Иван Александрович Гобзев
Зона Правды
Встреча и забвение
Дождь лил по-прежнему, похоже, он и не собирался переставать в ближайшие несколько дней. Небо равномерно затянуло сплошной бледной тучей от края до края, все углубления на дорогах превратились в лужи, разбухшие ветви деревьев поникли под тяжестью накопившейся воды. Дима бежал к метро, вернее он шёл шагом, но таким широким и быстрым, что как будто бежал. Он ещё давно заметил, что при быстрой ходьбе под дождём промокает только передняя сторона человека, а задняя остаётся сухой. Действительно, его куртка, рубашка и штаны спереди совсем промокли, а сзади оставались почти сухими. А ещё, если очень быстро идти, то удаётся обогнать дурные мысли. Для большей эффективности от мыслей можно отмахиваться, как от комаров – в сочетании с быстрой ходьбой действует эффективно. При этом можно потряхивать головой, чтобы сбросить плохую мысль или не позволить ей зацепиться. Дима часто выполнял всё эти приёмы (правда скорее бессознательно), когда ему не давали покоя какие-нибудь тревоги и заботы, и ему сразу становилось немного легче. Прохожие, видя его, наверно считали, что он сумасшедший. Иногда он в сочетании с этими телодвижениями разговаривал с неприятными мыслями вслух. Вот и сейчас, наполовину сухой, наполовину мокрый, он мчался к метро, отмахивался, отряхивался и что-то бормотал.
Банк реинкарнаций как обычно пустовал. В тускло освещённом холле, напоминающем покинутый вокзал, приведением скользил скучающий охранник. Бледный (наверно от недостатка света) сотрудник банка, облокотившись на стойку, что-то чертил на бланке. Под высокими сводами между колоннами печально жужжали золотистые лампы. Дима ощутил внезапное разочарование, не увидев здесь, на одной из скамеек, девушку с газетой. На потемневших от времени рядах скамей, как будто украденных из старинных соборов, никого не было. Подойдя к сотруднику, он поздоровался.
– Чем могу помочь? – тоскливо спросил тот и отодвинул в сторону исписанный бланк.
– Я хотел бы узнать, кем я был в прошлой жизни.
– Ясненько, – сотрудник кивнул. – Фамилия?
– Дождь.
Сотрудник устало посмотрел Диме в глаза, словно говоря – я не склонен сейчас к легкомысленной беседе. Из вежливости он всё же перегнулся через стойку, чтобы увидеть большие, во всю стену, мутные окна.
– Как всегда, – кивнул он. – Дожди, дожди.
– Это фамилия моя – Дождь. Дмитрий Дождь.
– А! Извините. Заполните бланк.
Заполнив бланк, Дима вернул его сотруднику и тот удалился, попросив подождать несколько минут. Он подошёл к рядам скамей и уселся на одну из них, вроде бы на ту, за которой, как ему казалось, он раньше видел девушку с газетой. Со скамьи открывался вид на огромные окна – если бы они были сделаны из кусочков цветного стекла и изображали деяния святых, то он решил бы, что находится в соборе. Оглядевшись, он вдруг понял, что это здание и есть собор, вернее когда-то им было. Приделы, отведённые теперь под офисы банка, высокие своды, колонны, нефы, стрельчатые окна, скамьи – всё указывало на то, что догадка его верна. Он удивился, что раньше не замечал этого поразительного сходства – видимо, стенды с информацией, стойки и конторы, охранники и бледно-зелёные сотрудники слишком отвлекали внимание на себя. Не было видно и органа там, где ему полагалось быть – на хорах над входом с собор, отсутствовали и кафедры, с которых священник прочитал бы проповедь прихожанам, вернее, прихожанину, потому что Дима сидел один одинёшенек на черных средневековых скамьях. Убрали и всё скульптурные композиции и картины, заменив их нелепыми плакатами.
Спинка скамьи перед ним был исцарапана многочисленными надписями. На чёрном окаменевшем лаке, за тысячу лет ни разу наверно не обновлявшемся, проступали удивительные откровения. Часть надписей сделали ещё на латинском – надо полагать, в тёмные Средние века. Наверно некий благородный господин в воскресный день пришёл на службу, но его помыслы были о бренном, вероятно о войне или о прекрасной даме, поэтому, насупившись, он чертил загрубевшей в битвах рукой надписи на спинке скамьи. Возможно, и благородные дамы, не в силах побороть скуку, тоже оставляли скромные лаконичные пометки. Вот крупными буквами начертано странное слово «HUI». Приветствие? Ниже, уже по-гречески (видимо, ранее средневековье, когда латиница ещё не вошла в моду) написано: «ΔΑΜΤΑΚ», и рядом странная последовательность из одиннадцати цифр. Шифр, тайный код? Обнаружились и более поздние надписи, на современном языке. «ТЫ УЗНАЕШЬ МЕНЯ, ДОЖДЬ?» Сначала Дима решил, что это тоже по-гречески, но быстро сообразил, что надпись вполне свежая, следы царапин от монетки или ключей ещё не успели потемнеть. Прошла минута оцепенелого созерцания надписи, прежде чем Дима догадался, что, возможно, она адресована ему. Вернее, где-то в глубине души он понял это сразу, но ему очень не хотелось встревать в какие-то дополнительные проблемы и он сперва пытался придумать другое объяснение.
Но зачем, из каких невероятных соображений и немыслимых фантазий та девушка с золотыми волосами и с газетой могла оставить эту запись на древней как мир скамье? Если, конечно, это была она? Но кто ещё мог бы это сделать, если не она? Что подвигло её, взрослого уже в принципе человека, взять в свою изящную руку с длинными ногтями (или скорее без ногтей, потому что длинных ногтей у сказочных принцесс не бывает) ключ или монетку и процарапать в чёрном окаменелом лаке рядом с трагическими метками давно умерших жителей средневековья это обращение к нему, Дмитрию Дождю? В принципе, его фамилию она могла расслышать, когда он заказывал информацию о человеке, пославшем ему цветы. Но почему он должен был узнать её? Может, они учились вместе в школе? Или стали близки на какой-нибудь вечеринке, о которой в памяти осталось только то, что вечеринка была и ничего больше? А вечеринок было столько, что все они в памяти сливаются в одну бесконечную праздничную ночь? Но нет, такую девушку он запомнил бы.
Его размышления прервал вернувшийся сотрудник:
– Извините, но запрошенная вами информация предоставлена быть не может.
– А что так? – Дима отнёсся к его словам с недоверием. – Может, всё-таки удастся её предоставить?
– Увы, это невозможно. Доступ к файлу заблокирован. Управление Банком заблокировало.
– А зачем его заблокировали?
– Не имею понятия. Если хотите, пишите жалобу.
Дима, внешне изобразив возмущение, в душе испытал облегчение. Сама судьба встала поперёк его намерений узнать больше, чем ею отведено, и прекрасно – меньше знаешь, лучше спишь.
Не успел он, резко повеселевший, подняться со скамьи, как двери распахнулись и в банк шумно ворвалась женщина. Это была она. Несмотря на огромные черные очки в пол-лица было заметно, что она крайне взволнована и очень бледна. У Димы промелькнула догадка, что такие очки призваны скрыть следы побоев или красноту глаз, вызванную долгими рыданиями. Она остановилась у входа и молча уставилась на Диму, наверно намереваясь что-то сказать, но не находя слов. Или же она ждала, что он что-то скажет, и Дима напряжённо принялся перебирать возможные темы для беседы. Но о чём можно беседовать с незнакомой нервной женщиной, которая внезапно появляется и пристально смотрит на тебя сквозь черные очки? Если бы не очки, то он хотя бы смог определить, как она настроена по отношению к нему, дружелюбно или враждебно. А вдруг враждебно, и тогда в ответ на его слова о плохой погоде она грубо спросит: «Ты что, дурак???» Такие мысли пролетели в его голове за те пару секунд, что они смотрели друг на друга, и он вдруг понял, что думает о какой-то чепухе, и всё обстоит иначе, и пришла она вовсе не затем, чтобы нагрубить ему. Она приоткрыла губы, и он застыл в напряжении у скамьи, глядя ей в рот широко открытыми глазами.
За её спиной резко подъехала машина и остановилась у входа в банк. Из машины выскочили трое мужчин в черных пальто и черных шляпах и быстро побежали к ней. Схватив девушку за руки, они потащили её на улицу. Она как будто не слишком удивилась этому и не стала сопротивляться, но обернувшись к Диме, спросила громким и спокойным голосом:
– Ты узнал меня?
Дима встал и сделал несколько неуверенных шагов следом за ней. Когда её почти уже затолкали в машину, она снова обернулась и посмотрела на него. Дверца захлопнулась, машина рванула с места и исчезла. Бледный сотрудник Банка безмятежно рисовал в бланке на стойке, как будто ничего странного не произошло. Охранник, прислонившись к стене, задумчиво глядел куда-то в пол.
– Кошмар какой, – воскликнул Дима, стоя посреди замершего зала и оглядываясь по сторонам. Но угрюмые стены и серые колонны возвышались с таким видом, словно уже сотни лет ничто не нарушало их покой.
– Какой кошмар? – спросил сотрудник, оторвав взор от бланка.
– Ну как же… Девушку сейчас кто-то выволок… Надо полицию вызвать… Охрану…
– Правда? – сотрудник скривил рот в недоумении. – Я не заметил. Зачем звать охрану, вот она стоит. Иелохим! Ты что видел?
Охранник взглянул на них и вяло покачал головой.
Торопливо, задевая древние основания скамей и слыша несуществующий орган, Дима пробрался по залу и выскочил на улицу. Пробежав несколько кварталов, он остановился на тротуаре около какого-то кафе и отдышался. Мимо пролетали машины, сутулые пешеходы под зонтами шли по своим делам, не обращая на него никакого внимания. Он некоторое время постоял под дождём, и зашёл в кафе. Ему казалось, что он выглядит слишком нервным – руки тряслись от возбуждения и глаза наверно были дикими. Ещё бы мне не волноваться, – подумал он, – когда среди бела дня происходит такое! Привыкнуть к таким вещам невозможно – вот вроде бы он совсем нормальный человек, и тут появляются видения, которых никто кроме него не видит. Или всё-таки не видение? Но почему тогда охранник и сотрудник сделали вид, что ничего не случилось? Сев за столик у окна, он заказал кофе.
Конечно же, это была галлюцинация, – решил он. – Черные пальто и шляпы, как на маскараде… Машина, огромные очки… Такого быть не может в реальности. Чёртовы таблетки, вот Ярик, подлец.
– Вот как? – услышал он смутно знакомый голос. – Значит, мой муж подлец?
Дима оглянулся и увидел позади себя жену Ярика, Катью. Она стояла и улыбалась ему с двухметровой высоты.
– Ой, это я так, в шутку… – он растерялся. – Вспомнил одну старую историю. Ты здесь откуда?
– Это моё любимое кафе. Я хожу сюда всегда, когда хочу побыть одна, хочу развеяться, расслабиться. Здесь чудесная музыка, не правда ли?
Дима прислушался с опасением – не оглох ли он, потому что никакой музыки слышно не было. Катья, в ответ на его неуверенный кивок, которым Дима как бы давал понять, что в принципе готов согласиться с её утверждением, развеяла его сомнения:
– Лучшая музыка – это тишина.
– Ах, да, я тоже рад, что здесь тихо.
– А ты милый, – сказала Катья и села напротив. Подперев щеку правой рукой, она с улыбкой принялась разглядывать его. Дима потупился.
И зачем она здесь появилась, – с раздражением подумал он. Видя, что она вроде начинать беседу не собирается, он открыл рот и приступил:
– Пасмурно сегодня, да?
Она молча улыбнулась.
– Холодает, верно зима скоро наступит, – помолчав полминуты, продолжил он.
– И что?
– Да так… Ничего…
Дима почувствовал, что беседа не клеится и явно по её вине. Пока он напряжённо думал, что ещё можно сказать, она по-прежнему с полуулыбкой смотрела на него. Он с удивлением отметил, что она кажется ему симпатичной. Появился официант и положил перед Катьей меню. Это был повод для продолжения разговора и Дима поспешил спросить:
– Ты чего хочешь?
– А ты? – подмигнула она.
– Кофе, чай, коктейль?
– Ну, если ты больше ничего не можешь мне предложить, то давай чай.
Такое её поведение сильно смутило сего, но он тотчас собрался и решительно взял её за руку, которую она держала на столе. Рука была тёплой и влажной – почему-то почти всегда они тёплые и влажные, – подумал он, – эти женские руки, а если сухие и холодные, то, значит, не стоило и брать, женщина бессердечная. Катья не стала сопротивляться и Дима мигом успокоился, почувствовав себя хозяином положения. Он ещё давно подметил, что если контакт с женщиной не налаживается, разговор не клеится, вместе скучно или неловко, то надо поспешно вступить с ней в телесный контакт, и тогда сразу исчезнет дискомфорт.
– Как Ярик? – спросил Дима. – Как у него дела?
– Не имею понятия. Нормально вроде.
– Вы поссорились?
– С чего ты взял? Просто я не слежу за ним. У меня своя жизнь, у него своя.
Допив чай, они вышли на улицу, и Катья предложила посидеть у неё в машине. Просто так сидеть в машине казалось странно и неловко, и они решили съездить в кино, посмотреть какой-нибудь фильм. Пока она выруливала по пробкам, Дима слушал музыку и любовался видом из лобового стекла – как дворники размазывали по нему красные огни ползущих впереди машин. Ему было хорошо, если не считать лёгкого беспокойства – страха перед Яриком.
Вскоре они подъехали к кинотеатру – большому старинному зданию с колоннами. Внутри помещение казалось ещё просторнее, чем снаружи – гигантский холл без межэтажных перекрытий, с фонтаном, водопадом, тропическими растениями, несколькими кафе, девятью кинозалами, витыми лестницами и шаткими мостами, качающимися под сводами. В листве экзотических деревьев щебетали невидимые птицы, иногда по воздуху быстро проносился кто-то маленький, хлопая крылышками. Посетителей было ещё не слишком много по причине раннего времени.
Дима взял билеты на ближайший сеанс – какой-то новый триллер. В кинозале было почти пусто. Как обычно, сеанс начался с двадцатиминутной рекламы. Сперва показывали анонсы других фильмов. Первый ролик представлял отечественный продукт «Весёлая стройка космодрома «Плятск». Два полных лица в машинном масле, со странными ухмылками и нарочито кривляясь, вели какой-то диалог на фоне космодрома. Параллельно их диалогу звучала песня про русские берёзки и дружбу настоящих ребят. Диму как всегда удивило, что для отечественных комедий последнего времени выбираются предельно идиотские названия, а актёры в них играют так, словно прошли школу комедий древнего китайского классика Джеки Чана. То есть, кривляются изо всех сил, видимо для того, чтобы даже самому тупому зрителю стало понятно, что перед ним комедия, а не серьёзный фильм. Далее следовала череда рекламных роликов иностранных блокбастеров. Хороши ли были в целом рекламируемые фильмы или плохи, догадаться Дима не мог, потому что в рекламе использовали самые удачные, яркие эпизоды. В завершение показали ещё один ролик отечественного кино – под названием «Комбербабль». Это, судя по рекламе, была эпическая история о героизме, любви и самопожертвовании во имя родины. Главный герой (известный молодой актёр) на протяжении всего ролика стоял в генеральском мундире на каком-то странном сооружении, обдуваемый солнечным ветром и озаряемый вспышками сверхновых, вытянувшись во весь рост и гордо глядя куда-то вдаль. Дима слышал уже от знакомых, что он не меняет позу и это выражение лица в течение всего фильма, хотя присутствует в кадре девяносто процентов времени. Его возлюбленная, пожертвовавшая честью и всем остальным ради любви к нему, напротив, весь фильм улыбается, даже в самых драматических эпизодах. Говаривали, будто эта улыбка – её актёрская изюминка и режиссёр решил использовать её как беспроигрышный ход. Далее следовал рекламный блок различных товаров. Дима терпеливо выслушал рассказ о кофе, прокладках, машинах, и ещё о чём-то. Интересно, что эффект от всех этих товаров, если верить рекламе, был такой, как будто они содержали сильнодействующие наркотики. Выпил колы – сразу начались галлюцинации и эйфория, почистил зубы – хорошо, как будто в рай попал, купила новые прокладки – вштырило так, что улыбка с лица не сходит, в глазах радуга и все цветы на планете расцвели. Дима слышал, что реклама с самого своего возникновения, с первых примитивных плакатов, тяготела к сильным преувеличениям. Правда, он понять не мог, почему для этих преувеличений неизменно выбираются образы наркотического опьянения.
В завершение рекламного блока, в соответствии с решением Министерства культуры, на экране возникла надпись: «Зона Правды предупреждает: вышеуказанные товары и кинофильмы не соответствуют действительности».
Едва пошли титры, Дима (как делал всегда в кино) взял Катью за руку с намерением спустя несколько минут перейти к поцелуям. Поход с девушками в кино уже давно превратился для него в не очень приятный ритуал – как правило, ему не удавалось посмотреть фильм, потому что приходилось заниматься сидящей рядом спутницей. А не заниматься ей он не мог, иначе зачем тогда вообще надо было идти в кино с девушкой? Уж лучше, если хочется просто насладиться хорошим фильмом, идти на просмотр одному, в таком случае никто и ничто не будет мешать сосредоточенному созерцанию.
Выждав положенные минут десять, Дима повернулся лицом к Катье, собираясь слиться с ней в поцелуе. Однако она его опередила. Она резко подалась к нему и прильнула к губам с неожиданной страстью, обхватив ладонями шею и лицо. И почти всё время, пока пылали радужные всполохи на экране, грохотали космолёты в крутых виражах и взрывы сотрясали внутренние органы, они самозабвенно целовались, не видя ничего вокруг. Хотя, наверно, самозабвенность относилась только к Диме, потому что Катья, как и большинство девушек, даже во время такого интимного дела как поцелуи тщательно сканировала окружающее пространство. Поэтому если ей и не удалось толком посмотреть фильм, то во всяком случае удалось его послушать и быть в курсе сюжета. Дима же мог смело идти на сеанс во второй раз как в первый.
Когда кино, наконец, закончилось, Дима вздохнул с облегчением – за полтора часа он нацеловался почти до отвращения. Губы теперь стали, словно ватные и потеряли всякую чувствительность. Они вышли на улицу. Там казалось холодно после тёплого кинозала, дождь с ветром пробирались за воротник, и Дима сутулился и ёжился, стоя напротив задумчивой Катьи. Он собирался попрощаться с ней прямо здесь, дойти до метро и отправиться домой.
– Поедем ко мне? – предложила она раньше, чем он успел высказать свои намерения.
Он кивнул, она взяла его под локоть и повлекла в машину.
По пути Дима думал о неизбежности того, что должно сегодня ночью произойти, и о том, что будет, если её муж об этом узнает. Очевидно, он сильно обидится.
Пир и море
На следующее утро Катья проснулась в хорошем настроении. Она угостила гостя завтраком, сварила ему отличный кофе и сказала напоследок, чтобы он приходил ещё, когда захочет. Дима тоже поднялся ото сна в добром расположении – кошмары его ночью не мучили и Катья показалась ему очень симпатичным человеком, и о проведённом с ней времени он не жалел.
Выйдя он неё, он обнаружил, что по-прежнему с неба падает дождь, и небо такое низкое, густое и однородное, как будто огромный линяющий серый кот развалился и заснул там наверху, заслонив собой солнце. Дима перебежал дорогу, ловко подпрыгнул над лужей у границы с тротуаром и очутился у входа в интернет-кафе. О том, чтобы после такой ночи идти на работу не могло быть и речи, нужно было спокойно и расслабленно где-нибудь посидеть, подумать о том, о сем.
В кафе, к счастью, было немноголюдно. Он сразу, не открывая меню, попросил ноутбук, большую чашку кофе и пачку сигарет, и расслабленно развалился в кресле. Если бы сейчас какой-нибудь знакомый внезапно появился у столика и захотел бы составить Диме компанию, у него наверняка испортилось бы настроение.
Бывало, сидел он так где-нибудь в одиночестве, погруженный в созерцание, как вдруг к нему подходил с радостной улыбкой старый приятель, хлопал его по плечу и садился напротив с кучей тем для разговоров. Или, что ещё хуже, садился без тем, видимо, рассчитывая, что у Димы есть желание придумывать эти темы и поддерживать дурацкую беседу. И Диме ничего не оставалось, кроме как натянуто улыбнуться в ответ и уныло повести скучный разговор о всякой чепухе. Но сейчас никто не тревожил его, и вряд ли здесь мог встретиться какой-нибудь его знакомый. Ему пришло в голову, что единственный человек, кого бы он хотел здесь видеть – это та загадочная незнакомка, которую вчера, как ему показалось, двое неизвестных насильно уволокли из Банка реинкарнаций. Тотчас испортилось настроение, и он, чтобы отвлечься от плохих мыслей, торопливо открыл ноутбук. Первым делом, минуя всякие новости и почту, он зашёл на свою страницу в социальной сети «Горменгаст».
Онлайн были несколько знакомых, появились новые комментарии к его фотографиям, пришла пара сообщений и одна заявка в друзья. Заявка и комментарии оказались от Ярика, одно сообщение от Катьи, другое от Василия. «Привет))), – писала она, – я видела из окна, как ты в интернет-кафе зашёл) Хотела тебе рукой помахать, а ты даже не посмотрел на меня)) Целую, до встречи))))))) Приятно было провести с тобой время!!!!)):)». Василий просто спрашивал, как дела. Дима быстро ответил ему, пересказав в двух словах загадочное происшествие в Банке и свои подозрения, что это галлюцинация. Содержание комментариев Ярика под фотографиями сводилось к стандартному одобрению. Дима перешёл на его страницу, чтобы из вежливости тоже оставить какой-нибудь комментарий. На фотографиях Ярик был запечатлён во время отдыха на каком-то курорте. Вот он на ослепительно белом пляже, вот он болтается в пенных волнах, а вот он под пальмами в черных очках и с бокалом чего-то зелёного. На нескольких фотографиях он обнимал Катью, она с улыбкой прислонялась к его острому плечу, немножко неуклюжая и смешная из-за своего роста, и всякий раз с нелепо сложенными руками то на животе, то за спиной – было видно, что они ей мешают и она не знает куда их деть. По некоторым фото Дима определил, что отдыхали они на очень дорогих и престижных курортах, куда обычный смертный в принципе не может попасть, и не только потому, что у него денег таких не будет, но и потому, что его туда просто не пустят. Это были статусные места для своих.
Ещё больше чем восхождение Ярика к успеху, его удивил внезапный интерес Катьи к его собственной скромной и необеспеченной личности. Она явно рисковала расположением Ярика, и главное, совсем непонятно почему, ведь судя по фотографиям, им вместе было хорошо. Он ещё раз пересмотрел те фото, где она была вместе с Яриком. На каждой она выглядела беззаботной, как ребёнок, и обнимались они как-то нежно по-семейному. Чем дольше Дима смотрел на неё, тем больше она ему нравилась. А ведь обычно бывало совсем иначе: сначала красивая и безупречная, как дорогая идеальная роза – вроде бы совершенство. А затем, в процессе общения, за внешними достоинствами вдруг начинали обнаруживаться минусы – там лепесток почернел, здесь шипы поломались, да и стебель не такой уж прямой оказался, а с неприятным изгибом. Хотя, с другой стороны, нужно было вовремя его подрезать и воду менять.
Катье он ответил: «И мне было приятно, обнимаю)». Ярику под их общим с Катьей фото написал: «Отлично выглядите». И заметил существенную разницу между этими двумя своими сообщениями – ему даже в голову не пришло поставить смайлик Ярику, в то время как для Катьи он поставил его без сомнений. Некоторые ставили смайлики десятками в конце каждого предложения, он же всегда ограничивался одним, ну или, в крайнем случае, когда хотел показать, что написанное – шутка, двумя. Но никогда не опускался до трёх. Девушки сыпали смайликами намного щедрее, чем мужчины, они использовали их в любой сетевой переписке, и без них текст выглядел так, как будто в нем не хватало чего-то очень существенного. Даже написать просто «Привет» теперь было недостаточно, это казалось грубым и холодным приветствием, а вот «Привет)» – совсем другое дело. Например Дима желал кому-нибудь на ночь: «Спокойной ночи. До завтра». Ему обиженно отвечали: «А что так грубо? Что-то не так?» И тогда он исправлялся: «Спокойной ночи) До завтра)».
Подумав, он написал Ярику ещё одно сообщение: «После тех таблеток меня до сих пор посещают странные галлюцинации. Недавно в Банке мне показалось, будто ко мне идёт девушка, которую я раньше уже встречал, затем на неё напали какие-то мужчины и утащили в машину. Никто больше этого не заметил. Не знаешь, есть ли какое-то средство, чтобы полностью избавиться от видений? Может, мне надо кровь промыть или что-то в этом роде?»
Вспомнив причину своего последнего визита в Банк, он набрал в поисковике «Улисса». Нашлось несколько сотен тысяч страниц с упоминанием героя Гомера и Джойса, но странички пользователя Calypso больше не было. Странно, неужели и это примерещилось, – расстроился он.
Ответ от Ярика пришёл через несколько минут: «Привет!) Не переживай, это скоро пройдёт! Просто ты мешал таблетки с алкоголем и принял сразу очень большую дозу, а препарат долго выводится из организма. С мочой, так что пей больше пива)) Уверен, твои видения уже стали реже, а скоро совсем исчезнут. Это нормально, так что не бери в голову. А бери в рот! Шутка)). Надо в баньку сходить, мне понравилось с вами, парни!»
Стиль письма Ярика успокоил Диму. Раз тот пишет обо всём этом так шутливо и легкомысленно, как бы между делом, и быстро переходит к другой теме, то, значит, и в самом деле всё в порядке и бояться нечего.
Порывшись в карманах куртки в поисках денег, он вместе с деньгами извлёк наружу визитную карточку. Дима вспомнил своего щедрого приятеля из ночного клуба – эта карточка принадлежала Андрею. Приятно было осознать, что такой человек как Андрей в самом деле существовал, а не оказался очередной его нелепой фантазией. На карточке помимо имени и номера мобильного телефона значилось название организации, которую упоминал Андрей – «Последователи Первого». Андрей говорил, что информацию об этой организации в интернете не найти, но Дима из любопытства набрал эти слова в поисковике. В самом деле, ссылок с таким названием не было. На страницах упоминался какой-то памятник Первому, Будда Гаутама и Будда Майтрейя, метемпсихоз, нирвана и мокша, и ещё миллионы разных вещей, но только не организация.
Расплатившись с официантом, он поймал на улице такси, потому что не было никакого настроения ехать на метро, и отправился домой. Несмотря на усталость, заснуть сразу не удавалось, и он долго ворочался в кровати, вспоминая события последних дней. Какие-то нерешённые проблемы всплывали всякий раз, едва он начинал погружаться в сон, и он снова переворачивался на другой бок с твёрдым намерением выбросить всё из головы. Его беспокоило, что он, как ему казалось, целыми днями занимается всякой чепухой, но никак не тем, чем должен и мог бы. А вот чем он должен и мог бы заниматься, он сам не знал, только чувствовал, что не тем, чем занимается. И вдруг он понял, что все эти видения, которые его посещали в последние дни и ночи, очень даже ему нравятся. Во всяком случае, они казались ему интереснее, чем то, что происходит с ним в реальности. И сам он там казался себе интереснее. Что-то было другим, но вот что именно? Было ли дело в различии миров – реального и мира видений, или же в том, что сам он был разным в этих мирах?
С этими мыслями он стал, наконец, засыпать и в сознании появилась приятная расслабленность. Вещи, о которых он думал, начали принимать невозможные формы, но в тоже время продолжали казаться ему совершенно обычными и нормальными, как будто он всё ещё бодрствовал. Ему привиделось, будто он намерен повеситься на каком-то дереве – и это нисколько его не огорчало, а наоборот, вселяло весёлую надежду. А Велемир Адроныч спорил с ним, убеждал не спешить и сходить сначала в баньку. Но что-то постоянно выталкивало его из сна, заставляя осознавать фантастичность его грёз, какие-то звуки, вроде бы с нижнего этажа, как будто соседи с размаху бились головами о стены, или прыгали в тяжёлых сапогах, или роняли на пол ящики с посудой. Ещё так бывает, подумал он, когда чокаются большими кружками и ставят их с размаха на стол. Возможно, у них праздник, чей-нибудь день рождения или, что тоже вероятно, сегодня важный день календаря, который отмечает весь мир, и только он, как обычно, об этом ничего не знает. Он оказался прав – это были и кружки, и стук каблуков. И головами тоже бились, но редко, и не об стены, а об столы.
Он сидел в весёлой компании и слегка уже охмелел, его приятели громко разговаривали и смеялись – они как будто отмечали какое-то событие. Он тоже веселился вместе с ними, грыз кость с остатками мяса и пил из высокой деревянной кружки. Вроде бы эта кость принадлежала кабану, убитому недавно на охоте, а может и собаке, разобраться в этом сейчас он не мог, да и не хотел. С потолка свисали тусклые масляные светильники, давая ровно столько света, сколько нужно, чтобы различать очертания кружек и людей, и при этом самому оставаться едва различимым. Впрочем, здесь никто и не пытался никого разглядывать, потому что за это запросто можно было получить стулом по лицу. Хотя, такое слово как «лицо» среди собравшихся не пользовалось популярностью, некоторые наверно даже не понимали, что это вообще такое – «лицо», и называли место, на котором есть нос, рот и глаза совсем другим словом. И правда, то, что он наблюдал выше шеи у своих ближайших соседей, с трудом походило на лица. Несмотря на полумрак, он знал, что слева на скамье сидит его давний друг, бесстрашный рыбак и отчаянный охотник на ундин Василиск. Со свёрнутым на бок носом и полузакрытым из-за глубокого шарма правым глазом, он, тем не менее, считался любимцем женщин всего Агриока, а женщин здесь, если не считать старых и совсем ещё маленьких, по самым скромным подсчётам проживало не меньше ста. И это постоянных, а приезжих, скажем, чем-нибудь торговать (например, собой), ещё больше. Не портила его и грязная седая борода с давно засохшей в ней рыбьей чешуёй, и кусочками рыболовных снастей. Половины зубов у него не было, что хорошо становилось заметно, когда он начинал смеяться, а те, что остались, почернели почти до невидимости. Но вот уже столько времени, сколько существует мир, всем известно – мужчину украшает не красота.
Высокая, пышноволосая (других примет просто не было видно) служанка, всякий раз проходя мимо стола, оборачивалась и улыбалась Василиску, а он тоже в ответ улыбался и подмигивал.
– Только она знает, – нагнулся он к Диме и зашептал, дыша на него луком, чесноком и пивом, – только она знает, кто мы такие. Хорошая девчонка, на неё можно положиться.
Дима кивнул:
– Я вижу, ты на неё уже положился.
– Без неё у нас не было бы здесь своего человека. Эй, Катрина, подойди!
