Глеб Владиславович Пономарев
Золотые крылья
Ваня Орлов сидел неподвижно в проёме, испуганно озираясь.
– Вылезай, братик, – позвала его Гладерика. – Всё закончилось!
Спустя несколько минут тёзки уже стояли на земле, отряхиваясь и разминая ноги.
– Что же, – самодовольно сказал Ваня Дашков, – я своё уже отлетал, теперь настал ваш черёд, – с этими словами он взглянул на Милю и Александра.
– Запросто! – ответил расхрабрившийся Миля. – Саша, полезай в проём!
– Принято, – молвил тот и полез по лесенке внутрь кабины.
– Эх, прощай, земля, – вздохнул Миля и залез следом.
Далее повторились те же действия, что и у Вани Дашкова. Однако на сей раз сердце Гладерики неприятно кольнуло. Она смотрела на ревущий мотор, на весёлого Милю, показавшего большой палец, и не могла понять, на каком из этапов данного действа что-то может пойти не так. Впрочем, спустя пару минут «Глория» Мили стояла на полосе. Ещё через полминуты аэроплан поднялся в воздух и стал отдаляться от поверхности земли. На сей раз никто так не беспокоился. Миля вёл свою машину аккуратно и плавно. Он отлетел на достаточно приличное расстояние, прежде чем сделать петлю. Многие, устав смотреть на скучную жёлтую точку, опустили глаза, разбрелись по аэродрому или разговорились с Ваней Дашковым. Лишь Гладерика с Колей, сидя на ящиках, продолжали всматриваться в темноту и в маленький огонёк.
Аэроплан совершил долгожданный разворот и стал понемногу приближаться к полосе. Сердце Гладерики стало отсчитывать секунды: тук-тук, тук-тук, тук-тук… На седьмом ударе электрический фонарь, направленный в небо и служивший единственным ориентиром ночью, внезапно погас. Раздался треск – и вся взлётно-посадочная полоса погрузилась в кромешный мрак. Гладерика вздрогнула и невольно вытянула вперёд руки – их не было видно. Осознание ситуации пришло не мгновенно, но довольно быстро. Девушка в ужасе вскочила.
– Николай, – тихим дрожащим голосом позвала она.
– Я здесь, – ответил тот.
– Николай, надо бежать, скорее! – вдруг воскликнула Гладерика. – Там Александр, там Миля… Они же… Полоса…
Было слышно, как Коля напряжённо сглотнул.
– Я понимаю. – Эй, братцы, скорей несите какую-нибудь лампу!
Поднялся переполох. Постепенно привыкшими к темноте глазами Гладерика увидела, что каждый метался по лётному полю в поисках освещения. Гул мотора нарастал.
– Ваня, где лампа?! – в отчаянии спросил Коля у своего друга.
– Слово даю, отдал Саше! – воскликнул напуганный Ваня Орлов.
– Чёрт возьми… Что можно сделать? – схватился за голову Коля. – Быстрее в штабную палатку, там есть фонари!
Ваня Дашков и Серёжа побежали за освещением туда, куда велел Коля. Гладерика, вся дрожа, прислушалась. Звук становился всё громче и громче.
– Николай, – сказала она, – нужно приготовить воду.
– Зачем?
– На случай… Плохого исхода.
– Я понял, сейчас, – ответил Коля и побежал к бочкам с водой.
Миля принял решение заходить на посадку вслепую, ориентируясь лишь по высотомеру. Тёмный силуэт аэроплана вынырнул из мрака и понёсся над полосой. Скорость с каждым мгновением уменьшалась. На секунду Гладерике даже показалось, что посадка будет плавной, однако спустя миг машина, задрав хвост кверху, зарылась носом в землю. Послышался хруст, треск, а затем грохот – аэроплан охватило пламя. Ужас обездвижил девушку. Некоторое время она просто безвольно стояла, наблюдая, как сгорает «Глория». Однако на помощь тотчас подоспел Коля с юношами, которые неслись к полосе с вёдрами воды. Они принялись окатывать аэроплан с разных сторон, и вскоре пламя утихло. Очнувшись от оцепенения, Гладерика ринулась ко своим друзьям. У аэроплана горели крылья, но до кабины огонь не добрался. Залив водой пожар, едва проторив себе путь, Ваня Орлов, Коля и Гладерика залезли к кабине и достали из неё Милю и Александра. Девушка тащила, взяв под плечи, Александра, который был явно без сознания, ибо ноги его свободно волочились по земле.
– Продолжайте поливать! – крикнул Коля всем остальным. – Мы в лазарет.
На базе дневальные и караул уже объявили тревогу. Все подорвались с нар, быстро оделись и выбежали на улицу из своих палаток. Путь до лазарета был длинным, поскольку располагался он чуть дальше от штаба. Навстречу Гладерике, Ване и Коле из тени выбежал тёмный силуэт.
– На месте стой! Не двигаться, руки по швам! – голос сразу же выдал в нём Гришу Доброва. – Вы, трое, отведите пострадавших в лазарет, а затем на построение! Сейчас я вам устрою ночные полёты…
Выражения, интонации и голос Гриши не предвещал ничего хорошего. Доктор Ларсен и Глаша проснулись по тревоге и сразу же приняли Милю и Александра, положив их на койки. В свете ламп оказалось, что всё лицо Мили было в крови. На теле Александра не было видно никаких видимых следов, за исключением красных рук. Гладерика испуганно смотрела на лежащих без сознания юношей, порывалась помочь, но Глаша отказалась.
– Иди на построение, – сказала она, выставив вперёд левую руку, а правой смачивая марлю в воде.
Девушка повиновалась и проследовала ко штабной палатке. Там уже собрались все, кто был на лётном поле, кто тушил пожар, а также те, кто отдыхал в палатках. Гриша выглядел по-настоящему свирепым – таким его ещё никто ни разу не видел.
– Равняйсь! Смирно! Значит так, слушайте меня внимательно. Слушайте и осознавайте, каких масштабов преступление вы только что совершили. Причём совершили вы все! Все, кто в этот день допустил даже мысль о том, что приказа командира можно ослушаться!
Вокруг фонаря, висящего у входа в штабную палатку, беспокойно кружились мотыльки. В воздухе повисло напряжение сильнее, чем при электрическом разряде.
– Решил я, значит, в столицу не ехать, а проведать мою любимую эскадрилью, чем вы занимаетесь в отсутствие проклятого тирана Гришки. И что я вижу? Абсолютно все двенадцать кандидатов в один день полностью уничтожили всю свою репутацию, свели на нет все свои старания и надежды. Каждый, в ком я видел раньше будущего воздухоплавателя, отныне не будет стоить и ногтя на моём пальце! И ладно, если бы это было лишь среди нас. Нет же: вам понадобилось привезти из города наших инженеров, чтобы вплести их в собственные грязные замыслы! Инженеры в этом случае так же проявили самые свои худшие качества. Доверия после этого вам не будет никакого. Серёжа, – вдруг понизил он голос и подошёл вплотную ко своему бывшему сослуживцу, – и ты с ними заодно? Неужто ты не помнишь, с чего мы вдвоём начинали свою службу? Как чисты были наши журналы поведения? У нас двоих, Серёжа! Я видел в тебе друга, видел опору! И вот так ты теперь со мной поступаешь?
Тот молчал и не шелохнулся.
– Молчишь… После такого ты мне больше другом никогда не будешь! Теперь все, кто был этой ночью непосредственно на лётном поле – шаг вперёд!
Робко и несмело из строя вышли Гладерика, Ваня Дашков, Ваня Орлов, Коля и Серёжа.
– Взгляните на них. Страна должна знать своих «героев»! Эти люди находятся с вами в одной эскадрилье, ели с вами одну еду, делили с вами нары в палатках. Впрочем, все вы теперь представляете собой один змеиный клубок!
Речи Гриши с каждым разом всё больше походили на истерику. Он то спускался на тихие тона, то снова начинал кричать.
– Грядёт война! Большая война! – вскрикивал он, и с каждой сказанной фразой его лицо становилось всё багровее. – А вы хотите оставить Отечество без воздухоплавания?! Такие вы, значит, достойнейшие новобранцы? Я уже было подумал, что с вами приятно иметь дело, но какими же вы оказались подльцами…
Ваня Дашков вдруг вспылил и схватил Гришу за пазуху.
– Ты, чучело в эполетах, нам порядком надоел. Все эти месяцы мы не получили и доли человеческого к себе отношения. Что ты сам-то можешь? Сможешь прямо сейчас сесть в «Мирабель», взлететь, выполнить свои же упражнения и приземлиться так, чтобы не угробить аэроплан к чёртовой матери?!
Гриша оторопел и несколько мгновений не мог пошевелиться.
– Молчишь, – продолжил Ваня. – И так по глазам всё видно. Ты ни на что, кроме как донимать своих ровесников глупыми приказами, не способен. Ты мне ещё с момента первой нашей встречи не понравился. «Подобные намерения будут восприняты мною как инсинуации, чем вы оскорбите мою офицерскую честь», кажется, так ты говорил? Ну, так где твоя честь, офицеришка? – ухмыльнулся Ваня. – Кидай перчатку, ну же. Сатисфакция не заставит себя долго ждать, уж поверь. По крайней мере, если этого не сделаешь ты – это сделаю я; и пусть пуля нас рассудит!
– Ваня, полно, – испуганно произнесла Гладерика. – Прекрати.
– Это уже не шутки, Ваня, отпусти его сейчас же, – настоял Стёпа.
– Его-то? – показал Ваня поворотом головы на испуганного Гришу и тут же разжал пальцы.
Тот отстранился на пару шагов назад.
– Т-ты, – сбивчиво и тихо начал он. – Хоть понимаешь, что ты только что сделал? Да тебе прямая дорога под трибунал и на каторгу. Я лично прослежу, – опять начал заводиться Гриша, пусть даже не с таким запалом, – чтобы лично полк конвоировал тебя пешком до Камчатки в шестипудовых кандалах.
– Только сперва я с удовольствием послушаю твои оправдания перед высшим командованием по поводу двух покалеченных подопечных.
– Молчать! Дашков, ты меня вывел из себя окончательно. Запомни: не видать тебе ни полётов, ни спокойной жизни в столице. Все вы такие, и ваш род всегда был таким, как ты.
– Да кто ты вообще такой, собака? – снова вспылил Ваня и хотел снова броситься на него, но Стёпа с Ваней Орловым удержали его.
Гладерика почувствовала, как к горлу подступает тяжёлый ком. Она была напугана и растеряна. Как она ни старалась сдерживаться, всё же через мгновенье с её щеки упала слезинка.
– Ещё раз вам всем повторяю: со мной шутки плохи, – говорил Гриша. – Я бы вас всех уже прямо сейчас отдал под трибунал. Тебя, Дашков, особенно. Почему я вынужден поучать вас как маленьких детей? Сколько, по-вашему, стоит аэроплан Друцкого, а? Ну, вы же не ответите… Вам всё поднесли на блюдечке – и вот чем вы отплатили.
Сквозь его сетования донеслись всхлипывания Гладерики. Девушка плакала, закрыв лицо руками. Плакала, но ничего не говорила.
– Дельштейн-Орлова, – обратился он к ней, – почему не слушаешь?
Но вместо ответа она расплакалась ещё больше.
– Говори больше, шут, – сказал презрительно Ваня. – Довёл девушку до слёз. Ты доволен?
– Гладерика… – уже намного мягче и с явным испугом в голосе сказал Гриша. – Прошу, отставить плакать.
Ваня Орлов подошёл к ней.
– Не плачь, сестричка, прошу тебя, – сказал он ласково, погладив её по голове. – Помнишь случай, как я чуть не сжёг весь дом, а нас потом отчитывала madame Бонне? Помнишь, с каким багровым от ярости лицом она смотрела на нас? Натуральный монстр! Чем Гриша сейчас похож на эту гидру тогда?
Гладерика вдруг ощутила некое едва ощутимое тепло, исходившее от дрожащей от страха руки своего двоюродного брата. Практически незаметное, оно всё-таки передалось ей.
– Случай и впрямь был страшный… – тихо произнесла она.
– Вот! То, что происходит сейчас, не намного страшнее. Ну же, Гладерика, выше носик, – сказал он и чуть нажал на её нос.
Сквозь слёзы Гладерика улыбнулась.
– Судари, – сквозь всхлипывания наконец произнесла девушка, немного придя в себя, – разве можно так? Гриша, мы очень виноваты перед тобой, перед Романом Ивановичем, перед Александром Фёдоровичем. Если ты исключишь нас из эскадрильи и представишь перед трибуналом, я покорно повинуюсь, ибо не знаю, как ещё искупить эту вину.
– Да, мы виноваты перед всем нашим командованием и перед Богом за такую провинность, – склонив голову, молвил Ваня Орлов. – Мы недостойны больше находиться в рядах эскадрильи. Признаю это.
Тем временем, Гриша окончательно успокоился.
– О вашем деянии будет доложено Роману Ивановичу. Это даже не обсуждается. Сейчас все, кто был в это время на аэродроме, будут вызваны на допрос в штабную палатку. Также моим приказом Дельштейн-Орлова, Дашков, Орлов, Кирсанов и Одинцов бессрочно заключены под стражу до особого распоряжения. Сейчас я бы хотел проведать пострадавших. Едва они излечатся, их так же ожидает заключение под стражу и суд. Всем всё ясно?
– Так точно.
– Для всех остальных – отбой!
Люди тут же разошлись по своим палаткам, а те, кто был в тот злополучный миг на лётном поле, остались стоять на холоде у штабной палатки. Ветер гулял по вновь стихшему аэродрому, на который только что свалилась тяжёлая и горькая ноша…
Глава 10. Совет.
Утро конца июля в столице было на удивление тёплым и безоблачным. Весело и безмятежно кричали чайки, из порта слышались гудки пароходов, а городские улицы шумели обыденностью: то промчавшимся конным экипажем, то перекрикиванием барышень на рынке, то редким шумом автомобилей. Беззаботные люди наверняка бы потратили этот день на приятную прогулку по городу. К ним, однако, никоим образом не мог принадлежать Роман Иванович. Едва приехав, он надел парадную офицерскую форму и направился в здание двенадцати коллегий, где сегодня должно было пройти совещание по теме эскадрильи «Золотые крылья». Стоя в приёмной, он то и дело нервно вытирал пот со лба. Мимо него проходили высокопоставленные офицеры и чиновники, интересовались здоровьем и ходом дел, но на это он мало обращал внимание. Наконец, спустя полчаса томительного ожидания, секретарь позвал его в кабинет.
Открыв дверь, Роман Иванович увидел длинный стол, за которым, разложив бумаги, карандаши и перьевые ручки, сидели семь человек. Все как на подбор носили пышные усы, на их груди виднелись многочисленные ордена, а на плечах золотились эполеты. Роман Иванович склонил голову.
– Здравия желаю, досточтимые господа, – твёрдо и уверенно поздоровался он.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие, – поприветствовал его по чину председатель совещания, сидевший на торце стола за большим триколором. В нём Роман Иванович сразу узнал Сергея Юльевича Витте.
– Прошу, садитесь, – указал Сергей Юльевич на свободное место напротив него. – Полагаю, теперь все в сборе, и мы можем начинать наше совещание. Начать его я бы пожелал с выслушивания доклада Романа Ивановича о нынешнем состоянии дел в эскадрилье. Однако вчера появились обстоятельства, которые я бы назвал не терпящими отлагательств. Я считаю, что в связи с данным событием мы имеем право выйти за рамки регламента нашего совещания. Докладываю: в ночь на сегодня вследствие пневмонии скончался контр-адмирал, основатель, меценат эскадрильи «Золотые крылья», а также наш добрый друг Александр Фёдорович Можайский.
Все присутствующие разом поникли. У Романа Ивановича перехватило дыхание.
– Это невосполнимая утрата для нас. Наша Родина потеряла блестящего морского офицера, доброго человека и мечтателя, что приоткрыл нам тайну небесной выси. Перечислять все заслуги, что он сделал за все годы своей долгой жизни – бессмысленно. Уважаемые господа, я предлагаю почтить память Александра Фёдоровича минутой молчания.
Все поднялись со своих мест и, опустив голову, вслушались в тиканье часов, которые принялись отсчитывать отведённое время. «Упокой, Господи, душу раба Твоего Александра, – стал молиться про себя Роман Иванович. – И прости ему все согрешения его вольные и невольные, и даруй ему Царство Небесное. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь».
Несмотря на то, что все остальные стояли неподвижно и не смели пошевелиться, он перекрестился. Это воздействовало на остальных, и уважаемые господа так же прочитали заупокойную молитву и перекрестились. На несколько десятков секунд воцарилась мёртвая тишина…
По истечении минуты Сергей Юльевич продолжил:
– Молебен пройдёт на днях в храме Воскресения Христова на Васильевском острове. Всех, кто не будет обременён делами на это время, предлагаю явиться на почтение памяти Александра Фёдоровича. Это то, что я срочно хотел передать всем вам. Теперь же вернёмся к нашему совещанию. Роман Иванович, прошу вас, – пригласил его председатель. – Всех остальных прошу садиться.
Роман Иванович остался стоять.
– Досточтимый совет, ваше высокопревосходительство, – начал он, смотря на Сергея Витте, – мною предоставляется доклад о текущем положении дел в эскадрилье «Золотые крылья». На сегодняшний день все члены эскадрильи, взятые на обучение в начале лета, освоили все необходимые основы воздухоплавания. Под началом лейтенанта Доброва Григория Алексеевича все двенадцать кандидатов: выполнили тренировочные прыжки с парашютом, прошли полосу препятствий, подготовку на макетах летательных аппаратов, выучили наизусть весь полётный инструктаж и технику безопасности. Три дня назад начались тренировочные полёты на лёгких аэропланах, выполненных по чертежам инженерной команды эскадрильи, расквартированной в Ш-бурге. На сегодняшний день все двенадцать кандидатов готовы выполнить полёт на новом типе воздушного судна.
– Всё, что вы говорите, производит приятное впечатление, – закивал понимающе Витте. – Скажите пожалуйста, выделились ли за всё время обучения безусловные лидеры? Вы прекрасно понимаете, что не все двенадцать кандидатов смогут испытать новый аэроплан. Нам требуется один, самый достойный кандидат.
– Конечно, ваше высокопревосходительство, – сказал Роман Иванович, погрузив руку в свой портфель. – Исходя из медицинских показателей, результатов физической и умственной работы, а также по результатам тренировочных полётов лидерами являются: Адлерберг Степан Франкович с позывным «Старгейт», Дашков Иван Иванович с позывным «Тюльпан», Дельштейн-Орлова Гладерика Дмитриевна с позывным «Аурус» и Друцкий Милорад Евгеньевич с позывным «Миля». Требуются ли вам наиболее точные сведения о них?
– Мы были бы рады взглянуть, – сказал Витте. – Впрочем, вам нет особой необходимости сейчас проговаривать их. Просто дайте мне документ с этими сведениями.
– Конечно, возьмите, – отдал Роман Иванович лист бумаги.
Совет вновь замолчал. Все ждали, когда председатель даст комментарий к докладу. Роман Иванович продолжал стоять.
– Что же, – спустя некоторое время сказал Витте, – господа-заседатели, перед нами вырисовывается интереснейшая картина: безусловным лидером по всем показателям является Гладерика Дельштейн-Орлова.
Люди в совете начали перешёптываться, чесать подбородки и теребить усы.
– Однако можем ли мы в таком ответственном деле, как демонстрация первого испытательного полёта на новом типе воздушного судна, положиться на девицу? Сообщаю вам также, что по всем результатам к ней вплотную приблизился Степан Адлерберг. Роман Иванович, не могли бы вы передать мне характеристики господина Адлерберга и госпожи Дельштейн-Орловой для ознакомления?
– Конечно, ваше высокопревосходительство, – ответил тот и, порывшись в портфеле, достал два листка. – Прошу вас.
Сергей Витте, сжав губы, долго и напряжённо всматривался в два документа, изредка что-то помечая в своём блокноте. Наконец, подняв голову, он сказал:
– Поразительно… Обе характеристики будто списаны друг с друга. Роман Иванович, что вы можете сказать об этих двоих кандидатах?
– Я могу сказать, что оба они готовились к полётам, выкладываясь на полную силу. Различие их, пожалуй, состоит лишь в том, что господин Адлерберг по характеру более флегматичен и безразличен, нежели госпожа Дельштейн-Орлова, которая взялась за дело с плохо скрываемым энтузиазмом и рвением.
Воцарилось молчание. Председатель решил выйти из положения маленьким компромиссом:
– Уважаемые господа, я предлагаю ненадолго отложить данный вопрос. Все вы понимаете важность данного мероприятия. На место испытания приедут журналисты и фотографы – в том числе и иностранные. Новость об этом полёте распространится по всему миру и некоторое время будет на первых полосах в газетах и журналах. Я бы пожелал, чтобы наша страна не ударила в грязь лицом на этом важном событии. Важность момента состоит не только в правильном выборе кандидата на испытательный полёт, но и в названии летательного аппарата. Мне бы хотелось услышать версии самих инженеров.
– Конечно, – в который раз уже ответил Роман Иванович. – Для разработанного инженерным отделом эскадрильи «Золотые крылья» аэроплана нового типа Орловым Иваном Николаевичем с позывным «Лютик» было предложено название «Идиллия».
Витте слегка прищурил глаза.
– Это название было одобрено и поддержано всеми членами инженерного отдела, в том числе начальником – Фридрихом Брауном.
– Я понял вас, – ответил председатель. – Что же, уважаемые господа-заседатели, есть ли у вас какие-либо иные предложения, либо замечания, либо возражения к данному наименованию?
Присутствующие молчали.
– В таком случае, всеми нами единогласно одобрено название «Идиллия». Мне оно также импонирует. Оно выражает некоторую лёгкость и непринуждённость, с которой будущее судно покорит небесное пространство.
Роман Иванович облегчённо вздохнул. Имя было подобрано, и хотя бы один вопрос из многих был закрыт.
– Следующая тема нашего обсуждения – дублёры. Уже понятно, что самыми вероятными кандидатами являются Степан Адлерберг и Гладерика Дельштейн-Орлова. Однако мы не можем быть полностью уверенными в их надёжности. У кого-то может быть испорчено самочувствие, а возможно, придётся совершить повторный вылет. Основным дублёром испытателя, конечно же, будет являться либо Дельштейн-Орлова, либо Адлерберг – в зависимости от окончательного выбора. В качестве дополнительных дублёров я предлагаю кандидатуры двух других лидеров – Ивана Дашкова и Милорада Друцкого. Есть ли у кого-нибудь из вас возражения по данному вопросу?
В ответ все так же, как и в прошлый раз, промолчали.
– Замечательно! Мне нравится, господа, как мы легко и свободно мы сегодня работаем. Наконец, можно перейти к прениям сторон, как бы это назвали в суде, касаемо окончательного выбора кандидатур. Сначала я бы хотел выразить собственное мнение по данному вопросу…
Договорить Сергею Витте не дал неожиданный стук в дверь.
– Войдите! – громко сказал он.
В зал вошёл секретарь с письмом в руке.
– Роман Иванович Корнилов, вам письмо высшей срочности, – коротко передал посыльный и вручил адресату конверт.
Тот сильно разволновался.
– Досточтимый совет, ваше высокопревосходительство, могу ли я отлучиться на некоторое время? – спросил Роман Иванович.
– Конечно, можете выйти ненадолго, – сказал Витте. – А мы пока продолжим совещание.
– Покорнейше благодарю! – ответил Роман Иванович и вышел за двери.
Полетели клочки бумаги – он чувствовал, что это письмо слишком большой важности, чтобы медлить с его прочтением. Развернув лист, он прочитал следующее:
«Уважаемый Роман Иванович!
Доношу до вашего сведения, что в ночь на сегодня на территории аэродрома базирования эскадрильи «Золотые крылья» произошло чрезвычайное происшествие. Следующие кандидаты – Иван «Тюльпан» Дашков, Гладерика «Аурус» Дельштейн-Орлова и Милорад «Миля» Друцкий – вместе с несанкционированно прибывшими на территорию аэродрома инженерами – Александром «Эдельвейсом» Стефенссоном, Иваном «Лютиком» Орловым, Николаем «Мэйфлауэром» Кирсановым и Сергеем «Данделионом» Одинцовым – в полночь незаконно проникли на техническую часть базы, привели два аэроплана в пригодное для полётов состояние и совершили несанкционированные вылеты. На борту одного аэроплана, закреплённого за Дашковым, находился он сам вместе с Орловым. Их полёт, по словам свидетелей и по собственным словам, прошёл без внештатных ситуаций. После посадки вылетел аэроплан, закреплённый за Друцким с самим Милорадом на борту и Александром Стефенссоном. Непосредственно перед посадкой навигационный фонарь, установленный у торца взлётно-посадочной полосы, прекратил функционирование. Не справившись с управлением в темноте, аэроплан потерпел крушение и сгорел. Друцкий и Стефенссон выжили. Первый получил многочисленные ожоги и ушибы, у второго, по заключению доктора Ларсена, диагностирован перелом правой ключицы. Пожар быстро ликвидировали, пострадавшие находятся в стабильном состоянии. Дашков, Дельштейн-Орлова, Орлов, Кирсанов и Одинцов содержатся под стражей до вашего распоряжения. Прошу немедленно принять меры по привлечению к ответственности виновных.
С уважением, Григорий Добров».
Роман Иванович оцепенел. Закусив нижнюю губу, он несколько раз прошёл глазами по тексту, пытаясь осознать, что произошло. Страх и сокрушение овладели им. Однако ничего уже нельзя было поделать. Первой мыслью было не докладывать о случившемся совету, но тотчас пришло осознание, что это было бы не просто ошибкой, а преступлением. «Если в дублёрах уже значится Друцкий, то ничего не поделаешь – придётся докладывать, – подумал он».
Он приоткрыл дверь кабинета. Внутри уже вовсю шло обсуждение.
– Сергей Юльевич, я настаиваю! – сказал министр путей сообщения Кригер-Войновский. – Не может быть, чтобы в нашей стране девица полетела первой. Это будет самым тяжёлым ударом по репутации нашей страны.
– О чём вы говорите? – изумился морской министр Иван Григорович. – В нашей стране женщины работают уже давно. Совсем скоро – а я верю, что этот час недалёк – они полностью сравняются правами с мужчинами. Это прогресс, уважаемый Эдуард Брониславович, который не остановить!
– Господа, прошу минуточку внимания, – обратился к ним Витте. – Роман Иванович, садитесь.
– Досточтимый совет, господа-заседатели, – обратился к ним Роман Иванович, переступив через порог, – только что мною было получено срочное донесение с территории аэродрома. Ваше высокопревосходительство, держите, пожалуйста, – с этими словами он передал председателю письмо.
– Так-так, интересно, – сказал он, разворачивая лист. – Не будете ли вы против того, чтобы я зачитал его вслух?
– Никак нет, это относится к теме нашего совещания.
После этого Витте зачитал всё письмо полностью. На несколько секунд после этого в зале вновь повисло молчание. Но затем Кригер-Войновский заговорил:
– Видите, что произошло? Это то, о чём я вам и говорил! Этих людей необходимо отдать под военный трибунал, чтобы ни одного совершённого ими злодеяния не было утаено.
Совет уже не шептал, а гудел. Многие требовали отдать провинившихся кандидатов под суд, лишить их права участвовать в полётах. Среди всего этого шума и гула молчали лишь трое: внимательно слушающий прения Сергей Юльевич, бледный от страха и отчаяния Роман Иванович и сидящий рядом с ним господин – министр внутренних дел Империи Пётр Аркадьевич Столыпин. Он сидел, положив руки на стол и опустив голову, постоянно думая о чём-то. Внезапно он повернулся к Роману Ивановичу и, приблизившись, тихо сказал:
– Роман Иванович, скажите, участвовала ли Гладерика в этих ночных полётах?
– Как вы недавно услышали, нет, – ответил он.
– Летала ли она вообще?
Вопрос застал Романа Ивановича врасплох. Оставалось лишь гадать, каким образом он смог прийти к этой мысли.
– Никак нет, – ответил он. – Знаете, Пётр Аркадьевич, есть у меня некоторые соображения, почему она вообще оказалась там.
– Поделитесь со мной, пожалуйста.
– Как я уже сказал, Гладерика не смогла полететь в первый раз. В её аэроплане обнаружили серьёзную неисправность, отчего вылет был отложен на неопределённый срок. Ей очень хотелось очутиться в небе, пусть даже таким незаконным способом. Однако даже тогда она не приняла в этом участия. Наоборот: судя по всему, она помогала тушить начавшийся пожар и спасала своих товарищей.
Столыпин кивнул.
– Я согласен с вами. В сущности, Гладерика – девушка очень волевая и отважная. Таких в нашем мире очень мало. Уж простите за такой вопрос: мила ли она лицом?
– О да, – молвил Роман Иванович. – Без какой бы то ни было косметики она – красавица. Золотые длинные волосы, большие синие глаза… Впрочем, вам лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Сказав это, он вновь порылся в своём портфеле и достал оттуда фотографии кандидатов.
– В таком случае, – сказал Столыпин, – не могли бы вы показать мне, как выглядит и Степан Адлерберг?
– Конечно.
Две фотографии теперь лежали на столе.
– Оба кандидата весьма хороши собой. Впрочем, какова же красавица Гладерика! – вздохнул он, глядя на её портрет. – Какая выразительность в каждой черте её лица! Был бы я не женат – обязательно бы присмотрелся к ней. Но главное, что я вижу в её взгляде – это огромную волю и желание полететь. При всей красоте Степана Адлерберга, никакого блеска в его глазах я не замечаю. Я буду ратовать за то, чтобы именно Гладерика стала испытателем «Идиллии».
– Я вас понял, Пётр Аркадьевич, – ответил Роман Иванович. – Благодарю вас за выбор.
– Дело осталось за малым – убедить присутствующих в том, что именно она достойна этого звания, – улыбнулся Столыпин.
С этими словами он встал со своего места и подошёл к председателю Витте вместе с двумя фотографиями кандидатов, зашептав что-то ему на ухо. Тот внимательно выслушал его, а затем, кивнув, предложил ему сесть на своё место. Дискуссия всё продолжалась, и по всему было понятно, что абсолютное большинство после полученных сведений оказалась против того, чтобы Гладерика участвовала в испытании. Внезапно со своего места поднялся Столыпин:
– Господа-заседатели, прошу внимания! Я прекрасно понимаю, что то, что сотворили эти молодые люди, является подсудным делом, преступлением. И будьте уверены: я, как министр внутренних дел, доведу расследование до конца. Виновники будут наказаны, кто бы это ни был. А пока я бы хотел показать вам некоторые фотографии, – с этими словами он взял со стола портреты Стёпы и Гладерики и поднял их над своей головой. – Видите ли вы их лица? Всмотритесь внимательно. Это два наших основных кандидата, вокруг которых поднялась такая бурная дискуссия. Что вы можете сказать об этих фотографиях?
– Девушка выглядит живее, – тотчас последовал вердикт от министра путей сообщения.
– Я согласен! – послышались голоса всех остальных. – Юноша выглядит красивым, но будто бы безразличным.
– Это то, о чём я и говорил! Посмотрите на красавицу Гладерику, на её выразительные черты лица, на её стать. Только представьте, как она будет смотреться в лётном костюме возле нового летательного аппарата. Это будет чудо эстетики и элегантности! Мнение о нашей стране будет на наивысшем уровне. Это всё дополнение к тому, что она – лучшая среди кандидатов. Она самая волевая. Представляете, какого труда стоило ей освоить мужскую программу? Она сделала это лучше всех своих товарищей. Моё аргументированное предложение: назначить её в качестве испытателя.
– А инцидент с её участием? – спросил кто-то из-за стола.
– Любой инцидент всегда можно замять. Главное, что она не принимала непосредственного участия в полётах. Наоборот: помогала спасать пострадавших и тушить пожар. То есть, мало того, что она лучшая во всей эскадрилье, целеустремлённая и красивая – так она ещё и очень храбрая! Господа, я просто не вижу причин отказать такому кандидату.