bannerbannerbanner
полная версияСвет далекой звезды

Ирина Леонидовна Касаткина
Свет далекой звезды

Полная версия

– Джанелия-Туржанская, – задумчиво повторила Наталья Николаевна. – С этой девушкой была связана какая-то неприятная история. Да, вспомнила. Из-за нее в прошлом году ее одноклассник выбросился с балкона. Во всех школах обсуждали это происшествие.

– Его можно понять. Если она меня не полюбит, я тоже выброшусь. Но я ей понравился, точно понравился! И она меня обязательно полюбит.

– Ой, мамочка! – вдруг вспомнил Дима. – Я же у нее фотокарточку выклянчил. Сейчас покажу.

Наталья Николаевна надела очки и долго смотрела на фотографию, протянутую сыном. Да, в эту девушку можно влюбиться с первого взгляда. И на всю жизнь.

Бедный, бедный ее Димка! С ней его ждет или огромное счастье, или огромное горе. При всей нежной прелести этого лица в нем есть что-то роковое – Наталья Николаевна и сама не могла понять, что. Слишком все в нем совершенно. Просто – за сердце хватает.

"Потому что нельзя быть красивой такой" – вспомнила она слова из известного шлягера. Правильно, нельзя. Среди обыкновенных людей. Нет, лучше бы это была Марина. Прожил бы он с ней свою жизнь спокойно и счастливо. Но от судьбы не уйдешь.

– Так чего тебе от меня надо? – спросила она сына. – Хочешь, чтоб я о ней побольше узнала?

– Нет, я и так о ней все, что нужно, знаю. Мама, переведи меня после каникул в ее школу. В одиннадцатый "А". Умоляю!

– Ты с ума сошел? Выпускной класс, последнее полугодие. Кто тебе позволит? Нет, это невозможно.

– Мама, ты все можешь, я знаю! С твоими связями. Мамочка, умоляю, ну, помоги мне! Иначе я вообще… не знаю, что сделаю. Представляешь, я буду ее видеть каждый день! Полдня в одной с ней комнате!

– Тебе тогда совсем ничего в голову лезть не будет. Марина тебя так хорошо подтянула – в отличники выбился. А тогда все пойдет насмарку. Ведь выпускной класс!

– Мамочка, клянусь, будут только одни пятерки! Буду заниматься день и ночь. Она же отличница, мне же стыдно будет хуже ее учиться. Мамочка, ну, сделай что-нибудь, умоляю! Ну, хочешь, на колени перед тобой встану? Чего ты хочешь, скажи? Буду каждый день пылесосить и всю посуду мыть. И обувь твою и отца чистить каждый вечер. Ну, выполни эту мою просьбу, только одну! Больше никогда ничего у тебя просить не буду.

– Ненормальный. Хорошо, я попробую. Не представляю, что я буду говорить их директору. Он мужик тертый, любую брехню сразу разгадает.

– Скажи, что в этом классе очень хорошие учителя. Что хочешь, чтоб у меня знания были получше. Что у них высокая требовательность.

– Ну да, придумал! У меня, значит, плохие учителя и низкая требовательность. Очень умно!

– Скажи тогда, что я спятил. Что хочу только в этом классе учиться или брошу школу. Вали все на меня. Скажи, у меня заскок.

– Ага, ему только ненормальных не хватало. А то у него своих мало. Ох, сынок, ты меня и озадачил.

– Мамочка, ну пообещай, что ты постараешься. Придумай что-нибудь – ты же у меня такая умница! Чтобы до каникул я мог жить с надеждой.

– Не подлизывайся. Надеяться ты можешь. А вот, что выйдет из этой затеи, сложно сказать. А что Марина? Как она это восприняла?

– Не знаю. Но она, конечно, все поняла. Я видел, как она шла из школы… такая потухшая. Как неживая. Мама, мне ее очень жаль. Но изменить ничего нельзя.

– Бедная девочка!

Глава 58. КЛЯТВА ГЕНЫ

А бедная Маринка горько плакала у себя в комнате, уткнувшись в диванную подушку. Она где-то слышала, что если поплачешь, станет легче. Она рыдала уже два часа с небольшими перерывами, но легче не становилось. Время от времени звонил телефон, но она не поднимала трубку. Зачем? Зачем все разговоры, дела, планы, будущее, если в нем не будет Его? Никто ей не может помочь, никто! Нет в мире такой силы, которая вернула бы ей любимого. И от этой мысли Маринка заливалась еще сильнее.

Она поняла, что проиграла сразу, как только увидела Диму в дверях их класса. Он только искал ее глазами, но она уже знала, что все кончено. Сейчас он увидит Лену и забудет обо всем на свете.

И он увидел ее. И замер. Его изменившееся лицо сказало Маринке: то, чего она боялась, как огня, произошло. И свет померк в ее глазах.

Как он смотрел на Лену! Как заблудившийся на огонек в ночи! Как приговоренный на своего спасителя! Он простоял бы так весь урок, если бы его не выгнала учительница.

А ведь он приходил к ней – Маринке. Наверно, хотел что-то сказать. Наверно что-то, связанное с фестивалем, что касалось и ее тоже. Но не сказал – забыл. Увидел Лену и забыл. Забыл обо всем на свете! Так и ушел, ничего не сказав. Да и зачем? Любые его слова, любые фразы, обращенные к ней, Маринке, звучали бы теперь, как приговор.

«Я тебя не люблю!» – вот как они звучали бы, что бы он теперь ни говорил.

Опять телефон. Не хочу никого видеть и слышать. Отец шаркает под дверью. Чего им всем нужно от нее?

Господи, ну почему нельзя исчезнуть, скрыться на необитаемом острове? Чтобы никто не трогал! И там сидеть и ждать, когда утихнет эта боль, разрывающая душу. Почему так больно в груди? Что может так болеть? Это не сердце, нет. Болит чуть выше – там, где по идее и болеть нечему.

Голос отца: – Дочка, к тебе Гена. Пустить?

Гена! Товарищ по несчастью. Зачем он пришел? Посочувствовать? Не нужно мне вашего сочувствия, мне нужен Дима Рокотов! Я хочу его сюда сейчас, сию минуту! А если вы не можете мне его дать, то убирайтесь – вы мне не нужны.

– Пусть уходит. Он мне не нужен.

– Мариночка, он настаивает. Говорит: на минутку.

Теперь не отстанут. Сидеть и слушать пустые слова, бессильные что-либо изменить. Господи, куда деваться!

– Пусть войдет.

Она села зареванная на диване, с ненавистью глядя на дверь. Но увидев его лицо, почувствовала некоторое облегчение. Все-таки, когда не одной тебе так плохо, становится чуточку легче. Страдать за компанию – не то, что страдать в одиночку.

Там, в классе, увидев Диму в дверях, он сразу посмотрел на нее. – Это все! – неслышно произнесли ее губы, но он понял. Понял, что все кончено. И для нее, и для него. И помертвел.

– Давай подумаем, что можно сделать, – сказал он, садясь рядом на диван. – Нельзя же так сразу сдаваться.

– Ничего, – ответила она.

– Я поговорю с Леной. Может, она не знает, что у вас с ним было. У вас все было?

– Нет.

– Что же ты? А говорила, любишь.

– Струсила. Не готова была. Думаешь, это так просто? Но он хотел.

– Надо было решиться.

– Может, и надо было. Только, что бы это изменило?

– Ну, все-таки. Есть же у него совесть.

– При чем здесь совесть? Гена, все кончено! Они будут вместе! И мы ничего не можем сделать. Ничего!

И она снова зарыдала. Так горько, что у него от жалости заболело сердце. Он понял главное: она покорилась неизбежному. Она сдалась без боя. Но он еще поборется! Еще не известно, чья возьмет.

– Гена, уходи! – прорыдала Маринка, уткнувшись снова в мокрую подушку. – Не смотри на меня. Боже, как я хочу умереть! Исчезнуть, не быть. Ведь ничего не поправить, не вернуть. Уйди, прошу тебя!

– Сейчас уйду. Но прежде скажу. Послушай, что скажу. Я не знаю, что сделаю. Не знаю, как это сделаю. Но она с ним − не будет! Клянусь! Твоими слезами, подруга. Не плачь, Марина, я отомщу ему за тебя!

Она мгновенно перестала плакать и взглянула на него. И содрогнулась. Сочетание муки в его глазах и решимости, написанной на лице, заставило ее сразу поверить его страшной клятве.

– Но что ты можешь сделать? Только убить кого-нибудь из них. Или обоих. Другого способа их разлучить нет – я убеждена.

– Ты думаешь, она ему ответит?

– А ты думаешь, нет? Да она уже ответила! Я уверена на сто процентов. Я этого боялась с самого начала. Гена, это рок. Рок!

– Я видел, как они вместе куда-то пошли. Она отдала ему сумку, а он взял ее под руку. А мне приказала идти домой.

– Вот видишь! Видишь, насколько я права.

Он сидел с серым лицом, глядя в пустое небо. И как ни больно было Маринке, она вдруг почувствовала, что ему больнее во сто крат. Ведь она знала Диму каких-то два месяца, − а он любил Лену всю жизнь, сколько себя помнил. Он просто не существовал отдельно от нее, она была его частью. Как оторвать от себя свою часть? Ведь истечешь кровью.

Тупик. Они оба в тупике. И выхода нет.

Они посидели молча некоторое время. Потом он встал.

– Завтра придешь в школу?

– Нет, не приду. Зачем? А ты?

– А я пойду. Я же тебе сказал: без боя ее не отдам.

И он ушел. Зато вошла мать.

– Дочка, мне отец все рассказал. Может, сходить к нему, поговорить с его родителями? Он ведь говорил, что любит тебя – я сама слышала. Может, они на него повлияют?

– Мама, не вздумай! Это ничего не даст. Только унизишь себя, и все.

– Что делать будешь, деточка моя бедная?

– Не знаю. Не хочу завтра в школу идти.

– Не хочешь – не ходи. Все равно скоро каникулы. Уже небось за полугодие все выставили.

– Мне все равно.

– Нет, дочка, так не годится. Или жить, или не жить. Ты ведь не собираешься умирать?

– Хотелось бы. Нет, ты не бойся – руки я на себя не наложу. А вдруг бог меня за это там накажет.

– Ну, и слава богу! А коль собираешься жить, значит, надо оканчивать школу и поступать в институт. Надо собраться с духом и идти дальше. У тебя есть две недели каникул, чтобы прийти в себя. Ничего, Мариночка, ты еще найдешь свое счастье. Ты же у меня умница и красавица. Еще встретишь парня получше этого.

– Нет, мама. Не встречу. Больше никого любить не буду. Это слишком больно. Больше не хочу.

– Пойдем ужинать. Ты же целый день, не евши.

– Ужинайте без меня. Я лягу.

Мать вышла из комнаты. Маринка постелила постель и улеглась. Плакать уже не хотелось. Боль в груди тоже прошла, оставив после себя пустоту и отупение. На удивление быстро она уснула.

Глава 59. МГНОВЕНИЯ СЧАСТЬЯ

А Туржанские в тот вечер, наоборот, долго не могли уснуть. Когда, придя с работы, Ольга увидела, что дочь еще не вернулась из школы, она забеспокоилась. Позвонив Гене, услышала именно то, что и предполагала Лена в разговоре с Димой. Что ее дочь отправилась неизвестно куда неизвестно с кем. При этом голос Гены был каким-то придушенным, как будто он заболел фолликулярной ангиной. Но Ольга сразу поняла, что Гена умирает от ревности и что он чего-то не договоривает. Не может быть, чтоб он просто так отпустил Лену с незнакомым человеком. Нет, тут что-то не так.

 

– Почему же ты позволил неизвестно кому увести ее? – спросила она.

– Лена меня не стала слушать. Приказала, чтобы я шел домой.

– Может, она знает этого парня?

– Нет, она его не знает. Зато его знаю я. Он подонок!

– Объясни.

– Он два месяца гулял с Мариной, в любви ей объяснялся. Целовался тут на виду у всех. Лена тоже это видела. А сегодня увидел Лену – и все! Сразу Марину бросил. А Лена поговорила с ним, и они пошли куда-то. Я видел, как он ее под руку взял. Ольга Дмитриевна, он предатель! Уговорите Лену. Он предал Марину – предаст и ее.

– Хорошо, я разберусь. Лишь бы с ней ничего не случилось.

Ольга подошла к окну и стала ждать. Почему-то тревога отступила. Нет, ее дочь не настолько легкомысленна, чтобы с первым встречным отправиться бог знает куда. Она ее дождется и все выяснит.

Ждать пришлось недолго. Ольга увидела, как Лена и высокий светловолосый парень вошли во двор. На плече у парня была ее сумка с книгами, а сам он держал Лену под руку. По тому, с каким доверием дочь глядела на молодого человека, как пожимала ему руку, Ольга поняла: Генина тревога небеспочвенна.

Потом Лена подняла глаза к их окну и увидела мать. Что-то сказав своему спутнику, она быстро вошла в подъезд, влетела в квартиру и, бросив сумку, схватила фотоальбом.

– Мамочка, привет! – Она чмокнула Ольгу и выскочила обратно, крикнув: – Я на минутку! Только фотокарточку отдам.

Ольга увидела, как она отдала парню свою любимую фотографию и вернулась.

– Лена, что происходит? – сдержанно спросила она.

– Мамочка, ты только не волнуйся. Я так счастлива! Он очень хороший! Я тебе сейчас все расскажу.

И она рассказала. Но не все.

– А ты знаешь, что у него было с Мариной? – Ольге не хотелось ее расстраивать. Но надо же открыть дочери глаза, пока она не увлеклась окончательно.

– Гена наябедничал? Да, знаю. Он мне сам все рассказал. Он думал, что любит ее. А теперь понял, что не любит. Разве так не бывает?

– Почему же не бывает – бывает. Хорошо, что он не стал этого скрывать. Но я представляю, каково сейчас Марине. Да и Гене.

– Мама, мне тоже их очень жаль. Но я Гену не люблю. Я старалась полюбить его – ты же знаешь. Но не смогла. Ничего не поделаешь. И мне тоже… хочется быть счастливой. Разве я не имею на это право?

– Дочка, ты же совсем не знаешь этого человека. Тебе не кажется он чересчур легкомысленным? Вчера объяснялся в любви одной, а сегодня скоропостижно влюбился в другую.

– Мама, ты меня не считаешь глупой?

– Ну что ты! Конечно, нет.

– Так вот. Он замечательный! Он лучше всех! Когда ты его узнаешь, поговоришь с ним, ты меня поймешь. У него такое родное лицо! Как будто мы с ним искали друг друга давным-давно. А сегодня встретились и сразу узнали.

– А как же Марина? Что ты ей скажешь? Вы ведь подруги. Как ты будешь ей в глаза смотреть после этого?

– Мама, ну что тут можно сказать? Он же не виноват, что встретил меня позже всех тех девушек, с которыми гулял прежде. Если бы мы с ним увиделись раньше, все было бы иначе. Они с Мариной были бы знакомы по клубу – и все. Да, ему Марина нравилась. Он думал, что любит ее и говорил ей об этом. Но увидел меня и понял, что ошибался. И я ему верю.

– Хорошо, хорошо, дочка, не горячись. Лишь бы ты не ошиблась в нем. Вот только Гену я опасаюсь. Как бы он чего не вытворил.

– Я сама его боюсь. Дима-то с ним справится. Но Гена может исподтишка чего-нибудь выкинуть. Я, конечно, с ним поговорю. Только не знаю, поможет ли. Во всяком случае, что, только им можно влюбляться? А мне нельзя?

– А ты уже влюбилась? Так быстро?

– А ты как влюбилась в папу, вспомни. Сама мне рассказывала – с первого взгляда. Знаешь, мамочка – кажется, да. У него такое лицо… милое! Если б ты видела, как он на меня смотрел! Говорящими глазами! Я хочу быть с ним, несмотря ни на что.

– Ну что ж. Раз так, то я рада за тебя. Вы завтра встречаетесь?

– Наверно. Он сейчас должен позвонить.

– Тогда пригласи его к нам. Я хоть посмотрю на твоего избранника. Значит, его зовут Дима?

– Да, Дима Рокотов. Ты его, наверно, видела. Он на кафедре информатики часто бывает. Он тебя знает. Сказал, что тебя студенты любят.

– Возможно. Там сейчас много старшеклассников крутится. Они специально молодежь заманивают – компьютерные таланты разыскивают. Говоришь, он победитель олимпиады? Помню, был среди награжденных высокий парень со светлым чубом. Такой… лобастый.

– Это он, точно он! Ну и как он тебе?

– Да я его не очень тогда разглядела. Но раз победитель, значит умный.

– Очень, очень умный! С ним так легко! У него такие глаза – необыкновенные! Все время вижу, как он на меня смотрит. Так ласково… и преданно. Мамочка, я, наверно, сегодня не усну – буду все время думать о нем.

Тут она кинулась к залившемуся телефону.

– Да, Дима, это я. Хорошо. Может, лучше у меня? Хорошо. До встречи!

Мамочка, он завтра придет к нам в семь вечера. Давай сделаем торт "рыжик"? Мед есть, и грецкие орехи я еще не все съела.

– Обязательно сделаем.

И Лена кинулась доставать муку. Но тут опять зазвонил телефон. Теперь это был Гена.

– Мне надо с тобой поговорить. Срочно!

– Гена, – сказала Лена, прикрыв трубку ладонью, – сейчас начнется.

– Но ты должна его выслушать, дочка. Ты же не можешь сказать ему, что не хочешь с ним разговаривать? Это не по-человечески. Да и несправедливо.

– Гена, а может, завтра? – просительно протянула Лена. – Мы с мамой сейчас заняты. Поговорим завтра перед уроками, ладно? По дороге в школу. Зайди за мной.

– Хорошо.

Но назавтра он не зашел. Для нее это было таким облегчением! Может, передумал и не будет ее доставать своими упреками. Ведь умный – сам должен все понять.

Когда она вошла в класс, он сидел на своем обычном месте за их столом. Взглянув на него, Лена поняла, что разговор неизбежен. И тягостный. Но зачем, зачем? Лучше ведь не будет – будет только хуже.

Буду молчать, – решила она, – или отвечать односложно. Может, отстанет? Скажу, что, если будет доставать, отсяду.

Она села на свое место рядом с ним. Он молчал.

– Ну, – не выдержала она первой, – приступай.

– Марина не пришла.

– Вижу.

– Скажи себе спасибо. Твоя заслуга! Теперь ей ничего не нужно. Ни школы, ни института – ничего.

– Мне очень жаль.

– Значит, ты все знаешь? Про нее и про него.

– Знаю.

– Понятно. Купил он тебя, значит, с потрохами. Интересно, чем? Компьютером или папиной иномаркой?

– Еще одно слово, и я отсяду.

– Отсаживайся. Слов будет много.

– Мария Петровна, можно я пересяду? – Лена подняла руку.

– А что случилось? – спросила дотошная Мария Петровна. – Поссорились?

– Ей доска отсвечивает, – ответил Гена.

– Раньше не отсвечивала, а теперь отсвечивает? Ну пересаживайся. Кто знает, почему Башкатовой нет?

– У нее болит сердце, – опять ответил Гена при полном молчании класса, – почти разрыв.

– Так врача надо срочно.

– Врач не поможет. Есть только одно лекарство, которое ее спасет. Но владелица его не дает, говорит, самой нужно. Жадная.

– Гнилицкий, хватит мне голову морочить! – рассердилась учительница. – Сердечные дела не должны мешать учебе.

– Не должны, – согласился Саша Оленин. – Но здорово мешают! Хорошо было бы, если б не было у нас сердец, да, Мария Петровна? Никаких посторонних мыслей, никаких вредных эмоций. В голове одна учеба. Все бы учились только на пятерки. И Башкатова пришла бы в школу.

– Мария Петровна, можно я уйду? – подняла руку Лена. – У меня все сдано, все зачеты. Вы обещали отпустить, у кого сдано.

– Иди. Только, пожалуйста, без приключений. А то вы все какие-то сегодня… нервные – еще выкинете чего.

– Можно и мне? – поднял следом руку Гена. – У меня тоже все сдано. А если она чего выкинет, я подберу.

– Иди. Господи, когда это полугодие, наконец, закончится? Как я от вас устала – нет сил!

– Не хочешь лучшую подругу проведать? – спросил Гена, догнав Лену. – Полюбуешься, как она там… утопает в слезах. Может, у тебя спасательный круг для нее найдется?

– Гена, чего ты добиваешься? – Лена остановилась. – Вывести меня из терпения? Считай, что уже вывел.

– Я хочу, чтобы ты одумалась. Смазливая рожа еще не все. Он подонок, ты это понимаешь? Из породы предателей! Он предаст тебя так же, как предал Марину!

– Не смей за мной идти! – крикнула девушка и, круто повернувшись, побежала в противоположную сторону. Забежав в первый попавшийся подъезд, она прислонилась к стенке и закрыла глаза. Все-таки он ее достал! Несправедливость его слов так больно ранила ее, что состояние счастья, с которым она проснулась этим утром, бесследно исчезло – осталось только чувство обиды и боли. В груди ныло и сильно хотелось плакать.

В подъезд кто-то вошел и остановился возле нее. Если это Гена, – подумала Лена, – я не выдержу. У меня начнется истерика. Пожалуйста, Господи, пусть это будет не он!

Она открыла глаза. Перед ней стоял Дима.

– Я уже час околачиваюсь возле вашей школы, – сказал он, вытирая ей слезы своим платком в клеточку. Можно я догоню твоего друга детства и набью ему морду? У меня просто руки чешутся.

– Нет, Дима, не надо. По-своему, он прав. Ему очень больно за себя и за Марину.

– Так что – пусть теперь измывается над тобой?

– Ничего, я потерплю. Ведь нам с тобой в сто раз лучше, чем им. Может, ему не так больно, когда он делает больно мне?

– Да кто ему дал право! Нет, я все-таки до него доберусь. Пусть оставит тебя в покое! Он тебе никто! Сосед по дому. И пусть не лезет не в свое дело!

– Дима, он мне не просто сосед. Пойми, он посвятил мне всю свою жизнь. Оберегал меня с детских лет от всяких неприятностей, столько раз выручал из беды. Я не могу просто так от него отмахнуться. Пусть говорит, что хочет – я потерплю. Буду молчать, и все. Ты не вмешивайся, ладно?

– Так что, теперь ему в ножки кланяться? За то, что он тебя опекал? Пусть радуется, что все эти годы жил рядом с тобой, имел счастье видеть тебя каждый день! Пусть за это спасибо скажет! Нет, я терпеть это не намерен. Если еще раз увижу, как он тебя терзает, выдам ему по первое число! И не защищай его, не поможет.

– Димочка, как хорошо, что ты здесь. Мне сразу стало так легко! Будто камень с души свалился.

Он обнял ее и прижал к себе. Чувство счастья, охватившее его, было столь велико, что он не мог вымолвить ни слова. Просто стоял и прислушивался к стуку собственного сердца, колотившегося где-то в горле.

Она прислонилась щекой к его дубленке и замерла. Тишина окружила их. Ни звука не доносилось с улицы – будто весь мир примолк, чтобы не мешать им. Большой рыжий кот спустился с лестницы, но, заметив их, опрометью метнулся обратно. Никто не заходил в подъезд и не выходил из него, словно дом был нежилым.

Неужели это правда, – думал Дима, – что я стою здесь с ней и обнимаю ее? Она неземная, она… я не знаю таких слов, чтоб выразить, как она прекрасна! Если я поцелую ее сейчас, то умру от счастья. А если не поцелую, еще больше умру.

Он посмотрел вниз на ее лицо, и в это время она подняла его. Их глаза встретились, и его душа так и рванулась навстречу ее душе, таившейся в глубине огромных, блистающих в полутьме подъезда очей.

– Лена, я не могу выразить, как люблю тебя! – простонал он. – Таких слов нет в человеческой речи. Только мигни, и я умру за тебя, не раздумывая.

– Нет, пожалуйста, живи, – счастливо проговорила она. – Я, наконец, нашла тебя, а ты умирать собрался. Как же я останусь без тебя?

– Лена, можно, я тебя поцелую? – И он замер. Неужели и это ему можно?

Она коротко вздохнула, опустила свои роскошные ресницы и подняла носик. Он осторожно поцеловал ее в полуоткрытые прелестные губы, так похожие лепестки нежного цветка. Она спрятала лицо у него на груди, а он погрузил нос в ее золотые волосы, вдыхая их теплый аромат. С предельной ясностью он понял, что эти мгновения – лучшие в его жизни, лучше уже никогда не будет. Он не мог объяснить, почему в этом уверен, но твердо знал, что это так. Слишком хрупким было их счастье, и слишком много опасностей таил окружающий мир. Но уже за эти волшебные мгновенья превеликое спасибо ласковой судьбе!

 

Сверху послышались шаги, и они отпрянули друг от друга. Он открыл дверь, пропуская ее, и зажмурился от яркого после полутьмы подъезда солнечного света. Они постояли, раздумывая, куда идти, Хотелось на необитаемый остров, но обстоятельства не позволяли.

Постояв, они направились к дому Лены, держась за руки, как дети. Счастье настолько ослепило их, что они едва не угодили под машину. Правда, переходили они дорогу по зебре − но кто из наших водителей обращает внимание на такую мелочь? В последний момент мчавшаяся прямо на них "Волга" умудрилась их объехать. Иначе, миновав все превратности судьбы, они разом очутились бы на небесах. Но до них даже не дошло, насколько они были близки к богу. И потому только недоуменно посмотрели на грозившего им кулаком водителя, вынужденного остановиться, чтобы прийти в себя.

Так, держась за руки, они и вошли во двор на виду у поджидавшего Лену Гены. Когда она убежала, он добрел до своего двора и принялся метаться по нему, терзаясь тревогой за нее и проклиная себя, что не пошел следом. И вот теперь она куда-то пропала и неизвестно, где ее искать.

Когда он увидел их, таких счастливых, то испытал тройное чувство. Облегчения, что с ней ничего не случилось, и боли в сочетании с дикой ревностью. И острой ненависти к тому, кто шел рядом с ней. Но взглянув на ее сияющее лицо, понял, что сейчас скандалить бесполезно. Зажав эмоции в кулак, он круто повернулся и побежал на свой этаж.

– Извини, Дима, – виновато сказала Лена, – что я не приглашаю тебя сейчас. Но у меня дома не прибрано – утром не успела. Приходи к нам сегодня в семь. Мама хотела с тобой познакомиться. Я ей все рассказала. Про нас и про Марину. Она нормально отнеслась. Мы с ней вчера испекли торт "рыжик" – очень вкусный. С медом и грецкими орехами. Придешь?

– А давай я сейчас к тебе пойду, – предложил он, продолжая держать ее за руку. – Помогу прибрать. Дома вся уборка на мне. А то до семи еще уйма времени – я просто умру с тоски.

– Нет, что ты! – Она представила себе неприбранную постель, гору грязной посуды на кухне, помыть которую у них вечером не хватило сил, и пыль в гостиной. – Нет, Димочка, не надо. У тебя разве назавтра нет уроков?

– Ох, ты! – Он вспомнил, что надо сдать чертеж, иначе чертежник не поставит ему пятерку. Раньше он на это черчение чихал бы. Но теперь, когда в полугодии светили только пятерки, не хотелось из-за такой ерунды все испортить. – Черчение, будь оно неладно! – с досадой сказал он. – Спасибо, что напомнила, а то пришлось бы ночью дочерчивать. Значит, в семь?

– Погоди, – остановила его Лена, – ты номер моей квартиры знаешь?

– Разберусь, – засмеялся он, – третий этаж направо. Мы же маму твою видели в окне – ты что, забыла? Мне твои окна даже приснились.

Наконец он ушел. И пока шел до дома, повторял вслух на все лады: – "Леночка-Лена! Леночка-Еленочка!", наслаждаясь звуками ее имени.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru