Кина Марич
У нас всё хорошо
– Маневрируем, как видишь. Но, в общем, не всё так страшно. Многие живут куда в более стеснённых условиях. Ты ведь тоже не в хоромах вырос?
– Увы. Тоже «двушка». Но мы втроём жили. Я один у родителей. А ты тоже одна?
– Нет, у меня сестра есть. Старшая.
– А родители? Они помогают тебе?
Олегу показалось, что на её лице промелькнула тень.
– Они себе помочь не могут… – проговорила она не без грусти. – Давай о чём-то другом. Это такая тема…
– Неужели ты одна, без чьей-либо помощи, тянешь троих детей? – не мог успокоиться Олег.
– Я не одна.
Она посмотрела внимательно на Олега.
– Значит, у тебя есть кто-то, я имею в виду, мужчина, который тебе помогает?
– Такого мужчины нет. Хотя он был раньше. И родители мужа мне тоже помогают. Особенно раньше, когда дети маленькие были. Квартиру эту, кстати, они нам дали – забрали к себе бабушку, которая здесь жила.
– Трудно, наверное… Трое детей.
– Не так трудно, как кажется. Всё зависит от того, как ты к этому относишься.
– К чему конкретно: что мужа нет?
– И к этому, и к детям вообще.
– А ты иначе относишься? Не так, как другие?
– Наверное. Во всяком случае, я не считаю свою ситуацию какой-то очень сложной, катастрофичной. Поэтому и не распространяюсь о ней сильно. Ты прости, что не сказала тебе сразу. Я понимаю, для тебя это всё очень неожиданно.
Олег кивнул.
– Так ты поэтому ничего не говоришь, чтоб не жалели тебя?
– Больше, конечно, из-за работы помалкиваю. Никто не хочет связываться с матерью троих детей. Рискованно – не уволишь потом. Да и так, разговоры разные, вопросы бесконечные… И жалость, конечно, тоже. Почему-то люди думают, что это самое страшное, что может быть – остаться одной с тремя детьми. Правда, у меня тоже были моменты, когда переживала и отчаяние, и страх.
– Страх, что не справишься?
– Что не справлюсь, что не смогу детям дать всё необходимое. Что на себе и своей жизни крест надо поставить.
– А сейчас так не думаешь?
– Уже нет. Я не думаю, что мне из кожи вон надо лезть, чтоб обеспечить им определённый уровень жизни. Родители, которые так делают, по-моему, просто не любят своих детей. Не любят, не слышат, не чувствуют, не понимают. Отсутствие всего этого они компенсируют стремлением натолкать в детей побольше разной еды, завалить их игрушками, впечатлениями и прочим. Но это безудержное рвение вместо ожидаемого счастья приносит всем только мучения: и взрослым, и детям.
– А ты счастлива?
– Представь себе, да.
– И дети твои счастливы? Они не страдают от нехватки чего-то, от неудобств бытовых? Сыновья не страдают от того, что папы в доме нет?
– У меня нет ответа на этот вопрос.
– Почему?
– Я могу судить только со своей колокольни, а что они на самом деле ощущают, об этом, видимо, у них надо спрашивать. Недавно услышала где-то, что любой человек на приёме у психолога всегда найдёт что сказать нелицеприятного о своих родителях. Любой, даже тот, у которого было самое распрекрасное детство.
– А ты не спрашивала у них никогда?
– Почему же? Спрашивала. Не так вот в лоб, конечно. Но мы говорим о том, что они думают, чувствуют. И недовольство я разрешаю им своё высказывать. Насколько я могу судить, они не чувствуют себя какими-то обделёнными. Хотя, конечно, я, как и многие другие родители, не могу им дать всё, чего им может захотеться. Из-за этого все они в какие-то моменты могли ощущать недовольство. Но есть желания, а есть потребности. Желания – штука сиюминутная, и вовсе не их реализация делает человека счастливым. Счастлив человек тогда, когда его потребности удовлетворяются. А потребности наши не так велики, как кажется. И главная потребность – жить в любви.
– И что это значит, по-твоему?
– А то и значит: жить в любви. Что тут непонятно?
– Это значит давать любовь или получать?
Лена улыбнулась.
– Я так никогда не думала: давать, получать. Это уже сделка какая-то выходит.
– А что тогда любовь, по-твоему? – Олег с нетерпением ждал ответа Лены. Ему казалось, он получит сейчас какой-то ключик, разгадку к давно мучившей его загадке.
– Не знаю, как это выразить словами… Это ощущение, состояние такое, когда тебе легко, радостно, тепло. Когда принимаешь всё вокруг таким, каким видишь. Когда ничего не ждёшь от других, не требуешь. Ты как будто в облаке каком-то находишься. Если ты влюблялся когда-нибудь сильно, должен был что-то похожее испытывать.
– Влюблялся, испытывал, – Олег многозначительно кивнул головой. – Но это проходит. И не всегда это состояние дарит радость, бывает и боль тоже.
– Это потому, что оно возникает в связи с другим человеком. Появился в твоей жизни кто-то, и только тогда ты летаешь.
– Но как иначе? Это же и есть любовь?
– Это влюблённость. Подобие любви. Это состояние, которое зависит не от тебя, а от другого человека. Пока он есть, тебе хорошо. Его нет, тебе плохо. И поэтому ты начинаешь бояться, что потеряешь его, ревнуешь, пытаешься привязать к себе. От этого и боль. Никому ничего хорошего такая «любовь» не приносит.
– А твоё это состояние, оно, выходит, ни от кого не зависит?
– От меня только. Как я всё воспринимаю, как реагирую. Что предлагаю этому миру. Если меня начинает что-то сильно раздражать, если я нервничаю или беспокоюсь, я сразу же выпадаю из этого облака… Не смейся, это так и есть.
– И что тогда, когда выпала? Что потом делаешь?
– Всё делаю, чтоб туда вернуться. Перестаю сердиться. Начинаю искать хорошее в том, что раздражает.
– А если не выходит? Бывает же так, что прямо убить хочется?
– Бывает. Всё бывает: и люди неприятные попадаются, и ситуации разные. Но как только начинаешь против этого протестовать, то не только из облака выпадаешь, а вообще куда-то в тартарары несёшься: в мрак, в омут. Из этого потом очень трудно выбираться. И в состояние любви вернуться тоже нелегко. Как будто кандалы на тебе висят, и камень огромный на шее. Я это проходила, знаю.
– Ты, наверное, сильная очень.
– Сомнительный комплимент для женщины.
Олег растерялся.
– Или это не комплимент был? – сообразив, что резковато отреагировала, Лена пришла Олегу на помощь.
Она встала, чтоб поставить чайник.
– Может, сильная – не самое подходящее слово. Ты как-то ладишь сама с собой. И, кажется, что проблем у тебя нет. Хотя по логике их должно быть хоть отбавляй.
– Как тебе сказать… Есть, конечно, моменты, ситуации, когда трудно. Когда надо принимать решение. Делать выбор. Но это и есть жизнь.
– Вот, я это и хотел сказать. Ты живёшь. А многие выживают.
– Не люблю это слово – выживать. Глупое оно. Самое подходящее для него место в выражении «выжить из ума». А чтоб жить, нужна не сила.
– А что?
– Нужно желание жить. У многих людей, как мне кажется, этого желания нет. Когда человек недоволен тем, что имеет, и мечтает страстно о другой жизни, когда цепляется за что-то или кого-то, он не живёт и не хочет жить.
– Да ну! – запротестовал Олег. – По-твоему, если человек стремится изменить свою жизнь, сделать её лучше, то в действительности он поскорее мечтает свалить в мир иной? Тогда мы тут все самоубийцы потенциальные… Так выходит?
– Не так. Это разные вещи. Одно дело – не принимать, ненавидеть то, что имеешь, и желать получить другое. Это тупик. Второй вариант – просто меняться, но при этом не отрицать никакой свой опыт, принимать то, что имеешь сейчас.
– Не вижу большой разницы.
– Но она есть. Потому что живёт человек только во втором случае. Если он выбирает первый путь, то его ожидает бесконечная маета и неудовлетворённость. Это хождение по кругу.
– Какая же маета, Лена? Если человек добился своей цели, если пришёл, куда хотел, он наверняка будет счастлив и доволен.
– Не факт. Счастлив и доволен будет только второй. А первый – вряд ли.
– Почему ты так думаешь?
– Как тебе объяснить… Вот, например, человек какой-то абстрактный. Сейчас у него не самый лучший период в жизни: проблемы, нужда большая или что-то в таком духе. У него есть два варианта, как отреагировать на эту ситуацию. Можно её возненавидеть, начать искать виноватых, рвать и метать, впадать в отчаяние и думать постоянно о том, чтобы прямо сейчас быть не здесь, где он оказался, а в другом, лучшем с его точки зрения месте.
– И что в этом плохого? Естественная реакция.
– Привычная, я бы сказала, но не естественная. Естественные, природные реакции помогают нам прийти в баланс, а эта реакция ведёт к полному раздраю. Такому человеку очень плохо, но плохо не из-за той ситуации, в которой он оказался, а как раз из-за того, что он не хочет в ней быть. Он хочет немедленно выбраться из неё и попасть в другую.
– И что? С тобой такого не было? Тебе никогда не хотелось бежать из какого-то места без оглядки?
– Хотелось. Да только это невозможно. От себя не убежишь. Раз ты сейчас именно здесь, значит, ты сам пришёл сюда, значит, хотел здесь оказаться, тебе нужно было зачем-то это пережить. Но ты отказываешься принимать этот свой опыт, ты не хочешь его прожить, прочувствовать, испытать до конца, поэтому в данный момент ты не живёшь. Мыслями и чувствами ты где-то там, где тебя нет. Ты хочешь обмануть себя, обмануть время и оказаться там, куда не шёл.
– Возможно. Но если я сейчас выйду оттуда, где я не хочу быть, и пойду туда, где хочу, то, оказавшись там, я ведь буду счастлив?
– Ты спрашиваешь или утверждаешь? Я не очень поняла.
– Я не знаю, ты меня совсем сбила с толку, – признался Олег.
– Подумай. Вспомни похожие ситуации из своей жизни. Ведь было же такое, что ты мечтал попасть куда-то, сильно этого желал и думал, что обретёшь рай, оказавшись там?
– Было.
– И что? Как долго длился этот рай? Как скоро ты захотел сбежать и оттуда? Сколько в твоей жизни было разочарований? И чем сильнее жаждал чего-то, тем быстрее и острее в нём разочаровывался, так ведь?
Олег стал вспоминать работу на Барина, жизнь со Светой…
– Ты права, пожалуй. И что с этим делать?
– Ничего не делать. Жить. Принимать свою жизнь такой, какая она есть. И себя тоже. Ты там, куда ты шёл. К работе своей ты сам пришёл. То, какой ты сейчас, и, всё, что у тебя есть сейчас, – это результат твоего выбора, твоих решений. Ты всегда там, где хотел быть.
Последние слова Лена сказала не очень уверенно. Повисла пауза. Оба молчали и не смотрели друг на друга.
Чайник, готовый вот-вот вскипеть, начал тяжело вздыхать. Лена встала, подошла к шкафу, открыла его и взяла стеклянную баночку, заполненную крупными чайными листьями. Олег от нечего делать уставился в окно. В стекле отражалась кухня с большим столом. Лена подошла к столу, взяла заварник, сняла с него крышку. Снова повернулась к Олегу спиной, и тот перевёл взгляд с окна на её стройную, никак не сопоставимую с тремя детьми фигуру. Желание овладеть этой женщиной никуда не делось: он действительно оказался здесь, потому что страстно этого хотел. Вот только не разговоры эти дурацкие разговаривать – он собирался заняться совсем другим. И вряд ли это занятие принесло бы ему разочарование.
– Почему ты замолчал? – будто почувствовав его пристальный взгляд, Лена повернулась. – Ты не хотел здесь оказаться? У тебя на этот вечер были какие-то другие планы?
Он засмеялся. Она определённо его провоцировала.
– Как тебе сказать…
– Можешь не продолжать, – лёгкая улыбка возникла на её лице.
Лена разлила чай по чашкам и поставила одну из них пред Олегом.
– Ты мысли часом не читаешь?
– Некоторые мужские мысли совсем нетрудно прочитать.
Олегу показалось, что он начал краснеть. «Не стоило так откровенничать, надо было как-то выкрутиться», – отругал себя и наклонился к чашке, старательно всматриваясь в её содержимое.
«Выпью чайку и откланяюсь культурно», – решил он и сделал большой глоток.
Чай ещё не успел остыть. Сильно обжёгшись, Олег прямо подскочил на стуле.
– Это чай. Он горячий, – как-то виновато отреагировала Лена.
Олег рассердился, толком даже не зная на что: на её замечание, на чай этот чёртов или на то, что всё сорвалось…
– Я пойду, пожалуй, – спешно достал телефон, чтоб проверить время. – Поздно уже.
– Как хочешь, – повела плечами Лена.
Общепринятые правила предписывали ей отреагировать чем-то вроде «Посиди ещё», и, если бы она это сказала, у него был бы выбор: остаться или уйти. Но этот слишком прямой ответ поверг его в некоторое замешательство. Может, она играет с ним? И это был намёк? Олег заволновался. Да, нет, скорее наоборот: она устала от него и хочет побыстрее отделаться. Поэтому и не церемонится особо. Сплоховал он где-то. Олег расстроился, но взял себя в руки, решительно сделал пару глотков по-прежнему обжигающего чая, встал и направился к выходу. Лена проследовала за ним. В прихожей подала ему куртку, которая висела в шкафу. Он оделся, потом изъявил желание попрощаться с Настей и Андреем. Ребята вышли на зов Лены, сообщили, что рады знакомству и приглашали заходить ещё. Олег пообещал, затем чмокнул Лену в щёку и вышел.
На дворе разыгралась настоящая зима: ветер так гонял снег, что казалось, будто тот сыпался не с неба, а из каких-то огромных пушек, находящихся на земле. Зрелище было, бесспорно, красивое, но передвигаться в таком снежном водовороте оказалось непросто. Полететь бы – вот это да.
Задумавшись, он не заметил, как врезался в какого-то здоровенного дядьку.
– Куда ты прёшь?! Алё, глаза разуй! – заорал тот и начал трясти Олега.
От дядьки тянуло спиртным. Он был в тулупе, с огромным мешком, который сейчас валялся на земле.
«Прямо Дед Мороз, только какой-то неправильный. Дед Мороз-Плохиш», – пронеслось у Олега в голове, и он улыбнулся.
«Деду Морозу» эта улыбка явно пришлась не по душе. Он зарычал, схватил Олега покрепче и принялся его поднимать. Начинающий сценарист живо представил себе это зрелище со стороны. Даже начал думать, как бы он описал его – уж больно смешным и в то же время абсурдным оно казалось. Всё это вместе с пережитым в доме Лены стрессом и этим фантастическим снегопадом вырвало Олега из реальности, отключив защитные и прочие жизненно важные реакции. Совершенно неожиданно он залился безудержным смехом ребёнка, который впервые попал на какие-нибудь американские горки или на другой, не менее захватывающий аттракцион.
«Дед Мороз» опешил. Тут же поставил Олега на место, ослабил руки, начал их опускать, но, приглядевшись к Олегу, заметил выбившийся из-под куртки шарф и бережно заправил его. Потом бросил ещё один взгляд, открыл было рот, чтобы высказаться, но, видимо, передумал. Поднял свой мешок, развернулся и поплёлся туда, откуда шёл.
– С Новым годом! – бросил ему вдогонку Олег и подумал, что до самого главного зимнего праздника оставалось всего ничего. Пора бы уже озаботиться вечным вопросом встречи этого самого Нового года, который, как казалось Олегу, непременно должен был круто изменить его жизнь. Впрочем, так ему казалось всегда. Ничего нового – отмахнулся он от этих дежурных мыслей и вернулся к своему сегодняшнему приключению. Пожалуй, это слово очень неточно характеризовало его визит к Лене, но Олег привык именно так обозначать разные неожиданности, связанные с женским полом.
Хорошо, что этот дядька с мешком его так тряхнул: растерянность, напряжение и даже возникшая было неуверенность будто высыпались из Олега, как выпадают монетки из карманов повешенных брюк. Только собирать это всё ему совсем не хотелось – напротив, почувствовав облегчение, он бодро зашагал к остановке. Шёл с железным убеждением, что Лена у него в кармане, что она никуда не денется, и он обязательно добьётся своего, вот только… Олег вдруг увидел перед собой лица Насти, Андрея и не по годам смышлёного Стасика. Нет, ему это совсем ненужно. «Это не то, о чём мечтали большевики», – как любил говаривать его друг и наставник дядя Вова. Не то. Совсем. Памятуя, как крепко он может увязнуть в женщине, обременённой семьёй, Олег повелел себе закрыть эту тему, решив, что лучше ему удариться сейчас в работу, буддизм какой-нибудь или даже другую женщину. Что угодно, но только не это.
На следующий день первым, кого он встретил в студии, оказалась Лена.
«Она преследует меня», – такая странная мысль пришла ему в голову. А, может, и не странная: ведь позволила же она ему вчера войти в её дом, познакомила с детьми. Не может такого быть, чтоб каждого встречного–поперечного зазывали туда на чаепитие. Наверняка он первый из их продакшна, кого удостоили такой чести, в противном случае все бы давно знали, что она многодетная мать, да ещё и без мужа.
Олег не ошибался на этот счёт: позже, когда Лена покинет студию, он узнает, что никто даже документов её в глаза не видел: она не была оформлена официально.
Ошибся он в другом: в самой Лене.
– Привет, – бросил небрежно.
– Привет.
– Как там у вас дела? – после небольшой, едва заметной паузы нашёлся он.
– У нас всё хорошо, – отрапортовала Лена.
Опять заминка. Ощущалось некоторое напряжение, и у него возникло сильное желание побыстрее ретироваться, сославшись на какие-то срочные дела. Как по заказу, Олега срочно позвали к Кириллу. Сделав Лене вежливый кивок, он облегчённо вздохнул и помчался на зов.
Выбор четвёртый. Надежда
Олег с головой ушёл в работу. Внутренний голос подсказывал ему, что надо держаться за это дело, что каким-то боком оно приведёт его к заветной цели. Он по-настоящему увлёкся, позабыв на время о своих сердечных мытарствах.
Да, собственно, мытарств как таковых и не было. Было что-то другое, возможно, игра. Только непонятно чья, его или Лены. Он по-прежнему испытывал к ней интерес и был уверен, что она тоже неравнодушна к нему. Не сомневался и в том, что за её искренним рассказом о себе стоит желание сойтись с ним поближе. Только она ведь гордячка, она не будет так просто строить глазки или намёки разные делать – не её стиль. Она ждёт, что он упадёт к её ногам, бросит к ним всё, что у него есть, и будет молить об одном – стать его женой.
«Они все, бабы, только этого и ждут от нас», – говаривал один Олегов приятель со двора по прозвищу Самец, который пользовался невероятным успехом у женского пола. Многие бесконечно завидовали Самцу и считали его большим экспертом в женском вопросе, поэтому разные его истории о любовных похождениях и непременные комментарии к ним они внимательно слушали и записывали на подкорку.
Много полезной информации вынес из этих «мастер-классов» и Олег: он научился понимать, что взаимоотношения полов суть игра, в которой побеждает тот, у кого будут козыри в руках. Или, как минимум, понимание того, какими картами играет противник. С Аллой, конечно, получилась промашка – признал со временем Олег, пытаясь разобраться в причинах своего крушения. Когда ему удалось вырвать свою ранимую душу из того мучительного плена, он, поразмыслив, пришёл к простому, но вполне логичному выводу: Алла вела себя с ним совсем не по-женски, в их паре она была скорее мужчиной, даже, наверное, мужиком – циничным и грубым. Поэтому Олег и не раскусил её сразу, поэтому и поддался её диктату, но не из-за своей слабости, а из-за её мощной, а главное совершенно неожиданной агрессии.
Но Лена – другая, она давить не будет. Даже наоборот, явно перегибает палку, строя из себя недотрогу: дескать, мне не надо ничего, я вообще вся такая-расткая, неземная прямо.
«Очень даже земная, – мысленно парировал ей Олег, – вон сколько детей завела…»
Вспомнив про весь её выводок, он непременно огорчался и начинал думать, что было бы, случись ему встретить Лену одну, без этого огромного прицепа. Или пусть уже с ребёнком, но хотя бы одним. Он часто думал об этом: как же так, муж её непонятный уходит, приходит, а она, знай, рожает и рожает. Не дура ли? Да, конечно, делать аборт – дело такое, не очень как бы… Но есть же другие способы избежать незапланированной беременности – могли бы молодые супруги и озаботиться этим вопросом. А уж третьего рожать вообще была глупость несусветная. Олег представил непоседу Стасика… И кто её возьмёт со всем этим добром? А, главное, ведь никому ничего не говорит про детей, так чтоб думали все, что она легка и свободна, как ветер. Вот так влюбится кто-то, а тут – бац, и здравствуйте, я ваша тётя. Хитрюга… Надо быть с ней поосторожней.
Но «поосторожней» не вышло: на небольшом мероприятии в честь приближающегося Восьмого марта Олег прокололся. Так вышло, что он опять сидел напротив Лены, как в ту их первую встречу в офисе Миши. Точно так же, как и тогда, он старался не смотреть на неё, но не мог оторвать взгляд. А когда у Лены с её соседом завязалась лёгкая непринуждённая беседа, Олег совсем потерял контроль над собой.
«Что за женщина!» – восхищался он, заметив, как быстро этот сосед «созрел». И тут же начал нервничать: «Знает же, плутовка, что в её случае много мужчинам не надо, а всё равно эксплуатирует свою дьявольскую сексапильность по полной».
Он решил почему-то, что она не имеет права себя так вести, что кокетничать ей следовало бы именно с ним, с Олегом, и пройтись по нему не каким-то там мягким бризом, а накатить огромной штормовой волной, чтоб закружило и понеслось.
Но Лена, похоже, и не собиралась накатывать, а может, и собиралась, но явно не на него. Пребывая в совершеннейшем недоумении по поводу этой странности, Олег, осерчав, решил рвануть в забой с Риммой, их секретаршей. Он знал, что та находится в интенсивном поиске и с радостью откликнется на ухаживания неженатого мужчины. Расчёт оказался верным. Один танцевальный заход, пара комплиментов и три бокала вина сделали своё дело: Римма была готова на всё, причём демонстрировала эту готовность не только Олегу, но и всем окружающим. Как раз то, что требовалось. Но реакции от Лены не последовало никакой: она будто в упор не видела ни Олега, ни его молниеносной победы над другой.
Олег расстроился, с горя по-быстрому набрался и покинул мероприятие в самой что ни на есть английской манере, крепко огорчив этим самым обманутую в лучших чувствах Римму. Но только её и больше никого. Этот факт не давал Олегу покоя, внутри бушевал пожар из жуткой смеси ревности, негодования и желания во что бы то ни стало доказать, что он не игрушка, что с ним такие фокусы не пройдут. Он ещё покажет.
Что он должен показать и как, Олег пока не знал, но он чувствовал, что надо действовать. На следующий день решил поговорить с Леной. Начал издалека. Про детей.
– У нас всё хорошо, – сообщила она какой-то заученной скороговоркой, которая отрезала путь к дальнейшей коммуникации на эту тему.
Олег обиделся: могла бы и душевней как-то ответить. Да и вообще хоть какую-то радость выразить по поводу его интереса.
– А ты как? – поинтересовалась вдогонку.
«Хоть что-то», – облегчённо вздохнул он.
– Нормально.
– Голова не болит после вчерашнего? – подмигнула она.
«Заметила, что надрался… А, может, и другое заметила, да только виду не подаёт?»
– Есть немного, – он потёр висок.
– Пора бы и меру знать – не мальчик. Взрослый вроде бы…
– Вот именно, что «вроде бы»… – Олега понесло куда-то не туда.
Он напрягся.
Лена пожала плечами.
– Кто виноват? Взрослей, если не успел ещё.
– Как? – чувствуя, что гнёт совсем не в ту степь, спросил зачем-то он.
– Не знаю.
– А мне показалось, ты умеешь воспитывать. Стасику тогда так быстро всё растолковала про этого, мальчика, который дрался или обзывался.
– Это было не воспитание, – помолчав немного, видимо, припоминая детали, ответила Лена.
– Не воспитание? А что же?
– Как тебе сказать… – начала она неуверенно. – Вряд ли тот наш разговор дал ему что-то полезное. Скорее, наоборот.
– Не понял. Тогда зачем ты ему говорила всё это?
– Затем же, зачем и наши родители выносили нам мозг своими назиданиями. Чтоб воспитывать, а точнее прикрывать этим самым воспитанием свои ошибки.
– Какие ошибки?
– Разные… Понимаешь, когда у детей, особенно таких маленьких, как Стасик, возникают проблемы или конфликты, это всецело вина родителей. Точнее не вина – это не очень правильное слово. Ошибка, недоработка. Где-то взрослый недосмотрел за собой, подумал не то, сделал не так, но не заметил этого. А ребёнок, попадая в сложную или конфликтную ситуацию, напоминает родителю, показывает, что надо обратить на это внимание. В сущности, воспитывать мы можем только себя. А дети просто берут с нас пример. Объяснения, назидания, советы – это всё им даром не нужно.
– Надо же! – искренне удивился такой премудрости отпрыск маститого педагога. – Даже не знаю, что и сказать. Как ты до этого дошла?
– Жизнь научила. Точнее дети.
– Дети нас могут чему-то учить?
– Представь себе, для этого они и приходят в этот мир.
– Интересная позиция. Я такого ещё не слышал. А как же: «Яйца курицу не учат»?
– Ещё как учат. Я бы сказала, что дети рождаются, чтоб помочь родителям решать их собственные проблемы и те задачи, для которых они пришли в этот мир.
– Интересно. Про задачи. Ты думаешь, что мы приходим в этот мир с какой-то программой, которую надо обязательно выполнить?
– Думаю, да. А иначе всё это не имеет смысла.
– Что ты имеешь в виду под словом «всё»?
– Нашу жизнь в теле. Способность чувствовать, мыслить. Иметь желания.
– А ты думаешь, что есть жизнь и вне тела?
– Да. И она бесконечна в отличие от земной жизни.
Олегу показалось, что повеяло проповедью. Но просто так закончить разговор он не мог: сам его начал.
– Ты откуда это знаешь? Верующая?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Наверное, нет. Я не исповедую никакую официальную религию.
– А почему тогда решила, что всё именно так, как ты говоришь?
– Потому что меня такое объяснение вполне устраивает. Не могу сказать, откуда оно взялось. Но я вижу именно так, и мне комфортно пребывать именно в таком понимании мира.
– То есть ты считаешь, что можно вот так вот взять и начать верить в то, что тебе нравится? Игнорируя всё вокруг?
– А ты веришь всему, что говорят?
– Не всему, конечно. Но стараюсь как-то держаться общепринятых взглядов.
– Каких конкретно?
– Объективных. Материалистических.
– В объективные взгляды я не верю. А насчёт материализма… Если ты не веришь в жизнь души, то всё равно должен верить в совесть, нравственность.
– В это верю.
– А в развитие человека веришь, в совершенствование? В то, что по делам своим получаем? И в то, что рождаемся не для того только, чтоб пожрать, поспать и сдохнуть – в это веришь?
– Верю.
– Тогда большой разницы в наших взглядах нет. Только я это всё – совесть, мораль, работу над собой – определяю как жизнь души. И думаю, что душа, когда приходит в тело, ставит себе какую-то задачу: научиться прощать, любить или исправить ошибки предков… Много чего. Но люди, взрослея, забывают это, погружаются в земные дела и отдаляются от своих задач. А дети напоминают об этом. Их болезни, непослушание, отклонения разные – всё это делается для родителей, чтоб те про Бога вспомнили. Но родители не хотят вспоминать: они увлекаются играми, а чтоб дети не досаждали напоминаниями, воспитывают их и стараются завалить их всяким материальным хламом, добывание которого сейчас самая главная и увлекательная игра.
– Прям уж игра… Это жизненная необходимость.
– Жизненная необходимость вытекает из потребностей, а они у нас гораздо скромнее, чем нам кажется.
– Может быть, – пожал Олег плечами.
Он подозревал, что эта позиция родилась, как и у многих других людей, от недостатка, а вовсе не от какого-то там глубокого понимания жизни. Но, с другой стороны, женщина с такими скромными материальными притязаниями – тоже неплохо. Олег всё больше и больше увязал в Лене, в её удивительном характере, сочетающем в себе хрупкость и силу. И в этом взгляде, за которым притаился невероятный загадочный мир.
Елена Прекрасная…
– Пригласи меня как-нибудь в гости. Хочу повидать твоих ребят.
– Как-нибудь приглашу, – улыбнулась она.
Олегу эта улыбка показалась многозначительной. Он воспрянул.
Ко второму своему визиту к Лене Олег основательно подготовился: совершил набег в родительский дом, порылся в своих запасах и извлёк оттуда кучу разных вещей: книги, которые он с упоением читал в юные годы, настольные игры и всё то, что выбросить было жалко, а раздать-раздарить как-то не успел. Он долго ковырялся в этом добре, перебирал, что-то откладывал. Погружался в воспоминания, большей частью приятные. Не раз пожалел, что многое из этих дорогих для него вещей подрастающее поколение вряд ли оценит. Но кое-что всё-таки собрал. Даже многовато для одного раза. Решил, что всё сразу не стоит тащить в дом Лены – он будет приходить с подарками и потом. Это загадочное «потом» необычайно манило, он предчувствовал, что в его жизнь придёт небывалая радость, поэтому захотелось вдруг стать эдаким добрым волшебником и побаловать детей той самой женщины, которая виделась Олегу источником этой радости.
Он переживал немного, что детям подарки могут не понравиться, но оказалось, что и с подарками он угодил, и с разными вкусностями из ближайшего супермаркета тоже не прогадал. Все были довольны: дети, а вместе с ними и Лена. Олег был искренне рад, но всё это было ничто по сравнению с той крепнущей надеждой, которая сулила ему неземное счастье.
Правда, как-то так вышло, что счастье вдруг стало откладываться. Время шло. Олег стал захаживать в гости к Лене запросто, без приглашения, он сдружился с детьми, даже со Стасиком, которого в отличие от старших немного побаивался. Ему казалось, что этот малыш видит его насквозь и без труда понимает всю подноготную Олеговых манёвров. Но опасения были напрасными: мальчишка невероятно быстро с ним сошёлся и даже стал доверять свои секреты.
Олега покорила атмосфера этого дома: лёгкая, доброжелательная, ненавязчивая. И так относились не только к нему, гостю: все члены этой семьи, которую Олег начал ощущать своей, были на редкость спокойны, уверенны в себе и главное – очень внимательны друг к другу. Олегу не случалось прежде видеть ничего подобного: в любом доме, у родственников или друзей, он непременно замечал хорошо знакомые ему следы напряжения, взаимных претензий и недоверия. Что уж говорить про его родительский дом, который и в детстве, и сейчас по-прежнему представлялся ему оплотом самого глубокого античеловечного беспредела. Олег не раз задавался вопросом, какой была бы реакция Василисы Аркадьевны, случись ей побывать в этом доме. Наверняка она сочла бы взаимоотношения Лены с её детьми неправильными и слишком приятельскими, а её методы воспитания варварскими и совершенно антипедагогичными. А если бы ей сказали, что у её сына имеются в отношении Лены некоторые планы, она бы… Она бы… Олег страшился даже думать о том, что будет тогда. Он точно знал, что Василиса Аркадьевна категорически не захочет признавать такую невестку, но что она будет делать, дабы воспрепятствовать их отношениям, он даже предположить не мог. И боялся. Но от этого ещё больше жаждал Лену, ещё больше прикипал к ней, к её детям и к их тёплому уютному дому.