Катерина Самаркина
Туман над Смородиной
Глава 11.
Тепло. Чувство казалось настолько далёким и почти забытым за годы, проведённые среди пустых душ, что сейчас приносило лишь какую-то тупую боль под рёбрами.
Юноша отошёл за дерево, скрываясь от внезапно упавшего на него света из открытой двери. Никто не заметил его присутствия. Темнота ночи всегда играла ему только на руку, под её чёрным крылом он чувствовал себя защищённым, будто он находился в своей стихии и никто на свете не представлял для него угрозы.
По большой деревне гуляли множественные голоса веселящихся людей, а в воздухе витали ароматы домашней еды. Это всё навевало мысли о чём-то очень важном, о чём-то из прошлого.
Из открытых окон ближайшего дома послышался женский смех.
Похоже, этого колдуна и впрямь тут ждали и любили.
Прямо как в доме посреди Леса.
Любовь тоже постепенно ускользала из небьющегося сердца. Хоть она ещё и теплилась в нём, но не могла вновь расцвести и лишь медленно сбрасывала свои потрескавшиеся лепестки. Хотя когда-то они были нежные и мягкие, как светлая улыбка красавицы—ведьмы Трёх лесов.
О, она стала поистине самым прекрасным созданием среди всех, кого юноша встречал за последние годы.
Креслав вздохнул, поправляя упавшую на глаза чёрную с проседью чёлку. Здесь, в Лучезарах, как и во всей Южной Долине, потоки магии были слабее, чем в живых лесах на севере, и без того слабое тело не слушалось его, заставляя злиться.
Всё шло не по плану. Гуляния с ведьмой под зорким глазом Луны не должны были зайти так далеко, но где он оказался сейчас? Телом – там, где должен, возле треклятого заклинателя. Но вот душой… Душой он оставался на берегу Студёного озера в компании зеленоглазой красавицы.
Слева зашуршало, и из-за дикого кустарника вышла бледная тень деревенского старосты. Взгляд его совсем помутнел, из-за чего глаза то и дело разъезжались в разные стороны. Креслав поморщился.
– До чего же ты уродливый, право слово, – он пошарил в кармане кафтана и достал из него свёрнутый лист бумаги, – На, отдашь этому, – он кивнул в сторону дома, – пора заканчивать с ним, итак заигрался слишком долго.
Староста молча потупил взгляд в бумажку, а когда поднял его обратно, юноши у дерева уже не было.
…
– А что же ты один ко мне, милый? – всё ещё молодая женщина суетилась, расставляя на столе угощения, – Вы с Агеной обещались навестить меня как-нибудь вдвоём.
Мама почти не изменилась с их последней встречи. Совсем лёгкая седина тронула её шелковистые волосы, но в глазах Тумуна она была также неизменно красивой и самой любимой.
– Ты же знаешь, за деревней нужен глаз да глаз, – отшутился он, накладывая тушёное мясо по тарелкам. До этого момента он даже не осознавал, насколько сильно проголодался за целый день пути. В дороге он успел съесть только ломоть хлеба, да кусок сыра, а яблоко подарил купцовой лошади.
Женщина с нежностью смотрела на своего повзрослевшего сына.
– Ты так изменился, – задумчиво произнесла она, укладывая руку на макушку сидящего колдуна, – стал почти как…
– Не надо. – Тумун тихо прервал её, – Мы не похожи, никогда не были и никогда не будем.
Слова сына обожгли ей сердце. Особенно горячо и больно было от осознания их правдивости. Несмотря на внешнее сходство, Тумун совсем не был похож на её покойного мужа, ни характером ни повадками, он будто нарочно избегал этого сравнения.
– Ты знаешь, – тихо сказала она, – с тех пор, как ты уехал, ни дня не было, чтобы я о тебе не вспоминала. Я очень скучала, свет мой. Словами не передать насколько, даже твои частые письма не могли унять мою тоску.
Колдун отвлёкся от еды, обращая взор на мать, севшую напротив.
– Я тоже, мам. Тоже всегда скучал по тебе и всегда буду. И я клянусь, я буду продолжать писать тебе, чтобы ты не волновалась за меня, как за дядюшку.
В открытые окна лилась стройная песня и шум весёлых соседей.
– А что с Матвеем? – насторожилась она.
– Мы не знаем, где он, и куда завели его странствия. Я приехал, чтобы найти его старые книги, которые он у тебя оставил перед отъездом на Острова. Мы с Агеной столкнулись… кое-с-чем неприятным.
Женщина удивлённо подняла брови, откладывая деревянную ложку на стол.
– Матвей не уезжал на Острова, милый, он был здесь, в Лучезарах какое-то время, но недавно уехал на север, в Земли Самоцветов.
Тумун застыл с ложкой у рта в недоумении.
– То есть как?
Мир в сознании колдуна дрогнул. Родной дядя, который научил его главному ремеслу, сейчас обманом скрылся, отбирая возможность написать и спросить совета? Не похоже на него.
– Я не знаю многого, сын мой, но я скажу так. Матвей почти два года скитался по нашей Долине, изредка заезжая в Лучезары и навещая меня. Он всё твердил о каких-то твоих опасных идеях и искал место с самыми слабыми потоками магии. Какой-то заезжий торговец подсказал ему, что самые немагические места находятся в горах, поэтому с месяц назад он крайний раз наведался ко мне и больше не являлся.
Тумун задумался. Зачем дяде понадобились места, природно ослабляющие любого колдуна? Всё равно, что добровольно связывать себе руки. Дядя бы так не поступил без явной причины. Что всё это значит?
Звуки с улицы становились всё громче – толпа проходила мимо дома. Звон монет, смех и громкое пение перебивались протяжным воем женских голосов.
– Мам, что происходит? – Тумун встал из-за стола и в два больших шага пересёк комнату.
Его взору предстало дикое цветное шествие: разодетые в яркие дорогие ткани люди тянулись вдоль улицы, гудели дудки и смеялись маленькие дети. За толпой семенили какие-то оборванцы в ужасно грязной потёртой одежде и подбирали брошенные монеты. Удивительно разношёрстная компания.
Спустя минуту Тумун понял, что за вой так резал его слух: в самом центре шла красивая молодая пара в белом, а за ними, торопясь и прихрамывая, следовали женщины в черных одеждах. Они плакали и стенали, будто бы вокруг не было праздника, будто бы вся эта процессия – траурная.
– Ах, красивая свадьба, как считаешь? – мать подошла к колдуну и тоже обратила внимание на проходящих людей, – Белославу замуж выдают за приезжего мастера с гор.
Парень, не старше самого Тумуна на вид, казался весьма суровым горцем. Несмотря на белые свадебные одежды, сверкающие драгоценными камнями, он оставался собранным и будто бы совсем отстранённым от празднества вокруг. Его черные брови были сведены к переносице, а круглое лицо не озаряла и тень улыбки.
Невеста рядом с ним же, наоборот, казалась очень довольной происходящим. Её горделивая походка и волевой взгляд пронзали холодом, будто крича: «все эти богатства вокруг принадлежат мне! Завидуйте же!» Их настроения разнились настолько, что оставалось только диву даваться, как вообще мог случиться этот союз?
– Жалко, конечно, увезёт он её к себе в Земли Самоцветов, поди горевать будет по родимому дому! – вздохнула женщина.
Тумун отчего-то подумал, что горевать будет совсем не Белослава, а её новоиспечённый муженёк. Судя по всему, нутром он яро противился этому браку.
– У нас в Трёх лесах давно не праздновали свадеб, но я все же не могу припомнить, чтобы на них кто-то так плакал навзрыд, – признался колдун.
Даже на недавних похоронах он не слышал такой скорби.
– Ну как же, свет мой, это всё древние обычаи, – объяснила мать, – невеста уходит из отчего дома жить в другую семью, стало быть в своей семье она умирает. А мёртвых надобно оплакивать, чтобы они не возвращались.
Тумун почувствовал, как по спине пробежал холодок. Оплакивать и провожать живого человека, точно мертвеца… Уму непостижимо.
Его сердце охватила странная тревога.
– Нельзя так, – заключил он.
– Нельзя нарушать обычаи, чтобы не гневить предков, сынок.
– Обычаи – это давление мёртвых людей на жизни живых. Чему могут научить мертвецы? Уж точно не тому, что делать надо, а что не надо. Если бы они знали, как правильно, то не умерли бы.
– Свет мой, – с тяжёлым вздохом она положила руку на плечо сыну, – кому как не тебе знать, что с душой после смерти делается. Маются они, а мы их радуем.
Маются? Тумун обратил нечитаемый взгляд на мать. Почему она так подумала? Души, переходящие через Смородину не возвращаются в мир живых и точно не могут поведать о своей нелёгкой судьбе на том берегу.
«А много ли неприкаянных могут ходить к твоей матери?» – съехидничал голосок в голове. Тумун захотел дать себе отрезвляющую пощёчину за эту мысль.
– Неужели к тебе батюшка мой… – он не успел договорить, как увидел неуверенный кивок в ответ.
– Я не видела его, но точно знаю, что он иногда заходит навестить меня.
Голоса за окном стихли – толпа добралась до большой площади в центре деревни и остановилась там, но в голове колдуна не было тишины.
Может ли неупокоенная душа отца быть тем, ради чего дядя постоянно возвращался в этот дом? Или у его странствий была совсем иная цель?
Круговорот неугомонных мыслей прервал зевок матери.
– Свет мой, уже за полночь перевалило, стоит всё-таки лечь отдыхать. На завтра есть много дел, не стоит сейчас тревожиться по пустому, – она потрепала сына по волосам и направилась убирать со стола.
Всё верно. Утро вечера мудренее.
– Мам, а дядя случайно ничего у тебя не оставлял?
Женщина, уносившая расписные блюдца для заваренных трав, кивнула на дальнюю дверь из комнаты.
– Я оставила всё в твоей старой спальне, он ночевал там, когда приезжал сюда.
– Спасибо! – он обогнул стол и, отобрав блюдца, крепко обнял женщину, – Люблю тебя, мам.
Маленькую комнату озарил мягкий свет от дрожащего в руках Тумуна пламени свечи. Дом. И всё же, как давно он тут не был. Колдун сделал глубокий вдох и расслабленно выдохнул. Он провёл шершавой ладонью по подоконнику и открыл окно. В лицо ударил тёплый летний ветер, принёсший с собой запах местных цветов и мерный звук речных волн.
– Вот не было – не было и снова здрасьте, приехали, – Тумун дёрнулся от неожиданности, едва не выронив свечу, – ещё и шугается, негодник. Давно-ль так вырасти успел?
Шуршащий голос раздавался из-под кровати и казался смутно знакомым.
– Ишь, зазнался, родных не узнаёт уже.
Кудрявую голову озарила догадка. Его самый добрый друг из детства!
– Баюн?!
– То-то же, – засмеялся он, – спать иди, ребёнок.
Тумун радостно залез на высокую кровать, раскидывая руки и ноги на манер звезды. Сердце его переполнялось чувством безграничного трепета. Оно приятно согревало уставшее тело в предвкушении завтрашнего дня.
– Скажи, Баюн, дядя правда заезжал сюда?
Домовой помедлил с ответом, будто задумавшись.
– Я слышал о чём ты с Ладой сейчас за едой говорил. Да вот только Матвею я обещание дал. Покажу тебе завтра, что он тут оставил, но о тайнах его рассказывать не стану.
Раздался короткий стук по дереву оконной рамы. Между огнями от соседских домов, скрываясь в прохладной в тени, стоял староста и смотрел прямо на лежащего колдуна. Последний отпрянул, скривив лицо в отвращении.
– Что-то вы ещё хуже стали выглядеть, если честно. Чего надобно, ваше мертвейшество?
– У него что-то в руках, – буркнул домовой из-под кровати.
В подтверждение этих слов, старик закинул мятый комок бумаги в комнату и поспешил скрыться, опасаясь гнева молодого колдуна.
Тумун закрыл ставни, кинул «подарок» к мятым бумагам дяди и завалился обратно на мягкую перину.
– Что, даже не взглянешь, что там?
– Да чего глядеть-то, как будто этот старикан что-то хорошее принести может.
С этими словами Тумун сладко потянулся и, погасив свечу, улёгся спать.
…
Словно дикая хищная птица, тень скользила меж редких стволов деревьев небольшого пролеска. Совершенно удручающие земли, пустые и лысые – одни степи да безграничные поля, ну как так можно жить?
То ли дело вековые чащи лесов. Там и живности побольше, и сами сосуды для магии крепче, питайся – не хочу.
Слева раздался шорох и бледная рука едва не припечатала возмутителя спокойствия к тонкой берёзе.
– Напугался чтоли? – с ехидной ухмылкой спросила тень, в мгновение ока обращаясь стройным юношей, – Да, нашего Тумунастоит побаиваться. Умелый малый, даром, что глупый.
Душа стояла, выжидающе глядя на собеседника, будто бы рассчитывая на дальнейшие поручения.
– Сиди пока в Лучезарах. Хотя нет, ему навряд ли будет до тебя какое-то дело… – юноша рассуждал, играясь с серебряной бусиной на рукаве своего кафтана, – Пойдешь со мной, отсидишься на Озере, а там видно будет, – отчеканил он, разворачиваясь на месте, – за мной! – позвал он и зашагал прочь.
Глава 12.
Пара мокрых рук подхватила спящего Меона и крепко прижала к телу, не давая ни малейшего шанса на освобождение.
– Задушишь! Пусти! Руки мокрые, противно! Пусти меня! – его недовольное мяуканье не заимело никакого эффекта, только лапы ещё больше запутались в длинных волосах ведьмы.
– Только попробуй начать царапаться, я тебя на порог не пущу до возвращения Муна, – мягкий голос угрожал и расслаблял одновременно. Голова безвольно опустилась на ведьмино плечо.
– Чего какая любвеобильная сегодня? Случилось чего хорошее? – буркнул кот.
– Да не то чтобы хорошее, – пальцы пробежались от места за ушами вдоль позвоночника, приятно, – я вдруг поняла, что перестала уделять тебе должного внимания. Ты ведь мне помогаешь постоянно, а я что? Бестолковая из меня хозяйка…
Поборов желание сладко уснуть на плече Агены, Меон открыл глаза.
– Не бестолковая. Ты просто занята в последнее время, – строго ответил он и поднял голову, упираясь лапами в девичьи плечи, – то ли ещё будет, Агена, то ли ещё будет, – вздохнул он и ткнулся носом ей в щёку, – я всё равно бесконечно благодарен тебе.
Агена чмокнула кота в макушку и, наконец отпустив, встала с крыльца.
– Пойдём позавтракаем, – пригласила она и скрылась в доме.
Меон повернулся к Солнцу и зажмурился от яркого света, пробивающегося сквозь пушистые облака.
– Пойдём.
Ржаной хлеб, пара варёных яиц и свежие овощи – совсем простой завтрак. «Совсем не для царевен», назвал бы его Тумун.
Подумав об этом, ведьма на минуту перестала жевать.
– Чтож, Мун объявится не раньше, чем через пять дней, так что нужно заняться делами, – сказала она, отламывая кусок хлеба побольше. Его корочка приятно захрустела под пальцами.
Меон оторвался от тарелки, где уже почти не осталось ни мяса, ни сырых яиц. Только нетронутые овощи тоскливо лежали с её края.
– Решила всё-таки прибрать в светлице, пока этой каланчи тут нет? – саркастично спросил он, ловя осуждающий взгляд в ответ, – Да что? Ещё скажи, что он не последний грязнуля в нашем лесу.
– Меон.
– Ну что Меон? Что? Мало того, что он довёл тебя до слёз прямо перед отъездом, так ещё и назапрещал всякого: туда не ходи, сюда не суйся! Чего ты его выгораживаешь? Зачем ты его слушаешься вообще?
– Меон!
– Агена!
Ведьма принялась массировать переносицу.
– Я ему доверяю, – она сложила руки перед собой на столе, – и если он посчитал, что безопаснее для меня будет где угодно, но не в деревне и не на Озере, значит так оно и есть.
Кот закатил глаза, щёлкнув хвостом по стопке книг.
– Меня бы так слушала, когда я советы раздаю, честное слово.
– Вот уж чего-чего, а советов ты не раздаёшь, ты тоже любитель командовать.
– Ладно тебе, я же тоже не со зла, – смягчился Меон.
– Да знаю я, – вздохнула Агена, – ваши попытки обезопасить меня от всего на свете конечно очень трогательные. Но иногда чересчур.
– Я знаю, что ты сильная, Аген, правда. Но я не прощу себе, если с тобой что-то случится.
– Отчего такие громкие слова?
– Не хочу повторять свои ошибки.
Тихая фраза, сказанная уверенным тоном смутила ведьму.
– Прости, не хотела задеть, – она неловко откашлялась, – Я никогда не спрашивала о твоём прошлом, возможно это правда может быть болезненно.
На небе собирались серые облака, пряча за собой Солнце. По обыкновению, как часто случалось перед дождём, дриады начали перешёптываться, радуясь предстоящему поливу их деревьев. Шёпот раздавался со всех сторон и разносился далеко-далеко по лесу, утопая в летнем ветре.
Меон, перебравшись на подоконник, глубоко вдохнул, будто желая набрать себе как можно больше пасмурной погоды в лёгкие.
– Во времена моей первой жизни я также был фамильяром у ведьмы, – полушёпотом начал Меон, а Агена задышала тише, увлекаемая рассказом, – это было… где-то сто пятьдесят лет назад? Да, думаю около того. Я был совсем юным духом, только осваивался в теле кота, мне всё было в новинку, всё было интересно. Я многого не понимал, особенно в людях, – он издал слегка насмешливый вздох, – хотя вас я до сих пор до конца понять не могу, ни разу не был в вашей шкуре.
Первые капли дождя застучали по сухой земле, поднимая дорожную пыль и тут же прибивая её обратно. Запахло приятной сыростью и совсем немного – гераневыми листьями, задетыми острыми каплями.
– Моя Госпожа, она… была и впрямь удивительной. В свои неполные двадцать она обладала исключительными способностями к магии и врачеванию, умела вообще почти всё. А ещё она очень любила людей. Любила так, что помогала даже когда её гнали прочь в страхе – тогда люди были глупые и им было боязно принимать от неё помощь. Но она в них верила, желала искренне помочь и продолжала любить.
А потом родилась девочка. Я не помню её имени, хоть и провёл с ней почти пятнадцать лет своей первой жизни. Госпожа очень любила и эту девочку и, к сожалению, её отца тоже. Только мне он совсем не нравился.
– Почему? – Агена не смогла удержаться от вопроса.
– Из-за него она умерла.
Повисло недолгое молчание, тишину нарушал лишь шум расходящегося дождя с улицы.
– Нет, вина не на нём одном, разумеется. В их большой деревне произошла страшная беда, в которой погиб её возлюбленный. Она не смогла в одиночку справиться с жестокой толпой, и её… – голос Меона дрогнул, – они… те люди сожгли её, свершив жестокий самосуд. Моей ошибкой было то, что я не отговорил Госпожу от безрассудных поступков.
Агена не могла поверить своим ушам, неужели можно вот так лишать жизни? Из-за страха и ненависти?
– А девочка? – робко спросила ведьма.
– А девочка стала следующей ведьмой в той деревне.
– Одна? Как же она без колдуна, в одиночку?
– Я не сказал? Колдуном тогда был её отец, возлюбленный Госпожи. Так что, полагаю, после их смерти она и впрямь следила за порядком в одиночку. Я ушёл, когда ей исполнилось пятнадцать.
– То есть, ты бросил её одну, – уточнила Агена. Тон её сквозил упрёком.
– Да. – признался кот, – И это вторая моя ошибка, которую я не могу себе простить.
В комнату ворвался порыв ледяного ветра, взъерошив шерсть Меона. Агена нахмурилась и устремила взгляд в открытое окно.
– Ты слышишь? – спросила она.
– Что именно?
– Дриады зовут на помощь, на Озере что-то происходит.
– Так пусть расскажут что именно там такое, они же там живут и могут передать.
– Не могут. Кто-то запечатал их в деревьях.
…
– И как их оттуда вытащить?
Тумун сидел на полу светлой комнаты и перебирал оставленные в ней вещи. Баюн подкинул ему из-под кровати небольшую коробку с авторскими талисманами Матвея, но беда была в том, что ключ от тайника был либо утерян, либо дядя забрал его с собой в горы.
– А мне почём знать? Этот шабутной сам ещё как большой ребёнок. Устроил тут кавардак, назвал его «порядком» и усвистел, куда ветер задул. Вот найди его теперь и сам спроси, – причитал домовой на беспорядок, созданный старшим колдуном.
– Ну, – насупился Тумун, – искать его дело долгое, у меня нет столько времени. Вот же досада какая, в книге написано, что нужный мне образец талисмана именно в этом ларчике!
– Тогда я не знаю, расковыряй замок чем-нибудь.
– Надо будет что-то придумать, – колдун отложил ларец в сторону, возвращаясь к книге, – О, вот тут есть что-то похожее на то, что я искал.
На предпоследней странице дядиных записей красовался заголовок «Тени». Изображение чего-то смутно напоминающего человеческую фигуру весьма точно передавало суть тех существ, которых Тумун встретил в деревне в ночь, когда убили старосту.
– Тени – фантомы, или рассеяные души, – начал читать он, – бестелесые сущности, без собственной воли и сознания. Часто подвергаются власти нечистых посильнее. Без «управляющего» неопасны.
– Звучит утешительно, – раздалось из-под кровати.
– Весьма, – согласился Тумун, – но сильный нечистый у нас есть. Даже двое, – он задумался, – почему же они не навредили мне в ту ночь? – он закрыл книгу, принимаясь листать следующую.
– Значит не такие уж они и сильные, – задумчиво предположил Баюн.
– И всё равно они не безопасны, – заключил колдун, откладывая ещё не начатую книгу в сторону и протирая уставшие от чтения глаза.
Вдруг из-за комнатной двери раздались шумные голоса. Тумун едва смог различить в этом гомоне что-то похожее на «наконец приехал!» и «скорей бы повидать!», сказанное явно о нём.
– Я бы на твоём месте уже давно дал дёру, – насмешливо рассудил домовой, тоже услышавший женские голоса.
– Я бы тоже, – колдун встал с пола и сунул книгу вместе с ларчиком в сумку.
По стенам комнаты вдруг прошёлся глухой топот, окруживший Тумуна, но быстро стих, как только в дверь снаружи что-то врезалось.
– Что это? – насторожившись спросил он.
– Я принёс кусок пирога – бери и бегом через окно, пока не поймали эти тётки базарные! – шикнул Баюн.
Едва Тумун успел завернуть пирог в бумагу и перемахнуть через подоконник, дверь в комнату распахнулась и в неё вошла Лада.
– А где он? Свет мой, ты всё ещё спишь? – позвала она сына, подходя к кровати.
– Ну, матушка, ты бы ещё послезавтра пришла, – наигранно прокряхтел домовой, – его уж с рассветом как ветром сдуло, а ты только сейчас заявилась.
Тумун, прижавшийся к стене под карнизом, казалось, перестал дышать, заслышав, как мать подошла к окну и оперлась о подоконник.
– Да, уже убежал, – колдун почувствовал её руку на своей макушке, она погладила его по волосам и дала лёгкий подзатыльник, – придётся сказать подругам, что они опоздали, что уж поделать.
Баюн тихо посмеялся над согнувшимся в три погибели Тумуном.
– Ладно, жаль, что не успела, хотела попросить его забрать рубахи у нашей ткачихи, – вздохнула Лада и отошла от окна, а Тумун, как был, на полусогнутых ногах пробежал через сад, забрал ботинки у порога и метнулся к калитке, оставляя позади дом, маминых подруг и много-много вопросов от них.
Он быстрыми шагами проходил мимо знакомых домов: тут жила добрая портниха, с девочками из этого дома он играл в детстве в догонялки, а вот тут, в самом крайнем на улице, жил тот самый «блаженный» Мишка. Теперь ему было уже почти пятьдесят, но совсем пожилые родители по-прежнему ухаживали за ним.
А вот и пристань. Суетящиеся рыбаки и торговцы, ранние покупатели и шум голосов со всех сторон окружили Тумуна знакомым теплом, прямо как в детстве. Смешавшиеся запахи свежей рыбы и сырости, мокрые доски и эти люди вокруг приводили его в неописуемый восторг. Пристань, давно пропитанная тёплой речной водой, потемнела от времени и теперь блестела на солнце.
Пройдя вдоль прилавков, он заприметил торговца в одеждах Южных Островов. Перед ним на подносах лежали расписные женские платки и другие украшения, но взгляд Тумуна зацепился вовсе не за них.
Ярко-красный бархатный венец с вышивкой Солнца, объятого Луной посередине. Россыпь маленьких бусин вокруг была похожа на звёзды, а сам головной убор выглядел безумно торжественно.
– Не стесняйся, парень, – из оцепенения колдуна вывел басистый голос торговца, говорил он с явным акцентом, свойственным жителям Юга, – подходи ближе, всё покажу, всё подскажу, не оставлю недовольным!
«У Агены скоро день рождения», – подумалось Тумуну, – «как раз, когда я приеду».
– Кому подарок выбираешь, может совет какой нужен? Аль приглянулось что уже?
– Приглянулось, – честно ответил колдун, указывая на венец в центре прилавка, – сколько стоит?
– Ууу, парень, – протянул торговец, прикокнув языком, – нет у тебя таких денег, чтобы это богатство купить!
– Отчего это нет? Сколько, говори же.
– Двадцать дирхемов.
Глаза Тумуна округлились, словно блюдца. Двадцать дирхемов! На такие деньги можно было купить меха на две—три хорошие шапки к зиме!
– Дорого, уважаемый, – покачал головой колдун, – это же венец девичий, а не расписной кокошник.
– Э-эй, ты такие вещи не говори мне, этот венец моя дочь расшивала своими руками, а она, знаешь, лучшая мастерица на Островах! – мужчина с гордым видом постучал себе в грудь.
– Десять, – предложил Тумун.
– Что ты! Что ты! Ни в коем случае не уступлю! – торговец замахал руками.
– Пятнадцать, – уступил колдун, – ну что вам стоит? Я ну очень хочу невесту обрадовать! – он состроил самое невинное выражение лица, на которое только был способен.
Торговец посомневался, но всё-таки решил сдаться.
– Ладно, только ради твоей невесты, так ей и передай, – мужчина потянулся завернуть украшение, пока Тумун отсчитывал тридцать серебряных монет.
– Обязательно передам, уважаемый! – он забрал свёрток и поспешил спуститься ниже на самый берег реки.
«Надо будет непременно рассказать Агене об этой смешной сделке», – улыбался он сам себе, пока шёл вдоль кромки воды по мокрому песку босиком, держа ботинки в руках, – «она меня точно засмеёт за то, что я назвал её своей невестой!»
Дойдя до маленького перелеска, он уселся под раскидистым дубом и достал содержимое сумки.
Кусая капустный пирог, он листал старый дядин журнал об особо сильных талисманах. На глаза попался вложенный между страниц помятый листок с непонятными символами.
– Да уж, дядюшка, умеешь ты каракули из каллиграфии делать, – сказал Тумун себе под нос, откладывая пирог и внимательно вчитываясь в лист.
Судя по неаккуратным линиям чернил, перо двигалось по бумаге, кружась в безумном танце – несдержанно и второпях. Список трав, неизвестные Тумуну руны и описание талисмана – настолько непонятное, что казалось, было написано на чужом языке.
В самом верху красовалась надпись: «Призыв души».