Ирина Леонидовна Касаткина
Свет далекой звезды
Обо всех своих начинаниях Ольга доложила на экстренном ученом совете, созванном по ее инициативе.
Институт загудел. Его коллектив раскололся на тех, кто поддерживал Ольгины начинания, и тех, кто был резко против. К сожалению, первые были в явном меньшинстве. Слишком многие сотрудники имели от вступительных экзаменов приличный доход, слишком крупные деньги платили им родители. Посыпались неприятности. В основном это были анонимные звонки в партком института. Неизвестные доброжелатели утверждали, что Туржанская хочет единолично распоряжаться набором. Кончилось тем, что обозленная наветами Ольга предложила самому Рябушкину подобрать диктант. Он засмеялся и выдвинул встречное предложение: – Поскольку все диктанты в этом сборнике примерно одинаковой трудности, давайте заготовим конверты с номерами страниц, где они начинаются. И предложим самим абитуриентам вытащить себе диктант.
– А что? Это идея! – обрадовался ректор. – Тем самым мы поднимем подорванное доверие в нашу честность. А то такие разговоры ходят – уши вянут
– И пусть на каждом экзамене присутствуют представители парткома, деканатов и родителей, – предложила Ольга. – Поставим им пару отдельных столов, пусть наблюдают. Чтоб никто не мог нас упрекнуть в необъективности.
На встрече с абитуриентами и родителями ректор рассказал, как будут проходить экзамены и что делается для их пущей объективности. Ведь равные стартовые условия − благо как для будущих студентов, так и для самого института. Поскольку ничего не понимающий студент – несчастный человек.
– Попробуйте выслушать два часа лекцию на китайском языке, – убеждал он родителей, – каково вам придется? А ведь то же самое испытывает студент, не чувствующий призвания к точным наукам. У которого знание математики – на уровне начальной школы. К нам и такие зачастую стремятся поступить – причем всеми правдами и неправдами. И на это их толкают папы с мамами, не понимая, какую участь они готовят своим детям. Поступают, потому что у нас военная кафедра, чтобы армии избежать и получить хоть какой-нибудь диплом.
Так вот, отныне этого не будет! Все будет по-честному. По крайней мере, мы к этому стремимся.
Известия о новых порядках на вступительных в Политехническом быстро разлетелись по городу. Даже в местной газете появилась об этом небольшая статья. Открытость, с которой институт решил проводить прием, не могла не сыграть своей положительной роли. Теперь уже никто не упрекал экзаменационную комиссию в необъективности. Поэтому Ольгиным недоброжелателям пришлось смириться с неизбежным и принять его как данность.
Для всех желающих были организованы десятидневные платные подкурсы. Их проводили лучшие преподаватели вуза, а не кто попало, как прежде. Теперь на этих занятиях никто не играл на последних скамейках в карты, не читал детективов и вся аудитория была забита слушателями под завязку. Многие из них потом утверждали, что получили знаний больше, чем за год занятий с платным репетитором.
Больше всего Ольга жалела ректора. Из самых разных инстанций ему ежедневно звонили с просьбами и требованиями поддержать сынков и дочек власть имущих родителей. Их институт был в городе на отличном счету, и потому многие папы и мамы стремились запихнуть туда своих нерадивых чад любыми путями. Но в новых условиях это становилось практически невозможным.
– Давайте устроим им индивидуальные консультации, – предлагала Ольга. – Посидим пару часов, порешаем типовые задачи. Пусть учат при нас. Я сама готова с ними заниматься. Иначе… Леонид Александрович, они же вас съедят.
– Ах, Оленька! – вздыхал ректор. – Им бы вашу сознательность. Да ведь большинство из них до поры до времени помалкивают. Выжидают – может, их непутевый сам поступит. А когда загремит, вот тогда все и начинается. Такой нажим – света белого не взвидишь.
– Но ведь мы выдержим марку? – испуганно спрашивала Ольга. – Мы же родителям обещали сразу вывешивать списки. Как же тогда быть с этими?
– Не знаю. Но что-то придумывать придется. Конечно, это не коснется основного набора. Может, выпрошу несколько мест для кандидатов. В общем, когда упремся, что-нибудь придумаем. Но вас это не касается. Как я и говорил – если ничего не знает, ставьте двойку.
Наконец наступило шестнадцатое июля, когда по всей стране начались вступительные экзамены. Первой в их институте сдавали математику. Экзамен начинался в девять утра, но уже с семи часов у стен института толпились абитуриенты с родителями.
Конкурс даже среди медалистов оказался на удивление высоким – куда больше, чем в предыдущие годы. Все четыре лекционных аудитории, где проходил экзамен, были заполнены абитуриентами. Каждый получил свое задание, и все задания были разными. А поскольку они состояли из задач и примеров, списать было не с чего. Шпаргалки теряли всякий смысл – ведь если ты не соображаешь, то никакая шпора не поможет. Помощь могла прийти только извне, но и эта возможность полностью исключалась – во всех углах аудиторий сидели бдительные наблюдатели.
Экзамен длился четыре часа. Но уже минут через сорок после начала некоторые экзаменующиеся стали сдавать чистые листы – все примеры и задачи оказались им не по зубам. А ведь первые три были из программы начальной школы! Складывалось впечатление, что эти выпускники вообще не изучали математику. Ну, согласитесь, – если абитуриент не может разделить дробь на дробь, то куда уж дальше?
Так думала Ольга, просматривая сданные листы. Все они были тщательно зашифрованы, а абитуриенты предупреждены, что при малейшем подозрении на наличие условных знаков работа рассматриваться не будет.
Через два часа в аудиториях осталась меньше половины экзаменующихся – остальные сдали совсем чистые листы или решили менее трети заданий, что соответствовало двойке. Стало ясно, что после первого же экзамена конкурс уменьшится наполовину. Тем не менее, он все равно остался довольно высоким: примерно два человека на место – больше, чем в других технических вузах города.
После проверки работ и выставления оценок некоторые преподаватели впали в глубокое уныние – те, кого они готовили к поступлению, загремели. Родители, не стесняясь, принялись крыть незадачливых репетиторов на конфликтной комиссии.
– Я такие деньги заплатила! – возмущалась мама рослого детины, распространяя вокруг себя запах дорогих духов. – Ваш доцент целый год с ним занимался. Что же он ничему ребенка не научил?
– Судите сами. – Ольга открыла работу ее сыночка. – Вы видите: ни один пример, ни одна задача не решены правильно. Везде допущены грубейшие ошибки. Кстати, как фамилия того доцента?
– Я вам назову ее, если он не вернет деньги, – заявила та. – Пусть только попробует не вернуть.
– Лучше бы ваш ребенок ходил на наши подкурсы – больше толку было бы.
– Я сначала хотела его туда отдать. Но ваши же из приемной комиссии сказали, что это пустая трата времени. Мол, подкурсы ничего не дают, потому что там занятия ведут люди, не имеющие к институту никакого отношения.
– Интересно, кто вам такое сказал? – удивилась Ольга. – Знайте: у нас на подкурсах работают самые опытные преподаватели. Им за это учебную нагрузку снижают. Большинство абитуриентов, посещавших подкурсы, очень неплохо справилось с заданиями. Особенно те, кто не пропускал занятия.
– Что ж, если удастся отбиться от осеннего призыва, теперь будем туда ходить.
Расстроенная мамаша поднялась и, взяв сына за руку, покинула конфликтную комиссию.
Анализ результатов экзамена по математике показал, что пятерку, освобождавшую от сдачи остальных экзаменов, получили менее трети медалистов. Некоторые не справились с простейшими заданиями. Ольга поручила ассистентам узнать номера школ, которые окончили эти липовые медалисты.
Непременно выступлю на августовском совещании работников образования, решила она. Что же это за медали? Должна же быть хоть какая-то ответственность и у школьных работников. Ну зачем давать медаль, если ученик ее не заслужил? Зачем себя позорить? Ведь правда все равно выплывет.
Лучше других математику сдали выпускники физико-математической школы, курируемой университетом. Все их отличники подтвердили свои медали. Сдав один экзамен, эти счастливчики стали студентами. Они так орали и прыгали у доски объявлений, что их немедленно послали мыть окна в аудиториях. Зато медалисты школ с углубленным изучением иностранных языков загремели все, как один.
И немудрено, думала Ольга, если у них математики – кот наплакал. Зачем им приспичило поступать в технический вуз? Шли бы в университет на филологический или на факультет иностранных языков. И неужели школы не несут ответственности за неправомерно выданные медали? Ведь проваливший экзамен медалист это же позор для школы.
– Эх, Ольга Дмитриевна! – удивлялся Миша ее непонятливости. – Неужели вам, умному человеку, нужно объяснять такие простые вещи? Можно подумать, что вы с Луны свалились, ей богу! Да никому нет дела до престижа школы. За медаль некоторые родители такие денежки отваливают – вам и не снилось какие. Ведь один экзамен – не три. Мне сказали: в одной престижной школе все четырнадцать выпускников одного класса получили медали. Представляете: все выпускники – медалисты.
– Неужели все их медали куплены?
– Те, которые у нас провалились – однозначно. Не за красивые же глазки они даны. Вы что же думаете – в школе не знали, как их выпускники решают задачи? Знали, конечно. Но были уверены, что уж один экзамен родители купить сумеют. Да просчитались – вашего вмешательства не учли.
Похоже, я иду против течения, думала Ольга. Интересно, удастся справиться с ним или закрутит меня в какой-нибудь водоворот.
– Жалуются на вас, – встретил ее ректор, – сильно жалуются. Что вы к чужому мнению не прислушиваетесь и самоуправством занимаетесь.
– Например? Пусть приведут конкретные примеры! – возмутилась Ольга. – К чему голословные обвинения? Зачем вы их слушаете, Леонид Александрович?
– А кто вам сказал, что я их слушаю? Я их слышу, но не слушаю. Работайте как работаете, Ольга Дмитриевна. Человек, который чего-нибудь стоит, всегда имеет врагов. И чем больше стоит, тем враги круче. Работайте спокойно – я на вашей стороне. Кстати, родителям вы тоже понравились. Да и большинство преподавателей за вас. А в случае чего – смело обращайтесь ко мне, не молчите. Договорились?
– Договорились. Спасибо вам.
И, довольные друг другом, они расстались.
На экзамене по физике не обошлось без неприятностей. Ведь устный экзамен – это возможность обменяться информацией: кто кого готовил, кто за кого болеет, попросить за своего ученика или знакомого. И бороться с этим практически невозможно. Вот почему Ольга всегда была противником устных вступительных экзаменов. Она считала, что надо не полагаться на честность экзаменаторов, а в принципе исключить саму возможность подобных нарушений. Ведь все – люди, и даже самый принципиальный преподаватель в условиях вседозволенности может оступиться и поддаться на чью-то просьбу или пойти на поводу у собственных интересов.
Чтобы не дать возможности недобросовестным экзаменаторам завышать своим протеже оценки, Ольга потребовала подробно излагать ответы на листах. Она лично убедилась, что в билетах у физиков не было задач, которые можно было бы решить устно. Поэтому отсутствие письменного ответа могло означать только одно – эту задачу абитуриент не решил, и значит, высокую оценку не заслужил. Все ее требования, как экзаменаторам, так и абитуриентам были известны.
Экзамен по физике проводился в небольших классах, где одновременно готовились к ответу по пять-шесть человек. Здесь же находились два стола, за которыми экзаменаторы выслушивали абитуриентов и оценивали их знания.
Ольга шла по коридору, когда ее едва не сбила с ног рослая девушка, выскочившая из класса с криком: “Четыре! Четыре!” К ней сейчас же бросились несколько парней и стали спрашивать, что попалось, кому сдавала, как отвечала.
Ольга остановилась и прислушалась. То, что она услышала, поразило ее до глубины души.
– Ей богу, ничего не знала! – воскликнула девушка. – Ну, ничегошеньки! А вон та очкастая дура мне четыре поставила. Представляете?
– Что, и задачи не решила? – не поверили ребята.
– Не, ни одной! Плела, что попало. Она еще и подсказывала. Просто не верится, что сдала.
Вот как они относятся к нам, когда мы идем на сделку с совестью, подумала Ольга. Да они просто презирают нас. – Кому сдавала абитуриентка, только что покинувшая аудиторию? – спросила она, заходя в класс.
– Ну, мне. А что? – нимало не смущаясь, ответила черноволосая женщина в очках, сидевшая за столом у окна.
– Покажите мне ее лист с ответом.
– Зачем? И кто вы вообще такая? Кто вам разрешил заходить в аудиторию во время экзамена? – В голосе женщины прозвучал вызов.
– Я председатель экзаменационной комиссии, профессор Туржанская, – тихо произнесла Ольга, удовлетворенно наблюдая, как та бледнеет. – Повторяю: покажите мне лист с ответом этой абитуриентки.
Экзаменатор молча протянула ей лист.
– Но здесь же ничего не решено. За что же вы ей четверку поставили?
Экзаменатор молчала.
– Вы бы слышали, что она про вас на весь коридор кричала, – с трудом сдерживая гнев, сказала Ольга. – Что дура очкастая мне ни за что четыре поставила. Я вас отстраняю от экзамена. Пройдемте в мой кабинет и там объясните, за что вы поставили столь высокий балл.
Заметив, что к их разговору прислушиваются абитуриенты, Ольга быстро покинула класс. Девушка ее не знает, думала она, направляясь к себе. Значит, это не ее ученица. Чья-то просьба. Интересно, чем эта просьба подкреплена. За какую сумму можно так себя позорить?
– Что вы скажете в свое оправдание? – спросила она провинившуюся. – Я жду вашего объяснения.
Та продолжала молчать.
– Ну, хорошо, идите. – Ольге самой был противен этот разговор. – Не хотите отвечать мне, будете объясняться со своим заведующим. Но экзамены вы больше не принимаете, и выговор вам обеспечен.
После ее ухода Ольга надолго задумалась. Она отчетливо понимала, что приобрела еще одного врага. Да, пожалуй, и не одного. Наверняка заведующий кафедрой физики в курсе дел своих подчиненных.
Что ж, вздохнула она. Я знала, что борьба предстоит нешуточная. И не факт, что выйду из нее победителем. Может, и проиграю. Физики теперь определенно настроены против меня. Чтобы переломить ситуацию, надо бы наши кафедры объединить. Но вряд ли ректор на это пойдет.
Но иного пути нет – придется идти до конца. Будут и другие нарушения. Впереди еще диктант. Надо бороться. И быть готовой ко всему.
Ольга не сомневалась, что пойманная за руку экзаменатор отделается легким испугом. Ведь не одна она такая – другие просто поступают умнее и потому не попадаются. А стоит их как следует прижать, такое выплывет – многие головы полетят. Но кто прижмет? Да и опасно. Нет, здесь надо действовать по-умному – постепенно. Ничего, вот закончатся экзамены, подведем итоги, и тогда станет ясно – что и как надо менять.
С этими мыслями она покинула свой кабинет и снова направилась к физикам. Там уже знали о происшедшем и потому встретили ее во всеоружии: в экзаменационных классах был порядок, смирные абитуриенты не галдели под дверью, а сидели в специально отведенной для этого аудитории, и сам заведующий кафедрой, переходя из класса в класс, наблюдал за ходом экзамена.
И то ладно! – подумала Ольга. Пойду-ка я домой – на сегодня хватит. Завтра проверю готовность русистов к диктанту, и можно будет потихоньку подводить итоги – сколько народу и с какими баллами имеем на сегодняшний день.
Диктант прошел на удивление гладко. Правда, грамотность абитуриентов повергла проверявших в шок – такого количества ошибок в работах абитуриентов прежде не наблюдалось. Как будто ребята слыхом не слыхивали, что отрицание "не" с глаголом пишется раздельно и что деепричастные обороты надо выделять запятыми.
Ольга помнила: когда она поступала в институт, двойку за сочинение ставили при наличии всего пяти ошибок. Если бы этим требованиям следовали и сейчас, то двойки пришлось бы ставить абсолютному большинству поступавших и институт остался бы без набора. Один абитуриент умудрился в слове "лаборатория" сделать шесть ошибок, а слово "длина" почти все писали с двумя "н".
– Вот, что значит закрыть лазейки для махинаций с текстом, – думала Ольга, просматривая прошлогодние работы. – А здесь все в полном ажуре. Масса пятерочных работ без единой ошибки. Конечно, все писавшие знали содержание диктанта. Воображаю, что они говорили про тех, кто им его подсунул. Мы привыкли ругать молодое поколение. Но ведь это мы его таким делаем, уродуя своей алчностью, ханжеством, нечестностью.
Не хочу, чтобы Леночку и ее друзей когда-нибудь коснулась эта грязь, Сейчас они такие чистые чудесные ребята! И так верят в добро, в справедливость взрослых. Надо сделать все, чтобы эту веру в будущем не подорвать. По крайней мере, буду пытаться. Я уже не одна – у меня появились единомышленники. Будем вместе бороться, и может у нас получится. Иначе, как жить?
При подведении итогов проходной балл на все факультеты института оказался на удивление низким – значительно ниже, чем в прошлые годы. Даже на престижное "Приборостроение" прошли абитуриенты с одной тройкой. Но все прекрасно понимали: уровень их знаний не идет ни в какое сравнение с прошлогодним набором. И потому можно было надеяться, что таких провальных ситуаций с учебой, как в прошедшем учебном году, с новым набором не будет.
Перед отпуском ректор пригласил Ольгу в свой кабинет. – Просите, что хотите! – сказал он. – Ольга Дмитриевна, клянусь, сделаю все, что в моих силах.
– Все-все? – хитро спросила она.
– Все, – осторожно ответил ректор, – а чего вы хотите? Я, конечно, не министр, но тоже кое-что могу. Хотите медаль?
– Хочу еще и кафедру физики.
– О нет! Меня же со свету сживут. И вас следом. Ольга Дмитриевна, просите что-нибудь другое. Хотите путевку в самый лучший санаторий страны? Бесплатную. С дочкой.
– А говорите: все. Не нужна мне путевка – мы в Батуми поедем к родным мужа. Раз так – ничего не нужно. Спасибо за поддержку – без нее мне бы не справиться.
– О какая! Ничего ей не нужно. Гордая! Ладно, я подумаю над вашей просьбой. Но пока ничего не обещаю. Слишком большая кафедра получится – управлять ею трудно будет
– А мы на секции разделимся. Назначу себе заместителей. Неужели среди физиков порядочных людей не найдется? Ведь среди математиков нашлись. Леонид Александрович, ведь не ради славы. Иначе – ну как с этими безобразиями бороться? Вы ведь знаете, что там произошло на экзамене?
– Да все я знаю. Понятно, что не ради личной выгоды просите. Но… ох, если бы вы знали, как все непросто.
– Да я понимаю. Но пока без моего личного вмешательства ситуацию там не переломить. Потом, когда начнется нормальная работа, может, уже и не буду нужна. Новые люди вырастут. Но это в будущем. А сейчас надо наводить порядок.
– Хорошо, я же сказал – подумаю. А теперь просите что-нибудь лично для себя.
– Но мне, правда, ничего не нужно. Я не скромничаю. Вроде, все у нас с дочкой есть, да и запросы наши невелики.
– Хотите садовый участок? Прекрасное место.
– А кто им будет заниматься? Нет, спасибо, участок нам не нужен.
– Ладно, гордая женщина. Сам что-нибудь придумаю. Отодвину вам на пару недель начало лекций − чтобы погуляла подольше. Назначьте себе заместителя и езжайте спокойно.
– Вот за это спасибо! – обрадовалась Ольга. Везет мне на начальство, подумала она. Что мой шеф, что этот ректор – мировые мужики.
О том, как начальству повезло с ней, ей и в голову не приходило.
Глава 29. НАЧАЛО ОТПУСКА
Последние дни июля принесли невиданную жару. Дождя не было почти месяц, и асфальт на улицах буквально плавился. Подошвы прохожих оставляли на нем четкие отпечатки. В отдельные дни столбик термометра зашкаливал за сорок − и это в тени. Измерить же температуру на солнце было невозможно – у градусника не хватало шкалы.
Измученные горожане спасались на Дону. Поблизости от воды было немного прохладнее. Те же несчастные, кто томился в душном городе, старались снять с себя все, что можно. Если бы могли, сняли бы и саму кожу.
Светлану положили в больницу на сохранение, и Гена теперь целые дни проводил у Леночки. У Ольги, наконец, начался долгожданный отпуск. В его первый день они втроем лежали на холодном полу гостиной, − Ольга была в купальнике, а Гена и Лена в одних трусиках, иначе они просто растаяли бы, несмотря на открытые настежь балкон, окна и лоджию.
Ребята сражались в шахматы, а Ольга наслаждалась бездельем, тишиной и болтовней детей, с интересом наблюдая за ходом игры. Сначала выигрывал Гена. Накануне он выучил по книге новое хитрое начало, и Леночка сразу попалась. Она потеряла ладью и теперь отчаянно сражалась, пытаясь выправить положение, − но потеря тяжелой фигуры сильно осложняла ей игру. Уже предвкушая победу, Гена зевнул слона, затем коня, и их роли сразу поменялись. Теперь уже Леночка взяла верх, методично загоняя его фигуры в ловушки, из которых выбраться они уже не могли. Предчувствуя неизбежный мат, Гена смахнул фигуры с доски и лег на спину, сердито глядя в потолок.
– Хочешь играть, умей проигрывать, – назидательно заметила девочка.
Гена перевернулся на живот и ничего не ответил. Проигрывать да еще девочке, да еще Леночке, он не умел совершенно. Когда игра близилась к нежелательному концу, у него немедленно находилось срочное дело или заболевал живот, и он убегал, так и не дав сопернице насладиться победой.
– Если ты будешь обижаться, я не стану больше с тобой играть. Только ты один можешь выигрывать, что ли? Я же не обижаюсь, когда ты выигрываешь. – Лена укоризненно посмотрела на мальчика.
– Да, если бы я не зевнул, ты бы точно проиграла. Я так здорово начал! Ты сразу ладью потеряла. Это был мой выигрыш, мой. Эх! – Гена горестно махнул рукой.
– Но ведь ты же зевнул!
– Но ведь я же нечаянно! Просто обрадовался, что выигрываю, и зевнул. Не зевнул бы – точно бы выиграл.
– Ну, хорошо, – сдалась Лена, – давай вернемся к тому месту, когда ты прозевал слона. Но если еще раз зевнешь, потом не обижайся. Согласен?
Молодец! – подумала Ольга. Правильно, дочка. Он мальчик, ему так важно почувствовать себя умным и сильным! Пусть выиграет – он ведь на старте взял верх. Как она похожа в этом на Серго. Тот тоже всегда уступал в мелочах – давал человеку возможность сохранить лицо. Зато в главном он был несгибаем. И дочь его такая же.
Обрадованный Гена быстро расставил фигуры, и игра продолжилась. Теперь он играл внимательнее, и Лене приходилось туго. С перевесом в ладью он съедал ее фигуры одну за другой – и так увлекся, что случайно подставил своего ферзя под удар Леночкиного слона.
– Все, попался, – быстро сказала девочка. – Теперь не обижайся. Уговор дороже денег. − И со вкусом съела его ферзя. Дальше можно было не играть – это была бы уже не игра, а избиение младенцев.
– Ну что, сдаешься? – Лена победно взглянула на Гену.
– Русские не сдаются! – Гена снова смахнул фигуры и поднялся. – Пойду, посмотрю, что там бабушка делает. Она к маме в больницу собиралась – может, ей помочь надо.
– Если что, зови нас. Погоди, я тебе пирожков дам – поднялась Ольга. − Мы с Леночкой утром напекли.
Когда он ушел, мама с дочкой посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Вот он всегда так. Никогда не сдастся. Даже играть с ним из-за этого не интересно. Как проигрывает, сразу начинает хитрить, выкручиваться. Всегда только побеждать хочет.
– Кто ж этого не хочет. Нехорошо, конечно, что он не умеет признавать свое поражение. Но с другой стороны – стремление только побеждать это, наверно, не так уж плохо для мужчины.
Их разговор прервал телефонный звонок. Звонил Отар.
– Дядечка Отарик! – обрадовано закричала Леночка. – А мама уже в отпуске. С сегодняшнего дня. Спасибо, у меня все хорошо. Дать ей трубку? Мамочка, он тебя просит.
– Оленька! – услышала Ольга ласковый голос Отара. – Дождитесь меня. Я на днях приеду за вами. Хочу посмотреть, как вы устроились. У меня в вашем городе много друзей в органах. Всех повидаю – пусть за вами присматривают. Мать Серго совсем сдала. Ждет вас – не дождется. Я буду через два-три дня. Билеты не покупай – сам все сделаю. Подарок к новоселью вам привезу.
– Спасибо, родной. Приезжай поскорее, Леночка тебя тоже ждет с нетерпением.
Ведь, в сущности, чужой человек, подумала Ольга, положив трубку, а роднее его у нас только бабушки. Леночку любит, как свою дочь, как друга своего любил когда-то. И ко мне относится, словно брат родной. Дай бог ему счастья – он этого так заслуживает. И огради от беды.
Через два дня утром, когда мама с дочкой приготовились завтракать, снова зазвонил телефон.
– А я уже в вашем городе, – услышали они. – Звоню с вокзала, чтобы готовились меня встречать. Не разбудил вас?
– Нет, Отарик, мы рано встаем. Только завтракать собрались. Теперь не будем садиться – тебя подождем.
Обрадованные Ольга с Леночкой достали самую красивую скатерть, накрыли стол в гостиной, расставили праздничную посуду. Зная о приезде Отара, Ольга купила его любимые зелень и фрукты, приготовила мясо в остром соусе и поставила на стол бутылку самого лучшего грузинского вина, какое сумела найти в магазинах.
Едва они разложили ножи с вилками, как раздался длинный звонок в дверь. На пороге стоял их грузинский гость. У его ног примостились две огромные коробки, а в руках он держал большую плетеную корзину. Эта корзина помешала Леночке сразу повиснуть у него на шее, и потому она только подпрыгивала на месте, счастливо повизгивая от нетерпения. Наконец он перешагнул порог и наклонился, чтобы поставить корзину на пол, а выпрямился с уже висевшей на нем любимицей.
– Леночка, ты бы помогла дяде Отару коробки занести. Ну что ты, как маленькая. Он же с дороги, устал.
– Ничего-ничего, я тоже по ней соскучился, – заговорил он, целуя девочку. – Ну-ка, дай я на тебя полюбуюсь. Да тебя не узнать! Год назад была еще ребенком, а сейчас совсем большая стала. Уж семь лет исполнилось – наверно, в школу собираешься?
– Нет, Отарик, я не хочу ее в этом году в школу отдавать. Она так зимой болела – одно воспаление легких за другим. Мы просто замучились. Пусть еще годик дома посидит, окрепнет. Ничего страшного – пойдет с восьми лет, ей же в армию не идти. Зато может будет меньше болеть.
– И правильно. Ну, показывайте, как устроились.
Квартира Отару понравилась. Комнаты большие, светлые, и есть лоджия с балконом. И удобства раздельные. И коридор – не "узкий в бедрах", как в Ленинграде. И кухня довольно просторная.
– Хорошая квартира, – удовлетворенно одобрил он, – в самом центре и этаж подходящий. Теперь давайте смотреть подарки.
– А может, сначала позавтракаем? А то все остынет.
– Ну рассказывай, синеглазая, о своих успехах. – Сидя за столом, Отар с удовольствием разглядывал оживленное личико девочки. – Что за год приключилось, чему за год научилась?
– Ой, столько всего было! В шахматы научилась играть. Уже решаю уравнения с двумя неизвестными. Мне очень математика нравится. Просто бы не отрывалась. Я теперь в садик хожу. Там так интересно, столько друзей! Все мальчики хотят со мной дружить. И девочки тоже.
– Не обижают тебя в садике?
– Кто ж меня обидит? Гена же тут как тут. Как даст – мало не покажется!
– Кто это Гена?
– Мой названый брат. Он живет над нами на пятом этаже. Он за меня горой. Когда в садике на меня мальчишки хотели напасть, так он один против всех пошел. И Вене ухо прокусил. Он даже одного взрослого хулигана не побоялся. Хулиган хотел меня схватить, а Гена как бросился на него! А тот его ударил – Гена аж покатился. И кровь из носа пошла, много крови! Но он не испугался и снова бросился на этого хулигана – его Борькой зовут. И тоже укусил. В нос.
– И чем же это закончилось?
– О, мы так визжали, что взрослые милицию вызвали. И Борьку в милицию забрали. Он потом приходил к Гене извиняться. Его отец побил. А Гена стал ходить в секцию, где учат драться. Ему тоже семь лет, но он такой высокий и сильный, что ему больше дают. Но в школу он без меня идти не хочет. Хотя уже умеет и читать, и писать. Мы еще с Маринкой Башкатовой на английский ходим. Я уже кое-что по-английски могу говорить. А Марина стихи сочиняет. Настоящие!
– Серьезные дела у вас тут творятся, как я погляжу. Надо поближе познакомиться с твоим защитником. А как у тебя на работе? – обратился он к Ольге.
– Ох, Отарик, столько всего случилось, что сразу и не расскажешь. Обстановка на кафедре была, как в джунглях – кто кого съест: зав меня или я его. У меня это получилось лучше. В общем, съела я заведующего кафедрой Паршикова Сан Саныча и заняла его место. Вот так.
– Не боишься, что отомстит? Мужчины не любят, когда женщина берет верх.
– А его уже нет на кафедре, ушел в другой вуз. И приятельница его – партийный секретарь – тоже перешла на другую работу. Та еще кобра была! Осталась пара его сторонников, но мы их перевербуем. Мне бы кафедру физики прибрать к рукам, тогда можно было бы плодотворно поработать. Там есть толковые ученые – я узнавала. Их работу да с моей соединить – хорошие результаты получились бы. И порядок там навести не мешает. Причем все можно сделать тихо, без скандалов.
– Ну и как, получится, что задумала?
– Сложно сказать. Все зависит от ректора. А он зависит от более высоких инстанций. Обещал подумать.
– Мясо вкусное, – похвалил Отар Ольгину стряпню.– И картошка с грибами просто объедение. Что за грибы?
– Не бойся, это шампиньоны. В магазине " Кооператор" покупала.
– Что, у вас в магазинах теперь грибы продают? Надо же! Ну спасибо, накормили вы меня до отвала. Теперь я буду подарки вручать, а то моя названая племянница что-то притихла. Наверно, ждет не дождется увидеть, что там дядя Отар привез.
– И вовсе нет! – возразила Лена. – Немножко интересно. Я вас и без подарков люблю.
– Ага, все же интересно. Тогда пошли разбираться, что там в коробках и в корзинке.
Подарков Отар привез великое множество. В основном это были наряды для Леночки и Ольги. Больше всего девочке понравились дубленка с капюшоном и джинсовый брючный костюмчик. Он, правда, оказался немного великоват − но девочка так быстро росла, что осенью, когда Леночке предстояло снова идти в детский сад, должен был стать ей впору. Ольга даже почувствовала себя неловко от обилия таких дорогих подарков.
– Так это же не только от меня, – убеждал ее Отар, – а еще от родни Серго и родных того мальчика. И с работы, и от друзей Серго. А к новоселью я вам привез люстру.
– Ну зачем ты утруждал себя? У нас же есть абажур − еще тот, из Ленинграда. Он в Леночкиной комнате висит. А в гостиной неплохая люстра с тремя рожками.
