Иван Александрович Мартынов
Купол раздора
Москва
"Симпатия – это когда нравится внешность, влюблённость – когда нравится внешность и характер, а любовь – это когда нравятся даже недостатки."
Антуан де Сент-Экзюпери
Утром того дня, когда ворота были обнаружены, в Москве все было спокойно. Летний день был похож на сбывшуюся мечту. Город наполнен бурлящей энергией людей, гуляющих по улицам, наслаждающихся теплым солнцем и свежим воздухом. Небо потрясающего синего цвета, усеянное пушистыми белыми облаками, которые добавляют текстуру пейзажу. Улицы наполнены запахом цветущих растений, а деревья дают тень от дневной жары. Птицы поют свои веселые песни, порхая с ветки на ветку, создавая умиротворяющую атмосферу. В парках по всему городу можно увидеть семьи, устраивающие пикники на или играющие вместе во фрисби.
Паша шел с Верой рука об руку, они наслаждаясь всем, что могло предложить это лето. Павел не мог не поражаться тому, как иначе выглядит его любимый город под таким прекрасным небом; он казался почти волшебным по сравнению с его обычной серостью.
– Вер, как удивительно, что город, который чаще всего охватывает смог заводов, и здания которого тихо приходят в упадок, умудряется оставаться приятным. А все благодаря природе. Солнце – это единственное, что у нас осталось за пределами купола… И прекраснее него можешь быть только ты, – парень уже не смущался, как раньше, но неловко потер шею. – Знаешь, с тех пор как мы съехались, несмотря на наши небольшие ссоры, я стал счастливее. Мне кажется, любовь между нами сильнее чем когда-либо.
Его спутница взяла Пашу за руку и посмотрела ему в глаза. Она произнесла множество приятных сердцу слов о своей любви к нему, о том, как не представляет жизни без него и как он изменил ее жизнь. Они говорили о красоте Москвы, о парках, реках и людях. Вера говорила о том что ей приносят огромное счастье такие простые вещи, как совместное приготовление ужина, чтение книг вслух по вечерам и прогулки вдвоем.
Она посмотрела на него, улыбнулась и говорит: «Паша, я так тебя люблю. Я даже не могу объяснить, как сильно».
Она обняла его и продолжила: «Это лето было прекрасным. Я ценю и время, проведенное вместе за развлечениями, и нашу работу, наш путь. Ты сильно переменился. Отважился бы ты броситься со мной в случае чего за город, оставить все, вести борьбу? Если придется. Вижу – согласен. Знаю».
Она делает паузу на мгновение, прежде чем продолжить: «Я знаю, что ты был застенчив, когда мы впервые встретились, но посмотри на себя сейчас, на нас! Ты делаешь меня такой счастливой, а знаешь, что еще делает меня счастливой? Приходить домой к тебе каждый вечер после работы, знать, что у меня есть кто-то, кто любит меня так же сильно… это неописуемое чувство».
Паша с восхищением смотрит Вере в глаза и кивает головой, соглашаясь с ее словами. Он крепко обнимает ее за талию и нежно целует в лоб.
Молодой человек и вправду изменился за эти месяцы. Он стал более открытым и решительным, его жизнь, не имеющая цели, сразу обрела две: заботиться об этой девушке и вместе бороться с несправедливостью. Активно участвовал в деятельности сопротивления, брал на себя риск. Недавно в конце смены вместе со своими собратьями загружал в машину ящики, в которых, в том числе, было и оружие для партизан. Охрана подкуплена, впрочем, некоторые были на их стороне по своей воле.
Паша приходил на собрания, которые обычно происходили в квартирах его новых друзей, но чаще всего все встречались у Макса. Самый талантливый в своем деле, хороший оратор, крайне коммуникабельный и сообразительный. Его друг, годами находясь в подполье, оставался не рассекреченным, вербовал новых людей и имел прямую связь с «Севером». Все распоряжения поступали от Максима, но он был не рядовым эффективным работником, а настоящим идеологом, зачастую сам выступал автором инициатив движения. Надо сказать, что именно проповедники, подобные Максу, двигают нашим миром. Но гениальные ораторы – это и Сократ со Стивом Джобсом, и Гитлер с Геббельсом. Разница в результате их труда же колоссальна. Если в руках такого невероятного по мощи инструмента, как слово оказывается судьба человечества, а сознание говорящего извращено, происходит катастрофа.
Внезапно в одном из переулков возникла суматоха. Толпа озиралась на несколько белых внедорожников, какой-то невиданной модели. Кортеж двигался по направлению к Кремлю. Павел нервно взглянул на Веру; он подозревал, что этот визит может означать перемены в будущем его страны…
В кабинете у Градова в коричневом хрустящем кожаном кресле сидел посол Мэтлок. Он с недовольным видом резко вдруг открыл окно и запустил теплый летний воздух в эти залы. Достал сигарету, закурил и медленно начал свою речь:
– Алексей, мы с Вами накануне говорили о приезде ОБС в ваши края. И вот они уже должны быть тут. Помните, что я говорил Вам? Вы помните инструкции?! Мое начальство будет недовольно, если что-то пойдет не так… Пройдемся еще раз по всем пунктам. Ваши люди в гражданском должны подойти к комиссии и поговорить с ними. Их будут снимать на камеры. Через десять минут дайте команду. Во-вторых, на Театральной в 12:00 группа должна выйти на митинг, проконтролируйте. Я надеюсь, милиция уже на позициях? Я сейчас отъеду, пообедаю и буду там четко ко времени, а Вы пока сидите тут. Постановка несложная, должно получиться. Я ухожу. Вы мне надоели своим скучным видом.
Мэтлок не стал ждать ответа президента и молча ушел, предварительно затушив бычок сигареты о подоконник. Звенящая тишина повисла в воздухе. Градов прокручивал в голове план. Затем президент позвал заместителя и приказал, чуть ли не крича, отыгрываясь за извечное унижение от посла, чтобы все группы выходили на позиции и следили за временем.
Наконец, к Кремлю подъехали несколько бронированных белоснежных джипов. Делегация вышла, среди них были и журналисты. Толпа отправилась сначала на Красную площадь, ведь это такое популярное место у туристов, особенно – иностранных. Фотографировали Васильевский собор, обсуждали мавзолей. Купола храма блестели на солнце, и сейчас это величественное яркое строение выделялось на фоне города как никогда. Он уцелел и при большевиках, остался и сейчас, его фасады даже поддерживались в сносном состоянии, потому что ну очень нравился этот храм Алексею Градову.
Когда-то рядом с ним стоял памятник Минину и Пожарскому, но еще в конце 90-ых его под шумок убрали в запасники Кремля. Ведь у людей, гуляющих здесь, лишний раз невольно бы возникал вопрос, почему тогда, 400 лет назад, эти люди спасли Москву, их государство от польских интервентов, заседавших здесь же в кремле, а сейчас мы снова под игом иноземцев? Только на троне не польский принц, а русский президент, но ничего от этого сильно не меняется. Параллель просится и между боярами новыми и старыми.
В далекое и мрачное Смутное время польские захватчики с Лжедмитрием I захватили власть. Позже его сменил Шуйский, но бояре, стремясь оставаться у власти и не терять капиталы, решили заручиться внешней поддержкой, воспользовавшись распрями в собственном государстве. На трон приглашен 15-летний принц Сигизмунд III, ему присягнули на верность элиты, народ безмолвствовал. Однако для новой власти русские были лишь северными дикарями. В московских храмах польские солдаты начали снимать ризы, украшения и убранства из драгоценных камней и жемчуга. Заграничные дорогие гости быстро богатели, а влиятельное Московское государство оказалось в окончательном упадке, фактически прекратив свое существование в нынешнем бессилии. Минин и Пожарский осадили Кремль, а иностранцы от голода стали есть все, что было. Даже вываривали найденные пергаменты, получая из этого растительный компонент. За кремлевскими стенами находились и наши граждане, которых взяли в заложники. Началось людоедство, и как писал потом вражеский полковник Будзило, присутствовавший в те дни в Кремле, «господа питались слугами».
В конце концов это все закончилось, страна обрела суверенитет, люди выдохнули, не зная о том, что спустя несколько веков новые людоеды станут их хозяевами, президентом – а лучше сказать – исполняющим обязанности менеджера в международной корпорации был русский, потерявший совесть, а бояре… А мало чего изменилось. И только лишь Бог ведает, найдется ли новый Пожарский на наших широких просторах.
К членам делегации стали подбегать москвичи и тараторить, каждый свое. Телекамеры были переведены на них.
Мужичне в смешной шапке сказал:
– Вы иностранцы? Знаете, что тут твориться?! Этот узурпатор мучает нас. Еду не каждый может себе найти! Нас обирают, убивают. Вы откуда? Вы из Европы? Снимите, расскажите всем. Мы все были бы уже мертвы! Если бы не вы! Дай волю этим богачам – они у нас и крест нательный снимут, мы знаем… Знаем же? Что вы наказали их, чтобы спасти мир, и в то же время стараетесь помогать и нам. Давеча лекарства купить не мог, но потом приехал поезд от вас, хоть что-то появилось. Ваши военные тут, помогают иногда, наших защищают. Мы одолеть должны этих иродов, кто у власти нашей встал!
– Я! И я хотел сказать! – начал перебивать другой мужчина, – доколе это будет продолжаться, помогите нам справиться! Вы всегда помогали и стараетесь дать нам, простому народу, хоть немного продышаться. Если мы снесем эту шушеру, которая вон там сидит, – его указательный палец был переведен на красные стены, – мы посадим туда человека из нас, из народа. Выберем! Голосованием! И будет мир, спокойно будет и вам, а там и купол снимете… А сейчас я понимаю, опасно это! Но мы же можем бороться! С вами, а?
Толпа гудела, камеры снимали. Среди членов иностранной делегации были переводчики. Где-то вдалеке по периметру стояли люди в форме, оцепили площадь. Они не подпускали сюда простых зевак, их разворачивали еще на соседних улицах. Здесь были все свои.
Интервью закончились и толпа людей, настучавших о всех ужасах местной жизни, этой страшной власти, двинулась наконец прочь. В километре примерно, у здания бывшего исторического музея, они собрались вновь и получали от низенького человечка в сером тонкие конверты.
Делегация ОБС уже планировала зайти в здание, на входе стояла суровая охрана. Но тут к ним подбежал человек в синем костюме с иголочки и на хорошем английском сказал:
– Я от посла Мэтлока! Пойдемте скорее, там митинг недалеко, люди вышли. Берите камеры и поехали!
Вскоре весь этот консорциум был доставлен на белых джипах на площадь перед Большим Театром. Благо, пробок в Москве больше не было как явления. Поток людей заполнил ее, горожане, размахивая транспарантами, выкрикивал лозунги. Негодование их было нацелено против Градова. Крики заполнили пространство. Народ стали окружать омоновцы. Делегация стояла в стороне и наблюдала, а их репортеры с камерами побежали к толпе. Начался бой. Дубинками и щитами наносились удары, и протестующие стали разбегаться. Грохот заполонил пространство, раздалась автоматная очередь и несколько протестующих рухнули на землю. Видеокамеры снимали этот кровавый хаос, но кто-то из операторов уже убежал, не желая попасть в эту страшную стихию.
Некоторые из протестующих не сдавались и даже будучи схваченными продолжали кричать:
– Долой Градова! Даешь демократию!
Откуда ни возьмись появился Мэтлок и несколько вооруженных его охранников в черной форме и в балаклавах. Посол начал громко кричать в транспарант, пытаясь собрать на себе внимание. Тут все притихли, даже милиция замерла в ожидании. Он начал речь:
– Я здесь представляю внешний мир. Я старался остановить эту войну и лично говорил с Алексеем Градовым. Все тщетно! Мы не желаем зла простому народу. Мы, весь мир, что за куполом хотим справедливости! Мы хотим добра вам.
Все стихло. Огромный бушующих механизм был оставлен и растаскан по автозакам, кто-то бежал. Мимо этой вакханалии, на небольшой дистанции сновали по тротуарам испуганные и недоумевающие прохожие, некоторые из них входили в ряды сопротивления, но и они не понимали, почему это происходит здесь и сейчас. Никакой информации о планирующихся забастовках не поступало, на стихийный митинг это было мало похоже. А главное – не присутствовало лозунгов про купол, про «Крест». Иностранные гости были в ужасе. Они нервно переговаривались, некоторые осмелились подойти к силовикам, но ответа не получали. Их шокированная компания расселась по джипам и кортежем помчалась к президенту.
Прямо у дверей их развернули, охрана грубо приказала им:
– Проваливайте. Градов уехал. Вам нечего тут делать.
Завязалась перебранка, но все было тщетно. Делегация вынуждена была ретироваться. Перед тем как отправиться осматривать объекты, они пожелали собраться в гостинице и провести совещание. Тем временем застреленные несколько минут назад протестующие, встали с тротуара, отряхнулись, потянулись устало и осмотрели свои рубашки, забрызганные краской. Вскоре площадь опустела.
Делегация сидела в президентском люксе, обсуждала эмоционально сегодняшний день. Спешили поскорее опубликовать материалы о том, как под куполом диктатор унижает свой народ и как этим людям необходима внешняя поддержка, там их единственная надежда. С грустными, озабоченными проблемой лицами, они пили шампанское из хрустальных бокалов. Иностранцы не догадывались о театральной постановке, разыгранной перед ними, как зрителями этого спектакля, не знали и о потрясениях, которые сотрясали окраины страны в эту минуту.
В то время двое молодых влюбленных уже вернулись домой, до них еще не долетела новость обо всем случившемся. Вера готовила ужин и напевала что-то себе под нос.
– Хочешь интересный факт? – подошел к ней сзади Паша и приобнял осторожно, стараясь не мешать, – слышала же, что грецкие орехи, будучи похожими на мозг, по поверью считаются соответственно полезными для оного? И еще в одной из самых первых великих цивилизацией – в Древнем Вавилоне – считалось, что употребление грецких орехов способствует повышению интеллекта. И потому их не разрешали есть простым людям, чтобы они не поумнели и не смогли, ну, к примеру, свергнуть власть.
Вера повела головой в удивлении и продолжила варить суп. На улице было хорошо, солнце успевало заглянуть в окна. Впереди еще несколько беззаботных часов выходного дня. Дома царил покой, а на улице – праздник природы.
Отвратительные вести
Под вечер в высоких кабинетах столицы воцарилась паника. Всем было наплевать уже на приезд ОБС. Посол вызвал к себе в резиденцию президента и судорожно расхаживал по комнате. В распахнутые двери забежал Градов. На него давно так не кричали, и он был взволнован сильнее обычного.
– Что происходит?! – начал орать Мэтлок, как только увидел Алексея. – Ты что натворил! Мне звонили с самого верха. Эти ваши партизанчики лесные превратились, видимо, в армию! Они взяли целый город под контроль, рядом в Псковом, где идут тоннели. Они поезд наш захватили, тварь ты такая! Поэтому тебе и говорили, передавали наши, чтобы вы аппетиты умерили, людям больше чуть продыху давали, пропаганда ваша тоже хреново работает, как и разведка! Чего вы допустили, армий в лесах? Оружие откуда у них? Но главное! Какого черта я узнаю об этом сейчас?! Город был взят ночью, или утром, или еще раньше! И первым об этом узнает, – посол нервно засмеялся, – наш штаб, а не ты! Ты здесь вроде главный, или что? Почему ты не знаешь, что у тебя в городах происходит, как такое возможно вообще?
Он орал так, что чуть ли слюни в президента не летели. Тот стоял напуганный, растерянный, пытался что-то вымолвить, но это было не очень похоже на связанную речь.
И все же он собрался с силами:
– Я же, я же все под контролем держу. У них электричество, наверное, пропало, связь была потеряна, мне даже еще не доложили. Я хотел…
– Сейчас сюда придет заместитель директора по вопросам России Андриус Петраускас. Мне приказано отдать часть полномочий. И я буду каждый день вести теперь с тобой диалог! Мне это знаешь, вот где! – ладонь посла билась под подбородком.
В кабинет зашел уверенной походкой Андриус. Он смотрел холодным взглядом, держал самообладание. Эмоции не читались на его лице. Гладко выглаженный костюм-тройка, аккуратно зачесанные волосы, выбритое лицо, он, как всегда, сиял.
Андриус начал говорить, не повышая тон, очень строго и сухо:
– Алексей, Джек, слушайте внимательно. Во-первых, я сверху наделен правом контролировать каждое ваше действие и раздавать вам распоряжения. Во-вторых, мне поручено возглавить вашу армию. Наши бойцы с базы «Псков» тоже выдвинутся к повстанцам – там есть свое командование, имеющее опыт, прошедшее горячие точки.
Времени на подготовку у нас нет, поэтому сегодня же в штабе меня должны ждать генералы, президент. Если у вас есть рекомендации, если там могут быть ненадежные люди – доложите мне немедленно. Утром выдвигаемся. Войска будут переброшены по железной дороге, с той стороны пойдут нам на встречу подразделения CROSS. Будем брать в тиски.
У меня вызывает сомнение верность Ваших войск… – Андриус прищуром взглянул на президента, – поэтому из офицеров и наших людей будем формировать заградительный отряд. Думаю, мне не стоит вдаваться в объяснения. Солдатам нужно будет выплатить жалованье прямо завтра утром, и если хоть копейка пропадет, то отвечать будете лично Вы. Я сегодня проверю оружейный арсенал, поговорю с офицерами. Таких инспекций давно не было: какое-то время Вам удавалось избегать крупных военных конфликтов, но сейчас все это под моим контролем, доверять тут никому нельзя, я уже понял.
Также я дал распоряжение агенту Паулюсу вернуться в Москву. Пока я занят войной и буду выжигать партизанские логова в лесах, он будет здесь моим заместителем. Вопросы?
Еще около получаса эти трое вели бурные обсуждения. Спать, кажется, никто и не планировал. Наконец, все разошлись. На улице смеркалось, все эти крики были спрятаны за стены, а в городе было спокойно. Градов поздно ночью приехал в свой дворец, который он скромно называл дачей. Помещений в дачном домике было около тысячи, впрочем, их никто и не считал. Двести сорок балконов и целая армия колонн и карриатид украшали фасады.
Сквозь роскошные сады к дому стекалась на шабаш свита. Были тут лишь самые значимые, достойные члены общества: заместитель президента, генералы, советники, министр национальной безопасности и министр правды.
Градов рвал и метал. Шли бурные обсуждения, которым не было конца. Чиновникам было дано распоряжение немедленно начать чистки в органах, устроить допросы, обнаружить и задержать оппозицию, запустить пиар-программу в СМИ, а главное – подготовить войска к наступлению и рейдам по лесам. Придворные дрожали и внемли покорно всем словам президента, зная, что у того требование по отношению к ним простое: «Уважение и преданность, преданность и уважение».
Сова на дереве ухнуть не успела, как весть о совещании и партизанской борьбе захватила Город-1. Улицы были освещены теплым светом фонарей, зеленые изгороди блестели от росы. И вот опять Манчилов, амбассадор сплетен, бежал, вернее, переваливался с ноги на ногу. Он гордо нес яркую бабочку на шее и сплетни на языке. Калитка открылась – за ней стоял Собакевин в расстегнутом сером халате, одетым поверх грязной футболки и трусов. Он не скрывал недовольства и не испытывал стеснения из-за своего вида.
– Я с вестями! Простите меня, мой друг, что я в столь поздний час! Я зайду?! – не сказал, а выплюнул Алексей Павлович Манчилов.
Собакевин кивнул устало головой, впустил гостя к себе на участок. Фонари, расставленные вдоль дорожек, не горели, уже давно сломалось освещение в саду, и никто с ним не планировал ничего делать.
Хозяин, ведя сплетника за собой, потопал в шлепках на босу ногу не в сторону дома, а к беседке, где стояли гриль, печь, столы, куча разной посуды. Владелец всего этого добра сел в плетеное кресло, выдохнул шумно, оглянул зону готовки и наконец сосредоточил свой взгляд на госте, будто говоря своим взглядом: «Ну, что ты от меня хочешь?». На вертеле, над жарким огнем, готовился весьма увесистый поросенок. Кажется, скоро ужин должен был принести удовольствие в этот дом.
– Гостей ждете? Какой ужин у вас планируется! Вот это да! – воскликнул Манчилов, будто позабыв на мгновение о цели своего визита.
– Да нет…С женой покушать собираемся. Она там в доме хлопочет, закусочки готовит. Ну, точнее, прислуга готовит, а она контролирует. Она у меня такой повар, хоть куда! Да, хороший выбор сделал…
– Я по делу же! Вы слышали уже?! Я получил и…
– Ревизор?! – прервал его Михайло.
– Какой ревизор? Что? Нет… Город захватили, «Крест» в бешенстве, президент злой как собака. Сидит прямо сейчас у себя, у него собрание! Будут казнить! Ну, пока непонятно…Но процесс запущен, чистки ждут! Армия сейчас будет формироваться! Деньги туда направляют все, национальные проекты прикрывают, по всем ведомствам проверки будут, не дай Бог и до нас дойдут. Война планируется! Настоящая! Трон шатается и все мы сидим же под ним! Как инженеры под мостом. Вы слышите?!
Собакевин очень громко вдохнул, пытаясь, кажется, поглотить весь воздух, который находился на принадлежащей ему территории, прежде чем выдохнуть, произнося: «Да-а-а…». На пару секунд повисла гробовая тишина. Впервые за долгие годы что-то смогло привлечь Михайло больше, чем еда. На вертел никто не обращал уже внимания.
Владелец этого прекрасного ужина ударил кулаком по столу и сказал:
– Что за бестолочь! Кто за порядком должен следить? А нам отвечать?! Негоже! Что за свиньи…
Тут он замер. Сказав последнее слово, вспомнил про главный объект его внимания, а посему оглянул вертел и стал двигаться, кряхтя, чтобы прокрутить его. Гость повел головой в удивлении, глядя на это беззаботное действо. Он опешил от хладнокровия, которое быстро пришло на смену недовольства.
– Ну Вы даете! Мне бы Ваше спокойствие…Ладно, я Вам все сказал, пойду-ка к Ноздрину. Учтите, я же за Вас, как за дорогого соседа, беспокоюсь.
После этих слов Манчилов поправил бабочку и пошел к выходу своим слегка нелепым шагом.
Городок захлестывал хаос. Ладно там приезжий ревизор, но внутренняя война явно несла за собой значительные перемены, многие это понимали. И к утру каждый важный житель знал обо всех нюансах, ходило среди них намного больше фактов, чем было сказано у президента на самом деле. Исправно работал испорченный телефон. Манчилов пришел домой, распорядился прислуге принести успокоительное и зашаркал в меховых тапочках на второй этаж. Долгий путь по коридору мимо нескольких десятков дверей гостевых спален и служебных помещений в конце концов привел его в опочевальню. Он лежал в кровати и думал: «Пора сменить режим…».
И правда, в последние дни он стал поздно ложится, а здоровье-то уже не то. Надо что-то менять.
Элиты, потерявшие связь с реальностью, могут заниматься коррупцией, игнорируя насущные потребности людей и своей деятельностью увековечивать неравенство. Под влиянием этого класса правительство и институты отдают приоритет эгоистичным целям, а не благополучию граждан.
Основные услуги, такие как образование, здравоохранение и инфраструктура, могут недофинансироваться или плохо управляться, что приведет к бедственному положению населения. Кроме того, в стране может развиться культура, игнорирующая интеллектуализм и художественные занятия, что может помешать созданию экономики, основанной на знаниях, и затормозить ее общее развитие.
Мелкобуржуазная идеология элиты характеризуется отсутствием четкой направленности и цели. Это видно по тому, как они часто принимают решения, исходя из краткосрочных соображений, а не долгосрочной стратегии. Они часто используют реактивный подход к политике, реагируя на события по мере их развития вместо того, чтобы предпринимать активные шаги для формирования будущего. Вот и сейчас паника началась только тогда, когда возникла острая проблема, и на нее обратили внимания самые верха, хотя предпосылок всем этим событиям была масса. Годами уничтожалось будущее и вот наконец реакция.
В Москве царила тихая и теплая ночь, а легкий ветерок приносил прохладу. Улицы пусты, лишь изредка проезжают черные огромные машины. Вокруг этих дорог стремятся в небо высокие здания, в их окнах темно и тихо. Большинство людей рано ложатся спать, но некоторые из все еще наслаждаются прохладой летней ночи. Небо окрашено в оттенки темно-синего и пурпурного, а звезды мерцают над головой.
Члены подполья знали о событиях в центре города, их лидеры понимали, что вся эта срежиссированная сцена с митингом была представлением для иностранных гостей, но не до конца осознавали последствий, будут ли они. В это время представители силовых структур сновали по городу в своих служебных авто. Кому-то позвонили поздно ночью в дверь.
А Павел и Вера лежали в постели, тихо разговаривая о своих планах на завтра, крепко обнимая друг друга. Вскоре сон одержал верх. Стихло.
