Глеб Сафроненко
Виртуальная терапия
– Что?! – возмутилась Аня. – Ах ты сумасшедшая … Я сейчас тебя точно ударю.
– Не святой идет к богу, но бог идет к грешнику, – сказала Свинская.
– Какая путаница, – только и успел сказать Максим, как Лили – Аня сделала два сальто вперед с опорой на руки и оказавшись на ногах влепила две пощечины Свинской.
– K.O. – прозвучал голос. Максим не выдержал и истерично засмеялся, больно смешно долго и тяжело, тщетно цепляясь за воздух и трухлявые доски забора Свинская падала на землю, как обессилевший Халк, как умирающий динозавр и как потом выяснилось, падая нанесла себе гораздо больше повреждений чем Аня своими пощечинами.
– Round two! Fight! – снова распорядился закадровый голос.
– Если бог с нами, то кто против меня? – как-то утвердительно сказала Свинская.
– Все против вас и бог в первую очередь, – сказал Максим. – Что же вы всякую чушь несете и делаете непонятно что, еще и богом прикрываетесь? Тьфу на вас!
– А, я вас узнала, это вам так с рук не сойдет, Максим Сергеевич.
– Да я от вас и не скрываюсь, – ответил Максим и оказавшись напротив Свинской выполнил комбо из оплеух и подзатыльников. Свинская устояла на ногах.
– Придет время, и вы ответите за свое вероломство. Одним пламенем вместе с вашими коммунистами будете гореть.
– Да идите вы к черту! Тьфу, – выплюнул Максим жевательную резинку, которую вроде бы и не начинал жевать. Жевательная резинка полетела в сторону Свинской, во время полета она стала жесткой и приняла форму пули, а приняв форму пули невероятно ускорилась и попала в лоб Свинской.
– K.O. – прозвучал голос. – You win.
Свинская упала в глухом нокауте. Теперь смеялась Аня и Максим тоже засмеялся.
– Да какая уж тут Lucky boox. Остаются, только ласки, – сказал Максим обнимая Аню и загадочно ей подмигивая. – Пора в постель.
– Спать, – уточнила девушка.
– Ну, конечно, спать. А что еще нам остается?
Девушка что-то ответила, не переставая смеяться при этом … А, дальше … То, что было дальше касается только двоих и третий там лишний, не смотря на все веяния последних лет. К тому же они действительно, просто легли спать.
Максим вспомнил события прошедшей субботы и радостно засмеялся, сидя на кухне и допивая терпкий кофе. Но вдруг, внутри что-то больно кольнуло, это был не миокард и не спазм скелетной мускулатуры, это была душевная боль. Парню внезапно стало очень и очень жаль Свинскую. Она, конечно, на самом деле было очень омерзительным, ленивым и наглым человеком, но вместе с тем она была и очень жалкой и несчастной. Предки Свинской были крепостными крестьянами, после отмены крепостного права стали условно свободными, а затем охотно приняли революцию. Однако сама Свинская, по ее же словам, сильно ненавидела коммунистов. Максим никогда не задумывался о том какие причины были у этой ненависти, кроме рассказов настоятеля местного храма протоирея Михаила о коммунистических зверствах и коммунистическом же терроре. Максим никогда особо не слушал занудные и корявые речи Свинской, а лишь ждал, когда она выскажется и наконец замолчит, но сколько бы та не говорила высказаться ей никак не удавалось. И вот сейчас вместе с жалостью, при осознании того что Свинская, все-таки, человек, а не только раздражающий фактор, Максим понял в чем причина ее нелюбви к коммунистам. Настоящая причина заключалась не в скудоумии, помноженном на рьяную антикоммунистическую пропаганду. Причина была совсем иная – обида на коммунистический строй, обида на самих коммунистов. Ведь они сначала дали крестьянам свободу, дали им возможность работать и относительно достойно жить, позволили им считать себя полноценными членами общества и гордиться своей страной, дали им возможность учиться и развиваться, дали возможность заниматься спортом, культурно развиваться и отдыхать, но при этом постоянно направляли и подсказывали, указывая на ориентиры, пусть даже не всегда правильные, но единые для всех. И внезапно коммунисты взяли и исчезли вместе со всеми своими ориентирами, оставив подопечных один на один с непонятной и дикой свободой. А пришедшие им на смену наложили в маленькие и ветхие телеги разума позавчерашних холопов столько навоза, что те по сей день не в состоянии сдвинуть эти телеги с места, не разрушив их до основания. Так что Свинская была скорее пострадавшей нежели кем-то еще. Максим вспомнил ее падающей в грязный талый снег, вспомнил как порвался ее пуховик, отчаянно зацепившийся за гвоздь, торчащий из гнилой доски забора. Так же Максим вспомнил и о том что Свинская уже наказана кем-то свыше, так как у нее нет своих собственных детей, а она очень бы хотела их иметь чтобы вложить в них … Но что она была способна вложить? Ничего. Она была способна лишь переложить часть запревшего навоза из телеги своего сознания в телеги детей, она и перекладывала в умы тех детей над которыми оформила опекунство, а они хоть и сопротивлялись, но принимали по пол лопаты зловонной субстанции, надеясь, что со временем она станет удобрением, на котором вырастут красивые благоухающие цветы. Парню стало до боли в сердце жаль Свинскую, не умеющую ни думать, ни работать, ни радоваться жизни. Даже вера, в которой она казалось нашла ответы, для нее была тяжким, непонятным и непосильным подвигом, делающим ее особенной и исключительной, но не дающим никакой душевной и сокровенной радости.
«Несчастная женщина, бедный человек» – заключил Максим. – «Какая же она несчастная, но боюсь этими мыслями я не смогу поделиться даже с Аней, мало вероятно, что она меня поймет, ведь Свинская сделала столько гадостей и пакостей, искренне веря, что делает что-то хорошее и нужное. Такая вот она Свинская вера, такие же у нее любовь и надежды. Свинская сделала много гадостей, а значит и заслужила небольшое наказание. Так что не стоит мне ее жалеть. Она отравляла мне жизнь и мешала работать и тоже внесла свою лепту в то, что мне пришлось уволиться во второй раз. Она об этом сожалеет? Сомневаюсь. Вот и я не буду жалеть ее. Поделом ей».
– А что это было, Завьялов? Что за хрень происходит? – спросил начальник МО МВД Вольненский у старшего следователя.
– Все идет как надо, – ответил Завьялов.
– Кому надо?
– Как нам всем надо, – объяснил капитан.
– То есть преступники в среду будут задержаны? – спросил Скалобойцев и отчаянно усмехнулся.
– Естественно, – без тени сомнения ответил Завьялов.
– Так, а что, все-таки, за хрень происходит? – спросил подполковник для поддержания разговора, без надежды на вменяемый ответ.
– Все уже произошло, – рассудительно объяснил капитан.
– Тогда что за хрень, …, произошла?! – закричал Скалобойцев. – Когда вся эта … произошла? Тогда – когда? Когда ты пришел на службу к нам в отделение? Или, когда я стал его начальником? Что, …, за хрень?! Что за хрень?! …
ГЛАВА XIV
Что за хрень?
А что за хрень произошла? И, главное, когда? Все произошло, двадцать седьмого февраля, в четверг. А что было в четверг двадцать седьмого февраля? В четверг утром, сразу после разговора с начальником полиции, выйдя на улицу, Завьялов набрал Максима Светлова.
– Да, – почти сразу ответил Максим сонным голосом.
– Капитан Завьялов, – представился Дмитрий. – Времени на объяснения нет. Мне надо срочно с вами увидеться и выяснить некоторые моменты, пока что исключительно для себя.
– Но, я вчера долго работал и сейчас вот, только проснулся, то есть вы меня разбудили. И вообще у меня другие планы. Может быть завтра?
– Завтра может быть уже поздно, – настойчиво объяснил Завьялов. – Я может быть как-то непонятно выражаюсь? Это в ваших же интересах, повторюсь. Мне лично все достаточно ясно, в пределах моих компетенции и полномочий. Можно сказать, что преступление мною раскрыто. Но как человеку, для себя лично, мне надо понять многие вещи. У меня осталось много вопросов и ответить на них сможете только вы. А там уже я решу, что мне делать. Ясно?
– Не уверен, что правильно понимаю, – начал Максим.
– Слушай, Максим, не усложняй. Не парь мне мозги. Они у мены и так набекрень и душа разрывается от противоречий. Все ты правильно понимаешь. Ты умный парень, иначе я бы с тобой сейчас не разговаривал. Значит ты дома? Жди. Через Десять минут подъеду. Не вздумай никуда уходить, поверь мне ты нуждаешься в нашем разговоре гораздо больше чем я. Если исчезнешь придется мне объявить тебя в розыск, со всеми вытекающими. Жди, – подытожил Завьялов и отключил соединение.
Десять минут спустя, Дмитрий уже звонил по домофону в квартиру Максима Светлова, еще через две минуты он стоял на пороге его квартиры.
– Здравствуйте! – сказал Максим, еще сонный, но уже почти что проснувшийся. – Кофе будете?
– Здорова! – ответил Дмитрий и протянул руку. – Кофе буду. Давай без церемоний коротко и лаконично. Я задаю вопросы – ты отвечаешь. Объясняю, я здесь потому что хочу помощь вам.
– А разве нам нужна помощь? – удивился Максим.
– На данный момент нужна, еще как нужна. И не перебивай. Где твой телефон?
– Да, вроде на кухне лежит. А что? – спросил Максим.
– Возьми свой телефон и мой тоже и положи куда-нибудь в глухое и отдаленное место. Например, на балкон.
– Можно и на балкон, – ответил Максим. – Но зачем. Разве …
– Да. Можешь думать, что у меня паранойя, но я точно знаю, что слушают. Как минимум, имеют такую возможность. И не спрашивай кто и зачем.
– Да понял – не дурак, – ответил Максим, взял телефон Дмитрия и пошел на кухню за своим смартфоном. Через некоторое время Максим прошел мимо Дмитрия по коридору квартиры, держа в руках два смартфона. Еще некоторое время спустя Максим вернулся в прихожую. Дмитрий, не дожидаясь приглашения и предложения, снял верхнюю одежду и аккуратно разместил на шкафу-прихожей.
– Убрал? – спросил Дмитрий.
– Да.
– Шумоизоляция хорошая между балконом и квартирой? – поинтересовался Дмитрий.
– Да вроде как неплохая, – ответил Максим.
– Ну, и замечательно. Теперь слушай. Я точно знаю, что нападения на муниципалов и прочих неблагонадежных граждан совершили ты и Веселова. Не возражай, – сказал Завьялов Максиму, который хотел что-то сказать. – Так вот, я точно знаю, что нападения совершили именно вы. И я смогу это доказать. Но, мне сложно это сказать, вопреки своим принципам, я не хочу этого делать.
– Я слышу тебя, Дмитрий, – немного растерянно сказал Максим. – Проходи на кухню, подозреваю что разговор будет долгим.
– Подозреваю я, а ты пока слушай и отвечай на вопросы. Расследование велось под постоянным контролем со стороны моего начальства и вышестоящего руководства. То, что правонарушители именно вы знаю не только я, скорее всего знают это не только сотрудники, но возможно и потерпевшие, – сказал Дмитрий, проходя следом за Максимом по узкому коридору советской двухкомнатной квартиры с современным ремонтом, впрочем, Завьялов не обратил особого внимания на ремонт и интерьер квартиры.
– Присаживайся, – сказал Максим, когда они оказались на кухне.
– Но я пока что посеял сомнения относительно вашей виновности, так что бояться визита потерпевших вам пока не стоит, – сказал Дмитрий, присев за кухонный стол.
– Было бы чего бояться, – возразил Максим, наливая воду в чайник.
– Напрасно ты так. Но в прочем твоя реакция лишь подтверждает вашу вину. Проще говоря, ответь мне на несколько вопросов и тогда мы решим, что делать.
– А это никакая не уловка? – спросил Максим присаживаясь за стол напротив Дмитрия. – Может бы эти такая специальная операция, какой-то новый способ получения признания. Как мне понять?
– Это не уловка и не операция. Это паранойя, Максим, – ответил Завьялов. – Операции проводят оперативники, а не следователи. А понять уловка это или нет у тебя лишь один вариант – довериться мне и со временем узнаешь наверняка что это было.
– А разве следователи не могут, в порядке исключения?
– Все бывает, хотя бы раз в жизни, – честно ответил Завьялов.
– Я так понял, что ты уверен в нашей виновности, но хочешь нам помощь. Зачем? Разве для тебя не правильнее нас задержать, а там будь что будет. Разве не в этом суть твоей работы?
– Не только в этом, суть гораздо шире и сложнее, но сейчас разговор не обо мне, – ответил Дмитрий раздражаясь.
– Хорошо. Спрошу тебя прямо, – начал Максим.
– Вообще-то, я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Мы вроде бы с этого начали. Если ты не согласен с таким форматом, то я пойду, – сказал Дмитрий и встал из-за стола, в это время щелкнул автоматический выключатель чайника сообщив о том, что вода закипела.
– Ну, ты хоть не кипятись. Давай, кофе выпьем, – добродушно предложил Максим, – ты пойми меня, я ведь не только за себя переживаю, теперь не только за себя, больше даже не за себя, а за нее, за Аню. Ответь на один вопрос и тогда я отвечу на твои.
– Хорошо, давай кофе, – согласился Дмитрий, снова садясь за стол.
– С молоком, с сахаром? – спросил Максим.
– С молоком, с сахаром, – ответил капитан, – три ложечки сахара. Задавай свой вопрос.
– У тебя есть какие-нибудь неопровержимые доказательства нашей вины?
– Есть, – уверенно ответил Дмитрий. – Ты еще спрашиваешь? Зачем было плевать в лицо Жук? Это очень неблагородно и не по-мужски, какой бы она не была.
– Да это не совсем правильно, – виновато ответил Максим и тут же приободрился. – И у тебя есть заключение что это именно моя слюна?
– А ты бы не бравировал. Откуда у меня заключение, с чем эту слюну сравнивать? Как только мы тебя задержим, если задержим, конечно, будет тебе заключение. И вот скажи мне что это окажется не твоя слюна.
Максим ничего не ответил, лишь молча подал кофе Дмитрию, затем поставил на стол свою чашку, да какую там чашку – кружку и сел напротив Дмитрия.
– Отлично! – заключил Дмитрий, – я смотрю теперь ты готов к разговору по моим правилам.
– На Аню то у вас, все равно, ничего нет. Так что не трогайте ее, по возможности.
– Да я и не собираюсь, точнее сказать пока не собираюсь, до конца я еще ничего не решил. Это, во-первых. А, во-вторых, как только я вас официально задержу, с вами сразу же начнут работать совсем другие люди, а у них совсем другие методы, поверь мне на слово, они очень быстро установят причинно-следственную связь и роль фигурантов дела.
– Что же тогда делать?
– Я скажу, что делать, когда сам приму окончательное решение.
– Хорошо. Последний вопрос.
– Мы теряем время, – раздраженно возразил Дмитрий.
– Один только вопрос, – настойчиво сказал Максим.
– Хорошо. Только один последний вопрос.
– Почему ты нас просто не задержишь. Все-таки, объясни.
– Во-первых, эти так называемые «потерпевшие» плохие люди, и я не горю желанием защищать их права и сомнительные интересы. Во-вторых, вы оба – ты и Веселова, мне глубоко симпатичны, как бы это не прозвучало. И, наконец, самое главное – если я вас сейчас задержу, то никогда не узнаю всей правды, а я очень хочу ее узнать. Некий профессиональный интерес. Можно сказать, что задета моя профессиональная гордость, а главное здравый смысл и логика, на которую я привык опираться.
– И какая же правда тебя интересует?
– Это уже следующий вопрос. Узнаешь в процессе нашего дальнейшего разговора. Итак, мой первый вопрос по существу: ты по-прежнему утверждаешь, что Андрей Сергеевич продолжает наблюдать за твоим психическим здоровьем?
– Утверждаю. А что тут отрицать?
– Допустим. Как и когда вы встречаетесь?
– Он сам приходит, хотя мне эти встречи и беседы, я имею ввиду как пациенту уже совершенно не нужны.
– Что же ты мне мозги выворачиваешь? – прикрикнул Дмитрий и стукнул кулаком по столу. – Ты знаешь, что Андрей Сергеевич умер тридцатого января?
– Да ну, – усмехнулся Максим. – Это невозможно. Нет, я от кого-то уже слышал, что Андрей Сергеевич умер, но это бред. Какая-то нелепая ошибка. Иначе как бы мы с ним встречались?
– Ты у меня спрашиваешь? Бред говоришь? А наяву общаться с умершим не бред? Я был на станции скорой помощи и беседовал с бригадой, которая констатировала смерть, я был в морге, я беседовал с участковым, который оформлял протокол по факту смерти, я был у его супруги, я был, в конце концов, на его могиле. Он мертв, он однозначно мертв и похоронен. Никакой ошибки здесь нет и быть не может.
– Это невозможно, – тихо возразил Максим.
– Что? – спросил Дмитрий.
– Я говорю, это невозможно. Он жив, – возразил Максим чуть громче.
– Что невозможно? – прикрикнул Дмитрий.
– Я говорю тебе – он жив, – громко сказал Максим и встал со стула.
– Ты что больной?! – спросил Дмитрий и тоже встал, схватив Максима за ворот футболки. – Ты больной, я спрашиваю? И кому это я собираюсь помогать? Психу и его подружке.
– Убери руки! – прикрикнул Максим, отдернув руки Дмитрия. – И смени тон. – Андрей Сергеевич жив и сегодня ты сможешь в этом убедиться. Раньше не судьба была спросить?
Дмитрий обреченно опустился на стул, отпил наконец остывающий кофе и тяжело вздохнул.
– Это какая-то клиника, – отчаянно сказал он, закрыв лицо руками.
– Да ты так не расстраивайся, – с участием сказал Максим, опускаясь на свой стул. – Все будет хорошо, работа у тебя тяжелая, перенапряжение сказывается, к тому же в отпуске, наверное, давно не был.
– Перестань меня лечить. Как? Скажи, как?
– Что как? – поинтересовался Максим.
– Как я смогу убедиться в том, что Андрей Сергеевич жив?
– А, ты об этом? Да элементарно. Сегодня он ко мне придет, – рассудительно ответил Максим.
– Куда придет? – спросил Дмитрий, совсем утратив надежду на здравый смысл и понимание.
– Сюда. Куда же еще? Соберись, Дима, не раскисай. Не теряй веры и здравого смысла.
– Ты еще иронизируешь. Ты еще к здравому смыслу призываешь, – печально констатировал Дмитрий. – Во сколько придет?
– Не совсем правильный вопрос, следователь Завьялов.
– Ты мне уже основательно мозг вывернул, я даже разозлиться на тебя не могу. Задай сам себе этот вопрос правильно и ответь мне на него, тоже правильно.
– Да, вот буквально через пять-десять минут, должен прийти доктор – сказал Максим посмотрев на часы.
– Это будет очень кстати, похоже, что и мне его помощь понадобиться. Только он не придет.
– Придет.
Дмитрий кивнул головой и стал допивать кофе. В ожидании Андрея Сергеевича Максим и его гость сидели молча. От прихода доктора оба чего-то ждали, оба ждали открытия какой-то тайны. Максим, как минимум, ждал от доктора объяснений, Дмитрий же просто ждал самого факта прихода доктора, для Дмитрия это уже стало бы откровением. К удивлению Дмитрия в квартире Максима зазвонил домофон, Дмитрий вздрогнул, а Максим с победоносной улыбкой и абсолютным спокойствием встал из-за стола.
– А вот и Андрей Сергеевич, – сказал Максим, указывая в сторону прихожей и пошел открывать дверь, – а ты сомневался.
Дмитрий не нашел что ответить, он лишь проследовал по узкому коридору в небольшую прихожую в след за Максимом. Максим открыл дверь в подъезд и стал ждать, когда Андрей Сергеевич поднимется на этаж.
– И что он? – скептически спросил Дмитрий.
– Он. А кто же еще?
– Если сейчас в дверь войдет Андрей Сергеевич Леоненко, то я сойду с ума, – сказал Дмитрий, предчувствуя, боясь и в глубине души надеясь, что именно Леоненко и войдет в эту дверь.
Дверь в квартиру открылась и вошел мужчина средних лет в длинном кожаном плаще.
– День добрый, Андрей Сергеевич, – сказал гостю Максим.
– Добрый день, Максим. Здравствуй, Дмитрий, – поздоровался, как ни в чем не бывало, доктор.
– А-а-а! – коротко, но искренне прокричал Дмитрий.
– Спокойно, Дима, вы только не волнуйтесь. Дайте мне разуться и снять верхнюю одежду, и я вам все объясню. Держите эмоции и страх в узде. Вы сильный человек, у вас пока еще крепкая психика.
Дмитрию стало очень жарко и по лицо покатились капли пота, затем в одно мгновение ему стало очень холодно, у капитана потемнело в глазах, закружилась голова и все вокруг «поплыло». Дмитрий стоял на месте, между прихожей и коридором, ведущим на кухню, как заворожённый, не способный вымолвить ни слова. Андрей Сергеевич, разувшись и сняв плащ, подошел к Дмитрию и похлопал его левой рукой по плечу, а правой взял его холодную ладонь. Дмитрий почувствовал тепло руки доктора, ему стало немного спокойнее, но голова кружилась, а перед глазами все плыло.
– Ну полноте, голубчик, не пугайте нас, – с участием сказал доктор. – Вы нам еще очень и очень нужны. Не стоит все воспринимать так близко к сердцу. Имейте ввиду на будущее, ничему в нашей жизни не стоит удивляться. А если и удивился чему-то, то не стоит показывать этого окружающим. Так как не факт что то, что удивляет вас способно удивить всех вокруг. Ну, пройдемте в зал. Что стоять то?
– Это невозможно, – сказал Завьялов.
– Отчего же, Дмитрий? Это проще простого. Делаете шаг сначала одной ногой, затем другой, и так далее до тех пор пока не окажемся на месте. – сказал доктор, легко подталкивая Дмитрия в нужном направлении. – Ну вот мы уже и пришли. А вы говорите невозможно.
– Узнаю вашу манеру общения и ваш своеобразный юмор. И тем не менее, этого не может быть. Я, простите, был на вашей могиле, – с придыханием и странным сакральным чувством, таким будто бы он только что увидел что-то потусторонне и непостижимое, сказал Дмитрий.
– Ну зачем делать из этого сенсацию? Зачем придавать словам нотки таинственности и чертовщины. Я тоже был на своей могиле. И сегодня, кстати говоря, тоже заглядывал. Вот это, поверьте, тяжелое зрелище. А вы-то? Что вы так реагируете? Ей богу, будто бы покойника увидели? – сказал доктор мягким голосом и саркастично улыбнулся. – Присаживайтесь. Извини, Максим, что распоряжаюсь как у себя дома, но человеку явно не по себе и тут не до церемоний, – объяснился доктор и посмотрел на Максима, который у входа в комнату впал в оцепенение схожее с тем, в котором только что пребывал Завьялов, постепенно начавший выходить из него. – А с тобой то что?
– Этого не может быть, – сказал Максим.
– Ну приехали, -сказал доктор, усадив безропотного Дмитрия на диван и направился к Максиму. – Так не пойдет. Ну вы то чего? Что же вы как дети малые?
– Я того же. Я же не знал. А выходит правда, что вы умерли. Как это возможно? Как же вы тогда здесь?
– Выходит правда, – ответил доктор. – Я ожидал от тебя подобной реакции, поэтому ничего и не объяснил раньше. Теперь видимо время пришло. Поначалу я и сам был сильно удивлен самой такой возможности находиться здесь после смерти. Пройди в комнату, тоже присядь.
– Ага, – ответил Максим, направившийся в комнату.
– Чувствую разговора у нас так не получится, – заключил доктор и вопросительно посмотрел на Максима. – Спиртное есть?
– Ага, – ответил Максим, – в холодильнике водка «таежная». Скажу вам по секрету, – прошептал Максим, – редкостная гадость.
– Ай-я-яй, – погрозил доктор пальцем Максиму. – Нельзя вам с вашими проблемами, по крайней мере пока на спиртное налегать.
– Так я и не налегаю, – объяснил Максим. – Это для суставов. А пить ее, не дай бог.
– Сейчас думаю будет уместно именно выпить, иначе вы оба долго будете выходить из ступора, а времени у нас совсем немного. Ну ты тоже присаживайся, а я с твоего позволения, похозяйничаю.
– Я лучше сам, – возразил Максим.
– Нет. Я настаиваю. Заодно что-нибудь из закуски посмотрю.
– Да может не стоит? – сказал Максим.
– Я на службе, мне нельзя, – отозвался Дмитрий.
– Не спорьте, парни. Кто здесь доктор? – с вызовом спросил Андрей Сергеевич. – Молчите? И правильно делаете. Доктор здесь один. Две минуты, – сказал доктор и удалился по коридору.
Максим сел на диван рядом с Дмитрием, потупив взор в пол. Дмитрий сидел в похожем положении.
– И что это значит? – спросил Дмитрий, не поднимая глаз.
– Это значит, что доктор умер, – то ли объяснил, то ли спросил Максим, разведя руками.
– Это значит, что доктор жив, – возразил Дмитрий, разводя руками. – Но как?
– Меня спрашиваешь?
– Нет. Самого себя.
– И что ты можешь ответить? – поинтересовался Максим.
– Ничего конкретно. Но может быть он инсценировал собственную смерть, чтобы провернуть это дело.
– Какое дело? – не понимая спросил Максим.
– Ваше дело.
– А-а-а, – задумчиво протянул Максим. – Думаешь, это он все организовал?
– А кто еще? – уточнил Дмитрий.
– Я думал, я думаю, я уверен, что все происходит усилием моей воли.
– Ха, – нервно усмехнулся Дмитрий. – Усилием воли. Скажешь тоже.
– Именно так все и происходит, – серьезным тоном сказал вернувшийся Андрей Сергеевич.
– А! – вздрогнул Дмитрий.
– Ну перестаньте. Это уже не смешно, – сказал доктор, державший в одной руке бутылку водки, а в другой блюдо с нарезанными колбасой и сыром. – Именно благодаря усилию воли все и происходит. Но не только его, еще моей воли и воли Анны. Максим, поднеси поближе вон тот журнальный столик, – сказал Андрей Сергеевич, указывая на столик взглядом.
– Аня, – сказал Максим вставая и направляясь к столику. – Аня скоро придет на обед, – дополнил он свои слова, подставляя максимально близко к дивану столик. – Вы не должны напугать ее. Я позвоню и скажу, чтобы она не приходила. А что я ей скажу? Почему ей не приходить? – задумался он и легко стукнул себя по лбу. – Тьфу ты! Совсем голова не работает. Что делать доктор?
– Я возражаю, – вмешался капитан Завьялов. – Гражданка Светлова должна присутствовать при нашем разговоре. У меня совсем мало времени чтобы принять решение и еще меньше чтобы следовать принятому решению. А без Веселовой я не смогу ничего решить.
– Я тоже настаиваю на ее присутствии, – сказал доктор, садясь на одно из кресел, стоящих перпендикулярно дивану.
– Вы не должны ее травмировать, – возразил Максим. – Ни в коем случае. Я никому не позволю сделать ей плохо, даже вам, Андрей Сергеевич, – относительно эмоционально, возразил Максим, у которого также по-прежнему было мутно в глаза, а звуки в ушах двоились.
– Присядь ты наконец, – побудительно сказал Андрей Сергеевич. – Я не собираюсь никого травмировать, тем более Анну. Тем более что и не смогу этого сделать, даже если захочу. Она первая все узнала. Аня была первой к кому я пришел, после своей смерти.
– Почему не я? – спросил Максим.
– А почему ты? – переспросил доктор. – Ее я относительно давно наблюдаю и за время работы – лечения у нас установилась определенная психологическая связь. А тебя к тому моменту я видел лишь два раза. Я, конечно, мог бы прийти к Диме. Но он, Дима, без обид, сотрудник полиции.
– Что-то я ничего не понимаю, – сказал Максим.
– Я еще меньше, – поддержал его Дмитрий.
– Сейчас, я вам все объясню, молодые люди, – убедительно сказал доктор. – Давайте для начала восстановим нейронные связи, посредствам приема внутрь препарата. Максим, принеси, пожалуйста рюмки или стопки, что-то я не нашел, и запить что-нибудь, если есть, если вам надо, мне не принципиально, могу и не запивать, и вообще последнее время не испытываю совершенно никакой тяги к спиртным напиткам, но, в сложившейся ситуации, будет грех не выпить с вами за компанию.
– Апельсиновый сок пойдет? – поинтересовался Максим у Дмитрия. – Кажется, должен быть, в этом …, – не смог подобрать Максим нужного слова, – да и черт с ним.
– Без разницы, – ответил Дмитрий.
– Хорошо, – согласился Максим.
Через пару минут Максим вернулся в зал держа в руках коробку апельсинового сока, три стопки, и три стакана.
– Замечательно, – сказал доктор, помогая Максиму поставить на столик рюмки и стаканы. – Мне будет не хватать этого в лучшем из миров. Хотя вы даже и не представляете насколько сейчас широко и открыто для восприятия мое сознание, насколько велики его возможности в сравнении с сознанием живущего на земле человека. Я и при жизни не особо увлекался спиртными напитками, но в том все и дело, в том был и весь смысл – изредка изменить сознание для того чтобы по-другому посмотреть на вещи, для того чтобы чуть иначе воспринять весь этот мир, – продолжил Андрей Сергеевич, разливая водку по стопкам и подставляя стопки ближе к собеседникам. – Состояние легкого алкогольного опьянения – есть в высшей степени состояние философское. Состояние неглубокого опьянения дает возможность зажатому и ограниченному человеческому сознанию на уровне мысли прикоснуться к чему-то сокровенному и совершенно недосягаемому. Сейчас я могу сделать это очень даже просто безо всякого спиртного и увидеть мир гораздо шире, чем когда-либо и не просто увидеть путанным сознанием и мутным взглядом, а совершенно точно понять, что именно я вижу. Это невозможно передать словами, это такое блаженство, такая душевная радость, но имея возможность познать сокровенное, ты теряешь само ощущение познания недосягаемого, сокровенное становится откровенным! – с воодушевлением рассказывал Андрей Сергеевич и готов был пойти в своем рассказе гораздо дальше, но посмотрев на Максима и Дмитрия, понял, что парни не в полной мере готовы воспринимать подаваемую им информацию. Их лица выражали непонимание и неготовность вникать в то, что рассказывал доктор. Тогда Андрей Сергеевич немного сменил манеру изложения, сохранив суть повествования. – Это понимаете, Дмитрий, как в первый раз самостоятельно раскрыть преступление. Это, Максим, как первый раз поцеловать по-настоящему любимую девушку, как коснуться в первый раз ее обнаженного тела. Будет приятно и восхитительно и в последующие разы. Но самый первый – есть акт сокровенного, за которым обязательно следует откровение и после откровения сокровенное перестает быть недосягаемым. Оно становится доступным и понятным, от этого оно не становится хуже, но превращается из недосягаемого в обыденное, также и с нашими сознанием. А употребление алкоголя есть тщетная попытка познания недосягаемого, при каждом приеме ты приближаешься к тайне, идешь к ней верной дорогой, но не дойдя останавливаешься, а затем разворачиваешься и идешь обратно. И так каждый раз, каждый раз ты подходишь к цели на шаг ближе, но с каждым разом она становится на два дальше. И вот ты уже стоишь там, где еще недавно была стена, а в ней дверь, за которой ответы на вопросы, смотришь вперед и понимаешь, что стена стала дальше от тебя и ты снова не смог до нее дойти. Вот так и становятся алкоголиками. А если изредка и небольшими дозами употреблять, имея понимание философского значения данного акта, ты не пойдешь к стене, зная, что дойти до нее невозможно, ты просто будешь смотреть на нее из далека и изучать, чтобы понять, нет – не понять, предположить какие за ней скрываются тайны.
– Давайте выпьем, – предложил Дмитрий, поднимая стопку.
– Давайте, – поддержал доктор.
– За встречу! – сказал Максим, поднимая вверх свою стопку.
Далее наступила небольшая пауза в разговоре. Максим наморщившись встряхнул головой и запил паленый напиток соком. Дмитрий, поморщившись стойко выдержал паузу, и только преодолев все неприятные ощущения, закусил кусочком сыра. Андрей Сергеевич для поддержания атмосферы и большего доверия между собеседниками, повторил их жесты и мимику, изображая знакомые, но более недосягаемые ощущения. Затем обряд повторили, а потом и еще раз. Хмель от «ядреного» алкоголя быстро ударил в головы Максима и Дмитрия. Они, выражаясь словами Андрея Сергеевича, уже сделали очередные шаги навстречу недосягаемому и сокровенному и теперь были готовы задавать вопросы и получать ответы.
