Глеб Владиславович Пономарев
Золотые крылья
– Чёрта с два я теперь отступлю, – прошипел Александр и отрывисто прошёл к выходу.
Прихватив по дороге одиноко валяющуюся палку, он пошёл, опершись на неё. Гул мотора нарастал с каждой секундой, что заставляло его ускоряться всё больше и больше. Несмотря на боль и неудобство, спотыкаясь, он бежал ослабленными ногами по пыльной земле. Взглянув на аэроплан, он увидел, что тот остановился на взлётно-посадочной полосе. Остановился и Александр, вперил взгляд в машину, стоящую в ожидании. Затем шум от мотора разнёсся по всему аэродрому, эхом отражаясь от каждой травинки, от каждой палатки, ящика или деревца. Летательный аппарат проехал сотню метров, оставляя за собой густой пыльный шлейф, а затем оторвался от земли. Тело Александра покрылось мурашками. Если бы не травма, он бы прыгал от радости и восторга, переполнявших его сердце и голову в тот момент. Краем зрения он заметил, что волосы у испытателя, сидевшего в кабине, подозрительно отдавали золотистым блеском. Нахмурившись, Александр направился в штабную палатку. Вновь в его голове молнией блеснула, но тут же испарилась догадка, подтверждение или опровержение которой он намеревался заполучить у командиров. В тот миг ему было совершенно наплевать, что ему скажут высшие чины. Дневальный, видя, что Александр упорно движется, не сворачивая, прямо ко входу, перегородил ему путь.
– Пусти! – грубо воскликнул Александр.
– Не велено, – отрезал дневальный.
Однако из палатки донёсся юношеский голос:
– Пусть войдёт.
Дневальный вздохнул, однако пропустил напористого молодого человека внутрь. Александр зашёл и увидел, что за радиоприёмником сидит его ровесник и напряжённо держит руку над кнопкой.
– Не помешаю? – спросил Александр.
– Никак нет. Ты ведь Александр Стефенссон, верно?
– Так точно.
– Значит, правильно я тебя запомнил. Мы встречались ещё в городе, когда я вместе со всеми приезжал к вам в гости. Я – Степан Адлерберг, позывной «Старгейт». Твой позывной как?
– Мой позывной – «Эдельвейс». А что ты здесь, собственно делаешь?
– Стерегу эфир.
– Какой ещё эфир?
– Эфир – тот, в котором происходит обмен радиосообщениями. Скоро «Аурус» должна выйти на связь…
Стёпа хотел было что-то сказать, но Александр вдруг встрепенулся и судорожно задышал, а затем закашлял.
– Тебе нехорошо?
– Там… Гладерика? – сквозь кашель спросил юноша.
– Да… Значит, мои догадки верны. Недаром она так рвалась в небо, – тихо молвил Стёпа.
В палатку внезапно вошёл Роман Иванович. От нежданного гостя из лазарета он был, мягко, говоря, не в восторге.
– Александр, тебе же было велено лежать. Почему покинул свой пост? Степан, почему пропустил его?
Стёпа ответил не сразу:
– Кто как, но лично я не собираюсь чинить препятствия на пути к двум пылающим сердцам.
Роман Иванович посмотрел на него исподлобья.
– Что ты такое говоришь? Какие препятствия? Каким сердцам? Александр, быстро на выход.
– Я… Не могу… – прерывисто сказал он. – Там… Гладерика… Там… «Идиллия»!
– Молодой человек, вы не в себе, – сказал Роман Иванович. – У нас скоро сеанс связи с «Аурусом».
– Мне нужно связаться с «Аурусом»!
– Глядите-ка: хочется ему. Дневальный! – воскликнул командир. – Проводи нашего жаждущего в палатку.
– Есть, – ответил он и обратился к Александру, – пройдём на выход.
Однако тот оставался на своём месте.
– Александр, чёрт возьми! Это неподчинение приказам командира! Вы знаете, что за это полагается?
– Прекрасно об этом знаю, – в сердцах отрезал Александр. – Но если я не прослежу за полётом моей «Идиллии» и моей… и за полётом Гладерики, последствия будут намного хуже.
Роман Иванович обессиленно опустился на ящики.
– Ох, Господи, и за что мне такое наказание? Дневальный выведи его под руки, раз он не хочет сам.
Тот исполнил приказ. Александр был очень слаб, и сопротивляться у него не было никаких сил, поэтому спустя несколько мгновений он очутился на территории возле штаба. Никого из кандидатов не было: все наблюдали за полётом с лётного поля. Стоя в одиночестве, слыша, как говорят между собой Гладерика и Роман Иванович, на глаза у него наворачивались слёзы. Он закрыл голову руками.
Рядом с ним в этот миг проходил Гриша Добров.
– Кто таков? – спросил он у него.
Александр тут же открыл глаза.
– Александр Стефенссон.
– Стефенссон? Так это ты? Почему не в лазарете? – вдруг строго посмотрел Гриша на него.
– Мне нужно поговорить с Гладерикой.
– А чего ещё тебе нужно? В палатку шагом – марш!
Александр не сдвинулся с места.
– Мне нужно поговорить с Гладерикой. Я не знаю, почему вы не позволяете главному конструктору поговорить с испытателем летательного аппарата, но это просто абсурд!
– Может, не тебе решать, что абсурд, а что – нет? – уже не так уверенно спросил Гриша. – Конечно, в твоих словах есть здравое зерно. Однако я не могу позволить тебе войти и вмешаться в строго регламентированный радиоэфир просто по факту того, что ты являешься главным конструктором аэроплана.
– Знаете, что? – в тот момент Александр вёл себя совсем как капризный ребёнок. Аргументов больше у него не было. Вдруг дикое отчаяние овладело его разумом, и он, как покорная кукла, взял свою палку и хотел было направиться восвояси. Однако из палатки в тот момент вышел Стёпа.
– Я саботирую радиопереговоры, – отрезал он.
Александр ошарашенно посмотрел на него. Адлерберг был полон решимости. Его глаза строго и холодно смотрели на изумлённого Романа Ивановича и не менее удивлённого Гришу.
– Ах ты… – начал было Роман Иванович, но вдруг Гриша переменился в лице:
– Роман Иванович… Всегда, сколько вы меня помните, я выступал за здравые и полезные инициативы. И именно в этот момент я ходатайствую за Александра Стефенссона. Прошу вас пропустить его к радиоприёмнику и позволить ему вести радиопереговоры.
Роман Иванович полностью обомлел, а затем глубоко вздохнул:
– Вы, должно быть, все сговорились. Ну, а что я могу поделать с вами? Делайте, что хотите, – процедил сквозь зубы он и зашагал прочь.
Александр взглянул на Гришу с благодарностью.
– Спасибо тебе…
– Ненавижу, когда передо мной рассыпаются в благодарностях. Теперь ты можешь вести переговоры.
– Так точно! Стёпа, соедини меня, пожалуйста, с Гладерикой.
– Конечно, – кивнул тот и проследовал в палатку.
Из приёмника послышался шум, а затем Стёпа жестом пригласил Александра начать говорить. Тот, не медля, громко заговорил:
– Гладерика! Гладерика, как слышно? Это «Эдельвейс».
Сквозь ветер и помехи донёсся удивлённый голос девушки:
– Саша? Но как?
– Не ожидала, да? – рассмеялся Александр. – Всё-таки подпустили меня наблюдать за полётом моей птички. Как самочувствие, капитан?
– В норме, – уже спокойным голосом ответила Гладерика.
– Назови эшелон, Гладерика.
– Эшелон два-три. Как тебе такое, «Эдельвейс»?
– Да вы умнички! И ты, и «Идиллия»!
Голос её успокаивал, лечил вскрытые ранее душевные раны. Впрочем, в тот же миг в палатку вновь ворвался Роман Иванович и заговорил:
– «Эдельвейс», довольно болтать. Не трать заряд рации. «Аурус», бери два-шесть, затем по спирали на снижение.
– Так точно, Роман Иванович, – ответила ему Гладерика. – Связь по глиссаде?
– По глиссаде. Конец связи.
– Конец связи.
– Смотри не свались, птичка! – крикнул из-за спины командира эскадрильи Александра.
– Так точно, «Эдельвейс»! – воскликнула девушка. По голосу её было понятно, что она была безумно рада слышать своего друга. Впрочем, приёмник вновь зашипел и замолчал.
Стёпа с Александром переглянулись.
– Теперь остаётся только ждать посадки. Пока полёт проходит в штатном режиме. Никаких повреждений или изъянов не выявлено, – констатировал Роман Иванович. – Что же, Александр, я должен признать, что ты создал действительно уникальный аэроплан. За это тебя следует поблагодарить. Однако приказы командования нарушать – дело наказуемое, ведь ты и сам это прекрасно понимаешь.
– Понимаю, – ответил Александр.
Он был искренне рад тому, что ему удалось, пусть даже пару десятков секунд, но всё же поговорить с Гладерикой. Он убедился, что там, на высоте в один километр, она жива и здорова. Она летит – и летит благодаря ему. Данная мысль чрезвычайно грела его сердце. На пару минут он забылся и стал представлять, каково девушке там – среди бешеных потоков и невероятных пейзажей.
Молчание в эфире продолжалось несколько минут, пока приёмник вновь не зашипел:
– Роман Иванович! «Эдельвейс»! Приём!
– «Аурус», Роман Иванович на связи, – ответил стоящий рядом командир эскадрильи.
– Внештатная ситуация. Предположительно – помпаж. Эшелон – два-два.
Холодок пробежал по спине Александра. Руки его задрожали, а лоб покрылся потом. «Как? Но почему? Что произошло с мотором? – вертелись беспорядочные мысли в его голове».
– «Аурус», сохраняй спокойствие. Держи курс ровно, избегай сваливания. Продолжай снижение по плану, – ответил ей Роман Иванович.
Александр рванул к радиоприёмнику. Протиснувшись между Стёпой и Романом Ивановичем, он случайно сбил микрофон, отчего в эфир ворвался стук. Но затем, поставив его на место, он быстро заговорил в него:
– «Аурус»… Гладерика! «Эдельвейс» на связи. Доложи о самочувствии.
– Самочувствие в норме.
– Давление?
– В норме.
– Принято, – отрезал он. – Следуй инструкциям Романа Ивановича. Помпаж исправляется повторным запуском мотора. Попробуй дёрнуть ручку стартера.
Повисло мучительно долгое молчание, во время которого девушка пыталась решить проблему.
– Не работает, – доложила она.
– Не переживай, в крайнем случае аэроплан рассчитан на приземление без мотора. В таком случае следует плавно вести его на воздушных потоках вплоть до глиссады. Как слышно?
Однако эфир, издав пару помех, намертво смолк.
– «Аурус», Гладерика! – кричали в приёмник все трое.
Однако даже после третьей попытки восстановить связь эфир был в гробовом молчании.
– Чёрт! – выругался Александр. – Господа, карту! Дайте мне карту!
Роман Иванович достал из ящика план полёта и раскрыл его на столе.
– Рассуждаем логически, – дрожащим голосом говорил юноша. – Взлёт был произведён в двенадцать часов дня. Сейчас 12:14. Скорость аэроплана – сто пятьдесят узлов. Значит… За данное время она пролетела не более 60 километров. Делаем поправку на вертикальную скорость, потоки воздуха и круги, которые нужно было сделать – получаем вот такой радиус поиска, – изобразил он на карте довольно обширную окружность. – Господа, если через пять минут она не объявится в эфире, нужно будет немедленно её искать.
– Да, – подтвердил Роман Иванович.
Так и получилось: девушка не выходила на связь ни через две, ни через три, не через пять минут. Тогда Роман Иванович вызвался дежурить у радиоприёмника, а Стёпе и Александру приказал выдвигаться. Точнее, Александра он хотел загнать обратно в лазарет, но тот упёрся всеми своими конечностями, что ни при каких обстоятельствах не бросит Гладерику на произвол судьбы. На такое упорство Роман Иванович лишь пожал плечами и приказал снаряжать автомобиль. Им послужил медицинский грузовик, пригнанный к воротам базы. Стёпа буквально вырвал Глашу и доктора Ларсена из светской беседы, погрузил их в машину вместе с аптечкой, а сам сел за руль. Александр уселся рядом. Заведя мотор, все четверо выехали на поиски.
Грунтовые дороги после недавно прошедшего дождя размокли и превратились в месиво из грязи. Автомобиль трясло – порой так сильно, что сидящих внутри подбрасывало чуть ли не до потолка. Вскоре дороги совсем закончились. Александр в качестве штурмана увёл Стёпу в поля. Автомобиль поехал напрямую через пшеницу, сминая её своими покрышками. Качка и тряска усилились, и грузовик начал подозрительно скрипеть. Они смогли проехать ещё около километра, прежде чем мотор, издав протяжный гул, а затем защёлкав и застрекотав, отключился, а из-под капота повалил белый дым. Стёпа немедленно остановил машину. Закусив губу, он смотрел на дымящийся двигатель.
– Плохо дело, – сообщил он. – Запасных деталей у нас нет. Дальше мы никак не поедем.
– Получается, дальше – только пешком? – спросил Александр.
– Выходит, что так, – пожал плечами Стёпа.
Данное известие было воспринято всеми участниками поисковой операции с тревогой и недовольством. Пшеница не была высокой, но идти по ней было крайне затруднительно из-за сырой и рыхлой почвы. Глаша с доктором Ларсеном и вовсе были обуты в нежные туфли и постоянно вязли. Движение было медленным и изнурительным. Стояла необычайная для тех широт жара, пусть даже и было начало августа. Кругом не было ни души, ни одного поселения или крестьян. Приходилось идти, ориентируясь по солнцу. Впрочем, карту они захватить с собой всё же успели. Александр то и дело поправлял их курс, пальцем показывая нужный маршрут. Так они прошли полтора часа.
Уже спустя такой отрезок времени Глаша почувствовала головокружение. Она была единственным человеком, кто шёл по полю с непокрытой головой, ибо захватить свою шляпку из палатки ей просто не дали. Девица сообщила о своём недомогании всем остальным. Стёпа с Александром приняли решение остановиться.
– Что будем делать? – спросил Александр. – Прошло уже очень много времени.
– Ты прав, но и заставлять Глашу идти в таком состоянии нельзя, – ответил Стёпа.
Он внимательно посмотрел на свой парадный мундир. У доктора Ларсена была чёрная жилетка, под которой находилась белая рубашка. Тот поймал на себе внимательный взгляд и мигом понял, чего хотел от него юноша.
– Sure25, – сказал он, расстёгивая жилетку.
Спустя минуту его белая рубашка была повязана на голове Глаши. Та с благодарностью взглянула на него. Недомогание девицы немного спало, поэтому было принято решение продолжить путь. Группа поднялась на ноги, отряхнулась и пошла в северо-восточном направлении. Они уже были в области поисков, и им предстояло оказаться в центре условной окружности, двигаясь от неё по спирали. По расчётам Александра, путь до центральной точки должен был занять не больше сорока минут. Чемодан с медикаментами было решено нести по очереди. За всю дорогу они практически не обмолвились и словом. Всё так же стояла жара, хотя ближе к шести часам вечера должно было хоть немного похолодать. Всё, что делали путники – это шли. Шли, не останавливаясь. Шли сквозь колючие колосья. Шли, порой увязая по щиколотку в грязи. Однако никто и не думал останавливаться или сворачивать. Все их мысли, а более всего – мысли Александра – были направлены на поиски Гладерики. Ведь, думалось им тогда, ей может быть во сто крат хуже, чем им самим. Именно во время этого длительного перехода внутри Александра что-то будто бы зашевелилось. Он перебирал в памяти все те мгновения, когда ему улыбалась удача побыть с Гладерикой вместе. Ему и впрямь стало казаться, что каждая минута, проведённая с ней – это одно из самых ценных сокровищ в его жизни. Чем сильнее было это осознание, тем больше он начинал винить самого себя в той неудаче, которая постигла девушку на пути к её мечте. «Плохой я инженер, – думал про себя Александр. – Определённо плохой. Как я буду смотреть ей в глаза после такого? Впрочем, в любом случае надо её найти». Изнурительный и долгий путь по безлюдным полям, казалось, начал терять свой смысл. На мгновение Александру показалось, что вся эта затея бесполезна с самого начала. От жары он вдохнул воздух чуть сильнее, чем обычно… И что-то в нём его насторожило. Воздух был не то просто спёртым, не то с примесью дыма. Александр жестом остановил группу и принюхался.
– Вы чуете это? – спросил он, резко раз за разом вдыхая воздух.
– Что мы должны чувствовать? – спросил Стёпа, однако тоже насторожился.
– Никак дымом пахнет, – предположила Глашенька.
– Именно, это дым, никак иначе! – воскликнул Александр.
– Может, где-то листья жгут? Или поле загорелось где? – предположил Стёпа, но по всему было видно, что он не хочет верить в эти предположения.
– Я не думаю. Листья жгут в сентябре и октябре, а сейчас только начало августа. К тому же, если бы горело поле, запах был бы намного выразительнее. А так мы его заприметили только сейчас.
– Ты прав, – согласился Стёпа. – Там, где дым – там и огонь. Если огонь не от травы, не от колосков и не от листьев – то он от чего-то рукотворного. Если он от чего-то рукотворного в этой пустоши, то он, скорее всего, от аэроплана.
– Стройно выходит, – закивала Глаша.
– А если огонь от аэроплана, – продолжил его цепочку размышлений Александр, – то он уже давно лежит на земле. Если он лежит на земле – значит, потерпел крушение. Если потерпел крушение – значит, он падал. Если он падал, то Гладерика… Она должна была предпринять все действия для спасения из него. Если предприняла, то она где-то в окрестностях. Словом, братцы и сестрицы, нам нужно искать источник дыма, – сказал Александр. – Если мы не увидели столб, значит, он уже рассеялся, но всё ещё присутствует в воздухе. Значит, пока ветер окончательно не разнёс этот запах, нам надо ориентироваться именно по нему.
Все согласились с его выводами и продолжили путь – уже намного более воодушевлённо. Запах дыма и впрямь усиливался с каждым пройдённым десятком метров. В конце концов, они набрели на небольшую выжженную поляну, посередине которой были разбросаны многочисленные обломки «Идиллии». Зрелище было жутким. Александр медленно подошёл к обуглившимся деталям.
– Вот и всё, что осталось от «Идиллии»… – молвил он. – Впрочем, дамы и господа, надо найти хоть что-то, что указывало бы на то, что Гладерика… Что она… В общем…
Смысл сказанного был понятен и без окончания. Все принялись тщательно рыскать среди обломков. Глаша, забравшись под самый остов кабины, достала оттуда что-то маленькое и подняла это над головой.
– Смотрите, братцы! – пропищала она. – Это блокнот!
– Позволь взглянуть, – протянул руку удивлённый Александр. – Глаша, да ты умница!
Как ни странно, но сами листы во время пожара не пострадали. Александр пролистал блокнот до последней записи. Она гласила:
«12:13. Достиг. Выс. 2600 фт. Скор.: 143 уз.».
Прочитав, Александр передал находку всем остальным.
– Значит, необходимую высоту она, всё же, преодолела? – задумался Стёпа.
– Выходит, что так. Прошу вас, сохраните этот блокнот. Он в будущем очень понадобится. Больше никто ничего не нашёл? – спросил Александр у всех.
– No26, – коротко ответил доктор Ларсен. – видьимо, она спрыгнула в другую сторону.
Александр со Стёпой призадумались. Но затем, посовещавшись немного, обратились к медикам:
– Давайте сделаем так: вы вдвоём остаётесь здесь, а мы отправляемся на поиски в разные стороны. Гладерика может быть сейчас где угодно, но в пределах одного километра. Едва мы найдём её – сразу же сообщаем вам, а потом мы придумываем, как выбираться отсюда. Хорошо?
– Ладно, – ответили доктор Ларсен с Глашей.
– Мы скоро, – коротко сказал Александр и направился налево.
Стёпа, вслед за ним, ушёл в противоположную сторону. Они скрылись от поля зрения друг друга. Теперь всё зависело от их зоркости и внимательности. Александр неспешно шёл по колючим сорнякам, которые росли между колосков пшеницы. Ключица дала о себе знать и начала ныть – слабо, но докучливо. Всё время пути – не только от обломков аэроплана, но и ранее – юноше не давало покоя маленькое одиноко стоящее деревце. Он его заметил ещё за полкилометра до места крушения, но сейчас, когда оно оказалось практически на его пути, он решил его осмотреть. Что-то неестественное было в его листве даже с далёкого расстояния. Будто бы дерево вдруг стало монолитного тёмно-зелёного цвета – так, если бы его рисовал маленький ребёнок. С приближением эта иллюзия не исчезала. Наоборот, чем яснее были видны листья, тем лучше Александр стал понимать, что это – вовсе не они, а большое полотно, накрывшее дерево сверху. И тут до него дошло… Он со всех ног бросился к нему. Ну конечно! То, что раньше казалось листвой, стало выглядеть как купол тёмно-зелёного парашюта. Вот дерево стало совсем близким. Раскидистая крона создавала тень, в которой не всё было видно. Стали проглядываться белые стропы, на которых, опустив голову, висело тело человека.
Вдруг внутри Александра что-то ёкнуло. Сердце его бешено заколотилось, а он вновь начал задыхаться. Гладерика висела перед ним в запутавшихся стропах. Они не перетягивали ей шею и не слишком впивались в её тело, но она всё равно была без сознания. Недолго думая, Александр голыми руками принялся распутывать стропы, высвобождать ослабевшие руки девушки. Через несколько минут ему удалось ослабить узлы. Он стянул с неё рюкзак и, хоть сам испытывал жуткую боль, взвалил её к себе на грудь и аккуратно усадил на землю, оперев на ствол дерева. Александр взглянул Гладерике в лицо: вся перемазанная в копоти, с царапинами на щеке, бледная, она всё равно была прекрасной. И выражение её лица было спокойным и умиротворённым, будто она погрузилась в безмятежный сон. Юноша потрогал руку Гладерики и нащупал пульс. Тот был слабым, но Александр облегчённо вздохнул и от этого.
– Ох, Гладерика… – снова вздохнул он. – Если бы ты знала, как мы все волновались из-за тебя.
Подул свежий ветерок, и жара немного спала. В тени дерева и вовсе было прохладно.
– А ведь я наконец-то понял, что ты имела в виду, – подняв глаза к небу и держа её руку в своих ладонях, сказал Александр. – Я понял, за что ты извинялась, к чему ты говорила об ошибке. Только вот… Что бы ни произошло ни тогда, ни сейчас, ни после – вовек не соглашусь я с этим! Не было ничего ценнее в моей жизни, чем те мгновения, когда мы с тобой мирно беседовали, когда делились своей мечтой. Пойми, милая Гладерика – кроме тебя, никто больше не разделит со мной моих чаяний. Ни Коля, ни Ваня, ни Серёжа. Все они преследуют свои цели, и на протяжении всего того времени, что я состою в «Золотых крыльях», было множество поводов в этом убедиться. И потом: разве могут они заменить тебя? Чем? Как бы то ни было, ты остаёшься моей путеводной звездой, самой прекрасной девушкой, которую я когда-либо встречал…
Гладерика молчала. Выходило так, что словам Александра вторил лишь блуждающий по пшеничным полям ветер.
– Я более не представляю жизни без общества с тобой. Стоит признать, что жизнь всё расставила на свои места. Никакой я не талантливый инженер, раз позволил тебе упасть. Никакой я не благородный, раз рассказываю всё это тебе сейчас. Да! Я – существо слабое. Но я люблю тебя, Гладерика! Люблю так, как не любил до этого на свете ни одного человека. И, несмотря ни на что, я буду продолжать тебя любить. Хватит глупых оправданий… Я готов буду повторить это тебе тогда, когда ты придёшь в себя. Вставай, Гладерика. Вставай!
Александр немного потрепал девушку по плечу. Вновь к нему подбиралось отчаяние. Он уже было хотел крикнуть своим товарищам о том, что поиски завершены, но вдруг заметил, как губы Гладерики дрогнули, а затем, пусть и на мгновение, остановились в улыбке.
– Гладерика! – вновь дрожащим голосом обратился Александр. – Гладерика, ты меня слышишь?
– Слышу, – едва прошептала Гладерика и приоткрыла глаза.
– Слышишь! Ты слышишь! – обрадовался юноша.
– И до этого слышала всё, что ты мне говорил, – сквозь силу молвила девушка. – Я… Я тоже люблю тебя, милый Александр.
Осознание её слов до Александра дошло не сразу. Вдруг Гладерика вытянула руки вперёд и, схватив его за обе щёки, притянула к себе. Губы их соприкоснулись в едва различимом, нежном поцелуе. Александр покраснел и смутился до крайней степени. Всего мгновение – но какое же оно было длинное… Когда всё закончилось и губы их вновь разомкнулись, Александр, ничего не отвечая, с полными трепета глазами посмотрел на Гладерику, которая так же смотрела на него. И так и молчали бы они вечно, если бы не вспомнил Александр о том, что все остальные с нетерпением их ждут.
– Скажи, – после долгого молчания обратился он, – что у тебя болит?
– Кажется, нога.
– Шевелить можешь?
– Ай! – воскликнула она и застонала от боли. – Похоже, что-то серьёзное.
Александр, не мешкая, стал звать всех остальных на помощь. Вскоре Стёпа, Глаша и доктор Ларсен подбежали ко Гладерике, стали расспрашивать, как она себя чувствует и что случилось. Она рассказала, как при попытке сделать поворот обшивка аэроплана порвалась, и машина потеряла управление. Спускаясь с парашютом, стропы её запутались, поэтому она очень жёстко приземлилась на дерево, повиснув на нём. Все стали утешать её и обнадёживать, говоря, что все травмы временные и что скоро она сможет вернуться к полётам. Глаша и доктор Ларсен принялись сооружать шину из ветки, которую они сорвали с дерева и удалили все листья, и рубашки. Александр, тем временем, молчал. На горизонте возникла следующая серьёзная проблема: как дотащить Гладерику хотя бы до грузовика, не причинив ей слишком много боли? Осознание бедственности их положения уже подступал к сердцу и заставлял сильно волноваться, но вдруг они услышали гудки от машины. К ним подъезжали два грузовика, из которых высыпали инженеры, Роман Иванович, Гриша Добров и несколько солдат. Кто-то тащил носилки, кто-то просто подбегал и с нескрываемыми эмоциями норовил подробно расспросить о случившемся. Всё перемешалось и стало походить на балаган, но ясно было одно – все были спасены. Уже в грузовиках их напоили водой и дали всей группе отдохнуть в спокойствии. Дерево с повисшим парашютом и обломки аэроплана уносились за горизонт, а вместе с ними – все переживания от того, что произошло за этот длительный и напряжённый день.