Глеб Владиславович Пономарев
Золотые крылья
– This is the hydrogen peroxide… And this is the iodium…17
После этих слов Гладерика едва слышно прыснула со смеху. Чуткая Глаша услышала это и, приоткрыв один глаз, внезапно вскочила, попутно стукнувшись о стол головой. Гладерика тотчас отпрянула.
– Ай! Кто здесь? – испуганно пропищала она, уставившись прищуренными от дневного света глазами в Гладерику, и ухватилась руками за ушибленное место.
– Прости, пожалуйста, что разбудила тебя. Ты так мило спала! Не ушиблась?
– Гладерика? Это вы? – зевая и потирая ушибленную макушку, спросила девица.
– Да, это я. Меня к тебе поселили. Будем вместе жить, – улыбнулась она.
– Погодите… Это как? Значит я… Значит я буду жить с вами, милой сударыней, в одной палатке?! – спросила изумлённо Глашенька.
– Да, ты права. Ты же покажешь мне здешний быт?
– Обязательно покажу! И на озеро сходим искупаться. Здесь у нас с доктором Ларсеном весело!
– Я рада, – рассмеялась Гладерика. – Скажи, милая, ты живёшь в этой палатке с красным крестом?
– Да, конечно, – улыбнулась Глаша. – А мне жить-то больше и негде. Доктор спит в штабной палатке, а я… На самом деле, без тебя мне было бы до ужаса скучно.
– Вдвоём мы не пропадём и не заскучаем. Ты разрешишь войти?
– Конечно, конечно! Милая Гладерика, чувствуй себя как дома! – воскликнула Глаша и, приоткрыв занавес палатки, пригласила жестом девушку.
– Спасибо тебе за твою доброту, – сердечно молвила Гладерика и, пройдя в палатку, поставила мешок с вещами на небольшой столик.
С того момента и началась у Гладерики новая, полная испытаний и трудностей, но такая интересная жизнь. Родной дом практически ничего для неё уже не значил. Вечером всем должно было явиться на построение, где им объявят о распорядке дня и тренировках. А покамест девушка могла спокойно расположиться на кровати и погрузиться в размышления, всё дальше и дальше уносящие её в чертоги Морфея…
Глава 5. Прыжок.
С момента прибытия на аэродром прошла неделя. За это время Гладерика и одиннадцать юношей начали привыкать к здешнему распорядку. Они учили «Лётный устав», написанный Можайским и Романом Ивановичем, технику безопасности, устройство аэропланов, основы навигации и метеорологии, а утром и вечером тренировали свои физические навыки, бегая, отжимаясь, подтягиваясь и прыгая в длину. Гладерика с первых же дней показала большой интерес и энтузиазм и хорошо справлялась как с физической, так и с интеллектуальной нагрузкой. Сложные и загруженные дни разобщили кандидатов. Между собой юноши почти не общались, а девушка и вовсе предпочитала проводить всё своё свободное время с Глашей. Их дружба, наоборот, всё крепчала и крепчала с каждым прожитым вместе днём.
Наконец, настал день перед испытанием. На одном из вечерних построений Гриша Добров объявил о его начале:
– Чтобы на первом же испытании определить, кто из вас достоин, а кто просто разобьётся, мы начнём с прыжков с парашютом. На самом деле, – чуть ухмыльнулся Гриша, – можете воспринимать это как безобидную шутку. Так захотел Роман Иванович, и в этом я с ним не согласен, поскольку вы ещё ничего не знаете. Тем не менее: завтра подъём в шесть утра, пробежка и гимнастика. Затем вам выдадут комплект лётной формы. Получение в штабе в девять утра. Завтрака не будет, чтобы не убить ваши желудки. Потом для всех желающих будет более плотный обед, нежели в обычное время. Всем всё ясно?
Так на следующий день Гладерика вместе с товарищами оказалась на западной окраине аэродрома, где на небольшом пригорке располагалась вышка. При ближайшем рассмотрении она казалась исполински высокой. Гладерике искренне казалось, что такая тонкая и длинная конструкция просто не может удержаться вертикально, ибо её кажется возможным сдуть малейшим порывом ветра. Девушка стояла в синем уставном полётном костюме, состоящем из цельного комбинезона со множеством петелек и карабинов, синих перчаток и коричневых кожаных сапог с застёжкой-молнией сзади, а также с увесистым рюкзаком за плечами. На лоб себе она надела авиационные очки, полученные в том же штабе. В таком образе отважной испытательницы она то и дело ловила на себе пристальные взгляды стоящих рядом юношей. Вместе с остальными воздухоплавателями Гладерика приступила к разминке перед прыжком. За ними всеми внимательно наблюдал юный подполковник Гриша Добров с медицинским патрулём во главе с доктором Ларсеном.
– Ох! – воскликнула девушка. Молния сзади правого сапога полностью сползла вниз, обнажив её щиколотку с белым носочком. – Глашенька, милая!
Глаша тотчас подбежала к подруге.
– Не могла бы ты мне застегнуть молнию? Ох, ну что за напасть?.. Попрошу Романа Ивановича заказать новую пару…
– Конечно, – спохватилась девица и, присев к ногам Гладерики, быстрым движением застегнула непослушный ботинок. – Бога ради, будь аккуратнее! – воскликнула Глаша и, встав, обняла девушку.
– Ну-ну, милая, – обняла её в ответ Гладерика. – Это мелочь, обычная тренировка. А представь на мгновение, если мне придётся падать с огромной высоты, и я не смогу ни сгруппироваться, ни парашют раскрыть.
Бедная Глаша усердно начала представлять, как Гладерика камнем падает с облака. От страха девушка вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Вообразить страшно…
– Именно поэтому я и выполняю тренировочный прыжок.
Глашенька улыбнулась и, увидев на себе строгий взгляд Гриши Доброва, отбежала к медицинской палатке. Подполковник, тем временем, обратился ко Гладерике:
– «Аурус», запомнила порядок действий?
– Так точно.
– Повтори.
– Действие первое: рапорт на фонограф и радио при чрезвычайной ситуации, – начала Гладерика.
– Верно, – ответил Гриша. – Каким образом должен быть составлен рапорт?
– «Роман Иванович, «Гладиолус», это «Аурус». На борту ЧС. Далее – описание ситуации, например «помпаж двигателя» или «деформация правого или левого крыла». Подготовка к эвакуации».
– Верно. Каким образом происходит эвакуация из «Идиллии»?
– Шаг первый: отстёгивание ремней безопасности и фиксация высоты при работающем высотомере. Шаг второй: разворот корпуса в противоположное от винта направление. Шаг третий: продвижение по фюзеляжу в сторону одного из крыльев. В случае их деформации – выполнение прыжка с хвостовой части.
– Всё верно, – немного с удивлением произнёс Гриша. – В целом, ты готова. А как происходит непосредственно сам прыжок?
– В зависимости от высоты отсчитать необходимое количество секунд. Затем – дёрнуть за кольцо. Осмотреть целостность купола парашюта. На высоте ста пятидесяти метров сгруппироваться для мягкой посадки.
– Правильно.
– Рада стараться, – улыбнулась девушка и приложила ладонь к козырьку.
– Братцы! – воскликнул Гриша. Затем, посмотрев на Гладерику, чуть запнулся и добавил, – и сестрицы, в одну шеренгу – стройсь!
Вскоре перед ним возникла стройная линия строго по росту.
– Равняйсь! Смирно! Проверка перед прыжком. Адлерберг «Старгейт»!
– Я. К прыжку готов, – своим спокойным и ровным голосом отчеканил Степан.
– Дашков «Тюльпан»!
– Я. К прыжку готов.
– Дельштейн-Орлова «Аурус»!
– Я. К прыжку готова.
Перечислив так весь лётный состав эскадрильи, Гриша отдал команду проследовать к месту выполнения прыжка.
– Прыгаем строго по очереди. Адлерберг – пошёл.
– Так точно! – ответил Стёпа и с рюкзаком на плечах полез по длинной лестнице наверх.
Через две, а то и три минуты юноша стоял на небольшой площадке, откуда шёл небольшой трамплин. Внизу вышки стоял микрофон, а сверху – небольшой громкоговоритель, через который Гриша подавал команды.
– «Старгейт», для прыжка чуть согни колени. Отталкивайся так, будто летишь с обширной скалы в море. Пальцы заблаговременно держи на кольце. Едва ноги оттолкнутся от трамплина, выпускай парашют. Держись строго за стропы и сгруппируйся для посадки. Как понял?
– Вас понял. Пальцы заблаговременно на кольце, выпустить парашют сразу после толчка, руки на стропах, группировка для посадки, – повторил, немного запинаясь, Степан.
– На счёт три разбегайся и прыгай, – сказал Гриша. – Раз! Два! Три! Пошёл!
Гладерика вперила взгляд в вершину вышки. От неё оторвался человеческий силуэт. Тотчас же он покрылся тенью раскрывшегося купола парашюта. С высоты парашютист казался Гладерике похожим на большой одуванчик. Поймав поток воздуха, силуэт понесло в сторону озера. Создалось ощущение, что таким потоком «Старгейт» отнесёт в сторону ближайшей лесопосадки, откуда он уже не сможет выбраться без посторонней помощи. Однако всё обошлось: Адлерберг сделал плавный поворот и приземлился в нескольких десятках метров от вышки. Ткань купола упала рядом с ним. К нему тут же подбежали доктор Ларсен с медсестрой Глашей, принявшись замерять у него пульс и расспрашивать о самочувствии. Вскоре Адлерберг встал на ноги и подошёл к Грише.
– Прыжок выполнен. Самочувствие в норме.
– Рапорт принят, – приложил руку к козырьку командир. – Оставайся здесь и помогай другим.
– Так точно, – ответил Стёпа и направился переодеваться ко штабной палатке.
Вторым по счёту шёл Ваня Дашков с позывным «Тюльпан». Его прыжок завершился спустя несколько минут после команды подполковника мягким приземлением около шеренги. Тот ощущал себя ещё более уверенно, чем прыгнувший до него Адлерберг. Гриша удовлетворительно взглянул на юношу. Отправив того переодеваться в палатку, он повернулся к шеренге.
– Дельштейн-Орлова – пошла.
Внутри Гладерики всё будто бы съёжилось. Она ощущала, как часто стало биться её сердечко.
– Так точно, – ответила девушка и медленным, но уверенным шагом прошла к лестнице.
Примерно на трети подъёма она уже изрядно устала. Ладони скользили по протёртой деревянной поверхности ступенек, а рюкзак стал невыносимо тяжёлой ношей. «Ну, если я доберусь туда, – попыталась отшутиться про себя Гладерика, – это будет половиной всего дела». На протяжении всего пути в её голове обрывки фраз и цитат из «Лётного устава» мешались со внезапными мыслями о возможных внештатных ситуациях во время прыжка и предстоящего полёта. Наконец, последняя ступенька была преодолена. Гладерика забралась на небольшую крытую площадку, где помимо трубки громкоговорителя находился небольшой столик. Едва она встала двумя ногами на деревянные доски, из мегафона донёсся голос Гриши:
– «Аурус», перед прыжком сгибай колени, – как ответственный инструктор, Гриша готов был повторить каждому человеку один и тот же порядок действий, – отталкивайся от трамплина. Едва перестанешь чувствовать доску, дёргай за кольцо. После этого группируйся для посадки. Да… И руку держи на кольце! Как поняла?
– Вас поняла, – ответила Гладерика. – Рука на кольце, прыжок в длину, выпуск парашюта сразу после прыжка, группировка для посадки.
Подул ветер. Под его напором вышка слегка качнулась. Гладерика ощутила это, и лёгкий холодок пробежал по её телу. В то же время девушка почувствовала какой-то прилив свежести. Вокруг неё простиралось обширное поле и лесополоса. Где-то на горизонте синела гладь озера. Закрыв глаза, она расправила руки, ощущая, как прохладный поток треплет её золотистые волосы. Это был момент спокойствия, продлившийся лишь мгновенье. Настала пора прыгать. Гладерика нащупала кольцо у правого плеча и продела сквозь него указательный палец, а также надела на глаза защитные очки.
– Готовься, на счёт три прыгаешь, – скомандовал Гриша.
Девушка вздохнула и подошла к трамплину. Высота её нисколько не пугала; скорее уж, она беспокоилась за возможные неисправности во время прыжка.
– Раз. Два. Три. Пошла!
Резкий голос подействовал на девушку словно толчок. Оттянув назад левую руку, она присела, а затем со всей силы оттолкнулась от выпирающей доски, нырнув в безграничный воздушный океан…
Всё было отработано и заучено до автоматизма. Сама того не осознав, девушка дёрнула за кольцо. В следующее мгновение Гладерика почувствовала, как, не успев набрать скорость, большой купол парашюта будто бы потянул её вверх. Поджав колени и взявшись за стропы, она тем самым подготовилась к приземлению. Теперь девушка плавно спускалась на площадку, где с её высоты она могла видеть глазеющих на неё товарищей, стоящих в одну линию. Спуск должен был продлиться секунд двадцать, не больше. Гладерика не смотрела на землю. Она полностью предалась тому захватывающему дух ощущению полёта, что свежим потоком окатил её сразу после прыжка. Девушка дёрнула стропы в правую сторону – и парашют послушно накренился в нужное направление. До посадки оставалось немногим более двадцати метров. Гладерика уже наметила место, куда ей следует приземлиться. Несколько секунд – и девушка ощутила, как её сапоги мягко и глухо врезались в траву. Увидев, что купол парашюта вследствие отсутствия ветра опускается прямо на неё, Гладерика отбежала в сторону, попутно снимая прочно закреплённый поперечными лямками парашютный рюкзак. Тут же к ней подбежали доктор Ларсен с Глашей. Последняя бросилась ей на шею.
– Гладечка, родная! Как же красиво ты летела! Настоящая богиня! Как ты?
– Спасибо, милая. Всё хорошо, – радостно сказала девушка и погладила подругу по спине. – Это незабываемые впечатления. Тебе тоже стоит попробовать!
В разговор вмешался подоспевший Йоханнес:
– Исфольте, miss, заниматься сфоей работой! – строго сказал он своей помощнице.
– Простите, – смутилась Глашенька. – Гладечка, дай свою рученьку.
Гладерика послушно протянула своё запястье. Глаша зажала вену на ней двумя пальцами и, отсчитав на часах полминуты, сообщила показатели пульса доктору:
– Сорок три. Помножим на два – получится восемьдесят шесть.
– Фосемдесят шест… – молвил доктор Ларсен. – Спокойна, like an elephant. Так и запишем!
Гладерика гордо улыбнулась. Наверняка её товарищи всё прекрасно слышали, ибо приземлилась она в десятке метров от них. Некоторые и впрямь начали перешёптываться. Впрочем, в шеренге и по стойке «смирно» они всё равно мало что могли друг другу сказать, ибо тут же получали нагоняй от Гриши. Строевым шагом Гладерика подошла к нему и подала рапорт:
– Прыжок выполнен. Самочувствие в норме.
– Рапорт принят. Вольно, «Аурус». Иди переодеваться и помогать другим.
– Так точно, – улыбнулась девушка и прошла к палатке.
Уже сидя за столом в штабе, она наконец начала осознавать, что недавно испытала. Раз за разом в голове у неё прокручивались моменты прыжка. В особенности отпечатался в памяти пейзаж с высоты вышки и ветер, что покачивал её.
– Как прошёл прыжок? – спросил её обыкновенно молчаливый Стёпа Адлерберг, расправляя стропы своего парашюта.
– Это было нечто невероятное! – воскликнула девушка. – Я ощутила себя настоящей птицей! Как жаль, что полёт продлился столь мало…
– Признаться честно, я бы спрыгнул ещё раз.
– И я! Вот что, мальчики: давайте как-нибудь устроим тайные ночные прыжки?
В разговор вмешался Ваня Дашков:
– Я не против. А для полноты ощущений пригласим на ночные прыжки наших братцев из инженерного!
– Да! – радостно кивнула Гладерика, представив, с каким смешным выражением лица будут лететь её друзья.
– Саша, Коля, Ваня Орлов, Серёжа… – пересчитал их вслух Стёпа. – Где же мы возьмём четыре лишних обмундирования?
– Хм… А вот об этом мы не подумали, – сказал Ваня. – Нам известны их замеры? Возьмём – да и закажем у нашего поставщика дополнительные лётные комплекты. Подписи-то подделывать умеем.
– Да, да, известны! – заявила Гладерика. – Все наши данные хранятся в папочке у Романа Ивановича. Я видела их, когда меня к вам принимали.
– Хе-хе, считай, что их нет. Возле его палатки постоянно выставлен дневальный, – почесал в затылке юноша. – Но на то я и князь Дашков, что всегда придумаю выход из любого положения. Стёпа, как нам быть?
– Самый очевидный способ – подкупить дневального, дабы он раздобыл нужные нам данные, – рассудил спокойно Адлерберг.
– Точно-точно! – подхватила Гладерика. – Я подкуплю его своей обаятельностью и женскими чарами.
– Неужто вы готовы сразу использовать столь мощное оружие? – иронизировал Ваня. – Я думаю, сперва сойдут простые уговоры, а затем – небольшая сумма.
В тот же миг в палатку вошёл следующий по списку – Милорад Друцкий, которого все в клубе называли просто «Милей». Это был единственный человек в их команде, позывной которого совпадал с его кратким именем. Среди товарищей он слыл ответственным, добросовестным, хотя и вспыльчивым парнем. Адлерберг пожал ему руку.
– Гладерика, – прошептал девушке на ухо Ваня, ухмыляясь во весь рот, – можешь не отпираться. Ты же так поддержала затею с ночными прыжками вместе с инженерами лишь потому, что среди них – твои близкие друзья?
– Ну, как сказать… – не растерялась Гладерика. – Мне просто понравились прыжки. Согласись, с моими друзьями я смогу встретиться в любой свободный от тренировок день.
– Твоя правда. Что же, c'est clair18.
– Где больше двух – говорят вслух, – вмешался в разговор Миля.
– Вас не касается, – в шутку грубовато ответил Ваня. – Как прыгнул, дружище?
– Всё в абсолютной норме. Мы же будущие воздухоплаватели!
– Так точно! Наши аэропланы вот-вот будут готовы. Кстати, знаешь, как я назову свою птичку?
– Как же?
– «Мирабель»! Каково?
– Неплохо, неплохо. Слишком умиротворённо, – отметил Миля. – Моя будет называться более звучно. О ней и обо мне не стыдно будет написать в газетах!
– О! И как же?
– «Глория»! – воскликнул юноша.
Незнамо от чего Ваня Дашков вдруг расхохотался. Завязался довольно яркий спор, прекратившийся лишь прибытием следующего товарища. Эту толпу пришлось выгонять на улицу уже самому Грише, который в очередной раз посетовал на существование своих подчинённых и пообещал составить рапорты об их поведении высшему начальству. Гладерика восприняла это легко, с улыбкой. Всё это ей казалось таким обыденным и привычным… Ей не на что было жаловаться. «Этот день я определённо запомню на всю жизнь, – подумала она». Также подумала она и об организации ночных прыжков – так, чтобы ни одна живая душа их начальников не узнала о такой шалости. День, тем временем, постепенно клонился к завершению. Сложив парашюты и собрав всё необходимое, команда направилась ко своим палаткам…
Глава 6. Лес.
А что же сам Александр и его друзья, работавшие над аэропланом в инженерном отделе под руководством Фридриха Брауна? С момента вступления в эскадрилью «Золотые крылья» юноша ни разу не выезжал из Ш-бурга, не побывав даже на базе. Четыре молодых инженера трудились не покладая рук над моделями аэропланов, рассчитывая их ЛТХ19, собирая миниатюрные модели и отчитываясь перед командирами в коротких телеграммах. Такая практически беспрерывная работа (Герр Браун был неумолим и бессердечен, позволяя отдыхать лишь по воскресеньям и большим праздникам), компенсирующаяся лишь короткими прогулками четверых друзей по городу, изрядно утомили Александра. В то время как у Гладерики не было времени, чтобы прилечь ненадолго и поразмышлять, Александр был рад даже короткой прогулке. Именно поэтому в один из воскресных вечеров, когда Браун объявил о свободном времени, он, не предупредив никого, вышел из дома №21 и, повернув направо, устремился на окраину города.
Лес… Сколько тайн и загадок таили в себе тысячи ветвей и миллионы листьев, шуршащие под нежным апрельским ветерком? Никакому мудрецу не под силу освоить те знания, что приобрели могучие старики-дубы, дивы-берёзы и стойкие сосны. Порой кажется, что деревья сделали бы нас самыми сильными существами на этой планете, если бы могли разговаривать. Иногда даже создаётся впечатление, будто бы зелёные исполины имеют некое сознание – ощущение собственной роли в огромном механизме леса. Увы… Кажется, свою историю, свой опыт и знания они навечно сокроют в своих густых кронах, переговариваясь друг с другом на совершенно непонятном для людей языке – языке шелеста листвы, едва ощущаемых запахов и жестов клонящихся от ветра ветвей…
Сегодня вечером Александр решил посетить это дивное, местами зловещее – но такое манящее место. Взобравшись на небольшой пригорок, он заметил едва различимую сквозь густую луговую траву тропинку, ведущую к опушке обширного соснового бора на берегу. Солнце скрылось за наступающими тучами, которые, по прогнозам метеорологов, под утро должны были окатить город дождём. Пока что это небесное представление покрыло бор неповторимой мистической аурой.
Юноша подошёл к опушке и всмотрелся в темень чащи. Заблудиться в ней не представлялось возможным: с двух сторон лес окружали поля, с севера на него смотрело озеро, а с противоположной стороны дорога вела прямиком в Ш-бург. Он не рассчитывал находиться здесь долго. Его подгонял график и риск строгого выговора от герра Брауна. Зайдя на пару сотен метров вглубь, он заприметил недалеко от основной тропинки небольшую и уютную полянку с поваленным деревом на ней. Усевшись на него и сложив руки на груди, Александр осмотрелся. На лес медленно опускалась мгла. Своими белыми лапами она обнимала каждое дерево, впивалась сероватыми когтями в каждую веточку, в каждый листик, проникала в самые густые и непроходимые чащобы, куда нога человека не то что не ступала – она боялась сделать даже шаг в их сторону. Опустилась она и на юношу. Он почувствовал это – с севера повеяло холодком.
– Ну вот я и один… – чуть слышно, почти шёпотом, промолвил Александр.
От осознания полнейшего уединения, от стелящегося тумана и иссиня-серых тяжёлых туч по рукам и ногам Александра пробежали мурашки, а тело окатила приятная дрожь. Он закрыл глаза и запрокинул голову, вдыхая влажный и свежий приозёрный воздух.
– Ни одна живая душа здесь меня не потревожит… – уже перешёл на шёпот юноша. – Затем, перейдя на свой второй родной язык, добавил, – dessa platser påminner mig mycket om mitt hemland… Jag undrar hur det går för mina föräldrar20?.. У матушки, должно быть, всё так же накрыт для меня стол… Как же хочется хоть на миг покинуть эту осточертевшую мастерскую!
Ветерок задул несколько опавших листьев прямо под ноги Александру. Тот с некоторым безразличием посмотрел на них, переведя затем взгляд на крону дерева.
– Всё-то ты, должно быть, знаешь, – чуть улыбнулся он, смотря на зелёный шатёр, что гостеприимно раскинулся над ним. – Ты видело много несчастий, горя и смерти. Под тобою гибли животные в борьбе за выживание, ты наблюдало, как высыхают старшие твои сородичи, ты знаешь, каково это – когда вокруг тебя летит вся жизнь, а ты стоишь и стоишь… Мудрое ты, должно быть?
Конечно, дерево не могло ответить ему на его человеческом языке. Однако листва в ответ на его речь затрепетала под порывом северного ветра, будто бы кивая. Заметив данное обстоятельство, Александр вновь ухмыльнулся.
«Здесь и деревья умеют слышать… – подумал юноша. – Пожалуй, не стоит их донимать своими размышлениями вслух. Их язык, язык деревьев – это молчание, вековое и стойкое. Помолчу и я…».
Сумерки окатывали долину всё больше и больше, всё стремительнее и стремительнее. Теперь лес, погружённый не только во мглу, а и в темень вечерней поры, стал похожим на место из народных сказок и поверий. Закрыв глаза вновь, в воображении Александра начали всплывать различные знакомые образы. Вот мать и отец, готовят дома в каменной печи хлебные лепёшки. Отец владел пекарней, поэтому изделия из муки ему давались лучше всех в их маленьком северном городке. Вот младшая сестрёнка Ингрид, всё клянчит у родителей горячий ещё хлеб. На улице сыро и холодно, а внутри их дома так уютно и так приятно пахнет… Вот реальное училище, куда он поступил после гимназии. Выстроенное из тёмного кирпича, оно скорее походило на крематорий, однако лица в нём были такие светлые и радостные! Учитель физики Карл Петерссон, сосед по парте Йорве. Вот первое его очарование – русская гимназистка Ольга Румянцева, которая всегда обижалась, когда её называли Хельгой… Все эти образы, непонятные решительно никому, представляли для Александра одно из самых ценных сокровищ. Его детство прошло счастливо, и воспоминания о нём не могли не отпечататься в его голове тёплыми сладкими помыслами. Однако на воспоминаниях о его первой любви его сознание внезапно перенесло его в студенчество, в те времена почти как год назад, когда он вместе с Ваней и Колей грезил о полётах и о членстве в эскадрилье. Тотчас в голове возникло приятное, милое личико с аккуратным носиком, розоватыми щёчками и алыми, похожими на лепестки нежного цветка, губами.
– Гладерика… – не смог сдержать молчания Александр.
Образ девушки, до сей поры прочно выстроившийся у него в воображении, мигом пропал.
«Не выходишь ты у меня из головы, – подумал юноша, впервые за долгое время опустив взгляд. – И за что же ты мне так приглянулась? Не могут же это быть лишь твои слова о мечте. Я был бы совершеннейшим дурачком, если бы очаровался столь незначительною деталью… До чего же дурной повод».
Эта мысль молнией пронзила его ум, резонируя в сердце некоторым беспокойством.
«Чем же я в ней очаровался? Да и очаровался ли я вообще? Что же это со мной, право?.. Сколько раз я вспоминал о ней? Боже мой, столько вопросов – а есть ли хоть один ответ?»
Становилось заметно темнее. Кроны деревьев с каждой минутой становились всё менее и менее приветливыми, облачаясь в угрюмые оттенки вечера.
«Прежде всего, стоит быть честным с ней и с самим собой, – заключил Александр. – Чего хочу я? Конечно, хочу видеть её! Желаю слышать её голос! Я не силён в метафорах и сравнениях, но мне кажется, что уста Гладерики звучат так, словно исправно работающий механизм… Словно как часики, как трель звонка. То, что всегда приятно слушать. Боже мой, неужто до такого ничтожества, до таких пошлых сравнений довёл меня герр Браун? Прости меня, Гладерика. Я ведь даже порядочного письма написать тебе не смогу».
И тотчас же Александр ударил себя по щёкам.
«Неужто ты столь слаб? Напиши, обязательно напиши, – обратился он к самому себе в мыслях. – Пусть даже мои слова останутся без ответа, пусть оно будет написано отвратительно, но таким образом я буду честен как с ней, так и с самим собой… Всё будет хорошо.»
Юноша едва заметно улыбнулся. Стемнело так, что сумерки начали скрывать стволы деревьев, смешивая их с единым густым зловещим фоном. Встав и отряхнувшись, Александр направился в сторону города.
***
– Ты кем себья фозомниль?! – неистовствовал Браун, который напал на Александра с того мгновения, как юноша переступил порог дома и закрыл дверь. – Я требоват извинений!
– Es tut mir leid, Herr Braun, das wird nicht wieder vorkommen21, – сказал на ломаном немецком Александр. – До сей поры я никогда не покидал столь надолго этого дома. Заверяю вас, что не ставил своей целью ослушаться вас, потому как точных ограничений вы мне не давали.
– Не даваль? Ты говоришь, не даваль?! Вам ясно быль дать понять, что виходнихь у вас лишь воскресенье! – настоял Браун. – Ты использоваль его в своихь корыстных целяхь!
– Позвольте…
– И зачем я только приехаль сюда, где северный ветер и непослушный ученикь, – покачал головой инженер. – Об этом будет доклад лично Роман Иванович!
Не в силах что-либо сказать в ответ, Александр опустил голову. Его мысли были далеко-далеко от этого места. Ему нужно было лишь пройти в свою комнату.
– Разрешите идти, Herr Braun, – сказал он. – Я со смирением и с полным осознанием своего плачевного положения готов ко всем последствиям.
– Я рад, что ты понимаешь свой вину. Разрешаю.
Едва затворив за собой дверь в свой кабинет, Александр уселся за заваленный чертежами и формулами письменный стол и достал чистый лист бумаги. Затем, отыскав среди завалов перо и чернильницу, он занёс руку над белоснежным полотном. Кончик словно бы сам стал вырисовывать буквы, которые соединялись в слова, слова – в предложения, а те превращались в абзацы письма. И просидел он вплоть до того, как не была закончена последняя строчка:
«Милая Гладерика!
Уже как больше полугода мы с вами никоим образом не общались. Я потерял уверенность, дойдёт ли это письмо до того места, где находитесь сейчас вы. Что уж говорить: я даже не уверен, что вы ещё помните меня. Помните ли вы наш с вами первый и последний разговор, когда мы сидели с вами на лавочке в парке и впервые тогда разделили друг с другом нашу общую мечту? Отчего-то он остался у меня в голове. Даже в моменты самой напряжённой работы, когда мозг кипит, а кисть руки буквально отсыхает от количества выписанных ею формул и расчётов, звонким эхом резонируют внутри меня ваши слова. Не могу забыть я ваше выражение лица и ваши глаза тогда. Подумать только: прекрасная девица после окончания института вдруг пускается в опасную для жизни авантюру… Мог ли кто-нибудь представить себе что-либо подобное? Чтобы хрупкая девушка, воспитанница Смольного института, вдруг резко переменила свой прежний образ жизни ради собственной благородной мечты?.. Я искренне восхищаюсь вами. Для меня вы – живой пример целеустремлённости и старания. Я верю, что вы преодолеете любые трудности на пути ко своей мечте и будете победительницей – отважной и стойкой.
Как я уже писал ранее в этом письме, порою работа кипит столь стремительно, что рука буквально перестаёт ощущаться. Однако прогресс в нашем деле присутствует: чертежи вырисовываются всё более точные и правдоподобные. Более того – спустя столько времени я смог поладить с вашим двоюродным братцем Ваней. Человек он незаурядного ума и, признаться честно, я боюсь, что при такой скорости поглощения новых знаний и учении на своих ошибках он очень скоро обгонит и меня, и Колю, и Серёжу Одинцова, и даже самого Герра Брауна. Словом, он подаёт огромные надежды. Не беспокойтесь за нас: мы содержимся в тепле и уюте, а еда готовится вкуснейшая.
Могу ли я о чём-либо просить вас, госпожа Гладерика? К сожалению, вас нет сейчас рядом, чтобы ответить на сей вопрос. Я отвечу на него сам: право же, нет. Я могу лишь уповать на ваш ответ. Я буду ждать его, и ждать ровно столько, сколько того требует время! Каковы у вас условия? Как проходят ежедневные занятия? Что происходит на испытаниях? Мне интересно решительно всё! Как и вашего ответа, буду я дожидаться и долгожданной встречи с вами. Храни вас Господь, милая Гладерика.
Искренне ваш,
Александр Стефенссон»