Глеб Андреевич Васильев
Стакан
– Я десять лет прожил в роскошествах Экстраполиса, – Трехручка гордо похлопал себя по зеленой груди. – Маманя и папаня сразу смекнули, что путь мне на помойку, но этакий расклад им не по вкусу пришелся. Мои старики важные были, они и мне такое важное имя дали – Трехстримегистратис. И сильно важно воспитывали – говорили, что важному мальчугану шляпу носить нужно изо дня в день. И ни в коем случае ни перед кем ее не снимать, потому как из-под снятой шляпы вся важность мигом улетучивается. Десять лет я в той шляпе ходил – она с резинкой была, что за подбородок цепляется. Но однажды к нашему дому подкатил главный управитель Экстраполиса. До сих пор не знаю, чего ему нужно было. Только я портки спустил и зад ему показал, а потом в таком благородном жесте присел, коленки подогнув, и э… как же оно называется, это движение?
– Предполагаю, что речь идет о реверансе, – подсказал Силагон.
– Во-во, – обрадовался Трехручка. – На глазах этого главного я такой реверанс устроил, что у него чуть пар из ушей не попер. А в конце я сделал, как артисты поступают – поклонился и шляпкой зрителям помахал. Вот и вся история. И не зовет меня теперь никто Трехстримегистратисом, а лишь Трехручкой погоняют.
– Значит, если бы ты не снял шляпу и не показал свой уродливый стакан… – начал Бальтазар, но Трехручка не дал ему договорить.
– Я сейчас, ядерная кулебяка, башку с твоей дохлой шеи сниму! – зеленокожий вцепился в горло Силагона и не отпускал его до тех пор, пока Полулунок не выдал ему порцию тумаков.
– Мне чрезвычайно отвратно путешествовать в такой компании, – продышавшись, заявил Бальтазар.
– За словами следи, благородие вшивое, – огрызнулся Трехручка.
– А вы знаете, почему бобры долго живут? – Халфмун вытащил нож из-за пояса, погладил лезвие, засунул его обратно и сам ответил на свой вопрос. – Потому что язык за зубами держат.
Хоть еды и воды хватало вдоволь, путешественники обрадовались, когда долина вывела их к поселению.
– Не Красвиль, конечно, но есть некое очарование в этой примитивной хозяйственности, – сказал Силагон, глядя на приземистые бревенчатые домики, сарайчики, аккуратные грядки и возвышающуюся над ними огромную ветряную мельницу.
– Во-во, чую, есть здесь, чем поживиться, – Трехручка потер руки.
– О! Привет, чужестранцы! – внимание Халфмуна и его товарищей привлек голос, раздавшийся из ближайшего домика. На крыльце сидел крошечный улыбающийся человечек с аккуратной рюмкой на голове. Если бы не длинная седая борода, его можно было бы принять за ребенка.
– Здравствуйте, – сказал Полулунок, Силагон кивнул, а Трехручка расшаркался в нелепом реверансе.
– На праздник к нам в Виргинию прибыли? – спросил человечек и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Да, долго же все мы ждали такого события! К нам уже и из Брукхола, и из Волыни, и даже из Мупляшек гости приехали. Наконец-то мы покажем этим…
– С кем это ты тут болтаешь, Бублик? – за спиной бородатого человечка появилась облаченная в серую хламиду огромная фигура, на фоне которой он выглядел как виноградина рядом с арбузом.
– Мергатройд, милая, я привечаю гостей, – Бублик нервно рассмеялся. – Рассказываю им, какая большая трагедия постигла нашу бедную Виргинию.
– А коз ты подоил, яблоки собрал, малышу пеленки выстирал и отхожий котел вычистил, чтобы бездельничать? – пророкотала Мергатройд, чью голову венчала корона из щепок.
– Сию минуту, – пискнул Бублик и шмыгнул прочь, словно мышь.
– Путники, не в добрый час довелось вам посетить нашу чудесную Виргинию, – Мергатройд горестно вознесла руки к небу, от чего ее груди, похожие на мешки с мукой, ударились друг о друга. – Сегодня тьма и грязь сгустились над этой благодатной долиной, и мы обязаны разогнать тучи, убрать нечистоты и вернуть самое дорогое – чистоту и праведность.
– Ты что-нибудь понимаешь, умник? – Трехручка тихо спросил Бальтазара.
– Я все понимаю, глупыш, – шепотом ответил Силагон. – У них тут э… день сбора налогов.
– Мы пришли издалека и не знакомы со здешними традициями, – сказал Халфмун, незаметно ткнув локтями в бока Бальтазара и Трехручки. – Может быть, вы сможете пролить э… немного света на наши темные головы?
– Третьего дня я, Мергатройд Третья, дочь Мергатройд Второй, внучка Мергатройд Первой, узрела среди дев славной Виргинии греховное зло злобствующего греха, поразившее самое священное, что есть у девы – ее стакан, – возвестила Мергатройд и замолкла.
– Звучит очень э… серьезно, – прервал неловкое молчание Полулунок.
– Это более чем серьезно! – от голоса Мергатройд зазвенели стекла ее дома. – Дева Селия из рода Кардиганов утратила целостность своего головного стакана до священной церемонии бракосочетания пред лицом главенства Виргинии и ее добродетельных жителей.
– Ты все еще понимаешь? – шепнул Трехручка.
– Конечно, дурак, – прошипел Силагон.
– Смыть позор внебрачных осколков может лишь кровь, – продолжила Мергатройд. – Сегодня, в сей день скорбной печали, я как верховный пастырь всея Виргинии размозжу голову девы Селии каменным молотом, каким должна была бы разбить ее головной стакан при венчании ее и достойного ее честного избранника.
– Похоже, нелегкий у вас сегодня денек, – сказал Полулунок.
– Именно так, дети Создателя нашего, – Мергатройд склонила голову. – Но я надеюсь, что урок, который получит дева Селия, оградит от греха всех нас. Теперь же пришла пора попрать смертью жизнь греховную девы, навлекшую на благостный сей край гнев Создателя нашего, чьими детьми мы все являемся.
Мергатройд скрылась в доме, но вскоре вновь появилась на пороге, держа в руке гигантский каменный молот.
– Чем благословляю, тем и караю, – Мергатройд взмахнула молотом так, что у Халфмуна, Бальтазара и Трехручки стаканы зашевелились на головах.
– Следуйте на главную площадь, да свершится правосудие Создателя нашего, – с этими словами Мергатройд ушла.
– Нет, ты правда понял, что тут за ядерный куралес творится? – проводив Мергатройд взглядом, спросил Трехручка.
– Праздник сегодня, парни! – из дома выскочил сияющий Бублик. – Наконец-то хоть одна из этих тварей получит по заслугам! Уж лет двадцать, как во всех грехах мужиков винили, а тут на тебе – бабенка проштрафилась, хи-хи! Так пойдем же, пойдем скорее, посмотрим, какого цвета у нее мозги!
Бублик побежал следом за Мергатройд, а Халфмун и его товарищи устремились за ним. Изо всех домов, что встречались на пути, выходили маленькие мужчины и огромные женщины. Они присоединялись к шествию, возглавляемому Мергатройд. Ручейки людей втекали в ряды, расширяя и удлиняя их. Вскоре путешественники оказались в плотной толпе – посреди тучных женщин, шагающих впереди, и жмущихся сзади плюгавеньких мужчин.
«Получит свое, греховодница», «А ведь из приличной семьи», «Я давно знала», «При рождении чертовок таких давить», «Родителей жалко, но сами виноваты», «Пусть сдохнет», – доносились громкие голоса женской половины.
«Слышал, она стакан об полку расшибла», «Дуреха», «Баба бабу, хе-хе», «Чтоб им всем», – перешептывались мужчины.
Процессия вынесла Полулунка, Силагона и Трехручку на площадь, кипящую людьми. В центре площади располагался дощатый помост со столбом, к которому была привязана девушка. Торчащие из ее макушки осколки живо напомнили Халфмуну о Иеремии Вертопрахе.
– Девы и мужи Виргинии! – воскликнула Мергатройд, взобравшись на помост. – В этот день скорби мы собрались здесь, чтобы свершилось правосудие Создателя нашего, с чьих заповедных слов знаем мы – лишь в священном браке стакан девы разбит быть должен, став знаком плодородия чрева от союза благословенного.
– ДААА!!! – закричал хор женских голосов.
– Смерть дурехе! Сдохни! За все заплатишь! – нестройно выкрикнули мужчины.
– Вся Виргиния и жители других городов явились сюда с чистыми сердцами, наполненными кристальной грустью, – помахивая каменным молотом перед лицом привязанной к столбу девушки, продолжила Мергатройд. – Мы печалимся о сестре нашей, не сумевшей уберечь символ веры своей в предназначение свое, позорно утратившей чистоту свою и целостность стакана своего. Однако милостив отец наш, дарующий прощенье и очищение всякому раскаявшемуся. Раскаиваешься ли ты в грехе своем, Селия Кардиган?
– Пожалуйста я ничего не делала я не хотела умоляю не надо… – пролепетала девушка, но голос ее утонул в криках толпы.
– Стакан твой, дарованный творцом нашим женщине для единого его избранника был разрушен при ударе о полку, – пророкотала Мергатройд. – Нет сомнений, что нечестивость помыслов и гордыня поработили душу твою, Селия Кардиган, не дали твоей шее и плечам пригнуться и миновать той полки, что лишила тебя чистоты и права на простую и благословенную жизнь.
– Это была просто полка с горшками я не думала честное слово просто полка, – сказала Селия сквозь слезы.
– Пусть весь мир сегодня содрогнется от сочувственной жалости, – Мергатройд вознесла молот высоко над головой. – Ты же, Селия Кардиган, должна возликовать, ибо очищена будешь отныне и впредь до скончания веков.
– Я так думаю, что большая некрасивая женщина сейчас станет колотить молотком по привязанной к столбу девушке, – произнес Бальтазар. – Видишь, Трехручка? Я все понимаю!
– А я смекнул, что все жители этого захолустья собрались прямо здесь и прямо сейчас, – Трехручка хихикнул. – Значит, в их домах никого не осталось. Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь. Пойдемте скорее, господинушки, нагребем, сколько унесем, пока эта ядерная канитель не закончилась. Не каждый день такой праздник.
Халфмун не услышал слов своих товарищей. Расталкав людей в толпе, он пробрался к помосту, влез на него и встал между Мергатройд и Селией.
– Жители Виргинии и других городов! – крикнул Полулунок. – Я сам пришел из таких дальних мест, что вы о них даже не слыхали. Но и в моем родном городе у людей есть стаканы на головах и полки на стенах. И нередко бывает, что люди стукаются стаканами о полки. Есть ли среди вас хоть одна женщина или один мужчина, чей стакан ни разу не задевал ветку дерева, спинку кровати или дверцу шкафа?
– Смерть бабе! Очищение! ДААА!!! – взревела толпа.
– Нельзя убивать человека за то, в чем он не виновен! – перекрикивая толпу, продолжил Полулунок. – Селия не сама поставила свой стакан на свою голову, не сама построила дом и не сама приколотила к его стене полку! Она заслуживает сочувствия и заботы, а не разбитого черепа!
– Убить ее! Во имя отца нашего! ДААА!!!
– Я вижу, юноша, что слова твои идут от самой твоей души, – Мергатройд положила тяжелую руку на плечо Халфмуна.
– Спасибо! Я рад, что вы…
– А теперь посторонись, и позволь мне свершить обряд очищения, – не дав Полулунку договорить, Мергатройд отпихнула его в сторону и подняла молот над головой дрожащей, плачущей и бормочущей что-то невнятное Селии.
– Стойте! – завопил Халфмун и, выпучив глаза, указал трясущейся рукой в гущу толпы. – Смотрите! Грешник среди вас! Вон там! Да разуйте вы глаза, не дайте ему уйти! Держите грешника! Видите? Вот он – озирается!
– ХВАТАЙ ГРЕШНИКА!!! – взвыла толпа. Все принялись озираться и колотить озирающихся.
– Тебе не уйти, жалкая ошибка Создателя – отца нашего! – рявкнула Мергатройд и, сметая всех на своем пути, ринулась в толпу.
Среди жителей Виргинии завязалась нешуточная драка. В котле человеческих голов, рук и ног смерчем прохаживалась Мергатройд, чей молот возносился и опускался то тут, то там. В это время Полулунок срезал со столба веревки, удерживающие Селию.
– Скорее, бежим отсюда, – сказал он девушке.
– Куда бежим? – спросила Селия, растерянно хлопая глазами.
– Тебе не все равно?
– Да, но мои платья остались в… – закончить предложение девушка не успела, потому что Халфмун схватил ее и закинул на свои плечи.
Сбежав с площади по улице, на которой было меньше всего людей, Полулунок помчался вперед. Несмотря на стройное тело, Селия оказалась весьма увесистой, поэтому бежать было довольно тяжело.
– Ты сама ногами шевелить можешь? – задыхаясь, спросил Халфмун.
– Конечно, могу, – девушка поболтала ногами в воздухе. – У меня отличные ноги.
Не успел Халфмун сбросить Селию с плеч и посоветовать ей воспользоваться ногами для дела, как на их пути возникли зеленокожий Трехручка и Силагон, прижимающие к груди охапки тряпья. Трехручка и Бальтазар пятились, а на них наступала свирепого вида крутобокая женщина, вооруженная копьем.
– Я ничего не брал вашенского. Это все мое с рождения, – верещал Трехручка.
– Смею сообщить, что этот господин лукавит. Он украл ваши вещи, как и мои. Но, безусловно, истинной жертвой являюсь в первую очередь я, – бормотал Бальтазар.
– С дороги! – рявкнул Халфмун и с размаху заехал ногой болтающейся на его шее Селии в челюсть воинственной женщины.
– Уф, наконец-то спасение, – выдохнул Силагон.
– Прекрасненько. Успеем прихватить еще что-нибудь ценное, – обрадовался Трехручка. Но гул голосов, орущих «ДЕРЖИ ЗЕЛЕНОГО ГРЕШНИКА» стер улыбку с его лица и заставил обратиться в бегство, бросив добычу.
Крича, спотыкаясь и падая, жители Виргинии лавиной мчались за Трехручкой, Силагоном, Халфмуном и размахивающей ногами Селией.
– Одумайтесь, люди! – не сбавляя скорости, крикнул Полулунок через плечо и Селию. – Молот Мергатройд не настоящий! Она дурачит вас! Им и куриного яйца не разбить!
«Я знал это», «Грешница», «Покарать бабу Мергатройд», «Смерть дурехе» – сотней голосов возопила толпа и, сменив направление, потекла обратно к центру Виргинии. А Полулулунок, Силагон и Трехручка продолжали бег до тех пор, пока Виргиния не осталась далеко позади.
– Смотрю, отец ваш суровый мужик, – сказал Халфмун, опустив Селию на землю.
– Сам ты мужик, – фыркнула девушка. – Мой папа главный полочник Виргинии.
– Мы ее съедим, или как? А то я что-то проголодался от этой ядерной гонки, – Трехручка облизнулся, глядя на Селию.
– Нет-нет-нет, – Бальтазар замотал головой. – Я решительно против употребления в пищу грешниц. Помнится, таким образом и самому грех подцепить, как раз плюнуть.
– Завалите хлеборезки. Это не грешница, а Селия. И она идет с нами, – сказал Полулунок. – Не для того я ее спасал, чтобы вы тут чушь бобровую несли.
– А для чего? – хором спросили Бальтазар, Трехручка и Селия.
– Жениться на ней буду, – пошутил Халфмун.
– Прекрасно. Я готов благословить сей чудный союз и произнести восторженную, поучительную и премудрую речь на вашей свадьбе, – благостно улыбаясь, заявил Силагон.
– Никогда не понимал, зачем люди женятся, – проворчал Трехручка. – Поэтому от меня свадебных подарков не ждите.
– Да вы с ума все посходили что ли? – взвился Халфмун.
– Я подумаю, – сказала Селия. – Выходить замуж за чужестранца – это полное безумие, но… И без стакана на голове свадьба будет не настоящей, но… Да, я подумаю. Только где мне взять стакан?
– Где-где, на севере, – проворчал Полулунок, а Бальтазар принялся объяснять девушке, что такое север, и зачем они туда идут
6
Долина за Виргинией сменилась густым лесом, кишащим всевозможной живностью. За добычей даже не приходилось охотиться – можно было метнуть нож в ближайший кустарник, и быть уверенным, что он попадет во что-нибудь более-менее съедобное. Баьлтазар, начинавший вопить, как только на него садился жучок, клопик или паучок, быстро сорвал голос, а его беззвучные крики не беспокоили никого.
– После того, как волшебник вернет мой стакан, мне понадобится свадебное платье, – Селия прихлопнула жуткого вида насекомое, спикировавшее с ветки дерева на ее бедро. – И это должно быть не какое-то обычное платье, а совершенно особенное. Такое, чтобы в нем я выглядела, как снизошедшая на грешную землю благодать или еще лучше.
– Как выглядит эта благодать? – поинтересовался Полулунок.
– Ну… вот как я, только в роскошном платье, – Селия щелчком скинула таракана со своего плеча и поправила волосы. – Кроме платья мне нужно самоцветное колье, белая лошадь, подчеркивающая мою чистоту и невинность, и огромный букет лилий, чтобы цветочный аромат чувствовался издалека.
– Если б мне такое дали, я и сам бы от свадьбы не отказался, – облизнулся Трехручка. – Пригласил бы на торжество всех жителей Экстрапролиса и такой ядерный им реверанс устроил, что на всю жизнь запомнили бы.
– Скажи, Селия, а я не кажусь тебе э… некрасивым? – спросил Халфмун.
– Ты же мужчина. Как мужчина может быть красивым? – хмыкнула девушка.
– У нас в Бобровой Заводи говорят, что мужчина должен быть чуть красивее бобра, – смущенно улыбнулся Полулунок.
– По крайней мере, у тебя не восемь ног и ты не покрыт колючками, – Селия пожала плечами. – Только прекрати так пялиться на мою грудь – до свадьбы это грех.
– А после свадьбы?
– Хм, не знаю. Я подумаю об этом после свадьбы.
Хоть Селия Кардиган и запретила Полулунку разглядывать ее фигуру, он с трудом мог оторвать взгляд от нее. Стройная, высокая, с крутыми бедрами и грудью, дерзко натягивающей тонкую ткань платья, Селия вызывала у Халмуна странные для него чувства. Ему казалось, что он сходит с ума, желая разорвать Селию на части, покрыть ее поцелуями, прикоснуться к шелковистым волосам, защитить ото всех бед на свете и проглотить одновременно. Раньше юноша никогда не думал о свадьбе, но теперь она казалась ему желанной хотя бы потому, что после нее он, вероятно, сможет не таясь смотреть на грудь Сели.
Из пучины сладких, томных и мучительных фантазий Полулунка рывком вытащила острая боль, пронзившая правую ногу. Вскрикнув, Халфмун посмотрел вниз, и увидел, что от пятки и до колена его нога опутана вьющимися травяными стеблями, густо усаженными колючками.
– Ядерная чресполосица! – заорал Трехручка. Растения сковали его до пояса и продолжали стремительно двигаться вверх. Также в плену травы оказались Селия и Бальтазар, по-рыбьи разевающий рот и пучащий глаза.
– Я спасу тебя! – Халфмун выхватил нож, в несколько взмахов освободился от удерживавшего его хищного растения, после чего подскочил к Селии и принялся исступленно кромсать стебли, обвившие ее ноги.
– Ай! Ты мне ногу порезал, идиот! – взвизгнула Селия.
– Прости, пожалуйста, я не нарочно, я просто хотел…
– ААААААА!!! – от боли и ужаса к Силагону вернулся голос. Его, как и скулящего Трехручку, стебли успели обвить до плеч.
– Да иду я, иду, – ругая себя за неосторожность, Полулунок подошел к товарищам и срезал с них извивающиеся колючие побеги.
– Друзья, это приключение нравится мне все меньше и меньше, – сообщил Бальтазар, когда Халфмун закончил рубить коварную поросль.
– Может, сначала сходим за сокровищами господина Силагона, а к волшебнику как-нибудь потом? – предложил Трехручка.
– Молчать! – рявкнула Селия, прежде чем Халфмун успел раскрыть рот. – Я. Хочу. Стакан. И ПЛАТЬЕ! Ясно?
– Да-да, более чем, – втянув голову в плечи, Бальтазар испуганно прижался к Трехручке, побледневшему до салатового цвета.
– АГХРРРР!!!
– Селия, ну что ты? – Халфмун осторожно положил руку на плечо девушки. – Видишь? С тобой все согласны. Зачем так рычать?
– Это не я, придурок, – прошипела Селия и ткнула Полулунка локтем под ребра. – Смотри!
Из кустов, окружающих поляну, на которой стояли путешественники, появились огромные оскаленные морды, по сравнению с которыми гигантские бобры казались милыми котятами.
– Гиперионские волки, – сказала Селия. – Вам конец. Однажды они напали на Виргинию и съели всех мужчин. Прошло много лет, прежде чем удалось восстановить мужское поголовье.
– Не смотрите на меня! Я не мужчина! Они все мужики, а я нет! Слышите?! Баба я, БАААБА!!! – верещал Бальтазар.
– Вот ведь ядерные волки. И чем им бабы не нравятся? – Трехручка затравленно огляделся и, к своему ужасу, обнаружил, что звери взяли их окружили. – Халфмун, бей их!
Полулунок насчитал больше дюжины гиперионских волков и понял, что у него нет ни малейшего шанса справиться с ними. Единственное, что его успокаивало, это то, что Селии опасность не грозила. Волки же явно издевались над своими жертвами – рыча, клацая тремя рядами острейших клыков и брызжа пенистой слюной, они ходили по кругу, неспешно сжимая кольцо.
– Прощайте, Бальтазар, Трехручка. Я сожалею, что втащил вас в это гибельное путешествие, – Халфмун выронил нож. – Селия, надеюсь, тебе удастся отыскать волшебника. Будь счастлива. И еще… вспоминай меня, хоть изредка.
Волки приблизились к путешественникам на расстояние вытянутой руки. Один из них подошел к Селии и мордой вытолкнул ее за пределы круга.
– Я самая несчастная девушка в мире, – Селия закрыв лицо ладонями, разрыдалась. – Плакала моя свадьба и платье.
– Посторонись, красавица, – за спиной Селии возникла высокая широкоплечая фигура. Халфмун, Бальтазар, Трехручка и гиперионские волки в изумлении уставились на человека с длинными светлыми волосами на голове, увенчанной золотым кубком, инкрустированным драгоценными камнями и украшенным замысловатой резьбой. В мускулистой руке человек легко, как тростинку, держал двухметровый обоюдоострый меч.
– Порубить вас на кусочки, или поищите себе другой ужин? – взмахнув мечом, грозно пророкотал незнакомец.
– Поищем, с-с-само собой, вне всяких с-с-сомнений, поищем, с-с-сударь, – заикаясь, пролепетал Бальтазар.
– Это он волкам, олух, – Трехручка толкнул Силагона локтем в бок.
Ворча, волки прижали уши, поджали хвосты, и, не спуская глаз с меча, принялись пятиться, и вскоре скрылись в густой зелени кустарника.
– Чрезвычайно любезно и благородно с вашей стороны, досточтимый господин, избавить нас от общества лютых хищников, – произнес Бальтазар.
– Какое счастье! Моя свадьба спасена! – воскликнула Селия.
– Спасибо, – сказал Полулунок, а Трехручка шумно высморкался в кулак.
– Не стоит благодарности, – отмахнулся великан. – А теперь прощайте. Будьте осторожны, и да приведет ваш путь к цели.
– Постой! Неужели я не узнаю имени своего спасителя? – Селия обеими руками вцепилась в мощное предплечье незнакомца.
– Меня зовут Кратис Ясносвет, – смущенно опустив ярко-синие глаза, сказал мужчина. – Прошу отпустить мою руку и меня вместе с ней. Вы все и так уже довольно настрадались от вида моего уродства. Я сожалею по этому поводу, и надеюсь, что вскоре мой облик сотрется из вашей памяти.
– О чем ты говоришь? – удивилась Селия, продолжая сжимать руку Кратиса.
– Ты очень добра, красавица, но не стоит меня жалеть, – Ясносвет вздохнул. – Я прекрасно знаю, насколько отвратительна чаша на моей голове.
– В сравнении с моим утонченным стаканом, конечно, она выглядит немного э… вычурно, но, в целом, не так уж дурно, – заявил Бальтазар.
– Повторю, что не следует щадить мои чувства, – сказал Кратис. – Я не единожды видел себя в зеркале и верю своим глазам. В Римафинах, где я родился и вырос, никогда прежде не было ни мужчины, ни женщины с подобной омерзительной головной плевательницей. Головы народа Римафин издавна славились великолепной керамикой. Не знаю, чем я и мои добрые родители заслужили такое наказанье, но мне удалось смириться с гневом и гордыней. Покинув родной город, я веду скромную уединенную жизнь вдали от зеркал и чужих глаз, чей взгляд может оскорбить мое уродство. В здешних лесах я уже много лет не встречал никого, кроме животных, а им нет дела до человеческой внешности.
– Послушай, Кратис, зря ты так говоришь на счет своего стакана, – Халфмун подошел к Селии и с трудом оттащил ее от Ясносвета. – Даю тебе честное слово Полулунка, никакой ты не урод.
– Посмотри на меня, Селию, Бальтазара и Трехручку, – продолжил Халфмун, показав по очереди пальцем на себя и на каждого из своих спутников. – Вот у кого серьезные проблемы. А ты, прости за откровенность, попросту с жира бесишься.
– Хватит лжи! – Ясносвет побагровел от ярости. Огромный меч сверкнул, словно молния, – одним коротким движением Кратис перерубил ствол могучего дуба на несколько сантиметров выше головы Полулунка. – Убирайтесь прочь!
– О, Кратис… – Селия восхищенно закатила глаза.
– Да уходим мы, уходим, – оглянувшись, Полулунок посмотрел на толстенный пень и с трудом смог подавить дрожь в коленях. – Счастливо оставаться, ваше уродство.
Халфмун увлек за собой сопротивляющуюся Селию, а Бальтазар поспешил за ними.
– Я вас догоню, – крикнул Трехручка вслед путешественникам. – У меня… шнурок развязался!
С минуту Трехручка делал вид, будто бы пытается завязать на своих лаптях несуществующий шнурок. При этом он косился на понуро ссутулившегося Ясносвета, сидящего на стволе срубленного им дуба.
– Кратис, дружочек мой, я понимаю, как тяжело тебе приходится, – вкрадчиво сказал Трехручка.
– Да уж куда тебе понять, – вздохнул Ясносвет.
– Твой котелок похож на раздавленную жабу, – осторожно произнес Трехручка.
– Ты прав, так оно и есть, – по щеке Кратиса скатилась крупная слеза.
– Еще он напоминает пригоршню тухлых рыбьих голов в куче конского навоза.
– О, горе мне, сущая правда, – слезы градом хлынули из глаз Ясносвета. – Я самый уродливый, несчастный и одинокий человек в мире.
– Не плач, дружище, – Трехручка приблизился к Кратису и, встав на цыпочки, положил руку на его плечо. – Твоей беде можно помочь! Присоединяйся к нашему походу, и твое самое заветное желание исполнится.
– Правда? – просиял Ясносвет, но тут же снова нахмурился. – Нет, это не может быть правдой. Ты издеваешься над уродцем, бессердечный насмешник.
– У тебя на голове словно кошка сдохла, а в ее гнилом мясе будто бы копошатся трупные черви и сырицы, – Трехручка изобразил скорбную гримасу. – Я вижу все твое безобразие и лишь хочу помочь. Поверь, Трехручка твой друг.
– Что ж, ты первый человек, который сумел сказать правду о моем уродстве прямо мне в лицо, – Кратис в задумчивости наморщил высокий лоб. – Стало быть, ты, Трехручка, и вправду единственный, кого я могу считать другом.
– Совершенно верно, дружище Кратис. Наконец-то я достучался до тебя! – Трехручка подпрыгнул от радости. – Чтобы избавиться от уродства тебе всего лишь нужно пойти вместе с нами на север. Там мы шустренько отыщем волшебника, а тот – БАЦ! – исполнит наши желания, и дело в ядерной шляпе, хе-хе! По дороге, конечно, будут встречаться всякие хищные звери, а может и какая-нибудь другая опасная дрянь. Но тебе-то с твоей силой и такой сабелькой вострой бояться нечего, ты же любого нашего врага – ВЖИК! – и на кусочки!
– Опасности меня не пугают, – Кратис тряхнул своей платиновой гривой. – Но я беспокоюсь, что Полулунок и другие твои товарищи не захотят путешествовать с таким уродом.
– Кратис, парнишка, подбери сопли. Друг Трехручка знает, что делать, – зеленокожий подскочил к ленточному дереву и сорвал с него пару десятков длинных узких листьев. – Наклонись-ка чуток.
Ясносвет послушно склонил голову, и Трехручка обмотал его головной кубок листьями так, что он стал напоминать корзинку, сплетенную из свежесрезанного тростника.
– Не шляпа, ясное дело, но сильно недурственно – ядерная маскировка, – разглядывая свою работу, сказал Трехручка. – Теперь сырица жвал не подточит, какой ужас на твоей макушке творится.
– Спасибо, ты настоящий друг, – глаза Кратиса увлажнили. Он сгреб Трехручку в охапку, и сжал его в объятьях, от которых у зеленокожего заскрипели кости.
– Пусти, дурак, – просипел Трехручка. – То есть, друг. Нужно поторопиться, чтобы Полулунка догнать. Не то они с той девкой и дохляком все желания сами загадают.
Первым спешащего к ним Ясносвета, на плече которого сидел Трехручка, увидел Силагон.
– Караул! Взбесившийся громила схватил Трехручку и гонится за нами! – завопил он. – Халфмуна кроши! Это он грязный лжец, я тут ни при чем!
– Что тебе нужно? Мы уходим, как ты и просил, – Полулунок обнажил свой нож.
– Простите меня, добрые путешественники, – зычно сказал Кратис. – Я не хотел пугать вас. Смиренно прошу вас позволить мне присоединиться к вашей компании.
– Это еще зачем? – нахмурился Халфмун.
– Я понимаю, что повел себя грубо при нашем знакомстве, а ты всего лишь проявил учтивость, делая вид, будто бы мое уродство не ранит твои глаза и душу, – произнес Ясносвет. – Друг Трехручка поведал о цели вашего похода. Умоляю, не лишай меня шанса исполнить желание и исцелиться от проклятья, превратившего мою жизнь в сплошное страдание.
– О, Кратис, конечно, пойдем с нами! – Селия захлопала в ладоши. – Это так здорово!
– Погоди, – Полулунок метнул в девушку раздраженный взгляд. – Трехручка, давай-ка отойдем на минутку. Разговор есть.
– Ты с ума сошел? – зашипел Халфмун на Трехручку, отведя его в сторону. – Какого бобра ты всем подряд разбалтываешь наш секрет?
– Секрет? А я-то и не знал, господинчик хорошенький, – притворно ужаснулся Трехручка. – Я-то, дурачок несмышленый, думал, что еже ли ваша благородность на пару с Бальтазаром первой встречной девке об таком сообщает, то и не секрет это никакой вовсе.
– Э, ну… – смутился Полулунок. – Да у этого Кратиса явно стакан поехал. Он бредит о каком-то уродстве, да еще вдобавок чуть башку мне с плеч не снес. Взбредет ему еще что-нибудь в голову, он и впрямь, как Бальтазар кричал, в щепки нас покрошит.
– Это у тебя котелок не варит, если ты от такой дружбы стакан воротишь, – заявил Трехручка. – С Кратисом наше путешествие в веселенькую прогулочку превратится. Он в те самые пресловутые щепки крошить будет всех, на кого мы ему укажем. Сплошная польза с Ясносвета получится, говорю, в отличие от бабенки твоей малохольной.
– Сам ты лягушка малохольная, – огрызнулся Халфмун. – Ладно, пусть идет. А то откажешь такой скале, и будешь потом себя из лоскутков собирать.
– Я чуйкой чуял, что ты не такой уж дурак, каким кажешься, братишка, – Трехручка подмигнул хмурому Полулунку и поспешил к Ясносвету, чтобы сообщить тому радостную новость.
Воодушевленный тем, что его приняли в команду, Кратис сиял. Энергия так и била из него. Чтобы другим путешественникам было проще идти через густые лесные заросли, он, размахивая мечом на манер ветряной мельницы, прорубал в чаще широкий проход, снося кусты и валя вековые деревья. При этом Ясносвет двигался так быстро, что Селия, Халфмун, Бальтазар и Трехручка едва поспевали за ним.
– Трехручка мне доходчиво объяснил, зачем он потащил этого громилу с нами, – шагая рядом с Селией, сказал Полулунок. – Но ты-то чего за ним так ухлестываешь?
– Глупый, – девушка улыбнулась. – Он ведь спас меня. Если бы не Кратис, то все мои мечты обратились бы в прах.
– Вот оно как. А мне казалось, что это я твою шкуру спас, когда Мергатройд собиралась ее молотком своим в бобровую отбивную превратить.
– Шкуру? Фу, какой ты грубый, – Селия поморщилась. – Да, ты помог мне сбежать и, может быть, без тебя я бы сейчас была мертва. Но зачем мне эта жизнь, если в ней не будет пышной свадьбы и такого платья, какому позавидовуют все девушки в мире? Я всегда верила, что самое главное – это лететь за своей мечтой. И если мечта оказывается недостижимой, то лучше умереть, чем жить со сломанными крыльями.
