Кина Марич
У нас всё хорошо
Лена не ответила. В мессенджере её тоже не было со вчерашнего дня. Почувствовав небольшое волнение, он всё же не стал спешить с выводами – мало ли что, занята, не слышит. Минут через десять перезвонил ещё. То же самое. Тут же набрал снова и упорно слушал гудки до победного, пока вежливый автомат не сообщил ему, что абонент не может ответить.
Олег глянул на Машку. Она проснулась. Открыла глаза, но лежала.
– Как ты? – подошёл он к ней. Погладил. Она повеселела. Встала, пошуршала. Занялась лежавшим неподалеку куском сыра.
Собравшись с мыслями, Олег решил, не откладывая, ехать в больницу, а потом, если Лена не будет отвечать, нагрянуть к ней с визитом. Неожиданно, конечно, будет и даже как-то не совсем… Ладно. Подумать об этической стороне своего плана он решил по дороге и начал собираться. Была ещё надежда, что Лена объявится или ответит, когда он ещё раз наберёт её.
Но Лена не перезванивала. Добравшись до больницы, Олег в который раз набрал заветный номер. Опять без ответа. Хоть бы на «занято» попасть – подумал он – чтоб знать, что всё в порядке. А то, может, и с ней беда какая приключилась: за компанию со всеми решила поболеть. Но эта версия показалась ему не очень убедительной: скорее всего, она просто не хочет с ним разговаривать.
«Ох, грехи мои тяжкие…» – припомнил ещё одну киноцитату и вошёл в больничный корпус. Василисы Аркадьевны в палате не было. Он побежал к постовой медсестре, не успел ещё открыть рот, как та, махнув рукой в сторону окна, за которым расположился небольшой больничный садик, уставшим голосом сказала:
– Она там. Гуляет.
Выскочив на улицу, Олег обошёл здание и начал среди редких гуляющих искать глазами коляску. Не нашёл. Помчался по аллее. Всё время смотрел по сторонам, но Василису Аркадьевну нигде не видел. Потом свернул в сторону, решил посмотреть за кустами. Услышал голос, обрадовался и пошёл туда. Но, приблизившись, засомневался, что это были те, кого он искал: из-за кустов доносился громкий голос, которым кого-то безжалостно отчитывали. Олегу показалось, что он слышал прежде этот голос, но его хозяйку вспомнить не мог. Да и поверить, будто кто-то пришёл сюда к его матери, чтоб устроить ей нагоняй, было совершенно невозможно. Наверное, за кустами была не она. В недоумении Олег остановился.
– Ты дура. Набитая дура, – рокотала всё та же незнакомая тётка. – Ну, что ты устраиваешь? Много тебе радости от этой суеты вокруг тебя? На сына смотреть больно. Загоняла его совсем. Чем он так завинил перед тобой? А? Молчишь! Сама не живёшь и другим жить не даёшь!
Отчеканив эти слова, тётка сделала небольшую паузу. Видимо, чтоб её слушателя пробрало от них как следует. И не ошиблась – из-за кустов раздались всхлипывания.
– Я насмотрелась тут на вас таких. Понапридумывают себе болячек, носятся с этими диагнозами… Ах, я весь такой больной и несчастный. Пожалейте меня. Никто тебя не должен жалеть, да и спасать тебя не обязан. Накопила в себе дерьма выше крыши, сиди теперь и расхлёбывай. Расхлебаешь, выйдешь отсюда и жить будешь. А нет, так не пудри людям мозги. Не спасут тебя ни обследования никакие, ни операции на твоей голове безмозглой. Понимаешь ты или нет? Только сама намаешься и всех вокруг замучаешь своими капризами. И деньги ещё немалые…
Олег сообразил наконец, что отчитывали его мать, он быстро развернулся и заспешил в сторону аллеи. Сел на первую попавшуюся лавочку и замер. Потом подскочил и рванул прямиком к корпусу. Через него прошёл быстрым шагом на выход из больницы и только на улице успокоился и остановился.
Он даже не знал, что в этом случайно подслушанном разговоре так поразило его. То, что кто-то осмелился отчитывать его мать и говорить ей такие страшные слова? Или то, что впервые в жизни нашёлся человек, заметивший заслуженной учительнице, как она не права в отношениях с собственным сыном? Но кто же это?
И вдруг до него дошло. Это была санитарка – крупная, крепко сбитая баба средних лет, которая сильно невзлюбила Василису Аркадьевну и всячески ей досаждала, доводя порой до слёз. Конечно, мнительную сверх меры пациентку привести в такое состояние было делом невероятно простым, но Олег со временем тоже убедился в злонамеренности этой санитарки и стал поглядывать на неё волком.
Странно, очень странно, что Василиса Аркадьевна вообще согласилась пойти с ней на прогулку, а потом не стала кричать и вопить, когда та завезла её в кусты и пошла в разнос. Олег вспомнил вдруг газетную статью, которую успел пробежать по диагонали, пока ехал сегодня в больницу. Он никак не успевал отправить машину в ремонт, и всё то время, пока Василиса Аркадьевна была в больнице, катался на общественном транспорте. Статью читал какой-то дедуля, по виду очень ответственный и политически сознательный. Глядя на него, Олег тоже решил узнать, чем таким важным живёт нынче отчество, а то из-за всех своих женщин потерял всякий контакт с реальностью.
Заголовок сообщал о загадочном самоубийстве известного политика – одного из тех очень немногих, которых Олег хоть и не сильно уважал, но всё же не считал редкими отморозками, как прочее большинство. В подробно описанные детали с места происшествия Олег не стал особенно вникать, зная, что полной правды там всё равно не будет. А вот комментарий одного из приближённых, который ни секунды не сомневался в том, что это убийство, почему-то произвёл на Олега впечатление. «Он не мог застрелиться, – настаивал приближённый, – не такой это был человек. Даже будь он по уши в грязи или каких-то проблемах, всё равно не стал бы. И угроз ничьих никогда не боялся. Он скорее мог сам кого угодно застрелить, но сделать такое с собой – никогда».
Василиса Аркадьевна такая же. Она без остатка вынесет мозг любому, кто посмеет хотя бы заикнуться в её адрес с какой-то пусть самой пустяшной критикой. Да и смельчаков таких пойди поищи: Олег, оттрубивший выпускной класс под чутким материнским руководством, помнил, что ученики её побаивались, на уроках и пикнуть никто не решался, а уж чтоб там заспорить или с претензиями какими-то – на это даже самые бойкие и крутые родители никогда не решались, не говоря про коллег и даже школьное начальство.
Конечно, сейчас она более уязвима из-за гипса и прочих медицинских проблем, но допустить такое по отношению к себе не способна в принципе. Впрочем, кто знает, как оно бывает.
Олег совсем растерялся. Он ещё раз набрал Лену. Глухо. А вдруг – его прожгла мысль – вдруг у неё появился кто-то? Они не виделись почти месяц, за это время могло случится всё что угодно. Мало ли мужчин вокруг. А может, ей подвернулся кто-то состоятельный, с большими возможностями, готовый одним махом и без колебаний усыновить всех её детей, а ей обеспечить безбедную и беспроблемную жизнь?
На лбу выступила испарина. Олег понял, что опоздал. Не зная, что там у Лены на самом деле, он был уверен: всё именно так. Поэтому она и не звонила. Наверняка огорчалась, что он не звонит. А, может, и не огорчалась – сразу разочаровалась… Потом подмигнула одному из своих воздыхателей, и всё… Или встретила кого-то: долго ли ей при её-то внешности. Сейчас лето. Пляж. Декольте. Олег почувствовал, как всё его нутро сковал мощный озноб. Он напрочь забыл о Василисе Аркадьевне и рванул на остановку.
Минут через сорок уверенной походкой он маршировал по направлению к хорошо ему знакомой девятиэтажной панельке. Когда среди домов стал виден её угол, Олег замандражировал и резко сбавил скорость. Он по-прежнему шёл, но медленно и неуверенно. Потом остановился. Вспомнил последний визит в дом Аллы, когда он в бесплотной своей надежде захотел погреться у чужого огонька. А вдруг сейчас, как и тогда, ему откроет дверь какой-нибудь амбал? Что он ему скажет? Сделает вид, что ошибся? Или представится коллегой, который зашёл по работе?
Олег присел на скамейку, взял телефон и собрался было ещё раз набрать Лену, но вдруг замер. Отвёл от экрана руку и продолжал на него смотреть невидящим взглядом. Всё. Он профукал свой шанс. Упустил своё счастье. Ему больше нечего тут ловить. И винить некого. Он получил то, что хотел. Или как говорила ему Лена? Оказался там, куда шёл. Точнее куда дошёл – больше ему не осилить. И мама его тоже там, куда пришла сама. Все те, кто мается и страдает, – они именно там, куда притащились по собственной воле. И никто ни в чём не виноват.
Олег встал и побрёл назад. В нём боролись сейчас два чувства. Первое твердило о том, что он не сможет без Лены. А вот и сможет – говорило второе. Голос этот звучал громче, уверенней, но Олегу так хотелось отдаться во власть первого, который хоть и был потише, но не так страшил его и казался ближе, понятней, родней.
«Куда теперь? В больницу?» – размышлял он. Олег не был уверен, что ему стоит сейчас туда идти. Решится всё там и без него – пришла в голову неожиданная мысль. Она ему понравилась. Вспомнил тут же, что Василиса Аркадьевна просила не приходить сегодня. Пусть так и будет: будто и не было его там. Он ничего не слышал, и его это не касается. Или всё-таки нет? Раз был там и услышал, значит, касается?
Погрузившись в свои размышления, Олег не заметил, как добрался до остановки. Ещё раз задался вопросом, куда ему ехать, и снова пришёл к тому же выводу: домой. А маме позвонит позже и скажет, что разгребает свои запущенные дела. На мгновение Олега качнуло в другую сторону. Надо бы поехать – промелькнуло в голове. А вдруг там эта злобная санитарка опять какой-то террор разведёт или что другое надумает предпринять? И снова он виноват будет, что не защитил, не поддержал, не помог. Олег выругался и пошёл к светофору, чтоб перейти на другую сторону. На светофоре был красный. Когда загорелся зелёный, Олег опять передумал. Он не стал переходить дорогу, развернулся и пошёл обратно, к остановке, с которой мог уехать к себе.
Вернувшись домой, он с радостью обнаружил, что Машка понемногу ходит.
«Всё хорошо», – сказал себе.
Посмотрел почту. Кирилл попросил доработать ещё один момент. Олег ответил, что сегодня всё сделает и отправит. Потом написал, что завтра ему надо срочно в больницу, и в студии он сможет быть только после обеда. Это в последний раз – непонятно зачем заверил Олег Кирилла. А про себя решил, что будет привлекать всех подруг Василисы Аркадьевны и прочих: они все на пенсии, пусть и ходят по больницам, что им ещё остаётся делать.
С таким боевым настроением набрал маму. Она тут же ответила.
– Как дела? – с нотками беспокойства спросил Олег.
– Всё нормально, – так же бойко, как и поутру, сообщила она.
Олег удивился. Может, он ошибся, и в кустах санитарка отчитывала кого-то другого? Облегчённо вздохнул. Не тушуясь и не чувствуя никакой вины, он сообщил, что прийти сегодня не сможет. А завтра, конечно, будет, как штык. На том они и распрощались.
Вспомнив, что с утра не ел, Олег поскрёб по сусекам, обнаружил в холодильнике какие-то остатки и быстро их оприходовал. Не забыл, конечно, оставить кусочек и для Машки.
Расслабившись, он прилёг на диван. Закрыл глаза. И опять увидел дикарей. Только не во сне, как обычно, а наяву.
«Я уже прямо породнился с ними», – ухмыльнулся он. Но потом задумался.
Всё-таки странно это: неужели человечество тысячелетиями вело такой дикий образ жизни, а потом вдруг раз, и за несколько столетий сделало резкий скачок в своём развитии и полетело в космос? Да, были какие-то цивилизации, но насколько они были развиты в техническом отношении? И как быстро люди того периода проходили путь от дикарей до… До чего? До того, что мы имеем сейчас? Или даже больше? Так значит, это всё уже было? И, по логике, повторялось много раз. И куда всё исчезло? Почему? Почему всё исчезло, а человек остался? Или это уже не тот человек, что был раньше? «Тот, кто выжил в катаклизме, пребывает в пессимизме…»
Олег понял, что он хочет получить ответы на эти вопросы. Он хочет понять, что это были за люди, которые жили не только до нашей эры, но и той, что перед нашей. Чем они жили, что они думали, как общались друг с другом? Неужели вся история человечества – это войны и насилие? Может, было когда-то всё по-другому? А мы забыли, потеряли, поверили каким-то лживым пророкам…
Олег погрузился в раздумья.
«Встреча», – набрал наконец он.
«Очень-очень давно жил на свете один человек», – отстучал он первое, что пришло в голову. Решил, что выходит какая-то притча. Опять задумался. Прошло больше часа, а он так и сидел, погружённый в себя. Очнулся от Машкиного шебуршания. Показалось, что она хочет выбраться из клетки. Он взял её на руки и перенёс на ковёр. В былые времена, оказавшись на свободе, та пустилась бы в настоящий галоп, а сейчас сидела беспомощная на ковре и грустно поглядывала на Олега.
– Беги, чего ты сидишь? – решил он подбодрить Машку. Но она не воодушевилась.
Олег вернулся к потухшему экрану. Посмотрел на свой скудный авторский зачин. Понял, что ничего сейчас не напишет. Решил сходить в магазин, а потом заняться работой.
Вечером, в девятом часу, когда все дела были закончены, Олег надумал ещё раз набрать Лену. Долго вертел в руках телефон – никак не мог отважиться. Потом всё-таки собрался с духом и позвонил. Ответа не было. Он совсем не удивился. С другой стороны, поразмыслив, решил, что точку тоже рано ставить: зная Лену, он был уверен, что она не может так просто игнорировать его. Невозможно было представить себе сцену, что она просто смотрит на экран, который сообщает о входящем вызове, и намеренно не отвечает. Ей ничего не стоит нажать зелёную конопку и сказать ему всё, что она о нём думает. А потом попросить больше её не беспокоить. И он послушает её.
Неужели что-то случилось? Олег стал ругать себя за сегодняшнее малодушие – надо было всё-таки зайти. И с чего вдруг он вспомнил про Аллу: тут совсем другое, отношения и ситуация в целом. Олег ничем не рисковал, если бы появился сейчас в доме Лены и нарвался бы там на какого-то мужчину. Мысль о мужчине, с которым она может проводить время, встревожила Олега. Представить её в объятиях другого было просто невыносимо. Желудок отозвался на эти мысли очередным спазмом. Когда боль поутихла, Олег решил во что бы то ни стало встретиться с Леной и объясниться. А там хоть трава не расти.
На следующий день в половине десятого он был уже в больнице. Василиса Аркадьевна хоть и пребывала в некотором волнении, но в общем и целом держалась. Она совершенно переменилась – той разбитой и потерянной женщины, которой она была ещё пару дней назад, не наблюдалось. Олег не знал, что и думать. Когда речь зашла о сегодняшнем обследовании, он принялся говорить дежурные утешительные речи, которыми щедро сыпал в последнее время.
– Не надо, – перебила его Василиса Аркадьевна. – Не надо это всё говорить. И жалеть меня тоже не надо.
Олег ещё больше подивился произошедшим переменам, но раздумывать об их причинах не стал: в конце концов, это его не касается.
В клинике всё устроилось достаточно быстро: без очередей и длительных ожиданий. Долгим показался Олегу только сам приём у доктора. Сначала он внимательно изучал снимки и записи в медицинской карте. Потом задавал Василисе Аркадьевне много разных вопросов: о семье, о работе, о самочувствии и даже о том, каково ей живётся на пенсии. В заключении вынес вердикт – несколько неожиданный, как показалось Олегу.
Доктор подтвердил, что опухоль есть.
– Судя по снимкам, сделанным почти два месяца назад, она не увеличилась, – отметил он.
– И что это значит? – не выдержала Василиса Аркадьевна.
Доктор снял очки, потёр пальцем оправу, потом снова надел их и продолжил.
– Обычно пациентам с таким диагнозом, как у вас, мы рекомендуем операцию. Она гарантировала бы вам ещё лет десять. Но… Буду с вами откровенен: несколько похожих операций, проведенных в последнее время, не дали ожидаемого результата. Если учесть, что ваша опухоль не растёт и, как я понимаю, особенно не влияет на ваше самочувствие, вам лучше воздержаться пока от операции.
– И что мне делать?
– Ничего. Живите. Будет ухудшение, или опухоль начнёт расти, тогда будем решать. Через полгода, если ничего не произойдёт, сделаем повторные снимки.
– Но как же… – Василиса Аркадьевна совсем растерялась. Она сидела сейчас с таким выражением, какое бывает у обманутых в своих надеждах детишек.
– Вы хотите, чтобы вам сделали операцию? – удивился доктор.
– Нет, конечно, – пришёл на выручку Олег. – Просто мы настроились уже. Специалисты, к которым мы обращались раньше, говорили, что операция – единственный шанс продлить жизнь…
– Она может продлиться и без операции.
– Может или точно продлится? И на сколько, если это действительно так? – уточнил Олег.
– Я не могу вам назвать никаких сроков. В ближайшее время ухудшение точно не предвидится. Так что можете спокойно заниматься своей ногой, – доктор перевёл взгляд на гипс. – Мне кажется, у вас сейчас есть более неотложные задачи.
– А дальше что? – занервничала Василиса Аркадьевна.
– Не могу вам сказать. Многое будет зависеть от вас.
– Но шанс, что она будет жить, есть? – Олег тоже забеспокоился.
– Шанс всегда есть. И надежда. Попробуйте жить и не думать об этом.
– Как же не думать? – сокрушалась Василиса Аркадьевна, когда они возвращались с консультации.
Олег долго выслушивал её причитания, а потом совершенно неожиданно для себя спросил:
– Мама, ты чего хочешь?
– Как чего? – удивилась она.
– Я тебя спрашиваю, чего ты хочешь?
– Здоровой быть.
– Зачем?
– Как зачем? Чтоб без болезней, без боли жить.
– Вот и живи. Тебе же сказали, что пока операция не нужна. Тебе же объяснили, что не дали похожие операции результатов.
– А что это значит?
– Значит, умерли люди. Неужели непонятно?
– Я как-то не догадалась.
– А что может быть, если в таком случае говорят, что нет результата?
– Не знаю… Может, снова опухоль появилась.
– Может, и так. Мама, я не знаю. Я только думаю, тебе не о чем беспокоиться.
– Как же не о чем, сынок… – глаза Василисы Аркадьевны увлажнились.
– Ты же сказала, что хочешь жить. Вот и живи. У тебя же не болит там?
– Нет. Но мысль, что там смертельная болячка…
– Мама, гипертония – тоже смертельная болячка, – перебил её Олег, который в своё время настрочил не один текст про основные причины смертности. – От онкологии умирают реже, чем от гипертонии. А давление у тебя, кажется, гораздо выше нормы…
Василиса Аркадьевна умолкла. Только всхлипывала время от времени.
– Если ты действительно хочешь жить, то живи, – припомнил Олег слова той самой санитарки, которую Василиса Аркадьевна записала в свои враги. Ему сейчас показалось, что предназначались те слова всё-таки для неё.
– Если хочешь жить, – повторил он, – то живи и не думай о плохом. Оно и так может прийти, даже если у тебя нет никакого смертельного диагноза. Мне вот завтра упадёт кирпич на голову, и всё…
– Брось ты… Нельзя такое говорить.
– А думать, что умрёшь, можно?
– Это разные вещи.
– Никакие не разные. Мама, откуда ты знаешь, вдруг я завтра пойду в больницу и узнаю там, что у меня тоже какую-то хрень обнаружили?
– Почему ты так говоришь? У тебя болит что-то?
– Ничего у меня не болит, – соврал Олег. – Но ты же знаешь, не всегда должно болеть. Может и не болеть.
– Ой, не знаю я… Ничего уже не знаю, – запричитала Василиса Аркадьевна.
В это время машина въехала в больничный двор.
Олег с помощью водителя выгрузил больную, довёз её до палаты и распрощался.
– Мне на работу. Я вечером зайду, – сообщил он и, не дожидаясь ответа, умчался.
Явиться смог только в восемь. Обнаружил маму в сильном беспокойстве, только на этот раз волнение, похоже, было вызвано не её здоровьем, а совсем другими причинами.
– Боже, как ты похудел, сынок, – запричитала Василиса Аркадьевна, как только Олег возник на пороге её палаты. – Ты хоть ешь что-нибудь?
Олег улыбнулся: давненько он не слышал ничего подобного, хотя в былые времена ни один разговор с ней не обходился без подобных вопросов, будто Олегово счастье зависело исключительно от правильного и полноценного питания.
Но ответить на этот, казалось бы, важный для матери вопрос, он не успел: та разошлась потоком новых причитаний по поводу того, как он бедный измучился с этими всеми больницами и её капризами.
При слове «капризы» Олег удивлённо поднял бровь: этого он точно не ожидал. Даже допустить такого не мог, чтоб Василиса Аркадьевна по доброй воле призналась, что перегнула палку, что сильно увлеклась собой и совсем позабыла про других. Этого в их сложном семейном репертуаре точно никогда не было.
«Может, и случилось это всё с ней, чтоб вот так вот вдруг взяла она теперь и начала думать совсем по-другому…» – устало заметил Олег и, расслабившись, зевнул.
– Иди, иди домой, отдыхай, – она приподнялась на кровати, чтоб толкнуть его. Дескать, давай, нечего тебе тут больше.
Проговорив пару каких-то слов на прощание, Олег вышел из палаты. Оказавшись на улице, увидел стоявшее неподалёку такси. Минут через двадцать был дома. Не снимая обуви, прошёл в комнату и плюхнулся на диван. Это была даже не усталость – то, что он ощущал, походило скорее на состояние студента после самого трудного экзамена. Сил нет, в голове пусто, есть только лёгкая эйфория от того, что экзамен сдан, что гора с плеч, и он теперь свободен. Как же это классно.
Где-то в углу послышался шорох. Олег повернул голову. Из-под шкафа вылетела Машка и понеслась по комнате. Она не шла, не бежала, а именно неслась. Олег смотрел и не верил глазам: ещё вчера она с трудом передвигалась в пределах собственной клетки. А сейчас резвилась и скакала, будто ничего и не было, будто не торчали из её пузика нитки, а сама она только вступила в очаровательную пору своей крысиной юности. Он с нежностью посмотрел на этого зверя, ставшего ему родным, и, вытирая непрошеную слезу, подумал: «Даже крысу, оказывается, можно полюбить».
Встал, взял её на руки и сел опять на диван.
Но Машке не сиделось. Она быстро слезла с Олеговых колен и рванула куда-то по своим делам. Какое-то время он следил за её передвижениями, а потом, сам не заметив как, провалился в сон. Там его ждали дикари, которые, как и прежде, шли навстречу друг другу. Ещё немного, и они увидятся. Обычно в этот момент Олег начинал волноваться и тут же просыпался. Но сейчас, на удивление, он был спокоен. Дикари, заметив друг друга, стали приветственно махать руками. Олегу даже послышался какой-то радостный возглас…
Он открыл глаза и понял, что звонит телефон. Марш из «Звёздных войн» давно уже был заменён классическим рингтоном, который ласкал сейчас слух мягким морским бризом, не предвещавшим никаких бурь и ураганов. Как всегда, ещё не глядя на экран, Олег понял, кто звонит, посмотрел на экран и улыбнулся. Он точно знал, о чём будет его новая история под названием «Встреча», в которой ему удалось написать пока только несколько слов.
Кина Марич