Кина Марич
У нас всё хорошо
Раунд второй. В плену страстей
Олег взрослел, крепчала его потребность в сопротивлении. Он всё чаще замечал людскую глупость, неправоту и категорическое нежелание заблудших свои ошибки признавать. Страшно раздражался из-за этого, но, как и положено мальчику из приличной семьи, недовольства своего не выказывал. Точнее не говорил ничего тем, кто его вызывал, а с другими охотно делился своими соображениями, которые очень аргументированно возводил в статус истины в последней инстанции.
Список людей, вещей и явлений, которых Олег на дух не переносил, становился всё больше и больше. Причём, бывало так, что многие из них поначалу вызывали у него симпатию, а потом по разным причинам попадали вдруг в немилость. Случалось ему увлекаться идеями всякими, да так крепко, что он буквально заболевал ими: как лихорадочный, горел, метался и даже бредил, словно в беспамятстве. Но впоследствии, остыв маленько, неизбежно разочаровывался, сокрушаясь из-за утраченной веры и обманутых надежд. Идеи эти характер имели разный: одни больше вертелись вокруг дел насущных, другие уносили Олега в далёкие философические дали, увлекая своим размахом, сложностью и глубиной. Порой они каким-то чудом пересекались, смешивая в одном котле высокое и низкое, обыкновенное и непостижимое, и от этого варева головушка шла кругом, будто раскачивало Олега на большой карусели, где захватывающие дух виражи сопровождались порой лёгкой тошнотой. И хоть сетовал он иногда на такую жизнь, но, похоже, благоволил ей и никакого спокойствия, которым якобы грезил, на самом деле не желал. Могло даже показаться, будто только они, все эти бесконечные поиски себя, смысла своей и вообще человеческой жизни, были его настоящей отрадой, а обнаружение искомых объектов в его планы на самом деле и не входило. Впрочем, возможно, это была только кажущаяся видимость, а в реальности Олег пусть и не очень ясно, но всё же видел свою цель и шёл именно к ней своим не самым простым путём.
К окончанию школы взрослеющий Олег обозначил свои жизненные приоритеты одним только словом – успех. Оно казалось более ярким и значимым, чем расхожее счастье, например. Счастье виделось ему лишь составляющей успеха, который объединял в себе не только личные радости, но и общественное признание. Одного только собственного удовлетворения достигнутым ему казалось маловато: важно, чтобы его достижения были непременно замечены и оценены по достоинству другими. Это и был настоящий успех, к которому он отчаянно стремился. Поэтому Олег тщательно подошёл к выбору будущей профессии, которая должна была стать делом его жизни, обязательно интересным, нужным для общества и, как сегодня многозначительно говорят, с перспективой роста. Олегу очень нравилась эта фраза, и, делая свой непростой выбор, он всё время прокручивал её в голове, примеряя на разные лады возможности, открывающиеся на том или ином поприще. Он долго присматривался к обретшей популярность экономической стезе, взвешивал все за и против и наконец решился двинуть именно туда.
Родители одобрили, обещали всяческое финансовое содействие. Став студентом, Олег яростно вгрызался в Адама Смита, силясь уразуметь мудрёную науку про прибавочную стоимость, про то, что с этой стоимостью надо делать и, самое главное, почему в его отечестве с ней настоящая беда.
Годика через полтора Смит и все его наперсники были порядком позабыты: на задний план этих господ отодвинула нежданная любовь. Собственно, нельзя сказать, что она явилась громом среди ясного неба – Олег давно её жаждал и, пока всё это не нагрянуло, сильно беспокоился, ведь у других уже было, а его как-то обходило стороной.
Но вот пожаловало и к нему. Без предупреждения. Обрушилось, как лавина. И он погиб. Растворился. Утонул. Сгорел, что называется, в горниле страсти роковой. И если у других всё шло как-то степенно, с охами и вздохами, ухаживаниями, то Олега закружило в бешеном водовороте буквально с первого взгляда.
Надо признать, взгляд этот случился при обстоятельствах самых что ни на есть банальных, далёких от романтики и большой любви, которой он так жаждал. Но случилось то, что случилось. Прилично набравшись на одной из общежитских посиделок, Олег диагностировал у себя вдруг особый интерес к незнакомой ему доселе девушке, которая, как оказалось впоследствии, училась на другом факультете, но проживала почему-то вместе с будущими экономистами. Собственно, интерес этот возник сразу, как только она вошла в комнату и присоединилась к набиравшему обороты мероприятию. Олег на тот момент ещё трезвый, выпал вдруг из застольного веселья, начал думать о ней и смотреть только на неё. Понимал, что делает неправильно, но никак не мог справиться с собой. Ему стало неловко, а когда же она пару раз поймала его взгляд, он совсем растерялся и, не зная, куда себя деть, решил усиленно накачиваться горячительным.
Чуткая к гормональным всплескам общественность уловила особые вибрации, исходившие от Олега, без труда выявила их причину и начала разными шутками да намёками подогревать разгоравшуюся в его душе страсть. Непонятно, для чего это делалось – для потехи или всё-таки для счастья образовавшейся вдруг пары, но энтузиазм компании не прошёл даром. Взволновавшая Олега девушка по имени Наташа оказалась не в силах проигнорировать ни его внимание, ни общий ажиотаж, этим вниманием вызванный.
Благодаря крепким напиткам и неутомимой группе поддержки Олег ощутил небывалую уверенность в себе, даже решимость, которой хватило, чтоб проводить Наташу до её комнаты и, воспользовавшись отсутствием соседок, настоять на том, чего так давно и мучительно желало его тело…
Он ликовал. Всё случившееся в ту незабываемую ночь вызывало у него дикий восторг. Первое и, пожалуй, главное, что сам не сплоховал – а ведь побаивался, зная про печальные прецеденты у других. Невероятной оказалась и Наташа: она была восхитительна, и её аппетитное, отзывчивое тело разожгло в Олеге немыслимый пожар. В своих самых смелых фантазиях он не мог представить такого. Это было что-то за гранью – так ему показалось.
Он совершенно потерял голову. Позабыл про всё на свете. Для него существовала только его возлюбленная, единственная, желанная, необыкновенная. Ему ужасно хотелось, чтобы Наташа относилась к нему так же, но она, к великому его сожалению, не спешила столь отчаянно порывать с этим миром и уноситься вместе с Олегом в какие-то заоблачные дали. По всему было заметно, что Олег не совершил в её душе большого переворота: она продолжала жить так, как жила и до него, только теперь у неё была личная жизнь. Причём, как выяснилось, не первая. Этот факт крепко бил по взыгравшему донельзя мужскому самолюбию Олега и, возможно, со временем остудил бы безудержный пыл, но через какое-то время ему стали известны другие обстоятельства из прошлого Наташи, которые разожгли этот пыл ещё сильнее. Тем более, что преподнесли их ему в очень специфическом виде.
Прошло недели три после той самой ночи, ребята уже официально стали парой, и как-то в одном из плохо освещённых университетских закоулков Олег столкнулся с крепким, боксёрского вида парнем, который отрекомендовался Наташиным первым. Но не бывшим – тут же уточнил крепыш – ведь расстались они по недоразумению, а на самом деле созданы друг для друга, просто идеальная пара, которая вот-вот должна воссоединиться, и Олегу, если он не хочет неприятностей, лучше держаться от них, вернее от неё, подальше.
Олег, мир которого замкнулся на Наташе, неожиданно узнал, что обитают тут и другие люди, которые не просто ходят рядом и что-то делают, а позволяют себе вот так бесцеремонно врываться в его идиллию, говорить всякую ерунду и вдобавок ещё угрожать. Олег от такого напора малость трухнул. Правда, тут же сообразил, что крепыш именно на это и рассчитывал. Ну, нет, не дождётесь. Он ощутил в себе знакомое, хоть и немного подзабытое, безудержное желание сопротивляться новой версии материнского «ничего не поделаешь».
Ответ крепышу был короток и прост: Наташа выбрала Олега, и всем остальным о ней лучше позабыть. Крепыш нахохлился, но избранный не стал дожидаться ответа и поспешил ретироваться, потому как начиналась пара, а ситуация представлялась далеко не безопасной.
В тот же день Наташе был учинён строжайший допрос, который открыл для встревоженного Олега следующие факты. С крепышом, прозывавшимся Никитой, она училась в одном классе. Был он сынком далеко не бедных и хорошо известных в их городке родителей, ещё в школе начал подбивать к Наташе клинья, но встречаться они начали уже здесь, в университете. Оказалось, этот Никита серьёзно занимался борьбой, но ради своей возлюбленной решил завязать со спортивной карьерой и поступить вместе с ней на юрфак. Наташу не могла не тронуть такая жертва, она откликнулась на ухаживания, и тут, по её словам, как раз всё и началось. Никита оказался жутко ревнивым.
Он ревновал её ко всем на свете, запрещал делать кучу совсем безобидных вещей, постоянно контролировал и всегда находил, в чём упрекнуть.
– Поначалу всё это мне казалось признаком любви и желанием заботиться, защищать, – с дрожью в голосе говорила она, – я даже думала, что так и должно быть. Но потом стало ещё хуже – он мне просто жизни не давал. Кричал, обзывал, говорил постоянно, что никому я, кроме него, такая не нужна. Из-за него мне пришлось в другое общежитие переселиться…
– «Такая» – это какая? – Олег споткнулся об это слово.
– Не знаю… Такая, как есть. Он всё время убеждал меня, что сама по себе я ничего не значу, что только рядом с ним и благодаря его любви я что-то представляю из… – Наташа не смогла договорить и расплакалась.
Олег воспылал. Гневом к Никите и огромной нежностью к Наташе. «Бедненькая, сколько ей досталось», – думал он, заключая её в свои объятия. Теперь рядом с ним ей нечего бояться, она будет по-настоящему счастлива.
Но сделать Наташу счастливой Олег, как ни старался, так и не смог. За два года их сложного, то головокружительного, то изнуряющего романа в нём было всё что угодно, но только не счастье. То лёгкое, прозрачное, ничем не обременительное ощущение радости, которого жаждет каждый влюблённый, к ним так и не пришло. Некоторое время их отношения сильно отравлял Никита, напоминая о себе и своих угрозах. Олег нервничал, злился, упрекал Наташу и тут же начинал её оправдывать – почему так происходило, он не понимал, но иначе реагировать не мог.
Надо отдать должное Никите, который до рукоприкладства, хоть он и грозился, так и не дошёл: удерживало что-то. Олег же, предвидя такой вариант развития событий, понимал, что не готов к нему, и по этому поводу крепко напрягался. Только когда Никита перестал им досаждать, Олег расслабился и задышал полной грудью, не преминув возгордиться своей победой и полученным в её результате «трофеем». А «трофей» вместо хвалебных од и ликования в честь победителя удумал вдруг капризничать и недовольство проявлять. Поначалу редко, но со временем эта невесть откуда взявшаяся у Наташи привычка стала набирать обороты. Когда же снявший свою корону победитель снизошёл до банального объяснения, то узнал, что Наташа, оказывается, не в восторге от его собственнических замашек, сильно смахивающих на те, которыми страдал Никита.
Олег был сражён. Даже в самом жутком кошмаре не мог представить себе такого. Да как она могла после всего, что он для неё сделал? Он дышал ею, трепетал, рисковал ради неё головой, а тут на тебе… Его прямо всколыхнуло от накатившей вдруг обиды. Даже слов не смог найти подходящих, чтоб урезонить Наташу, объяснить, как она не права, и даже пристыдить. Захлёбываясь от распиравшей и клокотавшей в нём обиды, Олег ушёл тогда, громко хлопнув дверью. Это была их первая большая ссора. Потом эти ссоры повторялись с завидной регулярностью и стали своего рода проверкой отношений на крепость.
Проверку отношения не прошли: никто не желал рассматривать каждый новый конфликт как возможность узнать получше и себя, и другого, поэтому из всякого противостояния они выходили с множеством потерь и разрушений. Последней каплей стала случайно увиденная Олегом встреча Наташи и Никиты. Они стояли у входа в центральный корпус и мило болтали. Наташа улыбалась. Олег буквально вышел из себя и чудом удержался, чтоб не подойти к этим голубкам и не разнести их идиллию вдребезги.
Объяснения, представленные на этот счёт Наташей, его категорически не устроили: после всего того, что творил этот чёртов Никита, она не должна была и на пушечный выстрел к нему приближаться. Всё это было давно – не признавала вину Наташа. Неважно – настаивал Олег, который в упор не понимал, какие такие разговоры у них могли быть. Услышав очередное обвинение в беспричинной ревности, он страшно разозлился и выдвинул вполне обоснованную версию, что надумала она, по всему видать, возвращаться в Никите, у которого крутые папа с мамой, а Олега элементарно выставляет дураком. Наташа согласилась с дураком, а больше ничего пояснять не стала: не на шутку разобиделась и ушла.
Они расстались. Олег долго не находил себе места, тосковал, ломал голову в надежде всё вернуть. Пытался даже пару раз объясниться, но всё было напрасно. Он хорошо понимал теперь, что значит выражение: «Разбитую чашку не склеишь», скорбел над осколками и корил свою возлюбленную за небрежное обращение с тем сокровищем, что было в их руках. Почему она не поняла, не приняла и не прониклась его порывами? Не откликнулась, не оценила? Почему? Олег долго мучил себя этими вопросами, хотя ответ на них знал: она просто не любила его. Осознавать этот злополучный факт было ещё горше, и Олег, тоскуя и кручинясь, опять и опять скатывался в знакомое ему острое неприятие мира, устроенного донельзя глупо и несправедливо.
Когда же ему случалось сетовать на жизнь в компании друзей-приятелей, опрокинув рюмку-другую, он неизменно делился своими соображениями по этому поводу и, обнаружив хотя бы некоторое понимание, засыпал благодатных слушателей всё теми же набившими оскомину вопросами. Разбередив до невозможности незаживающую рану, выплёскивал затем и самый болезненный свой вопрос: разве будет кто другой так любить её, как любил он? Вопрос, как говорится, был риторическим, и публика выражала стопроцентное согласие кивками или фразами из серии «она ещё пожалеет». В такие минуты мятущаяся и измученная Олегова душа немного успокаивалась, согревалась и затихала, а он начинал испытывать некоторый восторг, которым жадно упивался.
Но посиделки рано или поздно заканчивались, хмельной кураж и сопутствующее ему чувство локтя исчезало, тогда Олег, к великому своему ужасу, обнаруживал прежних демонов, напоминавших ему про его полную несостоятельность, которую он так страшился признавать. «Ты лох и никчема, – пульсировало в где-то в глубинах его серого вещества, – таких, как ты, не любят, а презирают. И Наташа – ты прекрасно это знаешь – легко утешится с кем-то другим. Даже с тем же Никитой».
К вящему своему ужасу, Олег не мог ничем возразить и начинал ещё больше горевать. Выхода он не видел. Разве покончить с этой чёртовой жизнью раз и навсегда. Всем только лучше будет…
Неизвестно, чего в этих рассуждениях было больше: жалости к себе или действительно желания поквитаться с этим миром, но Олег ничего такого совершить не успел. Пока думал, прикидывал, рассуждал, произошло то, чего он страшно не хотел, боялся, но всё же предвидел. Наташа вернулась к Никите. Олегу, как ни странно, этот шаг возлюбленной будто вплеснул в кровь дополнительную порцию энергии, которая взбодрила его и заставила шевелиться. Вся приумноженная сила уходила теперь на то, чтобы сыпать в окружающий мир бесконечные обвинения не только в адрес той, что сломала ему жизнь, но и вообще всех женщин: беспросветных дур, которые не знают, чего хотят, а только пьют кровь и выедают у несчастных мужчин все мозги.
При всякой удобном и неудобном случае Олег прямо подпрыгивал, предвкушая возможность пометать молнии в противоположный пол, который так наглядно и выразительно представила в его жизни Наташа. «Я же говорил! Я же знал!» – отчаянно жестикулируя, взмывал он ввысь и на особом эмоциональном накале посвящал всех и каждого в самые ужасные детали женского коварства.
Сочувствие и понимание слушателей его ободряло, давало силы и уверенность в собственной правоте. Олегу казалось, что чем больше он будет трубить о своём горе, тем легче с ним сможет справиться, тем быстрее оно забудется, но выходило как раз наоборот. Убеждённость в собственной правоте, которую он тщательно вскармливал при помощи окружающих, никак не хотела расти и крепчать, а походила скорее на новорождённого, имеющего несовместимую с жизнью патологию. Олег отчаянно боролся за этого маленького пациента, но все усилия по какой-то злой иронии только ухудшали ситуацию, не оставляя умирающему никаких шансов.
Почва уходила из-под ног, мир, отнимающий самое ценное его творение, казался враждебным и жестоким, и Олег с ужасом осознал, что опять попал в тупик, из которого ему точно не выбраться, потому как выхода из него попросту нет.
– Выход всегда есть, – заговорщически сообщил ему один случайный собутыльник, с которым Олег поделился, по обыкновению, своим горем.
Они сидели в парке на траве и по очереди прикладывались к горлышку поллитровки. В тот день Олег, успевший поколесить со своей неизменной культурной программой по разным гостям, возвращался домой в сильном подпитии и в большой, пуще прежнего печали. В список повинных в его бедах ответчиков включены были в тот день ещё и родители. Осознав вдруг размер причинённого ему морального ущерба, Олег определил их на первое место, а все прочие враги, включая Наташу, остались позади.
Случился такой переворот, конечно, не в одночасье: Олег давно уже копил претензии к предкам, но боялся их не только высказать, но даже основательно сформулировать у себя голове. В тот день ему удалось озвучить некоторые из них в одной доверительной беседе. Визави Олега, приятель-однокурсник, был давно в жёстких контрах со своими родителями. Это как раз и выяснилось, когда Олег по какому-то незначительному делу забрёл к этому приятелю в гости и стал свидетелем очень некрасивой сцены.
Объяснения на этот счёт, представленные Олегу, оказались до боли знакомы: не ценят, не уважают, лишают свободы и везде суют свой нос. Только Олег, памятуя о своём сыновнем долге, это мученически терпел, а вот приятель, нисколько не тушуясь, выгружал своим обидчикам наболевшее по полной. Олег прямо встрепенулся: ведь это они, его отец и мать, сделали его таким неуверенным, ведь это они его всегда шпыняли, критиковали и осуждали за малейшие промахи. Разве он слышал хоть когда-нибудь похвалу от них? Разве мог рассказать им о своей беде в расчёте получить понимание и поддержку? Разве видел он в отчем доме что-то другое, кроме недовольства и требований?
Он буквально закипал от накатывающего гнева, который не смогло остудить развесёлое застолье по случаю именин школьного друга. Весь вечер Олег был чернее тучи, неоднократно слышал дежурный вопрос про всё ли у него в порядке, а один, самый сердобольный из гостей, предложил даже облегчить душу и поведать всем о случившемся. Но делиться своими мрачными открытиями с малознакомой публикой Олегу показалось неудобным, к тому же он сильно сомневался, что эти беззаботные ребята, которых явно жизнь не била так жестоко, смогут понять и разделить его горе. Помаявшись немного, Олег решил покинуть мероприятие, так диссонирующее с его препаскудным настроением.
Тёплый летний вечер растворялся в подкрадывающихся сумерках, и Олег решил, что домой идти ещё рано – Василиса Аркадьевна, которая на тот момент пребывала уже в статусе брошенной женщины, вряд ли изволят почивать в такую рань. Именно так, с некоторой ехидцей, он подумал и понял, что с родительницей лучше ему сегодня не встречаться: риск выплеснуть наболевшее за долгие годы был нынче велик, как никогда. Придёт позже, когда она наверняка будет спать.
Порывшись в карманах, Олег наскрёб на бутылку водки, не замедлил приобрести оную в ближайшем магазинчике и направился в парк, который оседающая на город ночь сделала вполне подходящим для распития местом. Устроившись под большим кустом, он открыл бутылку и сделал пару глотков. Ускользающее сознание зафиксировало последнюю ясную мысль, настойчиво твердившую, что бутылка эта определённо лишняя. «Лучше б пива купил с рыбкой», – посокрушался Олег на неразумную трату последних денег и с горя сделал ещё один большой глоток. Поёжился и брезгливо отставил бутылку.
– Не переводи продукт, – пророкотал откуда-то из-за кустов низкий сипловатый голос.
Олег повернул голову и узрел нечёткий силуэт.
– Не хочешь пить – не пей! – приближаясь к Олегу, сердито рявкнул силуэт. Он наклонился, взял бутылку и жадно припал к горлышку.
Когда же оторвался от него, смягчившись, доверительно сказал:
– Вот как надо пить.
Олег никак не отреагировал.
– Ты ж не против? – поинтересовался силуэт с опозданием.
Опять молчание.
– Проблемы?
В ответ Олег только махнул рукой. Мол, да ну его всё…
– Ясно. Баба, – кивнул понимающе силуэт и ещё пригубил. – Обманула? Бросила? Изменила?
На каждый из этих вопросов полагалось ответить «да», и вконец опечаленного этим фактом Олега прорвало вдруг, как огромную плотину. Захлебываясь от слёз и переполнявших его эмоций, он начал сбивчиво повествовать про свою незадавшуюся любовь, про познанное им женское коварство и про то, что его никто не любит. Вокруг одни враги, а родители – самые первые. Последние различимые слова его были: «Выхода нет». После чего Олег расплакался, как ребёнок.
– Выход всегда есть, – изрёк силуэт.
Когда всхлипывания чуть поутихли, повторил ещё раз:
– Выход всегда есть.
Олег повернул к нему голову.
– Это только слова, – выдохнул он устало.
– А всё – только слова…
Силуэт протянул ту самую бутылку, из которой так бесцеремонно одалживался:
– На, полечись.
Олег сделал глоток и действительно немного успокоился.
– И где же этот выход? – поинтересовался он после долгой паузы.
– Там, где вход.
– То есть? – не понял Олег.
– Вернись туда, откуда начал, и всё поймёшь.
Олег снова озадачился, но повторять вопрос почему-то не стал, а вместо этого стал присматриваться к силуэту, пытаясь понять, кто он: человек или привидение… А, может, бомж какой. Единственный имевшийся поблизости тусклый фонарь светил собутыльнику Олега в спину, оставляя в темноте его лицо. Но по другим различимым деталям – спортивному телосложению, короткой стрижке, джинсам и футболке – можно было заключить, что это не бомж: те, по наблюдениям Олега, носили обычно на себе весь свой небогатый гардероб. Лета собутыльника определению не поддавались, но голос – низкий и с хрипотцой – указывал на немолодой уже возраст, а замашки, лихие и грубоватые, выдавали человека, у которого должны быть проблемы с законом. «Я сегодня – прямо Шерлок Холмс», – подумал, ухмыльнувшись, Олег и тут же решил, что все его наблюдения и выводы могут оказаться неверными. Выяснять же, что к чему, он не стал, вместо этого решил уточнить другое:
– Что значит: вернись, откуда начал?
– Ну, если вляпался, то надо понять, как ты возле этой лужи оказался и почему не обошёл её.
– А как это понять?
– Не знаю. Думай.
Олег бросил на своего собеседника недоумённый взор. Тот молчал.
– А с родителями как же? Их тоже надо было обойти? Мама, роди меня обратно, да? – с вызовом бросил Олег.
– Христианство исповедуешь?
– При чём тут христианство? – Олег опять удивился. Он сейчас, кажется, впервые понял, что значит выражение «говорить на разных языках».
Силуэт помолчал, потом махнул рукой и устало резюмировал:
– А вообще, не парься… Тебе сколько лет?
– Двадцать один.
– Когда будет сорок, поймёшь, что нет смысла париться: всё пустое…
Продолжать общение ему, похоже, не хотелось. Он резко встал и, ничего не говоря, зашагал в сторону аллеи. Потом вернулся и взял недопитую бутылку.
– С тебя хватит, – бросил он напоследок и растворился в темноте.
Олег проводил его осоловелым взглядом и тут же выбросил этого странного субъекта из головы. Размышлять над его невразумительными и где-то даже обидными пассажами не было ни сил, ни желания. Хотелось только одно – спать, и он поспешил домой.
Наутро, проснувшись и придя в себя, припомнил свои давешние похождения и снова озадачился поиском выхода. Долго так лежал и рассуждал, с трудом переворачивая затёкшее тело. И тут его осенило. Он просто съедет из родительского дома. И будет сам себе хозяин. А всё, что тяготит его здесь, будет забыто. Но для этого ему надо найти работу. Он справится, сможет. Он победит.