ему день трезвости. К сожалению, кости Фолкмара всегда протестовали против подобных мероприятий. Иногда ему казалось, что и Дуг смотрит на него так же, но это было лишь воображение. Все рассеялось, как только рыцарь перепрятал бутылочку крепкого вместе с орешками.
– Ох… – простонал Фолкмар, увидев развороченную сталь на плече. Клык вошел, словно в мягкое масло там, где проржавела сталь. Он проломил ее, как трухлявый пень крепкий топор, но застрял, где она становилась толще и все еще хранила вороную черноту. Клыка в плече рыцарь не отыскал. Видимо, Дуг его вытащил. Фолкмар с болью созерцал вывороченные, рваные края стали вокруг большой дырки. Как долго он охранял это место – ржавчину на плече, ведь знал, что именно там доспех и прохудится первым, вместе с его давно проржавевшим титулом рыцаря… Злобный кабан будто чувствовал, куда бить. Как же болит плечо… но, с другой стороны, хорошо, что не в грудь. Иначе пришлось бы плеваться кровью еще неделю. Как в то время, когда его проткнули гарпуном при охоте на кракена.
«Конь, у меня еще остался конь и оруженосец, какой-никакой. Рыцарь никто без коня, он может ходить без шлема и с худым доспехом, но все равно будет рыцарем. А без коня он всего лишь бродяга в железяках. А у меня славный конь. Редкой, величественной породы. Настоящий боец. Чемпион».
Эти мысли успокаивали старика. Он любил размышлять об этом и ему становилось немного легче.
– Вам больно, сьер?
– Рыцарь обязан уметь терпеть боль, – слабо произнес Фолкмар, – Это мой второй урок. Так уж случилось, что он получился таким наглядным. Тебе будут ломать носы, будешь получать по голове, коленям… Иногда и мягкое будет побаливать, – Фолкмар вспомнил, как его однажды пырнули воры в левую ягодицу, когда он охранял виноград одного мелкого лорда, – Не было бы рыцарей, если б не было в них нужды. Кто-то должен терпеть боль за других. Такое уж наше ремесло.
– Я не люблю боль, – озадаченно ответил Дуг, – Но ради рыцарства готов потерпеть.
Фолкмар оглянулся: ничего не поменялось с тех пор, как он вошел во тьму. Природа слишком медленна, чтобы заметить чью-то смерть.
– Где же Чемпион?
– Он на пригорке у входа в рощу. Жует траву. Он постоянно это делает.
У Дуга были закатаны рукава по локоть, новые штаны перепачканы в земле и чьей-то засохшей крови. Фолкмар нахмурился.
– Разве кабаны больше не ходили здесь?
– Ходили. Целая толпа.
– Ох… – прыснул Фолкмар, – И как же… они не тронули тебя?
– Сначала мы с Чемпионом от них убегали. Вернее, он убегал, а я сидел сверху, – Дуг довольно улыбался, будто уже получил одобрение от наставника, что может держаться в седле, – Они и сюда хотели пробраться, но не смогли. Потом я начал спускаться к вам, и они уже не могли добраться до нас обоих. А потом Чемпион лягнул одному копытом прямо в лоб, когда он стал гоняться за ним, и тот сразу помер. С тех пор я не видел здесь кабанов.
Что ж, Чемпион это может. У него крутой нрав и тяжелые подковы. Характер коня был непростым, легкими у него были только бег да грива, веющая на ветру. Гибкое сердце Фолкмара часто не справлялось с таким жеребцом, ему нужен был хозяин с твердым характером, который усмирит его крутой нрав. Такой же боец, с железной рукой. Он должен знать, когда давать яблоки, а когда нет. Когда похвалить, когда показать, кто из них двоих главный. Но Фолкмар давал ему гостинцы сразу, как лишнее оказывалось в его ладонях, даже когда Чемпион кусал его за руку от нетерпения. Нельзя было так делать… ох, нельзя. Раньше он рубил кракенов и командовал отрядом, а сейчас… Старость сделала из рыцаря ребенка. Что же он сможет дать Дугу, кроме своего ворчания, да временами полного живота?
– А чем это пахнет? – тяжко вставая на ноги, спросил Фолкмар. Дуг хотел помочь, но был всего лишь десятилетним мальчишкой, и силы его не сильно поддерживали, – Не он ли?
Фолкмар уже догадался о дальнейшей участи кабана. Он старался не смотреть на дыру в доспехе. Дуг промыл сталь, но вид их все равно доставлял больше боли, чем разодранное плечо.
Дуг лучезарно улыбнулся.
– Я подумал, не стоит ему лежать долго на солнце, иначе он ничем не будет отличаться от дохлого бобра, а морской воды поблизости нет. Вы голодны, сьер?
– Я бы съел его всего, – ответил Фолкмар, поднимаясь по пригорку. За время его отсутствия Чемпион вытоптал липучую траву и поэтому идти стало гораздо легче, – Ох… надеюсь, это тот самый кабан?
– Нет, это другой. Тот больше не возвращался.
– Больно ты в кабанах разбираешься… – проворчал Фолкмар в белые усы. – Неужто тоже проверял?
– Зачем же его проверять? У меня есть глаза. У того нет клыка, а у этого все на месте. И тот был огромным, а этого я утащил на руках.
Ради воскрешения своего хозяина Чемпион оторвался от трапезы. Его объятья показались Фолкмару трепетными, все же, он любил такие моменты. Медленным шагом конь подошел к нему и склонил голову, тряхнув смоляной гривой. Обнимая иссиня-черную шею, он думал, что, оказывается, у Чемпиона тоже временами бывает гибкое сердце. Жаль только, что для этого нужно умереть.
Кабан оказался действительно небольшим. Он только вышел из отроческого возраста, так что Фолкмар надеялся, что мясо у него окажется нежным. На удивление, Дуг хорошо его освежевал, выпотрошив внутренности и аккуратно срезав шкуру. Мальчишки Псового переулка хорошо умели обращаться с ножами, но кабаны в Аоэстред забредали довольно редко и никто из них, наверняка, не знал беспризорного ножа. Этот покоился на толстой ветке, перекинутой через две такие же, похожие на рогатки и воткнутые в податливую землю. Под ним дымился костер из еловой коры и жир капал в огонь, еще больше его распаляя. В воздухе повис терпкий запах дыма и поджаристого мяса. Молодость всегда попадает во всякие передряги, и иногда это оканчивается вертелом над костром. Что ж, и это тоже жизнь – подумал Фолкмар, оттягивая нижний, потайной карман сумки на Чемпионе.
– Если вы ищите орешки, то я их съел.
«Все-таки нашел».
– Вы долго спали, сьер, я проголодался. Солонина была противная и от нее у меня болел живот.
Фолкмар нащупал твердое стекло бутылки и облегченно выдохнул. «Все-таки не нашел».
– Откуда вы ее вытащили, сьер? – нахмурился Дуг, вытягивая шею и пытаясь заглянуть за вставшего к нему спиной наставника.
– А этого тебе знать не положено. Иди-ка, сбегай за водой, или хочешь, чтобы мы жевали всухомятку?
Кабан оказался мягким. Слабые зубы Фолкмара были благодарны за такое мясо. Дым отгонял мух и комаров, нутро согревало бренди. Небо затянули тучи, в воздухе чувствовался застой. Так обычно бывало, когда к вечеру собирался дождь.
– Ты сказал, что сьел все орешки. Стало быть, этого кабана Чемпион наказал не сразу?
– Прошла целая ночь, потом день, потом еще одна ночь, а потом он получил копытом в лоб, – оторвавшись от сочного мяса, Дуг облизал жирные пальцы. Пусть он и не умел считать луны, зато прекрасно прикидывал монеты и одолженные у местных лоточников пирожки.
Значит, прошло почти две луны – заключил Фолкмар. К тому же, Дуг сказал, что тракт опустел. Наверное, турнир вот-вот начнется, и он уже не успеет к первому паломничеству в шатер Отверженного. Но, может, его пустят и позже?
– Я же говорил, что мои сны правдивые, – с довольством проговорил мальчишка, – Вот вертел, и вот кабан. А вы мне не поверили. Не поверили, так ведь?
– А больше тебе ничего не снилось? – почему-то с надеждой спросил Фолкмар, он и сам не знал, почему, – Может, что-то про турнир? Там случится что-нибудь?
Дуг отрицательно покачал головой.
– Нет, сьер, не снилось.
– А мне снилось, – с грустью ответил Фолкмар, залпом осушив бутылку. Плечо болело, но, удивительно, не так сильно, как он ожидал, – Это тоже в какой-то мере правдивый сон. Только не о будущем, а о прошлом. Мне он частенько снился и каждый раз бывает по-разному. Что-то меняется, что-то уходит… а что-то появляется. В этот раз я вспомнил куклы, – задумчивый старческий взгляд пытался вглядеться в дым, будто хотел разглядеть за ним нечто большее, чем горящие угли, – Но итог всегда один. И я не помню их лиц, ни одного из них…
Может, он все-таки вспомнил хотя бы Зоркого? Нет, он не был уверен, что это действительно его лицо, а не воспаленное воображение.
Фолкмар принялся снимать нагрудник, подсказал Дугу, как ему помочь. Оруженосец должен уметь такие вещи, не вечно же ему справляться одному. Без стали на груди стало легче дышать и боль как будто стала меньше.
– Иногда вы что-то говорили. Я склонялся ухом прямо к вашим губам, но почти ничего не разобрал. Вы шептали чьи-то имена, и еще звали Ницеля.
– Ах, да… старина Ницель. Нет, его не было в моем сне. Но сон о том, что случилось по-настоящему, и вот в настоящем он все же был. Это я уже помню хорошо, без всякой забывчивости. Я нашел паренька вместе с остальными, в пещере. Ему было столько же, сколько тебе сейчас. Не знаю, что с этими людьми хотели сделать, наверное, ничего хорошего. Мальчик не помнил ничего из прошлого, кроме своего имени. Ему некуда было пойти, и он пошел за мной.
– Значит, вы хороший человек, сьер. Вы и меня взяли.
– А молодость все спешит делать выводы, – покачал головой Фолкмар, – Я же был мертв, совершенно. Как же ты проверял, если не заметил?
– Вы были без сознания, сьер, но ваша кожа оставалась теплой, а потом стала горячей, как уголь. Появился жар, но под кожей текла кровь, потому что она дрожала. Кожа всегда дрожит, если бьется сердце. Я же говорил, что проверял.
«Какой упрямый мальчишка… ни за что не хочет верить в мое проклятье. Может, оно и к лучшему».
– Если и так… не боишься, что я умру от какой другой хвори или от старости?
– Вы крепкий, сьер, как эти дубы в роще. И дух у вас крепкий. Курт всегда говорил, что только крепкий духом переживает еще одну весну. Вы пережили так много весен, что и мне нечего бояться.
«В таком случае, ты бы боялся, что сам умрешь от старости, так и не сделавшись рыцарем, как Ницель. Эх, Дуг, такой доверчивый и такой упрямый. Вот только это прозвище уже занято мной. Подыщи себе что-нибудь другое».
– А ведь у меня скоро именины, – горько улыбнулся Норфолк, – Сотня лет.
Дуг взглянул на Фолкмара задумчиво.
«Не верит мне. Моргает и не верит. Ну и пусть».
– Я рыцарь, а не шутник, – сказал Фолкмар, – Потешаться над тобой мне нет радости.
Старик забыл, что Дуг умеет считать только монеты.
– Сотня лет это, наверное, очень много. Я приготовлю для вас какой-нибудь хороший подарок, сьер. Только если вы купите мне шляпу.
Фолкмар рассмеялся.
– Получишь ты свою шляпу. Ох…
Резко кольнуло плечо. Старик схватился за него, бросив кусочек мяса в угли. Вскочив с места, Дуг кинулся к сумке и достал оттуда стеклянную баночку, перетянутую мешковиной. Внутри лежала белесая пахучая мазь. Смердела она почище Ницеля, но порой запах смягчался мятными нотками.
– Снимите поддоспешник, и то, что под ним тоже. Я намажу этим рану, – Дуг развернул мазь, открыл банку, закупоренную широкой пробкой, – У вас была шишка на лбу, я намазал ее, и она прошла. Но доспех снять не смог, потому растворял эту штуку в воде и заливал в дырку от клыка. Не знаю, помогло ли.
– Ты нашел мази Ницеля?
Дуг кивнул.
– Ты мазал меня белой? Почему не красной?
– Вы же сказали, что она жжется.
Хороший Дуг, смышленый мальчик. Бойкий и дерзкий, временами упрямый, временами доверчивый. И он не бросил старого дурака. Из него выйдет отличный рыцарь. Лучше, чем он сам.
Когда Фолкмар снял окровавленную рубаху, рваную на плече, взору предстала разодранная плоть. Только начавшая затягиваться, она была еще совсем свежа, но уже не сочилась кровью. Не чувствовалось того запаха, каков бывает, когда плоть загнивала. Пахло белой мазью и мятным маслом.
– Они всегда творили чудеса, – с довольством произнес Фолкмар, хоть все еще и побаливало, – Рецепт Ницель выудил у одного заклинателя змей к востоку от Теллостоса. Далеко к востоку. Коршир – знаешь, где это?
Дуг пожал плечами.
– Это далеко. Очень далеко. Некоторые называют это краем земли. Я всегда говорил, что такой край земли пусть и находится подальше, – Фолкмар скрипуче рассмеялся, – Говорят, в Теллостосе полно того, что хочет тебя убить. Так вот – это неправда. На востоке кусаются ядом даже люди. У гадюк востока ядовиты не только клыки, но и хвост, а к женщинам вообще лучше не приближаться. Если ты чужестранец, значит, уже заведомо в тебе течет отравленная кровь. Вообще, они мастера по всяким ядам, – Фолкмар поморщился, прикоснувшись к ране, – Но и по лекарству тоже. Странно, но эти дела как-то ходят вместе. Убивать они умеют хорошо, но и врачевать тоже. Целые гильдии занимаются и тем и другим… Там есть полосатые кошки размером с тебя и такие же полосатые кони с крыльями и двумя рогами. А купцы такие, что готовы торговаться день и ночь, пока ты не двинешь кони в стремлении выторговать у этих чертей пару лишних монет, – Фолкмар отодвинул руку Дуга, хотевшего намазать ему рану и забрал у него баночку с мазью, – Не надо… я сам… разговорился, старый дурак. Эх, хорошо отделала меня эта свинья, да?
Дуг отстранился.
– Вы не бросили меч.
Помолчав немного, Фолкмар обработал мазью рану. Ветер подул в их сторону, нагнав в глаза дым. Так всегда бывало – стоит развести костер, он обязательно начнет дуть в лицо, даже если до этого стремился в другую сторону.
– Ты прав, не бросил, – грустно улыбнулся Фолкмар, отдавая обратно баночку, – Наверное, я просто не умею этого делать. Ты осуждаешь меня?
Как глупо… спрашивать у мальчишки то, о чем он даже не имеет понятия. Что он ожидает услышать? Что надо было бросить меч, послушать Алчущую Жрицу, и, быть может, все случилось бы иначе? Нет, не для его товарищей – те давно уже в могилах, которых он никогда не видел. Для него иначе. Но откуда Дугу об этом знать? Он видел только кабана и то, что он не бросил меч, когда он его просил.
«Пусть Дуг думает, что я поверил ему. Что его слова имеют для меня значение, наверное, это важно для десятилетних мальчишек».
На лице Дуга можно было прочитать работу мысли. Он почесал затылок.
– Великий Воин тоже бы не бросил меч. Он всегда держит рукоять крепко.
– Ты считаешь меня воином – это хорошо. Так и нужно относиться к своему наставнику.
Тело Фолкмара выглядело сухим и дряблым, как и полагается мужчине в летах. Доспех определенно придавал ему видимой мощи, а когда он снял его, стал похож на сморщенную картофелину. Или засохшую морковь, ведь она была гораздо длинней картошки. Фолкмар был длинным, не менее шести футов росту. Когда-то на эту длину была наращена крепкая плоть, и он слыл действительно славным рыцарем. Все удивлялись и показывали на него пальцем, какой он был огромный. Раньше…
– Собирайся. Мы потеряли много времени, – Фолкмару надоем дым. Он встал, освободив глаза от его въедливости, – Не отправимся сейчас – пропустим турнир и в божьи палатки нас не пустят.
