Ирина Леонидовна Касаткина
Свет далекой звезды
Глава 69. СОВЕТ ПРИЯТЕЛЯ
Вернувшись домой сам не свой Дима в смятении пометался из угла в угол, потом упал на диван и застыл. Он снова и снова переживал события сегодняшнего дня, то впадая в отчаяние, то вновь обретая надежду.
О, чурбан неотесанный! – казнился он. – Как теперь смотреть Лене в глаза? Что она будет думать о нем?
Наверно, сейчас обо всем рассказывает своей маме. А вдруг та посоветует Лене не оставаться больше с ним наедине? Что тогда делать? И ведь не к кому даже обратиться за советом. Это она может своей маме рассказывать все – даже самое сокровенное. А он… попробовал бы рассказать своей… о том, что наделал. О, он такого бы наслушался! Что он последняя дубина – самый ласковый эпитет, прозвучавший бы из ее уст. Да как он мог! Да как он посмел посягнуть на честь девушки?! Без ее согласия!
Интересно, а как его спрашивать? Лена, ты согласна на… что? Да у него язык бы не повернулся. А вдруг она бы ответила: “Ай-я-яй, как тебе не стыдно?”
Хотя нет – Лена бы так не ответила. А как бы она ответила? Ой, об этом невозможно даже думать.
Но как же теперь вести себя с ней? Папа? А если с ним посоветоваться? Нет, это еще хуже. Запросто может по роже съездить. Интересно, как они с мамой… в первый раз? Ну, конечно, – после свадьбы. Они же такие примерные!
Он снова вскочил и пометался по комнате. Ужасно хотелось ей позвонить, но он никак не мог решиться. Что, если Лена не захочет с ним разговаривать? Но ведь она при своей маме сказала, что любит его. Как же поступить?
Вдруг он обнаружил, что одна его рука держит трубку, а другая уже набирает ее номер.
Вот это да! – поразился Дима. – Мои конечности зажили своей жизнью. Для чего тогда мозги, если они им не подчиняются?
Пока он размышлял, рука поднесла трубку к уху, и он услышал ее голос.
– Лена, я хочу тебя увидеть! – сам собой произнес его язык. Язык тоже жил своей жизнью – Дима ему вовсе не давал такой команды.
– Дима, – начала Лена и посмотрела на маму. Та сделала пальцем отрицательный жест. – Димочка, извини, давай завтра? На нашей скамейке в Театральном саду. В десять часов, хорошо?
Испытывая сложное чувство сожаления и облегчения, Дима положил трубку. Опять побегал по комнате, не находя себе места. Счастье, что родителей не было дома. Мама из него душу бы вытрясла, чтоб узнать, что случилось. Она мгновенно угадывает, когда с ним что-то неладно. Пришлось бы выкручиваться – непонятно только, как.
Вдруг он почувствовал, что больше не может находиться в четырех стенах. Надел куртку, вышел на улицу и побрел, куда глаза глядят. Живущие своей жизнью ноги привели его прямехонько к ее дому. Плюнув на приличия, он зашел во двор и сел на скамейку под начавшим зеленеть кленом.
Так он сидел на виду у всего дома около часа, втайне надеясь, что она увидит его в окно и выйдет под каким-нибудь предлогом – в магазин или еще куда. Но она не вышла.
Наконец, он встал и побрел обратно, ничего не замечая вокруг, весь погруженный в свои мысли. И по дороге налетел на столб, внезапно выросший у него на пути.
Столб взял его за плечи и хорошенько встряхнул. Дима поднял голову. Перед ним стоял его приятель по классу Саша Оленин.
– Ты хоть смотри, куда идешь, – осуждающе сказал Саша, – а не внутрь себя. Так и под колеса угодить недолго. Что случилось?
– А ты чего в наши края забрел? – задал Дима встречный вопрос.
– Да я Ирку проводил и решил пошататься. Голова кругом идет. Влипли мы с ней. Вроде, все делали, как надо, и вот… Теперь главное, чтоб ее родители не пронюхали. Они же ей голову оторвут, а меня по осям координат разложат. Для них ее золотая медаль – священная корова. Если не получит, они ее из дому выгонят.
– И что теперь? Как будете выкручиваться?
– Ох, не знаю. Ирка ревет, боится к врачу идти. Слушай, у тебя нет знакомого гинеколога?
– Откуда?
– Ну, не знаю. Может, у матери твоей есть? Она же завуч – знакомств много.
– Да, ей только скажи! Сразу Иркиным родителям доложит. А почему бы Ирке просто не сходить к районному врачу?
– Несовершеннолетняя. Обязаны родителей поставить в известность. Вот влипли, так влипли.
– Да, вам не позавидуешь. Постой! Я с теткой поговорю. Она в роддоме работает, может чего посоветует. Попрошу, чтобы матери не говорила. Она меня обожает.
– Спасибо!
Саша с чувством пожал Диме руку. Они помолчали. Потом Саша участливо спросил:
– А как у вас с Ленкой? Тоже не все гладко?
– С чего ты взял?
– Да вид у тебя. То все сиял, а сейчас – как в воду опущенный. Идешь – ничего не видишь. Случилось что?
– Да чуть было не случилось. Не знаю, как остановился. Вовремя она заплакала, а то не представляю, что было бы.
– А ты что… силком хотел? Смотри, за это статья. Надо, чтоб она была согласна.
– Понимаю. Просто накатило на меня. Я же ее люблю до ужаса. А тут такое. Но теперь – все! Пока не женюсь, не прикоснусь.
– Ну, это тоже глупо. Сейчас все до свадьбы живут.
Саша внимательно посмотрел на Диму, и, понизив голос, спросил:
– Димка, а ты вообще… имел дело с бабой? Хоть раз.
– А то как же, – солидно ответил Дима. – Хотя, если честно – нет, ни разу.
– Тогда радуйся, что у вас с Ленкой ничего не было. Потому что, не умеючи, можно такого натворить. Она бы тебя потом возненавидела − и могла надолго потерять охоту к интиму. Я же через это прошел. Это сейчас у нас с Иркой порядок. А в первый раз – как вспомню! Тоже… без всякого опыта. И я вел себя, как первый идиот, и она – как последняя дура. Но ей простительно – она девчонка. А вот мне – нет.
Запомни: прежде, чем иметь дело с порядочной девчонкой – особенно нетронутой, такой, как Ленка, – надо приобрести опыт. И не из книжек, а на деле.
– Интересно, где я его приобрету? К проституткам идти, что ли? Да ни за что.
– Ну и напрасно. Среди них есть очень даже ничего. Я двух студенток знаю – они этим подрабатывают. Могу устроить.
– А ты что – с ними… тоже? Ирке изменяешь?
– И не только с ними. Ты что же думаешь – у меня одна Ирка? Да она бы мне через месяц надоела. Это все равно, что все время есть одни шоколадки. Сегодня шоколадка, завтра шоколадка, послезавтра… В конце концов, тебе так захочется простого борща! – на шоколад уже смотреть не сможешь. За мной же полшколы бегает. Есть такие, что на все согласны. Я их жалею.
– Нет, я Лене никогда не изменю. Мне никто, кроме нее, не нужен. Не хочу даже думать об этом.
– Ой, не смеши! Изменишь обязательно. Да это же нормально. Ты думаешь, твой отец матери не изменял? Или мой?
– Мой – никогда. Я в этом уверен.
– Наивный! Ну-ну, верь. Но помни: до Ленки найди опытную девку. Это не измена, а приобретение необходимого навыка. Без этого нельзя.
– А СПИД? Он, как известно, не спит. И другие нехорошие болезни можно подцепить. Нет уж, уволь.
– Да они же каждый месяц проверяются. У них свои врачи есть – знаешь, как за здоровьем следят.
– Ну да, сегодня – один, завтра – другой. Они после каждого проверяются, что ли? После этого проверилась, а после того – нет. И готово – заразилась. И скольких заразит, пока до врача очередь дойдет? Нет, приятель, я в эти игры не играю. Даже думать противно.
– Дело хозяйское. Но если ты с Ленкой… без опыта попробуешь, ох, как пожалеешь! Помяни мое слово. Большую ошибку сделаешь. Хорошенько подумай над моими словами – я же тебе друг.
– Ладно, подумаю. Завтра, если что узнаю насчет ваших с Иркой дел, вечером позвоню.
– Смотри, не забудь, я буду ждать. Ты же понимаешь – горит. Только больше – никому!
– Да понимаю. Можешь не волноваться.
И они разошлись. Каждый пошел своей дорогой. Но совет Оленя сделал свое черное дело. Он зародил в Диминой душе неприятное беспокойство. Будто червячок поселился в ней и стал ее точить и точить.
Ах, если б он знал, к чему приведет этот разговор! Он бы вообще перестал общаться с Оленем, он за три версты обходил бы его. Но, как известно, нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется. И только одна судьба знает, какие волчьи ямы подстерегают нас за ее поворотами.
Утром следующего дня Дима задолго до назначенного часа сидел на заветной скамейке. Выражение его лица было таким сложным – смесь страдания и ожидания – что прохожие, кто с интересом, кто с сочувствием, поглядывали на грустного молодого человека. Какой-то малыш подошел и протянул Диме мячик.
– Дядя, не плачь, – участливо сказал он. – На, поиграй.
– Спасибо, зайчик, – улыбнулся Дима. – Я не плачу. Иди, играй сам.
И погладил малыша по льняной головке.
Стрелки нехотя ползли к десяти. Дима не сомневался, что Лена придет. Но что она скажет ему? И что он скажет ей? Терзаясь, он пытался найти ответ, – но все слова, приходившие на ум, казались ему то глупыми, то откровенно пошлыми.
Две узкие ладошки закрыли ему глаза. Лена! Она пришла. Он счастливо вздохнул, поцеловал каждую ладошку, и ее руки обвили ему шею. Потом она обошла скамейку, села рядом и заглянула ему в лицо.
– Димка-невидимка! – пропела она. – Где твоя улыбка, полная задора и огня?
Она не сердится!
Гора Эверест свалилась с бедной Диминой души, и ему стало так легко, что, казалось, взмахни он руками – и полетит.
– Лена! – простонал он. – Леночка! Прости меня, я больше так не буду. Никогда, клянусь!
– Как никогда? – Она широко раскрыла глаза. – Что, совсем? Ой, Дима, не пугай меня!
Он посмотрел на нее непонимающе. Она закрыла лицо ладошками, и ее плечи затряслись от смеха.
Он терпеливо ждал, когда она насмеется. Наконец, она вытерла выступившие от смеха слезы и серьезно посмотрела ему в глаза.
– Дима, давай поговорим. Обо всем и откровенно.
– Давай, – послушно согласился Дима. – Только сначала ответь: ты своей маме рассказала?
– Конечно. Я ей обо всем рассказываю. И она мне.
– Тогда все! Я к вам больше – ни ногой. Воображаю, что она теперь обо мне думает.
– Ничего плохого она о тебе как раз не думает. Наоборот, она о тебе очень хорошо думает. Она думает, что ты меня очень сильно любишь, поэтому и не сдержался. Но она считает, что, поскольку это касается нас обоих, нам надо вместе решить, как быть дальше.
Димочка, я хочу того же, что и ты. Но не сейчас. Ты же понимаешь, какие могут быть последствия.
– Понимаю, – потупился Дима. И вспомнил Иру. Ох, не дай бог!
– Леночка, все будет, как ты скажешь. Я сам больше – ни-ни! Обещаю и клянусь!
– Димочка, вот представь: мы сдаем все экзамены, поступаем в институт и в августе едем в студенческий лагерь на море. Мама говорит: там так чудесно! И все у нас будет. Будем жить в одной палатке. Целый месяц вместе. И даже, если потом – малыш, ничего страшного. Мама говорит: вырастим.
Дима даже глаза зажмурил от такой сияющей перспективы. Неужели возможно такое счастье? Ох, дожить бы!
– Доживем, – заверила его Лена. – Всего каких-то четыре месяца. Сейчас главное, не сорваться. Дима, я все годы шла к этой медали, будь она неладна. Но теперь надо сделать последнее усилие. Да и тебе – столько надо поднять! В математике ты еще более-менее. А физика? Ты же ее ухватил только чуть-чуть, самый хвостик. В механике, я уверена, ты – по нулям. А электродинамика? Расчеты цепей – ты имеешь о них представление?
– Ни малейшего, – признался он.
– Вот видишь! А термодинамика? Все эти задачи на тепловой баланс. А на газовые законы? Их же – тьма! А у тебя – апрель, май, июнь – все! Экзамены.
Мама говорит: конкурс будет бешеный. Пять-шесть человек на место. Это значит, из пяти проходит только один. Представляешь? Надо знать лучше остальных четырех. А из нашей школы на этот факультет идут почти все. Даже Венька с его тройками знает физику лучше тебя. Но ведь туда – не только из нашей школы стремятся. Половина ребят из физматшколы при университете тоже идут на этот факультет.
– А они чего туда прутся? Шли бы в свой университет.
– Факультет больно хороший. Нравится.
– Ох, Лена, если ты хотела меня напугать, то своего добилась. Что же мне делать? Я уже дрожу.
– Заниматься. А что еще остается? Давай разделим всю программу по физике на количество дней до июля и каждый день, включая все воскресенья и праздники, будем вместе проходить определенный кусок. Заодно и я с тобой повторю. А то вдруг не сдам математику на пятерку – тогда мне все сдавать. Да и учиться на первом курсе будет легче.
– Давай, сегодня и начнем, – загорелся Дима. – Бог с ними, с каникулами. А то я чувствую – не успею.
– Давай. Пойдем ко мне. Только… знаешь, Дим. Если ты вдруг почувствуешь, что… что не можешь… без этого – ты мне скажи. Ладно? Я тогда соглашусь. Только не бросай меня. Я тебя очень люблю – я не смогу без тебя.
– Лена, да ты что? Леночка, как тебе в голову могло такое прийти? Чтоб я?! Тебя?! Бросил?! Да я без тебя не могу жить! Выбрось эти мысли из головы. Ты все правильно решила. Ты у меня – самая красивая, самая умная, самая лучшая девочка на всем земном шаре. И во всей Галактике. А целовать тебя можно? Хоть иногда?
– Можно, – засмеялась Лена. – Только осторожно!
– Нет, ну я же обещал.
– Тогда пойдем. Дел у нас с тобой – невпроворот.
Когда дома у Лены они распределили по дням все, что им предстояло повторить, то пришли в тихий ужас. Только одной физикой надо было заниматься не меньше, чем по два часа ежедневно. А остальные предметы? Их ведь никто не отменял.
Глава 70. МАРИНКИНА ПЕСНЯ
Вечером Ольга сообщила им новость: во всех крупных городах страны с этого года вводится тестирование − по всем предметам вступительных экзаменов. Оно будет называться единым государственным экзаменом − ЕГЭ. В их городе тестировать выпускников будут университет и металлургический институт. Но утверждает результаты Москва.
Тестирование по физике и математике состоится в конце апреля. В каждом варианте – по сорок задач. За три часа их надо решить. Если все верно – получаешь сто баллов. От семидесяти пяти до ста баллов – пятерка, от пятидесяти до семидесяти четырех – четверка, от тридцати до сорока четырех – тройка, ниже тридцати – двойка.
Все участники тестирования получат сертификат с указанием набранных баллов − и могут его сдать в приемную комиссию желаемого вуза вместо вступительного экзамена. У кого больше баллов, тот и будет принят.
– Со временем, – пояснила Ольга, – все вступительные и выпускные экзамены будут заменены такими тестами. Окончил школу, прошел тестирование, послал в выбранный институт свой сертификат и жди результата. Здорово, правда?
– А зачем это придумали? – спросил Дима.
– Чтобы вы не мучились два летних месяца. И чтобы все блатные дела свести на нет. А то на вступительных такое творится. Деньги крутятся, сравнимые с бюджетом страны.
– Чтоб у нас блатные дела – да на нет? – не поверил Дима. – Сильно сомневаюсь, Ольга Дмитриевна! Подделают эти сертификаты – только так.
– Не подделают – у них будет несколько степеней защиты. Как у денег.
– Тогда прямо на тестировании будут ответы подсовывать. Кому надо. Или вариантами торговать. Найдут способ.
– Откуда у тебя такой скептицизм, Дима?
– Мне мама рассказывала, что в вузах творится. Думаете, те, кто на экзаменах зарабатывает, успокоятся? Да никогда. Что-нибудь придумают.
– Не знаю. В нашем вузе все по-честному.
– Ну, может, только в вашем. Да и то… я уверен – вы не все знаете.
– Нет, знаю. Я столько лет была председателем экзаменационной комиссии. У нас экзамены прозрачные.
– Да, про ваш все так говорят. Но зато про другие… Особенно про мед и юрфак. И про торговый. Там – только плати. Это правильно, когда экзамены, как вы говорите, прозрачные. Только так и должно быть. Я бы даже журналистов на них пускал. И телевидение. Пусть все видят, как сдают, как баллы выставляют. Чтобы не за закрытыми дверями. И ответы – только компьютеру.
– Где же столько компьютеров взять? На всех не хватит.
– Ну, может, потом? Надо создать Центр тестирования. Большой такой, многоэтажный. И пусть люди не в один и тот же день сдают, а, например, в течение месяца. Пришел, получил тест, пообщался с компьютером и ушел. А потом забрал результат – и все.
– А что, Дима, идея хорошая. Я ее на августовских совещаниях озвучу. Головка у тебя светлая, молодец.
А вы, друзья, завтра же идите в университет и записывайтесь на тестирование. Я думаю – там порядка побольше будет. Немного надо заплатить – это ведь пока эксперимент. И готовьтесь, у вас всего месяц. Там будут только задачи, так что заучивать всякие определения, формулировки не нужно. Нужно решать, решать и решать. Но теорию, конечно, знать надо – без нее все равно ничего не решите.
Дима просидел у Лены допоздна. В девять позвонил Оленин.
– Я тебе домой звонил-звонил, а твоя мать сказала, что ты у Ленки. Помирились?
– Да мы и не ссорились. Саша, дела ваши плохи. Все равно надо к врачу. Правда, там у них делают эти, как их, ну… мини. Если срок небольшой. За деньги. Но ее родителям все равно обязаны сообщить.
– Ладно, дай адрес, где это. Попробую заплатить врачу – может, обойдется. Если бы эта дура поменьше ревела. А то ходит – глаза красные, нос распух. Уже ее родители обратили внимание. Надо, пока каникулы, с этим решить, а то у нее медаль может погореть – тогда нам вообще хана.
– Что случилось? – Во время их разговора Лена держала ушки на макушке. – Это Оленин? Он об Ире?
– Он меня просил никому не говорить. Но раз ты все слышала… Только, пожалуйста, никому.
– Конечно, Дима. Значит, Ира хочет избавиться? А потом вообще может не быть детей. Она хоть об этом знает?
– Понятия не имею. Он просил узнать – я узнал. А что им остается? Ирку же родители убьют, если пронюхают, да и ему не поздоровится.
– Ой, как мне ее жалко! Ира его так любит, еще с детского сада. Она за ним всю жизнь хвостиком ходила. Когда они бывали в ссоре, пряталась за деревьями, только бы его увидеть. Оставила бы ребеночка. Ведь первенец! Они оба такие красивые, и малыш у них, наверно, был бы хорошенький − прехорошенький. Дима, уговори их оставить.
– Лена, да ты что? Кто ж меня послушает? Сашка меня, знаешь, куда пошлет? Нет уж, уволь. Пусть сами решают свои проблемы. А то можно такого насоветовать, − потом не будешь знать, куда деваться. Ох, как неохота уходить, а надо. Темно уже. О, опять звонят. Определенно, это мои.
– Да иду, иду! – закричал он в трубку. – Что делали? Занимались, естественно. Что значит, чем? Мама, что за вопросы? Физикой, в основном. Ну, мне не веришь, Лену спроси или Ольгу Дмитриевну. Ладно, я же сказал – иду.
Все каникулы Дима с Леной трудились с утра до вечера. За эти десять дней Дима узнал столько, сколько, наверно, не изучил за последние три года. Лена умела так объяснить, что самые трудные разделы становились понятными. Оставалось только удивляться, как до него все это не доходило раньше.
– Понятно? – спрашивала она, объяснив ему какое-нибудь очередное правило Ленца.
– Ежу понятно! – восклицал Дима. Он где-то слышал эту фразу. – Ты объясняешь даже лучше Марины. Хотя она тоже очень хорошо объясняла. Вам с ней надо бы идти в пед – вам же цены нет, как педагогам. Вы – национальное достояние!
Тут он увидел, что лицо Лены сразу погрустнело, и мысленно выругал себя. Зачем он вспомнил про Марину – она же не может спокойно слышать это имя. А может, она его ревнует? Так это же здорово. Значит, любит по-настоящему.
– Леночка, – участливо спросил он, – ты чего запечалилась? Что-нибудь не так?
– Про Марину подумала. Как она живет, не представляю. Ведь надо же каждый день вставать, ходить, что-то делать. За что ей такая мука? И я – тому виной.
При этих ее словах Дима просто воздел очи к небу. Да сколько же можно себя казнить! Нет, Лена, определенно, из породы самоедов.
– Лена, с чего ты взяла, что она мучается? У нее все прекрасно. Встречается с хорошим парнем. На меня и не смотрит – кивнет при встрече, и все. Успокойся и забудь!
Ничего не ответила Лена на эти слова, только тяжело вздохнула. Она чувствовала, что права, но не стала его разубеждать. Зачем и ему казниться тоже? Ведь все равно ничего не изменишь. И он снова не полюбит Марину, и она, Лена, никому его не отдаст.
А вскоре ее правота подтвердилась самым неожиданным образом. Они с Димой возились на кухне – готовили обед. Точнее, готовил Дима, а Лена, подперев рукой щеку, наблюдала за его действиями. Хлеб она уже нарезала, а больше он ей ничего не позволял. Из радиоприемника лилась приятная музыка – какой-то джаз. Как вдруг голос диктора произнес:
– А сейчас прозвучит песня лауреата московского фестиваля – композитора Ларисы Локтевой – на слова юной поэтессы Марины Башкатовой. Песня называется "Боль".
Лена остановившимися глазами посмотрела на Диму. Дима, держа в руке нож, медленно опустился на табуретку.
– Все кончено.
Закрыты двери,
А я еще чего-то жду,
– зазвучал серебряный голос Ларисы,
– А я его словам не верю
И повторяю, как в бреду:
“Он
Притворялся злым и грубым.
Не может быть, чтоб он забыл,
Мои глаза, улыбку, губы,
Ведь он их так всегда любил.”
– Какой ужас! – прошептала Лена. Дима потянулся выключить радио, но она задержала его руку.
– И тишина,
И дикий холод,
И шевелиться нету сил,
– пел знакомый голос, выворачивая им души.
– Меня случившегося молот
Пудовой болью раздавил.
– Сидеть бы вечно так
Без света,
А надо встать, домыть, дошить.
И не дает никто ответа:
Как
С этой болью
Дальше жить?
Песня кончилась, но они долго сидели молча, приходя в себя. Наконец, Дима заговорил:
– Это еще ничего не значит. У Марины сильно развито воображение. Помню, мы еще встречались, а она уже сочинила стихи об одиночестве. Такое тяжелое стихотворение – меня просто мороз продрал по коже.
– Она предчувствовала.
– Да что она тогда могла предчувствовать? Это были наши первые свидания. Просто, попало под настроение. И эту песню тоже, наверно, написала под настроение. Может, это и не обо мне вовсе.
– Дима!
– Ох, Леночка, ну что теперь поделаешь? Ну, потерпи – скоро конец. Окончим школу и перестанем встречаться с ней каждый день. Она переболеет и забудет.
– Она идет туда же. На наш факультет.
– Ну и что? Может, она будет в другой группе? Однозначно будет, я позабочусь. Любовь моя, не надо себя терзать! Разве будет легче, если у тебя головка разболится или сердце? Доставай тарелки, уже все готово. О, вот и звонок – твоя мама пришла. Значит, будем обедать. Улыбнись, а то она тоже расстроится.
И он пошел открывать дверь.
