Глеб Андреевич Васильев
Стакан
– Успокойся, Халфмун, – из центра лучащегося пятна раздался ласковый голос. – Ты устал, но это не страшно. Отдохни, и все будет хорошо. Тебе кажется, что ты запутался, но это не так.
– Я… я… кто я? – мысленно взвыл Полулунок.
– Ты Халфмун Полулунок, всегда им был и всегда будешь, – ответил голос. – Ты знаешь это, точно так же, как знаешь, что и зачем нужно делать. Ты на верном пути и не сойдешь с него. Просто расслабься, отпусти дурные мысли, дай им уйти. Поверь мне.
– Я… тебе… верю, Уния, – узнав голос, звучавший в голове, Халфмун успокоился. Воспаление мигом сошло с его сознания, и юноша забылся сном.
Следующим утром Полулунок проснулся с ясной головой и чувством вины за вчерашние мысли о Гудрун и Солтисе Кросте. Еще большие терзания ему причиняло осознание того, что он потратил впустую слишком много времени. О том, каких успехов могла достичь военная машина Объединенной Конфедерации и всепожирающее чудовище всадников из племени среднегорцев, пока он наслаждался бездумным существованием, Халфмун даже подумать не решился.
– Друзья мои, я бесконечно признателен вам за все, что вы для меня сделали, – сказал Полулунок. – Теперь же мне пора снова отправиться в путь. Простите меня, если я в чем-то перед вами провинился. Вас же я всегда буду вспоминать с душевной теплотой и благодарностью, прекрасная Гудрун и почтенный господин Крост.
– Халфмун, пожалуйста, не покидай нас, – взмолилась Гудрун и, густо покраснев, добавила: – Я думала, что нравлюсь тебе. Мечтала о том дне, когда разобью свой стакан ради тебя.
– Это правда, Гудрун, очень нравишься. Но ты еще встретишь того, кто полюбит тебя.
– Кого можно встретить здесь, среди вечных льдов и снегов? – в глазах девушки блеснули слезы.
– Нашелся же среди льдов и снегов я, – улыбнулся Халфмун. – Значит, и нужный тебе человек отыщется. Судьба приведет его к тебе, Гудрун, я в этом уверен.
– Верно сказано. Рад, что ты принял правильное решение, мальчик, – одобрительно кивнул Солтис. – Хоть я и не совсем волшебник, у меня есть кое-что, что поможет тебе в твоем путешествии.
Порывшись в тряпках, сваленных в кучу в углу хижины, старик протянул Полулунку набитый холщевый мешок и прибор с круглым циферблатом и подрагивающей стрелкой.
– В мешке вяленое мясо. Оно осталось с той поры, когда я покинул Мускуландию, – пояснил Крост. – Мясо чуть жестковато, но до сих пор вполне съедобно.
– Я не могу объедать вас, господин Крост, – смутился Халфмун.
– Бери, бери, в трудном пути мясо тебе будет куда полезнее, чем смайс, – Солтис подмигнул Поулулнку, а потом постучал ногтем по циферблату прибора. – Эта штука называется путевод. Без нее ты вообще едва ли сможешь далеко уйти. Видишь стрелку? Она показывает точно на север. Как действует эта магия, я не знаю, но работает путевод отменно. До рождения Гудрун я был капитаном морского парусника, и эта маленькая хитрость не один раз помогала мне вывести корабль на верный курс.
– Спасибо вам, друзья. То, что вы двое сделали для меня, это настоящее волшебство, – Полулунок нежно обнял Гудрун, крепко пожал мозолистую руку старика Солтиса и вышел из хижины.
Двигаясь в направлении, указанном стрелкой путевода, Халфмун старался идти быстро, но не слишком, чтобы не выбиваться из сил. Он припомнил слова старейшины Агриппы Звездоврата, что путь к волшебнику занимает тысячу дней и тысячу ночей, и попытался подсчитать, сколько времени длится его путешествие. Но сколько Полулунок ни силился, никакого приемлемого результата его вычисления не давали. Он даже приблизительно не смог прикинуть, как давно покинул Бобровую Заводь, и месяц ли провел вместе со стариком Кростом и его дочерью, год или несколько лет. На память и математические способности длительное употребление смайса влияло не слишком хорошо. Халфмун на секунду остановился и ощупал собственное лицо. Длинные волосы ниспадали с плеч, губы и подбородок скрывали густые усы и борода, лоб казался бугристым и морщинистым, но никакой ясности хронологии путешествия эти подробности не добавляли. Получалось, что Полулунок с равным успехом мог оказаться возле жилища волшебника через пять минут или через год. Ощущение того, что он идет по дороге, которая одновременно и конечна, и бесконечна, неприятно кольнуло его сознание, но тут же растворилось в морозном воздухе.
Когда от расчетов начала болеть голова, Халфмун заставил себя переключиться. Первая мысль, пришедшая к нему, была о том, как странно устроен этот мир. Кому-то для счастья нужен большой дом и куча детей, а для другого милее всего ветхая лачуга в вечной мерзлоте. И тем и другим Полулунок искренне завидовал, потому как в отличие от них, получивших, к чему стремились, он понятия не имел, найдет ли свое счастье.
«Вот взять, к примеру, Гудрун, – размышлял Полулунок. – Счастлива ли она? Что если бы Гудрун пошла против воли отца, вбила бы себе в голову, что ее судьба переплетена с моей, и увязалась бы за мной дальше на север? Но этого, к счастью, не произошло. Солтис принял за нее все возможные решения, и продолжает их принимать, а Гудрун и не против вовсе. Получается, для кого-то и в том может быть счастье, чтобы подчиняться, идти на поводу старшего, сильного и мудрого, и не брать на себя ответственность ни за что серьезное. Для тех же среднегорцев все просто – режь, сжигай, умри со стальным лезвием в брюхе, и будет тебе счастье. Смерть их заботливый проводник, решающий все те вопросы и проблемы, которые не способен решить владыка. Кратис же нашел такую руководящую силу в Создателе. Для него Создатель – всезнающий заботливый отец, который направляет, утешает и наполняет дела значимостью, одновременно снимая всякую ответственность. Ведь как бы Кратис ни повел себя, что бы с ним ни произошло, он будет верить в то, что именно таков замысел Создателя. Наверное, лучше верить во что-то большое и непостижимое, чем в бессмысленность, пустоту и бескрайнее равнодушие мира. Без веры в Создателя Кратис остался бы один на один с вселенной… в точности как я. Но у меня есть цель, путь, с которого не свернуть.
Со стариком Кростом Гудрун, конечно, повезло, но что будет, когда его не станет? Сможет ли она делать то, что делала – собирать хворост и искать смайс, но уже без наставлений отца? Или Гудрун бросит одинокую хижину и придет в Мускуландию, где ей наверняка будут рады многие мужчины? В какую сторону повернет она свою жизнь, когда ее счастье уже не будет возникать под диктовку родителя? Сумеет ли сохранить счастье, найти новое или скатится к несчастному существованию, не умея принимать решения и отвечать за свой выбор? Надеюсь, старик Крост проживет еще долго, а Гудрун… да, пусть она будет просто счастлива, в чем бы ни было ее счастье. Я же сделаю так, чтобы над ней и всеми людьми в мире не висела угроза гибели от стали и огня среднегорцев или жизни в рабстве Объединенной Конфедерации. В этом и есть мое предназначение и счастье. Или нет?
Что, если для меня важнее продолжать двигаться, чем дойти до конца? Пока я переставляю ноги, мне нет нужды беспокоиться ни о чем, кроме как о том, чтобы за одним шагом следовал второй, за вторым – третий, за ним четвертый и так далее. Если бы я остановился, и голову мою не туманил смайс, какие чудовища набросились бы на меня из мрака бездействия? Тут и гадать нечего. Это были бы призраки той жизни, от которой я сбежал…
Сбежал? Да-да, Халфмун, именно сбежал. Не ври себе. Когда ты ушел из Бобровой Заводи, у тебя не было никакого высокого предназначения или благородной цели. Мальчишеская глупость, самоуверенность, злость и жестокость – этого добра было хоть отбавляй. Ты действительно полагал, что если изменить стакан, то вселенная сразу заиграет красками, а жизнь превратится в мед? Именно так ты и думал, несчастный дурак. Как дикий волчонок ты кусал любую руку, которая пыталась тебя накормить и погладить. Чем ты отплатил отцу и матери за их терпение, любовь и заботу? Черной неблагодарностью и предательством. Да-да, отдать их всех на растерзание диким среднегорцам – это худшее из предательств. Ты наплевал на все, что папа и мама тебе говорили, на все те простые мысли, которыми они делились с тобой. Верил, что в твоих кулаках сила, но был не сильнее щенка-сосунка. Считал, что только ты видишь вещи такими, какие они есть, но был слеп на оба глаза. Думал, что один ты понимаешь, что к чему, но не обладал и подобием мозга. Хорошо же тебе помогли твои мозги, когда ты распинался перед владыкой Закхардом.
А Уния Небосклон, помнишь ее? Она любила тебя таким, каким ты был – глупым, злобным, самовлюбленным, высокомерным, с уродливым стаканом на тупой голове. Любила, дружок, даже не пытайся отрицать это. А ты, балбес, собственными руками вырвал бы сердце, чтобы преподнести его Селии, пожелай она того. Что особенного ты вообще нашел в этой надменной людоедке? Возомнил, что это невероятно романтично – спасти девушку, пройти с ней рука об руку через огонь и воду, а потом взять в жены, как заслуженный боевой трофей? Ты предал Унию и ее любовь, вот что.
Такие дела, парень. Ты испортил все, что только мог. Что ты будешь делать с осознанием этого? Не пора ли и тебе поверить в Создателя, чтобы свалить все свои преступления на его неисповедимый план? Или, быть может, тебе стоит откопать побольше смайса, сожрать его столько, чтобы из ушей полезло? Ты же знаешь, как хорошо смайс убивает боль и воспоминания. А ты ведь еще даже не пытался вообразить, как жили твои мама и папа после твоего побега, и живы ли они сейчас, в эту самую минуту. Еще не успел подумать, что стало с Унией, и полюбила ли она кого-нибудь вместо тебя. И есть ли у нее и твоих родителей шанс выжить, когда черные всадники ворвутся в Бобровую Заводь?
Что будет, когда у тебя не останется отговорок, чтобы продолжать прятаться от этих мыслей? Что ты выберешь? У тебя ведь столько возможностей, мальчик. Весь мир лежит перед тобой. Отправляйся в какой-нибудь город, освобожденный от Объединенной Конфедерации, расскажи тамошним жителям, что свободой они обязаны тебе. Станешь для них героем, будешь купаться в лучах славы и почета. Ой, проблемка. Никто не поверит, что один человечек победил тысячеглавого вооруженного монстра, даже не испачкав при этом ручек. А если избавишь землю от чумы среднегорцев, то что? Кто-то скажет «спасибо» за спасение от чего-то, чего никогда не видел и о существовании чего даже не подозревал? Или кому-то взбредет в голову благодарить виновника этого торжества, из-за чьего болтливого языка к нему в дом пришли незваные гости и уничтожили всю семью? Едва ли, дружочек. Хочешь, найди Приходку и утешайся дружбой, братской любовью и булочками до конца своих дней. Или вернись в Виноградную Долину и до глаз залейся вином, чтобы пьяным утонуть в речке, не приходя в сознание. Хотя, к чему мелочиться? Приди в Иероманополь и признайся в ереси, хуле на Создателя и всех детей Его. Тогда смерть твоя будет, как праздник, – на главной площади при стечении толпы праведных горожан.
Молчишь, не отвечаешь. Что же ты снова не заведешь песню о том, что вот-вот спасешь мир от страшнейшей напасти – даже от двух сразу? Не повезло тебе, Халфмун. Обладай ты сноровкой Трехручки, был бы сейчас счастлив где угодно. Ведь умница Трехручка, в отличие от тебя, может предавать и продавать друзей и быть при этом совершенно счастливым. Ему в этой жизни не о чем жалеть, кроме как о не вовремя снятой шляпе. Да и ту оплошность зеленокожий парнишка, наверняка, давно себе простил. Но как перед собой оправдаешься ты, Халфмун?».
Полулунок отвесил самому себе звонкую затрещину, от которой на миг потемнело в глазах, и язвительный голос внутреннего собеседника умолк. Следуя совету, который ему накануне дало виденье света Унии, Халфмун отпустил все мучительные мысли. Чтобы они не вернулись, он заорал во всю глотку старую застольную песню:
Если встретишь ты бобра,
Помаши ему хвостом,
Ведь у мужика добра
Нет другого, бом-бом-бом
Рюмку опрокинь сто раз,
После выпей полный таз,
Осуши ведро потом
И плясать иди с бобром
Будь ты пьян хоть вдребодан,
Снова наполняй стакан
До койки донесет жена
Посильней бобра она
Хоть и трам-пам-пам на рожу
Бом-бом-бом одно и то же
16
За неделю громогласного выкрикивания песен Полулунок едва не сорвал голос. Рот он закрывал лишь во время сна, да прерывал песни, когда жевал вяленое мясо, полученное от щедрого Солтиса Кроста. Шагая все дальше и дальше по равнине, белизна которой слепила глаза, Халфмун хрипел:
Вылупился из яйца бобер
И взлетел на мой забор
С ним повел я разговор –
Сапог вкусней иль мухомор?
– Прекрати, пожалуйста, – произнес голос возле самого уха Полулунка, который в этот момент сверялся с путеводом. Подскочив от неожиданности и выронив путевод, Халфмун увидел в высоком сугробе нору на уровне своего лица. Из норы на него смотрела пара человеческих серо-голубых глаз.
– Вы? – только и смог выдохнуть Халфмун.
– Я, – подтвердил человек. – Заходи. Дверь с другой стороны сугроба.
Послушно обойдя сугроб, Полулунок действительно нашел дверь. За ней оказался вход в полутемную землянку, в углу которой на столе теплилась одинокая свечка. На скамье за столом сидел человек в балахоне с капюшоном, напоминающем одежду иероманопольских черногрязцев.
– Это правда вы?
– Правда, Халфмун Полулунок. Меня зовут Альбрехт Звездоврат. Присаживайся, – человек кивнул на табурет, стоящий по другую сторону стола. – Я ждал тебя.
– Но как? Откуда? – Халфмун запнулся. Усевшись, он вытаращился на Альбрехта, не в силах поверить, что перед ним тот, кого он так долго искал.
– Целый день перед окном сидел, чтобы тебя не пропустить. Не то ты бы мимо моей землянки на такой дальний север ушел, что куда ни ткни – повсюду юг будет, – Звездоврат рассмеялся. – Мне редко доводится разговаривать с людьми, поэтому прости, что я не удержался от шутки вслух. Это, знаешь ли, для меня большая роскошь – сказать что-то, и быть услышанным.
– Господин Звездоврат, скажите честно, вы волшебник? – чувствуя себе предельно глупо, спросил Полулунок.
– Да, Халфмун. Я тот самый северный волшебник, на встречу с которым ты отправился из Бобровой Заводи. Не удивляйся, мне многое известно. Я наблюдал за тобой с самого начала путешествия и искренне надеялся, что тебе удастся добраться. Честно говоря, твое увлечение смайсом заставило меня понервничать. Хорошо, что Крост вмешался.
– Если вы все видите, то вы… Создатель?
– Нет, что ты. Существует ли Создатель, неведомо даже мне. Зато в собственном существовании я более-менее уверен, – Альбрехт подмигнул Халфмуну. – За твоими приключениями я следил без всяких высших целей и оценок. Просто мне было любопытно. Ты не поверишь, как мало интересного происходит в мире. Он только кажется необъятным, а в действительности люди везде одинаковы. Только стаканы у них разные – вот и все отличие. Ты же, мальчик, меня впечатлил. Сейчас большая редкость повстречать человека, который верит в волшебников. У тебя, должно быть, много вопросов. Только, пожалуйста, не надо в четвертый раз спрашивать, волшебник ли я.
– Я хотел бы загадать желание, если можно, – опустив глаза, сказал Полулунок.
– Да-да, разумеется, – закивал Звездоврат. – Грош цена была бы мне как волшебнику, не исполняй я желания. Только можешь сначала оказать мне одну услугу?
– Обещаю сделать все, что в моих силах, – не колеблясь, ответил Халфмун.
– Будь добр, просто выслушай меня. Хоть я и волшебник, это не отменяет того, что я – скучающий болтливый старикашка, который к тому же ужасно одинок.
– Почему же вы живете в одиночестве? Разве не в вашей власти поселиться среди людей и разговаривать с ними хоть по сто раз на дню?
– Превосходный вопрос, мальчик. Мне очень приятно, что ты его задал. Как раз об этом я и хочу тебе рассказать, – Альбрехт погладил свою бороду. – Все началось много лет назад. Я тогда был обычным человеком, не более волшебным, чем бобровый хвост. У меня было все, что полагается мужчине – жена, сын, крепкий дом, достойная работа. Но однажды случилось так, что в наш городок забрел чужестранец. Он целыми днями сидел в кабаке и бутылка за бутылкой вливал в себя крепкую можжевеловую настойку. Удивительного в том было не так уж много, разве что завидное здоровье чужака и достаток у него деньжат. Однако мне с каждым днем становилось все любопытнее, что тот человек так упорно празднует или какое горе топит в стакане.
Как-то раз, взяв пару рюмок настойки, я подсел за столик незнакомца и заговорил с ним на пустяковую тему, вроде погоды и прироста поголовья бобров. Чужак разговор охотно поддержал. Мы выпили по рюмке, потом он меня угостил выпивкой, затем опять я его и так далее. Ближе к ночи, когда от выпитой настойки у меня уже двоилось в глазах, я, словно бы между прочим, поинтересовался, какими судьбами мой собутыльник оказался в наших краях. Тот ответил, что путешествует по миру. Дескать, ему нравится бывать в новых местах, знакомиться с разными людьми и все в таком духе. Хоть я ни разу не видел, чтобы он с кем-то общался, в тот момент значения этой нестыковке не придал. После мужчина обнял меня за плечи и прошептал на ухо, что сразу понял – я отличный мужик, настоящий друг и достоин того, чтобы узнать тайну.
Этот подозрительный тип нашептал мне, что он – настоящий волшебник. Несмотря на изрядное количество выпитой можжевеловки, я не поверил ему. Тут он начал сыпать теми фактами, знать которые ему никак не полагалось: назвал имена моих родителей, жены и сына, пересказал пару историй из моей жизни и даже вспомнил, откуда у меня шрам на лбу. Я всем говорил, что поранился на охоте. В действительности же мне было стыдно признать, что однажды я переусердствовал с поглощением настойки, поскользнулся в уборной и ударился головой о край нужника. Не показав волнения, я заявил, что владение информацией не доказывает причастности к магии. Тогда собутыльник, имени которого я так и не спросил, предложил в качестве доказательства с помощью своего волшебства сделать волшебником и меня. Решив, что это трюк, и чужестранец попросту дурачит меня, я согласился. Хитрый гад сказал, что нет ничего проще – мне достаточно лишь вслух произнести фразу «желаю стать волшебником». Эх, тогда у меня еще был шанс. Но, как ты догадываешься, я его безвозвратно упустил.
Едва я повторил ту фразу, незнакомец прокричал «наконец я свободен» и разразился взрывом жуткого хохота. На моих глазах он начал стареть так, как будто за секунду проходило не меньше десятка лет. Его лицо пожелтело и покрылось пятнами, глаза затуманились и стали молочно-белыми, волосы поседели и выпали, а зубы сгнили прямо в безобразно распахнутом рту. Не переставая хохотать, он стремительно сморщивался и усыхал, пока не превратился в скелет, обтянутый пергаментной кожей. После этого волшебник рассыпался, не оставив ничего, кроме одежды и пригоршни праха. А я… стал волшебником.
Поначалу все было не так уж плохо. Я быстро привык к тому, что могу мгновенно узнавать все, что только происходило или происходит на земле. Выполнять желания мне тоже понравилось. Сперва у этого таланта обнаружился лишь один недостаток – я мог воплощать чьи угодно мечты, кроме своих собственных. Но я легко справлялся с этим. Достаточно было попросить сына или жену загадать то, чего хотелось бы мне – и дело в стакане. Семья была в полном восторге от моего магического могущества. И жена, и сын в буквальном смысле получали все, о чем только могли подумать. Из родного захолустья мы переселились в лучший город земли – Экстраполис. У нас был не дом, а настоящий замок с высокими башнями, роскошным цветущим садом и озером, в котором резвились сказочные морские животные. Моя жена щеголяла в фантастических нарядах, поражая воображение горожан умопомрачительными драгоценностями, а игрушкам ребенка мог позавидовать любой взрослый.
Проблемы начались, когда моей жене стало нечего хотеть. От скуки и из хвастовства она проболтались, что ее муж волшебник. Конечно же, ей никто не верил, пока она не стала загадывать такие желания, исполнение каких всех бы поразило.
Попросила жена телегу, которая могла бы по человеческому приказу своим ходом ездить. Сделал – хорошая штука получилась, быстрая. И на рынок за покупками на ней удобно было кататься, и в гости, и вообще куда захочешь. Всем телега по нраву пришлась, все такую же для себя захотели. А мне что, жалко что ли? Стали мои самоходки по Экстраполису рассекать, детишек в школу развозить, стариков катать, тяжести с места на место транспортировать – ничего ж плохого, сплошная польза. Правда, многовато таких тележек я сотворил. Заполнили они собой улицы настолько, что до того же рынка было бы пешком быстрее дойти, чем в очереди из самоходок стоять. Но горожане предпочитали, сидя в телеге больше времени потрать на ожидание, чем ноги напрягать.
Однажды жена пожаловалась мне, что ей скучно – все ее товарки так подолгу в дорожных очередях на телегах торчат, что потом времени у них только на работу и детей хватает. Чтобы подруги супруги моги с ней вдоволь общаться, попросила она облегчить женский труд в Экстраполисе. Захотела, чтобы у швей были приспособы, которые бы сами шили да вышивали, чтобы у доярок штуковины появились, самостоятельно с коров молоко собирающие, у поварих – печи самоготовящие, и так далее в том же духе. Опять же я вреда никакого не усмотрел, выполнил ее желание весьма успешно – все женщины довольны остались.
В следующий раз супруга сообщила мне, что среди мужчин Экстраполиса нарастает недовольство. Дескать, жены их бездельничают, а им работать приходится, хоть на телегах в дорожных заторах они не меньше женщин времени проводят. Попросила жена, чтобы я и мужчинам помог, пока они ее подруг колотить не начали. Желание показалось мне вполне разумным. Сделал я приспособления на любой вкус – кузнец самокующий появился, пахарь самопашущий, сеятель самосеющий, строитель самостроящий и много еще чего такого. Особенно удался самолечащий лекарь. В отличие о лекаря-человека, он легко расправлялся с любой хворью, кого хочешь мог на ноги поставить, лишь бы того к нему живым доставили. Как все это работало, я понятия не имел. Суть волшебства даже для волшебника, что темный лес. Но это меня не беспокоило. Работают приспососбления, пользу приносят, все счастливы – вот и ладно.
Как-то раз моя жена забеспокоилась, что ей с подругами больше говорить не о чем. Раньше они обсуждали, у кого что новенькое на работе происходит, да какие вещи с их мужьями приключаются, а досужим сплетням отводилось не больше получаса. Теперь же женщины дискутировали исключительно по поводу друг друга и знакомых мужчин, причем ход этих дискуссий моей жене решительно не нравился. Она говорила, что ей противно час за часом выслушивать, как потолстела эта, как ужасно одевается та, да какой красавчик вон тот, хоть и женат. Захотелось моей жене, чтобы в Экстраполисе случалось что-нибудь этакое, что потом можно было бы с интересом и остроумием обсуждать. По ее желанию я устроил в городе специальные залы со сценами, на которых волшебные подвижные картинки каждый день устраивали представления – изображали в действиях всевозможные сказки и притчи, танцевали, играли на музыкальных инструментах и пели.
Экстраполис стал городом непрекращающегося веселья и постоянного праздника. Но реализуя малопонятные для меня самого вещи, я невольно изменил жизнь горожан настолько, что это обернулось настоящей катастрофой. Так, выполнив желание, чтобы в районе Экстраполиса всегда была хорошая погода, я воплотил огромное послушное приспособление. Оно улавливало настроение горожан и делало климат таким, какой им хотелся. Приспособление могло повышать или понижать температуру, разгонять тучи, менять направление ветра, уровень влажности и так далее. Но случилось так, что в то время как одному жителю хотелось понежиться на солнышке, другой страдал от жары и мечтал о пушистом снеге, а у третьего засыхал сад, и он отчаянно призывал ливень. Личные погодные предпочтения оказались не у трех человек, а у всего многотысячного населения Экстраполиса. Стремясь выполнить свое предназначение и угодить всем, приспособление попыталось сделать снежно-солнечно-дождливую жарко-прохладную сухо-влажную погоду. Задача оказалась невыполнимой, и приспособление взорвалось, выпустив при этом из своих внутренностей гигантское смертоносное облако. Многие погибли, но большинство горожан спаслось, потому что я успел выполнить желание своего сына – защитить Экстраполис от надвигающегося облака.
После этого происшествия я всерьез задумался, почему тот волшебник так радовался собственной смерти, и о какой свободе он кричал. Тут же мне открылось, что из-за магического вмешательство моего предшественника в людские дела и выполнения им цепочки вроде бы не связанных между собой желаний полностью вымерло семь видов животных, случилось две кровопролитные войны, а один город со всеми жителями ушел под воду.
Выходило, что дар волшебства без способности видеть будущее опаснее своры бешеных бобров-людоедов. Я с семьей вернулся в родной городок и старался быть аккуратным, как мог. Благодаря этому крупных бед я больше не натворил, но долго утаивать волшебные возможности мне не удалось. Чувствуя вину, я искренне пытался помогать соседям, делать их жизнь счастливее и лучше. Однако многим людям желания, выполненные мною, пошли отнюдь не на пользу. Так, одна девочка, мечтавшая о собственной лошади, во время первой же поездки упала с нее и сломала руку, ногу и четыре ребра.
Время шло. У моего сына появились свои дети, а я на вид ничуть не состарился с того дня, как стал волшебником. Год за годом накапливалось количество зла, которое дурная магия невольно выпускала в этот мир. Когда моя жена умерла от старости, я принял решение покинуть людей, стать отшельником, забраться в такую неприветливую глушь, где меня никто не смог бы найти, не помоги я ему в этом. Перед тем как уйти, я попросил сына загадать два желания: чтобы все, кроме родни, забыли о моем существовании, и чтобы я впредь мог выполнять не больше одного желания на брата – совсем лишаться магических сил не хотелось, но обезопасить их я счел нелишним. Так и случилось – я здесь, а единственный ориентир, который вел сюда – Северная звезда, навсегда исчезла с неба. Теперь ни в родной Бобровой Заводи, ни в Экстраполисе или другом городе не осталось памяти об Альбрехте Звездоврате.
– Так мы, стало быть, земляки? – удивился Халфмун, и тут же просиял от догадки. – Конечно! О вас мне рассказал старейшина Агриппа Звездоврат. Он ведь ваш сын, потому и знал о вашем существовании. Правильно?
– Почти что угадал, – улыбнулся Альбрехт. – Одно маленькое уточнение – Агриппа мой правнук.
– Чудеса, – Полулунок присвистнул. – Это с вашей помощью он стал главой старейшин Бобровой Заводи?
– Нет, Агриппа всего добился своими мозгами и трудом. Мы с ним встречались единственный раз в жизни. Когда он едва научился ходить и говорить, его отец – мой внук, привозил малыша и свою жену сюда ко мне в гости. Вот с той-то поры я с людьми и не разговаривал… Что ж, не стану больше утомлять тебя своей болтовней. Давай перейдем к твоему желанию. Уверен, что ты сумеешь сделать правильный выбор.
– Я желаю, чтобы владыка Закхард и его воины-среднегорцы…
– Не торопись, – волшебник Звездоврат приложил палец к губам. – Как только произнесешь свое желание, его будет не изменить. А ту фразу, которую ты сейчас почти что произнес, явно не стоит оканчивать.
– Почему? Вы же сами все знаете. Среднегорцев необходимо остановить, пока не стало слишком поздно!
– Я так говорю именно потому, что знаю больше твоего. Собираясь в поход, владыка Закхард призвал племена среднегорцев с западного и восточного склона гор. Владыки тех племен охотно откликнулись на его предложение объединиться и истребить Конфедерацию, сравнять с землей Иероманополь, уничтожить Виноградную Долину, Приходку, Красвиль, Виргиню и все остальные оплоты силы, ложной веры и презренного ничтожества. Впервые за много лет три лагеря среднегорцев сошлись вместе и принесли торжественную клятву всем силам и стихиям, в которые они верили. Однако вслед за этим среди владык встал вопрос, какое из племен возглавит славный боевой поход. Надо сказать, что Закхард крайне удивился возникновению такой проблемы, так как искренне считал себя и свое племя передовым хотя бы по той причине, что именно он заполучил ценную информацию о славном противнике и бросил клич. Другие два владыки признали заслуги Закхарда, но не посчитали их достойным основанием для того, чтобы их воины плелись в хвосте походной колоны. В результате, для разрешения спора был организован бой между тремя владыками. Удача и тут не отвернулась от Закхарда – ему удалось изрубить в капусту обоих соперников. Но среднегорцы восточного и западного племен остались недовольны исходом схватки. От вызывающих криков и оскорблений дело быстро перешло к массовой драке. По причине того, что кулаки среднегорцы считают оружием мужиков, а не воинов, в ход сразу же пошли мечи и копья. Вот, в общем, и вся история. Под возгласы «во славу Стали и Смерти» среднегорцы перестали существовать как племя или сколько-нибудь значимая сила. Пара десятков раненых бойцов еще живы, но едва ли тебе стоит тратить свое желание, чтобы расправиться с ними.
– Тогда я желаю, чтобы президент Объединенной Конфедерации Роррий Роршахрад…
– Постой, мальчик, – перебил Халфмуна Альбрехт Звездоврат. – Это тоже не очень хорошая идея. Против Роррия Роршахрада созрел заговор, что совсем не удивительно – умалишенных тиранов мало кто любит. Роррий же умудрился набить оскомину даже у своих ближайших сподвижников. Если Роршахраду казалось, что кто-то без подобающего преклонения целует ботинок – да, такой ритуал приветствия себя самого он ввел для всех без исключения министров – или просто смотрит на него без очевидного восхищения, он приходил в ярость. Мнимые обидчики вместе со своими семьями толпами отправлялись в тюрьму на вечное поселение. Поднять знамя свободы и свергнуть Роррия решил вице-президента Объединенной Конфедерации Уррор Рирдрурхт, который чувствовал, что еще немного, и он сам из-за какой-нибудь нелепости окажется за решеткой. Под руководством Уррора свершился военный переворот, и Роршахраду пришлось срочно уносить ноги и искать убежище подальше от столицы Объединенной Конфедерации.
– Значит, мир спасен? – спросил Халфмун.
– Ты хочешь знать, стала ли под руководством Рирдрурхта Объединенная Конфедерация более дружелюбной? Едва ли. У нового президента тоже немало умственных и физических недостатков. К примеру, теперь в тюрьму могут бросить за произнесение такой буквы, как «ж» – Уррор сильно шепелявит. Еще его указом запрещено носить одежду и вообще какие либо вещи, в названии которых присутствуют эти буквы. Правда, некоторые умники умеют выкрутиться. Так, один из граждан, арестованных за ношение жилета, получил свободу, доказав инспектору, что на нем не жилет, а типичная безрукавка. Ухудшение ситуации коснулось и дел с присоединением к Конфедерации новых территорий. Уррору Рирдрурхту при его карликовом росте и гигантском стакане всегда всего мало. Он издал указ, согласно которому Конфедерация должна ежемесячно прибавлять к себе не менее одного населенного пункта с населением от ста и более человек. К тому же Рирдрурхт разрешил убивать на месте без суда и следствия всех, кто плохо отзывается об Объединенной Конфедерации и лично о нем. При этом понятие «плохо» в указе не раскрывается. Поэтому остаться без головы можно даже за фразу «да это ведь Объединенная Конфедерация», если слова «да», «это» или «ведь» были произнесены недостаточно хорошо.
