Иван Александрович Гобзев
Зона Правды
Она подошла и беспечно облокотилась на стол напротив друзей так, что оказалась под самым светильником, и Дима мог теперь её рассмотреть. Ни пышных грудей, которые так привлекали рыбаков всего мира, ни особой привлекательности он в ней не приметил, только сильную худобу и очень наглую улыбку. Она показалась ему странно знакомой, как будто он уже видел где-то эту длинную тонкую фигуру, волчьи глазки и бесстыдную усмешку.
– Чего вам? – она схватила Василиска за бороду и потаскала взад-вперёд. – У-у-у, идёт коза рогатая.
Иные, кто сидели поблизости за столом и наблюдали эту сцену – как служанка таскает его за бороду, притихли в ожидании последствий. И за меньшие вольности многие уходили от Василиска инвалидами, или, в худшем случае, вообще не уходили, а поздно ночью оказывались выброшенными на задний двор. Но рыбак лишь расхохотался счастливо, обнажив беззубые десны, и потребовал принести ещё пива. Шум за столом возобновился, все вернулись к своим разговорам, напиткам и закускам.
– У тебя одна слабость, Василиск, это бабы, – сказал Дима другу. – Как бы не вышло нам это боком.
– Да брось ты, Дождь! – и рыбак так ударил по столу, что подскочили кружки и все снова замолчали, глядя на него. – Я тебя разве подводил когда? Говорю тебе, ей можно доверять.
– Ну ладно, ладно…
Угрюмый грузный человек по другую сторону стола пристально смотрел на них, он был уже пьян и явно думал о каких-то тяжёлых вещах, которые приходят в голову только в очень пьяном состоянии.
– Что уставился, Брам? – спросил его Василиск.
Брам вроде хотел что-то сказать в ответ, но его толстые щеки не шелохнулись и рот не захотел открываться. Василиск чуть приподнялся и ударил его кулаком по лысой голове. Брам свалился под стол. Все, кто видел это, расхохотались. Дима промолчал, он пожалел Брама, всё-таки толстяк был одним из их команды. Впрочем, через пару секунд тот поднялся, как ни в чём не бывало.
Вернулась Катрина с восемью кружками пива в руках и ловко расставила их на столе, ничуть не расплескав. Она снова одарила Василиска легкомысленной улыбкой и едва заметно кивнула головой в сторону двери, ведущий в подвал. Этого намёка было достаточно, чтобы он поднялся, и покачиваясь, как на палубе в шторм, пошёл за ней.
– Скоро вернусь, у меня одно дело, – подмигнул он Диме.
– Не забывай, нам сегодня в море, а оно неспокойно!
– За меня не беспокойся, – обиделся Василиск.
За него и в самом деле можно было не беспокоиться, он в любом состоянии чувствовал себя на корабле, как дома, белкой карабкался по вантам, уверено стоял у штурвала, ловко бросал гарпун. Чего нельзя было сказать о некоторых других из его команды, например о Браме. И ясно – как они могли удержаться, если сегодня всё почему-то за счёт заведения!..
Он пододвинулся ближе к маленькому окошку в бревенчатой стене. Несмотря на сильный снегопад, в небе виднелись сиреневые очертания луны. В такую погоду в море выходят только сумасшедшие или те, кому нечего терять. Или те, у кого есть тайная цель, такая, что надо уйти незамеченными, желательно в тёмную, снежную ночь. Все эти определения точно подходили к его команде. Поэтому и метель была им на руку, и луна очень кстати – иначе пришлось бы на судне работать на ощупь. До полуночи оставался всего час – скоро, совсем скоро они поднимут якоря и отправятся наперекор шторму туда, где за каменными стенами никогда не наступает день.
Его толкнули в плечо – седой слепой старик протягивал ему свою лиру.
– Спой, Дождь! – кричали ему с разных сторон, – спой нам песню ветра!
Ему не хотелось привлекать сейчас к себе внимание, но отказаться, зная настойчивость собравшей здесь компании, он не мог. Они восприняли бы его отказ как неуважение. «Ты что, – сказали бы они ему, – пойдём-выйдем». Он, в общем-то, не боялся выйти с любым из местных, но конфликт был бы некстати, да и почти все здесь с некоторых пор считались его хорошими приятелями. Хотя в этой компании нормальная драка не имела ничего общего с серьёзной ссорой и редко приводила к испорченным отношениям. Во-вторых, он обидел бы слепого старика, который предлагал ему свой собственный инструмент, служивший ему не один десяток лет. И он с поклоном принял лиру под всеобщие одобрительные возгласы.
– Давай, Дождь, – кричали ему, – сделай, как ты умеешь! Песню ветра спой!
Дождавшись тишины, он легко тронул струны, проверяя, должным ли образом настроено. Всё было правильно, старик знал своё дело. Пальцы словно сами по себе приступили к привычному делу, наполняя помещение старинной мелодией. Проиграв вступление, он негромко запел. Пока он пел, все молча слушали его, сохраняя почтительную неподвижность. В старинной песне рассказывалось о непростой судьбе агриокского рыбака, обречённого всю жизнь бороться с суровым нравом моря, потому что ундины поднимаются на поверхность только в шторм. И днём, и ночью он под напором шквала, с сетями и гарпунами качается на волнах на ветхом судне, чтобы выловить хвостатую женщину или найти смерть в морской пучине. И если корабль не разобьётся о скалы и не напорется на рифы, то рыбак вернётся домой живой со скромным уловом или с пустыми руками, проведёт день в таверне за кружкой пива, проспится и снова выйдет в море. И рано или поздно его ждёт один конец – гибель в бушующих волнах или вечные скитания по дну морскому в компании полюбившей его ундины.
Вот такая была песня, и всякий здесь давно знал её наизусть, но неизменно души рыбаков при звуке знакомой мелодии томились сладкой печалью. Хотя настоящих рыбаков в таверне было не так уж и много, в основном тут собирались бандиты, потому что разбой оказался более прибыльным и менее опасным делом, чем охота на ундин. Но традиционно они все называли себя рыбаками и очень обиделись бы, если бы кто-нибудь сказал им, что это не так. Настоящими рыбаками среди собравшихся были Брам, Василиск и ещё несколько человек. Они дожили до своих лет лишь потому, чтобы имели крайне непривлекательную внешность, ведь известно, что подводные красавицы выбирают себе пару из симпатичных. Немало молодых красивых рыбаков ушли на дно у берегов Агриока, не успев продать и одного брюшного плавника. Говорили, что в особенно ясные лунные ночи их бледные лица можно увидеть у бортов проходящих кораблей, они всплывают и смотрят белыми глазами на своих бывших собратьев. Брам же с его толстым оплывшим лицом и свиными глазками совсем не интересовал ундин, они бы скорее сошлись с дельфином, чем с ним. Василиск не уступал ему – бывало так, что ундина, заметив свесившуюся за борт бородатую рожу Василиска, в панике била хвостом и уплывала прочь. Однако чем дольше рыбак ходил в море, тем выше становились шансы, что кто-нибудь из его потенциальных жертв полюбит его. Женщины (в том числе и подводные) любят постоянство, а не благие намерения, поэтому ходили слухи, что Василиска уже приметили сразу несколько ундин. Говаривали даже, будто видели, как трое из них дрались между собой, ревнуя друг дружку к нему, но это, скорее всего, было вымыслом перепивших постояльцев «Стерляди».
Едва Дима закончил петь, как шум возобновился – рыбаки, поблагодарив его, вернулись к своим разговорам и пьянке. Старик забрал лиру и ушёл в свой невидимый угол, чтобы медленно перебирать там струны и тихо напевать старинные напевы. Время подходило к полуночи.
– Кстати, – вдруг сказал Брам, очнувшись от забытья, – почему таверна называется «Стерлядь?» Никогда в этом море не было никакой стерляди.
– Рыба здесь не причём, – ответил ему кто-то. – Когда-то отец хозяина этой таверны полюбил странницу, остановившуюся у него на ночь. Она происходила из знатного старинного рода и не была такой простой, как обычные агриокские девушки. Вначале она ответила ему взаимностью, но очень скоро разбила его сердце. Возненавидев её, и в то же время не в силах забыть, хозяин назвал таверну «Стерлядью» в память о ней.
– Очень грустная история, – заметил Брам, – но я почему-то не вижу связи между девушкой знатного рода и стерлядью.
– Да связь очевидная, ведь «стерлядь» – это слово из двух других слов: «стерва» и «блядь».
– Хватит чушь нести, – со смехом сказал кто-то, – эта таверна так называлась уже при прадеде нынешнего хозяина. Верно, старик?
– Всё верно, – согласился слепой старик в тёмном углу. – Тот тоже немало стерляди повидал на своём веку.
Разговор оборвала группа вооружённых людей, быстро и шумно вошедшая в таверну. Из открывшейся двери повеяло холодом, ворвалась метель и затушила несколько светильников. Все резко замолчали в наряженном ожидании дальнейшего развития событий. Многие из собравшихся по разным причинам не желали встречи со стражей. В полутьме руки незаметно потянулись к ножам, гарпунам и абордажным крюкам, спрятанным под столами. Стражи было человек восемь, все в прочных кожаных доспехах, с короткими саблями и пиками. Драка с этими людьми не предвещала ничего хорошего, но в случае опасности каждый из сидевших здесь, не раздумывая, бросился бы на них. Вперёд стражи вышел высокий человек в чёрном плаще с капюшоном. Даже в такой темноте различался торчащий из-под капюшона длинный горбатый нос.
– Спокойно, рыбаки, – негромко сказал он, – я пришёл не за вами. Мне нужен Дождь. Я знаю, он здесь.
В голове у Димы промелькнула мысль, что Василиск его предал. Не случайно его сейчас не было, он ушёл вместе с этой ведьмой Катриной. Неужели они в сговоре? Но зачем? Почему?
Времени на раздумье не было и он, схватив со стола тяжёлый нож, которым недавно резал мясо, метнул его человека с капюшоном. Тот оказался на удивление проворным и успел увернуться. «Взять его!» – закричал он, указывая на Диму. Стражники ринулись к нему, но они не учли одного – почти все здесь были на его стороне. Поэтому ближайшие к Диме стражники легли на пол с проломленными черепами и рваными ранами, не добежав до него пары метров. Перемахнув через стол, он подобрал выроненную стражником саблю и зарубил ещё одного, рассчитывая подобраться к чёрному плащу. Тот сообразил, что необходимо сменить тактику и велел стражникам сомкнуть строй, а сам встал за их спинами. Теперь атаковать их стало сложнее, стоя плечом к плечу, они отбивались пиками, поэтому в них полетели столы и стулья. Под напором рыбаков им всё равно пришлось бы уйти или погибнуть, если бы не подмога в количестве ещё десятка стражников. Теперь они почувствовали себя увереннее и стали теснить рыбаков. Одним из первых погиб Брам, его пронзили сразу несколько пик в тот момент, когда он, сидя на враге, пытался перерезать ему горло ржавым, специально затупленным ножом. Такие ножи выдавали посетителям таверны, чтобы они могли резать жареное и варёное мясо, но не могли навредить друг другу в пылу ссоры. За Брамом последовали другие, и скоро стало понятно, что шансов у рыбаков нет. Неожиданным для всех оказалось внезапное появление Василиска из двери подвала. Он выскочил полуголый с длинным кривым кинжалом и весь в крови, и так напугал своим видом стражников, что успел уложить двоих из них прежде, чем они поняли, что это всего лишь человек.
– Уходите! – закричал он Диме. – Нас предала служанка! Но её больше нет!
Дима побежал к выходу на задний двор, за ним последовали уцелевшие члены его команды. На пороге он обернулся и увидел упавшего на колени друга.
– Прощай, Василиск! – крикнул он, и выпрыгнул в бушующую снаружи вьюжную мглу.
Он повёл людей через лес, чтобы оторваться от возможных преследователей. Но, похоже, за ними никто не шёл, значит, рыбаки ещё держалась. В лесу было так темно, что Дима не видел и на шаг впереди, и приходилось продираться сквозь бурелом, то и дело проваливаясь в сугробы и натыкаясь на деревья. К счастью, всё ещё светила луна – ориентируясь по ней, они хотя бы могли двигаться в нужном направлении. Где-то невдалеке завыли волки, наверно, собираясь на охоту. Огромные агриокские волки, которых даже медведи боялись и самые отважные охотники обходили стороной за десятки миль.
– Дождь, – крикнул кто-то. – Волки рядом. Что делать будем?
– Ничего. Дальше можем идти шагом. Они нас не тронут.
С ним не стал никто спорить, все знали, что он отвечает за свои слова. Так оно и получилось, до корабля они дошли без приключений. На палубе, несмотря на темноту, опытная команда действовала быстро и слажено. Дима, стоя на мостике под масляным фонарём, вокруг которого крутились снежные мотыльки, отдавал приказы, а рыбаки, чудесным образом протрезвевшие, карабкались по вантам, поднимали якоря и ставили паруса.
К счастью, дул попутный ветер, и «Калипсо», выйдя из бухты, с хорошей скоростью помчался к острову Правды.
Таинственное послание
Проснулся Дима довольно поздно. Он не сразу встал с кровати, а полежал некоторое время, стараясь получше запомнить странный сон. Если бы он поднялся сразу и занялся привычными делами – типа приготовлением кофе, стоянием в задумчивости у окна, разговором с самим с собой на неуловимые темы, то быстро и непоправимо забыл бы свой сон. А так, лёжа неподвижно в постели, он мог выловить из зыбкой памяти хотя бы некоторые детали ночного видения. Только убедившись, что вспомнить больше ничего не удастся, он поднялся и пошёл в ванну, чтобы почистить зубы и умыться. Да уж, – удивлялся он, – приснится же такое, какой-то фантастический блокбастер, в жизни такого не бывает… В зеркале он увидел своё грустное и потрёпанное отражение со странно вставшими на левой стороне головы волосами. Совсем не тот человек, каким он видел себя во сне. Невозможно было представить, чтобы у того рыбака было по утрам такое лицо и такая причёска. Если он и бывал по утрам растрёпан, то совершенно иначе, и не выглядел из-за этого нелепо. Тот человек вообще не стал бы стоять у зеркала с дурацким видом, думать то, о чём сейчас думал Дима и рефлексировать по поводу предыдущего воплощения. Он явно был сильным, уверенным и знал, чего хочет. Он решительно побрился бы ножом, быстро ополоснул голову холодной водой и пошёл по делам. Отчего такое несоответствие с моими прошлыми жизнями, – подумал Дима, – если, конечно, это в самом деле мои прошлые жизни, а не просто какие-нибудь галлюцинации…
Выпив средней крепости кофе, он решил сходить в тренажёрный зал. Большая физическая нагрузка благотворно влияла на него, избавляя от неприятных мыслей и успокаивая нервы.
В тренажёрном зале он нашёл Велемира Адроныча. Тот, лёжа на скамье, готовился к жиму. От изумления Дима даже не поздоровался.
– Жмёте!? – воскликнул он.
– Да, дорогой, приходится. А то все в этом зале делают это неправильно. Даже тренер, и тот не знает, как надо. Смотри!
И Велемир Адроныч принялся жать. Делал он это как-то по своему, если все жали от груди, то он поднимал штангу от живота. Дима видел, что старик явно жмёт неправильно – наверно из-за титановых суставов.
– Понял? – спросил старик, с несгибаемой спиной усевшись на скамейке.
– Да, – кивнул Дима. – Я тогда, пожалуй, пожму.
– Погоди, разговор есть. Я слышал, у тебя проблемы какие-то.
– Почему вы решили, что у меня проблемы?
– Потому что везде есть свои люди. Мне Андрюха рассказывал, что у тебя проблемы с Зоной.
– Вот это да, и вы знакомы с ним? Мир тесен… Может вы и Маринку с моей работы знаете, это она меня в тот клуб притащила…
– Ещё бы мне её не знать, если она моя внучка! Ты не вздумай к ней подклеиваться, козел, ноги из жопы вырву. Понял?
– Да что вы, Велемир Адроныч! Мы с ней вообще не «вы»… Только я этому вашему Андрею не говорил ни о каких проблемах, мы выпили по рюмке и все. Это он напридумывал по пьяни про какие-то проблемы.
– Я с тобой спорить не собираюсь, слушай сюда – ты это, будь поосторожней. Не лезь ты в эту Зону, потом не выкарабкаешься. И в Банки не ходи – всё это связано с Зоной, не ищи себе приключений сам знаешь на что.
– Да я и не лезу… Зачем мне эта Зона.
– Вот и не лезь. И в бане появляйся, не забывай отмечаться.
– Так я стараюсь не пропускать, каждую неделю почти…
– Вот и не пропускай, – Велемир Адроныч посмотрел задумчиво и покачал головой. – Прямо не узнать… Как меняются люди!
– Вы о чем это? – забеспокоился Дима – ему показалось, что слова старика отвечают каким-то собственным его мыслям.
– Да так, о своём, о стариковском, не бери в голову, Диманыч. Давай уж, иди, жми, хватит языком трепать.
После тренировки Дима поехал на работу. Улицы внезапно замело снегом – в сети писали, что такого снегопада не наблюдалось уже более ста лет. Крупные белые хлопья застилали небо, и не было видно им конца. Снег не успевал таять и машины тяжело скрипели по утрамбованным дорогам.
Дима поздоровался с коллегами и сел за свой стол. Пока загружался компьютер (а на работе он всегда загружался долго), он смотрел в окно, за которым всё было белым-бело. Как можно, – думал он, – в такую сказочную погоду сидеть в офисе и заниматься какими-то абсурдными делами, сродными чёрной магии, причём самой чёрной, чернее которой не бывает. Почему он должен изучать чудовищные по своей бесчеловечности и нелепости бумаги с какими-то непостижимыми схемами и предложениями, которые противоречат естественной природе человека? Например «Отчёт о проверке руководством обеспечения безопасности отчёта по безопасности внедрения схемы повышения обеспечения безопасности за _______ год в целях обеспечения безопасности». Все эти документы всякий раз приводили Диму к выводу, что человечество давно уже идёт по ложному пути. Самое страшное, что нередко ему самому приходилось писать их. В таких ситуациях уходило по нескольку часов, прежде чем он решался сесть, наконец, за компьютер, но и тогда ему не удавалось сразу приступить к делу, и он опять вставал, чтобы нервно ходить по кабинету и курить одну за другой. И только выкурив две трети пачки, тяжело дыша, нервный и посиневший, он вновь садился за компьютер и в состоянии близком к панике печатал требуемый текст. Он обнаружил, что истерическое курение и ходьба вокруг компьютера являются магическим ритуалом, помогающим выполнению подобных заданий. Как же всё-таки люди, – удивлялся он, – за столько тысячелетий дошли до того, что все эти бумаги, убийственно тоскливые, бессмысленные и мёртвые слова вдруг приобрели для них огромное значение?
Боковым зрением он заметил, что Ерамида Бертольевна и Ильдораса Мариановна поднялись со своих мест и молча вышли за дверь. Выдержав паузу, Аня сказала:
– Привет. Как твои дела?
– Нормально. А куда это наши дамы убежали?
– Покурить.
– Они же не курят?
– Ну, значит, выпить. Какая разница?
– Да так, никакой… А у тебя как дела?
– Тоже неплохо.
Они помолчали.
– Так ты говоришь, что не женат? – продолжила Аня.
– Нет. То есть да. То есть не женат.
– Может, тогда посидим где-нибудь вечером?
– Давай, – автоматически согласился Дима.
– Тогда созвонимся после работы?
– Ага.
Аня резко преобразилась, она порозовела и заулыбалась. Когда Ерамида Бертольевна с Ильдорасой Мариановной вернулись, она скороговоркой принялась рассказывать им какую-то чушь, смеясь и краснея одновременно. Дамы с умилением смотрели то на неё, то на Диму, радуясь их примирению и гадая, какие романтические сцены произошли здесь за время их отсутствия. А он почувствовал себя неловко от тех мыслей, которые, по его мнению, были сейчас в их головах.
– Ну что ты, милая, разошлась, – с материнской добротой сказала Ерамида Бертольевна, – то лица на тебе не было, а теперь прямо как ребёнок! Успокойся, чаю лучше нам сделай. Вон и Дима наверно тоже чай будет.
– Спасибо, – кивнул Дима, – буду.
Аня вскочила, включила чайник и побежала в туалет мыть чашки. А Дима занялся своими делами. Дела его свелись к проверке электронной почты и посещению сети «Горменгаст». К составлению документов для Горация он решил даже не пытаться приступать, чтобы не портить себе и так испорченные нервы. Писем в почте не было, а в Горменгасте от Катьи пришло сообщение: «Скучаю!!!» Он непроизвольно улыбнулся, польщённый, и тут же торопливо закрыл окно сообщений, потому что Аня принесла ему чай и теперь пыталась подсмотреть, что там у него на мониторе. Она поставила кружку на стол, как бы невзначай прикоснувшись к его руке, и случайно плеснула на него кипятком. Последнее событие было своего рода признанием в любви – Дима давно заметил, что если девушка нечаянно наносит физический ущерб мужчине, значит, она неравнодушна к нему. Чай оказался таким сладким, как будто в него положили десять ложек сахара.
Дождавшись, когда она уйдёт, он вступил в переписку с Катьей. Их интимно-шутливый разговор, с массой комплиментов и сексуальных намёков, поглотил его с головой, и он периодически ловил себя на том, что радостно улыбается во весь рот и негромко подхихикивает. В таких переписках рабочий день летит быстро – три часа прошли как один миг, оставалось отработать ещё час. А больше четырёх часов Дима никогда не мог высидеть на работе. Он поступал обычно так – приходил на три часа позже начала рабочего дня, уходил на час раньше конца. И иногда вообще не приходил. А чем занимались все эти люди, сотни сотрудников, восемь часов в день сидя на стуле перед тормозными компьютерами, он никогда не мог понять. Ведь намного проще сделать эту работу за пару часов дома.
С Катьей он договорился о встрече на вечер следующего дня, она предлагала сегодня, но он уже не мог отказать Ане. В сети появился Василий и они решили пойти в баню завтра с утра.
Он уже собирался выключать компьютер, когда в кабинет зашла Марина и направилась прямо к его столу.
– Привет! У меня тут для тебя небольшая посылка. Передали сегодня днём.
Дима заметил, что Аня с явным неудовольствием смотрит на неё.
– Что за посылка? – удивился Дима. – Кстати, видел твоего дедушку сегодня. Неожиданные совпадения, правда? Не знал, что ты его внучка.
– А я знала про тебя, он мне рассказывал, какой ты балбес – даже жать толком не умеешь. В общем, вот – кто-то подложил под дверь, тебя ещё не было, я и взялась передать для тебя. Держи, – она протянула ему коричневый квадратный конверт, на котором было указано его имя. – Может, романтическое что-нибудь? Расскажешь потом, я уже ревную.
Она улыбнулась, ущипнула его за ухо и ушла, оставив наедине с тревожными взорами коллег. Дима, дождавшись, когда они отвернуться к своим мониторам и займутся делами, разорвал конверт. Внутри оказался сложенный в несколько раз обрывок туалетной бумаги. Развернув его, он увидел неровный текст, написанный толстым карандашом.
«Здравствуй, дорогой! – так начиналось послание. – Не буду описывать, каких трудов мне стоило отправить тебе это письмо. Скажу лишь, что, к счастью, есть на свете добрые люди, которые мне помогли и, надеюсь, помогут и тебе. Мне очень (слов нет как!) жаль, что мы не успели пообщаться с тобой до того, как меня схватили в банке. Проклинаю себя за то, что так долго ждала и была такой нерешительной. Ведь я знала, кто ты, а ты ещё не знал, кто я. Поэтому ни в чем не вини себя. Я хочу попросить тебя об одном – ни в коем случае не ищи меня, мне ты помочь не сможешь, а себя погубишь. Нет ничего страшного в том, что в этот раз у нас ничего не получилось, значит (я надеюсь и верю) получится в следующий раз. Береги себя и избегай Зоны! Мы встретимся, вспомним друг друга и будем вместе. P.S. Надеюсь, тебе понравился мой букет?)))».
Прочитав, Дима убрал записку в карман. Сначала он подумал, что это Марина разыгрывает его. Но он точно не рассказывал ей о том случае в банке. Единственным человеком, который знал об этой истории, был Василий. Аккуратно, чтобы не порвать, он вытащил из кармана письмо и ещё раз перечитал его, затем снова спрятал. Спустя полминуты опять достал и перечитал в третий раз. Упоминание о букете окончательно убедило Диму, что это дело рук Василия.
– Что ж, смешно, – сказал он вслух.
– О чём это вы, Дмитрий? – поинтересовалась Ерамида Бертольевна. – Вам понравилось содержание конверта?
– Да так, это я сам с собой. А в конверте ничего интересного.
– Ааа, – с недоверием протянула Аня.
С Василием он решил поговорить завтра, в бане. Выключив компьютер, он попрощался с коллегами и вышел на улицу. Письмо, написанное на клочке туалетной бумаги, хотя и было, скорее всего, шуткой, всё же расстроило его. Отчего-то ему становилось грустно всякий раз при воспоминании о той девушке из банка, как-то тревожно, и он постарался поскорее прогнать из головы все связанные с ней мысли.
Аня пришла на встречу с таким счастливым видом, как будто на собственную свадьбу, а между тем её ожидал всего лишь пунш, заказанный по её просьбе Димой. Они легко разговорились. Выпили много – она четыре пунша, он – пять больших коктейлей с колой, абсентом, виски, текилой, водкой и лунным ликёром. На определённом этапе, когда они здорово опьянели, до такой степени, что сидели уже вдвоём на одном сидении в обнимку и перемежали разговор поцелуями и сигаретами, было решено, что они поедут к ней в гости. Случилось этот так:
– Ты хочешь ко мне в гости? – спросила Аня слегка неуверенно и поправила задравшуюся юбку.
– Ещё бы! – ответил Дима, хотя на самом деле хотел ещё один коктейль, а потом уже может быть в гости.
Приехав к ней на такси, они продолжили пить – оказалось, что у Ани хорошие запасы разных напитков. Легли спать глубокой ночью, пьяные сверх всякой меры. А наутро Дима вспомнил, что они вроде бы долго и бестолково занимались любовью, пока не заснули обессиленные друг на друге. И вроде бы она при этом с удивительной настойчивостью уверяла его, что до него у неё было совсем мало мужчин.
– Как ты думаешь, сколько у меня было до тебя парней? – спросила она в какой-то момент.
Дима крепко задумался. Он даже предположить не мог, сколько. Надо ответить так, решил он, чтобы не обидеть её. Скажет, что много, обидится, скажет, что мало, тоже наверно обидится.
– Семь, – наконец ответил он.
– Ты второй, – обижено произнесла Аня.
И объявила, что никого не любила до него. Дима не поверил ей, потому что она была не так уж и юна, и в лет семнадцать-восемнадцать вряд ли могла избежать той самой первой роковой влюблённости, которая часто оставляет у девушек неизгладимый отпечаток на всю жизнь. Проходят годы, сменяются мужчины, а первая любовь всё не забывается, остаётся самым романтичным переживанием в жизни и недостижимым идеалом. Диме редко приходилось оказываться в роли первой любви. В лучшем случае второй. Ведь что девушки обычно говорят – «дорогой, у меня до тебя был только один! Или максимум двое». И смотрят при этом так честно и искренне в глаза и тон необычайно убедительный. А в мобильном телефоне перечень из ста пятидесяти мужских имён. Он кивал, а сам думал про себя: «Ну-ну, если ты говоришь, что я у тебя третий, значит, не менее как сорок пятый». И часто в постели с девушкой он не мог отделаться от чувства, что они не одни, а кто-то ещё наблюдает за ними, стоит над душой и следит, всё ли правильно, всё ли как надо. Он долго не мог понять, в чём дело, пока она, с тоской и болью в глазах, не рассказывала ему о своём первом любимом мужчине.
О том, чтобы идти с утра на работу не могло быть и речи. Тем более Дима накануне договорился с Василием о походе в баню. Пока Аня, счастливая и улыбчивая, готовила завтрак, он переписывался с братом, уточняя время встречи. Было решено прийти в баню в полдень. За завтраком Аня предложила ему приезжать в гости, когда ему вздумается, он поблагодарил её за это предложение, пообещав, что обязательно им воспользуется.
Выйдя на улицу, он сразу понял, что до метро нужно добираться как можно быстрее. За ночь температура опустилась до минус двадцати. Таких сильных и внезапных перемен погоды на его памяти ещё не было. Хотя в последнее столетие климат Земли регулярно удивлял. То вдруг плюс тридцать среди зимы, то наводнение в пустыне, то засуха в Антарктике…
Мимо него пробегали синие прохожие на отмороженных ногах, казалось, они должны вот-вот разбиться на ледяные куски. Особенно страшно выглядели девушки – в коротких юбках, прозрачных колготках, курточках до пояса и с непокрытой головой. Злой старик в огромном ватнике остановил одну такую и заорал:
– Ты что, дура, посмотри на себя, оделась как блядь, а как же дети?
– От тебя что ли? – грубо ответила девушка и поскакала на шпильках дальше по льду.
В баню он приехал совершенно лиловый, с закоченевшими конечностями и застывшими челюстями. В этот час, между двенадцатью и двумя, баня обычно пустела – те, кто любил утренний пар, уже собирались и уходили, а время тех, кто предпочитал париться днём, ещё не пришло. Дима эти два часа покоя, безмолвия и одиночества любил в бане больше всего. Из кабинок не доносятся матерные пьяные крики и грубый смех, соседей почти нет, в парилке никого.
Василий уже был в халате и мокрый после душа. Они поздоровались и Дима стал раздеваться.
– Со мной тут забавный случай приключился на работе, – сказал он как бы между делом. – Это не ты случайно пошутил?
– А что такое?
Дима вытащил из кармана джинсов вчерашнюю записку и молча протянул её брату:
– Никому, кроме тебя, я не рассказывал обо всем этом. Про букет, про мои галлюцинации с похищением девушки в Банке реинкарнаций.
– Нет, – ответил Василий, дочитав письмо. – Это не я.
Дима внимательно посмотрел на него, сомневаясь, правду ли он говорит или нет. Видимо, брат не обманывал.
– И что мне теперь думать? – спросил Дима, устало усевшись на диван. – Эта история а Банке была на самом деле и девушка существует?
– Ну а почему бы тебе так не думать? Это же лучше, чем считать, что у тебя наяву галлюцинации. Так ты хотя бы уверен, что видишь своими глазами то, что существует на самом деле.
– А дальше что? Допустим она существует и это она прислала мне письмо… Что я должен с этим делать?
– Откуда мне знать? Делай то, что хочешь.
Да-да, – подумал Дима, – всё верно, только вот совершенно непонятно, чего я хочу. Во всяком случае точно не хочу проблем и сложностей. Единственный внятный выход из сложившейся ситуации – это ничего не делать и постараться выбросить все из головы. Тем более, непонятно, что он мог теперь сделать, если бы и захотел. В Банке никто ничего не видел, информация о его прошлой жизни закрыта, все пути отрезаны… Да и Велемир Адроныч не советовал в Банк соваться…
– Кстати, я тут разузнал про массаж, – вдруг сказал Василий. – Чудесная девушка делает, профессионалка. Очень рекомендую. Голова мигом просветлеет, развеешься.
Мысль показалась Диме привлекательной. В самом деле, хотелось расслабиться и забыться. Сходив в парилку, он охладился под душем и направился в массажный кабинет.
Перед тем как войти, он постучал в дверь. Он опасался, что внутри уже есть клиент, которому делают массаж, и тот очевидно будет смущён, если кто-то внезапно появится. Тем более, он не знал, какого рода массажи бывают в этой бане – кто знает, может, классический, а может, эротический. «Да-да, входите», – раздался женский голос.
