Иван Александрович Гобзев
Зона Правды
Смерть и рождение
Рано утром, в шесть часов по местному времени, его разбудил пронзительный звонок. Он не сразу сообразил, откуда раздаётся звук и первым делом схватил телефон, но звенело где-то в другом месте. Оглядевшись, он понял, что это динамик над дверью. Гадая, что случилось, он вскочил и быстро оделся. Вероятно, предположил он, случился пожар или какая-нибудь утечка чего-нибудь, а может (что совсем маловероятно) атомная война. Выскочив в коридор, он увидел спокойно идущих людей.
– Прошу прощения, – обратился он к девушке, проходящей мимо, – что случилось? Что это за звуки?
Девушка посмотрела на него с лёгким удивлением, на его синий бейдж, и вежливо ответила:
– Завтрак. Вы наверно новичок. На первом этаже по коридору за лифтами.
И пошла дальше. Дима уже успел заметить, что на Зоне девушки в общении держали себя так, что исключали всякую возможность неформального контакта и флирта. И это, понял он вдруг, ему нравилось. В большом городе всё было наоборот. Там женщины в одежде и стиле поведения пытались подчеркнуть свою сексуальность. А потом обижались на мужчин и обвиняли их, что им только одно надо, а не серьёзные отношения. А какие могут быть серьёзные отношения, если на улице, на работе и даже в метро мужчина чувствовал себя как на стриптиз-шоу? Другое дело здесь на Зоне, где все одеваются одинаково, не используют косметики и не провоцируют друг друга.
В столовой выстроилась небольшая очередь. Помещение столовой было просторным и скромно убранным, стены светло-зелёные, пол белый кафельный. В ряды стояли деревянные столы без скатертей. Еда оказалась простой, но не противной, и он, хотя обычно с утра не мог ничего заставить себя съесть, без особых мучений позавтракал и выпил сока. Он хотел бы кофе, и даже поинтересовался у персонала столовой, не найдётся ли у них кофе, но ему ответили, что на Зоне пить подобные напитки запрещено, потому что они нарушают энергетический баланс. Его это расстроило, но выхода не было и пришлось смириться.
Пока он завтракал, к нему подсели двое. У них тоже висели на груди синие бейджи. Один из них показался ему ровесником, второй был намного старше, лет наверно около семидесяти. Дима удивился, что в Зону берут таких пожилых людей. Они не обращали на него внимания и тихо беседовали о чём-то между собой.
– Сегодня в двенадцать в Центре перехода Елохим будет претендовать на голубого, – сказал молодой.
– Да ну? – удивился пожилой. – Мне бы стать голубым. Уже четыре года в синих хожу.
– Нам с тобой ещё далеко. Ещё надо красным как-то стать, потом фиолетовым, потом оранжевым…
– Нет, после фиолетового серым, а потом уже оранжевым, – поправил старый. – Тебе то что, ты здесь два месяца всего.
– Да ладно, пап, у тебя всё получится.
– Не называй меня так, мы же говорили об этом. Елохим здесь всего полгода, а уже голубой бейдж повесит… А вы здесь давно? – вдруг обратился он к Диме.
– Со вчерашнего дня.
– Новичок! Если что, обращайтесь, мы расскажем, как здесь всё устроено. Наверно на консультации уже были? – он весело глянул на сына.
– Ну да, – Дима постарался сделать свой тон как можно более безразличным. – Был. Любопытно. А скажите, пожалуйста, что означают все эти цвета на бейджах?
– А вам ещё не рассказали? – удивился молодой. – Это же самое важное здесь. Ступени перехода. Цвета бейджиков отражают уровень вашего продвижения по пути истины.
– Типа мою правдивость, что ли?
– Ну типа того. Точнее – принципиальную неспособность лгать и умение жить в согласии с самим собой и другими. Ну, в общем, я не спец в терминологиях, вы консультанта своего спросите.
– А что в конце пути? За последним бейджем?
– За бирюзовым? Ничего. Человек, получивший бирюзовый, достиг цели.
– Какой цели?
– Прервал цепь перерождений. Он больше не воплощается в новых жизнях. Он типа сливается с абсолютом или что-то типа того, черт его знает.
– Никто не может понять, что там дальше, – добавил старый, – для того, чтобы это понять, надо как раз стать бирюзовым. А все слова и объяснения бесполезны.
– Ну да, – кивнул молодой. – Кстати, а приходи тоже в Центр перехода к двенадцати. Будет интересно. Не против на «ты»?
– Не против. Только у меня сейчас консультация. Не успею наверно.
Соседи засмеялись. Старик зачем-то взял его за руку и сказал ласково:
– Она идёт не больше часа-полутора. Успеешь легко.
Дима повеселел – он почему-то думал, что беседа с лысым консультантом займёт много времени.
– Ну что же, – засмеялся он, – тогда чудесно. Буду обязательно. А где этот Центр, как его там, восхождения?
– Перехода. Центр Перехода, – старик нахмурился. – Осторожнее со словами. Неточность – та же ложь. Я вот из-за своего склероза на второй уровень уже четыре года перейти не могу. Рядом с центральной площадью, там где памятник Первому. Спросишь у любого прохожего, тебе подскажут, как дойти. Был на площади?
– Да, был. А кто этот Первый?
– Это… Это долгая история. Тебе уже бежать пора. Потом расскажу. Кстати, меня зовут Рамолай. А это сын мой – Мармелих.
Дима посмотрел на свой мобильный. Он не перевёл часы и опять забыл про местное время, и уже опаздывал. Побледнев, он вскочил – предстоящая встреча с консультантом внушала ему страх, наверняка тот будет его теперь отчитывать.
– Эту штуку можешь выбросить, – усмехнулся молодой, показывая на его мобильный. – Здесь ты никому не позвонишь и не напишешь. Сигнал глушится.
– Это я по привычке! – ответил Дима, уже подбегая к выходу.
– Я тоже долго с собой таскал, по привычке… И не беспокойся – я уберу твой поднос!
Последние слова Дима услышал, когда мчался по коридору, ведущему на улицу, но всё равно ответил «спасибо», хотя его никто уже не слышал.
Он опоздал на двадцать минут. Постучав, он заглянул внутрь и, убедившись, что никого кроме лысого нет, зашёл. Лицо горело от бега, выступивший пот неприятно пощипывал кожу.
– Вечер добрый, – пропел Мелемах Аркеселаевич, откинувшись в кресле.
Около минуты он молча смотрел Диме в глаза. Его взгляд был откровенно неприязненным. Дима оглядывался по сторонам, чувствуя себя отвратительно.
– Ты что, кретин? – вдруг злобно сказал консультант. – Ты не понимаешь, куда попал?
От такого поворота событий у Димы перехватило дыхание и ослабели ноги, ему стало так дурно, что он оперся о стену, чтобы не упасть. Боже мой, – подумал в ужасе, – куда я попал! Мне как-то надо отсюда выбираться… Почему-то ему вспомнилась девушка, которую он видел в Банке, и стало мучительно жаль, что он сейчас не с ней – где-нибудь подальше от этого места.
– Извините, – Мелемах Аркеселаевич улыбнулся. – Это как бы приём такой. Проверка вашей реакции на определённые воздействия. Садитесь. Вот вы сейчас о чём подумали, когда я назвал вас кретином?
Дима шумно выдохнул, высоко поднял брови, развёл пальцы и ответил:
– Да так. Ни о чём определённом. Я слишком удивился, чтобы думать о чём-то.
– Правда? А если на самом деле? Мне кажется, ощутив угрозу, вы должны были пережить сожаление о чём-то важном лично для вас, что раньше не считали очень важным.
– Да нет, ничего такого… Просто пожалел, что пришёл на эту долбанную Зону, – Дима вдруг разозлился. От гнева у него затряслись пальцы и он подумал, что хочет задушить консультанта.
– Ну ладно, как скажете, – ухмыльнулся тот, спокойно глядя Диме в глаза. – А что же вы не садитесь?
– Так стула нет, – дрожащим от возбуждения голосом ответил Дима.
– А что же вы сразу не сказали, что стула нет, когда я вам предложил сесть?
Дима промолчал, думая как поступить. Послать его к черту? Просто уйти? Но он подписал договор на три года. Отпустят ли его? И сигналы связи глушатся, никому не позвонить, не пожаловаться и не попросить помощи… А Ярик? Но Ярик совсем не внушал доверия. Он опять вспомнил ту девушку и почувствовал боль в груди.
– Вот в этом, Дмитрий, весь вы. Что же прямо было не сказать, что что-то не так? Кстати, а как вы меня называете про себя?
– Лысый, – честно ответил Дима.
– Почему?
– Потому что вы лысый.
– Очень хорошо. Наконец-то вы сказали почти правду. Но как мне пришлось вас выводить, чтобы добиться этого! – он весело рассмеялся.
– Почему же я сказал «почти правду»? – ощутив прилив смелости, спросил Дима.
– Вы называете меня лысым не потому что я лысый, а потому что испытываете ко мне неприязнь. Ладно, пойдёмте.
Мелемах Аркеселаевич встал, подошёл к стене, нажал какую-то кнопку и открылась дверь, которую Дима раньше считал не дверью, а встроенным шкафом. Ему стало страшно:
– Куда пойдёмте?
– Не бойтесь. Обычная процедура для новичков, – он ждал у прохода, приглашая Диму пройти первым.
Дима шагнул в небольшую комнатку без окон, освещённую только тусклым светом четырёх ламп, вмонтированных в каждую стену. Посередине на белом кафельном полу стояло кожаное кресло с большим подголовником и мягкой подставкой для ног. Мелемах Аркеселаевич, ласково улыбаясь, кивнул на это кресло. Дима сел в него, вернее даже лёг, потому что спинка была откинута далеко назад, а подставка для ног высоко поднята.
– Вам удобно? – тихо спросил консультант, совершая какие-то манипуляции на тумбочке в углу комнаты.
– В общем, да, – Дима не видел за его спиной, что он там делает, но забеспокоился, представив большой блестящий шприц с какой-нибудь отравой.
Он оказался прав – Мелемах повернулся и направился к нему с нежным взглядом, держа в правой руке большой стеклянный шприц.
– Ой, а что это?
– Ничего опасного! Совершенно безвредная вещь. Раскрепощает психику и снимает барьеры в разговоре.
– Наркотик??
– Ну что вы! Мы же не в притоне. У нас такими вещами не занимаются. Вы, должно быть, подумали, что над вами сейчас будут ставить нехорошие эксперименты? Так ничего подобного. Стандартная процедура для всех закрепощённых новичков.
Он аккуратно закатал Диме рукав, попросил поработать кулаком и похлопал пальцами по коже. Затем очень медленно ввёл иглу и впрыснул содержимое в вену.
– Теперь расслабьтесь. Откиньтесь что ли как-нибудь посвободнее. Чувствуйте себя как дома.
Дима криво ухмыльнулся. Ну да, – подумал он, – очень даже домашняя обстановка… Он попытался последовать совету и расслабиться, но в кресле было неудобно из-за слишком откинутой спинки. Полулежачее положение вызывало у него чувство незащищённости, было странно вот так вот лежать перед малознакомым человеком и при этом пытаться расслабляться. Ему вдруг показалось, что в нем уже происходят какие-то изменения, что препарат начинает действовать.
– Нет, ошибаетесь, – сказал Мелемах Аркеселаевич. – Не начинает. Он действует не внезапно, а медленно и постепенно.
– Как вы догадались, что я об этом подумал?
– Так вы это вслух сказали.
Дима не поверил, но спорить не стал. Он пошевелился в кресле, устраиваясь поудобнее, и стараясь не слишком сильно ворочаться, чтобы не провоцировать расспросов дотошного консультанта. Более неудобного кресла он никогда ещё не встречал.
– А что вы не отрегулируете спинку? Давайте-ка, я вам помогу… – сказал тот.
– Да нормально, всё в порядке…
– Как это в порядке? Вы только что сказали, что более неудобного кресла никогда не встречали.
– Я этого не говорил, – уверенно возразил Дима.
– Значит, вы думаете, что я читаю ваши мысли?
Дима смутился.
– Нет, не думаю.
– А вы вообще когда-нибудь думаете? – вдруг зло спросил Мелемах Аркеселаевич.
Дима испугался и растерялся. Он задумался, чем же он мог так внезапно разозлить этого лысого придурка. Видимо, – решил он, – нужно стараться отвечать только правду на любые вопросы!
– Да, бывает, – сказал он, – что я много думаю – думаю, как сделать то или иное дело. Или как ответить на тот или иной вопрос. А иногда и не думаю, кажется…
– Что за бред вы несёте? Дмитрий, вы дурак? Или вы думаете, что я дурак?
«Сам ты дурак», – подумал Дмитрий, а вслух сказал:
– Нет, что вы, и в мыслях такого не было…
– Дмитрий, вы себя послушайте, что вы говорите! Вы только что сказали: «Сам ты дурак, нет, что вы и в мыслях такого не было». А до этого вы мне прямо в лицо сказали буквально следующее: «Чем же я мог так разозлить этого лысого придурка?»
– Так что же это, я что ли говорю вслух, всё что думаю?? – Дима вмиг побагровел.
– Да, – самодовольно улыбнулся Мелемах.
– Значит, вы меня обманули! – возбуждённо закричал Дима. – Препарат, что вы в меня влили, уже действует!?
– Да, обманул. А вы меня не обманываете? Правду за правду, договорились, волосатый придурок?
Дима попытался прервать поток ответных мыслей.
– Не старайтесь не думать, Дима, – сказал Мелемах. – Наоборот, расслабьте свою мысль, так вы будете выражаться складнее, а иначе вы произносите ужасную чушь. Крайне нелепо выглядит, представляете? Вы как сумасшедший твердите: «Блин, блин, блин, мать твою, как же так, в какую же жопу я попал, твою мать, не думай, не думай, о заткнись, Дима, нет, это жопа, стоп-стоп-стоп, не думай, черт, он всё слышит, на фиг, на фиг, я молчу…» Примерно вот что я от вас слышу. Согласитесь, это кошмар.
– Это у меня так само собой получается, – нервно сказал Дима.
– Потому что вы не даёте себе говорить свободно! Вы привыкли врать! Вы хотите скрыть свои настоящие мысли и из-за этого у вас внутри такой хаос! Что вам мешает говорить правду?
– Я очень боюсь, что моя правда никому не понравится.
– Почему же?
– Потому что мне нравится делать то, что другие не одобряют.
– Совершенно верно. Так может престать делать то, что другие не одобряют и что приходиться потом от них скрывать? Вы задумывались об этом?
– Задумывался.
Мелемах Аркеселаевич встал и подошёл к нему.
– На сегодня всё, – сказал он.
Дима шумно выдохнул воздух от облегчения, не в силах скрыть своей радости, что сеанс окончен. Он хотел было встать, как вдруг лысый размахнулся и резко влепил ему сильнейшую пощёчину. Дима в ужасе вжался в кресло и вцепился в подлокотники. Ему стало так страшно, обидно и жалко себя, что он зарыдал. Слезы заполнили его глаза, мгновенно превратив белую фигуру мучителя в продолговатое грязное пятно. Оно маячило перед ним, нависало, угрожало ударить снова, а телесного цвета клякса в области головы тряслась от злости. Какая страшная у него лысина, подумал Дима, рыдая, какое жуткое вытянутое лицо без тени человечности, как жутко блестят эти очки… Пятно отстранилось на секунду и вытянулось вверх, Дима понял, что это поднялась рука и сейчас его снова ударят. Его затошнило, он накренился, пытаясь упасть вместе с креслом, чтобы создать видимость потери сознания и беспомощности. Ему это удалось – он повалился на бок и ударился скулой о прохладный жёсткий кафель. Наверху, вокруг размытых очертаний Мелемаха Аркеселаевича, сгущалась чёрная мгла. И сквозь мрак он разглядел красные потеки на кафельных стенах – длинные жирные горизонтальные полосы и бегущие от них к полу крупные капли.
Пытки во благо и допросы об истине
Вероятно, он потерял сознание. Потому в следующий момент он обнаружил себя уже сидящим в кресле. Правда, обстановка в комнате изменилась – стены стали кирпичные, пол дощатый с широкими щелями, да и кресло другое – деревянное и очень жёсткое. Его руки были пристёгнуты толстыми кожаными ремнями к подлокотникам, голова прикреплена к спинке – тоже, видимо, ремнём. Лампы в матовых плафонах исчезли, вместо них помещение освещал масляный светильник на столе перед ним. Краем глаза он заметил длинную дрожащую тень с правой стороны, она тянулась по полу и в области головы ломалась, чтобы заползти на стену.
– Мелемах Аркеселаевич? – спросил Дима.
– Что? Как ты меня сейчас назвал? – раздался ответ. Голос явно не принадлежал Мелемаху, но показался знакомым. – Меле… Не могу это повторить…
Тень сдвинулась с места и стала перемещаться по комнате:
– Удивительно. Я кажется, догадываюсь откуда может быть это имя… Вот что значит телесно-духовные пытки. Какие чудеса, не постигнутые наукой…
– Вы кто? – спросил Дима.
Человек, наконец, вошёл в поле его зрения, обогнул стол и сел напротив. Длинная худая фигура в мешковатом сером балахоне, лохматая голова и огромный кривой нос.
– Ярик? – воскликнул Дима.
– Кто? – переспросил Ярик.
– Ты чего, Ярик? Что это за театр? К чему этот средневековая обстановка как в камере пыток?
– О, боже мой! – воскликнул Ярик. – Воистину либо ты помешался, либо происходят чудеса. Об этом написано в древних книгах. Ни слова не понял, о чём ты там толкуешь, но одно верно – ты и в самом деле в камере пыток.
Дима замолчал, Ярик тоже – оба задумались. Дима о том, как договориться с Яриком, чтобы его выпустили с Зоны, а Ярик, вероятно о чудесах, описанных в древних книгах.
– И что, меня в самом деле раньше звали таким именем? – спросил вдруг Ярик, с интересом глядя на Диму.
– Хватит делать из меня идиота! Я не так глуп, как вы с Мелемахом думаете! Выпусти меня отсюда!
– Опять это странное имя… Не знаю, о чём ты говоришь. Ну да ладно. Я снова попробую тебя спасти, – и Ярик крикнул в сторону двери: – Лехор!
Отворилась дверь и в комнату вошёл толстый лысый человек в грубом кожаном фартуке. В руке у него были длинные ржавые клещи.
– Продолжим, – сказал Ярик толстому. – Наш друг всё ещё не понял.
Увидев эти клещи, Дима заподозрил неладное и перевёл взгляд на свои руки. На левой кисти не было ни одного пальца. Кровью испачканы штаны, сиденье, пол, бардовые брызги были даже на столе и на лампе. По характерному палёному запаху Дима догадался, что раны ему прижгли.
– Я в прошлом, – сказал он, с изумлением глядя Ярику в глаза. – Это одна из моих прошлых жизней.
– Скоро для тебя не будет ни прошлого, ни будущего, поверь мне. Лехор, давай!
Потный Лехор приблизился вплотную к Диме – от него пахло чем-то прелым и сгнившим, вроде старых носков, и дыхание было таким прогорклым, словно он питался мертвечиной.
– Раз я в прошлом, значит, это сон, – сказал Дима.
В глазах у Ярика мелькнуло сомнение. Он внимательно посмотрел на Диму и на секунду задержал Лехора, взяв того за локоть. Кажется, он хотел что-что сказать, но потом покачал головой и кивнул палачу. Дима зажмурился и стиснул зубы. Он ждал того, что сейчас сделает Лехор, и время почему-то потянулось слишком медленно. Прошло уже целых две или три секунды, а пытка всё никак не начиналась. Наконец – несколько звонких, но на удивление не сильных пощёчин обрушились на его левую и правую щеки. Он не старался укрыться, а наоборот – как бы мысленно подставлял своё лицо навстречу ударам. Только бы всё это быстрее закончилось, – взмолился он, обращаясь к чёрной тоскливой пустоте вокруг, – убили бы меня скорее и без мучений!
– Дмитрий! Дмитрий! – услышал он настойчивый голос Мелемаха Аркеселаевича и получил очередную порцию пощёчин.
Он открыл глаза. Над ним стоял консультант и сосредоточенно хлестал его по лицу. Дима сидел в кожаном кресле, в той же кафельной комнате, только уже ярко освещённой.
– Руки уберите! – зло крикнул он. – Хватит меня бить!
– Ну слава богу! – воскликнул Мелемах Аркеселаевич. – А то я уже забеспокоился. Вы сознание потеряли и долго в себя не приходили. Никогда не видел, чтобы препарат так сильно подействовал. В следующий раз уменьшим дозу.
– Следующего раза не будет, – категорически сказал Дима, поднимаясь с кресла.
– Не сердитесь, – улыбнулся технолог. – Не сердитесь. Сейчас полегчает.
Дима направился к двери, демонстративно качая головой и в полголоса матерясь.
– Э, постойте, – окликнул его Мелемах Аркеселаевич на пороге.
– Чего?
– Будьте там осторожны. Препарат ещё подействует некоторое время, хотя и не так сильно, как вначале. Так что контролируйте ваши мысли, чтобы не обидеть никого. Удачи. Да завтра.
На улице Дима испытал облегчение – прохладный ветерок взбодрил его. Он побрёл наугад по чёрному асфальту, стараясь не думать о том, что только что с ним приключилось. Его обогнала девушка. Комбинезон, несмотря на совершенно нейтральный стиль, резко очерчивал её фигуру.
Красивая попа, – машинально подумал Дима.
– Свинья, – не оборачиваясь, сказала девушка.
Дима понял, что всё ещё озвучивает свои мысли. Он остановился и поднял голову к небу.
– Чего видно? – услышал он знакомый голос.
Перед ним стояли двое новых его приятелей из столовой.
– Мы как раз в Центр перехода идём. Пойдём вместе.
Дима кивнул.
– Пойдёмте. Только знаете, у меня тут такая консультация была, мне что-то вкололи…
– А, препарат правды? Ну да это обычное дело. Все через это проходят. Ты не переживай, его действие быстро ослабевает.
Вместе они направились в Центр перехода, который располагался рядом с площадью.
В просторном холле на двадцать восьмом этаже, застеклённом с трёх сторон от пола до потолка, открывался чудесный вид на территорию Зоны. Собрание уже началось. Средних лет мужчина невысокого роста, полный и лысоватый, стоял перед аудиторией из человек двадцати-двадцати пяти и невозмутимо отвечал на вопросы. Дима заметил у него зелёный бейдж.
– Претендует на голубой, – сказал старик. – Мы немного опоздали. Видишь жюри? Елохим отвечает теперь на их вопросы.
Дима не сразу понял, кто здесь жюри, потому что все были одеты одинаково. Но приглядевшись, сообразил, что это вероятно те, кто носит жёлтые и голубые бейджи.
– Как давно вы не лжёте? – спросил испытуемого один из членов жюри.
– Четыре месяца ни одного слова неправды, – ответил кандидат.
– Вы не испытывает потребности говорить неправду или применяете силу воли?
– Я не делаю ничего такого и не помышляю, чтобы была необходимость в волевом усилии.
– То есть вы в состоянии ответить на любой вопрос, и он не вызовет у вас затруднений с ответом?
– Да, именно так. Одна из причин лжи – смятение и неумение верно среагировать на происходящее. Я это преодолел.
– Вы бы хотели сейчас сигарету?
– Нет, – спокойно ответил кандидат.
– Может выпить?
– Нет.
– Вам не надоела жизнь в Зоне?
– Нет. Она мне нравится. Но дело не в этом – это мой выбор, и что мне нравится, а что нет – я решаю сам, с помощью разума, а не сиюминутных желаний.
– Что же, у нас вопросов больше нет, – сказал один из членов жюри. – Пускай теперь поспрашивают из аудитории.
– Конечно, – кивнул кандидат. – Нет ничего, что могло бы поставить меня в тупик.
Ну как же, – подумал Дима, – наверняка есть. И вот что именно. Неожиданно для самого себя он сказал в полный голос:
– Пошёл на х-й.
В холле воцарилась тишина. Все молчали, и молчал кандидат, обратив блестящие стекла очков на Диму. Глаз его не было видно – в очках отражались окна, но было понятно, что он в растерянности. На лбу и толстых бледных щеках выступил пот. Дима же от стыда хотел исчезнуть.
Нарушил молчание Мармелих:
– Прошу прощения, Дмитрию препарат правды вкололи сегодня, он не специально…
Члены жюри проигнорировали это замечание. Наконец один из них встал, видимо председатель, и обратился к кандидату:
– Ну что? Вам нечего сказать по поводу замечания Дмитрия?
Тот в ответ неровно дёрнул головой, пошевелил пухлыми пальцами и ничего не ответил.
– Сожалею, Елохим Себастьянович, но вы не готовы, – председатель обернулся к собранию и объявил конец заседания.
Собравшиеся начали расходиться. Кандидат продолжал стоять в пустеющей аудитории, как будто окаменевший. Диме было искренне жаль его. Он тоже направился к выходу, надеясь побыстрее скрыться с места преступления, чтобы никто не успел потребовать от него объяснений. И всё-таки, как не протискивался он сквозь выходящих, как не сжимался, стараясь стать ниже и незаметнее, его поймали. Кто-то решительно схватил его за локоть и настойчиво потянул к себе. С неприятным предчувствием Дима обернулся и увидел высокую женщину средних лет с суровым выражением лица. У неё был розовый бейдж – как он успел уже понять, знак высокого положения в Зоне Правды.
– Честно говоря, ваш метод конверсии мне не очень близок, Дмитрий, – сказала она. – Но не могу не признать его эффективность в отдельных случаях. Если бы не ваш гениальный вопрос, Елохим незаслуженно получил бы более высокий статус.
Дима не знал, что ей ответить. Неправду говорить не стоило, он это чувствовал по её глазам, которые как будто читали его мысли, а правду не хотелось, и он просто промолчал, неопределённо помотал головой и развёл руками.
– Вы приятный собеседник! Я думаю, у вас есть все шансы быстро перейти на следующий этап и даже дальше, – продолжила она. – Я подумаю об этом.
Она вдруг широко улыбнулась ему и выскользнула за дверь. А он остался в недоумении, пытаясь понять, почему она сочла его приятным собеседником, хотя он не произнёс ни единого слова.
– Какие планы? – к нему подошли Рамолай и Мармелих.
– Никаких.
– Тогда прогуляемся по городу?
Дима согласился. Он не представлял, чем бы ещё мог здесь заняться. Работы ему пока не поручали никакой, а сидеть в своей комнате за планшетом, в котором почти ничего нет, было неинтересно.
