bannerbannerbanner
полная версияВиртуальная терапия

Глеб Сафроненко
Виртуальная терапия

Полная версия

ГЛАВА X

Загрузка нового бойца

Время шло своим чередом. В одной из компактных, зато недорогих квартир, города Вольного на подоконнике лениво лежал кот, с грустью смотрел за окно, щурился от солнечных лучей, бьющих по глазам и мечтал о подвигах в бою и любви – в душе он был он воином и романтиком – соблазнителем, но хозяйка считала его лишь «прикольным зверьком», который скрашивает ее одиночество и ласково усыпляюще фырчит в ее объятиях. Она, конечно, его любила, и он ее по-своему любил. Эта любовь была одной из многочисленных вариаций такой любви при которой любящая (любящий) невольно подавляет объект своей любви, недооценивает его, не видит ширину его души и диапазон его возможностей, и в результате не дает ему раскрыться, порой доводя до отчаяния. А как бы коту хотелось умереть в бою, полному сил и страсти, как настоящему мужчине. Но кот любил хозяйку и по своей натуре был очень добрым парнем, ведь она любила его и даже сохранила его «мужское достоинство», чем до последнего его вздоха оставила надежду на исполнение желаний и осуществление мечты. «Рано отчаиваться, все еще может быть. Что так без толку бесконечно пялиться в окно? Пойду лучше помочусь ей в тапок» – думал кот.

А где-то относительно недалеко от кота в своем рабочем кабинете, у окна, сидел заместитель главы Вольненского района Ячкин и с грустью смотрел в монитор компьютера. Заняться было нечем, а до планерки оставалось еще два часа, ее перенесли на десять часов, по техническим причинам. Ячкин сожалел о похищенных у него похищенных им деньгах и чувствовал себя как побитая собака, но дело было вовсе не в нападении на него персонажей из компьютерной игры, дело было в другом … «Хоть бы молодую симпатичную и беспринципную девушку с роскошной задницей на работу принять. Но увы. У нас есть немолодая и несимпатичная, зато беспринципная – первый заместитель главы района с ней мне и придется до смены политического режима, либо до ее смерти, не знаю, что раньше наступит, предаваться плотским утехам.» – думал Ячкин: «Она меня совсем не ценит. Меня никто не ценит и не понимает. Я вынужден играть здесь роль тупого клоуна, грязного извращенца и политического гомосексуалиста, а ведь я способен на гораздо большее. На гораздо большее. Эх, сейчас бы на рыбалку! Сейчас бы, хотя бы, Светлова вызвать, да вынести ему мозги по полной, но даже и этого я не могу сделать. Нет Светлова. Что за жизнь такая? Пойду, хоть техничку проконтролирую, если плохо помыла – я ее не пощажу, … как последнюю проститутку!» Прежде чем выйти из кабинета, Ячкин еще раз с грустью взглянул в окно и тяжело вздохнул, увидев идущую мимо администрации молодую и симпатичную, возможно даже и порядочную девушку. А за окном было двадцать четвертое февраля. А в районе все было стабильно.

В то же время, в Вольненском отделении полиции, капитан Завьялов вошел в кабинет, где к своему удивлению обнаружил коллегу – следователя Подшивалову. На часах было девять часов тридцать минут по местному времени.

– Доброе утро, коллега! – так и сказал Завьялов.

– Добрый день, – с лукавой издевкой ответила Подшивалова и казалось закатила под лоб глаза от собственной важности, но выразить этим она явно хотела свое возмущение по поводу дерзкого и циничного опоздания Завьялова.

– Да ну! А что так? – уточнил Завьялов, снимая верхнюю одежду. – Что это мы такие загадочные и важные?

– Вас, товарищ капитан, старший следователь Завьялов, с самого утра начальник ищет, – ответила следователь Подшивалова, делая язвительный акцент на словах «капитан» и «старший».

– А что это вы, товарищ следователь, насмехаетесь над званием офицера полиции, проявляя, таким образом, явное неуважение не только к отдельно взятому сотруднику, но и к органам внутренних дел в целом?

– Ой да не развози ты как обычно! – вздохнула Подшивалова.

– Так и не начинай, как обычно, – ответил Завьялов, закрывая вещевой шкаф. – Лучше скажи честно что рада меня видеть. Какой начальник меня ищет? – спросил капитан, глядя на Подшивалову в ожидании ответа, Подшивалова снова закатила глаза и тяжело задышала. – Давай, еще «цокни» или «цикни». Как ты обычно делаешь? Какой из начальников? Начальник полиции или начальник следствия?

– Полиции, конечно, – ответила Подшивалова так будто бы сделала одолжение.

– Ну, слава богу, разобрались. Спасибо, Катя, – неискренне, но ласково сказал Завьялов. – Не знаешь зачем?

– Не знаю и знать не хочу. Даже понятия не имею.

– Это и не удивительно, что ты не имеешь понятия, зато искренне. Еще раз, спасибо! – сказал Завьялов и вышел из кабинета.

– Всегда пожалуйста! – ответила Подшивалова и добавила, когда Завьялов уже вышел. – Козел!

Завьялов, будучи в субъективной реальности Подшиваловой козлом с большой буквы, шел по коридору местного отделения полиции с неровными стенами и потолком, и скрипучим полом. Ремонт видимо делался когда-то очень давно, даже если не обращать внимания на обшарпанность и износ выполненной отделки, то, все равно, по самой отделке и примененным материалам и лакокрасочным изделиям можно было понять, что ремонт делали где-то на заре нового тысячелетия в ожидании настоящей демократии и торжества закона. И поскольку (и сегодня) торжествовать было еще рано, то и косметический ремонт делать тоже было бы преждевременно. На самом деле сложно сказать, когда именно ремонт делался, но Завьялов пришел на службу в Вольненский отдел полиции (тогда еще милиции) в две тысячи девятом году и с того времени по настоящее время никаких ремонтов точно не было.

Пройдя по коридору Дмитрий Завьялов, вошел в приемную начальника полиции, где его встретил тяжелый взгляд женщины полицейского, исполнявшей обязанности секретаря, достаточно давно исполнявшей и видимо достаточно эффективно, в самом что ни на есть хорошем смысле. Женщина эта была уже немолода и даже с поправкой на возраст ее сложно было бы назвать привлекательной и это было правильно и полезно для работы, во-первых, ничто не отвлекало начальника полиции от его прямых должностных обязанностей, во-вторых, эта женщина в форме и правда хорошо исполняла свои обязанности. А, главное, никто не сплетничал о том, что у начальник интимная связь с женщиной, которая исполняет обязанности секретаря, это сложно было бы себе даже представить, хотя в тоже время в районной администрации между сотрудниками имели место быть и не такие, порочащие честь и достоинство, оскверняющие замысел божий связи.

– Здравствуйте! – сказал Дмитрий, войдя в приемную.

– Здравствуйте, Завьялов, начальник вас обыскался уже несколько раз спрашивал.

– Работа, что тут поделаешь? Я же не дома спал, – объяснил Завьялов.

– Это не мое дело, вы это Юрию Алексеевичу и расскажите. Сейчас, – сказала женщина, сняв телефонную трубку, – Юрий Алексеевич, к вам Завьялов. Понятно. Проходите, -сказала она уже Дмитрию, положив трубку.

Дмитрий ничего не ответил и молча направился к двери с табличкой, на которой небольшими буквами была написана должность начальника и буквами чуть покрупнее звание «подполковник», а самыми крупными буквами фамилия, имя и отчество «Скалобойцев Юрий Алексеевич».

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – обратился, войдя, капитан полиции следователь Завьялов.

– Ну, наконец-то! – ответил Скалобойцев, – и я тебя приветствую.

В просторном кабинете подполковника общая атмосфера и ремонт внушали чуть больше оптимизма чем ремонт во всем остальном здании. Завьялов прошел вдоль длинного и массивного стола руководителя, оказавшись у его основания (в его заглавии) капитан протянул руку начальнику полиции, подполковник протянул свою руку в ответ. Завьялов выдвинул из-за стола ближайший к начальнику стул, начальник грузно и важно расплылся в своем до неприличия удобном кресле. Завьялов молчал начальник тоже, внимательно и строго глядя на следователя. Скалобойцев был человеком в большей степени советским: прямым, целеустремленным, исполнительным и даже честным. Несмотря на то, что большая часть пятидесяти с небольшим лет его жизни прошла, все-таки, в Российской Федерации, а не в Советском Союзе, он мало что понимал в современных новшествах и веяниях в любой из сфер жизни. Однако ему очень хотелось грести по течению, плевать по ветру и каким-то непонятным образом периодически у него это получалось. Поэтому, а также благодаря некоторым нужным знакомствам «наверху» ему удавалось оставаться на должности. Также, что не мало важно, подполковника ценили и в некотором смысле даже уважали вышестоящие должностные лица потому, что считали его человеком небольшого ума. На самом деле Сколобойцев был не так глуп, как могло показаться другим, но и не был так умен, как могло показаться ему самому. И в этом направлении, опять же ему каким-то странным и загадочным образом удавалось балансировать между собственными представлениями и ожиданиями вышестоящих. Иначе говоря, он мог удивить своим умом и рассудительностью, когда совершал что-то невероятно глупое, при этом мог показаться совершеннейшим идиотом тогда, когда делал что-то по-настоящему правильное и разумное. Но каждый раз у него получалась выглядеть идиотом именно тогда, когда надо было выглядеть идиотом, и, соответственно, наоборот выглядеть умным тогда, когда именно это от него и требовалось. Скалобойцев Юрий Алексеевич по своему менталитету был не просто советским человеком, а советским милиционером, а это означало что он был не просто честным и принципиальным человеком, но еще и в высшей степени исполнительным. То есть, все поручения вышестоящих исполнялись с потрясающей точностью. И вот на этой почве противоречий между долгом и честью, между долгом чести и распоряжениями свыше у него легко мог начаться внутриличностный конфликт, но к своему счастью подполковник обладал крепкой устойчивой психикой и не очень высоким интеллектом, что и удерживало его от глубокого анализа и душевного самобичевания. Подполковник обладал от природы хорошим здоровьем и крепким телосложением, а, соответственно, и хорошим аппетитом. Из всех вышеперечисленных «талантов» в последние годы Скалобойцев развивал преимущественно аппетит и поэтому имел избыточную массу тела. Хотя он сам объяснял это очень просто, как и большинство людей с избыточной или недостаточной массой: «Что тут сделаешь? Конституция у меня такая».

 

– Ну что, – сказал Скалобойцев, закончив изучать капитана Завьялова. – Где ты находился с утра?

– Не поверите, в психоневрологическом диспансере. По делу естественно. По этому самому делу о загадочных нападениях на людей, на мажоров, муниципальных служащих и предпринимателей, в прошлом не совсем законопослушных, но ныне успешных предпринимателей.

– Давай без этих …, без эпитетов, по существу вопроса, – сказал подполковник. – Я именно об этом деле и хочу с тобой поговорить. Как продвигается?

– Продвигается, – утвердительно ответил капитан. – Есть подозреваемые. Можно даже сказать, что не просто подозреваемые, а что мне удалось установить личности правонарушителей. Подозреваемая есть уже давно, а вот подозреваемый появился только сегодня, можно сказать в психоневрологическом диспансере.

– И что дальше? Где они? Какие в отношении них приняты меры?

– Тут есть одна проблема, против них нет ни одного прямого доказательства, есть лишь косвенные улики и умозаключения.

– Ну так, а что ты мне мозги этим загрязняешь?! – разозлился подполковник. – Ищи. Доказывай. Личности он установил. Что толку с того что установил? Мне уже всю плешь проели. Со всех сторон давят и прокуратура, и управление, и правительство и эти еще – потерпевшие, будь они неладны, ходят каждый день, то один, то другой.

– Я что могу, то делаю, – ответил Завьялов.

– А почему только ты? Что у нас никого больше нет в следствии? Некого больше привлечь?

– Это больной вопрос, Юрий Алексеевич, – ответил капитан. – Привлекать такого человека как Подшивалова, это смешно. Толку с нее? Наш начальник следствия мог бы чем-то помощь, но ему тоже недосуг. Самсонов опять на больничном. А больше никого и нет.

– Так ты не молчи. Что ты на себя одеяло тянешь? Докладывай непосредственному начальнику о том, что тебе нужна помощь. Доложил ему – нет результата, ко мне приди доложи. Что ты там возишься сам себе? Кроме того, у нас не только следствие есть, можно привлечь и другие отделы.

– Я сам закончу это дело. Улики найдутся. Мне очень многое удалось выяснить, товарищу майору я о ходе дела ежедневно докладываю.

– Ладно. Это понятно. Вот ты говоришь работать не с кем. Начальник говоришь у тебя никакой. А я тебе сколько раз предлагал стать начальником следствия? Отказываешься. Почему?

– А с кем там работать? Кем руководить? За кого отвечать?

– Вот приехали! Что ты разошелся? Работать ему не с кем. Значит если станешь начальником, то подчиненные у тебя будут дураки. Если сам следователь, то начальник дурак и коллеги бездельники. Так получается?

– Получается, что так, – вынужденно согласился капитан Завьялов.

– А ты не пробовал с ними нормальные взаимоотношения выстроить? По-человечески? – спросил начальник.

– Сказать честно, нет, – виновато ответил Завьялов, но тут же уверенно объяснил, – потому что смысла нет. Они работать нормально, все равно, не хотят, да и не могут. К тому же, раз уж вы завели такой разговор, хочу вам доложить, что Подшивалова с начальником следствия, скажем так, решают проблемы людей за деньги, совсем не в рамках уголовно-процессуального Кодекса.

– Что? – переспросил Юрий Алексеевич.

– Ну … Закрывают явные и понятные дела за оплату или напротив грозятся завести дело там, где нет для этого оснований, но тоже за соответствующую плату дела не заводят.

– Ты понимаешь, что ты говоришь?! – возмутился подполковник. – Факты есть?

– Понимаю. Есть факты. Чуть позже все что есть вам предоставлю.

– Еще лучше, е мае! Ты знаешь, что твой непосредственный начальник Витя, будь он неладен – сын самого … – сказал начальник, указывая куда-то наверх, капитан кивнул головой в ответ. – Понимаешь. Это хорошо. Так вот он должен как можно быстрее сделать карьеру, соответственно, у нас долго не задержится. И слава богу. Но ты же понимаешь, что будет если ты дашь ход каким-то имеющимся у тебя фактам? Понимаешь? Хорошо. Поэтому, все что у тебя есть, передашь мне и никто, слышишь никто, ни одна собака не должна знать о том, что у тебя что-то есть на своего начальника. Наш отдел для него лишь трамплин и если у тебя что-то есть, то я использую это чтобы помощь Вите как можно быстрее этот трамплин перепрыгнуть и не более того. Понимаешь меня?

– Да, Юрий Алексеевич.

– Что-то я не совсем в этом уверен.

– Нет. Действительно я вас понимаю и полностью с вами согласен.

– Ладно. Что-то я с тобой заговорился. А главного не сказал. Хотел тебя сегодня с утра разнести по полной, но повезло тебе. Пока тебя не было, заезжал ко мне сегодня конфиденциально один высокопоставленный человек из управления. Только это между нами, – таинственно сказал подполковник и вопросительно посмотрел на Завьялова.

– Обещаю, ни слова, ни пол слова из того что вы сейчас скажите никто не узнает, – заверил Дмитрий.

– Вот за это я тебе, все-таки, ценю и уважаю – твоему слову можно верить. В общем, есть установка надо кого-нибудь из районной администрации, как бы это деликатнее выразиться, привлечь к ответственности. В идеале надо и до самого главы добраться, но это уже не совсем наше дело, наше дело положить начало процессу. Это, конечно, не твоя подведомственность и компетенция, тут надо бы ОБЭП напрячь, но почему-то, на тебя у меня больше надежды. Да и к прокуратуре и следственному комитету тоже внегласно обратятся с аналогичными просьбами. И бог бы с ними, пусть бы занимались. Но если мы первые что-то сделаем в этом направлении, сам понимаешь и мне плюс и с более твердых позиций я смогу решить вопросы в следствии, чтобы ты, наконец-то, мог достойно работать.

– Я вас понял. Но мне казалось, что администрация у нас неприкосновенна, – с непониманием высказался капитан Завьялов.

–Была неприкосновенна. Там что-то поменялось наверху. Я так глубоко не вникаю, не дай бог. Так что можно действовать.

– Я вас понял. Есть у меня одна мысль. Можно выйти на работников администрации через это дело о нападении на их сотрудников. У нападавших явно есть финансовый интерес.

– Не совсем понимаю.

– Никто из пострадавших не заявлял о пропаже каких-либо ценностей, если не считать рюкзака с карбюратором и пакета со всякой мелочевкой. Но все так настойчиво давят и требуют найти и наказать, скорее даже найти виновных, что меня это немного удивляет. Конечно, получить побои неприятно и даже оскорбительно. Но только ли в оскорблении дело? Сдается мне нападавшие что-то знают и в рюкзаке не было никакого карбюратора и в пакете была вовсе не мелочевка.

– А что там было, по-твоему?

– По-моему, там были денежные средства, наличные – откат, взятка, благодарность, что-то из этой серии. При желании можно установить, что именно.

– Хорошая мысль. Значит этих подозреваемых вызываешь и дожимаешь как можешь, в рамках закона, естественно. Постарайся их чем-то прижать, чем-то серьезным и весомым. Подумай, с экспертами поговори, раз ты уверен, что нашел нападавших. Значит дожимаешь их и обещаешь максимально мягкое наказание в обмен на факты, в обмен на показания. Если какая-то помощь с моей стороны будет нужна обращайся, в любое время. Ясно?

– Ясно, – ответил Завьялов.

– Решишь эти вопросы, я решу твои.

– Да, – ответил Завьялов и пристально посмотрел на начальника, ожидая продолжения разговора.

– Ну что сидим? Работать, капитан! Работать! – сказал начальник после непродолжительной паузы.

      Завьялов вернулся в кабинет в хорошем расположении духа, хотя и немного уставший от мирской суеты и недопонимания некоторых вещей. В кабинете его встретил довольный и злорадствующий взгляд следователя Подшиваловой. Подшивалова молчала, но ее глаза будто бы спрашивали: «ну что получил?». Завьялов прошел мимо немого вопроса, оставив его без ответа. Капитан был погружен в собственные размышления о текущих делах. Не о собственных делах, а о делах уголовных, собственно об этом и следовало думать следователю на службе. О чем думала Подшивалова, конечно, кроме того «досталось ли Завьялову от начальника» можно было только догадываться, если, конечно, она вообще была в состоянии обрабатывать одновременно более одной мысли. Завьялов устало опустился на свое кресло и задумчиво опустил голову обхватив лоб кистью правой руки.

– Интересная получается картина, – думал Завьялов. – Значит из всех пострадавших более всех была травмирована и затаила обиду Веселова. К тому же, еще больше ее задело то, что напавшие на нее остались безнаказанными. Она вполне могла отомстить, но одна, естественно, она бы этого не сделала. Допустим она давно вынашивала план мести или просто выжидала время, чтобы ее мотивы не были так очевидны. При этом ей действительно была нанесена серьезная психологическая травма и даже пришлось обращаться к психиатру. И вот, то ли случайно, то ли по чьему-то умыслу, она встречается у доктора с неким парнем, с которым они схожи по образу мыслей и восприятию и тут они начинают свои игры. Первыми наказывают обидчиков самой Веселовой, а далее развлекаются, наказывая нерадивых муниципальных служащих, их пристебаев и помощников. Вроде бы, все сходится. Только с чего я решил, что они с этим парнем схожи по образу мыслей и по восприятию? А потому, что иначе ничего бы не получилось. И откуда они узнали кто именно нечист на руку из муниципальных служащих? Просто пошли по руководящим должностям и не ошиблись? Нет. Они знали наверняка как эти потенциальные жертвы выглядят и какие занимают должности, а также где их можно встретить и в каких кругах они общаются. А как это можно узнать? Никак, если не работаешь или не работал раньше в администрации района. А в администрации района из пациентов Андрея Сергеевича раньше работал только Светлов – недавно появившийся в психоневрологическом диспансере в качестве пациента. Но как они встретились с Веселовой? Разный возраст, разные сферы деятельности, к тому же Веселова никуда кроме работы, диспансера и тренажерного зала последние полтора года и не выходит. Кто-то их свел, свел и организовал их деятельность, сами они бы не организовались, так как, грубо говоря пребывали в некоем душевном расстройстве. Но кто и для чего их свел? Для того чтобы помощь им. Да, это очевидно. Но тут явно есть и финансовый интерес. И кто же их мог свести? Получается, что только Андрей Сергеевич Леоненко и мог. Но неужели у него был финансовый интерес? Вот если бы удалось поговорить с ним, наверное, все бы стало понятно. Но увы, – Завьялов опустил голову еще ниже и озадаченно почесал темя. Ведь сегодня он узнал, что Андрей Сергеевич умер тридцатого января. – Завтра же, надо поговорить с этим Светловым, времени мало, так что сегодня направлю к нему участкового с повесткой, да, именно, приглашу повесткой, пока что как свидетеля. К тому моменту, когда они совершили первое нападение доктора уже, не было в живых. Сомневаюсь, что без него у них что-то бы получилось. Но, допустим, он организовал и настроил их раньше, а потом так получилось, что умер, ведь никто не знает заранее, когда и как покинет этот мир. Тогда все сходится. Но откуда берется этот антураж компьютерной игры? – Завьялов впал в некое мысленное оцепенение близкое к полному безмыслию и почувствовал на себе злорадствующий взгляд коллеги.

– Да не радуйся ты, Екатерина, – обратился Дмитрий к Подшиваловой, не поднимая головы. – Нечему радоваться. Нормально я с начальником поговорил. Я просто не могу свести воедино некоторые факты по делу и не более того.

– Да, вовсе, я и не радуюсь, – возмутилась Подшивалова. – Делать мне больше нечего! Может поделишься со мной своими мыслями? Может я чем смогу помощь?

– Извини, но нет. Я слишком близок к пониманию.

– Кто бы сомневался. Как всегда, – ответила Подшивалова, то ли на отказ поделиться мыслями, то ли на то, что Завьялов близок к пониманию.

Завьялов уже не слушал и не слышал коллегу, он снова погрузился в размышления, но не успел придать им осмысленных очертаний, так как у него на столе зазвонил телефон.

– Завьялов, – ответил капитан.

– Завьялов, тут к тебе какой-то чудик прорывается, – сказал дежурный уверенным голосом, с неким пренебрежением и чванством. По голосу было понятно, что этот дежурный сидит в «дежурке» уже не первое десятилетие, отсюда и чванство, оттуда и пренебрежение. – Но я его не пропускаю. Какой-то он придурковатый и одет как бич. Что с ним делать?

– Правильно не пропускаешь, – ответил Завьялов. – Скажи пусть присядет и подождет меня, я через пять минут выйду.

– Сядь, вон там, не маячь. Сейчас выйдет, – сказал дежурный уже не Дмитрию, а кому-то другому, кладя телефонную трубку.

– О-х-х, – тяжело выдохнул Дмитрий, – никакого воспитания.

 

Дмитрий, ничего не объясняя Подшиваловой, накинул верхнюю одежду и вышел из кабинета.

– Где гражданин? – спросил Дмитрий.

– Да хрен его знает! – ответил важный дежурный. – Там где-то должен быть, твой этот дурачок на …, – сказал дежурный указывая рукой на коридор.

– Послушай, Паша, – сказал тихим голосом Завьялов. – Будь, пожалуйста, повежливее с теми, кто ко мне приходит и со мной тоже разговаривай нормативными выражениями. А если воспитания нет, а его нет, то хотя бы попробуй вести диалоги официально. Почитай на досуге Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел.

– Не дорос еще советы мне давать, – заревел дежурный и зачем-то встал со стула, хотя пройти сквозь зарешеченное стекло он вряд ли смог бы- сначала послужи с мое, сопляк!

– Опусти обратно на стул свое жирное тело и успокойся, – по-прежнему тихо и спокойно сказал Дмитрий. – Или хочешь поговорить по-другому? – спросил Завьялов, дежурный плавно опустился на стул, испепеляя ненавистным взглядом Дмитрия. – Я так и думал.

– Зря ты так, – ответил дежурный.

– Спасибо большое, Павел Михайлович, – уже громко сказал Дмитрий и направился к выходу из отделения. Диван у входа был пуст, ведь в данном случае для Завьялова это был выход, а для его посетителя вход. Завьялов на всякий случай вышел на улицу и механически посмотрел по сторонам.

– Дмитрий! Товарищ капитан! – окликнул его какой-то странный неопрятно одетый человек и быстрыми шагами направился к нему.

– Это еще кто? – спросил Дмитрий себя. А это был тот самый странный мужчина, который любил захаживать в психоневрологический диспансер и общаться со своей возлюбленной – воображаемой инопланетной принцессой. Именно этого субъекта встретил Максим Светлов при своем первом посещении психоневрологического диспансера. Субъект был одет в старый затертый, не по погоде теплый пуховик, потертые джинсы и разношенные сапоги, на голове была какая-то высокая нелепая шапочка-петушок с надписью спорт. На вид субъекту было от тридцати до сорока пяти.

– Товарищ капитан, Дима, как я рад тебя видеть! – сказал субъект и энергично протянул свою руку Дмитрию.

– Не могу сказать того же, – ответил Дмитрий и брезгливо протянул свою руку в ответ.

– Не узнал? – обиженно спросил человек.

– Скажу честно – нет.

– Да это же я – твой тезка Дима Паверинов! – возмутился гражданин и его глаза нервно забегали.

– Что-то смутно припоминаю, – задумался Завьялов. – А! Это тогда, года три-четыре назад двух самовлюбленных наглецов наказал за то, что к твоей принцессе начали приставать.

– Да это я, – обрадовался субъект. – Ну, наконец-то! Узнал! Здорово я их тогда отделал. Они здоровые такие были, думал не справлюсь, они еще и самонадеянные такие, давай меня костерить последними словами, оба такие уверенные, расслабленные вальяжные, а я их …, – и тут субъект отошел немного в сторону и стал показывать как именно он их … . Гражданин очень быстро и технично перемещался. Демонстрация шла относительно долго. А капитан Завьялов, все это время с интересом наблюдал как его тезка ведет «бой с тенью».

– Достаточно! – сказал Завьялов. – Я суть понял.

– Сам до сих пор не понимаю, откуда тогда столько силы взялось? Знаешь, как будто бы в голове какой-то тумблер переключили.

– Тумблер? – задумчиво переспросил Завьялов.

– Ну да – тумблер. Здорово я их тогда, да? – самодовольно поинтересовался тезка у капитана. – А-а-а! – неожиданно вскрикнул Паверинов и резко тряхнул головой.

– Да ты молодец, – поддержал его Завьялов. – Только твоей подруги так и не нашли. Оказалось, что ее и вовсе не было и никто к ней не приставал. Тогда тебя и отправили на лечение.

– Это спорный вопрос. Была подруга или нет. Была подруга. Плохо вы ее искали. Дело даже не в этом, те парни ведь реально оказались нехорошими людьми. Если мне не изменяет память ты тогда дело раскрыл, по которому никак не мог найти виновных, а тут они сами в к тебе и пришли.

– Это так, – согласился Завьялов. – Спасибо тебе, Дима! Только я не пойму, не в обиду, конечно, зачем ты сейчас пришел? Прошлое вспомнить? Поболтать?

– Да нет. Я ведь тебе тоже благодарен. Меня тогда хорошо подлечили. Первое время, после выписки я даже почувствовал себя здоровым человеком, – объяснил Паверинов капитану. – Да не с тобой разговаривают, не лезь, – сказал Паверинов кому-то еще.

– Что-то, Дима, ты совсем неважно выглядишь, – подметил Завьялов.

– Вот, капитан. Ты молодец! Не зря ты следователь – все подметишь, за всем проследишь.

– Не паясничай.

– Я к тому, что умный ты парень. Да что там парень? Мужик! Умный ты мужик. Это я еще тогда понял, – объяснил Паверинов, пытаясь указать рукой в прошлое. – Плохо мне, Дима. Совсем плохо. Я, когда из больницы вышел, сразу встал на учет и меня заведующий – Андрей Сергеевич лично наблюдал. Где поговорит, где какой препарат пропишет, а последнее время что-то снова стало накрывать. Андрей Сергеевич обещал меня на лечение отправить. Вот только нет больше Андрея Сергеевича. А никто другой со мной разговаривать больше и не хочет. Только отмахиваются все и по кабинетам гоняют.

– Сегодня только узнал, что его не стало. Жаль. Хороший был человек, и врач был хороший. Только я не пойму, ты к чему ведешь? – спросил капитан Завьялов, начиная понимать к чему ведет его тезка. – Пойдем лучше немного прогуляемся, -предложил Завьялов, жестом показывая необходимость немного отойти от отделения.

– Понимаю. Отойдем, – согласился Паверинов и так они прошли молча около двадцати метров, затем продолжая идти, продолжили разговор. – К чему я веду? Я веду к тому что в больницу мне надо. Очень надо, капитан!

– Судя по всему да. Но я чем могу помощь?

– Можешь. Еще как можешь. Так чтобы меня подольше и основательно полечили, пока не сотворил чего. Я никому ничего плохого не желаю, ты же знаешь, но копится злость во мне, на весь мир я зол, за то, что он так несправедлив. Я чувствую, что наша жизнь стала совсем уж циничной и несправедливой. И не на кого надеяться, хочется взять все в свои руки и лично наказать всех, кого успею, всех. За все, за глупость, за хамство, за равнодушие, за беспринципность, за все плохое наказать, весь мир наказать хочется. Только если я начну наказывать, я чувствую, что уже не смогу остановиться. Поэтому на лечение мне надо. Только по каким-нибудь благородным мотивам.

– Ты это держись. Гони такие мысли. Куда тебя понесло, не по уму совсем? Хотя, конечно, что-то в твоих словах есть.

– Не по уму, согласен. Пока держусь, но надолго меня не хватит. Помоги, капитан. Помоги, – просил Паверинов, дергая капитана за рукав куртки, как капризный ребенок неуступчивую мать за подол юбки.

– Ты чего от меня хочешь? Хочешь, чтобы я на тебя какое-нибудь преступление повесил?

– Именно, – радостно закивал Паверинов головой. – Это будет самый верный способ.

– С ума сошел?

–Именно, – закивал Паверинов головой. – Только что-нибудь такое поблагородней, по возможности.

– Понимаешь, о чем ты меня просишь? – сурово спросил Завьялов и отдернул руку Паверинова от своей куртки. – Да перестань меня дергать, а то люди подумают, что мы с тобой геи.

– Смешно, капитан, – улыбнулся Паверинов. – Тебя до сих пор волнует, что думают люди?

– Да. Иногда все еще волнует, я ведь следователь, по работе должен знать и понимать, что думают люди, – ответил Завьялов.

– Ну, капитан, помоги, – сказал Паверинов умоляюще и снова схватил Завьялова за рукав.

– Ладно. Я подумаю, – ответил Дмитрий. – Обещать ничего не буду. Сам понимаешь такие вопросы быстро не решаются. А ты пока держись, если совсем накроет приходи ко мне, прямо на работу приходи, в любое время. Но это в крайнем случае.

– Спасибо, капитан! Вот ты – человек! Человек ты, капитан, я всегда говорил. Ты обязательно что-нибудь придумаешь. Раз сказал – значит придумаешь. Ты слов на ветер не бросаешь. Потому что человек, мужик! Я уже теперь как-нибудь продержусь, сколько надо – столько и продержусь. Только, по возможности поторопись, капитан, поторопись.

Рейтинг@Mail.ru